Текст книги "Лето жизни (СИ)"

Автор книги: Ирина Седова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 18 страниц)

   Алек в растерянности отступил. Вернувшись домой, он пересчитал финансы. С таким количеством монет ухаживать за женским полом он не привык. Устроиться на работу? Можно, конечно, но потом. А пока... Пока можно было попытаться пошарить в Зеленой Долине, в заброшенных городах. Не может быть, чтобы там не нашлось чего-нибудь мало-мальски ценного, что можно было бы продать.

   О том, что изобретенный им способ добычи денег именуется мародерством и весьма осуждается в цивилизованных мирах, Алек даже не подозревал. Ничего плохого в своей экспедиции он не видел. В самом деле, дома были не только брошены, но и полуразрушены, жители их хотя и существовали, но пребывали в таком состоянии, что вообще ни в чем не нуждались и даже ничего не хотели. К тому времени, когда общество придумает способ вернуть им человеческий облик, вещи их давным-давно испортятся или даже исчезнут с лица земли. Почему же Алеку было не обернуть ситуацию себе на пользу? И как всякий человек действия, он захотел немедленно осуществить идею.

   К сожалению, немедленно не получалось. Двигатель его ракетки совсем разболтался, рискованно было пересекать границу опасного места в ненадежном транспортном средстве. Если ракетка откажет за барьером, неоткуда будет взяться другому аппарату. Да и без барьера мало приятного было нарезать пешедралом километры до ближайшего населенного пункта со слезным «Помогите!».

   Алек обратился в ремонтную мастерскую.

   – Срочно никак нельзя, – сказал мастер. – Занят.

   – А что же можно?

   – Взять крылья напрокат.

   Алек подумал и согласился. Однако не предусмотрел он всех коварств злодейки-судьбы. Подумал он плохо. Мало того, что ракетка, на которой он полетел за барьер, оказалась воображенной, и стоило ему очутиться в пределах влияния «зеленых», как от взятого напрокат летательного аппарата ничего не осталось. Но превращение произошло и с Алеком.

   К добру это случилось или к худу – сказать было трудно. По крайней мере, Алек не осознал в миг катастрофы всей глубины постигшего его несчастья, и клубок спутанных безмозглых тел вместо корпуса, сидений и пульта управления не заставил его содрогнуться от ужаса. Он не впал в панику от сознания непоправимости случившегося, потому что надолго потерял способность что-либо четко воспринимать. О произошедшем он догадался только потом, когда они с Доди разыскали логово, где вместе провели зиму. В самом деле, если бы превращение коснулось его одного, рядышком в лесочке валялись бы либо ракетка, либо ее обломки. Но ничего такого там не валялось, отсюда был и вывод.

   Память Алека смутно сохранила оцепенение, которое все сильнее распространялось по его телу, пока он не вполз в какую-то нору под корнями большого дерева. Непонятное маленькое «это», не давшее ему сразу же уснуть, он тоже припоминал, хотя и еще более смутно.

   Почему-то с «этим» спать было приятнее, и он перележал в логове, хотя давно было пора выползать навстречу теплу и свету. А когда он все же вылез, то неуютное ощущение потери овладело его существом. И когда маленькое «это» выползло вслед за ним и двинулось прочь от норы, сила, которой невозможно было противиться, повлекла его следом.

   Все же пока рецепторы существа, в которое превратился Алек, ощущали достаточно световых фотонов, что-то удерживало его от прикосновения к маленькому «этому», пока оно двигалось. Зато когда свет угасал, и объект притяжения замирал, приятно было снова вытягиваться с ним рядом.

   Пробуждалось маленькое «это» тогда, когда свет и тепло от света поднимало их обоих, чтобы подставить струящейся сверху энергии наибольшую площадь поверхности их тел. Каждый из двух делал это по-разному. Маленькое «это», вместо того, чтобы шевелиться или неторопливо кружиться на одном месте, начинало куда-то перемещаться, снова к себе притягивая.

