Текст книги "Лето жизни (СИ)"

Автор книги: Ирина Седова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 10 (всего у книги 18 страниц)

   На первом году их совместной жизни такое с ним случалось всего один или два раза. А только куда подевалась его нежность? Куда исчезла та веселая искра, с которой он когда-то глядел на Инку?

   Рождение ребенка вновь вернуло в отношения супругов нечто живое. Рой обожал свое первенца, и Инка на некоторое время вновь почувствовала себя счастливой. Разорваться на две части она не могла при всем желании и угодить двум существам одновременно была не в силах. Великий инстинкт материнства сделал свое дело: ребенок оказался в приоритете. Танцевать на задних лапках перед Роем Инка перестала.

   Боже мой, как она испугалась, когда ей пришлось первый раз повысить на мужа голос! Но она полдня укачивала ребенка, пока он не заснул, а этот тип ввалился навеселе и загорланил какую-то песню. Малыш немедленно проснулся. Инка, которая весь день крутилась как волчок, уже едва стояла на ногах. За целый день она едва успела один разок поесть, и над ней еще висела груда стирки. Вот ее и взорвало.

   Великий Космос, что она ему наговорила! К ее удивлению, трагедии не произошло – Рой выслушал все абсолютно невозмутимо, и когда она закончила, спокойно произнес:

   – Оказывается, у моей жены есть характер.

   – Да! Есть! – выкрикнула Инка, сатанея. – И если тебе нравится, когда я кричу, я могу демонстрировать тебе его каждый день!

   – Мне вовсе не нравится, когда ты кричишь, – усмехнулся Рой. – Но это все же лучше, чем думать, будто я женился на роботе.

   Инка поперхнулась. Язвительные слова, готовые сорваться с языка, замерли на полдороге.

   «Все, что угодно, только не это!» – мелькнула у нее паническая мысль.

   – Роботе? – переспросила она, изо всех сил пытаясь придать голосу спокойствие.

   – Угу. Терпеливом, заботливом, покладистом. С вечной улыбкой на лице.

   – Я не знала, что тебе нравятся кричащие женщины.

   – Совсем не нравятся. Но видеть, как ты злишься, надев на лицо эту фальшивую маску вечного восторга... Внутри зубами скрежещешь, продолжая изображать всепрощающего ангела...

   Инка растерялась окончательно.

   – Извини, я больше не буду. Я думала, что ты этого хочешь, – вымолвила она совершенно убитая.

   – Опять ты за свое, – поморщился Рой. – Я устал, понимаешь? Мне не поддакивало дома нужно, а... черт побери! Ведь я тоже не всегда бываю прав, а с тобой разве посоветуешься?

   С этими словами он поднялся и вышел в тамбур. Инка не успела ничего сообразить, как мягко стукнула наружная дверь, и до утра Рой не появлялся, а утром ему снова надо было в рейс. Всю ночь она проплакала. Робот! Она – робот! Ну, она ему покажет робота!

   «Буду капризной, дерзкой, грубой – пусть наслаждается!» – думала она мстительно.

   Но ничего такого она Рою не показала. За две недели его отсутствия ее целиком захватили ребенок и уход за ним, и ей стало не до скандалов. Впрочем, урок был слишком горьким, чтобы его не запомнить. Инка навсегда потеряла способность изображать радость, когда ее не испытывала. При появлении гостей мужа она вставала и переходила с ребенком в другую комнату.

   И как прежде она сходила с ума по Рою, точно также все ее мысли, все ее заботы теперь начали кружиться вокруг крошечного существа, отцом которого Рой являлся. Кормление, приготовление пищи, стирка, приборка, бесконечное укачивание – Инке долго не было дела ни до чего более.

   – Найми служанку, – сказал Рой, когда она ему пожаловалась на усталость.

   Служанку? Ни на Лиске, ни на Новой Земле не было такой категории работников. О служанках Инка только читала.

   – Служанку? – проговорила она обиженно. – Да где я ее возьму, эту самую служанку? Здесь нет свободных рук, ты же знаешь!

   – Можно попросить какую-нибудь из «веселых девочек».

