Текст книги "На тихом перекрестке"

Автор книги: Инна Кублицкая

Соавторы: Сергей Лифанов
сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 21 страниц)

ЭПИЗОД ТРЕТИЙ: СУЗИ И ШАНО

ОТДАЙ, КОЛДУН, ТЕНЬ

Не верь колдунам и магам – они обманывают тебя за твои деньги. Но если ты задумаешься над услышанным, то поймешь, что обмана в их словах ровно настолько, насколько ты сам себя обманываешь.

Древняя мудрость

1

Парень был какой-то странный.

Он вошел в бар, остановился на пороге, медленно обвел взглядом помещение, потом прошел к стойке и как-то неуверенно вскарабкался на табурет.

Сначала бармен подумал, что парень под кайфом. Однако он скорее был просто чем-то озабочен. Или расстроен.

Время было еще раннее, неурочное, и посетителей в баре было всего ничего: два каких-то типа устроились в дальнем углу за столиком и тихо беседовали, потягивая пиво, да девушка, которую, насколько знал бармен, звали Шано – она частенько забегала в бар перекусить или просто выпить кофе и имела свой кредит, – за другим столиком что-то втолковывала лысоватому пожилому мужчине. Поэтому бармен мог уделить больше внимания странному парню.

Как только не одеваются люди! Бармен всякого повидал в своем заведении, и все же не мог понять, с какой стати молодой человек разгуливает одетым по моде начала века. Вообще-то в моде бармен разбирался не особенно, но покрой пиджака, часы на цепочке, выглядывавшие из жилетного кармашка, трость и смешная шляпа-канотье – такое он видел только в старинных фильмах. Или в фильмах из старинной жизни – словом, в кино. Вот именно, в кино…

– С киностудии? – высказал догадку бармен.

– Угу, – подтвердил молодой человек, проведя глазами по рядам бутылок за спиной бармена.

– Чего-нибудь выпить? – осведомился бармен.

– Коньяку? – предположил молодой человек.

Бармен поставил на стойку пузатую рюмку.

– Поцапались с режиссером?

– Что-то вроде, – вяло отозвался актер. – Э-э… а это не газета у вас? Позвольте?

Парень прислонил трость к стойке и взял газету.

Бармен с любопытством следил, как тот читал; забавный все-таки попался посетитель, у него не только одежда необычная, но и манера изучать газеты: быстро, не задерживая взгляда на каких-то отдельных сообщениях.

Тем временем лысоватый собеседник (Клас Шуман, сыскное агентство «Шуман и сыновья») девушки по имени Шано (Шано Шевальер, сыскное агентство «Мюллер и Шевальер») встал и откланялся.

Еще беседуя с Шуманом, Шано привычно отметила странность парня и краем уха услышала его короткий диалог с барменом, а сейчас, оставшись одна и оглядев «актера» внимательней, решила, что парень, пожалуй, врет. Никакой он не актер, что-то тут другое.

В бар вошел полицейский и, остановившись рядом с «актером», попросил пива. Шано заметила, как дрогнула держащая газету рука парня, но лицо осталось таким же, как и было, – вялым и безразличным.

«У парня проблемы», – подумала Шано. Вся таинственность могла оказаться мыльным пузырем; но Шано не любила терять из виду любопытных людей, не зная их имени и домашнего адреса.

Полицейский выпил свое пиво и удалился, а парень просмотрел газету до последней страницы и попросил еще коньяка.

Шано оставила недопитый стакан с соком и перебралась на табурет рядом.

– Что-нибудь с вермутом, Джо, – заказала она. – Не очень крепкое.

– «Золотая долина»? – предложил бармен.

Шано чуть пожала плечами:

– Давай.

Бармен занялся коктейлем, а Шано обратилась к «актеру»:

– Что-нибудь не так, парень?

Вместо ответа «актер», даже не повернув к ней лица, сунул руку в карман, и по стойке в сторону Шано скользнула монета.

– Пожалуйста, поищи кого-нибудь другого, – равнодушно проговорил «актер».

– Ошибаешься, парень, я не шлюха, – с усмешкой произнесла Шано, подбрасывая и ловя монету.

Бармен подмигнул, подавая ей бокал.

– Ну, извини, – развел парень руками, не отрывая глаз от газеты.

