Текст книги "Набоб"
Автор книги: Ирэн Фрэн
сообщить о нарушении
Текущая страница: 34 (всего у книги 37 страниц)
ГЛАВА XXIX
Калькутта
Май – июнь 1775 года
Был час сиесты. Обычно в это время вся Калькутта погружалась в послеобеденный сон. Даже порт затихал. Но сегодня Калькутта не спала. Вернее, не спала только английская часть города. По звукам, доносившимся с улицы, Уоррен Гастингс понял, что что-то произошло. «Может быть, в порт прибыл какой-то корабль? – подумал он и подошел к окну. – Так и есть. А вот и мой заместитель пожаловал». Уоррен нахмурился, увидев, что к воротам его особняка подкатил фаэтон. Он не любил, когда кто-нибудь нарушал его уединение.
Он предпочитал одиночество – оно давало ему ощущение власти над Индией. Увы, это была лишь иллюзия, потому что ему приходилось отчитываться в своих действиях перед тремя другими членами Совета Бенгалии, Монсоном, Клеврингом и – главное – перед этим спесивым сэром Филиппом Фрэнсисом, который через минуту войдет в его кабинет.
– Господин губернатор, приехал сэр Фрэнсис и просит его принять, – доложил слуга.
– Пусть войдет! – ответил Уоррен.
Его посетитель еще не успел присесть, когда Гастингс лишил его всякой возможности продемонстрировать свою значимость.
– Не говорите ничего, сэр Фрэнсис, позвольте мне угадать, что вас привело ко мне… Король Франции умер, не так ли?
– Совершенно верно, – ответил тот упавшим голосом. – Откуда вы знаете? Корабль, доставивший это известие, только что прибыл! – Уоррен промолчал, и сэр Фрэнсис добавил более твердо: – Для вас… для нас это дурная новость!
* * *
Ожидая, когда принесут чай, Уоррен наблюдал за ним, пытаясь понять, что так привлекает к нему женщин. Сэр Фрэнсис был высок, хорошо сложен и подтянут. У него были правильные черты лица. Все без исключения женщины Калькутты были от него без ума; выслушав мнение Мариан, Гастингс уразумел, что не последнюю роль в этом сыграла его жизнь во французской столице. Еще в 1765 году сэр Фрэнсис собрал там значительную коллекцию своих галантных побед. За что его прозвали Прекрасным Англичанином.Сейчас ему исполнилось тридцать пять лет, но выглядел он моложе. Однако, по мнению Уоррена, сэра Фрэнсиса с большой долей преувеличения можно было назвать красавцем. Вероятно, калькуттские дамы просто не знают, что такое настоящая мужская красота.
Когда слуга принес поднос с чаем, сэр Фрэнсис с трудом скрыл свое неудовольствие. Подобно другим осевшим в Калькутте британцам, он потреблял исключительно алкогольные напитки. Уоррен стал почти откровенно издеваться над этим:
– Ах, сэр Фрэнсис! Я знаю, что в это время вы предпочитаете коньяк. Увы, у меня нет этого напитка… Нет даже вишневой настойки… В отличие от вас, я не приучен к удовольствиям. Ведь они расслабляют, как говаривал Вольтер. А я – варвар, сэр Фрэнсис.
– «Варвар» – это вполне подходящее слово, господин губернатор!
Уоррен и глазом не моргнул. Он разлил чай в бело-голубые фарфоровые чашки и одну из них подал своему сопернику.
Сэр Фрэнсис не посмел отказаться.
– Мне кажется, вы чем-то очень расстроены, – сказал Уоррен. – Успокойтесь. Попробуйте-ка лучше этот чай, сэр Фрэнсис. Это настоящее чудо. Новый сорт, который наши люди вырастили на склонах Гималаев. Надо развивать это дело. Как вы думаете? В горах Ассама, Силигури, Дарджилинга для этого есть все условия.
– Это же земли дикарей! – перебил его Фрэнсис. – К тому же вы там не были! Откуда вам знать, какие там условия?
