Текст книги "Лето жизни (СИ)"

Автор книги: Ирина Седова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 18 страниц)

   Он подал руку Вольду, сел в ракетку... Ракетка взлетела.

   – Мне кажется, ты его обидел, – сказала Ниночка, проводив ракетку затуманенным взором.

   – Ты думаешь? – нахмурился главврач Солнечного, потому что и сам испытывал смутное недовольство собой. – Ничего, ему это только пойдет на пользу.

   Вольд с укоризной произнес:

   – Вообще-то мы с ним, кажется, поступили крутенько. Парень совершил великое дело, рисковал собой...

   – Вот именно, что рисковал! – раздраженно пробурчал Мартин. – А кто его просил рисковать? Какая была в том риске нужда? Заложников освободить можно было без всякой канители, да и с бандой справиться был пустяк, когда они все были в сборе. А теперь? Одно беспокойство: как бы чего голубчики не натворили. Где гарантия, что они не возьмутся за старое?

   – Эльмар сказал, что их можно будет легко поймать, – возразила Марие.

   – Да, когда они себя проявят во всей красе. Но зачем этого ждать? Все, кто хотел исправиться, давно сложил оружие. Эти не сложили – спроси любого, как с ними поступить, и каждый ответит: освободить от них общество, и как можно скорее.

   – Каждый совершает ошибки, – сказал Вольд, – и, бывает, раскаивается в них целую жизнь. Зачем же стричь всех под одну гребенку? И путать мир с войной? Мальчики думали, что сражаются за правое дело, может быть, даже считали себя героями, и теперь их за это обречь на досмертную муку? Осудить легко, понять душу человека – трудно.

   – Убийцы – не люди! – запальчиво возразила Ниночка.

   – Все?

   – Все.

   – А убийство при самозащите? А несчастный случай?

   – Ну, это другое дело. Я имею в виду сознательное убийство, преднамеренное.

   – А если человека довели до точки? Если над ним издевались, изводили его, и он не имел возможности никуда от этого деться? Если закон ему помочь ничем не хотел? Ты и такого убийцу проклянешь?

   – Ну... таких на поселение не осуждают, – недоверчиво протянула Ниночка, ошарашенная неожиданным взрывом неприязни со стороны всегда невозмутимого рассудительного Вольда.

   – Врешь, таких в Зоне до вола!

   – И все-то ты знаешь, – засмеялась Марие. – Ты их так защищаешь, этих головорезов, будто сам – убийца!

   – А вдруг?

   Ниночка представила себе мужа Марие с лучеметом в руках и невольно прыснула.

   – Вот ты все шутишь, – сказала она, – а Эльмар улетел такой расстроенный, бедняга!

   – Жалостливый он слишком, – буркнул Мартин.

   Он не знал, что на долгие годы потерял из виду своего приятеля.

   Как его пациентка догадалась о том, что Эльмар появлялся в Солнечном, Мартин так и понял. Но женщина откуда-то об этом узнала.

   – Вы сказали Эльмару, что мне необходимо с ним побеседовать? – встретила она вопросом приход доктора в палату.

   – У него срочное дело, и он не сможет сюда заглянуть, – ответил Мартин подчеркнуто вежливо.

   – Но вы ему передали?

   – Да, передал...

   – Значит, он не захотел... – прошептала пациентка. – А где Доди? Почему вы его сегодня не привели? Сегодня приемный день! И я уже совсем здорова!

   Мартин закашлялся.

   – Видишь ли, ... – нашелся он, – мальчик слегка приболел.

   – Что с ним? – встревожилась женщина.

   – Ничего страшного. Но я решил, что ему лучше полежать.

   Мартин не учел одного маленького, но существенного пустяка: телевизора. Когда стандартные методы поиска не дали результатов, объявление о пропаже ребенка было подано по всем каналам. Стоило отзвучать вечерним новостям, как в его кабинет ворвалась разъяренная фурия.

   – Мой мальчик! – кричала женщина. – Мой Доди! Что вы с ним сделали?! Я доверила вам своего ребенка, а вы его выгнали!

