Текст книги "Антисемитизм. Концептуальная ненависть"

Автор книги: Илья Альтман

Соавторы: Марк Вейцман,Шимон Самуэльс
сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 32 страниц)

Обращение Президента России Д.А. Медведева к участникам вечера-реквиема, посвященного 70-летию «Хрустальной ночи» в г. Калининграде (16 ноября 2008 г.)

Уважаемые участники вечера-реквиема!

В годовщину так называемой «Хрустальной ночи» мы вновь обращаемся к урокам истории, из которых ясно видно, к каким катастрофическим последствиям привело попустительство шовинизму и ксенофобии, разобщенность мирового сообщества и национальный эгоизм. И спустя семь десятилетий продолжаем воспринимать трагедию еврейского народа и как глобальную катастрофу, и как горькое предостережение нынешним поколениям.

Мы обязаны не просто помнить о прошлом, но и четко осознавать, какие угрозы современному миру несут межнациональная рознь, расовая нетерпимость и пренебрежение к человеческому достоинству. И крах фашизма – самое грозное предупреждение всем, кто и в наши дни проповедует эти опасные идеи, пытается оправдать преступления нацистов и подвергает ревизии итоги Второй мировой войны. Это не только оскорбляет память павших, но и фактически открывает путь для возрождения человеконенавистнических теорий, порождает недоверие во взаимоотношениях между народами.

Сегодня, в Международный день толерантности, весь цивилизованный мир склоняет голову перед жертвами варварских акций нацистов, ставших трагическим прологом Холокоста. Уверен, что прогрессивные силы планеты будут и впредь делать все возможное, чтобы такое никогда не повторилось. И проведение вашего вечера-реквиема – еще один значимый вклад в достижение этой важнейшей задачи.

Посвящение

МИХАИЛ ГОРБАЧЕВ

ПАУЛИНКА ВИЗЕНТАЛЬ КРАЙСБЕРГ. Воспоминания дочери

Приветствую публикацию на русском языке книги в память мужественного человека, выдающегося борца против нацизма Симона Визенталя. Очень важно то, что вновь говорится о тяжком преступлении против человечности, каким был в XX веке Холокост.

Для нас, живущих сейчас, это не только память, но и предостережение.

Люди должны быть бдительны, понимая, что антисемитизм, уродливое явление, замешанное на ненависти к евреям, создает питательную почву для распространения зла и насилия в мире. В годы Перестройки в Советском Союзе мы многое делали для того, чтобы в отношениях между людьми разных национальностей исчезли подозрительность и искусственно подогреваемая вражда.

Пример Симона Визенталя поразителен: переживший ужасы гитлеровского лагеря смерти, он не ожесточился, но сохранил надежду и остался гуманистом. Он верил, что справедливость может побеждать в мире. Его деятельность вселяет эту веру в сердца людей, помогая им победить отчаяние и собственное бессилие. Я уверен, что книга, повященная Симону Визенталю, будет с благодарностью принята российскими читателями.

Я родилась в сентябре 1946 года в Биндермихле, лагере для перемещенных лиц, находившемся неподалеку от Линца-на-Дунае в Верхней Австрии, рядом с концлагерем Маутхаузен, из которого освободили моего отца. В 1947 году мы переехали в Линц, где мой отец с коллективом волонтеров основали центр по сбору документации.

Моя мать воспринимала внешний мир как враждебный и антисемитский; она прикрывала меня от этого мира тем, что, сколько могла, держала меня дома. Я не помню, чтобы мои родители хоть как-то общались с неевреями.

Когда я пошла в первый класс, то вдруг почувствовала себя незащищенной в среде, казавшейся чужеродной и опасной. Мать отвела меня записаться в одну из ближайших школ, и я по сей день помню сильное изумление директрисы, когда мать сказала ей, что мы еврейки. «Ушам своим не могу поверить, —сказала та, – мне казалось, что евреев в живых не осталось, что их всех поубивали».

Была ли она антисемиткой? Не знаю. Но знаю то, что ходить в школу было все равно, что проходить сквозь строй. Вскоре все уже знали, что я еврейка: звездочки Давида кто-то нацарапал на моей деревянной парте. Мне задавали жутковатые вопросы. (Есть ли У меня хвост?) Надо мной потешались, меня отделяли ото всех и, вследствие этого я чувствовала себя неловко и беспомощно.

Кем были те родители, насадившие семена антисемитизма в своих шестилетних отпрысках? Не знаю. Знаю только то, что мама моя велела мне держаться самой по себе, не отвечать на насмешки и после школы идти сразу домой. Мне разрешали играть с соседскими Детьми постольку, поскольку рядом была мама или наша домработница. Мне дозволяли приглашать к нам в квартиру приятелей, но нельзя было ходить в гости к ним.

Не прошло много времени до того, как я стала чужаком. Хотя я не могла своим умом понять, чем именно я отличаюсь от остальных, что составляло мою «непохожесть», я четко сознавала, что что-то во мне было жутковатое и нездоровое. Инстинктивно я чувствовала: что бы я ни предприняла, мне не удастся избавиться от своей чужеродности, а значит меня никогда не примут в компанию как свою.

Прошли годы, и я не раз столкнулась с предрассудками по поводу евреев: нечестные, рвущиеся к власти и всегда ищущие денежную выгоду. «Вы» говорилось как противопоставление «нам». