Текст книги "Два крыла. Русская фэнтези 2007"
Автор книги: Инна Живетьева
Соавторы: Юлия Остапенко,Анна Китаева,Мила Коротич,Александр Басин,Андрей Ездаков,Владимир Васильев,Елена Медникова,Алексей Талан,Василий Ворон
Жанр:
Классическое фэнтези
сообщить о нарушении
Текущая страница: 32 (всего у книги 40 страниц)
Двух– и трехэтажные домики нависают над головами. На балкончиках вывешено белье, кое-где на террасах покачиваются в креслах-качалках, со стаканом или книжкой в руке, а кто и с тем, и с другим, откормленные мужчины среднего возраста. Умиротворенный взгляд все успевших людей устремлен к морю. Туда, где живут русалки и огромные дельфины.
– Глупым мечтам не свойственно сбываться, – отвечает Рик, вступая под первую арку. – Так говорит мой отец.
– Ты потратил год жизни в трущобах и провонявшей рыбой лодке. Сбежал от родителей, живя единственной мечтой – поступить в школу магии. Зря?
– Нет, – жестко произносит мальчик и оборачивается. Лицо бледное, несмотря на жаркое солнце. – Я познакомился с Николя. Я перестал быть слюнтяем. Я готов вести Империю.
Крепкие кожаные сандалии с деревянной подошвой обошлись в серебряный. Цены на архипелаге взлетают к середине дня вместе с солнцем.
Бродят приезжие, стремглав летят чумазые ребятишки, зажав веревки неказистых воздушных змеев. Проплывают увлеченные друг другом пары, вышагивают семьи с двумя-тремя детьми. Куда-то спешат осунувшиеся женщины. На каждом углу неизменно по два хмурых стражника.
Такой контраст встречается лишь на курортах. Одни трудятся, другие отдыхают.
Нужно выйти из города.
На главной площади никого. Утро – самое время для купания, бойкой торговли винами, коврами и розовыми ракушками, которые жители собирают зимой, когда море отступает.
Кажется, шаги по старательно выложенным булыжникам разносятся по всему кварталу. В углу площади стоит белая башня мэрии. Рядом притулились пекарня и гостиница.
Массивная дверь завешена громадным, начищенным до блеска замком – сегодня не приемный день. Понимаю, что раз дошли сюда, значит, случиться ничего не может – мы успели раньше Магистрата. Но все равно сосет под ложечкой.
– Смотри, Рик, – камни оплавлены, – говорю, когда поравнялись с башней.
Рядом с башей булыжники мостовой напоминают застывшее стекло. Некоторые камни словно смяты великаном. Будь осторожен, путник. Ты угрожаешь мечте Империи.
Не сговариваясь, поднимаем глаза. На верхушке башни красуется сапфировое зернышко размером с добрую бочку. Лучи боевого талисмана исполосовали мостовую, сжигая повстанцев.
С тех пор минуло тридцать лет. Летнюю резиденцию императора и императрицы отдали под гостиницу для аристократов, а на уроках истории школяров заставляют зубрить перемещения горстки мятежников и доблестной армии Империи.
Доносится злой лай собак. Стражники встречаются реже, зато прохожих, причем самого затрапезного вида, прибывает.
– Моя любимая сказка – о волшебнике, который умел зажигать звезды. Маг приходил к детям, садился на край кровати и узнавал заветное желание. Затем доставал палочку, взмахивал ею, и ребенок через окошко видел, как на черный бархат неба выкатывается новая искорка. Волшебник говорил – когда подрастешь, сможешь протянуть руки и, если остался смел и чист душой, достать свою мечту. Если ты бежал от себя, лгал, переставал верить в любовь, то тебя уже ничто не спасет. Ту мечту, что однажды зажег, – больше не достать. Руки, коснувшись беззащитного света, превратятся в угольки, а звездочка вспыхнет и погаснет навсегда, – тихо говорю я.
– А уходя, волшебник наказывал – всегда будь честен, храни любовь в сердце и верь. Иначе навсегда забудешь, кто ты, – почти неслышно заканчивает принц. Мне кажется, от мальчика исходит невероятный жар. Встань ближе – и сгоришь. Так всегда пылают люди, верящие в чудеса. Я знаю.
Мне притчу рассказывала мама. До тогодня. Я ее читал своим двум братьям. До тогодня. А папа – научил меня читать… Но это было не здесь. В другой вселенной. В другом мире.
– Пить хочешь? – спрашиваю мальчика. Не дожидаясь ответа, бросаю две медные монетки торговцу. Толстый, высокий, с длинными усами мужчина нехотя встает из-за навеса и ставит на прилавок два кувшина темного виноградного сока. Вкус насыщенный, явственно чувствуется масляная терпкость косточек.
– Я напросился на экскурсию в город и сбежал. Наверное, учителю сильно досталось, – грустно говорит Рик.
Если не повесили. Возвращаем кувшины и идем дальше.
– Решил поехать в Нарву, от столицы далеко. Нанялся к одному рыбаку – он предложил пожить у него. Жена умерла при родах вместе с ребенком, детей нет. Мне он понравился.
– И чем же ты занимался? – с интересом спрашиваю.
– Каждый вечер изучал магию по двум учебникам, которые взял из дома. А ранним утром мы уходили в море. Оказалось вовсе не хуже, чем сидеть в мягком кресле на уроке.
Камни белоснежной мостовой давно сменились старыми досками. Крепко слаженные дома пропали, и все вокруг заполонили хибары. На улицах – хмурые женщины с выводком ребятишек. Как выйдем из города – до горы останется меньше пяти часов. Совсем не волнуюсь.
– Поначалу было очень тяжело – рыбацкий труд не простой, – со знанием дела сообщил Рик.
– А о родителях во дворце ни разу не вспомнил?
– Я все время о них думаю, – смутился Рик. – Когда стану взрослым, буду с ними жить. Я хотел… – Мальчик споткнулся и чуть не упал. Я протянул руку, но принц помощи не принял, его лицо опять стало жестким и отрешенным. – Я хотел поступить в Школу магии, когда мне исполнится четырнадцать.
– Знаешь, Рик, – говорю я. На самом деле говорю себе, не мальчишке. – Почему-то всегда меньше всего мы думаем о родных и близких. Нам кажется – мимолетный жест, поцелуй или благодарная улыбка – ни к чему, мы уверены – всегда можно успеть.
Но мальчик не отвечает. Он в ослепляющей короне на выложенном подушками троне.
Мы выходим из города и идем по разбитой проселочной дороге. Зеленые пирамиды кипарисов и пальмовые деревья с волосатыми бочонками плодов. Вдалеке виднеются заборы первых фермерских домиков.
Если все верно – четыре часа до горы. Привал – полчаса. К вечеру дойдем. Магистрат не успеет. Не найдет.
Издали виднеется пузатая, лениво раскинувшая зеленые лапы подлесков гора.На самом деле она не такая уж большая и неприступная.
Там будет тропинка, но ее пока не видно. Местные жители ходят на гору набирать воду из минеральных ключей.
Воды надо будет спросить. Идти приходится в самое пекло.
Рик, которого знаю всего три дня, не будущий король, он сейчас обычный человек. А простым людям бывает весело й грустно, их одолевают сомнения и ослепляет кажущаяся вседозволенность. Похоже, мне не безразлична его судьба. Всегда горько, когда не сбываются сны.
Неужели любого, кто идет рядом, привязываешь, не глядя? Швартуешь к себе-причалу, словно гибнущее в дикой буре судно? Такая редкость – пытаться удержать пока еще живой, не растрепленный в неистовом шторме кораблик?
Вдыхаю прибитый к земле сухой воздух, он напоен духом кипарисов и чем-то легким, абсолютно светлым.
С каждым шагом растворяюсь в окружающем мире. Отдаю себя по частичке безоблачному небу, кустам у дороги, подростку в серой майке и залатанных шортах. Меня нет. Сегодня – мой главный день.
– А ты о чем мечтаешь? – спрашивает мальчик. Он останавливается и настойчиво смотрит в глаза. Неуверенно перекидываю рюкзачок на спине.
Одновременно украдкой смотрим на ноги, но тут же возвращаем взгляд, словно невидимая зелень клейма умеет обжигать. Но Жак не виноват. Мы сами выбираем, как следовать судьбе.
– Пошли, – говорю я. – Сейчас расскажу. Полную легенду я нашел год назад в Зале Старинных Манускриптов.
Легенда, которую ребенком узнал от сказочника на ярмарочной площади, притча, рассказанная позже профессором на лекции, и мечта, в которую упорно отказываюсь не верить, оказывается, рядом. Она в величественном краснокаменном здании с четырьмя пролетами. Она ждет за дверью, где стоят дубовые шкафы с полками, заставленными свитками и книгами.
Триграммы берегут от пыли и старости не пожелтевшую бумагу и иссохшую кожу. Они хранят самое главное, что создало человечество, – мечты и сказки о мире, где мягко накатывают на белый песок волны, высятся золотые бутоны куполов, а вокруг необычные люди, в чьих глазах струится всепонимание и всепрощение.
«Ты можешь сделать все, что хочешь. Нужно забраться на Гору Смерти и провести ритуал».
Откидываюсь на спинку стула. Так просто – перебивает дыхание. На столе, заваленном бумагами, лежит книга о народе, жившем двадцать веков назад. Обложка из потускневшей кожи, посередине два золотых, почти стертых иероглифа. Корешок толщиной с кулак.
Всякий, кто живет в наших местах, любой, кто находил в лесу немало черепков, что вымывало речушками, каждый, кто не раз сбегал на древние капища, знает эту легенду. Более тысячи лет ее разносят бродячие артисты и искусные, в дорогих кафтанах, менестрели. В нее верят все мальчишки и девчонки.
Сейчас передо мной подробное изложение, записанное одним из магов прошлого. Одна из сотен историй о древних временах.
Касаюсь гладких и крепких от триграмм Магистрата страниц. Вглядываюсь в чудную вязь древнего шрифта, старательно выведенные красные знаки. Не глядя, беру словарь и начинаю неспешно, чтоб не спугнуть распластанную легенду, переводить. Иероглифы превращаются в буквы. Слова тягучим языком уводят в мир, который существовал две тысячи лет назад. Черный подвал, стол с пляшущим огоньком свечи, и я, с судорожно стиснутым пером над чистой тетрадью, исчезаем в утреннем тумане.
«Однажды бог огня Один разгневался на людей за то, что они слишком сильно жаловались на жизнь. Он изрыгнул поток огня и воздвиг неприступную Гору Смерти. И сказал – кто алчет исполнения желания так сильно, что не может больше жить, должен забраться на вершину, встать на плато и, не боясь, смотря прямо в небеса, потребовать.А затем – пожертвовать родовой камень».
Отдать судьбу и обрести взамен новую. Такую, какую захочешь. В сказках иногда все логично.
«Душа забудет прежний путь. Непризнанный менестрель станет отважным воином, мастеровитый сапожник научится выпекать невероятно вкусные пироги, а вздорная скучная жена превратится в послушную страстную хозяйку».
Закрываю конспект и щелкаю пальцами. Висящий на стене факел загорается. Дую на огонек свечки и собираюсь. За окном уже вечер.
– А потом? – спрашивает Рик. Подростку стало так интересно, что он даже ни разу не пожаловался, что устал. Или просто не положено ему сейчас ныть? Что невзгоды для императора? А солнце старается усердно. Надо попить, иначе рухнем прямо в пересушенную землю.
– Рик, видишь домик?
Показываю рукой на стоящий справа от дороги небольшой уютный дом с черепичной крышей и двумя оконцами. Вокруг небольшая ограда и скромный сад. Всего пара деревьев – то ли вишен, толи яблонь.
Рядом с террасой виднеется небольшой колодец.
Достаю из рюкзака флягу.
– Пойдем.
– А что было дальше, Адриан? – настаивает Рик.
– Сейчас, – успокаиваю я.
– Древние манускрипты не лгут, – говорит Фари, пристально глядя поверх очков, – пожалуйста, Адриан, брось.
Длинные, с завитками, усы печально поникают.
Не отвечаю, сую в жилистые руки листок со стандартной формой магического заказа. Волшебник молча протягивает руку и берет пергамент.
Фари близко дружил с нашей семьей. Они с папой вместе оканчивали Университет Магии Нарва. Но отцу тяжело давалось волшебство. В итоге, когда грянул гром, мне досталась славная, одна из лучших в Нарве, булочная – прямо напротив Университета. Успешно продал ее два дня назад.
Пара пассов над столом, чуть напряженный, сквозь меня, взгляд. Побледневшее лицо и едва заметные бисеринки на лбу.
Вдруг Фари довольно улыбается и жадно отхлебывает из кружки. Откидывается в кресле. Белым шелковым платком промокает лицо. На слова сейчас сил нет.
