Текст книги "Тайны третьей столицы"

Автор книги: Иннокентий Шеремет

сообщить о нарушении

Текущая страница: 23 (всего у книги 24 страниц)

Принцип ЧАМа: выборы должны оплатить те, кто его выбирает – горожане, за счет городской казны. И плевать, что больные в больницах мучаются без лекарств и в духоте, помирая от сердечных приступов. Главное, чтобы живые голосовали как надо.

Ведь пока люди голосуют за его подручных вроде Кунгусова, Прыдкова, Окулова и прочих, какие к Барину могут быть претензии?

– Далеко не все понимают, что ЧАМ и его политмерзавцы работают на деструктив, – вступился за земляков Шеремех.

И Быков не выдержал:

– Ой, как это сложно! Это ж два высших образования требуется, чтоб понять, кому выгодны долги всех перед энергетиками. Это ж бинокль нужен,чтобы разглядеть: мэру выгодно, чтобы дела в Екабе пришли в полный упадок. Это ж только академикам понятно, с чего это жизнь здесь дороже, чем в самых дорогих городах мира! Это ж только профессоры видят: строительство тут дороже, чем в Москве! А грязь по уши? А смертность? А дети бесприютные? А старики в ночных очередях к врачам? Наверное, геомагнитная аномалия у вас, не иначе...

–  Кончайте гнать вторяк! – не выдержал Шеремех. – Вам легко вермишелить на уши. Вам, москвичам, подфартило с Лужковым. И даже не с Лужковым, а с тем, что он Рыжего ненавидит и делает все ему назло. А поскольку Рыжий делает только зло, Лужкову приходится добро творить иногда. Но в этом никакой вашей заслуги нет. Просто так карта легла. Перестаньте. В общем, как я понял, ситуация сложилась в пользу Барина? И что дальше?

–  Они пришли к соглашению: сначала проваливают выдвижение Россиля от партии власти на выборах губернатора, а потом пропихивают в губернаторы ЧАМа или его человека.

И опять все уперлось в то, как бы половчее опорочить Россиля перед Кремлем. Причем, это нужно было сделать срочно: та часть верхушки «Общей России», которую старательно подкармливали из городской казны Катеринбурга, внезапно сместили. Там свои игры. А новые начальники «ОбРоса» еще не определились: Россиль им нужен здесь или кто-то другой? Нужен был железный козырь, который бы вогнал Россиля в землю по самое то.И вот именно этот момент в Катеринбург вернулась Полина Борисовна Данилова.

Надо сказать, что те диски, на которых Абсент держал исходные и фальшивые записи, не погибли при штурме Химмаша. Их вовремя успел скопировать его подручный Димон-Гремлин. Он-то и обратился к бывшему соседу по двору, а ныне депутату облдумы Артему Затовскому, чтобы тот помог их ему выгодно продать своим соратникам-ЧАМовцам. Цену Димон назначил сравнительно небольшую: двухкомнатную хрущевку и некую сумму в долларах.

И Артем согласился выступить посредником. При этом он вознамерился разоблачить ЧАМа. Ведь сами по себе эти диски – не улика. На них же не написано, кто именно заказал фальшивку. А вот переговоры о покупке дисков и деньги за них – это улики. Тем более, что поскольку и Димон, и покупатели друг другу не очень доверяли, то квартиру на Шарташской-18 для начала оформили на жену Затовского.

Завершающим этапом должна была стать обмен денег на диски, которую назначили на 17 июля в той самой квартире. Артем рассчитывал, что за дисками явится сам Кунгусов и ради этого обзавелся свидетелем, своим помощником Расчектаевым. А еще он припас видеокамеру, чтобы записать обмен дисков на деньги. Но... кто-то его выдал. И вместо Кунгусова на Шарташскую пришел псих – Кирилл Семенович Илларионов.

Илларионов из тех психически больных людей, которые наряду с периодически вспыхивающей в них тягой к убийству, обладают острым умом и поразительным даром убеждения. Благодаря ему он и прижился в команде ЧАМа. А когда выяснилось, что порой «Семеныч» неадекватен, то Кунгусову пришлось его покрывать: известие, что на мэра работает явный шизик, могло здорово скомпрометировать.

В силу этого, Семеныча продолжали использовать по тихому и периодически подлечивали. Во всяком случае, доказать, что Кунгусов, а тем более сам ЧАМ знали о том, что Илларионов склонен к убийствам, невозможно.