Шано припечатала монету к полированной доске и подвинула к себе бокал. И только тут обратила внимание на аверс. Монета вполне соответствовала облику парня – тоже начала века, и ей, этой монете, полагалось бы быть золотой – если, конечно, она была настоящей.

– Двадцать крон… – задумчиво произнесла Шано, скосившись на парня. – Да, была эпоха… Что с тобой все-таки стряслось?

Парень повернулся к ней:

– Что тебе от меня нужно?

– Я коллекционирую интересных людей, – невозмутимо сообщила Шано. – Ты мне интересен.

– Я бы предпочел видеть на твоем месте свою бабушку, – задумчиво буркнул «актер».

– В чем же проблема? – с готовностью отозвалась Шано. – Езжай к своей бабушке.

– Увы, моя бабушка уже давно покойница.

– Соболезную, – сказала Шано без малейшего сочувствия. – Но похоже, тебе действительно нужна помощь.

Парень посмотрел на нее недоверчиво.

– Ты помогаешь всем, кто подвернется?

– Только тем, кто в моей коллекции, – сказала Шано. – Возможно, мне еще удастся на тебе подработать.

– Понятно, – кивнул парень, – деловой разговор. И чем ты промышляешь?

– Я решаю проблемы. Или создаю их, – туманно объяснила Шано.

Парень развеселился.

– О, проблемы у меня действительно есть! – сказал он.

– Какие же?

– Мне нужно жилье, обычная одежда и небольшой денежный заем.

– Надеюсь, ты не брачный аферист? – уточнила Шано.

– Избави боже! – преувеличенно ужаснулся «актер». – Есть масса других способов выманивать у людей деньги. – Он перешел на серьезный тон. – И раз уж у нас пошел действительно деловой разговор, я, пожалуй, даже готов выписать вексель.

– Вексель? – улыбнулась Шано. – Зачем вексель? Достаточно пока этого, – она подбросила и снова поймала золотой двадцатикронник с профилем Алексиса-Дольфиуса Четвертого и цифрами «1896». – Будем считать это авансом.

«Актер», казалось, несколько удивился, но согласно кивнул.

– А счет, – продолжала Шано, – я представлю после, за это можешь быть спокоен. И если тебе действительно нужно жилье, то пошли. У меня нет причин торчать в этом баре весь день.

Парень опять кивнул и поднялся с табурета.

– Сколько с меня? – спросил он бармена.

Шано, поняв, что странный парень намерен расплатиться очередным золотым, поспешно перехватила его руку:

– Приплюсуй его коньяк к моему счету. Потом сочтемся, – объяснила она «актеру», подхватывая его под локоть.

Тот добродушно пожал плечами, опуская обратно не успевший появиться из кармана кошелек. Так они вышли на улицу.

Шано завертела головой, подыскивая такси, и не упустила случая заметить:

– Ты, видно, с Луны свалился? Расплачиваться золотом в баре! Или они у тебя фальшивые?

– Проверь, – предложил парень, небрежно поигрывая тросточкой.

Подкатила машина. Таксист присвистнул, оглядев костюм парня.

– Это что, нынче мода такая? – спросил он.

– Нет, – сухо бросила Шано, садясь на заднее сиденье и отодвигаясь; парень опустился рядом и потянул на себя дверцу.

Такси тронулось.

– Бульвар принцессы Анны-Лотты, дом семнадцать.

Таксист кивнул, поглядывая на «актера» в зеркальце заднего вида.

Шано подумала, что стоит, пожалуй, дать таксисту простое объяснение странного облика пассажира. Тем более что его уже придумали за нее.

– Что вы сегодня снимали?

– А? – склонил к ней голову парень. – Извини, я не расслышал.

– Какой эпизод снимали сегодня? – повторила Шано.

– А, – взмахнул небрежно рукой «актер». – Очередное душещипательное приключение юной девицы.

– Так вы киноактер! – воскликнул таксист даже как-то разочарованно. – То-то я смотрю, где-то вас видел…

– Мы сейчас столкнемся с автобусом, – холодно заметила Шано. – Не отвлекайтесь.

