Текст книги "Таксопарк"
Автор книги: Илья Штемлер
сообщить о нарушении
Текущая страница: 20 (всего у книги 22 страниц)
– Проезжал мимо. Думаю, надо повидаться. – Он поцеловал мягкую бабушкину щеку и, проходя следом в кухню, удивился про себя, какая же она стала маленькая. И этот халатик в крупный горошек…
– Такой гость как ясное солнышко.
– А дед где?
– В шашечный клуб отправился. Какой-то чемпион приехал. Все надо твоему деду.
– Молодец дед, не сдается.
– Зато я уже вся сдалась. Вчера давление подскочило, «неотложку» вызывали… Есть будешь?
И бабушка захлопотала. Поставила на газ белую кастрюлю. На вторую конфорку – латку. Любила она кормить своих внуков, хоть и обижали ее, редко навещали, только что по телефону переговаривались.
Валера смотрел на ее остренькое смуглое лицо, на худые высохшие пальцы. Чувство пьянящего довольства размягчало его тело: он здесь был свой человек, в точном звучании этого слова – свой. Дома он тоже был своим, но дома к этому он привык и не замечал. А здесь, у бабушки, понятие своего человека было конкретным, привязанным к определенному отрезку времени. И поэтому казалось острым и почти физически ощутимым…
– А где Пал Палыч?
– В комнате где-нибудь. Дед вчера специально представление устроил: царапает ногтями по полу. А Пал Палыч и ухом не ведет. Сидит урчит, как троллейбус. Дед аж извелся…
Валера представил, как дед провоцирует кота, и засмеялся. И бабушка засмеялась. Носик ее морщился, собирая тоненькие милые морщинки, прядь седых волос упала на глаза, и она отвела их таким знакомым добрым жестом худенькой руки.
– Скажи мне, Лерик, почему ты пошел работать в такси?
– Ну, бабушка… Вот еще. То мама, то ты… Должен ведь человек где-нибудь работать.
– Но почему в такси?
– А почему не в такси?
– Но там же опасно. Все мои знакомые качают головами. Мой внук – и таксист… Лерик, ты на чай берешь?
– Конечно.
Бабушка всплеснула руками.
– Какой ужас! Это же некрасиво, унизительно.
Серебряные ложка и вилка с загадочными вензелями на ручках были извлечены из старинного торжественного набора. Набор этот переходил из поколения в поколение, и все знали, что после смерти стариков он предназначен старшей дочери, Валериной маме.
– Зачем, бабушка? Попроще бы что-нибудь, – Валера помахал в воздухе ложкой.
– Такой редкий гость – и попроще? Ешь!
– Ладно. Буду есть, как царь.
Он погрузил ложку в фасолевый суп – светлый, покрытый кружочками жира, сквозь которые островками высилась картошка. Изумрудная петрушка испускала потрясающий запах. Только бабушка могла так вкусно готовить. Валера прикрыл глаза и покачал головой.
– Ну, бабушка, ты сегодня через себя перепрыгнула.
– Вкусно? Ешь, ешь. Я еще подбавлю. – Она сидела, не спуская глаз с Валеры. – Так сколько ж тебе отваливают этих чаевых?
– Когда как. Рублей шесть-семь в среднем за смену.
Бабушка недоверчиво заморгала.
– Ведь это все очень много, Лерик. Ты просто миллионер. Куда же тебе такая прорва денег? И еще зарплату получаешь.
– Нищим раздаю. В таксопарке. Знаешь, сколько этих нищих?
– Я серьезно, Лерик.
– И я серьезно… А есть, которые и побольше привозят. У кого как получается.
Бабушка огорченно подперла кулачком щеку.
– Лерик. Это опасно. И унизительно. Ты должен дать слово бабушке, что будешь возвращать чаевые обратно.
– Ну да! Я однажды попытался так сделать. Села ко мне гражданка с подругой. Приехали. Я протягиваю сдачу пятнадцать копеек. А она говорит подруге: «Везет нам сегодня на идиотов. Какой-то ненормальный шофер попался». И бросила пятнашку в салон… Нет, дудки. Не стану я за ними бегать. Ты-то сама оставляешь чаевые, когда пользуешься такси?
– Ну… я молчу. И если шофер мне не отдаст, я оставляю.