– У меня есть отчеты наших путешественников и картины с изображением этим мест.
– Для Англии и для Бенгалии было бы лучше, если бы голова губернатора была занята не картинами, а кое-чем другим! Конечно, вы реформировали систему налогов, правосудие, таможни. Ваш Акт об управлении Индией [8]8
Был принят Британским парламентом в 1773 году.
[Закрыть], инспекция финансов Компании – все это хорошо. Однако ваша настоящая цель – скроить собственную империю. Вы управляете всем, Гастингс, признайте это: пошлинами, законами, торговлей опиумом и солью. Но абсолютная власть вас погубит. Прислушайтесь к нашим советам.
– Переходите к делу, сэр Фрэнсис.
– Вы приказали пытать индийских раджей, которые воспротивились вашим указам. Вы посадили их в тюрьму.
– А одного из них должны казнить. Что дальше?
– И вы согласились на это?
– Так вы пришли просить меня о помиловании Нанда Кумара? Этого фальшивомонетчика, изменника Нанда Кумара, который хотел моей погибели и погибели всей английской Индии? В этом все дело, не так ли? Смерть французского короля была только предлогом для того, чтобы ко мне прийти!
Сэр Фрэнсис не дал сбить себя с толку.
– Это мы увидим позже. А пока, Гастингс, подумайте: Нанд Кумар – махараджа и брахман. Брахман, слышите? А вы собираетесь его повесить! Вы хорошо знаете индийские законы и не можете не понимать, что местные жители увидят в этом нарушение дхармы, за которое заставят нас заплатить. Со времени смерти набоба Ауда Бенгалия стала хрупкой, губернатор. А неподалеку находятся французы и такой опасный человек, как Угроонг…
– Индия давно уже не трепещет перед Угроонгом! Поверьте мне, он скоро умрет.
– Есть еще его жена.
– Неизвестно даже, существует ли она. Угроонг любит выдумывать легенды. В шестьдесят лет он уже не представляет для нас угрозы.
– Но есть еще один человек. У него большое войско, и он предан Индии.
«Похоже, Фрэнсис неплохо осведомлен», – подумал Уоррен.
– Вы, кажется, привезли мне известие? – он указал пальцем на пакет, который Фрэнсис комкал в руках с того момента, как вошел в кабинет.
– Это правда, – ответил тот и протянул Уоррену пачку листов.
Это были инструкции Вестминстера.
Чтобы разобрать текст, Уоррен подошел к окну. В течение четверти часа он внимательно читал бумаги, а когда закончил, опять сел за стол. Сэр Фрэнсис заметил, что губернатор сильно побледнел. Однако он ошибочно принял эту бледность за испуг, на самом деле это было проявлением гнева.
Гастингс внимательно читал послание из Лондона, отмечая про себя наиболее важные факты. После кончины короля Людовика XV на французский престол взошел Людовик XVI. Молодой государь питает слабость к флоту. Его министры возлагают большие надежды на колонии и потому предоставили некоему шевалье Пальбо де Сен-Любену, известному также под именем Сен-Фрэ, значительные субсидии на организацию экспедиции в глубь Индии.
– Проклятье! – выругался Гастингс. – Сколько уже времени прошло с тех пор, как были составлены эти инструкции? Шесть месяцев, может быть десять? Столько времени нужно кораблям, чтобы добраться до Калькутты. – Гастингс стал читать дальше.
«Очевидно, что союз французов с народом маратхов представляет собой основное препятствие нашему владычеству в Индии, учитывая, что набоб страны Ауд Сурадж-уд-Доуле, заключивший с нами договор о препятствовании претензиям любого индийского царя на наши владения в Бенгалии, находится при смерти. Дело в том, что в его окружении есть несколько французских солдат и авантюристов, готовых поднять против нас восстание и даже начать военное вторжение в Бенгалию. В их числе наиболее активным и опасным является некий Мадек, который имеет какие-то связи с не менее опасным Угрюмом. По всей видимости, Мадек готов возглавить повстанцев и фанатиков в борьбе против нашего суверенитета в Бенгалии. Следовательно…»
На этом месте Уоррен прервал чтение.