Неприглядный серый камушек лежит среди исписанных бумаг. Он размером с чернильницу.
Огненный шарик, что пройдет навылет через массивную дверь, мне наколдовать легко. Ну что поделать, если кому-то на изучение простейшей формулы нужен день, а я щелкаю пальцами – и за мгновение сложнейший водоворот аксиом и теорем складывается в филигранное заклятие?
Но камень… Здесь нужен специалист по зелье варению. Муторная, въедливая специальность. Здесь вам не отточенные, вязкие секунды, послушно замершие на пальцах.
Камень стоил мне всего жалкого состояния. Да и всего запала, что отчаянно бросал вперед. А может, и правда стоит попытаться? Пути назад нет.
Родовой камень в древности полагался каждому человеку. Волшебники творили драгоценности, исходя из особых астрономических и сезонных таблиц.
Характер и душа отражены в родовом камне. Существует три вида. Красный, как огонь горящий рубин – душа, что мчится вперед. Зеленый, как луг, изумруд – душа, чей путь – познание и гармония. И синий, непредсказуемый словно зимнее море. Душа, мудро принимающая боль, а взамен отдающая спокойствие и надежду.
Конечно, камней чистого цвета не бывает. Или встречаются очень редко. Чаще – смешанные.
Фари крутит в руках серый.
– Серый камень редок. Неограненный алмаз. Такой человек не знает ни радости, ни боли. Он словно тень, как осеннее небо. Ограненный, чистый алмаз – символ непоколебимой основы, струна, – задумчиво говорит Фари. – Я создал около ста камней. Сейчас их заказывают купцы да жены аристократов. Бывает, не понравится цвет – требуют поменять. Я развожу руками. Одна вернула оранжевый. Я ведь им вместе с камнями и справочник продаю, – усмехается волшебник. – Она дома овечка овечкой. И мужу улыбнется, и детей приголубит. Думала, ей голубой, перламутровый такой камушек достанется на счастье… – протягивает грустно Фари. – Ан нет, значит, надо меняться самой.
Про камни мы проходили на третьем курсе в «Истории магического искусства». Но каждую строчку я знал еще до поступления в Университет. Невероятная легенда поразила меня с детства.
Оранжевый – противный цвет. Внутри человека – душевная язва, обида на мир и тех, кто рядом. Радоваться такой человек не способен. Он давно позабыл – улыбаешься тогда, когда делаешь от сердца. Пускай – глупая прогулка под звездами. Первая, сквозь череду безвкусных лет семейной жизни.
Всматриваюсь в непроницаемую ночь. Изморозь паутинкой разбежалась по окну.
Где-то там ждет моя Гора.
Фари смотрит укоризненно. Менять судьбы – не удел людей. Слишком просто.
Киваю и прощаюсь.
Дверь скрипит, и я остаюсь один. Ледяной ветер пробирает сквозь теплый мех пальто. Звезды, словно издеваясь, гроздьями висят прямо над головой.
Поглубже натягиваю шапку и медленно иду к спальному дому студентов и аспирантов. Три квартала. Снег скрипит под кожаными сапогами. Городские фонари силятся разогнать тьму, но не могут справиться с ночью уже в двух шагах от себя.
Мне не холодно. Со мной мечта, которая назойливо приходит днем и ночью.
У мечты нет пока сил наполниться объемом и цветом. Я лишь знаю – она о том, что бывает по-другому.
В конце концов! Сквозь перчатку камень впивается острыми гранями в ладонь.
За все, что этот мир сделал для меня! Карьера провинциального мага, вместо которой смертная дружина на границе разваливающейся Империи. Смерть родных от случайного пожара, неизменность и серое небо по утрам. Мне нужна другая жизнь!
Остатки среднего двора за плечами, невыдающиеся магические способности и совершенно никакой возможности что-либо изменить. Жизнь исчерпана, как вода в брошенном колодце.
Нет, я попробую. Я имею право! Буду биться, пока не пройду!
Оборачиваюсь и смотрю на уютный домик Фари. Два окошка на первом этаже излучают домашний свет, в рабочем кабинете темно. Волшебник живет с женой и двумя дочерьми. Никогда он не создаст родовой камень для себя или близких. Человек любит сердцем, а ему плевать на остальное.
И мне тоже плевать. Я не перестал верить в дурацкие сказки. Камень у меня. Я буду искать. С утра до вечера, пока не найду. Я прочитаю ритуал.