   – Допустить в дом одну из этих грязных вертихвосток, которые таскаются с кем попало? Чтобы она заразила нашего малыша какой-нибудь болезнью?

   – Ах какие мы щепетильные, – усмехнулся Рой.

   Подобно большинству мужчин Лиски, он изредка хаживал в «веселый дом», особенно когда ссорился с женой, что бывало теперь частенько.

   – Они, между прочим, регулярно подвергаются медицинскому осмотру...

   Инка сделала неприязненный вид и посмотрела в верхний правый угол комнаты. Там ничего особенного не было, но у нее была такая привычка: она так отворачивалась, когда сердилась.

   – Еще можно привезти служанку с Тьеры. Правда, это будет стоить намного дороже. Но ты ведь имеешь долю в какой-то фирме? Или твои деньги – блеф?

   – Ничего не блеф, – оскорбилась Инка. – Я могу оплатить хоть десяток служанок, только где мы их разместим? Я не хочу терпеть в доме постороннего человека.

   – Можно попросить проходчиков, и они во внерабочее время выдолбят пещеру нужного размера. Оборудуем ее под жилище – и дело в шляпе.

   – Я не умею разговаривать с твоими друзьями.

   – Я сам с ними переговорю. И о цене сам столкуюсь, если ты согласна без звука выложить требуемую сумму. Ну так как?

   Инка подумала. Освободиться от бесконечной домашней карусели – неужели это возможно?

   – Нанимай, я заплачу... Чего ты испугался? Я сказала что-то не то и снова начала походить на робота?

   Рой покачал головой.

   – Я пошутил, – произнес он медленно. – Это никому не по карману.

   – Выдолбить пещеру?

   – Оборудовать помещение, пригодное для жилья. Доставку материалов с Тьеры обеспечивает фирма, и я однажды интересовался, сколько это стоит.

   – Ну и сколько?

   – Мы не потянем, даже если возьмем кредит.

   Инка вздохнула. В свое время она говорила Рою о деньгах, которые на нее свалились, но подробностей не приводила, и Рой, по всему, не воспринял ее слова всерьез.

   – Кредит нам без надобности, – сказала она, изображая равнодушие. – Все оплатит «Космосгидротех».

   Рой нахмурился.

   – Вот значит, почему ты так переменилась, – сказал он горько. – Когда зависела от меня – ужом стелилась, а теперь морду воротишь.

   Инка на мгновение потеряла дар речи. Это было уже слишком!

   – На тебя не угодишь, – наконец, выпалила она. – Ты сам не знаешь, чего хочешь!

   – Да уж, – невесело усмехнулся Рой.

   Весь вечер он молчал, а через месяц из очередного рейса на Тьеру привез угрюмую особу средних лет.

   – Вот то, чего ты хотела, – сказал он.

   – Служанка? – ужаснулась Инка. – И где ты собираешься ее держать?

   – Все как мы с тобой обсудили, дорогая. Оплата по общему тарифу, согласно контракту. Рабочий день – десять часов. Насчет сверхурочных договаривайся сама.

   Изумлению Инки не было предела.

   – Не припоминаю, чтобы я выписывала чеки за доставку материалов и на конфеты твоим приятелям, – сказала она.

   – «Саваоф» помог с беспроцентным кредитом. Сам предложил. Ты у него супер-специалист, он ждет не дождется, когда ты снова выйдешь на работу.

   Инка кивнула.

   – Прекрасно, – сказала она. – Где контракт?

   Служанка, действительно, основательно разгрузила Инкино время. Но если Рой надеялся, что с ее появлением Инка снова затанцует на задних лапках вокруг его персоны и завертит хвостиком, то он жестоко просчитался. Чуть пропала необходимость безотрывно находиться при доме, как Инка вернулась к своим служебным обязанностям.

   И трещина, возникшая между ней и Роем ширилась, норовя превратиться в пропасть. Напрасно Инка старалась спасти положение, родив Рою еще одного ребенка, напрасно пыталась нащупать нужный стиль поведения, то лебезя, то демонстрируя полное равнодушие. Муж, которого она обожала, постепенно отдалялся от нее.

