Текст книги "Проходимец по контракту"

Автор книги: Илья Бердников

сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 30 страниц)

Я посмотрел на свою правую руку. В ней, словно примерзнув, – а может, так и было – до сих пор был пистолет. Тогда я поднял его дулом вверх и начал давить на курок до тех пор, пока обе половинки двери в таверну не открылись. Слабо соображая, что я делаю, я направил «метлу» прямо в дверной проем, что-то хрустнуло деревянным треском, кто-то завопил, шарахнулись люди, и я ввалился, как рыцарь на белом коне, в широкий зал, где на меня уставились многочисленные глаза и немногочисленные стволы, в том числе – здоровенная ружбайка в трясущихся руках бармена.

Я не менее трясущейся рукой стащил шлем, понял, что до сих пор держу другой рукой пистолет, опустил его, наблюдая, как опускаются стволы по залу, и только бдительный бармен держал меня на мушке.

– Кто здесь Ангел Зоровиц? – прохрипел я, почему-то утратив голос. – У меня к нему посылка…

– Это мой курьер! – раздался слева от меня твердый голос, и, повернув в этом направлении голову, я увидел, как из-за карточного стола поднимается франтоватый господин в идеально сидящей пиджачной тройке и не менее удачно сидящих на его лице усиках.

– Успокойтесь, господа, – продолжил этот хлыщ, неторопливо шагая ко мне. – Деньги доставлены, и я могу расплатиться по счетам вовремя, как и обещал.

Я оторопело уставился на него, переваривая услышанное и осознавая, что медленно сползаю с сиденья «метлы».

– Да что же это, Господи? – прохрипел я и рухнул, спасаясь от глумящейся надо мной действительности в спасительную тьму.

Глава 6

– Бла-бла-бла, мистер Фримен…

Мужик с дипломатом

Через полторы недели я смог выходить на улицу. Дворик маленькой местной больнички, расположенной недалеко от гаража Вержбицкого, был уютен и тих, усажен какими-то цветущими кустами, в которых любила шнырять шустро поправившаяся Маня. Раны, оставленные охотниками (я предпочитал думать, что это сделал именно Жан), затянулись без следа. Она явно покрупнела, шерсть залоснилась от хорошего питания: население городка наперебой несло ей разные мясные деликатесы, гордясь тем, что видели живую гиверу не в клетке. Маня теперь старалась не отходить от меня далеко, словно опасаясь, что член ее маленькой стаи снова может уехать куда-то один, попасть в беду, и ее не окажется рядом, чтобы помочь, защитить самого близкого ей зверя. То есть меня. Она и теперь частенько высовывала голову из кустов, чтобы проверить, здесь ли я и не обижает ли меня кто, этим самым отвлекаясь от ее любимой охоты на каких-то земляных крыс, в изобилии водящихся в округе и вырывших свои норы именно в больничном дворике.

Я же просто сидел и жмурился под утренними, но уже припекающими лучами местного солнышка на лавочке под стеной больнички, почесывал ногу под повязками и слушал, а скорее, не слушал бесконечную трескотню сидевшего рядом Санька. Они с Данилычем дней десять как вернулись из своей поездки, и Санек зачастил ко мне, особенно когда я стал выходить во двор и у него появилась возможность погонять в какую-то игру на моем ноутбуке, пока я гуляю. Вот и сейчас, осудив меня за то, что я постоянно подставлял себя под пули, удары и прочие невзгоды, позавидовав моим успехам на службе у Илоны и сравнив ее с Аликс Вэнс из «Халф-Лайф – 2», Санек стал вздыхать и особенно сильно ерзать, поглядывая в сторону открытого окна, за которым находилась моя палата и в ней ноутбук, хотя палатой ее трудно было назвать: просто комната для тяжелых пациентов. В этой крохотной, но хорошо оборудованной больничке таких комнат-палат было всего две. Местные жители не очень любили лежать в больнице и предпочитали лечиться дома, в крайнем случае вызывая врача, и в этих палатах лежали только тяжелораненые и тяжелобольные, которых, в особо тяжелых ситуациях, транспортировали в столичный город, в хорошо обустроенный медицинский центр. Насколько я знал, Вержбицкий немало сделал, чтобы в его городке была именно больница, а не медпункт, вложив основательную сумму в это дело и максимально содействуя приобретению разного оборудования. Теперь эту заботу о местной больнице на себе в полной мере ощутил и я. По крайней мере моей пневмонии здесь были рады.

