Текст книги "На тихом перекрестке"

Автор книги: Инна Кублицкая

Соавторы: Сергей Лифанов
сообщить о нарушении

Текущая страница: 11 (всего у книги 21 страниц)

Инспектор слушал ее внимательно. Иногда казалось, что в его взгляде, кроме чисто профессионального интереса, мелькает сочувствие. Конечно же, не к мелкому жулику, шантажисту к доносчику Микаэлю Кушлеру, а к самой Шано, для которой этот человек, не достойный, по мнению Коэна, особого сожаления, был чем-то вроде родственника.

– Я так и подумал, что это твои продукты в холодильнике, – сказал он, когда Шано закончила.

– Вы что, и в холодильник заглядывали? – спросила Шано.

Инспектор кивнул:

– Естественно. Ты знаешь, от чего он умер?

– Догадываюсь, – ответила Шано. – Он был холодный, как лед. – И помолчав, прибавила: – А холодильник, между прочим, был выключен.

Инспектор снова задумчиво кивнул.

– Холодильник был выключен, – повторил он. – Зато Майк умер от переохлаждения, и температура тела у него была четыре градуса по Цельсию. Плюс четыре градуса, – уточнил он.

– Сколько??? – не поверила своим ушам Шано.

– Именно плюс четыре градуса по Цельсию, – раздельно произнес инспектор.

Они помолчали.

– Но не думаете же вы, что его засунули в собственный холодильник и держали там до смерти?! – не выдержала Шано. – Да и быть такого не может! Во-первых, в этом холодильнике не добьешься температуры плюс четыре градуса, а во-вторых… Я же сразу осмотрела квартиру – ничего подозрительного!

– Почему обязательно в собственный? – философски заметил инспектор. – Может, его уже привезли сюда в таком виде. А ты точно ничего не проглядела? Может, что-то пропало? Бумаги какие-нибудь…

– Нет, – твердо сказала Шано. – Я Майка знаю… знала. Все было, как всегда. А бумаги свои он здесь не держал – это я тоже знаю точно.

Инспектор с удовольствием посмотрел на нее. Слава богу, в девочке начал просыпаться профессионал.

– А сама что ты по этому поводу думаешь? – спросил он.

– Не знаю, – пожала плечами Шано. – Давно он умер?

– Пока неизвестно, – ответил Коэн, отклеиваясь от скрипнувшего шкафа. – Вскрытие покажет… А пока пошли-ка отсюда. Ключи, надеюсь, у тебя есть?

Они вышли из квартиры. Шано заперла дверь. Коэн наложил полицейскую печать.

Спускаясь по лестнице, Шано вдруг спросила:

– Инспектор, а что вам сказал доктор Ришар? Ну, когда вы только приехали.

– А-а-а, – улыбнулся Коэн и поглядел на дверь докторской квартиры, мимо которой они как раз проходили. – Он сказал, чтобы я обратил на тебя особое внимание, что ты странно себя ведешь. И он посоветовал допросить тебя первой, потому что у тебя, уж прости, тихая истерика и тебя легче обработать.

– Вот ведь сукин сын, – сквозь зубы процедила Шано. – Хотя вообще-то он был прав.

– Я, кстати, тоже не шутил, когда предлагал тебе немного поплакать, – неожиданно признался Коэн.

– Я так и поняла, – ответила она. – Спасибо.

Около подъезда, где стояла машина Коэна, он уже другим тоном предложил:

– Ну что, едем сразу в управление, запишем твои показания под протокол? Или как?

– Никаких «или как», – решительно объявила Шано, открывая дверцу и садясь в машину.

3

На следующее утро в контору позвонила Сузи Героно. Она, оказывается, звонила еще вчера, и господин Мюллер сообщил ей о том, что случилось, и…

– … Может, я не вовремя?

– Перестань! – тут же оборвала подругу Шано. – Выкладывай, что там у тебя.

Сузи на том конце провода облегченно вздохнула.

– Мне срочно нужна информация об одном человеке. О некоей Анне Хоффен.

– Подожди, я запишу, – Шано потянулась за карандашом.

Сузи повторила имя, назвала адрес; Шано записала и, отложив блокнот, спросила:

– Кто она такая?