   Так Алек грезил, пока не очнулся. Пробуждение явилось для него шоком. Только что он летел в ракетке, миновал барьер, пошел на снижение и вдруг – стоит. Ракетки нет, вместо холода тепло, а на руках – спящий ребенок. Хорошо хоть мальца он сразу узнал, а то бы совсем швах. Додька, Инкин найденыш! Но где, собственно говоря, они оба находятся? Как здесь очутились?

   Думая, что Инка где-то неподалеку, Алек сначала решил подождать ее появления. Затем он догадался покричать. Но ни на крик, ни на ожидание никто не явился. И мальчик даже не вздрогнул, когда Алек положил его на землю. Он продолжал спать даже под аккомпанемент его криков, и все так же почти не дышал, а затем тихо застонал, когда Алек снова взял его на руки. Только тут до Алека дошло, насколько малыш худ и изможден. Похоже было, что он заблудился и непонятно как, но Алек на него наткнулся. Так куда же они шли?

   Хорошо подумав, Алек в конце-концов решил, что сам того не подозревая, он двигался туда, куда хотел попасть, то есть к Долинному. Правда, оставалось непонятным насчет погоды: разрази его гром, но очень было похоже, что вокруг не осень, а весна. Решив не сушить себе голову над неразрешимыми проблемами, он сориентировался по солнцу, спустился к реке, посмотрел, куда она течет, и пошел вниз по течению. Через день он наткнулся на три теплицы и ветряк с палаткой. А дальше все было просто.

   Поговорив с мальчиком, Алек понял то, что с ними обоими случилось. Конечно же, радости в ситуации было мало, но по крайней мере хорошо было узнать, что ты не помешался и что твое помрачение рассудка имеет логичное и естественное объяснение. Да и мальчик, доставшийся ему в наследство то ли от Эльмара, то ли еще от кого, оказался что надо. Он не хныкал, не висел на руках и ногах пудовой гирей, а, наоборот, старался поддерживать своего товарища по несчастью.

   Это его-то, Алека! Смех, да и только! Помощничек! «Однако не удивительно, что пацаненок приглянулся Инке.»

   Подумав так в первый раз, Алек вовсе не вознамерился переманить найденыша себе. Но узнав, что Инка скрылась, не оставив адреса, он обрадовался. За лето он привязался к малышу. Дом, который ждал возвращения Алека в цивилизованном мире, был слишком пуст и велик для одного человека. И Алек искренне обрадовался шансу удержать за собой хоть одно живое существо, которому он был искренне и бескорыстно нужен.

   «Он спас меня, неужели в этом дело? – размышлял Алек по дороге в Открытый. – Чувство долга, что ли? Нет, не то, ведь и я спас его...»

   Алек не подозревал, что ощущение, которое он испытывает к мальчугану, называется любовью. Потому что под любовью Алек всю свою биографию подразумевал нечто совсем иное. Например, влечение к Сане – ух, как это было забористо и, главное, понятно! К мальчику он в себе никаких таких поползновений не находил, и после того, как снова стал человеком, держал себя с ним так, как и полагалось сильному, настоящему мужчине вести себя по отношению к ребенку.

   «Он очень забавный,» – решил Алек, наконец, для себя проблему и больше о том не думал.

   Но, наверное, какие-то тайные пружины руководили его действиями. Первым делом по возвращении домой он повел Додьку не куда-нибудь, а в мансарду, показать картину. И вот тут-то он постиг, что не случайно приобрел именно этот, а не какой-то другой дом, и что руководил им, по-видимому, перст судьбы.

   – Мама! – закричал мальчуган, бросаясь к портрету.

   Точно! Спустя пяток минут у Алека в голове прояснилось, откуда он знает шагнувшее им навстречу гостеприимное изображение. Смахнув с картины пыль, он ахнул: Инка! Только лет на десять моложе...

   – Мама! – заплакал Доди, обнимая раму.

   – Ну-ну! – растерялся Алек. – Вот уж не ожидал! Послушай, это только картина. Если она тебе не нравится, мы ее выбросим.