Я лениво передвинулся в уже не по-весеннему пушистую тень прибольничного деревца и махнул рукой Саньку, поморщившись от тупой боли в заживающей спине:

– Какая Аликс? Ей до Илоны как до Киева рачки! Она же компьютерный персонаж! Объемная бездушная цифровая имитация. Жалкое подобие живой девушки…

Санек ошарашенно-оскорбленно уставился на меня, стараясь подавить, размазать взглядом о больничную стену кощуна, посягнувшего на святое.

– Чего таращишься? – спросил я у него. – Иди, виртуальный мир ждет!

Скорчив горестную гримасу, Санек, тем не менее, поспешно удалился в комнату, пока я не передумал, причем полез прямо через окно. Эх, медперсонал его не видел! Такую бы головомойку устроили…

Я придвинул к себе тарелку с какими-то сдобными пирожками и ватрушками: произведениями кухарки пана Стаха. Она настойчиво снабжала меня ими, а я, не в силах справиться с таким объемом еды, передавал большую часть медперсоналу, весьма обрадованному внеплановой кормежкой. Большую-то часть медиков здесь составляли мужики.

Странно, но после всех событий, после того как меня привезли в больницу, переправив из морозного и ветреного… ну как его там… Илона почти не появлялась возле меня. Она выслушала мои высказывания по поводу срочной доставки карточного долга, когда я отошел от трехдневной спячки, в которой меня держали врачи, и смог адекватно разговаривать, и исчезла. С тех пор я ее больше не видел. Возможно, допускал я, ей было неудобно за ту роль, что она сыграла, нанимая меня для доставки денег на этот… блин, всегда забываю это название…

И хоть Санек убеждал меня, что Илоне неприятен факт того, что ее курьер вломился на антигравитационном мотоцикле прямо в главный зал таверны, и от этого выводя ее долгое непоявление в больнице, но я не мог с этим согласиться, предпочитая думать о девушке только хорошее. Тем более что Данилыч поведал мне о том, что Илона просидела все три дня моего беспамятства в больничке возле моей кровати, хоть ее и гнали врачи домой. Этот факт наводил меня на некоторые размышления, но я не спешил делать скоропалительных выводов. Скорее всего, Санек просто ревновал меня к ней, завидуя нашему совместному времяпровождению, хоть и проводили мы время отнюдь не в развлечениях, учитывая уколы, которыми она пичкала меня у себя дома. Но на Санька я не обижался: что с балабола взять! Тем более что Илону ревновало действительно немало молодых остолопов, устраивавших даже дуэли из-за ее взгляда. Не знаю, если бы я в этом городке вырос, то, возможно, был таким же, как они… Но я прошел совсем другой жизненный путь и отвечал не за одного себя, и жил, соответственно, не для одного себя тоже.

Я посмотрел на лежащую рядом Библию, принесенную мне Данилычем в больничную палату, взял в руки, раскрыл.

– Знаешь, – сказал мне тогда Данилыч, – на Дороге, как и на войне, люди редко остаются атеистами. Как, впрочем, – добавил он, ухмыльнувшись, – и в падающем самолете тоже. И если она принесет тебе нужный тебе покой – а я знаю, что в последнее время нервы тебе порядочно потрепало, – то я буду рад, что принес именно Библию, а не бутылку коньяка.

Я улыбнулся, вспомнив, как накинулась на Данилыча единственная в этой больничке медсестра, предупреждая, что если она только увидит какой-то намек на спиртное, то Данилыч может вообще забыть в больницу дорогу… улыбаясь, покачал головой и раскрыл Библию на книге Бытия, побродил взглядом по страницам… Глаза остановились на строчках:

«Человек тот смотрел на нее с изумлением в молчании, желая уразуметь, благословил ли Господь путь его или нет».

Я отложил Книгу в сторону, поднял глаза на прозрачное шевеление листвы над головой, лучики солнца, задорно прорвавшись между зеленью листьев, забегали по лицу игривыми солнечными котятами, ослепляя меня, заставляя прикрыть веки…

Да, я бы тоже не против был узнать, благословил ли Господь мой путь или нет. Впрочем – а кто бы не хотел?