Приснилась серая, без лиц, толпа, тянущая руки к горлу. Горячий, еле остывающий камень в руках и тетрадь с аккуратными конспектами старинных фолиантов. А потом пришли строчки, тлеющие на самом дне памяти, строчки, написанные в самом конце древней легенды – «И никто не вернулся с прежней судьбой из тех, кто уходил. Каждый раз била в вершину молния, каждый раз плевались дождем небеса, каждый раз бог Огня все больше суровел. И решил он, что больше не даст новую судьбу, а посвятит в великую мудрость тех, кто пожелает не для себя».
– Так камень сейчас у тебя?
Посреди полуденной жары воздух течет словно расплавленное масло. В глазах Рика детский восторг.
– Да.
Мальчик спотыкается. Поддерживаю за плечо. Подросток замирает.
– Не всегда мечты сбываются, Рик, – мягко говорю я. Убеждаю нас обоих. – Порой все поворачивается так, что деваться некуда. Как бы ни извернулся, изменить что-нибудь просто невозможно.
– И что делать? – жадно спрашивает будущий король. Правой рукой проводит по ежику волос.
– Мечту никто не в силах отобрать. Если веришь по-настоящему – сбудется. Обязательно.
– Пойдем, – хмуро говорит Рик.
– Знаешь что, – говорю я. – К мечте легких путей не бывает.
– А ты еще хочешь изменить свою судьбу? – вдруг спрашивает Рик, когда мы стоим у подножия горы. Из леса веет прохладой. Под ногами шишки и прессованные иголки.
– Да, – твердо говорю я.
– Я тоже, – сообщает тихонько подросток. В руке у него фляжка с водой, которую набрали у фермера. – Только сам.
На край неба робко вступают первые темные тучи. К ночи или к вечеру случится дождь. Лезть станет скользко. Но мы успеем раньше.
Рик идет первым. Пока легко, тропинка хорошая. Ноги с непривычки гудят. Но это ерунда.
– Хочу стать магом, – произносит вдруг подросток и оборачивается.
До отвесного подъема, где кончится лес, осталось немного. Рику не обязательно карабкаться, достаточно подождать рядом. Ритуал достанет.
– Если не станешь королем, – решаю быть честным до конца, – твои родители могут погибнуть при штурме дворца. Мятеж может захлестнуть столицу в любой момент. Я не знаю, что сейчас там происходит, но явно что-то неправильное.
Чтобы отвлечься, Рик подбирает с хвойного ковра шишку и со знанием дела размахивается. Снаряд бьется о ствол векового дерева и бесшумно отлетает.
Показываю налево:
– Смотри, источник!
Шагах в десяти от тропинки прямо из-под земли бьет ключ. Высота струи – мне по пояс.
Идем медленно, стараясь не спугнуть. Земля хорошо утоптана. Видимо, жители часто сюда приходят.
Рик подставляет сначала ладони, а затем лицо.
– Ледяная! – орет мальчишка.
Наклоняюсь сам. Зачерпываю горстями, смываю с глаз, щек, губ осевшую за день пыль.
Пью.
Удивительно. В вековом, древнем лесу в небо бьет чистая, как слеза, вода. Настоящее чудо.
– Адриан, давай что-нибудь придумаем, – просит мальчик.
– Пойдем, – устало говорю я. – Сначала надо забраться.
– Честное слово!
Глаза подростка распахиваются от неожиданного признания.
– Честное слово, я хочу стать настоящим магом! Я буду помогать людям! – выпаливает мальчишка.
– Я тоже много чего хочу, Рик. Но сейчас не время. Нужно спасать Империю. Не государство, а людей вокруг нас. – Я не напоминаю ему, что выбора у нас все равно нет.
Глаза Рика потухают, мальчик отворачивается и возвращается на тропинку.
Осталось чуть-чуть.
Выходим из леса на усыпанную щебнем прогалину. Сразу же крутой подъем. Пытаешься идти – откатываешься с лавиной булыжников.
В горле встает ком.
Гора взвивается, словно башня. Прикидываю – в высоту эдак этажей девять. Лезть будет тяжело. Для верности нужно заклятие.
– Рик, мне пора. – Смотрю на мальчика и обезоруживающе улыбаюсь.
Меня ждет Гора. Я – уже там.
Будущий король, неудавшийся волшебник, серьезно кивает.
– Помочь?