– Мадек, да?.. Вы читаете то, что написано про Мадека? – насмешливо спросил Фрэнсис.
– Я не хуже вас осведомлен об этом человеке, сэр Фрэнсис, впрочем, как и об Угрюме. Мы знаем, что Франция уже три года отказывает ему в патенте капитана. Все отправляемые из Шандернагора письма перлюстрируются. Поверьте мне, у правительства Франции не больше, чем у нас, оснований придавать значение подвигам этого оборванца.
– Но инструкции, Гастингс…
– Ну конечно же инструкции. Мы им подчинимся и погубим этого Мадека.
– Думаю, проще отправить на виселицу брахмана, чем схватить этого Мадека. Он богат: субсидии от Угрюма, собственные земли, джагиры. Говорят, его доход составляет миллион французских ливров. Пушек у него сколько душе угодно. К тому же у Мадека неплохое окружение: д'Омон, де Кресси, Ла Соважер, Ла Мартиньер… – все эти имена известны во Франции.
– Это все ничтожные обломки пондишерийского общества. Они засели в царстве Ауд потому, что не знают, как оттуда выбраться. Они заперты в Индии.
– Да, вы правы. Они заперты. И кем же, позвольте вас спросить?
– Бенгалия – заслон Индии.
– Нет, губернатор. Этот заслон – женщина. Жена Угрюма.
– Царица! И вы, сэр Фрэнсис, тоже верите в эту сказку о призраке женщины, явившемся, чтобы отомстить нам за разгром какого-то города на границе Раджпутаны. Угрюм женился на индийской женщине, потом она умерла. Теперь он заключил брак с мусульманской баядеркой. Он просто чудит перед смертью. Оставьте его в покое. Мадек не имеет к этому никакого отношения.
– Индийцы думают по-другому.
– Наша сила, сэр Фрэнсис, в разуме. В унаследованном от Европы разуме, который, впрочем, у нас, англичан, не исключает движений сердца. Но не будем же мы поддаваться всем этим необоснованным страхам. Я хорошо изучил индийцев. Они рождаются со страхом в душе…
– Страх… У нас он тоже есть, губернатор. Дочитайте инструкции.
Уоррен быстро пробежал глазами последние строчки. Ничего особенно интересного. Ему предписывали усилить наблюдение за Шандернагором и комендантом Шевалье, а также предупреждали, что любое стремление к независимости колонии от Британской короны будет сурово подавляться.
– В этом послании нет ничего, что может вызывать страх. – Гастингс внимательно посмотрел на сэра Фрэнсиса. Жизнь дала этому человеку все. В отличие от многих, он приехал в Индию не за тем, чтобы поправить дела. Он оказался здесь случайно. Ведь поговаривают, что место в Совете Бенгалии было столь милостиво предоставлено ему королем Георгом как плата за молчание после того, как кто-то из министров обнаружил, что именно он и есть тот самый Юниус, гнусный памфлетист, критиковавший государя в анонимных листках. Обличитель Англии не мог так легко забыть свои привычки. Уоррен пообещал себе поподробнее в этом разобраться.
– И что же мы будем делать с этим Мадеком? – спросил Фрэнсис.
– Нашлем на его земли какой-нибудь народец. Рохиллов, например; он когда-то изменил им.
– А если Мадек победит их?
– Он потерпит поражение, – Гастингс произнес эти слова как заклинание. И повторил: – Он потерпит поражение, уверяю вас.
– А эта женщина, царица… Не думаете ли вы, что следует разузнать о ней как можно больше?
– Это ничего не стоит.
В этом направлении Уоррен уже работал. Но пока человек, который мог дать ему разъяснения на этот счет, – старый иезуит из Агры – не отвечал на его запросы. Может быть, он умер?
– А Нанд Кумар? – напомнил Фрэнсис.
– Он будет казнен.
– Неужели вы решитесь на это?