Семеныч явился к Затовскому, который, не зная о его болезни и способностях, совершил сразу две ошибки. Во-первых, он недооценил ума Илларионова, и тот почуял, что это – ловушка. А во-вторых, чтобы размягчить собеседника, Артем угостил его шампанским. А для шизоидов алкоголь, как бензин для огня. Тем более – шампанское, которое имеет свойство почти мгновенно ударять в голову. Вот оно и ударило.

Что происходит в голове у больного неспециалисту понять невозможно. К тому же Илларионов, вероятно, думал, что в квартире кроме него только двое – Затовский и Расчектаев...

В общем, пока они сообразили, что происходит, он стал их убивать. Вероятно, чтобы отвлечь его внимание, Затовский выбросил борсетку с дисками, ради которых пришел Семеныч, в окно.

Он надеялся, что тот побежит за ними, и убийства прекратятся. Но не получилось. Псих уже не мог остановиться. А может, он даже и не понял, что сделала его жертва.

Зарезав всех, Семеныч обыскал квартиру. Обнаружив видеокамеру, но не найдя дисков, он устроил пожар. Понадеялся, что огонь скроет следы и уничтожит эти диски.

Потом он доложил о случившемся, и его тихо отправили на лечение, а дело об убийстве замяли, приписав все самим убитым.

Поскольку Гремлин связывался с покупателями через Затовского, то заинтересованные стороны решили, что продавцом был сам депутат. И поскольку дисков при осмотре места преступления не нашли, то все решили, что они уничтожены, и на этом успокоились.

Гремлин, естественно, счел, что для него в этой ситуации лучше обо всем забыть и больше не высовываться.

Однако диски не погибли. На борсетку с ними наткнулась старушка Данилова. И не справилась с искушением прикарманить лежавшие в ней деньги. Но когда стало известно о кошмарном убийстве, Полина Борисовна от страха умчалась к дочери в Подмосковье.

Там она и жила себе, пока зять в очередной раз не отказался возмутительным образом жить в ее, тещино, удовольствие.

И она, спустя два года решила вернуться домой. А тут ей не повезло. Сочетание жары, волнения от повышенной стервозности и фальшивого лекарства привело к обмороку. Она неудачно упала и ударилась затылком о камень.

Уже при смерти, в бреду, она рассказала врачу и фельдшеру скорой помощи, что было два года назад.

Когда из откровений старушки стало ясно, что борсетка Затовского находится в квартире Полины Борисовны, туда сразу отправили уже вроде бы вылеченного Илларионова. Но он не нашел дисков. Барсетку с ними гораздо раньше отыскал и прикарманил из любопытства муж соседки, которой Данилова оставляла ключи от квартиры.

Решив, что бабуля диски выбросила, эту ситуацию все равно решили использовать для компрометации Россиля. Имевшийся у ЧАМовцев диск с фальшивой записью разговора подбросили в квартиру Даниловой.

И вот тут они сами себя перехитрили. Им показалось, что будет элегантнее, если убийственный компромат на Россиля найдет кто-то посторонний. Желательно, человек Рыжего Чубчика. Тогда сразу отпадали вопросы: откуда взялось? Пять покойников – Затовский с друзьями и старая Данилова – надежно хоронили тайну.

Обосновав необходимость недостаточной надежностью своих людей, ЧАМ попросил Чубчика прислать в Катеринбург своего сыщика. Тот согласился и велел начальству своей отраслевой страховой компании, чтобы та кого-нибудь выделила.

Ну, и прислали меня. Сначала я принял рассказ ЧАМа за чистую монету, – вновь проявил самокритичность Быков. – Причем, из-за вас

– То есть? – удивился Шеремех.

– Да вы так поливаете ЧАМовцев, что невольно тянет им посочувствовать... «Оборотни! Ренегаты! Оппортунисты!»

– А что не так? Разве не оборотни? Разве не они, пообещав создавать, на самом деле разрушают и обКАЛивают все?! – возмутился намолчавшийся журналист. – Главная вина ЧАМа перед людьми даже не в том, что он ворует. А в том, что из-за своего воровства он давно стал, по сути, убийцей! Развалив медицину, развалив ЖКХ, обложив всех непомерными поборами, он превратил жизнь горожан в рулетку. Они даже не понимают, что во многих городах люди уже давным-давно живут по-другому. А в Катеринбурге по прежнему хорошо живет не тот, кто хорошо работает, а тот – кому повезло. Да и то, пока и до него не доберутся. ЧАМ и его банда убивают души тех, кто только учится жить. Они заставляют их учиться подличать!