Тут сильная левая рука и вовсе помешает. Качаю головой и улыбаюсь как можно уверенней:
– Нет, спасибо.
Над скалой показываются неприметные точки.
Пять. Приближаются стремительно. Не сводя глаз с неба, отступаем под защиту леса.
Белые перья, желтые хвосты с короткими кисточками, колючий взгляд черных вытянутых зрачков.
Грифоны хищно раскрывают клювы. Над землей летит хриплый вой. Крылья вспарывают кипящий от магических субстанций воздух и поднимают мелкий сор с земли.
Толкаю Рика в спину, мальчишка кубарем летит в подлесок.
– Стой! – гремит Рамус. Густая седая борода, пылающие внутренним пламенем глаза. Вот где настоящие патриоты – они сражаются ради людей, за государство и самих себя. В правой руке – магический посох с выцветшей рунической вязью. Оружие, разрешенное в исключительных случаях. Левая кисть обмотана ремнями поводьев.
На всех белые плащи с серебряной каймой. Бьет в глаза отстраненное и словно восковое лицо Ризера. Грифоны выпростали когтистые лапы, готовятся приземлиться.
Ноги сводит редкой противной судорогой.
Слышу из кустов задыхающийся крик подростка.
Кажется, щиколотку моей левой ноги сейчас разорвет. Ядовитая зелень великанского плевка спеленывает грифонов. Существа яростно молотят крыльями. Суровые лица магов искажаются. Испугом?
Рамус наводит на меня посох. Уже что-то шепчет?
– Кидай талисманы, – прямо в ухо шипит голос далекого Жака.
Срываю рюкзачок, узел не выдерживает. Содержимое летит под ноги. Лихорадочно ищу среди камней два талисмана.
Столб пламени вгрызается в кокон. Зеленая пелена тут же становится синей и блеклой.
– Швыряй! – срывающимся голосом командует Жак.
Отбрасываю тетради с конспектами. Подхватываю два талисмана – один отливает серебром, другой светится красным.
Бросаю оба. Завеса продавливается, и магические бомбы оказываются рядом с грифонами.
Маги реагируют мгновенно. Рамус начинает беспорядочно махать посохом, а Дильгор – выписывать движения пальцами. Остальные не отстают.
– Беги! – шелестит теряющий силу голос.
Внутри вновь позеленевшего кокона раздается бесшумный взрыв. Застывший в воздухе пузырь озаряет неяркий, приглушенный серебряный свет, а затем приходит безмолвный огонь.
Забрасываю в рюкзак с нарушенной триграммой Магистрата и оба камешка. Кое-как затягиваю узел. Подхватываю рюкзачок.
Складываю заклятие «сила огра».
В зеленом коконе продолжает бушевать пламя и серебристый свет. Какую мерзость я туда бросил?
– Адриан, ты жив? – Рик выбирается из-за деревьев.
Бросаю взгляд на скалу. Добавляю «знание равновесия».
– Удирай! – ору мальчишке.
– Адриан, не забудь! – упрямо не сдается подросток. – Про мечту!
Скала. Ни росточка, сплошной камень. Ухватиться не за что.
Последний бастион. Взять!
– Беги! – кричу мальчику. Не оглядываюсь. Хватаюсь за с виду удобную выемку. Сил хоть отбавляй. Буквально забрасываю себя до следующего уступа. Кажется, может получиться.
Алмаз искрится на солнце, протянешь руку – ощутишь задорные огоньки. Сделаешь шаг – взовьешься к небу. Закроешь глаза и – поверишь. Во все, что хочешь.
Вдох.
Видение пропадает, тугая волна врывается в легкие, и тут же до боли сводит зубы.
Вдох.
Так всегда. Мираж, что осталось чуть-чуть.
Кажется, мне не подняться.
Вдох. Дышать!
Больше злости. Яростной и неудержимой. Такой, когда темнеет в глазах, и камень, разрезая ладонь, становится не больше, чем листком бумаги.
Еще держусь. Руки побелели от натуги, но сжатые до предела пальцы цепляются за уступ.
Рывок. На горном плато лежать жестко. Прямо перед глазами возносится крохотный росток. Сосна? Одуванчик?
Воздух почему-то вязкий и липкий. С разгона бьет пронзительный ветер, выворачивает наизнанку, впечатывает в крохотное, шага на три, плато. Над головой замерли грозовые тучи. Фермеры внизу ждут дождя.