Я уже было задремал, прислонившись к больничной стене и позволяя солнечным котятам беспрепятственно играть в чехарду на моем лице, как скрип дворовой калитки заставил меня открыть глаза.

«Опять кто-то мне еды принес, – немного раздраженно подумал я, поворачивая голову к источнику звука, – Или мяса для гиверы… ну надо же!»

По дорожке от калитки с каким-то объемным чемоданом в руке шел Ангел Зоровиц. В потертых джинсах, простой неброской куртке вместо того изящного костюма, в котором я его видел в первый и последний раз, на голове – темно-синяя бейсболка… Вид – словно маскируется от кого-то. И чего ему от меня нужно?

Из кустов высунулась Манина голова: гивера контролировала ситуацию. И мне, если честно, так было спокойнее.

– Ты не против моего визита, Проповедник? – спросил Ангел, останавливаясь передо мной.

Какой-то у него измученный вид, словно вагоны разгружал прошедшие сутки: изящные усики слились с неряшливой порослью щетины, что победоносно захватила осунувшиеся щеки, глаза уставшие…

– Нет, присаживайся, – я показал рукой на лавочку. – Только я не проповедник.

– Хорошо, ты – не проповедник, – Ангел улыбнулся, ткнул пальцем в Книгу у меня на коленях. – А это – не Библия. И вообще, сегодня первый день зимы! И не ты что-то там хрипел о Божьей каре, когда свалился с «метлы» при всем честном народе.

Зоровиц поставил чемодан, сел. Некоторое время мы молчали. Он, наверное, собирался с мыслями, а мне просто не хотелось говорить…

– Как вообще самочувствие? – нарушил он молчание. – Нога зажила?

Хорошая осведомленность, хотя сейчас, наверное, все в городке знали о полученных мною ранах и болячках: поговорить-то больше не о чем…

– Зажила, чешется только под повязкой – ужас!

Зоровиц усмехнулся уголками губ.

– Не буду предлагать какую-то помощь в лечении, знаю: все необходимое у тебя есть, а если нет – достанут. Тем более что и Стах скоро здесь будет.

Я не стал спрашивать, откуда такая осведомленность, хотя никакой радиосвязи между мирами не было и в помине – только курьерская, а Вержбицкий был по делам именно в другом мире.

Мы снова немного помолчали. Зоровиц потянул было пачку сигарет из кармана, но взглянул на меня и сунул ее обратно. Правильно, нечего тут поганить воздух.

– Алексей, – сказал он, рассматривая меня в упор, – я ведь знаю, что твоя версия происшедших событий не соответствует истине.

– А чем она тебя не устраивает? Вроде все понятно: мужик проигрался, нужно срочно расплатиться с долгами, связался с людьми, которым в свое время сделал услугу, – те послали глупого молодого курьера с деньгами… А, еще были злые дяди, которые не хотели, чтобы мужик отыгрался, они перехватили и подстрелили пожилого гонца, подумав, что это он хочет привезти мужику деньги, – я вдруг разозлился. – Ну да, просто все это – насущная горькая правда бытия!

Зоровиц поморщился.

– Не надо так, Алексей, не жги себя – это глупо. Ты же не маленький мальчик и не простак-водила с обрезанным кругозором. Могу тебя заверить, что деньги пошли на благое дело, а мое слово крепко-тебе это, наверное, известно…

Я покачал головой. Все что мне было о нем известно, так это то, что он – успешный контрабандист.

– А зачем это тебе, Ангел? – спросил я отвернувшись, но все равно чувствуя его пытливый взгляд.

– Не бойся, не для азартных игр.

– А я и не боюсь, – отозвался я, наблюдая, как Маня тащит к нам здоровенную крысу, больше похожую на огромного тушканчика, только без длинного хвоста. – Хвастаться добычей идет. В прошлый раз на кровать затащила – медсестра чуть в обморок не грохнулась, когда постель пришла менять. – Я тихонько, чтобы не сильно тревожить свою особо любимую в последнее время ногу, потянулся.