   Она убивалась так, словно мальчуган и в самом деле был ее родным сыном, а когда затихла, то это было еще хуже. Она принялась тихо, безмолвно плакать и вообще впала в прострацию. Она плакала в кабинете, и в коридоре, и в палате. Она плакала день, другой, третий, не отрываясь смотрела в телевизор и, казалось, сошла с ума.

   Как ни осуждал Мартин Инку, но она была тяжело больна, и врачебный долг быстро взял верх над его эмоциями.

   – Просто сильный нервный стресс, – сказал вызванный для консультации психопатолог. – Такое бывает, когда ребенок единственный. Подержите ее недельку на успокоительных, а там посмотрим.

   Рекомендация помогла: плакать женщина перестала. Она теперь просто неподвижно сидела, замерев, уставя глаза в одну и ту же точку, и могла так сидеть часами. Что нужно делать в таких случаях, Мартину известно не было, но однажды она встала и пришла к нему в кабинет снова.

   – Мне пора выписываться, – произнесла она спокойно.

   – Вообще-то, конечно, – сказал Мартин с сомнением, не зная, чего он, собственно, хочет: побыстрее отделаться от Инки или оставить ее долечиваться. – Но куда ты пойдешь?

   – Все равно куда. Надоело есть чужой хлеб и занимать чужое место. Вы не поможете мне устроиться на работу?

   – Я могу предложить должность сиделки...

   Произнесши это, Мартин запнулся. С одной стороны, если стоящая перед ним женщина покинет больницу, есть вероятность, что она забьется где-нибудь в четырех стенах в какой-нибудь угол и, отключившись от действительности, тихо уйдет в небытие. С другой стороны, эта женщина его раздражала. И он добавил:

   – В отделении для тяжело больных.

   – Хорошо, – согласилась его нестандартная пациентка. – Какие мне надо пройти анализы?

   Она рассуждала вполне здраво, и Мартина это несколько успокоило.

   Рябинка долго бы еще пребывала в заторможенном состоянии, если бы не надежда, что Доди разыщется. Погружаясь в неподвижность, она как бы дремала с открытыми глазами. Она переставала воспринимать окружающий мир, и чувства ее замирали. Это был род сенсорной анестезии: душевная боль, страх за Доди на некоторое время словно притуплялись.

   Однако как-то, очнувшись на краткий миг, Рябинка вдруг испугалась. Что если однажды, погрузившись в себя, она уже не найдет сил, чтобы повернуться лицом к реальному миру? Нужна ли будет ее Доди полупомешанная мать?

   Способ не позволить человеку полностью уйти в мир грез существовал: работа. Только это должна была быть работа не на своем подворье, а та, где отбывают часы, где с тебя кем-то что-то требуется. Работа, которая была бы нужна кому-то. Вот тогда-то Рябинка и отправилась к Мартину. Место сиделка ее вполне устроило, и ей даже понравилось, что не придется уходить из больницы. Она чувствовала себя по-прежнему очень слабой, о лесоводстве думала почти с отвращением, а другой профессии не знала.

   Скоро новую сиделку в больнице полюбили и даже начали ценить. Все уже знали, какое несчастье с ней приключилось, но причина, по которой отношение к ней переменилось, заключалась, конечно, не в Доди. Из-за Доди ее жалели. Просто персонал больницы оценил некоторые качества ее характера. Рябинка была всегда ровной, приветливой, исполнительной. Ей можно было поручать самых тяжелых, самых капризных больных, и она терпеливо выхаживала их, неукоснительно соблюдая при этом процедуры и ухитряясь выполнять все указания врача. Правда, она никогда не улыбалась, но для сиделки улыбаться было совсем не обязательно.

   Рябинка ждала. Она снова погрузилась в транс, теперь транс ожидания. Она совершенно перестала ухаживать за собой, лишь поддерживала личную гигиену, поскольку этого требовала работа. Короче, Рябинка, еще совсем недавно заставлявшая мужчин на нее оглядываться, совсем полиняла. Это была не женщина, а тень, ходячая боль, воплощение человеческой скорби.

   Итак, Рябинка ждала, но шло время, и надежды ее найти мальчика таяли. Прошло полгода – Доди так и не обнаружился. А мимо нее широким потоком продолжала бурлить жизнь, отдельными всплесками своими проникая в больничную тишину. Заботливая, скромная женщина со следами былой красоты тоже может кому-то понравиться, причем несколько в ином качестве, чем просто больничной сиделки.