Поворачиваюсь и осторожно, чтоб не сорваться, выглядываю. В лицо плещет оглушительный порыв, но не поддаюсь. Зеленый ковер с проседями каменных насыпей. Чуть дальше – фермерские владения, аккуратно разбитые на квадратики.
– Не дури, – шелестит в голове прерывистый голос Жака.
Чувствую, что левую ногу обнял раскаленный обруч.
– Пусти, – шепчу сквозь зубы.
Хватка слабеет.
Поднимаюсь и достаю из рюкзачка маленький, завернутый в шелковую тряпицу камешек. Так и есть. Изумруд с мириадами граней, разбрасывающих лучи закатного солнца, словно капельки воды. Рику повезло. У него была отличная, чистая,судьба.
Самое трудное – заставить себя верить. Лишь кажется, что со временем становится легче. Чем дольше живешь, тем сложнее толкать тяжелую повозку с дающей крен осью.
В конце легенды были слова «…не для себя».Не верю. Любой человек хочет для себя. По-другому хоть раз бывало?
Сколько раз ворошил страницы, которые без защитных триграмм рассыпались бы в пыль? Сколько ждал с того момента, как потерял семью и понял, что этот мир – не для меня? Пять, семь лет? А может, я прожил череду бесконечных жизней, раз за разом упираясь в тупик?
Детская мечта, как стакан, наполненный до краев пенящимся, игристым вином. Я вырос, стал больше и стакан, вот только чудодейственной жидкости не прибавилось. Чья вина? Того, кто давит ягоды? Пускай я никудышный винодел, зато точно знаю: если верить – мечты останутся.
Усмехаюсь в лицо небу и несущимся тучам. Надо хоть взглянуть напоследок, что теряю. Достаю книжку с ритуалом и резную шкатулку.
Взрослый человек ненамного ценнее беспомощного ребенка. Ведь у детей есть радуга, которая дарит цвета всем вокруг. У них может получиться сберечь свою звезду и научить доставать звезды других.
Пока горит звезда – есть шанс.
Кладу изумруд на плато, тряпицу уносит ветер. Рядом ложатся книжка, шкатулка и рюкзак.
Выбросить камень Рика в звенящую пропасть? Или спрыгнуть самому? Мальчик обещает стать самым добрым магом на свете.
Будет нечестно не попытаться. Я быстрее. Я успею.
Наклоняюсь.
От левой щиколотки прожигает все тело сумасшедшая молния. Хочу двинуться, но не могу. Выступает холодный пот. Кажется, превращаюсь в камень. Только внутри разлили кипяток.
Невидимые пальцы перебирают каждую жилу и каждую косточку. Хочу умереть. Можно откусить язык, так учили в Школе Боя. Но не могу. Это не мое тело.
– Начинай! Рыпнешься – не умрешь никогда!
Накрывает ослепляющая боль. Чувствую себя первородным пламенем.
Невероятно долгую секунду мука прошивает насквозь.
Затихло.
Дрожат пальцы, из носа и ушей течет горячее. Щеки залиты чем-то мокрым. Кажется, штаны тоже.
Наклоняюсь и беру книгу. Руки на мгновение становятся не моими.
– Не тебе со мной тягаться, – ровно сообщает Жак. – И еще. Я читаю мысли.
Молчу. Перед глазами сгущается туман. Размазываю по лицу слезы, чтобы не мешали.
Гордо расправляю плечи, нахожу ритуал и начинаю почему-то охрипшим, почти неслышным из-за ветра голосом:
– Заклинаю семью морями и семью материками, слезами дождей и потоками лавы…
Говорю, не слыша собственных слов. Из горла вырывается глухой звук, внутри быстро и мощно перемешиваются магические потоки. Кладу книгу на землю, становлюсь на колени. Продолжаю читать.
Левая и правая руки сами складывают неизвестные мне пассы. Кажется, пальцы сейчас сломаются.
А заклинание все не кончается.
Встаю с колен. Прислушиваюсь к ветру и поднимаю взгляд на бесконечное, безмолвное небо.
– Давай! – орет что есть сил Жак. – Сейчас!
Раскрываю рот.
С левой щиколотки что-то слетает. И становится легче. Чувствую себя пушинкой.
Изумруд на плато лукаво сверкает в последних лучах – солнце прощается с нами на сегодня.
Все.
