Текст книги "Проходимец по контракту"

Автор книги: Илья Бердников

сообщить о нарушении

Текущая страница: 19 (всего у книги 30 страниц)

Глава 10

– Добро пожаловать на борт!

Капитан Нэмо

Когда мы вслед за «боевым крокодилом» вышли в район порта, я зажмурился от лучей давно перевалившего за полдень солнца. После полумрака Нижнего города глаза не справлялись с таким ярким светом, потекли слезы, но я все же с удовольствием подставился теплым лучам, словно смывающим с лица всю ту грязь, в которой я побывал. Между передними креслами просунула голову Ками, уже надевшая солнцезащитные очки (наверное, в салоне где-то нашла), и начала оживленно что-то рассказывать Нэко, иногда указывая тонким пальчиком на какие-то сооружения или предметы внизу.

Я очень хотел рассмотреть порт и корабли, неподвижными тушами присосавшиеся к причалам, но ведущий нас «крокодил» увеличил скорость, принуждая нас сделать то же самое. Я с сожалением проводил взглядом всевозможные плавающие или скользящие над водой суда и посмотрел вперед. Там, среди редких небольших судов, то ли в воде, то ли над водой – не понять, висела двухмодульная конструкция, чем-то напоминающая гигантский катамаран с плоской палубой, соединявшей массивные поплавки. На этой палубе, служившей, по-видимому, небольшим аэродромом, располагалось несколько десятков «боевых крокодилов» подобных тому, что сейчас сопровождал нас.

– Это военные, – заметил Нэко, послушно следуя вниз к катамарану. – Им-то чего от нас нужно?

В это время включилась связь. Сбоку фонаря нашей кабины зажегся полупрозрачный экран, и невозмутимый симпатичный парень в лихо заломленной фуражке дал нам указания, куда посадить наш аппарат. Нэко выполнил его требования, и, хотя нас немного и тряхнуло, посадка оказалась довольно сносной.

Я ожидал, что нас встретит вооруженный конвой, подвергнет обыску, возможно – на нас наденут наручники, но нас ожидал на палубе все тот же молодцеватый симпатичный черноглазый паренек, каким-то чудом умудрявшийся удерживать на голове немыслимо сдвинутую набок фуражку. Больше никого. Словно кто-то хотел, чтобы как можно меньше людей знали о нашем пребывании на борту этого катамарана-авианосца.

Нэко выключил двигатели. Боковые половинки фонаря кабины плавно открылись, уходя вверх, и я с наслаждением вдохнул влажный морской воздух, теплым ветром ворвавшийся в салон. Я спустился на палубу, оставив оружие в кабине и крепко прижимая к себе Маню. Из севшего неподалеку «крокодила» легко спрыгнул капитан Икева Джангат, одетый на этот раз в красивый строгий комбинезон темно-зеленого цвета, погладил свою седую бородку и направился к нам. Слегка поклонился, подойдя…

– Алексей-нэр, приятно видеть вас на моем корабле, – сказал он, и я не услышал фальши в его голосе, хотя кто знает этих военных!

– Могу сказать, что тоже пока не испытываю неприятных чувств, Джангат-сэнге, – ответил я, сопровождая слова поклоном.

– Я рад тому, что вижу вас и вашего замечательного ису в целости и добром здравии, – продолжил, удовлетворенно улыбнувшись, капитан. – Я предлагаю пройти в кают-компанию для того, чтобы обсудить несколько вопросов, которые накопились за последние дни, но, в первую очередь, хочу пригласить вас на поздний обед, там накрытый, или ранний ужин – как вам будет угодно. Думаю, – он показал рукой на салон нашего «юми», как называл его Нэко, – что ваши осторожные друзья не откажутся составить нам компанию.

Нэко, а за ним и Ками неторопливо выбрались из кабины, подошли к нам. Блин, хоть бы пушки свои побросали! Догадались, слава богу…

– Я слышал о вас, многоуважаемый Нэко-сан, – поклонился капитан Джангат. – Не всегда, конечно, приятные вещи…

Глаза Нэко превратились в две узкие щелочки.

– Я также слышал о вас, капитан. И тоже весьма двойственные слухи.

– Вот и хорошо, значит, нам проще будет понять друг друга, – кивнул капитан Джангат и гостеприимно повел рукой. – Пройдемте. О вашем штурмане не беспокойтесь: его сейчас транспортируют в медицинский отсек, где окажут всю необходимую помощь, если она потребуется. Лейтенант! – Встречавший нас невозмутимый паренек поклонился. – Распорядитесь и проводите гостей. Я же, с вашего позволения, переоденусь.