Валера рассмеялся и отодвинул пустую тарелку. Бабушка вернулась к плите и заглянула в латку.
– Представляю, что сказал бы дед на твои эти… штуки.
– Дед сказал бы, что маловато привожу за такую сумасшедшую работу.
– Может быть, – вздохнула бабушка. – Он стал такой странный. Вчера что-то перегорело в проводах. Дед полез посмотреть пробки и устроил темноту во всем доме. Люди бегали по этажам и кричали: «Что случилось? Почему нет света?» А он стоял за дверью и боялся слезть. Говорит, что не чувствует табуретки. Представляешь? Не чувствует табуретки. С ума сойти…
На второе у бабушки была сегодня утка. По-особому запеченная в каком-то белом соусе. Коричневая хрустящая кожица лопнула, обнажая нежно-розовое мясо в испарине сока. Валера понюхал утку и зажмурил рыжие ресницы.
– Бабушка! – крикнул он. – У тебя есть тайна. Нельзя же так просто, в будний день, приготовить такой обед. Ведь я заскочил сюда случайно. – Он всадил в утку тяжелую серебряную вилку, выпуская пряный чесночный сок. – Какая у тебя тайна, бабушка?
– Какая там тайна? Деду стукнуло семьдесят восемь.
Валера замер. Ведь все-все забыли: и мама, и тетки…
– Конечно, – продолжала бабушка слегка дрогнувшим голосом, – когда человек так долго живет, кажется, что он живет сам по себе, переваливаясь как бы из одного возраста в другой, без особых порогов…
– Извини, бабушка, мне стыдно, – виновато проговорил Валера.
– Тебе-то что. Я чуть было не забыла, – лукаво улыбнулась бабушка. – Слышу утром, он кряхтит, ворчит что-то. У шкафа возится, где справки всякие, квитанции лежат. Спрашиваю: «Что, дед, не спится?»
Отвечает: «Знаешь, мне вроде сегодня семьдесят восемь стукнуло. Сам себе не поверил, паспорт смотрю – верно», И тоже смеется, без всякой обиды.
– Умный у нас дед. – Валера проглотил откуда-то вдруг взявшийся в горле ком.
– Умный дед, – счастливо кивнула бабушка…
Щетки легко раздвигали снежную жижу, сохраняя мутноватый, ограниченный дугой кусок стекла, сквозь который проглядывала унылая слякотная улица. Их ритмичное постукивание успокаивало… Визит к бабушке печальным укором растревожил душу Валеры. На какое-то мгновение он перестал быть молодым человеком, сравнительно бездумно переживающим жизненные неурядицы, в нем вдруг проявилось философическое отношение к тем началам, которые человек ощущает в зрелом возрасте или уже не ощущает никогда: он и старики, и мать, и все близкие ему люди – это одно целое. Только у каждого свое лицо, свои руки, свой голос. Но если чья-то боль, то это общая боль. И чья-то радость – общая радость… Он вспомнил бабушкин голос, тихий, ласковый, когда она протянула на прощанье сверток с пирожками… «Поменять бы нам квартиры, съехаться, жить вместе. Сколько той жизни осталось у нас, а видимся так редко…» Валера твердо решил поговорить со своими. И действовать. А еще он решил купить подарок, например костяные красивые шашки, и привезти деду, сегодня же купит и завезет. Валера представил, как растрогается дед – маленький, с узкой профессорской бородкой, и опять на душе стало печально и тепло…
До срока исполнения заказа было еще достаточно времени, можно и поработать в городе.
Валера подрулил к первой попавшейся стоянке и пристроился в хвост какого-то таксомотора. Водитель, втянув голову в высоко поднятые плечи и сунув руки в карманы брюк, осматривал свою машину. Затем подошел к Валериному таксомотору и постучал в стекло.
– Мастер, закурить есть?
Валера достал пачку и ловко выбил из нее сигарету.
– Вот спасибо. Такая хреновая погода, и ни одного клиента, минут двадцать загораю. – Он с особым вниманием всматривался в лицо Валеры. И у тебя тоже не густо с заказами?
– Есть один. Через два часа. В Рыбачий поселок.
– План будет. Повезло.
Он обошел Валерину машину и, не спрашивая разрешения сел рядом.
– Такая эта гадская стоянка, всегда тут загораю. А в других местах, считай, очередь – инвалиды и беременные садятся первыми… И откуда я тебя знаю, мастер, вспомнить не могу.