   – Не надо выбрасывать! – проговорил малыш, всхлипывая. – Пусть она будет в моей комнате, хорошо?

   – Хорошо, если ты не будешь рюмсать. Я снесу ее вниз, а ты поищи чего-нибудь еще.

   Так и сделали. В одном из ящиков комода они обнаружили несколько наборов разных красок, кисти, картон и пачку бумаг, среди которых – стопку открыток. Открытки были прошлым дома, но если лицевые их стороны отражали лишь эстетику давно минувшего и уже невозвратимого бытия, то из надписей на стороне оборотной можно было извлечь и само это быте.

   «Дорогой Эльмар, – было написано на одной карточке. – Приглашаем тебя на нашу свадьбу, которая состоится в следующую среду, в 12 часов в нашем доме, в Солнечном. Твои преданные друзья Мартин и Нина Фот.»

   – Я готов поверить в привидения, – пробормотал Алек. – Мистика какая-то! Хоть бы фотографию этого самого Эльмара найти, что ли?

   Но фотографий не было. Собственно, и мистики тоже. Хозяин дома, по всему, был художником. Дом был куплен из-за портрета, портрет изображал женщину, которую Эльмар очень любил. Тот Эльмар, которого знавал Алек, тоже отлично рисовал. Отсюда два вывода: во-первых, на портрете изображена вовсе не Инка, а во-вторых...

   Поняв, какую шутку сыграло с ним сходство двух женщин, Алек воспрянул духом.

   – Здесь жил Эльмар, – сказал он мальчику. – А портрет Рябинкин. Слышал о ней?

   – Это портрет моей мамы! – упрямо возразил малыш. – А дом – папин!

   – Очень приятно, – сказал Алек. – А кто же тогда здесь я?

   Малыш задумался:

   – Наверное, ты мой старший брат, – наконец, решил он.

 

 

Смирение Рябинки

   Купленный Рябинкой домишко стоял в самом дальнем конце поселка, и это устраивало ее лучше не надо. Чем меньше вокруг нее вертелось любопытных глаз, тем для нее было проще. Следовало утереть нахалу нос, чтобы не чванился достатком. Подумаешь, мужик!

   «Я тебе покажу служанку!» – мстительно думала Рябинка.

   Изобразив деловую поездку, она вернулась на грузовике, доверху набитом блоками пеностала – материала, широко применяемого для строительства на Лиске. Пеностал вряд ли был известен на Новой Земле, но Рябинке нынче было на это глубоко наплевать. Не знают – пусть познакомятся.

   Затем она пригнала экскаватор для рытья котлована под дом и наняла бригаду из трех человек. К концу месяца рядом со старой развалюхой высился новенький одноэтажный коттеджик. Неважно, что это была лишь оболочка дома, лиха беда начало.

   Когда рабочие смонтировали систему отопления и прочие службы, на возведение которых Рябинкиных слабых силенок явно бы не хватило, она велела разобрать старую развалюху и сложить на ее месте погреб с несколькими сараями. Бревна на всякий случай Рябинка пропитала консервирующим составом, и теперь они должны были простоять лет сто, не меньше. Сараи были Рябинке не нужны, но ведь надо же было привести в порядок территорию?

   Точно так же из любви к порядку она наняла трактор для вспашки огорода и «засадила» его привычными для себя растениями. Чтобы соседи не видели, каким способом она «сажает», пришлось сначала починить забор и совершать огородные дела по ночам, заранее разработав план. Расчистку сада пришлось отложить на потом, после благоустройства «гнездышка», как Рябинка именовала свои хоромы.

   Расплатившись с бригадой и отпустив ее, Рябинка принялась творить. Одну из комнат она преобразовала в точное подобие своей квартиры на Лиске: тесно, уютно, только скафандров не хватало да кухоньки. Но для кухни Рябинка отвела место на противоположной стороне домика, назначив для этой цели количество метража в два раза большее. Кухня у нее служила еще и столовой, поэтому интерьер для нее Рябинка назначила особый.

