Текст книги "Тайны третьей столицы"

Автор книги: Иннокентий Шеремет

сообщить о нарушении

Текущая страница: 21 (всего у книги 24 страниц)

Во-вторых, пусть увозит ее в Москву. Причем, не когда-нибудь, а вот сейчас, сразу. Она по горло сыта этим пыльным, душным, хамским Катеринбургом!

Хватит, помучалась она без воды. Кстати, домоуправление нагло прилепило объявление, что дали горячую воду, хотя из крана идет такая же холодная, как и из второго. Это они, чтобы деньги за горячую воду брать.

Обнаглели вконец.

Ну и пусть. Но без нее, и ее сына. Она не собирается допускать, чтобы ее мальчик с детства привыкал жить, как бессловесное быдло под пятой наглой домоуправши.

Нет уж. Коль ей повезло захомутать москвича – а что Василий без ума от ее тела, она видела также ясно, как эти заплеванные ступеньки и вонючие грязные стены, – то пусть теперь о ней и сыне позаботится, как следует.

А еще она ему скажет, что...

Додумать Нина не успела. Едва она привстала, чтобы, навалившись на перила, перевести дух, как ее обхватили и зажали рот вонючей потной ладонью.

Она попыталась удержать сумку с продуктами, но в голове зазвенело, и черная, тяжелая, как асфальт, тьма поглотила ее целиком.

Первое, что услышала Нина, приходя в себя, был характерно булькающий говорок Шеремеха:

– ...Конечно, не узнаете! Мало кто из жителей нашего славного града Катеринбурга знает, как выглядит изнутри ресторан «Трегубов». По очень простой причине. Цены здесь такие запредельные, что даже не каждый преуспевающий предприниматель может себе позволить тут столоваться. Но кое-что, я думаю, в этом интерьере узнали все, да? Ну конечно, кто не знает ро-о... родимого нашего мэра Чирнецкого!

Нина поморгала и действительно узрела над собой довольно прищурившуюся, что-то с явным наслаждением жующую физиономию градоначальника. Рядом с ним, на фоне той же серой бетонной стены, с безразличием поглядывая на лежавшую у их ног Нину, сидел зам мэра по идеологии Кунгусов. Он не жевал, а только прихлебывал что-то из высокого черного бокала. А Шеремех где-то за спиной у Нины продолжал заливаться:

– Так вот, именно его одухотворенное лицо давно стало одной из непременных частей интерьера «Трегубова». Вы понимаете, что эти съемки велись скрытой камерой. И, наверное: не все могут разглядеть то, что находится на столе перед главным начальником наших помоек, раздолбанных улиц, и замороченных хилыми зарплатами рядовых медиков? Для вас я кратенько оглашу его меню. Из холодных закусок: салат «Молодость» по сто долларов за порцию – две порции, грибной жульен по це...

– Нет, он все-таки сволочь, – дожевав и проглотив что-то, сказал мэр. – Ну, ничего святого. Что же, мне теперь поесть по-человечески уже нельзя?

– Ничего-ничего, – утешил с тем же безразличием на лице Кунгусов. – Это даже хорошо. Зрители сейчас смотрят и думают: вот же гад, привязался к человеку, поесть спокойно не даст.

Нина попыталась сказать, что у всякого хамства должны же быть хоть какие-то пределы. Тут дама лежит, а мужики сидят, и хоть бы кто догадался уступить место на стуле! Но ни звука издать не удалось. Оказалось, что ее рот чем-то забит, да еще и плотно завязан. Тогда попыталась пошевелиться, чтобы жестами выразить все свое возмущение. Но и это не получилось. Она до пояса была плотно обвязана толстой веревкой. Тогда она – чтобы хоть что-то сделать – с трудом повернула голову на ноющей шее, и увидела телевизор. На экране тоже красовался мэр. И тоже что-то жевал. А за кадром верещал Шеремех:

–  ...в довершение бутылочка вина ценой в тысячу сто семьдесят пять долларов за все ее 750 миллилитров. Итого весь легкий обед мэра стоит чуть меньше двух тысяч долларов. Это примерно пятьдесят средних пенсий или сто средних окладов дворников. Вы скажете: нехорошо в чужой рот заглядывать? Вы скажете, не наше дело: где, что и почем изволит вкушать наш мэр? И я соглашусь: да, это не наше дело! Это дело правоохранительных органов выяснять: откуда у мэра города, которому не хватает денег на самое необходимое, средства на такие обеды? Но наши правоохранительные органы заняты совсем другим. Они, например, шантажируют новое начальство «Гормаша», чтобы то покупало втридорога те трубы, которые придут в негодность уже через несколько лет! Но подробнее об этом через несколько минут, после рекламной паузы.