Валера пожал плечами и тоже закурил для компании.
– Виделись где-нибудь, на одних улицах работаем.
– Вспомнил! – воскликнул водитель. – Ты у гостиницы с Танцором поскандалил? Ты или не ты?
– Я.
– Видал? Память у меня – кадры кинохроники. Ну и что?
– Что «что»?
– С Танцором-то как? Из-за чего вы тогда сцепились? Ну и выдал ты ему, ни разу не слыхал, чтобы так выдавали.
Валера нехотя рассказал.
– А ты все, значит, работаешь? – уточнил водитель.
– Комиссия так решила. До выяснения обстоятельств. Еще будут разбирать.
В конце пустынной улицы показалось два человека.
– Клиент возник, – проговорил водитель, оценивая идущих опытным взглядом. – Так вот слушай. Хотим написать коллективное письмо в управление. На Танцора. Обнаглел совсем. Хочешь, присоединяйся, подпишешь.
Валера затянулся и выпустил струю табачного дыма.
– Зачем же коллективное? Каждый за себя не может?
– Чудак! Так серьезней. Коллектив – сила! Опять же… вперед затылками: где чей – непонятно. Толпа. Понимаешь?
– Не понимаю.
– Как знаешь. Я еще тогда понял, что ты чокнутый малость.
Он вылез из Валериного таксомотора и прикрыл голову ладонями от мокрых снежинок…
Вскоре отъехал и Валера. Его пассажир, сухонький старичок с белой благообразной бородкой и маленькими хитроватыми глазками, держал на коленях огромную зеленую сумку. Старичок чем-то напоминал деда, и это было приятно Валере… Предупредительно привалившись к правому борту, чтобы сумка не мешала водителю работать, старичок сказал:
– Дела нам предстоят серьезные. Визиты.
– Я, дедушка, должен к половине пятого в Рыбачий поселок поспеть. – Валера задержал руку на переключателе таксофона.
– И прекрасно. Нам как раз по дороге, мне на десятый километр надо будет. Успеем. Гони свой шарабан.
Дед оказался разговорчивым, как большинство пассажиров-стариков. Выяснив поначалу биографические данные Валеры, он удовлетворенно хмыкнул и принялся рассказывать о клубнике, которую посадил в этом году на своем участке.
Валера понимающе кивал и поддакивал.
Так они добрались до высокого желтого здания. Дед оставил сумку и ушел. Вскоре он вернулся с каким-то пакетом и, деловито запихав пакет в сумку, назвал новый адрес.
– Мотаешься от дочери к сыну, – пробормотал он. – Я что хочу сказать: как сядешь в такси, обязательно тебе условия выставляют – туда спешу, сюда опаздываю…
Неожиданная эта фраза неприятно кольнула Валеру – с чего это вдруг претензии старик начал выставлять?
– Честное слово, у меня заказ, дедушка. Я с рацией работаю. Мне и передали заказ на Рыбачий поселок. А туда мне еще рано.
– Не о тебе я, не о тебе. Угомонись. Ты парнишка, видно, честный. Я вообще о вашем брате…
Валера хотел было ответить, но передумал. Доказывать старику, что в парке не так уж и мало ребят, подобных ему, Валере, не было смысла – видно, испортили старику настроение в том желтом здании.
– Вы чем-то на моего деда похожи, маминого отца. Ему сегодня семьдесят восемь исполнилось, – миролюбиво проговорил Валера;
– И мне, считай, столько же. А кем он работал?
– Математику преподавал в строительном институте. Сергей Ильич Замойский. Может, слышали?
– Ну! Такой высокий был, толстый? – напористо произнес старик.
– Нет. Маленький, худой. На вас похож, – засмеялся Валера.
– Как же, как же… Верно, маленький и тощий. Серега Замойский. Как же, знаю, – суетливо согласился старик. – Как он сейчас?
– Ничего. Теперь одно у него дело – играет во дворе.
– В домино, картишки, – одобрительно подхватил пассажир.
– Нет. Он в шашки играет всю жизнь. Мастер спорта был.
– Ну как же! Верно! Как это я забыл? В шашки он играет, – поддержал старик. – Отчаянный был шашист. Всех обыгрывал… А я вот больше по шахматам, знаешь, люблю. Выходит, мы с тобой знакомы через деда.