– Ладно, расскажу тебе: я заключал сделку и мне нужны были крупные деньги для покупки зоны влияния, чтобы ее не перекупили другие, не очень хорошие люди. Просто один из баронов Братства приказал долго жить, и его наследие теперь перешло не к отморозкам, а ко мне. Вот я и поджидал курьера, поигрывая с баронами в карты. Другое дело, если бы не ты приехал первым, а те, чей внедорожник ты надолго испортил. Тут вся ставка была на то, кому первому доставят недостающую сумму: вопрос престижа и проверка профпригодности. Я благодаря тебе выиграл.

– Обыденно, хоть и печально.

– А весь рассказ куда как мерзкий: люди редко добротой нравов отличаются, если им дать право поступать по их желаниям. Зато теперь Проезд на Сивей-ми-ир стал контролироваться моими людьми, и никаких податей за въезд там больше не будет. Слово старого контрабандиста.

Я погладил Маню, запрыгнувшую на скамейку с крысой в зубах. Зоровиц стал немного нервничать, но виду не подал, молодец.

– А насчет Круса? То, что он истек кровью, лишь немного не дождавшись спасателей?

– Жалко старика, но он свой долг выполнял, пытаясь встретить тебя на Сивей-ми-ире. Кто ж знал, что конкуренты так грязно играть будут… хотя вины с себя я не снимаю: игра была серьезная.

Зоровиц снова потянулся за сигаретами и, смяв пачку, резким движением отшвырнул ее в кусты.

Я еле удержал рванувшуюся на него Маню.

– Мне пора уходить. Нужно осваивать расширившуюся зону влияния. Осуждаешь, Проповедник?

Я вздохнул.

– Если бы я был проповедником, то сказал что-то вроде: «Иди к свету, заблудшее дитя!» или – «Исправь свои пути!» – но я могу только сказать: «Бог тебе судья, Ангел».

– А вот это как раз и говорит о том, что ты настоящий Проповедник. Смотри, увлечешься!

Зоровиц поставил принесенный им чемодан на скамью.

– Я решил сделать тебе подарок: Проповедник в дешевой сутане – это перебор. Не бойся, – он заметил, что я хочу возразить, – никто тебя этим подарком ни к чему не обяжет и контролировать не будет. К тому же это подарок не только от меня: некоторые люди очень благодарны тебе за своевременную доставку.

Ангел слабо усмехнулся, и я вдруг понял, что ему намного больше лет, чем это казалось на первый взгляд и он действительно «старый контрабандист».

– Ну что, Проповедник, примешь подарок от Ангела?

Я кивнул, понимая, даже больше ощущая чем-то внутри, важность момента. Еще бы разобраться, чем этот момент именно важен…

Ангел тоже кивнул мне и пошел к калитке.

Я вдруг вспомнил важную вещь, ну, может, не настолько важную, но все же…

– Ангел! – окликнул я Зоровица.

Тот остановился, обернулся устало. Мне стало стыдно за свой вопрос, который я хотел ему задать, но он уже смотрел на меня вопросительно, и делать было нечего…

– Слушай, – сказал я, стараясь, чтобы хотя бы мой голос звучал весомо и серьезно, чего не скажешь о сути задаваемого вопроса. – Слушай, ты не знаешь, по какому принципу Проходимцев вычисляют? Ну, как эти аппараты работают? Я уже всем здесь уши прожужжал – никто не говорит! То ли не знают, то ли скрывают.

Ангел усмехнулся снисходительно, словно малому ребенку, задающему вопрос о какой-то всем известной истине…

Ну вот сейчас скажет! Сейчас…

– Да кто его знает, этот принцип! – крикнул он мне, разбивая хрупкую и трепетную надежду тяжелым сапогом реальности. – Есть такие приборы, их вроде на Шебеке делают, но принцип действия… Вот будешь там – спросишь!

Он махнул мне рукой, хлопнул калиткой. Зажужжал двигатель отъезжающей машины, стих за углом следующего дома…

Уже солнце перевалило за обед, а я все сидел, поглаживая давно уснувшую Маню, думая о всей этой грязной истории, заключавшей в себе практически все грехи человечества, и о том, что мое детское любопытство насчет выяснения способностей Проходимца вновь осталось неудовлетворенным… И только делано рассерженный голос медсестры, отвечающей еще и за кормежку пациентов, отвлек меня от невеселых дум.

Я тряхнул головой, сбрасывая грусть, и, поднявшись, побрел к уже давно накрытому в деревянной беседке столу.