Таксист отвернулся, и дальнейшее путешествие прошло в полном молчании. Шано с любопытством поглядывала на «актера», «актер» с любопытством поглядывал по сторонам. Лицо у него оставалось бесстрастным, только руки, скрещенные на рукояти трости, выдавали волнение.

Машина остановилась у подъезда многоэтажного дома. Шано сунула таксисту банкноту. Парень растерянно шарил по дверце, пришлось перегнуться и помочь.

– Актеры тоже поддают, – добродушно заметил таксист.

Шано, не ответив, вышла из машины и раздраженно хлопнула дверцей.

– Ты живешь здесь? – спросил парень.

– Иногда, – ответила Шано, направляя его к подъезду. – Но сейчас квартира свободна, можешь пожить.

Немолодая дама, выходившая из лифта, с изумлением воззрилась на странный костюм парня. Тот любезно приподнял шляпу и обворожительно улыбнулся.

– Тебе надо было переодеться на студии! – громко сказала Шано. – Что ты людей пугаешь!

Парень зашел вслед за ней в лифт. Шано нажала кнопку двадцать второго этажа.

Парень прислонился плечом к стене, наблюдая за сменой чисел на электронном табло.

Лифт остановился. Они вышли из кабины; Шано вынула из сумочки ключ и открыла дверь. В квартиру парень тоже хотел войти следом, но Шано уступила дорогу.

– Проходи, проходи, – приободрила Шано. – Поживешь пока здесь. Что тебе купить из одежды?

– На твое усмотрение.

– Курева принести? – спросила Шано.

– Я не курю.

– Ладно, не скучай! – и захлопнула дверь.

Пока она ходила за покупками, заметно стемнело; возвращаясь, Шано глянула на окна квартиры и увидела, что они темны.

«Ха, – мелькнула у нее мысль. – Обворовал и смылся!» Но эта мысль почему-то не расстроила – видимо, Шано сама не поверила ей.

Когда, войдя в квартиру, Шано бросила пакет с покупками на тахту, на фоне окна возник силуэт и «актер» вышел из балконной двери.

– Сумерничаешь? – не удивилась Шано, щелкая выключателем.

Парень зажмурился от яркого света.

Шано подошла к окну, дернула за шнур. Штора упала, закрывая комнату от посторонних взглядов.

– Приятно, оказывается, покупать мужскую одежду, – заметила она, выкладывая покупки. – Чувствуешь себя замужней женщиной. Вот джинсы, куртка, свитер, рубашки, носки, носовые платки, белье, пижама… Туфли – по-моему, тебе как раз. И домашние тапочки тоже. Забыла спросить, каким кремом для бритья ты пользуешься? – продолжала Шано. – Купила наугад. Подойдет?

– Подойдет, – согласился «актер», безразлично взглянув на тюбик.

– Одеколон – кажется, как раз тот, каким от тебя пахнет, – продолжала Шано. – Приятный запах. Ну, мыло, зубная щетка и прочее – это сам разберешься. В этом пакете еда – не морить же тебя голодом. Сейчас я поджарю бифштекс.

Шано подхватила продукты и скрылась в кухне. Пока она гремела там сковородками и хлопала дверцами холодильника, парень переоделся и вышел к ней.

– О! – сказала Шано, бросив на него взгляд. – Теперь совсем другое дело. Садись.

Готовя кофе, Шано посматривала, как «актер» ест мясо. Похоже, он был очень голоден, но о приличиях не забывал: ел красиво и неторопливо, как на дипломатическом приеме.

– Что будешь делать? Теперь у тебя есть жилье, одежда.

– Не знаю, – ответил парень, неопределенно повертев вилкой. – Пожалуй, пока ничего. Осмотрюсь.

– Будешь приходить в себя? Что все-таки с тобой случилось, а?

Парень промолчал.

– Только не говори, что ты поругался со своей девушкой, – проговорила Шано, поняв, что «актер» ничего не собирается рассказывать. – Это будет удар по моему самомнению!

Он улыбнулся, но опять ничего не ответил.

Шано допила свой кофе и встала.

– Ладно, мне пора. Постельное белье найдешь в шкафу. Надеюсь, постелить не поленишься? Кажется, я ничего не забыла. Еды тебе хватит на неделю, с голоду не умрешь.

Парень покивал головой.

– Выходить будешь?

– Вряд ли, – ответил он. – Не думаю, чтобы мне захотелось погулять.