   И вот в конце новой весны, когда запах цветущих яблонь добрался даже до Рябинкиного отуманенного привычной болью сознания, один из выписывающихся пациентов предложил ей выйти за него замуж. Выйти и уехать в крошечный поселок на берегу океана.

   – У меня... – начала Рябинка.

   – Да, я знаю. Мы оставим адрес, и если твой сынишка найдется, нам сообщат.

   «Если»! Короткое это слово сразу расставило все по своим местам. Острая боль пронзила Рябинку. «Если» обозначало, что надежды на то, что Доди еще жив, практически нет!

   Что делает женщина, когда теряет единственного ребенка? Она старается завести другого.

   И Рябинка вышла замуж.

   Поселок, где ей отныне предстояло проживать, находился на противоположном от Солнечного краю планеты, и это было теперь даже лучше. Чтобы покрепче забыть прошлое, его следовало зачеркнуть как можно резче. Рябинка зачеркнула, и правильно сделала. Месяца через два после ее отъезда на запад в Солнечный вновь заглянул Эльмар. Но даже если бы Рябинка и не поторопилась с новым браком, для нее лично появление Эльмара не изменило бы ничего.

   Эльмар не заходил ни в больницу, ни даже на дом к Мартину. Он отправился на окраину, к старенькой развалюхе, где ютилась семья Галы.

   – Ну как? – спросила Гала. – Удачно слетал?

   – Она давно замужем, – с невеселой бравадой ответил Эльмар. – А как ты?

   – Идем, покажу.

   Она повела его в крошечную комнатушку, где только и помещались, что узкая кровать и люлька, подвешенная к потолку. Комната была жутко захламлена тряпьем, пеленками, развешанными на веревках, стульях и батарее отопления. Но ребенок производил впечатление чистого и здорового.

   – Мальчик, – сказала с гордостью Гала. – Я еще не успела выбрать для него имя. Мы только что из роддома.

   – А почему все эти тряпки? Я тебе оставил достаточно монет, – озабоченно сказал Эльмар.

   – Вот уж не собиралась я прикасаться к твоим деньгам, – возразила Гала. – Ребенок мой, и я не хочу, чтобы ты потом предъявлял на него права.

   – А я уже сейчас хочу предъявить, – улыбнулся Эльмар. – Если у тебя не имеется более подходящей кандидатуры на мое место.

   – Я одна, – прошептала Гала, не смея поверить неожиданному счастью.

   – Тогда познакомь свою маму с будущим зятем. Она в курсе, кто отец твоего ребенка?

   – Нет, – покачала головой Гала. – Я ей не говорила. И про твои деньги она ничего не знает.

   – А против твоего переезда отсюда она возражать не будет?

   – Ох, да она только обрадуется, что свалила с плеч обузу!

   Таким образом, тайная мечта Инки исполнилась: Рябинка надолго потеряла возможность покинуть Новую Землю. Она не могла теперь очутиться на Лиске, чтобы вмешаться в Инкину жизнь.

 

Часть II

ДОДИ

 

Доди ищет отца

   Доди сбежал вовсе не потому, что не захотел возвращаться к бабушке. Бабушку он любил, и ему очень хорошо жилось в лесном заповеднике. Но он помнил: мама привезла его сюда, чтобы найти папу. Она сама говорила: «Надо спросить его, почему он нас бросил.» Как же он, Доди, мог улететь не спросив? Пока мама лежит в больнице, он должен узнать правду. Дядя Эльмар обещал найти отца – значит, надо было сначала найти дядю Эльмара.

   Где был дядя Эльмар? Дядя Мартин сказал: «у бандитов». А где находились бандиты, Доди знал. Он запомнил, как они с мамой летели через горы, как опустились на площади возле огромного здания, похожего на белое облако. Правда, он нечаянно заснул по дороге к дяде Мартину, но зато недавно узнал в школе, что дом-облако находится в городе Открытом. А еще, что отсюда, из Солнечного, каждый день летают в Открытый аэробусы. Место, откуда они летят, называется «площадка».