– Да я и сама толком не знаю, – замялась Сузи.

– А, – догадалась Шано. – Опять твои колдовские штучки.

– Да, чисто профессиональный интерес, – подтвердила Сузи. – Я потому и не стала разговаривать с твоим патроном. Он же у тебя прагматик.

– Ну и что с того, что прагматик? – возразила Шано. – Он и спрашивать бы не стал, зачем тебе эта Анна Хоффен понадобилась. Такая у нас работа – ни о чем не спрашивать. А я действительно сейчас занята. Сама понимаешь: похороны, хлопоты…

– Понимаю, – согласилась Сузи. – Я вообще-то хотела, чтобы ты сама на нее взглянула.

– А что такое? – насторожилась Шано.

– Ну-у, это вот так не расскажешь…

– Ладно, попробую что-нибудь сделать.

– Когда?

– Позвони сегодня в семь.

– Может, я заеду? – предложила Сузи.

Шано подумала.

– Пожалуй, сегодня не стоит. Давай лучше завтра, после похорон. Часа в два подойдет?

– Идет, – легко согласилась Сузи. – Значит, я позвоню вечером, и договоримся. А я тебе на завтра приготовлю что-нибудь для восстановления сил.

– Только без всяких там жаб сушеных! – предупредила Шано.

Сузи заверила, что обойдется без жаб, а также без змей и пауков. Они посмеялись, и Шано положила трубку.

Узнать об Анне Хоффен не составило труда, но сведения были скудными и скучными. Анна была ничем не примечательной девушкой. В полиции на нее (и на ее родителей, как на всякий случай убедилась Шано) ничего не было; в муниципалитете – только стандартные данные: тогда-то родилась, тогда-то поступила в школу, тогда-то ее закончила… Даже за границу Анна Хоффен выезжала только однажды – выиграла путевку в благотворительной лотерее северингийского оружейного короля Герхарда Штрауса. Шано понимала, что все это ничего не значит, что порой к таким вот неприметным и следует внимательно присмотреться, но это – потом, если понадобится… «Во всяком случае, – решила Шано, – будет что ей сказать вечером». И она благополучно забыла об Анне Хоффен.

Вспомнила, когда Сузи не позвонила ни в семь, ни в восемь. Шано сама набрала номер подруги, но той, судя по всему, не было дома. «За жабами сушеными уехала», – подумала Шано и легла спать.

4

На следующий день были похороны. Пробегая за завтраком колонку газетных объявлений, Шано обнаружила маленькое сообщение:

«Похороны МИКАЭЛЯ КУШЛЕРА состоятся в 12 часов на кладбище при церкви святого Георгия в Форейне».

«Вероятно, кто-то из репортеров пасется при похоронных бюро», – подумала Шано. Когда объявление заказывают родные, ставят обычно еще что-то вроде: «Семья и родственники скорбят…» Здесь этого не было.

Без десяти двенадцать она уже была на кладбище. К удивлению Шано, проводить Майка в последний путь пришла не одна она. На гробе помимо ее скромного букетика гвоздик лежал пышный венок с надписью: «Незабвенному Микаэлю с искренней любовью от тетушек из Мюра-на-Отейне».

Тетушками, судя по всему, были три пожилые дамы, одетые в траур с провинциальной тщательностью. Шано чуть поклонилась им, гадая, откуда у Майка взялись тетушки – он вроде не говорил, что у него есть какая-нибудь родня.

Старушки покивали в ответ.

Подошел пастор. Слушая его монотонный голос, Шано вдруг почувствовала, что кто-то появился рядом. Оглянувшись, она увидела старшего инспектора Коэна и своего патрона. Значит, они тоже пришли проводить Майка. Коэн, наверное, по старой привычке полицейского – посмотреть, не появится ли свежий персонаж на похоронах убитого; а господин Мюллер просто пришел проститься со своим давним знакомцем и осведомителем. Стоящие по другую сторону могилы старушки, то одна, то другая, то третья время от времени с любопытством на них поглядывали.

После окончания церемонии, когда все пошли к воротам кладбища, маленькая ссохшаяся ручка легла на локоть Шано:

– Простите, милая барышня, ведь это вы Шано Шевальер?