После пламенной проповеди Шеремеха некоторое время была тишина. Потом Быков подчеркнуто умиротворяюще, как принято говорить с психически нестабильными, сказал:

– Ну, так и я о том же... Слышали, что вас зовут «прививкой»? Что толку от вашей критики, если ни воровать, ни гнобить людей, она им не мешает? Что толку от ваших ежедневных многократных воплей, если вы не можете объяснить людям самого простого: не будет им служить тот, кто их презирает! А то, что ЧАМовцы своих избирателей презирают, это ж так очевидно. Достаточно увидеть, какие дороги они проложили к своим виллам, и какие хоромы себе выстроили.

– Ну и как же мне доказать людям, что они по сути живут в гетто, устроенном для них ЧАМом и компанией?

– Стоп. Это не моя профессия. Я это дело распутал, вам доложил, а вы уж как-нибудь сами. Кстати, та ваша передача про обед мэра – очень наглядная штука. Жалко, что она прошла в будни и не в очень удачное время.

– Ну, так и что же вас вывело на след?

– А вот ваши корявые дороги и вывели. Я понял, что если ЧАМ и переживает за будущее вверенного ему города, то только как-то извращенно. Потом мне тут помогли... Дали материалы об Илларионове и его убийствах. Ведь Затовский с друзьями – не первые, кого он убил. И мне трудно поверить, что ЧАМ и Кунгусов об этом не знали. Правда, вначале я неточности в их рассказах приписывал тому, что их самих дезинформировали. Но когда увидел вывеску на мэрии, их лимузины и дома... Мания величия и ежедневный пир во время чумы. В общем, я знаю таких. Как они жрут, так и воруют. Ну, а как только я перестал им верить, все сразу вырулило к истине.

– А куда вы дели ту фальшивую запись?

– Как куда? Отдал заказчику.

– Что-о? Вы отдали фальшивку ЧАМу?!

– Нет, конечно. Я отправил ее своему начальству, в Москву. У каждой профессии свои законы. Меня наняли найти. Я нашел.

– Но это же... Ведь они же... Почему?!

– Я не судья. А потом, это ваши тутошние разборки. Вы в них и разбирайтесь.

Шеремех задыхался от ярости. Как многим журналистам, ему и в голову не пришло спросить: а зачем отдал? Такие, как Кеша, часто заранее уверены в чужой глупости. Потому и смотрят вполглаза, и слушают вполуха, а изрекают – безапелляционно.

Мухи творчества

Шеремех при всем своей запальчивости и любви к экстриму довольно совестливый человек. И он решил, что обязан поведать землякам об истинной изнанке вроде бы хорошо известных им событий.

Знакомые терялись в догадках: что с ним происходит? Шеремех отключал телефон, сутками пропадал неизвестно где, а на работе появлялся с такими синяками от усталости под глазами, что гримеры изводили за день месячную норму белил и пудры. Его очередной суперпроект: кто быстрее залезет на недостроенную телевышку в ластах и с аквалангом – так и зачах на стадии подбора участников.

Многие решили, что он влюбился, и завел себе пассию, которая и высасывает у рупора екабевской демократии все соки.

Правда вскрылась, когда у издателя появилась рукопись книги Шеремеха, названная с присущей ему лихостью: «Тайны третьей столицы». В ней Шеремех рассказал все, что узнал от Быкова, присовокупив и свои размышления о судьбе самого везучего из всех проклятых городов.

Издатель, давний приятель Шеремеха, позвонил ему поздно ночью – только ему журналист дал номер телефона знакомых, которые были на даче, и в квартире которых Кеша отсыпался после месяца изнурительного труда:

– Извини, что бужу, – сказал издатель, – но тут время так поджимает, что не мог ждать до утра.

– Ты прочел? И как? – стараясь скрыть волнение, вдруг охрип Шеремех.

– Ну-у... – издатель, давний приятель Шеремеха, был из той же породы людей, которым всегда не хватает времени, чтобы экономить время. Поэтому он судил о рукописях, прочитав две страницы: первую и последнюю. – Мощно написано! Прямо, знаешь, Кафка и Салтыков-Щедрин в одном флаконе. Только с концовкой ты, извини, подкачал.

– Но это же, как в жизни: подлость всегда побеждает, потому что каждый думает только о себе! – с пол-оборота завелся Шеремех.

– Извини, парень, не могу с тобой согласиться.

– Почему?