   Иногда он закатывал ей бешеные скандалы, грозя пришибить на месте, и бывали моменты, когда бывал с ней нежен. Но увы! Чаще всего между супругами держался холодок. Зачастую только дети заставляли их помнить, что они единая семья. С детьми Рой был прежним. Он шутил, баловал их, наказывал, одобрял, ругал. Он любил устраивать для детей разные сюрпризы, и из каждой командировки на Тьеру привозил какие-нибудь хоть и пустяковые, но подарки.

   Но хотя чувства Роя к Инке и пригасли, они все же продолжали потихоньку тлеть. Он строго наказывал детям слушаться мать, особенно в его отсутствие. Инка со своей стороны также старалась поддерживать его авторитет как отца. Супруги держали дистанцию, и вполне удачно. Ниточка Инкиного семейного благополучия не рвалась, несмотря на обоюдное недовольство мужа и жены друг другом.

 

Столкновение

   Новую жизнь Алека и Доди никто бы не назвал привычной для них обоих.

   – Если я твой старший брат, то ты должен меня слушаться, – сказал Алек в первый же день, точно расставляя все знаки над буквами. – Лады?

   – Лады, – охотно согласился Доди.

   На этом и остановились. Доди заново пошел в школу, то есть снова в первый класс. Хотя за лето он и научился довольно сносно читать по книжкам, которые они притащили из Долинного, но не писал, а считал с большим трудом.

   Алек тоже не слонялся без дела. Он устроился на завод металлоизделий и о Сане теперь думал гораздо меньше, чем до своей ездки к Долинному. В Открытом было полным-полно других представительниц прекрасного пола, и он по-прежнему пользовался среди них успехом. В общем, переживать ему было особенно не о чем.

   Иногда он проходил после смены мимо педагогического института и высматривал, не появится ли знакомая фигурка. Она появлялась и скользила по нему равнодушным взглядом, словно он был стеклянным, а Алек смотрел ей вслед, не решаясь подойти и заговорить. Один раз он нарвался на «хама», второго как-то не хотелось.

   Он мечтал, чтобы на нее снова кто-нибудь напал, а он, Алек, снова бы за нее заступился. Роль спасителя казалась ему единственно надежным предлогом для знакомства. Попадание в цель было бы стопроцентным: симпатии и благосклонность слабого пола во все времена бывали на стороне героев.

   Смешно, какой нелепостью иногда оборачиваются человеческие мечты. Вот только напали почему-то не на Сану, а на него, Алека.

   Был выходной, и Алек возвращался с гулянки. Он провожал какую-то девицу. Девица жила в том же общежитии, что и Сана, поэтому Алек с ней и пошел. Логики в его поступке, конечно же, не было, но кто может требовать логики от влюбленного идиота?

   Итак, общежитие было уже в пределах видимости, когда нехорошее предчувствие шевельнулось где-то в подкорке Алека. И не случайно – впереди по курсу в темноте замаячило три темных фигуры. Подозрительное трио медленно фланировало им с девицей навстречу. У Алека заныло под ложечкой. Почему троица показалась ему настроенной недружелюбно, он не осознавал, но предчувствие его не обмануло.

   Если бы он был один, он бы ответил подваливающей троице нечто в духе привычных им интонаций, и они бы отвяли. Но рядом с ним шла девушка, возможно, даже знакомая Саны. Как вести себя в таких случаях, Алек не знал. Тем более, когда девушка просто висит у тебя на руке и гляди того грохнется в обморок от ужаса.

   Действительно, не дойдя до них совсем чуть, троица затормозила.

   – Какая нежная парочка! – сказал один.

   – Дубина паршивая! – услышал Алек ответ своей спутницы.

   Он содрогнулся. Сказать такое было все равно, что чиркнуть зажигалкой вблизи фитиля. Парни были накаченные и, по всему видать, в драках не новички.

   – Помолчи, – грубо сказал он девушке, высвобождая руку. – Чего надо?

   – Зачем же затыкать роток такой прелестной пчелке? – оскалил зубы второй парень, повыше. – Прожужжи еще что-нибудь, медовенькая!

   – Она со мной, – сказал Алек веско.