Шано подтвердила, ощущая себя рядом со старушкой великаншей – пожилая дама была очень мала ростом и казалась столь же древней, как крепость Лот-Саган.

– Микаэль много рассказывал о вас, – наперебой заговорили старушки. – Мы так рады увидеть вас. Печально, конечно, что Микаэль… Он ведь был такой молодой…

Милые старушки, оказалось, вовсе не были родственницами Майка. Они были обитательницами пансионата для престарелых дам в Мюре-на-Отейне, а Майк когда-то – лет пятнадцать или двадцать назад – работал в этом пансионате не то шофером, не то помощником садовника и с тех пор не забывал старых дам и непременно навещал их раз в месяц, а уж звонил и вовсе каждую неделю.

– Очень милый молодой человек, – хором пели старушки. – Очень внимательный…

Мюллер с Коэном переглянулись. Шано их прекрасно понимала: оба, конечно, пытались сообразить, какой «навар» «милый Микаэль» мог иметь с этих древних старух – в его бескорыстное внимание, проявляемое с таким постоянством, никто из них троих не поверил, но разочаровывать старых дам просто не повернулся бы язык.

Старушки очень любезно пригласили всех троих к себе в Мюр-на-Отейне, где будет «что-то вроде поминок по бедному Микаэлю».

– Мы с господином Коэном, к сожалению, не сможем, – вежливо ответил за всех господин Мюллер. – Мы ведь тоже уже не молоды, да и дела. А вот Шано прибудет непременно.

Шано удивленно воззрилась на него, но ее патрон и компаньон как ни в чем не бывало уже раскланивался с милыми старушками, и Шано тоже пришлось, скромно улыбаясь, кивать им.

– Так мы ждем вас непременно, мадемуазель Шевальер, – сказала ей на прощание та самая старушка, что начала разговор первой; и «тетушки» «милого Микаэля» отбыли в таком же, как и они, музейном «паккарде», отважно пилотируемом одной из них.

5

– Садись, подвезем, – предложил Шано инспектор Коэн, когда они остались втроем.

Шано не отказалась. Расположилась на заднем сиденье инспекторского «вольво» и молчала, пока они выруливали со стоянки и выезжали на шоссе.

Первым заговорил господин Мюллер.

– Тебя куда, домой или сразу в контору? – не оборачиваясь, поинтересовался он.

– На вокзал! – мгновенно парировала Шано. И ядовито добавила: – Мне же нужно в Мюр-на-Отейне, вы что, забыли, патрон? А то не успею на поминание «милого Микаэля»!

– Да? – невозмутимо ответил тот, снова не затруднившись повернуть к ней голову. – Что же ты сразу не поехала с тетушками?

Может, показалось, а может, это был просто какой-то посторонний звук, но Шано вдруг услышала, что старший инспектор Коэн вроде как тихонько хрюкнул, и машина вильнула. Тогда Шано прорвало:

– Послушайте, патрон, – запальчиво заговорила она, – я вас не понимаю! У нас что, нет других дел, кроме как возиться с божьими одуванчиками из какого-то Богом забытого приюта? Или, может, они на подозрении? – Шано просверлила яростным взглядом затылок инспектора Коэна; машина снова вильнула. – И я должна узнать у них, зачем они заморозили беднягу Майка и где прячут баллоны с жидким азотом?

– Ты думаешь, это был жидкий азот? – поинтересовался господин Мюллер.

– Ничего я не думаю!

– Зря, – наставительно произнес Коэн и явно процитировал откуда-то: – «Думать – не развлечение, а обязанность».

– Особенно для молодого подающего надежды сыщика, – в тон ему добавил Мюллер.

Впрочем, шутить и забавляться господа старые сыщики вовсе не собирались. Это Шано поняла, когда, вместо того чтобы высадить ее и Мюллера у конторы и отправиться по своим делам, Коэн поднялся наверх вместе с ними. Из того, что Мюллер при этом не приглашал Коэна, а Коэн не испрашивал у него такого приглашения, Шано заключила, что все было договорено заранее.

Это ее насторожило. И не зря.