– На всякий случай вот тебе деньги, – Шано положила на стол несколько бумажек. – Если что, позвони мне, телефон здесь, – она положила на стол визитную карточку.

«Шано Шевальер», – прочитал парень и улыбнулся.

– Я забыл представиться. Меня зовут Мартен Саба.

– Приятно познакомиться, – улыбнулась Шано. – Ну-ка вспомни, что тебе еще нужно?

– Если не трудно, принеси пару книг, – попросил Мартен. – Что-нибудь по истории синематографа и всемирная история за последние сто лет.

«Синематограф»… Шано кивнула.

– Каких авторов?

– Все равно. Главное – не очень кратко.

– Хорошо, – Шано вспомнила о ключе, заглянула в сумочку. – На всякий случай вот ключ. Завтра днем загляну.

Парень любезно сказал:

– До свиданья.

Все-таки этот «актер» был странным, даже если забыть одежду и старое золото. Какой-то он был… чересчур сдержанный, что ли. Словно боится сделать неверный шаг.

Спустившись вниз, Шано предупредила швейцара, что в ее квартире будет жить приятель; потом вышла на сияющую вечерними огнями улицу и прошла три квартала до своей постоянной квартиры.

Эту квартиру – на последнем этаже старого дома – она любила. Окна с одной стороны выходили на улицу, с другой – на плоскую крышу соседнего дома; в теплую погоду Шано открывала окно нараспашку и выносила на эту своеобразную веранду кресло и столик – окна других квартир сюда не смотрели, и Шано пользовалась «верандой» единолично.

Едва войдя в квартиру, Шано подошла к телефону.

– Алло, Виллем, как поживаешь?

– Отлично поживаю! – бодро отозвался Виллем Хорн, ее осведомитель в полиции.

– Завтра утром надо встретиться, – сказала Шано. – У меня есть чашка, а на чашке – пальчики. Надо бы проверить, не числятся ли они в картотеке.

– Нет проблем! – ответил Виллем. – Были бы пальчики, а дело найдется. Встретимся как обычно?

Шано переложила чашку, из которой «актер» Мартен пил кофе, в бумажный пакет, а пакет – чтобы не забыть – спрятала в большую сумку, с которой собиралась ходить завтра.

Следующий звонок был к Адаму Штреху, пожилому библиотекарю.

– Что вам нужно на сей раз, мадемуазель Шано? – деловито спросил господин Штрех.

– Что-нибудь по истории кинематографии и какую-нибудь книгу по истории двадцатого века. Не очень краткие, но и не слишком подробные.

– А конкретнее?

– Даже не знаю, – ответила Шано. – Это для одного моего приятеля. Он кинорежиссер, – попробовала объяснить она, – но, сами понимаете, человек далекий от реального. Художник…

– Ну, хорошо, – ответил господин Штрех. – Что-нибудь придумаю.

2

Назавтра Шано с самого утра встретилась с Виллемом, отдала пакет с чашкой и договорилась о новой встрече ближе к обеду. Потом она заглянула в библиотеку Музея естествознания.

Господин Штрех уже приготовил для нее два увесистых тома.

– Вероятно, это подойдет, – произнесла Шано, глянув на названия.

Однако господин Штрех всегда отличался особой добросовестностью.

– Я тут нашел еще одну книжку, – сказал он. – Очень наглядно, она для детей.

– Да?

– Но она по-французски, – продолжил господин Штрех, показывая книгу.

«Лица вещей», прочитала Шано название. Предисловие начиналось так: «Дорогой друг! Тебя окружает множество вещей, ко многим ты привык и не представляешь мир без них. А ведь еще сто лет назад мир был совсем иным. Прочитай эту книгу, и ты узнаешь, как изменялись в течение последнего века лица вещей!»

Шано пролистала книгу.

– Даже если ему не подойдет, я сама с удовольствием полистаю, – поблагодарила она.

Сложила книги в свою спортивную сумку, занесла их Мартену и отправилась на вторую встречу с Виллемом.

Виллем ожидал Шано в небольшом кафе недалеко от Главного полицейского управления.