   – Ай-ай-ай, она с ним, – снова оскалился высокий. – А ты кто такой?

   – Это неважно, – буркнул Алек, стараясь выдержать тон, но уже сжимая кулаки. Дело стремительно продвигалось к драке, и он приготовился.

   Раз – чьи-то руки протянулись к лицу девушки.

   Два – рука Алека ударила по руке нахала.

   Девушка истошно завизжала, а дальнейшее Алек запомнил слабо: замелькали руки-ноги. Он бился как пантр, но и эта троица были не из слабаков. Финал в общем-то был в данной ситуации для него ясен: разделали бы его под орех, но посторонняя сила вмешалась в событие и изменила его в неожиданную и позорную для Алека сторону.

   – Вы что это тут творите? – раздался гневный и, главное, хорошо знакомый Алеку голос. – Трое на одного! Как не стыдно! Вот я сейчас патруль позову!

   Раздался резкий свист и троицу как ветром сдуло. Алек поднялся с земли. Перед ним стояла Сана, а из-за спины Саны выглядывала его сегодняшняя спутница.

   – А, это ты! – усмехнулась Сана, посмотрев на его разукрашенную физиономию. – Любитель знакомств!

   Алек выплюнул осколок разбитого зуба и, развернувшись, зашагал к себе домой.

   – Куда же ты? – пронесся ему вслед звонкий смех. – Идем, мы тебя умоем хотя бы!

   – Олесь! – жалобно позвал второй голосок.

   Вот так бесславно и закончилась его любовная эпопея. Больше Алек возле института не появлялся.

   Между тем наступила следующая осень, а затем еще одна. Доди перешел в третий класс.

   – А у нас новая учительница! – объявил он с порога.

   – Красивая?

   – Угу. Саной Владленовной зовут. Завтра родительское собрание. Пойдешь?

   – Нет, не пойду. Мне некогда.

   У Алека была возможность пойти на собрание. Но не мог же он объяснить мальцу, что его новую учительницу он видеть не желает. А не желал он видеть Сану столь яростно, что покидал через окно собственный дом, когда она подходила к его двери, как, кстати, и полагалось учительнице начальной школы. По пословице: «Не гора к Магомету, так Магомет к горе».

   Но дни шли за днями, а Доди начал приходить домой заплаканным, злым, растрепанным. Он ничего не рассказывал, лишь отметки в дневнике стали хуже. Так прошел месяц, другой. Доди стал замкнутым и в школу больше ходить не хотел. По ночам он вскакивал и что-то бормотал.

   – Все дерешься? – спросил его однажды Алек.

   – Угу, – отвечал мальчик упрямо.

   – Так и надо держать, не поддавайся.

   – Я не поддаюсь, – и он уткнулся в учебник.

   Разговора не получилось. Только спустя полгода Алек раскусил, в чем проблема. В тот день Доди принес ему очередную повестку от учительницы с приглашением в школу.

   До сих пор Алек их игнорировал, но в тот раз впервые задумался, правильно ли поступает. С мальчиком явно творилось что-то неладное.

   – Я пойду, – принял он, наконец, решение. – Только ты сначала расскажи мне все сам. И поподробнее.

   – А пусть они не лезут, – упрямо сказал Доди и разразился слезами.

   Неприятности у него начались из-за новой учительницы. Уже на второй день, делая перекличку, та обратила внимание на необычный предмет в волосах мальчугана.

   – А ну-ка дай сюда твое украшение, – приказала она.

   – Нет, – замотал головой Доди.

   – Что нет?

   – Это не украшение, а заколка. Я никогда ее не снимаю.

   Учительница была шокирована: учащийся не подчинился.

   – Может, я ошиблась, и ты на Доди, а Дода? Может, ты девочка?

   – Я не девочка, я мужчина, – возразил Доди. Заколку он так и не снял.

   На перемене его вызвали в учительскую. Там его долго ругали, но ничего не добились. И вот после этого учительница невзлюбила Доди. Она постоянно одергивала его, не прощала ему ни единой промашки и язвительно критиковала.