Потому что, поднявшись в контору и помянув Майка Касслера тремя наперсточками коньяку, который господин Мюллер хранил у себя в сейфе для «медицинских целей» – «Упокой Господь грешную его душу, не такой уж это был и плохой человек», сказал он при этом, – старший компаньон сыскного агентства «Мюллер и Шевальер» предложил своему младшему компаньону внимательно выслушать то, что скажет сейчас его друг и коллега, присутствующий здесь старший инспектор Коэн, и только после этого решать: стоит ли такой занятой особе, как мадемуазель Шевальер, тратить свое драгоценное время на поездку в Мюр-на-Отейне.

– Прекрати, Карел, – недовольно поморщившись, прервал витиеватую речь своего «друга и коллеги» Коэн. – Что это на тебя нашло?

Он поудобнее устроился в кресле и заговорил четко и деловито.

Оказывается, в деле Майка все было не так просто, и дело тут даже не в способе убийства. Точнее, даже не убийства, а умерщвления, потому что коронер признал Майка умершим естественной смертью при невыясненных обстоятельствах. Патологоанатом указал причиной смерти внезапную остановку сердца, но отрицал возможность применения медикаментозных средств. Указанную выездным судмедэкспертом температуру тела – плюс четыре градуса по Цельсию – патологоанатом счел ошибкой или опиской, поскольку добиться такой температуры в жару можно было только замораживанием, а признаков обморожения патологоанатом не нашел.

– Но мы-то знаем, что Касслер действительно был заморожен, – говорил Коэн. – Он был как лед, поэтому в естественную смерть Майка я не верю. И в то же время все говорит за то, что Касслер умер именно в своей квартире, на том самом месте, где ты его нашла.

Шано вдруг представила себе это – Майка в его пустой одинокой квартире. Вот он что-то вяло, нехотя жует, стоя на кухне, у окна; вот сидит в своем кресле, время от времени прихлебывая из горлышка свою любимую анисовую; или лежит, прикрывшись одеялом, на скрипучей постели – и постепенно слабеет, слабеет… Почему он не обратился к тому же доктору Ришару? Ведь наверняка чувствовал, что заболевает! Почему не сходил в аптеку? Денег не было? Тогда почему в конце концов не позвонил ей, Шано? Может, он чего-то ждал? Или боялся?

– Последние трое суток, – продолжал между тем Коэн, – Касслер скорее всего совсем не выходил из дома. Во всяком случае, его никто не видел в это время: его не встречал никто из приятелей и соседей по дому… Их всех – кого удалось достать, конечно, – допросили. Он не появлялся в своих излюбленных местах – барах и забегаловках, в бильярдных и у девиц соответствующего поведения. Он даже не явился на две назначенные им самим встречи…

И все бы ничего, но один из приятелей Майка обмолвился, что тот вроде бы затевал какое-то очередное дельце. И не мелкое. Если верить этому приятелю, Касслер хвастался, что, обделав дело, он плюнет на все, уедет из этой паршивой Корисы куда-нибудь поближе к природе и будет наслаждаться покоем; он якобы даже уже присмотрел себе домик – тут Коэн многозначительно поднял палец и поглядел на Шано – где-то на Отейне. Хвастался Касслер и перед другими, но никто не принимал его разговоры всерьез – мало ли кто чем похваляется за бутылочкой анисовой?..

Но! Тот самый приятель назвал Коэну имя предполагаемой жертвы Майка Касслера.

Сначала инспектор не поверил. Дело, на которое замахнулся Касслер, было для него слишком уж не по чину. По профилю – да. По профилю это был обычный шантаж. Но шантаж никак не его, Майка, масштаба. Коэн счел бы эту информацию недостоверной и приписал бы все обычному для Майка блефу, если бы не еще одно обстоятельство.

Читала ли Шано вчерашние газеты? Нет? Только просматривала? А не обратила ли внимание вот на эту заметку?

Коэн жестом, не лишенным некоторой театральности («Не иначе, заразился от коллеги Мюллера», – подумала Шано), извлек из внутреннего кармана пиджака вчерашний номер «Куриэр вад-Корис», раскрытый на третьей полосе, где обычно публикуются мелкие скандальчики, и протянул его Шано. Та быстро пробежала отчеркнутый текст.