– Выходит, знакомы, – улыбался Валера. У него было хорошее настроение – потешный старик, врет ведь, что знаком с дедом, хочет Валерку расположить. Но Валере эта игра нравилась…
– Вы и бабушку мою знаете? И она преподавала в строительном. Варвара Леонидовна…
– Нет. Бабушку твою я не знаю, – вздохнул старик.
«Совесть заговорила», – подумал Валера…
Они сделали еще одну остановку – старик унес пакет и принес другой, уложил его в зеленую сумку.
Время начинало поджимать – до Рыбачьего по шоссе час с небольшим. И погода такая, не очень разгонишься. Валера предупредил старика. Тот понимающе кивнул и согласился ехать прямо на десятый километр. Только ему необходимо купить в гастрономе вина. Он знает один подходящий гастроном…
Старик стянул с сиденья свой зеленый баул, чтобы положить в него вино и торт, и скрылся в дверном проеме, подхлестнутый металлическим штакетником вертушки…
Валера подключился к центральной диспетчерской, надо перепроверить заказ – вдруг за это время заказ сняли, а он отмахает семьдесят с лишним километров… Нет, заказ не отменили – даже звонили, напоминали – человек должен успеть к самолету.
Прекрасно! Валера взглянул на часы – двадцать минут четвертого. В его распоряжении час десять минут, не так уж и много, а старика все не было. Счетчик торопливо отстукивал ритмичную чечетку. Два рубля тридцать копеек…
Сейчас вернется, возможно, очередь. Забавный старикан. Что за пакеты он развозит? Рассыльным, что ли, работает? Или контрабанда наркотиками, как в каком-то зарубежном фильме. Валере стало смешно. Он достал сверток с пирожками, вяло надкусил один. Очень вкусно, но беспокойство связывало, не хотелось жевать. Он оставил пирожок и вылез из машины. Снежинки невесомо касались лица, проникали за воротник. Пригибаясь, он побежал к магазину…
Народу было мало, а у винного отдела так вообще никого.
Валера беспокойно оглядел зал. Старика нигде не было видно – ни в кондитерском отделе, ни в гастрономическом. Вот так штука, куда же он мог провалиться?
Валера подошел к скучающей кассирше.
– Извините, у вас есть здесь туалет?
Кассирша подозрительно оглядела парня в пиджаке.
– Тут не клуб, тут магазин.
– Понимаю. Пассажир мой зашел сюда и как провалился, я таксист.
– Вон оно что. Таксисты наш магазин знают, но вы, вероятно, недавно работаете…
Валера уже все понял.
– Туалета здесь нет, а выход второй есть, в переулок.
Валера сидел в машине, все не решаясь включить стартер.
Гнев душил его. И вместе с тем он еще надеялся, что это ошибка, недоразумение. Что старик со своей благообразной седой бороденкой сейчас появится… Хоть и понимал – бесполезно…
Ах ты старый авантюрист, прощелыга! Валера крыл старика последними словами. Вслух. Идущие по тротуару подозрительно косились на одинокого водителя такси, который что-то выкрикивал за глухо закрытыми дверьми автомобиля.
Дольше стоять он не имел права – оставалось пятьдесят минут до заказа, он и так потерял двадцать минут, ожидая старого авантюриста. Валера сбросил счетчик – два рубля шестьдесят копеек коту под хвост Мелькнула мысль, что напрасно это сделал – Славка бы поступил иначе: повесил эти два шестьдесят на клиента из Рыбачьего поселка. Мало ли откуда гнал Валера свой таксомотор, может быть, из Старой деревни? На таком расстоянии никто и спорить с тобой не будет. В конце концов, раз его обманули, почему бы и ему не обмануть, а? Но счетчик он все-таки переключил…
Круто развернувшись, помчался он к Северному шоссе. Некоторое время перед глазами еще мерцали хитрые стариковские глаза, а в ушах стоял скрипучий голос. «Ничего, я тебя еще повстречаю до твоей смерти. Память у меня хорошая, не жалуюсь. У рыжих вообще память хорошая. Припомню, как из-за тебя гнал машину по мокрой дороге, припомню». Валера переключил щетки на активный режим – снегу прибавилось…
Темными штрихами проносились встречные автомобили, швыряя в кузов мокрую снежную кашицу. Березки стояли на обочине дороги, с любопытством глазея на грязный таксомотор. Первый снег застал их врасплох, они не успели окончательно сбросить свою багряную одежду. А вот сосны были довольны, нахохлившись, они стояли важные, словно большие опрокинутые кульки.