Мы, вслед за лейтенантом, пошли по палубе к довольно просторному входу в одном из корпусов катамарана, поднимавшемся метров на пятнадцать над палубой, миновав небольшой по протяженности, хорошо освещенный коридорчик, мы оказались в роскошном на вид полукруглом в сечении зале, где стоящий посредине овальный стол сверкал различной посудой и столовыми принадлежностями.

Усевшись по приглашению лейтенанта за стол, я, продолжая держать Маню на коленях, внимательно окинул взглядом зал, могущий по комфорту и обстановке соперничать со многими ресторанами: деревянные лаковые панели, металлические кованые экраны с вычурными изображениями парусных судов, роскошные хрустальные люстры-полушария на сводчатом потолке, затейливая мебель, дорогая, с первого взгляда, посуда на столе… Что ж, неплохо устроился капитан Джангат, неплохо. Странно было подумать, что мы находились не в салоне-ресторане пассажирского океанского лайнера, а в кают-компании боевого корабля.

Я взглянул на Нэко: тот явно чувствовал себя не в своей тарелке, но виду не подавал. Мне очень хотелось расспросить его, что он знает о нашем гостеприимном капитане, но я благоразумно решил перенести это на будущее время, когда у нас будет более подходящее окружение.

Ками тоже притихла. Создавалось впечатление, что окружающая нас обстановка давит на девушку, отчего та казалась еще более маленькой и хрупкой. Что ж, по крайней мере, она не выказывала желания кидаться своими любимыми гранатами, что уже радовало.

«Так, – вдруг вспомнил я, – а как ты, дорогой, есть собираешься? Забыл о губе?»

Я осторожно, стараясь делать это незаметно от других, вытащил из-за нижней губы ленту переговорного устройства и спрятал ее в карман джинсов. Оставалось только надеяться, что ничего особо острого мне не предложат: простреленная губа вряд ли бы вынесла перец.

– Сейчас будут подавать на стол, – раздался голос сзади нас. – Чувствуйте себя спокойно, как в гостях у лучшего друга.

Капитан Джангат вошел в кремовом костюме-кителе, в котором явно угадывались восточные мотивы, но это скорее подчеркивало его красоту и изящество. Выглядел он потрясающе, чем-то напоминая капитанов российского парусного флота где-то середины тысяча восьмисотых годов, но с некоторой поправкой на Восток. Я сразу почувствовал неловкость за свою огромную кожаную куртку и измазанные ржавчиной и кровью джинсы.

– Красиво у вас здесь, – заметил я, когда капитан сел за стол и низкорослый расторопный стюард налил вино в бокалы. – И как-то…

– Не по-шебекски? – поднял брови капитан. – Что же, я могу ответить на это: я ведь не только на Шебеке побывал. Пришлось постранствовать по разным местам. И везде свои обычаи и вкусы. Некоторые мне понравились, некоторые – нет. Но вы не беспокойтесь: кормить вас национальной обрядовой пищей я не буду.

Я насторожился, глядя на его невозмутимое лицо и больше угадывая, чем наблюдая, легкие искорки смеха в карих прищуренных глазах. Действительно, капитан не выглядел простым воякой. Нет, он больше мне напоминал человека влиятельного и при этом – самостоятельного, имеющего свое мнение и планы.

И очень информированного, к слову.

– Я думаю, – проговорил капитан, когда стюард вкатил в кают-компанию многоэтажный столик, уставленный парящими и распространяющими головокружительный аромат емкостями, – что неплохо бы вам было сначала подкрепиться после трудов ратных, а после и поговорить можно будет по душам. А, Алексей-нэр?

Я, просто ошарашенный этой фразой, произнесенной на русском языке, только и смог что кивнуть, и, пожелав всем приятного аппетита, принялся за нежнейшую котлету на косточке, стараясь использовать как можно непринужденнее нож и вилку, инкрустированные красивыми вставками из полированного бирюзового камня. Нижняя губа приняла процесс еды благосклонно и даже почти не болела, не мешая мне наслаждаться сочным, политым каким-то кисло-сладким соусом мясом. Все испортила Маня, сунувшись в тарелку и стащивши котлету, забрызгивая стол и мои колени соусом.

– Да, мы совсем забыли про вашу красавицу, – заметил капитан, еще больше подпустив блеска в смеющиеся глаза.

Он отдал какое-то приказание стюарду, и тот, сняв со стола, поставил на пол, прямо на пушистый ковер, широкое блюдо с какими-то колбасками. Я спустил Маню с рук и подтолкнул к блюду. Гивера недоверчиво понюхала запахи, доносившиеся от колбасок, и вопросительно взглянула на меня.