– Потому, что людям и без тебя хватает негатива в жизни. Концовка должна быть оптимистичной и жизнеутверждающей!

– Но я же не могу врать! Пусть люди же знают, что было на самом деле! Пусть знают, что их начальники готовы пользоваться услугами сумасшедших, убийц и мастеров фальшивок – лишь бы сохранить власть!

– Не ори. Хорошая концовка – это твои проблемы. На то ты и писатель, чтобы суметь приободрить читателя. Но без хэппи-энда книга будет плохо расходиться. Уж я-то знаю.

– Но откуда я тебе возьму хэппи-энд, если такие, как ЧАМ, всегда на коне?!

– Извини, парень, но это – твои проблемы. Я же не спрашиваю тебя, где мне брать бумагу на твою книгу? Вот и ты не спрашивай, как ее дописать.

С некоторых пор, когда Шеремех не знал, как быть и что делать, у него появилась привычка ходить в скверик на Вознесенской горке.

Перекрестившись перед старым, обшарпанным храмом и поклонившись ему, он отошел к скамейке и стал ждать.

Обычно люди узнавали его, оглядывались, пытаясь вспомнить, откуда им знакомо это по лошадиному узкое лицо. Но сегодня они шли мимо, не замечая, словно Шеремех стал невидимкой.

Вот шумно, с матерками, прошла группа горланящих подростков. За ними, безразлично скользнув по журналисту взглядом, шла молодая мама, держа за ручку косолапо семенящего карапуза в трусиках и в короткой синей маечке.

Одна девица из шумной компании в довольно похабных штанишках допила пиво и небрежно отшвырнула алюминиевую банку на газон.

«Дерьмо людишки растут, – брезгливо подумал Шеремех. – Такие и в храме насрут, только дай им волю! Для них даже ЧАМ со своими психами еще слишком хорош...»

Вдруг малыш выдернул свою пухленькую, в трогательных перетяжках ручонку из пальцев матери и, забавно переваливаясь с боку на бок, полез в траву. Он поднял брошенную гуленой пивную банку и так же неуклюже, грозя вот-вот упасть, просеменил к ближайшей урне. Бросив туда банку, он повернулся к ошарашенной от умиления матери, и наставительно произнес:

– Чисо не тама, ге не мусря, а ге убрают!

– Что? – не поняла мать.

Шеремех, ощутивший в дите родственную в смысле дикции душу, мысленно перевел:

«Чисто не там, где не мусорят, а там, где убирают!» – и озаренно разинул рот: вот он – нужный издателю хэппи-энд.

И главное, ничего не придется врать: все правда, все из жизни!

Как всегда торопясь, Шеремех не дал себе минуты, чтобы подумать. Поэтому и понял он из случившегося перед Храмом далеко не все.

Но это до него дошло гораздо позже.

Когда он узнал, что ЧАМа спешно вызвали в Москву.

Пока еще свидетель

В Катеринбурге все, кому полагалось, знали, что ЧАМ полетел в Москву не просто так, а по персональному вызову руководства Главной Партии России, организованной кремлевским чиновничеством, и с энтузиазмом поддержанной чиновничеством местным.

Той самой Партии, верхушка которой долго колебалась, кого поддержать на ближайших губернаторских выборах в Свердловской области: его, ЧАМа, или нынешнего губернатора Россиля. Но когда через давно подкупленных людей ЧАМ переправил этой верхушке ту самую, изготовленную спившимся Абсентом, запись разговора между Россилем и Бирезовским, реакция последовала незамедлительно.

Ему позвонил САМ-ПОМОЩНИК-ТОГО-КОГО-ЛЮБЯТ-ВСЕ и сказал:

–  Аркадий Михайлович, срочно вылетайте. Ваша просьба о встрече с Генпрокурором удовлетворена. Желательно, чтобы у вас с собой были все материалы, необходимые для разговора.

–  На какое время я могу рассчитывать? – с вежливой почтительностью спросил мэр Катеринбурга. – Сколько он мне уделит?

–  Столько, сколько будет нужно, столько и уделит.

«Ого!» – положив мокрую от внезапного пота телефонную трубку, подумал ЧАМ, почтительно глядя на портрет ТОГО-КОГО-ЛЮБЯТ-ВСЕ.

Время Генпрокурора расписано по минутам, и то, что он готов отложить все ради беседы с ЧА-Мом, говорило о том, как высоко теперь взлетит мэр. Пока еще только мэр.