Сбросив скорость у К.П. до сорока, Валера, стараясь унять нервы, скосил глаза на старшину ГАИ. Тот покачал головой. Видимо, понял, что таксист гонит куда-то свой аппарат, но придраться оснований не было – автомобиль шел спокойно, точно конь с опущенной мордой перед строгим дрессировщиком…
Миновав контрольное расстояние, Валера прижал акселератор, и мотор одобрительно и ровно загудел.
Снег перестал падать, воздух был прозрачный, глубокий.
Красная индикаторная полоска на спидометре все норовила клюнуть черточку под цифрой «сто», но недовольно отскакивала, чтобы удобней изловчиться… Валера понимал, что такую скорость держать сейчас небезопасно, но он чувствовал, как колеса хищно держат асфальт шоссе. Редко какого водителя это не обманывало…
Стремительно приближался стоящий на обочине оранжевый предмет. Валера уже различал контуры бульдозера. А ровная дорога уходила к горизонту и была совершенно пустой, лишь где-то далеко угадывался автомобиль… Валера на всякий случай включил сигнал обгона, хотя бульдозер и стоял на обочине полностью, не касаясь асфальта шоссе…
Вдруг от столба, что сейчас торчал метрах в ста от Валеры, отделилась фигура человека, пересекающего шоссе. Валера судорожно нажал на клаксон. Низкий тревожный сигнал заложил уши… Валера понимал, что значит тормозить при такой скорости: заблокированные колеса на мокром асфальте… Мужчина не обращал внимания на сигнал, брел, покачиваясь и спотыкаясь посреди дороги. Оставалось одно – проскочить мимо, места хватит, только бы мужчина не вздумал изменить направление…
Валера чуть повернул руль. Мужчина покачнулся и стал заваливаться в сторону, прямо по линии крыла таксомотора. Валера не выдержал, нажал на тормоз. Визг колес острой зубной болью впился в мозг. Мелькнуло искаженное страхом, белое, отрезвевшее лицо мужчины…
Таксомотор развернуло и стремительно понесло боком на бульдозер.
– Не надо! Не надо!.. О… – кричал горлом Валера. – Алкаш! Гад! Что ты?.. Что ты?.. За что?!
Оранжевая туша бульдозера прорвалась сквозь брызнувшее в лицо лобовое стекло.
Руки Валеры слепо раскинулись в стороны…
И руль, стремительный, неотвратимый, мощным паровым шатуном придавил грудь, выбивая из горла последние слова. Нет, уже не слова, а рваные мгновенные звуки…
Тихий звон, как далекое розовое эхо, окутал мозг и в следующую секунду рванулся в тело страшной, дикой, оглушающей сознание последней болью…
ГЛАВА ЧЕТВЕРТАЯ
1
Снег на улицах еще не успел потемнеть под колесами автомобилей, и в сумерках с высоты холма город, казалось, провалился в гигантский сугроб, выставив для ориентира крыши домов.
За день выпала среднемесячная норма. Последний раз, как сообщили синоптики, такое случилось в тысяча девятьсот сорок втором году… Тарутин пытался угадать, где в этой стылой крахмальной простыне находится его дом, но так и не угадал. А Вика свой нашла быстро и радовалась, пританцовывая и махая красной варежкой.
В парке было безлюдно и тихо. В стороне, над деревьями, мерз остов чертова колеса с пустыми разноцветными люльками, уныло торчала перекладина качелей. Неубранные транспаранты прятались под снежной муфтой. И присесть некуда – скамейки напоминали белые катафалки. Вика подошла к одной из них, вывела свое имя и, повернувшись, плюхнулась на пухлый холодный матрац.
– Хорошо! – Она закрыла глаза. Темные ресницы на стянутых морозом щеках сейчас казались длиннее обычного.
– Простудишься. – Тарутин сесть не решался.
– Хорошо, – повторила Вика, не двигаясь с места.