– Нет, все-таки эту гниду надо как-то придавить, – вздохнул уже заметно прихмелевший Чирнецкий. – Ну, есть же у меня право, хоть на какую-то личную жизнь!

– Это, безусловно, – подтвердил Кунгусов. – Но вы же учтите. После таких репортажей, люди никакой чернухе про вас уже не удивятся. До выборов еще столько времени, что все эти его поклепы давно всем надоедят. И что останется? Один пшик.

– Ты уверен?

– Конечно. В пиаре это называется «прививка». Когда вот так, изо дня в день, про политика несут всякие гадости, люди к ним привыкают. И в дальнейшем просто пожимают плечами: я это уже слышал. А вот то, что будут говорить про ваших конкурентов, они станут смотреть с интересом: ведь тех-то так не полоскали и любая ерунда про них станет для всех новостью!

– То есть победим мы в декабре без забот?

– Аркадий Михайлович, ну не мне Вас учить. Пойдет опять Игорь Колпак небось.. Скажем, что у него тухлые продукты. Пойдет какой– другой предприниматель, то скажем, что он Мавроди и обманывал раньше вкладчиков. Везде растяжки повесим, листовки, ролики запустим..

– Так они уголовное дело за клевету заведут, нет ведь обманутых вкладчиков. Снимать наши щиты будут..

– Поставим уралмашевцев охранять и синих, они их на ленточки порежут...

– Хороши обманутые вкладчики! Денег на листовки, щиты и ролики – миллионы! Хреновый у тебя план. Я с таким планом до финиша не дойду...

–  Аркадий Михайлович, я же Вас не учу руководить. А Вы меня не учите народу мозги трахать. Я – главный идеолог все– таки. Народ беспросветно туп. И дважды два четыре не способен сложить. Возьмите сто человек, дайте им листовку про обманутых вкладчиков... 70 человек поверит, что там все правда, еще 29 человек скажет, что «нет дыма без огня» и только ОДИН из ста, как Вы, Аркадий Михайлович, догадается, что у обманутых вкладчиков нет денег на листовки, а значит все в них – ложь. Вот по этому такие единицы – руководят, а остальные тупые 99 процентов – живут в дерьме и будут в нем жить.

– Ну а если выдвинется кто из промышленников? Тут с вкладчиками не получится..

– У меня есть универсальное средство на всякого Вашего противника.

-Ну..

—Сашка Кабаров.

—Опять с «Уралмашем» вяжешься.. Я же просил тебя... Меня цыгане предупредили: либо с ними, либо с уралмашевцами...

—Вы, Аркадий Михайлович, лучше послушайте. Мы не по наркоте договаривались, а по политике. Приказываем мы Кабарову идти в мэры. Он выдвигается, и мы говорим всем нашим журкам, чтобы громко орали, что «криминал рвется к власти». Каков эффект?

—Все проголосуют за меня, даже те, кто меня не любят, так как по сравнению с Кабаровым я меньшее зло. Ха! Ловко ты придумал! Так... Ну а если найдется кандидат, кто еще меньшее зло, чем я? А? Тогда как?

—А тогда, Аркадий Михайлович, Кабаров просто снимется в его поддержку, и все наши 7 телеканалов и 30 газет будут орать, что «криминал поддержал соперника Чирнецкого». И каюк Вашему сопернику.

– Кабарову что-то отдать надо будет.. за услугу?

– Отдадим базу или рынок. Одним рынком больше, одним меньше. Все равно они нам 50 процентов прибыли несут. Какая разница, кто управляет?

–          Молодец.. Только все равно надо этого Шеремеха убирать.

—Решаем вопрос. С «10 канала» его уберем в октябре. Это точно. Придется отвалить 1,5 миллиона хозяевам канала, но того стоит.

—И все-таки, ты ж и меня пойми! Ну, сколько можно терпеть этого чернушника?

–   До выборов, Аркадий Михайлович. Как минимум. До выборов губера. А потом, шеф, если наша бомба сработает, и Россиля выкинут на помойку, мы и займемся этим болтуном. У меня есть материалы на него, по крайней мере, на два уголовных дела. На ваших выборах о нем уже никто и не вспомнит! Только бы наша бомба сработала.

–   Вот именно... – задумчиво разглядывая что-то на тарелках, покрывавших весь накрытый белоснежной скатертью стол, буркнул Чирнецкий. Наконец он выбрал, подцепил вилкой ломтик чего-то розового, отправил это в рот, блаженно зажмурился, прожевывая, и, глотнув, договорил:

—... если она еще сработает!