   Всех этих сведений было в понятии Доди вполне достаточно, чтобы отправиться на поиски дяди Эльмара. За три месяца школьных занятий он успел пропутешествовать всеми городскими маршрутами, и где таинственная «площадка» он уже помнил хорошо. На другой день после свидания с «мамой Иной» он пробрался в один из аэробусов и отправился в путь. К дяде Эльмару. Это значило – к папе.

   Посадка прошла без осложнений. Доди даже не заметили. Он спокойно встал в толпу пассажиров и прошел в салон впереди какой-то тетеньки с большим баулом. Сев на свободное место возле окна, он улучшил момент и юркнул под сидение, расположившись прямо на полу. Он был маленьким и вполне уместился. А когда все три кресла заняли пассажиры, его и вовсе не стало видно.

   Аэробус поднялся в воздух и полетел. Ах, если бы Доди знал, что аэробусы из Солнечного летают не только в Открытый! Но он этого не знал, иначе непременно прочел бы табличку на корпусе машины. «Южный», – гласила табличка. Именно в Южном и очутился Доди после того, как аэробус прибыл в место назначения.

   Он вышел из салона в числе последних пассажиров, и ему сразу стало жарко. Его желтая курточка с вышитым воротничком была слишком теплой для этих широт, и Доди снял ее. Некоторое время он таскал ее за петельку, пока не устал и не присел отдохнуть на скамейке в скверике. Курточку он положил рядом, а когда встал и пошел, то оставил ее лежать там, где положил. Он забыл о курточке так, как забывают надоевшую игрушку в песочнице. Место, куда аэробус принес Доди, оказалось ему совершенно незнакомо, и никакого дома-облака он здесь не нашел.

   Вечером, очень уставший и голодный, он вернулся на ту же скамейку в скверике. Курточки там давно уже не было, но Доди о ней даже не вспомнил. Он сел, подпер рукой щеку и задумался, а затем тихонько заплакал.

   – Ну ты, чего разнюнился? – раздался насмешливый дискант.

   – Я б... бандитов ищу, – всхлипнул Доди.

   – Чего-чего? – снова взметнулся дискант. – А зачем тебе бандиты?

   – Мне дядю Эльмара надо, – прошептал Доди, поднимая голову.

   Перед ним стоял мальчишка лет девяти, очень худой и грязно одетый. Мальчишка был бос, но весело скалил зубы и, по всему видать, несовершенство собственного наружного облачения его нисколько не смущало.

   – И где твоя банда? – продолжил он допрос.

   – В лесу, – ответствовал Доди.

   – Ой, уморил! – развеселился мальчик. – Гляди-ка, Стас, вот чудило! В лесу, говорит. Ты слышал?

   Мальчуган обращался к кому-то за спиной Доди. Доди обернулся. За скамейкой стоял другой мальчишка, постарше, одетый, впрочем, не менее живописно, чем тот, что стоял напротив.

   – Да слышал, – снисходительно подтвердил Стас. – Он столбы за липки посчитал, а нас – за двух пантров.

   – И вовсе я не посчитал, – буркнул Доди. – А кто такие пантры?

   – Я же говорю – чудило! – засмеялся первый мальчик. – Ты чей такой?

   – Я мамин, – отвечал Доди печально.

   – А мама твоя тоже в лесу живет?

   – Нет, она в больнице.

   Старший мальчишка присвистнул.

   – Вот оно что? А где твой папа?

   – Не знаю, – и глаза Доди снова наполнились слезами.

   – Ну-ну, не рюмсай. Пошли с нами. Здесь нельзя оставаться, патруль заметет.

   Доди послушно встал и пошел за мальчиками. Они долго вели его какими-то запутанными переулками, пока не вышли к пустырю, окруженному полуразвалившимися строениями. В подвал одного из таких строений странные мальчишки и привели Доди.

   – Это бывшая теплоцентраль, – объяснил мальчик поменьше. – Здесь можно ночевать даже зимой.

   Действительно, в подвале было тепло, хотя и очень темно. Впрочем, сквозь входную дверь просвечивал свет фонаря над пустырем, и, приглядевшись, Доди заметил, что они здесь не одни: несколько мужчин и женщин неопределенного возраста сидели или лежали возле стен, прижимаясь к трубам.