   Это было бы еще полбеды, но в начальных классах если учительница не любит кого-то из учеников, то к нему плохо относятся и дети. Доди быстро превратился в изгоя. Правда, и он в долгу не оставался. Его дразнили – и он дразнил, его задевали – и он задевал. Его ударяли – он бил, но обидчиков было много, а он один. А держать круговую оборону – это обозначало быть всегда начеку, ни на минуту не позволяя себе расслабиться.

   Ребятишки уже и забыли давно, с чего заварилась каша, только Доди помнил – с заколки. Потому что учительница время от времени ему напоминала:

   – Не надоело изображать девочку?

   Выспросив у Доди подробности заколочной войны, Алек разгневался. В таком настроении он и двинул на свое первое свидание с Саной.

   – В чем дело? – бросился он с места в карьер, едва переступив порог учительской. Они были одни, и в выражениях можно было не стесняться. – Ты не могла бы избрать себе другой объект для упражнений в остроумии? И оставить мальца в покое?

   – Земелец родитель! Веди себя корректно! – услышал он.

   Алек так разозлился, что уже не мог сдерживаться:

   – Я не знал, что ты такая бессердечная, Сана!

   – Сана Владленовна.

   – Много чести называть тебя по отчеству. Я не знал, что ты будешь мстить невинному мальцу из-за того, что ненавидишь его брата!

   Сана покраснела:

   – Я не знала, что он твой брат. И... и у тебя дома растет бандит!

   – Он не бандит. Он очень славный мальчуган!

   – Славный? От такого славного весь класс уже стонет.

   – О да! Навалились всем хором на одного и стонут. Они раньше не стонали, когда тебя не было!

   – Он не подчиняется дисциплине!

   – Раньше подчинялся!

   – В класс не положено приносить посторонние предметы!

   – Ага, вот и приехали. Чего ты пристала к нему с этой заколкой? Он никогда ее не снимает. Это его единственная памятка о матери.

   – Вашей матери?

   – Его матери. Он найденыш. Из Зеленой Долины. Слышала о таком месте?

   – А ты...

   – А я – вот я бандит. Я плохой, я знаю. Но мальчугана не трогай, иначе я тебе морду набью, несмотря на все твое могущество.

   Сана подскочила на стуле и выпрямилась:

   – Откуда ты? ... Почему ты? ...

   – Потому что знаю.

   – Алек? Спасатель тонущих? – последние слова Сана вымолвила очень даже неуверенно. В неуверенности этой прозвучало столько удивления, раскаяния и радости, что злость Алека мгновенно испарилась.

   – И любитель получать по зубам, – напомнил он хмуро.

   Сана улыбнулась:

   – Да, я помню. А я-то никак не могла понять, чего ты за мной ходишь.

   – Уже не хожу.

   – Да, я заметила. – Сана снова залилась краской. – Я повела себя тогда не лучшим образом. Из-за Верки. Я разозлилась на тебя, потому что ты с ней пошел.

   – Ладно, это дело прошлое, – сказал Алек миролюбиво. – Я хочу знать, как насчет заколки?

   – Не знаю, – сказала Сана. – Возможно, я зря подняла из-за этого столько шума, но ее форма слишком о многом мне напоминает. Тут дело даже не в школьных порядках. Он...

   И добавила, запинаясь:

   – Я не могу тебе всего сказать, но... в общем, он не должен носить на голове такой предмет!

   Алек взглянул на украшение в ее волосах и усмехнулся.

   – Идем-ка к нам в гости. Я тебе покажу одну вещь, тогда и поговорим насчет того, кто чего не должен.

   Он продолжал усмехаться всю дорогу до дома, а когда они зашли в прихожую, весело крикнул:

   – Доди, покажи Сане Владленовне портрет своей мамы!

   Алек ведал, что делал. Конечно, он мог бы просто сказать этой юной представительнице заносчивого могучего племени, что знает, почему ее бесит фасон штучки с камушком в волосах мальчика, но наглядное доказательство было несравненно эффектнее. Картина в Додькиной комнате на любого произвела бы нужное впечатление.