– Ешь, – ободрил ее я и, наклонившись, взял одну из колбасок, сунул в рот… Что ж, действительно неплохо!

Маня тут же кинулась к блюду, предусмотрительно зашипев на стюарда, который поспешил убраться за другую сторону стола и уже оттуда, сильно перегибаясь через стол, заменил мне ограбленную гиверой тарелку.

– Да, – подтвердил я, – теперь она считает эти колбаски своей собственностью и будет эту собственность защищать до последнего вздоха.

– И, скорее всего, это будет вздох моего стюарда, – тонко заметил капитан Джангат. – Попробуйте это вино, Алексей, оно должно вам понравиться.

Я понюхал темный ароматный напиток, отпил глоточек, посмаковал… Что-то это вино мне напоминало, какие-то образы завертелись рядом с краем сознания, что-то такое летнее, жаркое и легкое…

– Что, знакомый вкус? – невозмутимо спросил капитан, как видно просто наслаждавшийся оказанным эффектом. – Да, вино неплохое. В Массандре плохого и не делают, верно? Ну, я имею в виду элитные вина, конечно.

– Вы там были, капитан? – осторожно спросил я.

– Я много где был, – многозначительно сказал капитан. – Бывший Советский Союз был хорошим, с одной стороны, государством, где военные имели большой вес, и с ними было хорошо сотрудничать. И выгодно к тому же. Но он был следствием разрушившей царскую Россию революции, и я предпочитал не посещать его.

Он снова наполнил свой быстро опустевший бокал вином.

– Но вино оттуда все же получаю. И, заметьте, неплохое. Наследие князя Голицына, так сказать.

Некоторое время все молча ели. Я, заметив, что Маня уже управилась со своими колбасками, подкинул ей на блюдо пару кусков запеченной в яичном кляре рыбы, начиненной грибами. Гивера спокойнехонько начала поедать рыбу, не брезгуя грибами.

Жуя, я иногда поглядывал на все более мрачнеющего Нэко: тот, похоже, не понимал сути происходящего, и это его выводило из себя. Ками ела молча, опустив глаза в тарелку и не поднимая их, даже когда стюард менял блюдо. Я тоже пока мало что понимал, но не мог удержаться от возможности подковырнуть недавно такого уверенного в себе шебекчанина и его воинственную сестренку.

– Вы бывали в Ялте? – непринужденно спросил я на русском у капитана Джангата, пригубив искристое вино.

Чтобы говорить по-русски, мне пришлось немного напрягаться, словно выталкивая из какого-то уголка памяти запертый там язык.

– Я туда ездил, когда меня из питерского мореходного на Черноморский флот отправили и перед этим на побывку отпустили, – мечтательно прикрыл веки капитан. Он говорил по-русски с небольшим акцентом, иногда останавливаясь, словно подбирая слова. – Тогда Ялта славилась своей неформальной атмосферой и сборищами творческой элиты: художники, писатели, музыканты, поэты… Все, стремившиеся к недосягаемой тогда в русском государстве свободе мышления и творчества, превозносили далекую Америку, поминали Европу и пили местные вина… Да, попал я тогда в переплет со своей молодой глупостью…

Капитан замолчал и осушил бокал до дна.

– Да, давно я там не был, – сказал наконец он. – С тех пор как большевики власть захватили и выбили интервентов из Крыма…

Большевики? Интервенты?

– А сейчас там всяческие кинофестивали проводят, – осведомил его я, налегая на какую-то рыбную нарезку, что просто таяла во рту, оставляя восхитительное послевкусие. – А всякая творческая элита общается на джазовых фестивалях в Коктебеле.

– Не бередите раны памяти, молодой человек! – строго сказал капитан Джангат и вдруг улыбнулся, встал, протянул руку. – Меня, Алексей, между прочим, Евгением Викторовичем зовут. Евгений Викторович Чаушев, к вашим услугам.

Я тоже встал и пожал руку капитану, к величайшему удивлению Нэко и Ками. Ну да, ведь на Шебеке не подают руки друг другу, и тем более чужестранцу.

– Что же, Алексей, – теперь капитан не коверкал мое имя, нормально выговаривая «л». – Я думаю, что нам следует немного уединиться в моем кабинете для дальнейшего разговора, а господин Нэко и милая дама могут продолжить обед или перейти в отведенную им каюту для отдыха.

Он, как я понял, повторил это все по-шебекски, и Нэко с Ками сразу встали и, сопровождаемые стюардом, вышли из кают-компании, причем Нэко бросил на меня какой-то странный взгляд, словно в первый раз меня увидев.