   – Кого ты привел, Стас? – раздался мужской голос.

   – Да вот... У него мамка в больнице и батьки нету, – ответил Стас деловито.

   – Так... Ну-ка, подойди сюда, малец!

   Доди завертел головой. Он не мог понять, кто спрашивает.

   – Иди! – подтолкнул его Стас в нужную сторону.

   Доди очутился в углу подвала, и кто-то, чьего лица он так и не разглядел, начал забрасывать его кучей вопросов. Доди что-то пытался отвечать, но он очень устал и почти перестал понимать, чего от него хотят.

   – Возьмешь его завтра с собой, Магда, – наконец услышал он. – Малец будет тебе полезен.

   – Иди сюда, малыш, – раздался женский голос.

   Доди опустился на какую-то подстилку рядом с чьим-то человеческим телом и забылся.

   Очнулся он утром, когда было уже светло, и не сразу осознал, где находится. События прошедшего дня грезились ему лишь сном, однако, открыв глаза, он понял, что сон продолжается. В полумраке подвала он увидел немолодое изможденное лицо, склонившееся над ним, толстую трубу, тянувшуюся вдоль стены, и услышал приглушенный храп, доносившийся из глубины подвала. Воняло чем-то нехорошим, затхлым.

   – Проснулся? Вот и молодец, – сказала тетенька с изможденным лицом, поднимаясь с кучи тряпья, на котором они лежали. – Вставай, нам пора.

   – Я хочу есть, – проговорил Доди.

   – Ишь какой прыткий! Сначала надо заработать ту еду, – засмеялась женщина каким-то ожесточенным смехом.

   – Хорошо, – сказал Доди. – Пошли.

   Они выбрались на улицу, и сразу холодный ветер пронизал его насквозь.

   – Ничего, сейчас согреешься, – снова засмеялась женщина. – Побегай немножко.

   Доди совсем не хотелось бегать, и он просто сжался, стараясь унять дрожь. Но побегать ему все же пришлось. Женщина схватила его за руку и потащила за собой столь быстрым шагом, что маленькие ножки Доди едва успевали нести его хлипкое тельце с соответствующей скоростью.

   Вдруг женщина резко остановилась и сказала:

   – Ты должен называть меня мамой. Понял?

   – У меня есть мама, – насупился Доди.

   – Это неважно. Если ты не будешь называть меня мамой, нам ничего не подадут.

   – Но врать нехорошо.

   Тетенька склонилась к нему и тихо проговорила:

   – Ты же хотел кушать, правда? Если нам ничего не подадут, кушать будет нечего.

   – Все равно я не могу, – упрямо возразил Доди.

   – Тогда просто молчи и не спорь, что бы я ни сказала, договорились?

   Доди кивнул. Он огляделся. Они стояли на широкой улице между двух рядов больших домов. Где-то в конце маячила высокая арка с буквами.

   «Б-а-з-а-р», – прочитал Доди вслух.

   Они прошли к арке. Женщина велела Доди сесть и сама села рядышком. Затем она достала из сумки круглую коробку, бросила туда несколько монет и поставила ее возле своих ног.

   – Подайте, люди добрые, – загнусавила она.

   Доди было холодно. Он молча жался к женщине, ловя крохи тепла, которые могло дать ее костлявое тело. Он был голоден, но не смел жаловаться и лишь умоляюще смотрел в глаза прохожих. Люди шли и бросали деньги. Бумажки, а их было немного, женщина тутже убирала, пряча куда-то в складки своего одеяния. А напротив стояла лоточница со всякой вкусной всячиной и кричала:

   – Пирожки! Горячие пирожки!

   Доди молча глотал слюну. Но взгляд его был куда красноречивее любых слов.

   – Подойди сюда! – позвала его лоточница.

   Доди взглянул на женщину, рядом с которой сидел. Та кивнула.

   – Возьми пирожок, – сказала лоточница.

   Так они и просидели почти весь день. Ближе к вечеру, когда поток проходящего через арку народа начал заметно ослабевать, приемная «мама» закрыла коробку, встала с земли и, взяв Доди за руку, пошла вдоль базарных прилавков.