   Веранду, две стены которой, забранные стеклом из Лисканских оранжерей, выходили во двор, она оформила в стиле бабушкиного дома: дерево, покрытое лаком. Стеклянные секции были раздвижными.

   Остальные помещения были меблированы вполне современно и даже роскошно. Все самое комфортное, красивое постепенно перенесла Рябинка в оборудование кухни, гостиной и подсобных помещений.

   Но как же работа? Неужели Рябинка лишь назло своему неудачливому супругу упомянула о том, что может подыскать себе место, где будет получать за свой труд зарплату, а не очередную порцию хамства? Конечно же, нет! И с этой проблемой Рябинка благополучно справилась. Она походила, похлопотала, побеседовала кое с кем, и ее взяли восстановителем вырубленных делянок. Лучшего для Рябинки и пожелать было нельзя. Она вновь расцвела, похорошела и снова стала ловить на себе мужские взгляды.

   – Вот так-то! – сказала она однажды своему отражению в зеркале.

   Это означало: «Пусть этот тип не думает, что взял в жены кусок тряпья, о который можно вытирать ноги.»

   К концу лета Рябинка вдруг обнаружила, что все-таки успела забеременеть и забракованный супруг снова завертелся вокруг нее. А она давным-давно уже жила себе не скучала.

   – Наш брак недействителен, – объявила она. – Мой прежний муж оказался жив, а развод с ним я не брала. Так что можешь считать себя свободным.

   И как ни пытался тот ее умаслить, все было напрасно. Неприязнь, возникшая к нему у Рябинки за неделю совместной жизни, никуда у нее не делась, а принуждать себя к сожительству с неприятным человеком... Зачем?

   Тот факт, что они с Эльмаром не были разведены, оказался очень кстати. Иметь в обороте живого, но вечно отсутствующего мужа было так удобно, что если бы его не было, то стоило бы даже изобрести.

   Следующую попытку помириться экс-муж сделал, когда ребенок родился. У мальчика были голубые глаза, и Рябинка дала ему имя Василек, для окружающих – Васил. Она вернулась домой из роддома и даже не успела привести себя в порядок, как явился его папаша.

   – Я пришел взглянуть на сына, – сказал экс-супруг. – Не станешь же ты меня уверять, что я ему никто. Я отец, как-никак.

   – Отец? – деланно изумилась Рябинка. – Отцы не приходят к детям с пустыми руками.

   – Всему свой срок, придет время и для подарков, – важно сказал мужчина, думая, что попал на верную стезю разговора.

   – Вот как? А сейчас, по-твоему, ему ничего не нужно? Ни пеленок, ни распашонок – ничего? И кушать он ничего не кушает, кроме родной мамы. Да? Эх ты! Корову и ту кормят, чтобы давала молоко!

   – Возвращайся ко мне – и все будет. Небось, не чужие мы теперь.

   – Теперь – чужие, – отрезала Рябинка. – Мне лично от тебя ничего не надо, обойдусь. А подрастет дите – сам шевели мозгами, если захочешь, чтобы он признавал тебя за отца.

   – Значит, не помиришься?

   – Нет. Ищи себе другую служанку.

   Рябинка великолепно знала, что делает, столь решительно обрезая концы. Обладая способностью создавать все из ничего, она во многом, во многом не нуждалась. Пеленки-распашенки были лишь отговоркой, их вполне могли заменить и заменяли подгузники и прочее одноразовое белье. Использованное тряпье можно было бросать в специальный бак и по темноте время от времени вместе с баком вывозить за пределы поселка, чтобы затем, приделав к баку причиндалы мини-ракетки, отправлять его наверх, для ликвидации.