—Вот эту проблему нам и надо сейчас решить,

–           тактично напомнил Кунгусов, показывая глазами на лежавшую на бетонном полу Нину.

– Вот и решай... – опять задумчиво обводя взглядом тарелки, разрешил мэр.

Помещение, в котором они все находилось, казалось приходившей в себя Нине все более странным. Серый бетонный потолок, такие же стены и пол. Ни одного окна, весь свет от золоченых бра с нежно-розовыми стеклянными плафонами. И

–           шикарно сервированный ресторанный стол перед огромным серебристым телевизором. А еще запах. Какой-то смутно знакомый, никак не вяжущийся с едой, а почему-то вызывающий у нее ассоциации с клоунами. С цирком.

– ...Итак, от таких неусыпных и тяжких трудов, – забулькал из телевизора Шеремех, и Нина невольно присмотрелась, – самоотверженно возложенных на себя нашим мэром, не мудрено и занемочь. Вот наш самый уважаемый и самый головастый и занемог. Попал он в больницу. Естественно, как все малоимущие в нашем городе, лечился наш мэр совершенно бесплатно. Я не знаю, занимал ли он, как все прочие, очередь в шесть вечера, чтобы утречком получить талончик на прием, но в больницу он, тем не менее, попал. Вот сюда, видите? Какая больничка? Что? Вы не верите, что это бесплатная больница? Тем не менее, этот пятикомнатный номер, не уступающий по своей роскоши люксам в пятизвездочном отеле, и есть

– бесплатная больница. Правда, не для всех. Но для мэра она есть. Так что, со здравоохранением мэра и его приближенных в нашем городе все в порядке, как видите. Признаться, я и сам гадал,

– пригорюнился Шеремех, – на кой ему пять комнат в больнице? А вот побывал тут – как мы сюда попали, это пусть останется тайной – и убедился: даже пяти комнат для мэра маловато будет. Ну, посудите сами: вот спальня, вот – кабинет, где он решает судьбоносные для нас с вами проблемы, вот

– процедурная, где ему делают укольчики и прочие лечебные вещи, вот гостиная, где он принимает гостей, вот столовая, где вкушает блюда, мы уже знаем из какого ресторана. Вы спросите, а где же помещение для занятий спортом? Где комнаты для секретаря и охраны? Где, наконец, музыкальный салон, в котором сэр Чирнецкий мог бы послушать чего нового намузицыровал его дорогой сын, на плечах которого держится почти все строительство в нашем городе? Нет. Нету для всего этого тут помещений. Вот видите, как экономит на себе наш благодетель? Ютится, бедняжка, в несчастных пяти комнатках, на каких-то задрипанных французских стульях, и давно немодного гарнитура а-ля Людовик Шишнадцатый. Да, чуть не забыл! А с каким диагнозом попал в больничку наш благодетель?

–  Выключи! – прорычал мэр, и Кунугсов начал лихорадочно искать среди тарелок дистанционник.

–  Нашему умнице и работяге, – глумился бестактный Шеремех, – тут ушивали желудок. Ведь наш благодетель, как вы смогли убедиться, вкалывает буквально не щадя живота своего!

–  Выключи, блядь! – заорал мэр так, что из его рта полетели непрожеванные кусочки.

Кунгусов бросился к телевизору, перепрыгнув по пути через Нину.

– Народ эту болезнь называет обжорством, а врачи...

Щелчок, экран погас.

– Ну, тварь! Если будут просить два лимона зелени, чтоб его убрать с «10 канала» отдай! Не жадничай! – мэр отшвырнул вилку.

Нина машинально проследила за ней взглядом, и только тогда увидела другой угол комнаты. Там была дверь, а возле нее стояла большая клетка. Из нее на Нину – именно на нее! – смотрела большая обезьяна. Самец. Он ухмылялся и задумчиво почесывал то место, которое у людей принято скрывать.

Вот только тогда Нина поняла, что за странный запах вокруг.

Это был запах зоопарка.

ГЛАВА XL ТИПИЧНОЕ СКОТСТВО Не ждали...

Представительный Семеныч ругался нехорошо. В смысле: мало того, что грязными нецензурными словами, так еще и с пошлой однообразной скудностью оборотов. Весь он был, как диктатура пролетариата: глаза выпучены, изо рта от бешенства слюна летит, спеленутое тело дрыгается от безумной ненависти, как припадочное. Спеленут Семеныч был простыней и пододеяльником очень качественно: даже единожды невменяемый, кто ж тебе поверит – кроме других таких же? Василий и Влад к подобным не принадлежали, по крайней мере пока, а посему решили грубо пресечь всякую инициативу мнимого пенсионера.