   – Подайте на пропитание, – просила она, останавливаясь возле некоторых продавцов. Не всегда, но кое-кто давал то пару яблок, то кисть винограда. Затем они двинулись в магазин...

   «Домой» они вернулись уже сытые и с полной сумкой. Другие обитатели подвала тоже начали потихоньку собираться на ночлег. Мужчина, так решительно вручивший Доди попечительству новой «мамы», тоже был здесь.

   – Покажи-ка, что принесла сегодня, – скомандовал он.

   Магда молча вывалила на расстеленную газету колбасу, хлеб, фрукты.

   – Деньги, -

   Он пересчитал протянутые женщиной бумажки и хмыкнул:

   – Неплохо для начала. Как малец?

   – Терпеливый, – сказала женщина с непонятым оттенком в голосе.

   – То-то же! Не обижай его, Магда, малец с характером.

   – Не знаю, долго ли он протянет, – с сомнением отвечала Магда. – Мальчик-то домашний, разве не видно? Совестно мне чего-то, да и ищут его, небось.

   – Он сирота, – сказал мужчина. – Таких не ищут. Они никому не нужны.

   – Я нужен, – возразил Доди.

   – Ну-ну, конечно, нужен, – успокоительным тоном произнес мужчина. – Вот нам нужен, и Магде. Правда, Магда?

   – Конечно, нужен, – ласково сказала Магда, погладив его по головке. – Ты ведь не бросишь меня, верно?

   – Я ищу папу, – сказал Доди упрямо.

   Мужчина и женщина переглянулись.

   – Конечно, конечно, – сказала Магда торопливо. – Когда ты встретишь своего папу, то уйдешь к нему. А пока будешь жить у нас. Договорились?

   И потянулись за днями дни. Длинные, тяжелые, скучные. Еду, которую Магда приносили в сумке, съедали тутже всей пестрой компанией и наутро ничего уже не оставалось. Голодные, они шли на базар и порой до самого обеда у Доди во рту не бывало ни крошки. Он не знал, что Магда специально не кормила его с утра, чтобы вид был пожалостливее.

   Сытый ребенок меньше вызывал сострадания, и поток подаяния соответственно был бы более тощим. Худенькое личико мальчика из приличной семьи трогало сердца прохожих, и они даже проникались симпатией к изможденной женщине, пытающейся изо всех сил сохранить благополучный вид хотя бы у своего дитя.

   Однако новая жизнь Доди окончилась, едва успев начаться. Дней через десять его разбудил среди ночи крик: «Облава!». Доди открыл глаза: все вокруг него суетились и метались. Доди тоже хотел было куда-то бежать, но передумал и забился в угол, прикрывшись кучей тряпья.

   – Выходи по одному! – услышал он громкую команду.

   Некоторое время по подвалу топали ноги, затем все стихло. Доди долго не решался высунуть голову из-под тряпья, а затем снова уснул. Утром он осмотрелся: подвал был пуст. Доди пошел к базару, куда каждый день его приводила Магда. Магды под аркой не было, и Доди побрел по улицам. Так он блуждал по городу, пока вдруг на стене какого-то дома не заметил картинку, и эта картинка притянула к себе его утомленное внимание.

   Доди подошел ближе – на картинке был изображен дом-облако, а рядом – какой-то город. И город этот Доди тоже узнал. Он видел его, когда улетал с мамой в аэробусе от «зеленых» и бандитов.

   «От-к-ры-ты-й», – прочитал Доди. – «До-м Со-ве-то-в».

   – Дяденька! – обратился он к прохожему. – Скажи, пожалуйста, как проехать к этом у дому?

   – Тебе туда не попасть, малыш, – засмеялся прохожий. – Это в Открытом, без мамки не доберешься.

   – А где это – в Открытом?

   – Это надо лететь с площадки.

   – С площадки?

   – Именно. Бывай, малыш!

   «С площадки? – подумал Доди в отчаянии. – Как же так?»

   Хоть до площадки было не очень далеко, добравшись дотуда, Доди сильно устал. Он присел на лавочку для пассажиров и начал наблюдать за аэробусами.