В заметке сообщалось, что «уникальная в своем роде, единственная в Европе и во всем мире, давно ставшая достопримечательностью Северингии корисская городская почта «Особая доставка», гордость и одна из старейших традиций нашего города», может в скором времени утратить свой авторитет, так как перестанет соответствовать своему исконному девизу: «Точность, скорость, надежность». Оказывается, за последние пять лет было совершено несколько нападений на фельдъегерей, по традиции доставлявших почту на велосипедах. Вот и вчера утром двое неизвестных оглушили в подъезде фельдъегеря Крауса и похитили сумку, в которой находилась вся дневная почта. Далее в заметке следовало возмущение «темными непатриотически настроенными элементами, все еще встречающимися среди добрых граждан нашей прекрасной страны», выпады в адрес «разжиревшей на государственном иждивении полиции» и вопрос к руководству «Особой доставки»: почему оно, руководство, не может обеспечить безопасность своих фельдъегерей и порученных ей, «Особой доставке», посланий? Кончалась заметка сакраментальным: «Для чего мы в конце концов платим налоги?!».

Пока Шано читала, Коэн с Мюллером успели принять еще по наперсточку коньяку. Уже без особого повода.

– Ну и что? – хладнокровно осведомилась Шано, возвращая газету и тоже взяв со стола свою рюмочку. – При чем здесь «Особая доставка»?

Оказалось, при чем. И очень даже весьма. Вчера «Особая доставка» передала в Главное полицейское управление полный список пропавшей корреспонденции. И инспектор Виллар, которому это дело было поручено, счел необходимым поставить в известность старшего инспектора Коэна, что в этом списке значится пакет некоего Микаэля Кушлера, дело о гибели которого находится в ведении отдела Коэна. Пакет адресован Шано Шевальер, улица Талейрана, дом 2, квартира 60, которая проходит по этому же делу свидетелем. Около года пакет находился в «Особой доставке» на хранении и, согласно договору, был отправлен адресату после того, как стало известно о смерти клиента. К пакету была приложена незначительная сумма – остаток за неиспользованное время хранения. Клиент, Микаэль Кушлер, вносил плату аккуратно, в начале каждого месяца, и за все время хранения трижды изымал пакет на короткое время – по всей видимости, чтобы что-то вложить в него либо извлечь; последний раз это случилось шесть дней назад. Кроме самого Кушлера, никто никогда пакетом не интересовался – да это и невозможно: «Особая доставка» никому не дает сведений о своих клиентах и их корреспонденции. Даже на то, чтобы в данном чрезвычайном случае сообщить полиции сведения об украденных письмах и посылках, потребовалась санкция самого Великого князя.

– Значит, вот где были все документы Майка, – задумчиво прорезюмировала Шано, когда Коэн замолчал.

Тот согласно кивнул.

– Но ведь у него не было обнаружено квитанций «Особой доставки»? – спросила Шано.

Так же молча Коэн отрицательно помотал головой.

– Может, он их и не держал при себе, – предположил господин Мюллер.

– Может, – ответил Коэн. – Но сейчас это уже не имеет значения.

«Пожалуй, – мысленно согласилась с ним Шано. – И если это так, то Майк действительно чего-то боялся и боялся, видимо, не зря».

– Все-таки не факт, что фельдъегеря стукнули по кумполу именно из-за этого пакета, – произнес Мюллер так, будто продолжал с Коэном какой-то свой спор.

– Не факт, – покорно согласился Коэн. – Здесь все не факт. И то, что Майк замерз в тридцатиградусную жару, не факт, и то, что он действительно об этой…

Мюллер громко кашлянул.

Коэн споткнулся на полуслове и быстро исправился:

– …особе знал что-то, чего не знаем мы, и пакет этот, так вовремя пропавший, тоже не факт. А теперь еще этот домик на Отейне, и тетушки оттуда же.

– Ты забыл еще кое-что, – напомнил Мюллер.