Тарутин снял перчатки и полез в карман за папиросами. Петли задубенели и плохо слушались. В пачке осталась одна папироса, да и та была надломлена. Тарутин вспомнил, что у входа в парк они видели небольшое кафе. К тому же в такую погоду не мешает чего-нибудь выпить, а еще лучше вообще отправиться домой, в тепло. Идея посещения парка принадлежала Вике – ей захотелось пройтись по первому снегу…
С самого начала сегодняшней встречи Вика была чем-то возбуждена. И это беспокойство передавалось Тарутину… Он смял пустую пачку и швырнул в кусты. Вика поднялась, отряхнула пальто и взяла Тарутина под руку.
Сосны оттопырили широкие белые подолы и, казалось, с любопытством поворачивали им вслед свои бабьи фигуры.
– У тебя серьезные неприятности? – произнесла Вика.
Тарутин искоса взглянул на нее, но промолчал.
– Мне рассказал Сережа о селекторном совещании. У тебя крупные неприятности, – настойчиво повторила Вика.
– Интересно, когда он успел тебя проинформировать? И дня не прошло, – не скрывая досады, обронил Тарутин. Вика промолчала.
Тарутину больше не хотелось говорить, вспоминать, думать… Хотелось курить.
Снег недовольно похрустывал под ботинками. А Вика шла бесшумно, мягко раздвигая узкими сапогами бледно-розовый наст.
От смотровой площадки начиналась аллейка, ведущая вниз, к кафе. Тарутин вышел вперед и повел Вику за собой на буксире. На повороте они не удержались и завалились в сугроб. Вика хохотала, а Тарутин недовольно сопел, отряхиваясь, – он черпанул ботинком снег, и холодная влага подтекла под пятку, а это к смеху не располагало…
За стеклянной дверью кафе-бара вывешено объявление: «Закрыто. Мероприятие». Вика с огорчением всплеснула руками и жалобно посмотрела на Тарутина: только сейчас она почувствовала, как продрогла.
Тарутин постучал. За дверью показался толстый усатый мужчина в белом пиджаке бармена и с черным бантом-кисой под засаленным воротником. Он ткнул пальцем в объявление и развел руками. Вглядевшись в Тарутина, мужчина вдруг суетливо откинул крючок и распахнул дверь. Его смуглое лицо сияло искренним удовольствием.
– Дорогой! Как я рад! Не помните меня? Георгий Янакопулос. Конечно, конечно, столько вокруг вас крутится людей…
Вика незаметно подтолкнула Тарутина, но тот стоял, смущенно всматриваясь в усатого бармена.
– Вы ведь директор таксопарка?
– Да! – ответила Вика. – Андрей Александрович Тарутин.
Бармен восторженно закатил черные глаза и зацокал. Спохватившись, он прижался к стене и втянул объемистый живот, чтобы пропустить Вику с Тарутиным в тесную гардеробную.
В небольшом зале было всего несколько столиков. У стойки бара на высоких вращающихся стульях сидели девушка и молодой человек. Две другие пары, чем-то очень похожие между собой, занимали один из столиков…
Заметив вошедших, один из молодых людей – парень с длинной прической – покрутил недовольно головой и, наклонившись, сказал что-то своим приятелям. Те неодобрительно обернулись.
Бармен, почтительно придерживая Тарутина за локоть, подвел его и Вику к стоящему в отдалении столику. Парень с длинной прической подошел к ним и громко, явно, чтобы слышал Тарутин, произнес в затылок бармена:
– Мы договорились, Жора, кроме нас, никого.
– Это мои друзья. Они выпьют чашечку кофе. – Бармен не оборачивался.
– Мы сняли весь зал. И заплатили за это.
– Я же сказал: это мои друзья. Они вам не помешают. Этот столик для моих гостей.
Парень хотел что-то возразить, но бармен опередил его хриплым и негромким голосом:
– Клянусь богом, мои друзья останутся здесь. Даже если вы все отсюда уберетесь.
Тарутин чувствовал себя неловко. Вика же с насмешливым любопытством наблюдала за расстроенным красивым молодым человеком. Парень презрительным взглядом окинул всех троих и отошел.
Тарутин поднял глаза на бармена.
– В чем дело, Георгий?..
– Жора, Жора, – смуглое лицо бармена улыбалось. – Они сняли зал для какой-то встречи… Что любит ваша жена? У меня на выбор пять сортов коктейля…
– Я не жена, – перебила Вика.