Нужно было жить дальше.

Глава 7

Вагончик тронется – перрон останется.

Песенка

Данилыч хитро поглядывал на меня и молчал. Вид у него был весьма многозначительный, хотя и несколько неуверенный. Даже сигаретка пускала какой-то двусмысленный, завитый сложными вензельками дымок. Дымок поднимался кверху и вплетался в зелень, обвивавшую беседку, в которой мы сидели. Медсестра, а попросту – хозяйка в больничке, уже унесла опустевшие тарелки, и на столике стояло только блюдо с какими-то фруктами и лежали сигареты Данилыча, что зашел меня проведать в послеобеденное время.

«Хитрит, старый жук, – лениво подумал я, утомленный и разморенный сытным обедом. – Точно чего-то от меня хочет и думает, как ко мне половчее подобраться, на какой козе подъехать. Ну, мне сейчас спешить некуда: могу и подождать – пусть поднапряжется, поворочает мыслями».

Данилыч все ждал, пока я заговорю, не дождался, крякнул, щелчком запулил окурок в предусмотрительно поставленную в беседке урну, прокашлялся, потер колени…

Я сделал внимательное лицо, хотя внутри улыбался, наблюдая все эти приготовления.

– Тут вот какое дело, Алексей, – начал нерешительно Данилыч. – Есть возможность подзаработать.

Я поднял бровь, поощряя его к дальнейшим действиям.

– Смысл в том, – Данилыч помялся, поелозил на скамейке беседки, в которой мы сидели, – что мы с Саньком решили не спешить возвращаться на Землю. Конечно, дело мы практически сделали: груз куда надо доставили. Осталось только загрузиться здесь, на Гее, кое-каким товаром, что давно ждет нас на складе у Вержбицкого, и можно возвращаться!

– Но? – Я отложил в сторону апельсиноподобный фрукт, что уже минут десять крутил в пальцах, не решаясь добавить его к съеденным за обедом блюдам, так как опасался за пищеварение. Да и синеватый какой-то был этот апельсин, доверия особо не внушал.

– Вержбицкий весточку прислал: обещает свести с людьми, желающими найти хороших транспортников. Говорит, хороший куш. И главное, – Данилыч наклонился ко мне, зашептал доверительно: – Эти заказчики обещают помочь мне семью с Земли забрать.

Я замер, не замечая, что вцепился в его руку. Вот оно! Ответ на мои проблемы. Решение гнетущей меня в последнее время ситуации.

– Ага, – подмигнул мне Данилыч, – я вижу, что тебе это тоже интересно!

Я постарался сохранять спокойствие, отпустил его руку, взял снова синий апельсин…

– Ты знаешь, – продолжил Данилыч, – что я давно хочу перебраться куда-то на Дорогу, и только то мне мешает, что семью с Земли забрать невозможно?

Я кивнул.

– Наша контора этого не допустит ни под каким видом, чтобы удержать работников, особенно – Проходимцев. А семья на Земле – залог того, что мы не сбежим на вольные хлеба, так как земная контора контролировать всю Дорогу, конечно же, не может. Да этого, понятно, не может делать никто вообще, – Данилыч помотал пальцем. – Свобода – это принцип Дороги.

Я снова кивнул. Неужели нашли какую-то лазейку?

– Каким это образом сделают – не знаю. – Данилыч пожал плечами, взял из блюда синий апельсин, смело надкусил, сплюнув в траву шкурку. – Но канал проверенный: несколько семей так уже перебросили. Может, это неизвестный компании Выезд с Земли… Тогда, думаю, нужно браться за дело быстрее: уже давно по всей Земле рыщут в поисках неизвестных Выездов. Да… думаю, что и этот вскоре найдут, ведь как ни прячь шило в мешке…

– Данилыч, как я понимаю, это что-то серьезное.

– То есть? – поднял брови Данилыч.

– Если такие обещания дают, значит проблемная работа. Иначе простой платой обошлось бы…

– Скорее всего. Знать бы только, что такое там…

Мы помолчали. Я, чтобы «заесть» паузу, все-таки решился попробовать апельсин, хоть синий цвет и внушал мне некоторые опасения.

– Ты обедал плотно? – вдруг сказал Данилыч, когда я поднес фрукт ко рту.