   «Посадка в Открытый производится с третьей платформы,» – услышал он объявление по репродуктору.

   Доди повертел головой. Он увидел столбики с цифрами: 1, 2, 3, 4... Возле столбика с цифрой 3 стоял аэробус, и на боку аэробуса большими буквами было выведено: «Открытый». Доди соскочил с лавочки и присоединился к пассажирам.

   В этот раз он не стал прятаться под кресло, а остался сидеть возле окна. И когда аэробус пошел на посадку, панорама открывшегося перед ним населенного пункта подсказала: он прилетел, куда хотел. Выйдя из аэробуса, Доди почувствовал, что замерзнет, если постоит хотя бы чуть-чуть. И он бегом припустил по улицам.

   Дом-облако находился совсем близко, и перед ним, как и в тот день, когда он встретил дядю Эльмара, стояло несколько машин. Доди открыл дверцу одной из ракеток и сел в кресло пилота. Глядя на пульт управления, он постарался вспомнить, в каком порядке дядя Эльмар нажимал на рычаги и клавиши. Вспомнив, он повторил все в той же последовательности.

   Машина поднялась в воздух. Доди снова увидел панораму города и повернул ракетку в противоположную сторону от того направления, по которому прилетел сюда полгода назад. Когда его потом спрашивали, откуда он знал, куда двигаться, он пожимал плечами. Направление он просто чувствовал, вот и все, к этому его приучила бабушка. Два часа полета – и внизу показались разноцветные шары: розовый, три желтых, два синих. Доди развернул ракетку налево и пошел на снижение.

   О том, что ракетка, на которой он летел, была воображенной, Доди узнал слишком поздно, когда изменить что-либо было невозможно. Он даже не испугался, когда все вокруг него начало меняться, и он рухнул вниз, увлекаемый клубком скользких гибких тел. «Зеленые» его не пугали, а догадаться, что он может разбиться об землю, он не успел до самого приземления и даже после. Ушибиться он почти не ушибся: зеленые тела, окружавшие его со всех сторон, спружинили и, подбросив его пару раз вверх, расползлись в разные стороны. Падая, Доди сгруппировался, как его учила мама, и повалился на бок, чтобы затем перекатиться и смягчить удар.

   Сказать, что Доди ничуть не ушибся, было бы неверным. Он ушибся, и ему было больно, но он привык стоически относиться к царапинам и ссадинам. Но Доди был озабочен: место, где он очутился, было совсем не тем, куда он стремился попасть. Это была лесная полянка, на которой он часто играл с Леркой, «лесным богом». До лагеря бандитов отсюда было далеко, хотя и не настолько, чтобы нельзя было дойти пешком.

   Доди сделал несколько шагов и поежился: ему вдруг стало очень холодно. Нечто мокрое коснулось его затылка, шеи, ручонок. Он поднял голову и вспомнил: это снег. В свои права вступала зима. А про зиму Доди слышал, что ее «как-то надо перебыть».

   Что такое «перебыть», Доди представлял себе довольно смутно, но от Лерки он слышал, что тот «перебывал зимы» в своем логове. Где это логово, Лерка ему показывал. Там было сухо, довольно тепло и, главное, не дуло.

   Доди разыскал место. Вход в логово (узкую нору под корнями большого старого дуба) был завален ветвями и прошлогодней листвой. Доди приподнял ветки и пролез внутрь, подальше от лаза. Руки его коснулись чего-то скользкого и гладкого. Логово уже было кем-то занято, и Доди почти понял, кем.

   – Ой! – воскликнул он, словно ожегшись.

   Затем вскрик его стих, и тельце его, обессиленное голодом и холодом, беспомощно вытянулось вдоль лежащего рядом с ним длинного, упругого туловища.

 

 

Замужество Рябинки

   Человек, за которого Рябинка вышла замуж был не первой молодости, но еще не старик. Разница была в восемь, или, по-здешнему, в десять лет. Подобно Рябинке, он был разведен. Он имел двоих детей от первого брака: мальчика и девочку, которые почему-то жили с ним, а не с матерью. Девочка была постарше, ее звали Лета, и она находилась в том возрасте между детством и юностью, которые принято называть «трудным». Мальчика звали Гари, и он был на три года моложе сестры.