Тарутин с удивлением взглянул на нее, никто не требовал сейчас уточнения. Потом резко обернулся к бармену.
– Это не жена, – проговорил он, криво усмехаясь. – Это так просто.
Бармен развел руками в знак того, что у каждого могут быть свои тайны.
– Вы мои гости. Я сам позабочусь, – проговорил он, решив что-то про себя, и отошел странной походкой, выбрасывая ноги чуть в стороны.
– Ты знаешь его? – спросила Вика.
– Впервые вижу. Вероятно, приходил с какой-нибудь просьбой насчет ремонта своего автомобиля.
– Другой на твоем месте вел бы себя более уверенно. Тебе мешает самолюбие, понимаю… Ты и мне поэтому так долго не звонил.
Тарутин скользнул быстрым взглядом по ее лицу и отвернулся. Вика достала зеркальце и оглядела себя. Поправила короткие волосы, тронула что-то в уголках глаз…
Бар был оформлен со вкусом. И грек этот, видно, парень деловой. Интересно, что он тогда просил для своей машины, иных каналов связи с ним Тарутин не предполагал – наверняка просил о какой-нибудь услуге. И Тарутин ему отказал, как отказывал всем подобным просителям, наживая себе недругов, включая в их число весьма влиятельных в городе людей… Ну, теперь-то этот Янакопулос в него вцепится.
Бармен направлялся к ним с заставленным подносом.
– Напрасно беспокоитесь, – проговорил ему навстречу Тарутин. – Горячего кофе и по рюмочке коньяка.
– Вы мои гости. А гостей приятно угощать. Так воспитала меня моя мама Мария Янакопулос.
– Верно, Жора, – дерзко вступила Вика. – Попробуем и коктейль. И апельсины… Сигареты не забыли, молодец. Только Андрей Александрович курит «Беломор».
– «Беломор» не держим, – с достоинством ответил бармен.
В зале появлялись все новые и новые молодые люди. И каждого встречали громким хохотом и шутками. Со стороны многие шутки звучали неостроумно – обычные банальности, но, судя по всеобщему хохоту, это был тот случай, когда людей объединяли годы общения и каждая фраза имела под собой забавную, известную только им историю… Уют полупустого зала был нарушен – сдвинутые в общий ряд столы, казалось, слили на одно лицо всех этих парней и девушек…
– Ребята, ребята… Внимание! – в который раз пытался призвать к порядку приятелей тот самый красивый парень. – Тихо! Или я что-нибудь разобью!
Георгий Янакопулос, который в этот момент обходил стол с подносом коктейлей, остановился.
– Этого делать не надо, родной. Сейчас с посудой в нашем тресте очень трудно. – И бармен улыбнулся Тарутину и Вике.
– Тебе хорошо здесь? – спросила Вика.
Тарутин моргнул в знак полного удовольствия. Ему действительно стало как-то светлее на душе от соседства шумной компании, так напоминающей далекие годы.
– А мне печально, Андрей. Я бы хотела быть с ними.
– Не печалься. В их компании явно не хватает дам…
– О… – Вика шутливо погрозила пальцем. – Ты разговариваешь со мной все с меньшим почтением… «Не жена, а так просто»?
Тарутин помешал в бокале соломинкой и втянул в себя студеную густую жидкость с резким привкусом коньяка.
– По-моему, ты сама дала понять этому буфетчику… своим тоном.
Бармен вновь приблизился к Тарутину и Вике. Ловким движением он снял с подноса хрустальный вытянутый графин и поставил его на стол.
– Только для друзей. – Он поднял вверх толстый палец в знак особого удовольствия. – Королевский напиток!
Тарутин не успел возразить, как в рюмку полилась тягучая коричневая патока.
– Ну-ка, ну-ка! Попробуем. – Вика протянула рюмку бармену, в нетерпении прищелкивая языком, и, пригубив, в восторге прикрыла глаза. – Георгий! Вы волшебник!
Тарутину ничего не оставалось делать, как присоединиться к Вике и попробовать напиток. Действительно, было очень вкусно. И он медленно, смакуя, опорожнил рюмку.
– Ну?! – победно воскликнул бармен. – Через полчаса у вас будет превосходное настроение.
Тем временем компания наконец угомонилась. Высокий красавец был избран тамадой.