   Эти новые взаимоотношения с миром вещей настолько облегчили Рябинкину жизнь, что она даже отпуска по уходу за ребенком не брала. Зачем? – пищу она тоже готовила подобным образом, а приучить ребенка по ночам спать ей удалось с первых же дней по возвращению из роддома. Утром она привязывала его к себе на грудь и отправлялась в лесничество, где в питомнике зеленели сеянцы-саженцы, тоже ее дети. Пока она производила необходимые работы, ребенок играл рядышком в манежике либо опять же спал. Иногда Рябинка бродила по окрестным угодьям, тогда ребенка она, конечно же, брала с собой. Иной поклажи кроме него ей было не нужно.

   Еще в первое лето она разместила на одном из водоемов тростник, рогоз, а на соседнем – суссак с белой кувшинкой и водяной орех. Надо было взглянуть, как они прижились, и подсадить пару-тройку пород рыб. Кроме того, она присмотрела за дальними перелесками низину, подходящую для сфагнумового болотца. Клюкву она отложила до следующего сезона.

   Были у нее и иные запланированные деяния. Климат местности, где располагался поселок, весьма подходил для процветания многих и многих лесных ягод. Выбрав делянки подальше от людского жилья, Рябинка раскидала участки с черничником и брусникой. Одну вырубку она заселила лимонником и снытью, а на нескольких полянах «разбросала» лесную землянику – мелкую, зато живучую.

   Но основная Рябинкина работа была, конечно, на участке с питомником. Положив ребенка в манежик, Рябинка принималась за прополку, полив, прореживание. Одни культуры требовали притенения, другие нуждались в немедленной подкормке или рыхлении. Ей удалось расширить участок, распахав несколько соток, и подготовить почву для посева еще кое-каких лесных нужностей.

   У нее уже был молодняк кедров, черемухи, боярышника, лещины, липы, но ей захотелось ввести в местную флору ругозу, дикую грушу и актинидию. Обнаружить себя она не боялась. Наоборот, скандал вокруг новых растений, не предусмотренных всевидящим Советом, ее бы только порадовал.

   «Что вы мне можете сделать? – думала она, мысленно представляя себе встречу с представителем здешнего синедриона. – Отправите меня в сумасшедший дом? Или не выпустите с территории вашей планеты? Очень я испугалась, как же!»

   Но скандала на вышло. Никому не было дела до того, чего она разводит на своих делянках. Да и в самом деле, кто кроме специалистов мог знать, какие растения существуют на Новой Земле, а какие нет? К тому же однолетки многих деревьев и кустарников не похожи на взрослые растения. Так что даже вопросов особых не было. Кедры так кедры, лишь бы росли.

   Так и повела ее жизнь помаленьку. Планета совершила один оборот вокруг своего светила, другой, третий. Рябинка попросила помощников, и ей дали. Прошел еще год – дали еще. Постепенно аппетиты ее росли, и она «обнаглела» до того, то запросила крупногабаритную технику. Получив заказанное, она пошла в школу и предложила организовать пришкольное лесничество, назвав его «Юные спасатели леса».

   К ее удивлению, и эта ее затея увенчалась успехом. С помощью столь ощутимой прибавки рабочей силы, как местная детвора, Рябинка очистила все окрестные леса и вырубки от куч брошенных веток и рассадила первую партию подросшего посадочного материала. Она договорилась также с учителем труда насчет того, чтобы пустить в дело вывезенную из леса бросовую древесину. В самом деле, почему бы было не приохотить детишек к полезному в хозяйстве творчеству: изготовлению корзиночек, табуреток или даже просто штакетника для забора?

   Учитель оказался с понятием, и директор тоже идею одобрил. Оставшиеся неиспользованными отходы и не пригодную в дело лесную мелочь Рябинка пропускала через измельчитель и запахивала в землю на пустырях, занимавших обширные пространства южнее и севернее лесных границ вокруг поселка. Собственно говоря, и питомник-то она организовала ради облеснения этих пустырей, так что сталкиваться лбами было не с кем.

   И дело продвигалось помаленьку. Ягодники подросли и начали полегоньку давать плоды, территорию их Рябинка своевременно расширяла. Скоро она даже поселила в березняке колонию съедобных грибов. Но решилась на такой экстремальный поступок она не сразу, помог случай.