– Неужели нельзя оставить этого дедка в покое? – с ходу поинтересовался он. – Не занимайся живодерством, старикан и так скоро сыграет в ящик. Я вообще удивляюсь, что он еще жив до сих пор! Хотя как профессионал я согласен – личность он весьма любопытная. Где ты его откопала?

– Погоди-погоди, – нахмурилась Шано. – Ты о чем?

– Да о пальчиках на твоей чашке!

– Ты хочешь сказать, они принадлежат какому-то старику? – спросила Шано.

– Какому-то! – фыркнул Виллем. – Не какому-то, а самому Мартену Саба!

– Самому? – переспросила Шано.

– Именно – самому! Плохо знаешь историю отечественной криминалистики, – укорил ее Виллем. – Этот парень в свое время едва не стал северингийским Аль-Капоне. Правда, он куда-то сгинул в одиннадцатом году и посмотри-ка когда объявился!

– Когда он сгинул? – снова переспросила Шано.

– В девятьсот одиннадцатом, – отчеканил Виллем. – Вот, я принес тебе копию досье.

Шано растерянно наморщила лоб:

– Послушай, сколько же ему сейчас лет?

– Точная дата рождения не известна, – отозвался Виллем. – Но никак не меньше ста.

Шано задумчиво покивала. Пропал в девятьсот одиннадцатом году… Да, все сходится: одежда, трость, золотые кроны… Чего-то подобного она подсознательно и ожидала. «А он неплохо сохранился для своего возраста, – подумала Шано и тут же задала себе вопрос: – Вот только интересно – как?»

3

Мартена Саба, который не успел стать северингийским Аль-Капоне, на самом деле звали Мартен Дюпон. Дюпон – была фамилия его матери; а отца у него не имелось. Рос он, как и прочие мальчишки в портовых пригородах Генотана, шалопаем; воровство считалось доблестью, драки – делом чести.

Когда Мартену было пятнадцать, он пырнул ножом своего недруга с соседней улицы и сбежал из Генотана в Корису. Генотан, конечно, был ему родным домом, но был он родным домом и для дружков убитого, которые поклялись отомстить Мартену; столица же была местом неизведанным, неизвестным, хотя и, по общему мнению портовой шпаны, скучным.

В Корисе Мартен скучал и скрашивал скуку чтением дешевых выпусков авантюрных романов; в романах действовали ловкие сыщики, которые с помощью самых современных средств – телефона, аэроплана и даже кинематографа – ловили самых невероятных злодеев.

Мартен, читая эти романы, делал свои выводы. Сыщикам, конечно, слава и почет, но больших денег – по-настоящему больших денег – этим ремеслом ни заработаешь. Это в романах благодарные графы одаривают их кольцами с бриллиантами в тридцать каратов, а знакомые Мартену сыщики были просто полунищими пронырами, которых презирали все. Нет, такой славы Мартен себе не желал.

Но был другой вывод: если ты будешь ловчей и хитрей, чем полиция, если ты будешь умнее, если будешь лучше вооружен – ты выйдешь победителем.

У кого-нибудь другого эти размышления так и остались бы мечтами; Мартен же был слишком энергичен, чтобы оставаться в бездействии. Вдобавок ко всему Мартен был наблюдателен и умен.

Первое крупное дело он провернул в магазине Ланеля: инсценировал пожар и благополучно смылся с дневной выручкой. Читая на следующий день газеты, Мартен веселился: у страха глаза велики – худенький парнишка в глазах ограбленного Ланеля превратился в здоровенного громилу. Однако тогда же, после этого ограбления, Мартен задумался о своем облике. Мятые штаны и куртка были хороши для генотанских улочек, здесь же, в зажиточных районах, они вызывают подозрение.

Следующий свой подвиг Мартен совершил, переодевшись гимназистом, – ему хотелось повторить трюк с пожаром, но он удержался и устроил наводнение.

Потом все покатилось как по маслу: в течение полугода, используя разные уловки, Мартен совершил с десяток ограблений, обнаглел и отправился на гастроли в Париж.

Там, однако, было хуже. Париж, в отличие от Корисы, был городом шумным, многолюдным; парижане посмеивались над северингийским выговором Мартена, а когда тот вздумал провести несколько ограблений, ему очень быстро указали, что Париж – для парижан, а не всяких там проходимцев; на память об этих гастролях у него остался небольшой шрам под нижним левым ребром.