Сажусь на краешек скалы и свешиваю ноги. Смотрю вдаль. Жду.
– Адриан! Не делай глупостей! – Усиленный заклятием голос Олафа разносится над площадкой.
– Мы остановили Предателя! – орет Рамус. – Все в порядке, спускайся сам! Грифоны сюда не могут прилететь!
Значит, никого убить мне не удалось. Прошедшие войну маги не лыком шиты. В любом случае. Покушение на судьбу принца. Года пыток будет маловато.
А ветер здесь и впрямь не шутка.
– Все в порядке! Адриан! Спускайся! – Это Олаф. – Когда пираты вернулись ни с чем, мы все поняли! Ты амнистирован!
Может быть правдой. Империи нужны герои.
– Это мы все спланировали! Мы специально отправили тебя на Крыло, чтобы выманить Жака! У тебя был наш маячок! – доносится знакомый голос Клирона. – Мой мальчик, ты отлично справился, ты молодец! А самое главное, ты не поддался Жаку! Тот боевой маг, что нашел тебя, – это был я под личиной!
Задыхаюсь. Воздух становится нестерпимо горячим, и чудовищная пытка минуту назад кажется не страшнее щипка. Вот ведь как. «А самое главное, ты не поддался Жаку!» Чертовы старики! Да они все знают наперед и играют мной словно пешкой, а я хочу жить прямо сейчас, по-своему. Просто жить, никого не трогая.
И еще я хочу кое-что для себя. Возвращаться в этот мир? После такого жесткого обмана?
Я нарисую свой. Там не будет лживых наставников и безумных патриотов!
Начерчу свою карту.
Я! Слышите? Я!!!
Еле встаю, ноги будто не мои. Поднимаю руки. Ветер упруго толкает в спину. Представляю себя орлом. Могучим, диким зверем. По моей прихоти падают вниз леса и озера, а солнце стремительно мчится навстречу. Вижу каждую иголочку далеких сосен и закатные лучи, пробивающие облака, которых не достать.
Лишь люди умеют выше, но и то – во сне. Достаю из шкатулки серый камень. Набравшее мощь, не нашедшее разрядки, свернутое в тысячи струн заклятие бьет в пальцы.
Мой камень лежит на ладони. На него падает капля. Тут же о серую грань разбивается еще одна. Дождь после пекла. Вода, как и зной, приходит с небес. Провожу по лицу – ладонь становится влажной. Дождь размешивает кровь.
Как там написано? Не выпуская камень, листаю страницы. Еще три пасса и всего одно слово.
– Не дури, мальчик! Спускайся! – Это опять кричит Рамус. Строгий, упорный вояка. Он не знает, что такое сдаться, лечь на кровать и упрямо глядеть в потолок. Он пробивался сквозь грязь и мертвые тела, когда за спиной вспыхивали кислотные облака, а из-под земли выбивались чудовищные твари. Он полз, калечился, терял друзей, но прорывался. Ему удивительно, что молодой парень искал Гору ради прихоти.
Где-то там Рик, не состоявшийся король Империи, прирожденный маг. А где-то в море бесполезно дергает ниточки оборванных печатей неудачник-патриот. Почти такой же, как Рамус.
Ухнуть бы вниз. Раскинуть руки и задохнуться от кидающегося в лицо ледяного ветра.
Через тучи пробивается уставшее солнце и бьет огненным отсветом прямо в глаза.
На самом краю лежит камень.
Замираю со скрюченными в пассах пальцами.
Здесь —ничего нельзя забыть.
Нагибаюсь. Катаю камешек в руке. Это рубин.
Дышу.
Может быть, кому-то удалось вернуться?
Что, если кто-то сумел не разувериться в себе?
Удары сердца и свист горного ветра.
Учить маленьких детей нелегко. Постоянно тыкаешь носом, а они не понимают. Грозишь пальцем, спрашивают – почему, а узнав, продолжают делать по-своему…
* * *
Но если не хватает сил – сдаваться нельзя. Что бы ни происходило.
Даже элементарное колдовство разряжать опасно.
Стряхиваю руку в прерывающем жесте.
Заклятие на прощание разрывает сердце. Отдается в кончиках пальцев, стремится выдавить глаза.
Но по сравнению с удавкой Жака – шутка.
Осторожно прячу в шкатулку изумруд Рика, подальше от греха. Не успевшие рассеяться магические поля отзываются в локте яркой болью. Пройдет.