– Мне кажется, что Нэко заподозрил вас в работе на меня или на связанную со мной организацию, – заметил капитан. – Это может и помочь вам, и навредить впоследствии, смотря как дальше дела пойдут. Ну-с, молодой человек, пройдемте в кабинет. Если желаете, мы можем продлить там трапезу легкими закусками и хорошим вином.

– Капитан Джа… – Я осекся.

– Называйте меня Евгением Викторовичем, Алексей, – подбодрил меня капитан. – Мне будет это приятно.

– Евгений Викторович, а чайку можно будет испить горяченького?

– Эх, Алексей, – капитан, похоже, был умилен: он чуть ли не ласково собрал морщинки под глазами, подмигнул. – Вы даже не представляете, как мне дороги ваши слова, голубчик.

Я последовал за капитаном, сам слегка ошарашенный таким поворотом событий и странным поведением капитана Дж… – тьфу! – Евгения Викторовича, разговаривающего на русском языке, но как-то странно, напоминая мне…

Когда мы вошли в кабинет капитана, первое, что мне бросилось в глаза, это – небольшие портреты императоров Николая Второго и Петра Великого на стене над письменным столом, заваленном книгами, рядом с которыми сиротливо светился виртуальный голографический монитор над чем-то вроде электронного планшета.

– Знаете, Алексей, все не могу привыкнуть к этой цифровой технике, предпочитаю книги на живой бумаге читать, – чуть смущенно признался капитан, наливая в бокалы, стоящие на столе, какое-то очередное вино и слегка покачиваясь, что говорило о его немного чрезмерном увлечении крымскими нектарами, хотя это можно было списать и на небольшую килевую качку.

Я с удивлением рассматривал книжные полки, два офицерских кортика, висевших на небольшом восточном ковре рядом со стрелочными часами в виде позолоченного штурвала, иконы Христа и Николая-угодника в углу… Блики отраженного в воде солнца вертелись, врываясь из открытого окна, которое язык не поворачивался назвать иллюминатором, играли на позолоте часов-штурвала, окладах икон. Цари-императоры лукаво поглядывали на меня, словно наслаждаясь моим замешательством… Мне начало казаться, что я схожу с ума и все, видимое мной, лишь сон, плод фантазии, игры воспаленного воображения, разбуженного крымским вином.

Предложив мне присаживаться, капитан куда-то вышел, и я остался один наедине с императорами, вином и своей внезапно опустевшей головой.

Я устало опустился в уютное скрипнувшее кожей кресло, взял наполненный капитаном бокал, пытаясь понять, насколько я пьян и насколько серьезен мой диагноз. Прикрывши глаза от надоедливых солнечных бликов, я просто погрузился в уютную тишину этого кабинета, будто вырванного из абсолютно другого, далекого отсюда места и времени и вставленного, словно в насмешку надо мной, в недра сверхсовременного катамарана-авианосца. Казалось, что я могу сейчас проснуться и очутиться на своем стареньком продавленном диванчике, с кухни будет доноситься болтовня сестренки и шипение яичницы на сковороде. Я встану и, перекусив, побегу сквозь мрачное и слякотное зимнее утро на нелюбимую работу, где будет царить легкий предновогодний ажиотаж и озабоченные предстоящими пьянками и немного уже нетрезвые сотрудники будут безрезультатно пытаться занять друг у друга денег до аванса, но перед Новым годом деньги всем нужны, и пол рабочего дня мне придется выслушивать нытье и жалобы на нехватку средств пополам с поздравлениями с наступающими праздниками…

Я так ясно вдруг вспомнил предновогоднюю суету перед Центральным рынком, шумную толпу на остановке, пытающуюся втиснуться в трещавшие маршрутки со всеми своими огромными пакетами, полными всяческой снеди, выпивки и новогодних подарков. Ощущение наступающего праздника висит в воздухе, все говорят на повышенных тонах, и даже сыплющаяся с серого неба мокрая пакость не может загасить сияния глаз людей, ожидающих от наступающего Нового года чего-то нового, чистого, прекрасного, а может просто предвкушающих грандиозную попойку и не менее грандиозную драку, которую, уж будьте уверены, они не пропустят мимо себя. Даже чумазые воробьи как-то по-праздничному нахохлились и подпрыгивают, будто хороводы вокруг елочки водят.