– Ну это уж точно не факт, – возразил Коэн. – Хотя кто знает…

Действительно, кто знает, но стоило только Коэну запросить в архиве сведения о предполагаемом объекте шантажа, как его вызвали на самый верх, к начальнику Главного полицейского управления господину Буллю д'Озеру. И тот в свойственной ему резкой манере потребовал от Коэна объяснений: для каких надобностей тому понадобились сведения об одной очень известной и уважаемой в стране личности? А когда Коэн попытался объяснить, оборвал его, не дослушав, и заявил, что он, Коэн, раздувает из мухи слона, и что он, генеральный комиссар полиции д'Озер, считает, что у отдела насильственных преступлений есть более серьезные занятия, чем копаться в обстоятельствах заурядной – так ему донесли – смерти какого-то алкаша, и потребовал, чтобы в пятницу на очередном совещании начальников отделов Коэн отчитался по всем текущим делам, имеющимся в производстве его отдела.

– Вот так-то, – тяжко вздохнув, закончил Коэн.

– Значит, вам дали понять, что дело Майка пора закрывать? – поняла Шано. – И вы считаете, что это как-то связано с вашим интересом к этому самому лицу?

– Связано с интересом – это ты точно сказала, – ответил Коэн. – Только связано ли с делом Касслера – это еще вопрос. Д'Озера могло взбесить одно то, что я просто заинтересовался этой… э-э-э… особой. Даже безотносительно к Майку.

– Почему? – не поняла Шано.

– Они одного поля ягоды, – сказал Коэн. – Один круг. Аристократы, словом. – Он помолчал и вдруг добавил: – Да и под меня он давно копает, мечтает на пенсию спровадить.

– Наверное, кого-то своего посадить хочет, – посочувствовал Мюллер.

– Поговаривают, Ноймана, – ответил Коэн.

И Шано поняла, что старшему инспектору, знаменитому сыскарю, неловко вот так, перед ней, девчонкой, признаваться в своей слабости. Ведь и вправду он уже не молод и не хочет на пенсию, потому что – ну что он будет делать на этой пенсии? Разводить розы? Коллекционировать марки? Или организует сыскное агентство и, как господин Мюллер, будет просиживать штаны в конторе в ожидании хоть какого-нибудь облапошенного торгаша или неуверенного в верности супруга?

Чтобы отвлечь стариков от печальных мыслей и вернуть разговор в деловое русло, Шано произнесла нарочито громко:

– Значит, вы хотите, чтобы этим делом занялись мы с патроном? В частном, так сказать, порядке.

– Не совсем так, – возразил Коэн. – Этим делом займусь я сам. Правда, именно в частном порядке. Пока в частном, – Коэн недобро усмехнулся. – Тебя ведь, как я понимаю, такое положение вещей тоже не устраивает? Тем более после всего, что я рассказал. Ты ведь не успокоишься, пока не узнаешь, в чем тут дело, верно?

– Даже не надейтесь! – подтвердила Шано.

– Вот и мы так подумали, – улыбнулся Коэн. – Тем более что кое-чего не можешь сделать даже ты, при всех своих несомненных талантах, а кое-чего не могу я, даже в частном порядке.

– Ага, – догадалась Шано, – например, съездить к тетушкам в Мюр.

– В том числе и это, – согласился Коэн. – Не стоит сейчас дразнить гусей, а то совсем кислород перекроют.

– А патрон? – вкрадчиво полюбопытствовала Шано.

– А патрон, – в тон ей ответил Мюллер, – на то и патрон, чтобы заниматься текущими делами, пока кое-кто развлекается тайнами. Должен же кто-то возиться с этим, – он кивнул на заваленный бумагами стол.

– Не клевещи на себя, Карел, – погрозил ему пальцем Коэн. – Будто тебя наши тайны не интересуют.

– Может, и интересуют. Только мне для этого не надо разъезжать за казенный счет и собачиться с начальством. Тем более что я сам себе начальство, – закончил он самодовольно.

– Ну вот, – сделала вид, что обиделась, Шано. – Мало того что мне достается самая неблагодарная работа, так еще и упрекают вдобавок.

Новоявленные компаньоны выпили еще по наперсточку, на дорожку. Шано даже предложила шутливый тост за будущее сыскное агентство «Мюллер, Коэн и Шевальер», но инспектор живо возразил:

– И не мечтайте, ребята! Если д'Озер выпрет меня на пенсию – сам открою свое дело и буду перебивать у вас клиентуру.

Посмеялись.