Одним словом, парижское турне оказалось для Мартена убыточным, и он вернулся искать доходов в родном отечестве. По своей привычке учиться на каждом промахе Мартен впервые задумался о разделе сфер влияния. К тому времени он уже начал создавать свою банду и однажды нанес визит в Генотан, чтобы укрепить там свои позиции. Визит вылился в поножовщину, которую Мартен оборвал револьверной стрельбой; полиция по привычке вмешалась только тогда, когда порядок был восстановлен. Обе стороны горячо заверили представителей власти, что да, было небольшое недоразумение, но теперь все улажено – чего не бывает между старыми друзьями… Портовые кварталы Генотана приняли своего блудного сына.

В то время в книжках, которые все еще почитывал Мартен, и сыщики и преступники неизменно пользовались гримом и переодеваниями. Мартен со свойственным ему увлечением принялся экспериментировать над своими подручными и знакомыми гулящими девицами и очень скоро пришел к выводу, что на самом деле грим мало что дает. Оказалось, что люди практически не смотрят в лица друг другу. Загримируйте человеку лицо, но оставьте его в прежней одежде, хорошо знакомой в квартале, – и его будут узнавать на улице, даже не замечая измененного лица. Тогда Мартен обратил свое внимание на другие возможности: переодевание и изменение походки, осанки, жестов, – но коробку с гримом, как вспомогательное средство, держал под рукой. По старой памяти к нему порой обращались девицы, которым надо было замазать синяки, поставленные неделикатными дружками, и Мартен обычно им не отказывал, хотя в его положении главаря банды это казалось не очень солидным. Впрочем, он и не стремился выглядеть солидно – его по-юношески обаятельная улыбка не раз служила ему добрую службу в обращении с властями и конкурентами – разве можно было поверить, что человек с такой улыбкой может быть главарем банды или достойным соперником? Улыбка и беззлобный юмор действенны порой не меньше, чем наставленный в лоб револьвер.

К двадцати семи годам Мартен был уже столь крупной фигурой, что мог позволить себе не участвовать напрямую в делах, на которые посылал своих бойцов. Он стал осторожен; он, конечно же, уже попал в поле зрения полиции, но не давал теперь повода взять его на горячем. Деньги приходили в его руки уже чистыми, неоднократно обмененными; ни к чему, что могло бы послужить уликой против него, он не прикасался, а что касается его редких встреч с сообщниками – ну и что? нельзя уж и рюмочку пропустить с друзьями детства…

Ему становилось тесно в низах северингийского общества; не то чтобы он хотел громкой славы, но честолюбие у него имелось. А выбиться в верха с его происхождением шансов было мало. Даже деньги не могли помочь: в консервативной Северингии невозможно войти в респектабельное общество с капиталом сомнительного происхождения – нувориша все равно будут сторониться и тихо презирать.

Наметив путь через Париж и Амстердам, Мартен уже готовился превратиться в француза – к иностранцам люди не так придирчивы, – но случай помог ему легализоваться другим способом.

Однажды, зайдя в небогатый театрик на окраине города, он увидел в одной из лож элегантно, будто на большой бал, одетую женщину. Лицо женщины было закрыто вуалью, но Мартен сразу понял, что перед ним настоящая дама. Он, правда, уже видал кокоток, похожих на принцесс, но женщина в ложе не была ни кокоткой, ни принцессой – по мнению Мартена, это была настоящая светская дама.

Дама под вуалью была одна, без сопровождения.

Мартен, поведя глазами, нашел кого-то из служащих театра и поманил к себе. Всего за десять крон он выяснил, что дама приехала в наемном фиакре и купила место в ложе.

Недолго думая, Мартен прошел в ложу и заговорил с незнакомкой под вуалью.

– Прощу прощения, сударыня, – проговорил он учтиво. – Не знаю, что случилось с вами, что вы очутились в этой дыре, но мне кажется, это место для вас совсем не подходит.

– Да? – обернулась дама и благосклонно спросила: – А где же мне место?

Она слегка шепелявила; Мартену уже приходилось слышать нечто подобное – он сам много раз попадал в переделки, после которых челюсти плохо слушаются хозяина.