   Не узнать в изображенной на портрете особе Рябинку было невозможно. Она была одета в серовато-голубой комбинезон с геометрическим орнаментом а-ля-Тьера и держала в руках кедровую ветвь, символ своей принадлежности к космосу. В дополнение к прочим атрибутам прическу ее украшала заколка с красным камушком, форма и цвет которого были почти точь-в-точь такие же, как у заколки в волосах у Доди.

   – Не может быть! – ахнула Сана, едва Алек включил освещение в комнате.

   – Может, – сказал он веско. – Доди, иди погуляй, будь другом.

   Они с Саной долго разговаривали в тот вечер. Алек не утаил от нее ни одной подробности из того, что видел сам и о чем говорили ему Доди, Эльмар и Тод. Даже случайные обмолвки, и те он вплел в строку.

   – Мне иногда кажется, что Инка была вовсе и не Инкой, – завершил он свой рассказ.

   – Значит, мальчик уверен, что он сын Эльмара и Рябинки, – подытожила Сана.

   – И я готов с ним согласиться. Слишком все совпадает. И, главное, пацан чертовски на Эльмара похож. Можешь мне поверить, я в свое время наобщался с ним по самую завязку.

   – Если ты не любишь Эльмара, зачем держишь у себя его ребенка?

   – Я не говорил, что не люблю вашего Эльмара, – возразил Алек.

   – А мне не надо говорить, я не слепая, – в тон ему ответила Сана. – Только не пытайся меня уверить, что наоборот, ты остался от него в восторге.

   – Да нет, та права... Какого черта, я действительно его не люблю. Это трудно объяснить...

   – А ты попробуй.

   – Вообще-то все довольно примитивно. Никому не нравится, когда с ним играются, как кот с мышью. А он, этот ваш Эльмар, с нами просто забавлялся.

   – Конечно, любить кота мыши не обязаны. Но ты уверен, что тот, с кем ты общался на Катрене, был именно Нашим Эльмаром, а не каким-то другим?

   – Разве есть сомнения?

   – Перед тем как вернуться туда, откуда он прилетел, когда его призвал Таиров, Наш Эльмар ликвидировал на нашей планете последнюю банду.

   – Ну и что?

   – Когда мы с тобой познакомились на Катрене, вы все были живы-здоровы.

   – Кот было сыт и в продовольствии не нуждался. Все имеет предел.

   – А...

   – Ага. Когда я вижу храбрость, граничащую с безрассудством, я спрашиваю себя: «Не храбрость ли это идиота, не соображающего, куда он рвется?» Но Эльмар-то был далеко не идиот, нет? Зачем же он тогда вел себя с нами так, будто мы – кролики?

   – От вас запугивал?

   – Конечно же, нет. На испуг нас было не взять, ребята были стреляные, прошли и Крым и Рим. А этот шпендик... Он даже драться не умел!

   – Правильно, – вздохнула Сана, – драться нас не учат. Но ты уклонился от сути.

   – Суть? Пожалуйста. Он должен был нас бояться, но почему-то не боялся. Все благородство изображал: мол, помочь вам хочу. Даже руки себе предложил связать – это нам-то! Как же, ради заложников! Большей дури я еще не видывал. Если бы мы все оказались таким дерьмом, как Тод, давно бы ваш Эльмар был покойником. И заложники тоже.

   Поглощенный воспоминаниями, Алек и не заметил, как переменилось выражение на физиономии Саны. Какая-то мысль промелькнула у нее в глазах.

   – И вы... вы не воспользовались его беспомощностью? – недоверчиво произнесла она. – Или он смог развязаться?

   Алек горько засмеялся:

   – Хотел бы я знать, чего вы все так задаетесь? Да сдери с вас могущество – обыкновенные вы люди, такие, как все.

   – Например, ты, – в голосе Саны прозвучала насмешка.

   Алек предпочел насмешку не заметить и ответил всерьез:

   – Например, я.

   Сана показала на полку, нависавшую над письменным столом и сказала:

   – Вот этот белый металлический кубик, откуда он у тебя?

   – На Катрене нашел. На подоконнике лежал.

   – Зачем он тебе?

   – Интересная штучка. В огне не горит, в воде не тонет... Твоя, что ли?

   – Это памятка. Верни.

   – Зачем тебе она? Ты же можешь иметь таких сколько угодно.