– Неплохо, а что?

– Не ешь – не пойдет: на вкус как жирное молоко с чесноком – привыкнуть надо.

Я положил синий колобок обратно в блюдо.

– Спасибо, что предупредил. Действительно, сейчас такое не к месту мне было бы. Так что там с этой работой, насколько все сложно?

– Слушай, я не предлагаю идти с нами, – занервничал Данилыч. – Конечно, я понимаю, что тебе после твоих приключений и думать ни о каком деле не хочется, тем более о подозрительном. Но давай Вержбицкого дождемся, узнаем, что к чему, а там видно будет… Просто найти Проходимца сложно сейчас: дефицит постоянный! Да и какой еще человек попадется…

– Посмотрим.

– Нет, Алексей, – не унимался Данилыч, – Я свою часть платы могу тебе отдать, чтобы риск оплатить. Хорошая сумма будет. На Земле машину купишь, дорогую, квартиру, может…

– Данилыч, угомонись. Мне же еще прийти в себя нужно: хожу как старый дед, устаю от малейших нагрузок… Тем более что возможность вывезти семью с Земли и меня интересует, да куда я их здесь определю? Ни дома, ни надежных гарантий, что они здесь обеспечены будут всем необходимым.

Данилыч просветлел лицом, светло-карие глаза заискрились.

– Леха, да все устроим! Я помогу, Стах поможет, да и с заработанными деньгами снимешь дом, а там и на свой соберешь: Проходимец зарабатывает на Дороге больше других, хоть водителя, хоть охранника. Поселишься в любом из нормальных миров, какой понравится… Не любо если – в другой переедешь!

Я задумался. Заманчиво, конечно. Блин, старый змей-искуситель! Знал, какие доводы привести!

– Меня другое беспокоит: если что со мной случится – мама не переживет. Да и сестренке помогать нужно: школу закончила, нужно дальнейшую учебу оплачивать, а я пропаду. Что тогда?

– Так я тебя, Алексей, не заставляю. Просто выслушаем условия сделки, гарантии заказчика… Подумаешь, сколько тебе необходимо. Кстати, Санек уже дал добро.

– А каким образом объяснишь наше опоздание на Землю? Насколько я помню, чтобы туда проникнуть – ждать открытия Проезда не нужно?

– А мы типа твоего выздоровления ждали! – подмигнул мне Данилыч. – Сидели у Вержбицкого и ждали, ведь ты у нас серьезно пострадавший – необходимые справки врачи дадут, только дату выздоровления на месяц сдвинут…

– Нам месяц на выполнение заказа нужен будет?

– Стах говорил, меньше. Но нужно же и отдохнуть после будет… Кстати, – Данилыч хитро прищурился, – как тебе Илона?

– Это ты к чему? – делано удивился я.

– Да, насколько знаю, она от тебя в восторге: все уши мне прожужжала о твоих подвигах. Мол, если бы не Алексей! А девушка она завидная – я ее давненько знаю, еще когда до учебы на Шебеке она здесь малой девчушкой проказничала. Егоза была – страсть!

– Данилыч, давно хотел спросить: откуда такое желание здесь поселиться?

– Свобода, Алексей. Я уже больше двадцати лет как на Дороге – затянуло. Честно сказать, сбережений я немало здесь у Стаха храню. Да, – Данилыч кивнул, подтверждая мои мысли, – контрабанда, конечно, была, но такими заказами, как этот, что сейчас Стах предлагает, – тоже немало заработал. Рисковал, бывало, но и собрал немало: впору и осесть, Стах давно общее дело предлагает… Ты смотри: можешь присоединяться, да и Илона…

Появление Санька, тащившего оставленный Зоровицем чемодан, отвлекло внимание Данилыча от щекотливой темы. И ладно: я за последнее время подколок и намеков наелся досыта. И чего ради? Илона меня в больничке так и не навестила, стало быть, не нашла нужным.

– Чемодан-то чей? – пропыхтел Санек, приземляясь с грузом на скамейку. – Тяжелый, зараза. Смотрю: стоит возле лавочки. Думал, кто-то забыл, нужно у Лехи спросить: может, знает?

– Это мне Зоровиц презент от контрабандистов принес.

– Ого, – загорелись у Санька глаза. – А что там?

– Не знаю, он что-то о куртке говорил… Одежда, может?