– Да. Нанд Кумар – мошенник и клеветник. Он говорил, будто я подкуплен опекуншей бенгальского набоба, потом – будто я соблазнил ее, чтобы захватить провинцию, потом еще бог знает что. Нет, сэр Фрэнсис, мы не можем этого терпеть. Поэтому Нанд Кумар будет казнен.
– Но он махараджа!
– Крестьянин или махараджа – мне все равно.
– Вы вполне могли соблазнить эту темнокожую красавицу. В конце концов, мужчина всегда мужчина, не правда ли?
Уоррен пожал плечами.
– А еще говорят, – не унимался Фрэнсис, – что вы подкупили судей Нанда Кумара. Зачем казнить его по английским законам, вешать, если вы знаете индийское право?
Губернатор подошел к нему и прошептал на ухо:
– Надо ли объявить всей Калькутте, что Юниус пребывает в ее стенах?
Фрэнсис чуть не подскочил. А Уоррен продолжал более громким голосом:
– Дорогой сэр Фрэнсис, не угодно ли вам встретиться со мной завтра на заседании Совета, чтобы внести на рассмотрение всех членов правления ваши замечательные предложения?
Фрэнсис понял, что разговор окончен и пора откланяться.
– Всего доброго, губернатор, – сказал он. – Не работайте слишком много. Почему вы никогда не присоединяетесь к нам в играх и танцах? Я уверен, что миссис Имхофф скучает, будучи вынуждена приходить одна.
Фрэнсис презрительно улыбнулся и вышел из кабинета.
– Вот оно что… Он ведь так любит удовольствия, – пробормотал губернатор. – Надо будет расспросить о нем Мариан.
Он вытащил из ящика стола лист веленевой бумаги и быстро написал: «Моя обожаемая, сокровище моего сердца, сегодня вечером я буду у дверей вашего дома Я не перенесу вашего отсутствия. Скоро я увижу ваши восхитительные глаза, услышу ваш очаровательный голос! Не уезжайте, моя милая Мариан. Я появлюсь, как только спадет жара».
Гастингс не стал подписываться, – она поймет и так, – и позвал курьера. У этого бенгальца был почему-то растерянный взгляд и странное, с призвуком дыхание. Уоррен не обратил на это ни малейшего внимания и отдал ему записку.
* * *
Как и обещал, Уоррен приехал к Мариан, когда жара немного спала. Паланкин остановился перед белым перроном, Уоррен спрыгнул на землю и взбежал по ступенькам. Где же она? Он всмотрелся в полумрак коридора. Но к его удивлению, Мариан не встретила его. Неужели она не получила записку?
Он припомнил индийца, который должен был ее доставить. Его странный взгляд, странный запах… Как же он не подумал раньше! Какая глупость доверить письмо, не убедившись в надежности того, кто его доставит. Обычно он никогда не поступал таким образом. Этот бенгалец, судя по всему, обкурился опиумом, прикарманив полрупии, которые дал ему губернатор, отправился за очередной порцией зелья.
Слуги спали, как и всегда, когда хозяева отсутствовали. Кто-то устроился в кресле, кто-то – на цоколе колонны, кто-то – на ступенях мраморной лестницы. Они даже не шелохнулись, когда Уоррен вошел в дом. Он заметил ее зонтик, лежащий на серванте, и ее красивую сумку, без которой она не выходила. Значит, Мариан здесь. Минуту спустя Уоррен был уже на втором этаже и смотрел в замочную скважину будуара Мариан. Он не мог не признаться себе, что вновь охвачен давней страстью, которую не испытывал со времен Бирнагора: удовольствием видеть, когда тебя не видят.
Мариан в нижнем белье сидела на полу перед огромным медным тазом, полным жемчуга, и играла им, пересыпая из руки в руку. Рядом с ней копошились несколько котят. «Откуда у нее столько жемчуга? – подумал Уоррен. – Может быть, это назар от какого-нибудь индийца? За какие хитрости, за какие интриги?» Ум Гастингса заработал с невероятной быстротой. Единственный человек, занимавшийся в Калькутте продажей жемчуга, был другом Фрэнсиса. Неужели Мариан замешана в какие-то махинации?