   – Таких, но не эту. К ней прикасались руки моего отца. Впрочем, тебе этого не понять.

   Алек невольно сжал кулаки. Зря он разоткровенничался!

   – Куда мне! – сказал он зло. – У меня ведь отца никогда не было!

   – Извини, – сказала Сана тихо.

   Она в самом деле почувствовала себя виноватой, и эмоция эта странным образом донеслась до Алека.

   – А мама? Разве она никогда тебе об отце не рассказывала? – вновь тихо произнесла бывшая владелица кубика.

   – Я приютский. Из подброшенных. Не только безотцовщина, но и безматерщина. Знаешь данную категорию?

   – Слышала. Но я почему-то думала, что до мятежа таких детей не было.

   – Они всегда были, есть и будут.

   – Вот оно что... Поэтому ты и не отвел мальчика в детдом?

   – Наверное. Но пацаненку нельзя верить. Он слишком большой фантазер. Ведь он так же искренне, как считает Эльмара своим отцом, называет меня своим старшим братом. А одно напрочь исключает другое.

 

Эльмар уходит на дно

   Но как же Эльмар? Куда он вдруг подевался? Неужели позабыл он своей первый, путь неудачный, но все-таки брак? Неужели никогда не вспоминал он о Рябинке, и синеглазый мальчуган, утверждавший, что он – его сын, напрочь изгладился из Эльмаровой памяти? Почему его друзья и знакомые заговорили о нем исключительно в прошедшем времени? Куда он увез Галу? Может, на одну из планет Великого Космоса?

   Конечно же, нет. Просторы Вселенной не настолько манили к себе нашего героя, чтобы ради них он пустился в новые авантюры. Оказалось, что без Рябинки никакой особой прелести в звездных трассах, полетах и тому подобном для Эльмара не было.

   «Вечность с ними, пусть неизведанные планеты изведывает кто-то другой,» – вот бы что Эльмар сказал любому, кто бы вздумал поинтересоваться, почему он еще на Новой Земле. Жажда непременно оставить свой след в искусстве у него давно прошла, как проходит у любого нормального человека юношеский максимализм. Теперь, после женитьбы на Гале, ему не хотелось ни брать в руки кисть, ни сочинять стихи, конструировать или изобретать. Вообще – творить.

   Переехав в самый дальний от столицы край планеты, он выбрал себе самую нетворческую профессию из всех возможных – рядового рабочего на огромном заводе. Завод был шумным, людным, заурядным. На сборку Эльмару, правда, идти не захотелось, точно так же, как и вообще в бригаду. Он назвался электриком, и его функции заключались в присмотре за соответствующей начинкой различного оборудования.

   Своевременно ремонтировать то, что где-то оборвется – вот и вся была хитрость избранного им нового поля деятельности. Никакой самодеятельности, никакого простора для самовыражения. Чем лучше работаешь – тем реже о тебе вспоминают.

   Именно такое рутинное прозябание назначил себе Эльмар на данном этапе жизни. Он жаждал отдыха. Слишком он устал от славы, устал от необходимости быть постоянно на высоте, соответствовать образу, который сложился о нем в умах современников. Он устал стоять на пьедестале, устал от всеобщего восхищения.

   Но была и еще одна причина, заставлявшая Эльмара уйти на дно и залечь: слишком большой ценой досталась Эльмару победа. Если бы кто мог забраться в тайники человеческой души и всмотреться в то, что он скрывал даже от самого себя, то ему бы обозначилась печальная истина: Эльмар не мог простить людям того, что, спасая их благополучие, он потерял собственное счастье.

   В нашем уставшем от собственного героизма герое возникла потребность отгородиться от чужих проблем. Он захотел стать эгоистом. Все свои душевные силы он устремил на извлечение из жизни того, что она любому из нас норовит отсыпать пореже и жалкими крупицами. Эльмар захотел покоя.

   «Я хочу жить как все,» – твердил он.

   «Как все», по его понятиям, было тихо, скромно, незаметно. Без эксцессов, без выстрелов, погонь, без опасения оказаться под судом или на том свете. Жить под безопасным голубовато-лиловым небом, в окружении любящей жены и кучи собственных, а не чужих детей.