Кроме звуковой – заткнуть рот Илларионову они побоялись. Еще возьмет, да и задохнется им назло. И тот теперь сипел, надорвав голос:

– Эх, кухонным надо было, кухонным! Он меня никогда не подводил!

– Ну, спасибо тебе, Влад, – с максимальной искренностью обнял парня Василий. – Если б не ты...

– Да я что? Вы бы с ним и сами...

– Да нет, я про то: если б ты ошибся, и трость оказалась не китайская... Хреново мне бы пришлось! – он повернулся к Илларионову и печально покачал головой:

– А все ж таки, спец ты, Семеныч, хреновый! В политике местной, может, и академик, но как убивец – так себе. Любой нормальный мужик сразу бы увидел: это же не сталь, а – железо. Которое от всякого чиха гнется!

Мать-перемать-вашу-тудыть-растудыть! –              пошло аргументировал Семеныч. – Мало мы вас, гадов, в революцию давили! Мало я вас резал! Но еще увидите... Вы еще нахлебаетесь дерьма и кровушки!

–           Так что ж теперь с дисками будем делать? напомнил Влад. – Ведь в этом псих, похоже, прав. Не верится мне, что Россиль при всех его закидонах, способен такую фальшивку задумать. Если подумать, то и все словесные закидоны губера – от простодушия. Что думает, то и брякает. Прям не фриц будто, а ванька какой-то.

 – Ну, начнем с того, что не сам Россиль все решает. Эту поганку могли замутить даже без его ведома, сами подручные. Политика, знаешь, это непрекращающаяся драка. А в ней часто не до реверансов.

– Нет, вы знаете... Вот не верится мне, что это Россиль. А вот, что Чирнецкий, или его Кунгусов такое замутили – верится.

–           Ладно, чего нам с тобой попусту гадать? Сейчас нам с тобой все объяснят, – успокоил журналиста Быков и поднял руки, как бы сдаваясь в плен.

– Кто объяснит? – удивился Влад. – Зачем вы...

И в этот же миг многострадальная дверь квартиры с треском вылетела и грохнулась, подняв облако пыли. Одновременно мигом исчезла половина остекления балкона. В квартиру, грохоча и оря нечто неразборчивое, но грозное, ворвались жуткие образины в масках, камуфляже и с автоматами, изготовленными для стрельбы.

Журналист тут же последовал примеру старшего товарища и вздел руки к потолку. Но ни тому, ни другому это не помогло. Не для того эти существа каждый день тренируются и прячутся под масками, чтобы упустить случай изувечить кого-нибудь безнаказанно.

Закон природы: чем вороватее начальство, тем беспощаднее милиция к законопослушным гражданам, и тем вольготней настоящим бандюкам.

Прогулка в зоопарк

Поскольку Никрасову и Быкову досталось с избытком, то пока их везли, они даже не пытались переговариваться, хотя мешков им на головы не натянули. Быков смиренно потупясь, дабы не дразнить и без того озверелых конвоиров, прикидывал варианты в предстоящих торгах. А Никрасов, закрыв глаза, беззвучно шевелил губами, будто молился.

Но когда их куда-то привезли и пинками загнали в узкую бетонную камеру без мебели и вентиляции, но с массивной стальной дверью, Влад сразу встрепенулся и принюхался:

– Точно! Это зоопарк!

– Немножко пованивает, – согласился Василий. – Но ты уверен? На кой нас в зоопарк? Хищникам на съедете, как первых христиан?

– Вы не смейтесь.– Я всю дорогу повороты мысленно на карту накладывал. А про зоопарк у нас в Катеринбурге страшные слухи ходят. Это ведь самое загадочное место по части строительства и ремонта. Сюда уже столько денег вбухано, прямо как в бункеры Гитлера.– Говорят, тут у ЧАМа и тайная типография, и кладовые с секретной электроникой, и даже.– пыточные камеры. Раньше-то у него главная база на Химмаше была, а теперь вот, перебрался...

– Иди ты?! Прямо пыточные?

– Нет, я, конечно, не верю, но... С другой стороны: удобно – центр города, везде решетки, охрана. Рабочих тут используют только иногородних, которых после каждого этапа строительства выдворяют из Катеринбурга с наказом никогда не возвращаться... Да и сами посмотрите: не похоже, чтобы нас тут хотели чем-то порадовать. Тут ведь что? Прикончат, замуруют и никто ничего даже не узнает. А что с дисками-то?! Они их забрали?