   Во время каникул большинство школьников работало в лесхозе. Подзаработать самостоятельно хоть несколько монет всегда приятно юному поколению. Лета и Гари, оба младших члена несостоявшейся Рябинкиной семьи, не были исключением и тоже крутились возле своей бывшей мачехи. Увидев их впервые, она сделала вид, что не находит ничего необычного в их появлении. Да, собственно, так оно и было.

   Очень часто к вечеру, когда возникал перерыв в работе, небольшая компания собиралась возле костра. Кто-то приносил гитару или кристаллофон. Запись, прозвучавшая однажды во время такого сидения, заставила Рябинку заговорить о том, о чем она всегда предпочитала молчать.

   «Е, лали ран, кабго мудже, чоле да...», – отзвучала последняя мелодия.

   – Мы тоже такое пели, – вздохнула Рябинка.

   – Неправда! – возразил Гари. – Этого не может быть!

   – Отчего же «не может»? Только у нас слова были другие.

   И она спела:

   Видишь, пенится настой, манит

   Он прохладен, душист.

   Сладок он и сердце пламенит,

   Словно яхонт искрист.

   Пламя и лед, и нектар он вобрал.

   И не прячь бокал, не отставляй,

   Завтра будешь жалеть.

   Первых радостей не отдавай -

   Пеплом сердце не греть...

   – Вы не могли их петь! – снова возразил Гари. – Тут написано: «Песни Тьеры»!

   И он показал на футляр от кристалла.

   – Я тоже слышала, что эти записи привез Эльмар, когда побывал на Лиске, – сказал кто-то.

   – Можно подумать, до вашего Эльмара никто не прилетал сюда из Большого Космоса, – фыркнула Рябинка. – Если я утверждаю, что мы их пели, значит, это так и есть.

   – О! – сказала Лета многозначительно. – Если вы пели, тогда должны знать, что такое «яхонт».

   – То же, что и рубин.

   – А лал?

   – Другой драгоценный камень, тоже красного цвета.

   – Вот бы взглянуть, – мечтательно произнесла одна девочка.

   Рябинка пожала плечами и вынула из кармана горсть сверкающих камушков. Рядом с костром они показались горящими угольками, упавшими на ладонь.

   – Это яхонты, – пояснила Рябинка, – они же рубины. А лал я никогда не видела.

   – Ух ты! – не сдержал восклицания Гари. – Разрешается потрогать?

   – Берите, дарю, – равнодушно сказала Рябинка. – Я могу достать их сколько угодно.

   Вот после этого-то случая под ее опытным оком и выросли в березняке грибочки, а осенью на пеньках появились опята. В тот год Рябинка их еще не собирала.

   «Пусть созреют и дадут споры,» – подумала она.

   Кроме того, она снова решилась сойтись с мужчиной, и снова забеременела. Она хотела иметь девочку и давно махнула рукой на людские пересуды. А пересуды эти потихоньку – помаленьку распространялись от нее, как круги от брошенного в воду камня.

   Молодежь по своей природе любознательна. Лета к тому же поступила в лесной институт и скоро должна была его закончить. Естественно, она не могла не заметить, что в лесничестве возле их поселка много растений, отсутстввовавших в каталогах. Тем более что первая ее летняя практика проходила именно там.

   – Что это? А это? – интересовалась она, рассматривая сеянцы в питомнике.

   – Это будут рябинки, – показала однажды наша героиня на рядок прутиков.

   – Рябинки? – изумилась Лета. – Разве существует дерево под таким названием? Я всегда думала, что это имя!

   – Конечно, существует, – невозмутимо пожала плечами носительница данного имени. – Оно очень красивое, можешь мне поверить.

   – Я верю, – задумавшись, сказала Лета и о чем-то зашушукалась с подружками.

   Садик Рябинки, больше похожий на травяные заросли, тоже заставлял людей шептаться за ее спиной. Чего там только не росло! И в каком же беспорядке содержалось! Нет, никак не походила владелица сада на рачительную хозяйку!