– Мадам, откуда у вас этот жемчуг? – спросил он по-французски тоном начальника.
Она ответила ему не менее твердо:
– Сударь, это мое дело!
– Какой раджа подкупил вас? Отвечайте, я требую! Когда меня назначили губернатором Бенгалии, мы договорились – никаких дел, мадам, никаких спекуляций, никаких интриг. Жена Цезаря должна быть вне подозрений.
Мариан поднялась, разгладила складки на своем белье и посмотрела на него вызывающе:
– Но, сударь, я вовсе не ваша жена!
Уоррен отвернулся. Он чуть было не заплакал от обиды и душевной боли. Grasping!Алчная, как все женщины Калькутты.
Ясно, что Мариан подкупили и подстроил это Фрэнсис. «Но то, чем Фрэнсис хотел погубить меня, погубит его самого, – подумал Гастингс. – И я пойду еще дальше. Я обуздаю Индию. Я казню Нанда Кумара. Я разгромлю Мадека и царицу. Плодом моих трудов будет Английская Индия. Моя Индия, только моя!» Наступило время завоевания. Ради пользы дела можно пойти на многое. Уоррен Гастингс постепенно успокаивался. Сейчас он обернется к Мариан, обнимет ее, попросит прощения за столь негалантное поведение, будет целовать ей руки, увлечет в постель, откинет москитную сетку, сомнет муслиновые покрывала, расстегнет застежки ее белья, будет ласкать ее груди, уставшие без любви, целовать эти губы, алчные и лживые, наконец, умрет в кольце ее рук, украшенных камнями, украденными у Индии, и будет шептать ей: «Моя королева! Моя сладкая Мариан! Любимая, обожаемая».
Так все и произошло, и она не возражала.
– Прощен ли я, сударыня? – наконец спросил он.
– Губернатор, у нас с вами так давно не было ничего подобного, – ответила она томным голосом.
Уоррен решил воспользоваться моментом.
– Увы, Мариан, я слишком занят делами и большую часть времени мне приходится проводить в Совете Бенгалии. На удовольствия почти не остается времени.
– Но сэр Фрэнсис живет совсем не так, Уоррен. А ведь он тоже член Совета Бенгалии. «Прекрасный англичанин» полагает, что удовольствия вполне совместимы с выполнением служебного долга.
Уоррен пожал плечами.
– Игра? Женщины?
– Если бы вы чуть лучше разбирались в жизни света…
– Свет, Мариан, – это для меня Англия, океаны, Бенгалия. А сэр Фрэнсис, к сожалению, некомпетентен в делах Индии.
– Уверяю тебя, Уоррен, это утонченный, приятный и умный человек…
– Он действительно очарователен. И красив.
– Красив, о да! Очень красив. Он соблазнитель. В нем есть нечто. Сочетание веселья, ума и чувства. Да, в этом все дело. Чувства, которое пленяет женщин.
– И тебя?
– Меня?.. Я уже не в том возрасте, Уоррен, и я – с тобой.
– Он может захотеть увести тебя от меня, просто ради удовольствия.
– Ему нужны юные, совсем юные женщины. Девочки.
– Местные?
– О нет! Белые, только белые! Если бы ты знал, какие праздники он устраивает у себя в бунгало в Лодже, вместе со своим братом!
– Я бывал там, как и ты. И ничего особенного мы там не видели.
– Уоррен, а ты знаешь, что происходит в этих четырнадцати комнатах после того, как мы уезжаем?
– А ты знаешь? Нет. Мариан, этот человек просто хочет казаться экстравагантным. Скоро его будет окружать толпа индийских девиц и смуглых детишек. Он уже устал от своих карет, от слуг, которые во все горло выкрикивают на улицах его титулы. От женщин он тоже устанет.
Похоже, Мариан была уязвлена:
– Нет. Сэру Фрэнсису нравятся только белые. И он выбирает самых молоденьких. Надо видеть, как он за ними ухаживает. Можно подумать, что он француз.