– Давай глянем! У тебя ключ есть? – Санек попытался открыть чемодан, но замки не поддавались. – А, здесь какой-то код надо ввести, видишь панель? – Он продемонстрировал светлую площадку на торце чемодана с выглядевшим нарисованным алфавитом.

– Чемодан непростой, – оценил Данилыч. – Намного серьезнее, чем кажется на первый взгляд.

– Ну-ка, давай сюда, – забрал я у Санька действительно тяжелый чемодан.

Надеюсь, там не кольчуга какая-то…

Я попробовал набрать слово «демон», потом «Ангел», «Ангел Зоровиц», даже «гивера» и «Маня» попробовал. Чемодан не открывался.

– Тьфу, блин, – буркнул наконец я. – «Проповедник»!

И точно: как только я набрал это слово, как что-то зашипело тихонько и чемодан раскрылся, обнаруживая солидной толщины стенки и какие-то свертки.

– Куртка. Кожаная! – объявил я, развернув верхний пакет. – Ничего, симпатичная. Вы чего?

Санек с Данилычем сидели, уставившись на тускло поблескивающую куртку.

– Хор-рошую услугу, видать, ты контрабандистам оказал, – заметил Данилыч. – Важную для них услугу. Такие подарки так просто не дарят…

– Это вроде с плазмозавра? – пробормотал Санек. – Твою мать, и чего я здесь не остался? Может, такую же имел бы!

– Водится в одном из миров тварь такая, – видя, что я не понимаю, принялся объяснять мне Данилыч. – Вроде дракона-червяка, что ли… Живет в пещерах, породу плазмой прогрызает… Поймать такую или просто убить – проблема. Да и опасно – сожжет в секунду! Шкуру у нее практически ничем не пробьешь, даже лучевыми метателями с Шебека – высоких температур не боится, хоть и мягкая с виду. Вот из шкуры такой твари и куртка эта. Стоит она столько, что и страшно подумать. Примерь, пожалуй…

– Подожди, – засуетился Санек, – а что там еще лежит? Оп-па, жилеточка!

– «Личный медик», военная модель, – комментировал Данилыч, пока Санек крутил в руках словно отлитую из мягкого серого пластика жилетку. – Сама тебе что надо вколет, при истощении сил или ранении, встроенные электронные прибамбасы и комплектный пояс прилагаются. А это, – Данилыч передал мне прозрачные, футуристического вида очки в толстой серой оправе, – весьма полезная для нашего брата штука: здесь и ПНВ, и сканер, и увеличение типа бинокля, но электронного, и тактические подсказки высвечиваются… Странно, – заметил он, подумав, – словно тебя к спецзаданию подготовили.

– Данилыч, скажи, – спросил я его, – откуда у тебя такие познания?

– Я, милый, на Дороге без малого двадцать пять лет: еще моложе тебя был, когда в первый раз через Выезд тягач с прицепом провел. Ну, армейское воспитание на протяжении всех этих лет (Компания всех, кого выпускает на Дорогу, гоняет как Сидоровых коз по боевой подготовке) плюс – всегда разной аппаратурой и техникой интересовался, а на Шебеке всего год назад был, насмотрелся всякого у местных торговцев. Только дорогие все это игрушки, не по карману простым водилам с Дороги…

Санек шумно восхищался, примеривал жилетку, куртку, пробовал всевозможные настройки тактических очков… Я, признаться, даже устал от всего этого. Неприятно как-то стало. И что за штука такая – человеческая зависть? Сколько она разрушила взаимоотношений и судеб и сколько еще разрушит? Какая же сила содержится в ней, что мы буквально ощущаем ее присутствие и воздействие на себя и впоследствии – на свою жизнь?

Да, эти вопросы, скорее, даже не к психотерапевту, а к священнику…

– Все, хватит играться! – прикрикнул на Санька Данилыч. – Вот заплатишь цену, как Леха заплатил, так и играйся своими полученными цацками сколько влезет.

– Ему повезло просто, – завистливо сказал Санек. – Тут хоть сто раз под выстрелы попадайся – кроме кровопотери ничего не получишь. Научишь, как с контрабандистов такие подарки выбивать? И кстати, что за код такой – «проповедник»?