– В таком великолепном наряде вам бы сейчас блистать в «Принце Альберте», – Мартен имел в виду прием, который начинался как раз сейчас в самом фешенебельном отеле Корисы.

– В «Принце Альберте»… – горько повторила дама. – В таком вот виде?

Она приподняла вуаль. Света в ложе было мало, но Мартену хватило, чтобы убедиться в своих подозрениях: на лице дамы действительно были заметны синяки и ссадины.

Но главное – он узнал эту даму! Это была великая Анна-Эванжелина, звезда синематографа! И как раз на днях все газеты Европы трубили, что Анна-Эванжелина попала в автомобильную аварию; серьезных повреждений она не получила, но красивой женщине порой кажется, что лучше сломать ногу, чем оцарапать шею или сковырнуть ноготь.

Для Мартена вид синяков на женском лице не был внове, и, поужасавшись для виду, он сказал участливо:

– Не огорчайтесь. Немножко грима – и этого ужаса не будет видно вовсе. Уверяю вас!

– О боже! Да на мне уже столько пудры! – возразила Анна-Эванжелина.

– Пудра – это ничто! – горячо заверил ее Мартен. И с поклоном предложил: – Если вы не будете против, то я вызовусь вам помочь. Может быть, мы придумаем что-нибудь…

Почему Анна-Эванжелина согласилась пойти с ним? Что сыграло свою роль: любезный разговор, хорошая одежда или удивительная мальчишеская улыбка неизвестного ей кавалера? А может, несмелая надежда, что этот молодой человек в силах сотворить чудо?.. Как бы то ни было, но великая Анна-Эванжелина ухватилась за протянутую ей соломинку. И нисколько не пожалела об этом.

Тем более что Мартен позаботился о том, чтобы у великой Анны-Эванжелины не зародилось и тени подозрения относительно его намерений – в самом деле, не могла же звезда синематографа пойти куда-то невесть с кем?

– Вы простите, если я оставлю вас на минутку? – сказал он, будто не замечая ее колебаний. – Я здесь с сестрой и, если вы позволите, сейчас я позову ее.

Анна-Эванжелина улыбнулась и отпустила.

На его счастье, еще раньше Мартен заметил в зале одну из знакомых девиц. На проститутку, кем она была на самом деле, девушка не была похожа ни одеждой, ни поведением – лицо ее выглядело свежим и задорным, и, что весьма было ценно, она умела не теряться в затруднительных положениях. Звали девушку Кириена.

Мартен пробрался к Кириене, сунул в руку банкноту и шепотом быстро объяснил, что ей придется разыграть роль его сестры.

– Кого ты собираешься обжулить, красавчик? – спросила Кириена, вставая с места.

– Поскромней! – осадил Мартен. – Это тебе не лопухов на личико ловить.

– Ты хочешь кого-то разыграть, Мартен? – быстро сориентировалась девица.

– Уже лучше, – похвалил Мартен, ведя ее по проходу. – Пока никого. Главное, не забывай, что ты моя сестра.

– А какая у нас фамилия? – полюбопытствовала Кириена.

Мартен на мгновение задумался.

– Саба, – сказал он. – Мартен и Кириена Саба. Подходит?

– Саба? – попробовала она фамилию на вкус. – Почему бы не взять фамилию позвучнее?

– Например, Беллас де Карайи вад Лисакас? – спросил Мартен.

Они рассмеялись.

– Разрешите представить вам мою сестру, Кириену, – поклонился Мартен, галантно открыв перед самозванкой дверь в ложу Анны-Эванжелины.

Кириена, не ожидавшая такого, во все глаза уставилась на великую актрису и робко повторила свое имя.

– Но я еще не знаю, как зовут вас, молодой человек, – заметила приободрившаяся Анна-Эванжелина.

Мартен очень натурально смутился.

– Ах, простите. Мы здесь провинциалы… Мартен Саба, – представился он, чуть склонив голову.

Они покинули театр и, пройдя полквартала, оказались в квартире Мартена – скромной по меркам европейской знаменитости, но вполне приличной и аккуратной даже на ее взгляд.

Кириена, которая уже не раз бывала здесь, деловито, как будто была хозяйкой, зажгла газовый рожок и пригласила гостью в гостиную. Она назвала комнату как-то по-деревенски: «зало», и великая актриса, умиленная этой простотой, уже не обратила внимания на то, что в убранстве квартиры не чувствуется женской руки.