Уоррен удивлялся все больше и больше:
– Если так, моя королева, то в городе для него скоро не останется дичи.
– Но есть еще Шандернагор!
– Шандернагор?
– Да. Шандернагор! Комендант Шевалье устраивает праздники в бывшем дворце Дюпле. Но французы скучают. В Шандернагоре много женщин и почти нет мужчин. Шевалье решил приглашать англичан. Мы же не в состоянии войны, правда? Мы ведь можем и поехать?
Уоррен задумался: «Предложение Шевалье не такое уж невинное. Досадно, что несколько его последних писем не попало мне в руки. Должно быть, Шевалье узнал, что за ним шпионят, и нашел новый способ пересылки корреспонденции в Версаль. Чего же он добивается?» Мариан скинула с себя покрывало и снова начала ласкаться к нему.
– Шандернагор… Мы же поедем туда, правда, Уоррен? Поедем?
– А что, уже назначен день?
– Нет, день еще не назначен. Просто Шевалье сделал такое предложение сэру Фрэнсису. Но твой заместитель не примет его без твоего согласия.
– Думаю, мы поедем в Шандернагор. Но в ближайшее время это невозможно.
– Невозможно, – вздохнула она. – Это из-за казни брахмана?
– Совершенно верно. Я вижу, новости в салонах распространяются очень быстро.
– Но зачем его казнить?
– Мариан, прошу тебя. Я же не спрашиваю тебя о жемчуге…
– Так мы поедем, правда, Уоррен?
– Посмотрим. Нас может задержать не только казнь брахмана. Опасность войны по-прежнему сохраняется, и сейчас, когда во Франции на трон взошел новый государь, она особенно велика.
Мариан опять приняла соблазнительную позу и посмотрела на него томным взглядом. Но Уоррен счел, что с него довольно, и стал одеваться.
Мариан продолжала мечтать вслух:
– Шандернагор… Сэр Фрэнсис, как и ты, сочиняет красивые поэмы. И ведет дневник. Интересно, что он запишет в него после праздника в Шандернагоре, если он, конечно, состоится!
– Что? Он ведет дневник? – удивился Уоррен. – И ты его видела?
– Нет, мой друг! Он показывает его только своим любовницам и только те пассажи, которые касаются их самих: зарождения чувств, упоение страстью и так далее.
– Вот уж не думал, что он на это способен, – усмехнулся Гастингс.
– Прекрасный Англичанин, чего же ты хочешь…
Мариан откинулась на подушки, ее голос стал тише. Она засыпала.
«Она всегда была француженкой, – подумал Гастингс, выйдя из комнаты. – Странный вечер… И весь день странный». Ему казалось, что за эти несколько часов судьба явила ему все, что угрожало его восхождению: сэра Фрэнсиса, Мадека, царицу, развращенность Мариан, происки Шевалье и его агента Сен-Любена. Пять фрагментов картинки-головоломки. И все они сходятся в одной точке: в маленькой французской фактории, дремлющей на берегу Ганга. Гастингс даже не представлял, как она выглядит. Мариан удалось-таки разжечь его любопытство. Но, прежде чем отправиться в Шандернагор, надо сделать три дела. Во-первых, казнить Нанда Кумара и проследить, чтобы в Бенгалии сохранилось спокойствие. Во-вторых, разобраться с этим господином Мадеком. И, наконец, дождаться приезда в Шандернагор агента Сен-Любена.
* * *
Шериф объявил махарадже и брахману Нанду Кумару, что его казнь состоится на следующий день. Знатный индиец принял это известие спокойно и с достоинством. Он попросил только об одном: передать его прощальный привет Клеврингу, Монсону и Фрэнсису. При этом губернатора, который якобы подкупил судей, он даже не упомянул. Клевринг, Монсон и Фрэнсис наблюдали за казнью издалека. Они не испытывали к Нанду Кумару никакой симпатии. Брахман был для них всего лишь орудием, с помощью которого они хотели свергнуть Гастингса: как только брахмана повесят, индийцы поднимут восстание, которое вынудит губернатора с позором вернуться в Англию. Всю ночь Калькутта бурлила: индийцы были уверены, что богиня не позволит повесить брахмана, и принесли на алтарь Кали сотни зарезанных кур и ланей. Утром они пришли на площадь, чтобы посмотреть, как могущественная богиня разверзнет предмуссонные тучи и спустится вниз, сопровождаемая ракшасами и всеми демонами Вселенной, чтобы спасти брахмана от позорной смерти и унести его в вечно счастливые Гималаи.