Елок, к слову, тоже хватает: треть площади перед старым бывшим кинотеатром занята ароматными красавицами, короткими и длинными, пышными и не очень. Скучающие и потерявшие всякую надежду продавцы провожают грустным взглядом покупателей, но продажи у них на минимуме, да и что они хотели, выставляя такие ненормально раздутые цены, когда практически вся страна тратит свои сбережения в основном на провизию и водку, считая, что в этот-то раз можно обойтись, на худой конец, и сосновыми ветками, тайком выломанными в городском парке.

Повсеместно царит забота о еде: прохожие, уже забившие холодильники и балконы полуфабрикатами и готовыми блюдами, в судорожном ужасе, что чего-то не хватит, бегут на рынок, где их встречают пьяные с утра, но жаждущие хоть еще чуть-чуть заработать продавцы, и в супермаркеты, где в последнюю неделю тотальное повышение цен и даже не пахнет обещанными предновогодними скидками. Предвкушая мусорные баки, полные объедков, деловито снуют дворняги, и кто-то, потерявший бдительность в этом суетливом мелькающем угаре, уже бежит за лохматой шавкой, уносящей пакет драгоценной колбасы. Два бомжа, также захваченные общим праздничным вихрем, приседают и колотят друг друга по спинам в грязных куртках с испито-хриплыми воплями: «Витя, ты?!», «Вован!», «Сколько лет сколько зим, родной! С праздником тебя!» – И люди обходят их стороной, понимающе улыбаясь, хоть бомжи и загораживают всем проход своими восторженными приветствиями… Везде валяются неизменные мандариновые корки, пластиковые стаканчики от предновогодних тостов с друзьями, а завтра, первого числа, вперемешку с обгорелыми трубками использованных фейерверков, будут радовать глаз лужи священного в этот праздник оливье, слегка припорошенные редким стыдливым снежком…

Кто-то потянул из моей руки пакет с базарными покупками. Я вцепился в ручку, не желая отдавать драгоценный груз.

«Алексей, проснитесь… – донеслось до моего сознания издалека. – Ваша гивера стол захватила!»

Гивера?

С трудом выныривая из осколков предновогоднего видения, я наткнулся глазами на презрительно смотрящих на меня императоров-самодержцев, словно говорящих мне: «Эх, разучилась совсем пить русская молодежь!»

– Алексей, – прорвался-таки в мои уши голос капитана Чаушева, который пытался высвободить из моих пальцев пустой бокал, содержимое которого благополучно растекалось по моему колену прямо на кожаную обивку кресла. – Ваша гивера вскочила на стол в кают-компании, шипит и не дает стюарду убрать посуду. Она уже перекусила швабру, которой он пытался ее оттуда шугнуть, и загнала его в санузел, после чего снова забралась на стол и, по-видимому, не собирается его покидать. Будьте же так любезны, господин укротитель, заберите свое ужасное животное, и попьем все же чаю!

«Ага, – с трудом скрипел я мозгами, – значит, все это реально, а моя гивера Маня посчитала весь кают-компанский стол, уставленный блюдами и закусками, своей добычей…»

Я сделал героическую попытку подняться на нетвердые ноги, но после нескольких неудачных попыток понял, насколько я жалок, и оставил это неблагодарное занятие.

– Маня! – позвал я, стараясь, чтобы мой голос звучал как можно тверже, грознее и достиг все-таки ушей своенравного животного. – Маня, иди сюда!

Из кают-компании раздался какой-то подозрительный грохот, и через несколько секунд в дверях кабинета появилась Маня, пятящаяся хвостом вперед и волокущая за собой здоровенное металлическое блюдо с пирогом довольно потрепанного вида, говорившего о том, что гивера сначала пыталась унести с собой рассыпающийся пирог просто в зубах.

– Ты же не будешь его есть, свиненок! – сокрушенно охнул я, понимая, что голубые Манины клыки наверняка оставили в этом красивом чеканном блюде основательные дыры.

Гивера, пропустив мимо своих круглых ушей мое негодование, оглядела кабинет и, определившись, потащила блюдо с пирогом под стол, оставляя на пушистом бордовом ковре дорожку из крошек и кусочков.

– Оставим ее, – философски махнул рукой на гиверу капитан Чаушев и уселся в кресло напротив меня. – Давайте-ка лучше чайку выпьем и обсудим ваши непростые дела, в которых я волей случая имею честь принять участие.

На столе, подвинув в сторону книги, теперь стоял обширный поднос с объемным керамическим чайником, парой дымившихся широких чашек, блюдом с пирожными и конфетницей.

Я протянул руку к внушительной чашке, наполненной ароматным чаем, вдохнул морской воздух, струящийся из открытого окна-иллюминатора и подмигнул царям-императорам.

– Что ж, можно и о делах поговорить.