   А поскольку Эльмар был из тех, у кого принятие решений означает не теорию, а практику, то он и сумел повернуть свою жизнь в соответствующее русло. Гала показалась ему подходящей подругой для осуществления задуманного – и он женился на Гале.

   Забавно, но стремясь убежать от прошлого, он переехал в тот самый район, где находилась Рябинка. Город, избранный им, назывался Рудный и был центром горнодобывающей и перерабатывающей промышленности. Кстати, именно поэтому бурная Рябинкина деятельность не только не встретила препятствия, но наоборот, поощрялась. «Пусть растет что угодно, лишь бы росло», – такова была негласная установка местных властей, полностью совпадавшая с мнением местного населения.

   Но Эльмар, твердо решив придерживаться намеченной линии поведения, растениями больше не занимался. Приехав в Рудный, он поинтересовался работой для себя и для жены, приобрел крохотную времяночку с солидным по местным меркам куском пустыря вокруг и принялся обустраиваться.

   Проект дома выбирала Гала, все остальное делал он сам, притом исключительно руками, либо нанимал помощников.

   – Я тебя не узнаю, – удивлялась Гала. – Зачем тебе эта возня? Если ты можешь...

   – Для маскировки, – отвечал Эльмар кратко. Объяснять истинную причину ему не хотелось.

   Он ожидал, что и Гала, посидев с ребенком, устроится на производство, но ошибся. Работать Гала вообще не пошла. Никуда. Да и зачем? – Эльмар зарабатывал достаточно. К тому же не успел подрасти их первенец, как появилось в проекте второе дитя, затем третье. Она была послушной женой: супруг хотел много детей – и она подчинилась его воле.

   Собственно говоря, жаловаться Гале было грех. Она жила в достатке, домашней работой муж ее не изнурял, к подругам бегать не запрещал. Раз в неделю они принимали гостей, и она даже ухитрялась петь в самодеятельности. Дома она была полновластной хозяйкой, и вся утварь приобреталась по ее вкусу: Эльмар упорно не желал делать выбор ни в чем.

   – Не хочу думать, – объяснял он угрюмо, когда она особенно донимала его ахами и охами.

   Он действительно в этот период своей жизни с отвращением относился к любым мыслительным процессам в своей голове. Эльмар настолько не желал ни о чем думать, что если бы был способ существования без мозга, то он бы непременно отправил свой куда-нибудь на отдаленный склад – до востребования.

   Но поскольку избавиться от собственной головы не в состоянии никто, то пришлось Эльмару применить другой способ для превращения себя в человека ниоткуда. Если выкинуть память на свалку было ему недоступно, то иначе обстояли дела с задвигиванием ее в глубины подсознания. Главным было не давать своему прошлому выныривать на поверхность, а для этого следовало затолкать его подальше и заполнить пространство чем-нибудь прочным и надежным. Так Эльмар и поступил.

   Первые три года он все свое свободное время посвящал постройке дома и его отделке. Справили они с Галой новоселье, перебрались из времянки. Казалось бы, отдыхай? Нет, теперь наш мастер-самдельщик принялся сооружать ограду вокруг участка, затем мостить двор. Потом подошла очередь переделывать старую времянку...

   – Зачем все это? – удивлялась Гала.

   – Я хочу, чтобы нашим детям было где безопасно играть, – отвечал Эльмар не моргнув глазом.

   – Ты просто помешался на этой самой безопасности, – возмутилась она однажды. – Ты хоть вечерок можешь уделить мне лично? В конце-концов, есть у меня муж или нет?

   – Есть, есть, – усмехнулся он, легонько похлопав ее по животу.

   Гала как раз ждала их третьего ребенка, хотя снаружи было еще не заметно.

   – Для людей это не доказательство, – возразила она.

   – Гала, дорогая, каждый живет как может. Я же не мешаю тебе ходить по гостям, вот и ты не мешай мне оставаться дома. В конце-концов, надо же кому-то сидеть с детьми?

   – Для тебя дети важнее жены, – раздраженно сказала Гала, и каблучки ее застучали по направлению к калитке.