Шано начала собираться в дорогу: подправила макияж, заглянула в сумку – все ли на месте; выйдя в соседнюю комнатку, переоделась по-дорожному, но в пределах приличий, дабы не очень шокировать своим видом милых старомодных старушек.

Когда она вернулась, господин Мюллер уже устроился в любимом кресле за своим столом и, нацепив на нос очки, разбирал какие-то бумаги – работал. Недопитая бутылочка была уже убрана в сейф, и контора приобрела свой обычный, повседневно-деловой вид. Тихо гудел компьютер, и Коэн, в ожидании Шано покуривавший у окна, больше напоминал очередного клиента, чем инспектора полиции.

– Кстати, господа компаньоны, – привлекла к себе внимание Шано. – А что это за таинственность вы напустили насчет «той особы»? Могу я все-таки узнать ее имя?

– Можешь, – не отрываясь от своего занятия, ответил Мюллер. – Например, в Мюре-на-Отейне. – Шутите, патрон? – удивилась Шано.

– Шутит, – ответил Коэн. – Хотя в каждой шутке, как известно, есть лишь доля шутки. Просто пока тебе лучше этого не знать, и Карел со мной согласен. На данный момент это лишняя информация. Ведь мы не знаем главного: имеет ли это самое лицо вообще отношение к делу Майка? Вот в чем проблема. И твоя задача – попробовать это установить. Предвзятость здесь может только помешать. Так что не сердись.

– И не думаю, – ответила Шано и, чтобы скрыть свое неудовольствие, сказала бодро: – Ну что, господин инспектор, поедем? Пока, патрон!

Мюллер сделал ей ручкой и бросил на прощание тем самым тоном, который так иногда раздражал Шано:

– Приедешь – позвони.

– Домой? – уточнила Шано.

– Нет, сюда.

– Это будет уже поздно, часов в десять.

– Вот в десять и позвони.

Шано пожала плечами. Уже на пороге она вдруг вспомнила:

– Да, патрон! Мне должна позвонить Сузи Героно. Так вы скажите ей, что я задержусь, пусть перезвонит завтра. А если спросит, то нужные ей материалы я собрала. Они у меня на столе в синей папочке.

– А, эта твоя колдунья, – проворчал Мюллер. – Ладно, передам. Ты лучше о своем деле думай.

6

На поезд она чуть не опоздала.

Молодая кассирша пыталась уверить ее, что Мюр находится вовсе не на Отейне, а на Мезе, и Шано пришлось заставить ее свериться с расписанием, чтобы убедиться, что помимо Мюра-на-Мезе, где некогда родился классик северингийской литературы Ян Боррэ, есть еще и никому не известный городок Мюр-на-Отейне. В результате Шано еле успела вскочить в вагон уже трогающегося поезда.

Все-таки она устала за эти дни. Сначала она пыталась думать, анализировать разговор с Коэном и Мюллером, однако мерный перестук колес и покачивание вагона убаюкивали, и Шано закрыла глаза, прогнала из головы все мысли и перестала сопротивляться перестуку и покачиванию.

До тех пор, пока ее не разбудил звонок.

Звонил телефон. Звонил тревожно и настойчиво. Звонил, постепенно затихая, вплетаясь в звуки идущего поезда, которые различала уже просыпающаяся Шано.

Некоторое время она лежала, приходя в себя. «Господи, – думала Шано, – да что же это такое!» Она думала, что этот кошмар закончился, а он, оказывается, притаился где-то в глубине подсознания и, стоило ей расслабиться, вновь напомнил о себе. Что все это может означать? Что-то же это должно означать, черт побери! После смерти Майка Шано мимолетно подумалось, что ночные звонки из сна как-то связаны с его странным убийством. Майк умирал и… звал ее?.. предупреждал?.. просил о чем-то? – но она не слышала. И только когда сон отключал суетное и деятельное сознание, мозг улавливал эти сигналы и преобразовывал их в привычные телефонные звонки, будоражащие, выдергивающие из сна, но и сами являющиеся лишь частью этого сна.

Майк умер, и звонки прекратились. А теперь вернулись. Неужели снова?.. Значит, снова где-то опасность? Кому она угрожает? Самой Шано? Господину Мюллеру? А может, Коэну?