   – Ты, главное, не суетись, – поучал Рябинку ее свежеприобретенный супруг по пути к их месту жительства. – И не очень на них нажимай. Они у меня привыкли к свободе, и я их не ущемлял.

   Рябинка безучастно слушала, не очень вникая в смысл того, что он ей говорил. Мужчина, с которым она рядом сидела, не вызывал у не ровно никаких чувств: ни хороших, ни плохих.

   «Там сама увижу, каковы твои дети,» – думала она.

   Впрочем, мысли свои одна держала при себе. Она уже почти раскаивалась, что привязала себя к этому невеселому грубому мужчине, совсем не отличавшемуся ни интеллектом, ни обаянием.

   – Ты их, главное, не бойся. Они ничего не имеют против тебя, – продолжал бубнить ее спутник.

   Дети в самом деле встретили ее совершенно спокойно, хотя и без радости. Как скоро убедилась Рябинка, они действительно привыкли к свободе, причем к свободе полнейшей. И результаты этой свободы были столь разительны, что спустя неделю после свадьбы Рябинка напрочь вылетела из меланхолии и больше в нее уже не впадала. Ей стало некогда тихо страдать. Страдать ей пришлось громко, вслух, выражая эмоции так, чтобы они сразу же становились понятны обоим юным оболтусам и их толстокожему родителю.

   Во-первых, дом, он оказался жутко запущенным. Просто непонятно было, как здесь могли обитать три пары человеческих рук. Рябинке даже подумалось, что генеральная уборка там не проводилась вообще никогда.

   «Интересно, как он выглядел при его бывшей жене, – подумалось Рябинке, едва она очутилась на грязной закопченной кухне, заставленной немытыми кастрюлями и заплесневелыми банками. – Любопытно было бы познакомиться с ней.»

   Но в первый день Рябинка не решилась наводить свои порядки. Вместо этого она заглянула в сад и на огород. Ее поразило, что вид его оказался столь же запущенным. Многолетний бурьян покрывал все пространство, не занятое деревьями и кустарником. Если вспомнить, что шел третий месяц весны, и все огороды соседей были не только вспаханы, но и засажены, то досада Рябинки была вполне понятной.

   «А ленивенький мне муженек попался, однако,» – сделала она вывод.

   Тем не менее начинать семейную жизнь с малоприятного для обоих разговора она не рискнула. Вместо этого утром, когда муж ушел на работу, а дети в школу, она устроила нечто вроде предварительной приборки в жилых помещениях дома: пропылесосила стены и ковры на полах, протерла влажной тряпкой все, что было на виду. Кладовую она решила оставить на следующий раз и занялась кухней.

   Едва она успела помыть стены, потолок и пол, как явились из школы дети. Увидев на кухне полный разгардяж, они недовольно сморщили носы, но ничего не сказали. Зато чуть за ними закрылась дверь в залу, как раздались вопли:

   – Куда она дела мой максплей?

   – А мои петролы?

   И это вместо благодарности!

   Рябинка сжала челюсти и быстренько принялась рассовывать по полкам банки, бутылки, пакеты и коробки, не требовавшие незамедлительной капитальной чистки. Остальную посуду она сложила в четыре большие коробки и спустила в подпол.

   Она глянула на часы – до прихода мужа осталось еще три часа. Пора было готовить ужин.

   Рябинка умела и любила готовить, но ей очень давно не приходилось этого делать. Пошарив в кладовке и в холодильнике, она нашла почти все, что требовалось для карри. Риса, правда, не было, но его вполне можно было заменить какой-то местной крупой. Название крупы Рябинка не знала, хотя вкус ее, судя по больничному опыту, был ничуть не хуже. Приправы вроде шафрана или муската Рябинка добавила «от себя». Поколебавшись, она решила приготовить карри гораздо менее острым, чем то, к которому привыкла. И как скоро оказалось, правильно сделала.

   Не успел муж прийти с работы, как на него посыпались жалобы:

   – Она все перепутала!

   – Я ничего не могу найти!

   И, наконец:

   – Мы голодные!