Но вид процессии отрезвил индийцев. Похоже, Нанд Кумар не ждал помощи от неба. Сидя в паланкине, облеченный знаками власти своей касты, он приближался к месту казни с хладнокровием, которое поразило даже англичан. Брахмана заботило только одно: чтобы люди его касты совершили погребальный обряд в строгом соответствии с правилами, принятыми для дважды рожденных. Он бесстрастно отдал себя в руки палачей, и те сделали свое дело, как обычно, ловко и быстро.
Индийцев охватил ужас. С минуту они молча смотрели, как труп брахмана качается в петле, а потом с жуткими воплями ринулись к Гангу, чтобы смыть в священной воде кошмарную скверну, они считали, что опозорили себя лицезрением такого преступления.
Во время казни Уоррен Гастингс находился в своем кабинете и ждал, что в городе вот-вот начнутся волнения. Но после дикого вопля, отметившего переход Нанда Кумара в Город Мертвых, Калькутта вернулась к обычной жизни.
Хотя город казался спокойным, Уоррен Гастингс не находил себе места. Он не мог работать и даже не притронулся к чаю. Вечером агент принес ему записку, в которой говорилось, что казнь брахмана убедила индийцев во всесилии губернатора. Но Уоррен был не так наивен, чтобы в это поверить.
На следующее утро к нему явился бенгалец, которого он посылал в Агру к отцу Венделю.
– Готовы ли рохиллы выступить против Мадека? – спросил его Уоррен.
– Да, губернатор.
– Где он находится?
– На границе своих земель, недалеко от Агры. Он собрал все французские отряды и вместе с Нагеф-ханом и Уг-роонгом готов встать под знамя Могола.
– Маратхи тоже хотят к ним присоединиться?
– Да, высокочтимый губернатор.
– Мадек потерпит поражение!
Агент промолчал.
– Ну что ж, Вендель сообщил нам важные сведения. Почему же он так долго молчал?
– Но эти сведения я получил не от него, губернатор, – ответил бенгалец.
– Как?
– Человек в черном не может больше говорить.
– Не может говорить? Почему?
И бенгалец рассказал о том, что видел в церкви в Агре. Когда он вошел в новый храм, построенный на пожертвования Угрюма, иезуит служил мессу. Но при этом не издавал ни звука. Он лишь шевелил губами, а стоявший сзади него молодой франци произносил нараспев латинские слова. Кроме того, у иезуита больше не было кистей рук. Какой-то городской ремесленник приделал к его культям железные крюки, которые позвякивали при раздаче священных даров. Иногда крючки запутывались в стихаре. Тогда иезуит останавливался и рычал, и мальчик из хора поспешно высвобождал их, после чего служба продолжалась. Желающих принять христианство не стало меньше. Жители Агры считают священника святым и часто приходят посмотреть на эти необычные обряды.
Уоррен был потрясен.
– Кто это сделал? – прогремел он. – Кто?
– Этого никто не знает, – ответил агент. – Некоторые говорят, что это сделал призрак царицы Сарасвати.
– Пошел вон! – крикнул Уоррен. – Сарасвати! Они все с ума посходили!
Агент мгновенно ретировался.
– Я ее уничтожу. – На этот раз он осознал, что от нее исходит реальная опасность. – Я всех их уничтожу. Всех, без исключения.
Уоррен достал свои досье и работал с ними до вечера. Когда жара спала, он открыл окно и долго глядел на Ганг, в ту сторону, где лежал Шандернагор.