«Ох, не за простое дело мы взялись, – Шано заложила руки за голову. – Не зря все это: звонки, замерзший Майк, снова звонки… Может, он меня с того света о чем-то предупреждает? Чушь какая! И все равно – надо будет с Сузи поговорить. О черт, и она ведь куда-то запропастилась!»

От мыслей о чертовщине ее отвлек деликатный стук в дверь и голос проводника:

– Мадемуазель, через пять минут Мюр-на-Отейне. Вы просили предупредить.

– Благодарю вас, – откликнулась Шано, садясь.

Она быстро привела себя в надлежащий вид и, когда поезд начал останавливаться, вышла в коридор с видом принцессы, путешествующей инкогнито; проводник с глубочайшим почтением принял из ее царственной руки не очень богатые чаевые.

7

Шано вышла из поезда на крохотной, будто игрушечной, станции. По обе стороны аккуратного, словно только что выкрашенного, вокзальчика от края и до края чисто выметенной платформы красовались затейливо выложенные клумбы, образующие надпись «Добро пожаловать…» – слева от входа и «…в Мюр-на-Отейне» – справа. Сразу за станцией начинался сам городок. Точнее, деревня. Ровные улочки, бело-красные, словно сошедшие с рекламных проспектов, домики под черепицей с зелеными лужайками перед фасадами и четко нарезанными квадратами садиков позади и с боков. На холме, куда взбегала улица, угадывалась площадь с небольшой церквушкой и зданием ратуши; людей и машин в движении на улице почти не видно. Тишина и благодать. Провинция.

Кроме Шано и еще одного пассажира, на станции никто не сошел и никто никого не встречал. Только в начале платформы стоял тучный дежурный в униформе прошлого века, выглядевшей словно с иголочки, с которым сошедший с поезда раскланялся, будто со старым знакомым, и зашагал через рельсы, спускаясь по склону холма к стоящим поодаль точно таким же домикам под красной черепицей.

Оставшись одна, Шано подошла к дежурному, поздоровалась и спросила, где находится пансионат для престарелых. Дежурный указал в сторону стоящих несколько на отшибе строений, окруженных то ли рощей, то ли запущенным парком.

– Это там, в замке, мадемуазель.

Шано прикинула на глазок расстояние. Километра два, а то и больше. Заметив ее взгляд, дежурный предложил:

– Если не возражаете, могу дать вам напрокат велосипед. У моей жены есть дамский.

– О, спасибо! – искренне обрадовалась Шано. – Если это вас не затруднит.

– Нисколько, – улыбнулся дежурный.

– Сколько это будет стоить?

– О, сущие пустяки!..

Пока Шано отсчитывала монеты, услужливый дежурный зашел за угол здания и через минуту вернулся с велосипедом, таким же патриархально-старомодным и таким же чистеньким, как и все остальное здесь.

Еще раз поблагодарив за услугу, Шано поехала по асфальтовой дорожке к так называемому замку. Строение даже издали вовсе не походило на замок, да и выглядело не таким уж старым.

Минут через пятнадцать Шано спешилась и, ведя велосипед за руль, прошла в открытую настежь калитку.

– Добрый день, – услышала она. – Мадемуазель кого-то ищет?

Шано оглянулась. Из-за кустов на дорожку с садовыми ножницами в руках вышла немолодая женщина.

– Вы кого-то ищете, мадемуазель? – повторила она, лучисто улыбаясь всеми морщинками.

Шано поздоровалась и спросила о тех дамах, которые сегодня ездили в Корису на похороны Микаэля Кушлера.

Упоминание имени Майка оказалось не то паролем, не то заклинанием. Оказывается, «милый Микаэль» пользовался любовью практически всех обитательниц пансионата, и если на похоронах присутствовали лишь трое из них, то только потому, что остальные старые дамы не решились на столь далекое путешествие. Однако всем им была известна Шано, о которой они много слышали от покойного Микаэля.

Об этом Шано узнала, уже сидя на широкой веранде за столиком. Со всех сторон ей предлагали разнообразные варенья, печенья, пирожки и прочие сласти, сделанные чуть ли не специально к ее приезду и по каким-то особым рецептам, подливали чай с бог весть какими, судя по необычайному вкусу, травами. И щебетали, щебетали…