– Друзья! У нас сегодня знаменательный день, верно? Годовщина окончания института. Срок небольшой. Но у него есть свои преимущества…
– Отсутствие всякого имущества! – выкрикнули с конца стола.
– Тихо, Пузырь. Я и так, качаясь, бреду по мысли, а ты еще сбиваешь… Да, есть преимущество – мы пока утром замечаем солнце, а ночью луну.
– Мы ночью спим, – хихикнула девушка с высокой прической.
– А он не спит, он молодожен, – вновь вставили с конца стола.
– Дайте по шее Пузыреву, кто там ближе? – вмешался паренек в очках.
– Да. Молодожен. И стираю пеленки между делом, – ответил тамада.
– Между каким это делом, Длинный?! – загомонили вокруг.
– Ну вас к черту! Дайте сказать, – смеялся высокий парень. – Так вот, мы видим утром солнце, а ночью луну. И это прекрасно! Это потом у нас все переменится. Мы будем торопиться, тяжело дышать, приобретать инфаркты и инсульты… Словом, делать карьеру. А пока мы молодые специалисты…
– И можем три года бить баклуши. Официально! – выкрикнул все тот же неугомонный голос.
– Есть предложение поставить Пузыря в угол! – заявил очкарик.
И тут же несколько человек принялись отдирать от стола хохочущего парня в глухом темном свитере.
– Последнее рвете, черти! – орал сквозь смех парень.
Георгий Янакопулос качал головой и улыбался, показывая Тарутину рукой на компанию: молодежь, что с них взять… Вика смеялась, глядя на упирающегося парня в свитере.
– Послушай, мы почти прикончили этот графинчик. – Тарутину было весело, он переводил взгляд с Вики на молодых людей и удивлялся тому, как много общего между ними… Протянув руку, он ласково прикрыл Викины пальцы ладонью.
Вика посмотрела на Тарутина. В синих ее глазах мелькнули растерянность и упрек. Неосознанная тревога шевельнулась в душе Тарутина… А Вика уже вновь улыбалась, глядя на компанию молодых людей…
– Я хочу поднять тост за то, чтобы мы с вами, ребята, как можно дольше замечали солнце по утрам. И луну тоже… А то посмотришь на некоторых, честное слово… Как муравьи ползут. Только и разговор – кто чего достал из барахла да сколько вчера водки дерябнул и ни в одном глазу…
– Поляны не видят! – выкрикнул из угла парень в свитере.
– Именно! Прозит!
Компания поднялась, с шумом отодвигая стулья.
Вика посмотрела на Тарутина.
– А ты видишь поляну?
– Вижу. Но нечетко, – усмехнулся Тарутин.
– А жаль, – серьезно проговорила Вика. – Можешь опять на меня сердиться, Андрей. Помнишь, я как-то тебе сказала, что люди стали стыдиться своих хороших поступков…
– Кроме тебя, пожалуй, никто не знает о моих маленьких слабостях, – попытался отшутиться Тарутин и деловито кивнул бармену.
– Посчитайте нам, Георгий.
Бармен в ужасе загнал куда-то под лоб черные бараньи глаза и зацокал языком.
– Как можно? Обижаете…
Тарутин достал десять рублей, положил на стол и поднялся. Янакопулос даже застонал от обиды. Смуглое лицо побурело. Он подхватил короткими пальцами деньги и стремительно пихнул их в нагрудный карман тарутинского пиджака.
– Ах-ах… Вы мои гости! Хо-хо… Как можно?! Что бы сказала моя мама Мария Янакопулос? Не будь я Георгий, ее сын, если вы уйдете отсюда не моими гостями… А-яй-яй!.. – Пуговица под черным бантом расстегнулась, и в прорехе засаленной рубашки виднелся полосатый морской тельник, натянутый на жирную грудь.
– Оставь, Андрей, – проговорила Вика. – Ты обидишь семейство Янакопулос.
– Обидит, обидит, – кивал бармен.
Перед тем как расстаться, Тарутин не выдержал томления усатого Георгия Янакопулоса.
– Скажите… у вас есть свой автомобиль?
– Автомобиль? Какой это автомобиль? Развалина. Почти моя ровесница. Старая «Волга».
– Плохо дело, – улыбнулся Тарутин. – От старых «Волг» запчасти все давно выбраны. Придется вам взять деньги за угощение.