Данилыч, похоже, рассердился. При своем небольшом росте и худобе, он, по-видимому, обладал немалой силой: Санек пулей вылетел из беседки от его далеко не мягкого толчка.

– Дурак молодой! – в сердцах буркнул наш бывалый водитель, – Второй раз на Дороге, а ума не набрался: глаза завидущие, язык без костей. Давай, вали в гараж – проследить за подготовкой машины нужно! – Данилыч наклонился ко мне и прошептал тихонько: – Про связи с контрабандистами помалкивай. Здесь практически каждый контрабандой потихоньку балуется, но специализирующихся на ней недолюбливают. Люди – они и на Дороге люди.

– Ну, я пошел, – заторопился он, бросив взгляд в сторону. – Вержбицкий советовал «Сканию» по полной модернизировать, так что я там нужен намного больше Санька. Да и к тебе гости, наверное, долгожданные пожаловали. Точнее, гостья.

Данилыч подмигнул мне озорно, легонько ткнул кулаком в плечо и пошел по тропинке к калитке, поприветствовав по дороге идущую навстречу Илону.

Девушка, немного покраснев, что-то спросила у него и, видимо получив утвердительный ответ, подошла ко мне.

– Привет. Ты не против моего визита? Не устал?

Я пригласительно повел рукой.

– Нет, конечно. Присаживайся.

Илона, похоже, чувствовала себя не в своей тарелке: спрашивала обо всяких пустяках, съела пару каких-то фруктов из блюда, покривилась – последним плодом был тот самый синий апельсин, так и не попробованный мною.

– А я думал, что местные к этому вкусу привыкшие, – заметил я.

– Это не местный, недавно завезли, но прижился неплохо.

Она с явным облегчением подхватила затронутую мной тему фруктов, их сортов и времени вызревания, видимо радуясь, что еще немного может оттянуть время какого-то… решения, признания, еще чего-то? Создавалось впечатление, что нас разделяет какая-то стена, словно вернулось то время, когда я ее безумно стеснялся, боясь ее красоты и обаяния. Только теперь на моем месте была Илона, и она, похоже, очень страдала от этого.

Честное слово, мне становилось ее жалко.

И тогда я решил помочь.

– Ты, наверное, что-то хочешь мне сказать, – сказал я, стараясь выглядеть как можно дружелюбнее.

Илона с подозрением взглянула на меня, словно опасаясь, что я прочитаю ее мысли. Поколебалась несколько секунд…

– Знаешь, – сказала она наконец, – папа приехал и хочет тебя видеть. Он говорит – мы с ним перед тобой в долгу. Ну, – она помедлила, – и прости меня за то, что отправила тебя на Сивей-ми-ир. Это было глупо. Я же могла Ермака попросить в конце концов, – она подняла голову, посмотрела немного испуганным взглядом, – Я не стала… подумала… как будто я тебя проверяла…

Я кивнул. Очень интересно: проверяла для чего?

– Ты не могла знать всех обстоятельств. Прости, что наговорил тебе в палате сгоряча.

Она тоже кивнула.

«И это все? Нет, определенно – нет».

И я стал ждать продолжения.

– Папа сказал – у вас с Данилычем новый контракт будет?

Я пожал плечами.

– Скорее всего, да.

– Но, – Илона говорила как через силу, кривя красивые губы, – тебе же вроде рановато куда-то ехать? Еще выздороветь нужно… Мы так на охоту и не сходили… – Она чуть не плакала.

Меня вдруг переполнила нежность к этой красивой и сильной девушке, сейчас вдруг так напомнившей мне мою сестренку Люську, упрашивающую старшего брата взять ее в поход в горный Крым, куда, естественно, маленьких девочек суровые двадцатидвухлетние парни не берут. И я не хотел брать, да и мама ее отпускать не хотела, но Люськино обаяние и моя любовь к ней преодолели все препятствия. И я ее взял. Взял и не пожалел об этом: веселая жизнерадостная сестренка принесла столько положительных эмоций для всей моей компании, что друзья, ранее противившиеся участию Люськи в походе, наперебой старались угодить голубоглазой обаяшке, ни разу за весь поход не пожаловавшейся на усталость или какие-то лишения. С ужасом я вспоминал на протяжении всего пути, что мог не взять ее с собой и что все только потеряли бы от этого. И я в том числе.