   Кроме того, никому не было понятно, чем она живет. В магазин Рябинка почти не ходила, все куда-то ездила, целыми днями шаталась по лесам. И в довершение ко всему она в одиночку растила без мужика двоих детей. Это было странно.

   Впрочем, с отцом своего второго ребенка Рябинка все же общалась. Она милостиво привечала его в своих апартаментах раз или два в неделю, и это снова вызывало пересуды. А рассказы ее ухажера об убранстве комнат коттеджика просто шокировали публику.

   Но людская молва Рябинку не трогала. Она существовала в собственном замкнутом мирке и принимала многозначительные взгляды в свою сторону как нечто должное. Она совершенно смирилась с потерей старшего сына и сумела-таки вжиться в новый способ существования. Конечно же, Эльмар оказался абсолютно прав: леса и дубравы можно было выращивать и здесь. Зачем же было куда-то рваться? В какие-то заоблачные выси?

   Только сердце порой щемило, вспоминая о былом, но кто его спрашивает, сердца-то?

 

Инкино счастье

   Занимая Рябинкино место на Лиске, Инка должна была чувствовать себя безумно счастливой. Подумать только, у нее впервые за долгие годы было все, о чем она мечтала. Да что «она»! У нее было то, о чем мечтает любая женщина во Вселенной: муж, ребенок, полная обеспеченность. Притом не просто муж, а обожаемый, не просто ребенок, а долгожданный, и не просто обеспеченность, а количество кредиток, позволявшее не думать о стоимости того, что она приобретает либо желает приобрести. Богатство, причем свалившееся на нее без всяких с ее стороны на то усилий. А еще, сверх того – работа, вымечтанная, успешная и не обременительная. Казалось бы, чего лучше? Увы, если бы кто теперь спросил Инку, счастлива ли она, Инка бы лишь горько улыбнулась. Счастье ее оказалось замком, построенным из песка.

   Создавая Инку, Эльмар воплотил в ней все свои неправильные представления об инопланетянах. Он не был в том виноват: общение его с Рябинкой было слишком мимолетным, чтобы он мог узнать, какой она была на самом деле. Предрассудки и иллюзии закрывали его глаза надежней любых шор.

   Так, Эльмар был уверен, что Рябинка как представитель космической цивилизации, была подкована в технике лучше любого инженера, – отсюда, в технике Инка разбиралась его не меньше. Он думал, что у нее прекрасная память – Инка никогда ничего не забывала, цифр не путала и в документации ошибок не делала.

   Эльмар считал Рябинку способной вникнуть в любую проблему – Инка могла разобраться в чем угодно, было бы желание. С момента своего появления на свет она знала все, о чем имел сведения ее создатель, и очень скоро узнала еще больше. Ну а чего ей не было известно, тому она могла научиться быстро и без проблем.

   Память ее, не загруженная детскими и юношескими воспоминаниями, имела громадные резервы, то же самое касалось двигательных навыков. Инка была исполнительна, трудолюбива, корректна в обращении, целеустремленна и рассудительна, – словом, нечто вроде идеального человека из идеального будущего. Сверх того она была безупречно красива – ну как в такую было не влюбиться?

   А между тем, поклонников у Инки никогда не было. Если, конечно, не брать в расчет Тода. В идеальной Инке отсутствовало самое главное – человеческое тепло. Ее присутствие никого не грело.

   Почему Эльмар представлял себе космонавток хладнокровными, расчетливыми, бессердечными и бесстрастными созданиями, не способными увлекаться никем и ничем – осталось навсегда загадкой. Но Инку он создал именно такой. При всей ее любви к Рою она постоянно держала между собой и ним эмоциональную дистанцию. Нечто внутри нее все время помнило, что не ее он любит, а другую, что он краденый и раскрываться передним нельзя. И Инка старательно таилась, демонстрируя не свои истинные чувства, а те, которые, по ее мнению, должна была бы испытывать на ее месте Рябинка.