– Может и забрали, – без огорчения откликнулся Быков. – Но я думаю, мы им еще пригодимся.

– Зачем?

– Мало ли... Только ты вот что, ты ни в коем случае не геройствуй! Что спросят – сразу выкладывай, как оно есть. Так, мол, и так, старика связали, потому что он не давал ему – то есть мне – стереть записи с дисков. А потом, когда связали, он – то есть я – эти самые записи, может, и стер. Я – то есть ты – ничего не успел толком разглядеть. В шоке, мол, был, потому как чуть не стал свидетелем убийства...

– Но я и в самом деле ничего не разглядел! А вы что, все-таки их стерли?

– Ну а что еще? На кой они мне-то? Короче, говори правду и не нарывайся на неприятности. Учти, допрашивать они нас будут поодиночке...

Быков как в воду смотрел. Массивная дверь распахнулась, и типы в масках схватили его и куда-то потащили.

– Вот, видите? Буквально в подполье загнали! – пожаловался мэр Чирнецкий, когда Быкова бросили на пол перед его со вкусом сервированным столом в сером бункере. – Чтобы поесть по-человечески, приходится теперь буквально прятаться. А то везде эти сволочи с телекамерами. Так и лезут в рот: не ухватил ли я лишнего кусочка с их народного стола.

– Ты учти: твой рыжий шеф сказал, что твоя судьба его не интересует, – сухо и сразу приступил к делу Кунгусов. – Поэтому тебе лучше не крутить, а сразу признаться: где диски?

– Сразу и признаюсь: их забрали те, кто приволок нас сюда, – охотно пошел на сотрудничество Быков.

Кунгусов кивнул чудовищу в маске, нависавшему над сыщиком и дышавшему на него луком, и то со всего маха пнуло Быкова по копчику.

Василий взвыл и выгнулся. Потом он перевел дух и спросил:

– Вы хо..отите... чтобы я не...мог говорить?

– Я имею в виду, – проигнорировал его вопрос Кунгусов, – диски с записями переговоров с Бирезовским. Где они?

– Я уже сказал. Их забрали...

Новый пинок был еще сильнее. Быков от боли и вредности характера, воя и причитая, откатился от бившего, и как-то нечаянно задел стол. Тарелки и яства со звоном посыпались на пол.

– Не хорошо, – терпеливо сказал мэр. – Это, между прочим, казенная посуда. Из представительского фонда.

Но его укоризна пропала впустую. Чудовище в маске попыталось вытащить Быкова из-под стола, он этому сопротивлялся изо всех сил. Стол опрокинулся, и шикарный темно-синий костюм мэра обезобразили бело-зеленые разводья.

– Ну вот! – глава Катеринбурга огорченно осмотрел ненужный натюрморт на своем животе, и попросил Кунгусова:

– Нельзя ли без этих вульгарностей? Он же умный человек, наверное. Надо ему просто объяснить.

– Слушай, гнида московская, – со всей накопленной в столице ненавистью прошептал зам мэра по идеологии, – мы с тобой шутки шутить не собираемся! Нам нужны диски с записями. И мы их из тебя либо выбьем, либо... Может быть, ты согласишься на обмен? Посмотри вон туда.

Быков, опасливо наблюдая за чудищем над собой, быстро зыркнул, куда кивнул Кунгусов. Чтобы запомнить увиденное на всю жизнь, ему хватило и мгновения.

Возле двери каземата стояла большая клетка с обезьяной, а рядом лежала обвязанная веревкой от шеи до пояса Нина. Отползти от клетки ей не давала веревка, которой была привязана к прутьям ее щиколотка. Но лежала женщина не вплотную к клетке, а на некотором расстоянии. Как раз таком, что обезьяний самец мог дотянуться только до ее колен. Но его явно интересовало то, что находится у нее под юбкой. Он увлеченно пыхтел и тянулся туда когтистой лапой. Мертвенно-бледное лицо Нины было все в поту, а глаза обморочно закатились.

– Ты понял ситуацию? – внимательно всмотрелся в Быкова Кунгусов. – Ты хорошо ее понял?

Василий поднапрягся и зевнул. Потом нервно поднял глаза на палача и сказал:

– Пусть этот тип отойдет. Он меня сбивает с мыслей.

Кунгусов кивнул, чудовище в маске беззвучно отступило к двери и стало с любопытством наблюдать за азартными попытками обезьяны дотянуться и безуспешными стараниями женщины отползти.