Кириена помогла актрисе смыть грим и непритворно охала и ахала, разглядывая синяки и ссадины. Мартен тем временем разложил на столе свой гримировальный набор.

Какое будет освещение в «Принце Альберте», Мартен знал и, исходя из этого, начал работу. Анна-Эванжелина не видела, что делает ее спаситель – он потребовал, чтобы глаза ее были закрыты, да и зеркала не предложил, – и она подчинилась его властной деловитости.

Когда Мартен занялся ее ресницами, он, наконец, послал Кириену за зеркалом, и Анна-Эванжелина увидела свое преображенное лицо. Она ахнула. Потом пригляделась – следов аварии как не бывало! Правда, когда Анна-Эванжелина захотела потрогать щеку, где еще час назад лиловел обширный синяк, из-за которого ей трудно было говорить, Мартен предупредительно перехватил ее руку.

– О, умоляю вас, только не прикасайтесь! – И велел «сестре» помочь даме поправить прическу.

Кириена засигналила ему из-за спины клиентки: что ты, мол, родной, ведь у тебя же нет обыкновенных щипцов для завивки! Тогда Мартен, поняв, что Кириена ничем помочь не может, присмотрелся к слегка растрепавшейся прическе актрисы и решительно стал переставлять гребни и заколки сам.

Анна-Эванжелина с интересом следила за тем, как ее растрепанная прическа превращается в нечто нетрадиционное, но очень привлекательное, так что, закончив, Мартен сам поразился тому, что удалось ему сделать.

– Эта прическа к фильму «Персидская княжна»! – воскликнула восхищенная Анна-Эванжелина.

Мартен, придя к выводу, что плоды его усилий выглядят вовсе не плачевно, сказал:

– Вы позволите проводить вас до «Принца Альберта»?

Анна-Эванжелина, конечно, не смогла отказать своему спасителю. Мартен водрузил на голову шляпу, взял трость и предложил руку великой актрисе.

В наемном фиакре они подъехали к гостинице. «Принц Альберт» по случаю приема сиял огнями; из распахнутых дверей доносилась музыка, фланировали богато одетые пары.

– Вы не зайдете? – вежливо спросила Анна-Эванжелина, когда Мартен помог ей выйти из экипажа, но от внимательного взгляда Мартена не ускользнуло, что великая актриса как будто невзначай окинула взглядом его скромный костюм, явно не подходящий к случаю; поэтому, внутренне усмехнувшись, он развел руками:

– Увы, я не могу сопровождать вас.

Анна-Эванжелина облегченно вздохнула, но тут же встрепенулась:

– Но вы придете ко мне завтра? – она обворожительно улыбнулась. – Ведь я и завтра хочу выглядеть красивой!

– Непременно зайду, – с поклоном ответил Мартен.

– Около одиннадцати, – попросила Анна-Эванжелина. – Я запомнила ваше имя, Мартен Саба.

Мартен еще раз поклонился и поцеловал поданную ему руку. Великая актриса благосклонно приняла его почтительность и направилась к дверям отеля.

Анна-Эванжелина… Живая легенда, «Сара Бернар из Северингии», «Звезда Корисы»… Восходящая звезда мирового экрана… Подумать только, еще год назад никто не знал этого имени, а теперь ее опьяняющая красота известна всему миру, всему цивилизованному миру, миру, который увлекся новым кумиром – синематографом. Еще три года назад казалось, что кино – это не более чем низкое, балаганное зрелище, что интерес к нему начал угасать, что возможности «движущейся фотографии» исчерпаны. Людям надоели незатейливые сцены прибытия поездов на вокзалы и простенькие инсценировки с садовыми шлангами, надоели бесконечные бытовые сценки – люди привыкли к тому, что можно воспроизвести движущееся изображение. И вдруг северингийские предприниматели отец и сын Готорны начали производство кинодрам.

Зрители с искренним удовольствием восприняли новое зрелище; бурные страсти, адюльтеры, немыслимые приключения захватили даже высшие слои общества. И немалую долю в шумном успехе кинодрам сыграла роковая красота Анны-Эванжелины, ее удивительное трагическое лицо потрясло всю Европу.