   Инка и не подозревала, что Рябинка, воспитанная на приволье и с детства не ущемляемая ни в чем, вела себя с окружающим миром свободно и искренне. Притворства не было в ее натуре, фальшь ей претила. Именно этим объяснялась притягательность ее для тех немногих мужчин, которых она допускала к своему сердцу. Сближаясь с ней, мужчина переставал чувствовать себя на вечной войне без права перемирия, и если он жаждал отдыха среди волн бурного и опасного жизненного моря, то увязал моментально и бесповоротно.

   Рой и Эльмар, оба любимых ею человека, тоже были подлинными и в своей заботе о ней, и в работе, которой занимались. Они никогда не пытались потрафлять Рябинкиному вкусу для того, чтобы к ней подлизаться или что-нибудь из нее извлечь.

   Но Инка не подозревала о разных сенсорных тонкостях. Эльмар разделял всеобщее заблуждение, что мужчины любят женщин за красоту, и догадаться, что Рой увлекся Рябинкой не из-за ее лица или фигуры, она была не в силах. Конечно, его любовь к жене погасла бы слишком скоро, если бы между двумя женщинами не оказалось много общего. Но к Инкиному счастью, она унаследовала от своего прототипа многие качества характера, а то бы ее брак лопнул, не продержавшись и года.

   В тот их первый год Инка очень старалась угождать Рою во всем. Страх, что появится Рябинка и он ее бросит, заставлял ее ловить малейшие его желания. Напряжение, какое ей для этого требовалось, быстро разладило бы любой человеческий организм, но мужа Инка видела всего пару дней в пару недель, а в остальное время имела возможность от него отключаться. Ее отдушиной была работа. Быстро постигнув, что любое ее указание будет поддержано начальством, Инка больше не волновалась о своем служебном будущем: так или иначе, но место ей в системе озеленения Лиски нашлось бы в любом случае. «Креслом» она не дорожила: стремление командовать в нее заложено не было.

   Другое дело Рой. В глазах Инки он был единственным, неповторимым и незаменимым. Удержать его, удержать любой ценой – вот на что устремлялись все душевные силы Инки, чуть в поле ее зрения появлялось ее сверхценное приобретение. Да еще она ждала ребенка – что же она будет делать с малышом одна? И как же старалась Инка обеспечить своему супругу все, чего он ни пожелает, как рассыпалась мелким бисером, как под него подлаживаясь! Как часто говорила «да», когда ее душа стремилась сказать «нет»!

   Например, его друзья, Инка их просто ненавидела. Из-за друзей Рой мог, приехав, улизнуть из дома и где-то слоняться, заставляя ее волноваться и нервничать. Либо и того хуже: в их дом в самый момент встречи вырывалась орава, и она вынуждена была изображать, будто безумно рада гостям. А ведь Инке так хотелось провести эти заветные три дня наедине с мужем! Но – ах, подать знать, что компании ей не по нутру, она не смела!

   Или эта привычка Роя бросать вещи куда попало. Она просто бесила педантичную Инку, не переносившую беспорядка. Каждый раз, когда Рой отправлялся в очередной рейс, ей приходилось тратить полдня на бессмысленное перемещение предметов с места на место, размещая их в нужном порядке. А только вместо того, чтобы прозрачно намекнуть Рою, что у нее достаточно дел и без хождения за мужем следом и запоминания, куда тот чего сунул, она с готовностью бросалась подавать ему любую мелочь, стоило ему о том заикнуться.

   И что же в результате?

   В результате, как Инка ни старалась, угодить Рою она не могла! Она была на высоте только тогда, когда он выражал свое желание вслух. Но если Рой сам не знал, чего хотел, а это происходило все чаще?

   Особенно Инка терялась, когда Рой являлся домой злой – в такие дни его раздражало все, что бы она ни делала. Раздражала ее угодливость, ее стремление все расставить по местам. И напрасно Инка старалась понять логику его недовольства – с точно такой же неизбежностью он обрушивался на недостаточно быстро убранную посуду или придирался к ее стряпне. Словом, он был тогда абсолютно непереносим!