А ведь он почти четыре года пытался пробиться на прием к Генпрокурору, потратив на это миллионы долларов и послав в Москву тонны бумаги с изложением всякого рода компромата на Россиля. Ничего не действовало.

Может быть потому, что параллельно в Москву тек поток не менее живописных бумаг и из особняка губернатора. Эти потоки уравновешивали друг друга, и кремлевцы просто складывали доносы, не читая, в ожидании знака свыше.

Кому не повезет, о том, де, и почитаем.

И вот теперь, чтобы перевесить все, хватило всего одной махонькой магнитофонной кассетки, на которую для правдоподобия было переписано изделие Абсента.

Сидя в самолете, ЧАМ обдумывал, что нужно срочно изменить в сценарии почти готового телефильма о нем. Придется переснять эпизоды, когда он во главе толпы чиновников обходит самые благоустроенные улицы города и, обращаясь к жителям других, менее везучих в смысле благоустройства улиц и дворов, обещает, что и на их улице будет чистота и праздник.

Если, разумеется, они проголосуют за него.

Раньше это было правильно и актуально.

Но теперь ситуация менялась в корне. Теперь ему нужно говорить не о каких-то дворах, в которых быдло, гадя под себя, засирает все, что можно и нельзя. Хватит с ними заигрывать. В конце концов, он им не дворник какой-нибудь, а ГЛАВА города и будущий ГЛАВА области, а возможно и...

Впрочем, об этом еще рано.

Но все равно, теперь нужно сказать в камеру о более масштабных вещах. Например, о том, что засилье старичья в руководстве – в том числе, и в руководстве того самого титанового объединения – мешает росту производительных сил. И о том, что теперь всем ясно, что ЖКХ можно поднять только в том случае, если оно будет в руках у таких проверенных менеджеров, как Чубчик... Хотя нет. О конкретных фамилиях еще рановато.

Да и вообще: не царское это дело, о каком-то ЖКХ говорить. Для этого у него есть замы. Которые, в случае чего и ответят...

ЧАМу, пребывавшему в прекрасных мечтах, показалось, что самолет долетел до столицы за считанные минуты. А когда он увидел, что возле специально поданного к носовому люку трапа его ждет лаково сияющий черный мерс с номерами Генпрокуратуры, от восторга сжалось горло.

Да было трудно, да, порой казалось, что Россиль – неодолим. Но он все выдержал. Он как тот самый Давид из притчи поверг обнаглевшего Голиафа, и дал восторжествовать справедливости!

Волнение душило мэра. И когда молодой подтянутый референт предупредительно открыл перед ним заднюю дверцу «мерса», ЧАМ смог только кивнуть. Словно догадавшись о его состоянии, севший впереди референт почтительно сообщил:

– Жарко? Если вам хочется пить, Аркадий Михайлович, слева дверца бара.

ЧАМ открыл бар, сглотнул слюну, но пить не стал. Еще не хватало ему потеть на столь ответственной встрече.

Кабинет Генпрокурора оказался не так огромен, как ожидал ЧАМ. Пожалуй, он был даже меньше, чем его собственный. А вот то, что елозивший щеками по погонам чиновник даже не привстал при его появлении, а только кивнул на стул возле длинного стола, ЧАМ счел как должное. Он и сам никогда не вставал при появлении глав районов. Каждый должен знать свое место и свой чин. Да и не просто это – вставать из-за стола с его комплекцией.

– Здравствуйте, Аркадий Михайлович, – по-дружески протянул ему через стол руку Генпрокурор, все-таки шевельнувшись, так, что это можно было расценить, как попытку привстать. – При нашем разговоре будет мой помощник. Он запротоколирует, что вы расскажете. Не возражаете?

– Здравствуйте. Ни в коем случае! Ради этого я и прибыл. Мой долг вывести на чистую воду всю эту... всех этих...

– Хорошо, хорошо, – покивал Генпрокурор, и посмотрел на помощника. – Начинайте.

– Ваши фамилия, имя, отчество? – суховато спросил помощник у ЧАМа, прицеливаясь ручкой к графам бланка. – Извините, но так положено.

– Ничего, я понимаю, – по-свойски улыбнулся мэр, торопливо прикидывая, что он первым делом расскажет, когда у него спросят о мафиозной деятельности Россиля. – Аркадий Михайлович Чирнецкий.

– Дата и место рождения?..

Когда ЧАМ подписался в знак того, что предупрежден об ответственности за дачу ложных показаний, Генпрокурор одобрительно кивнул, а помощник вставил в пасть переносному магнитофону знакомую кассету: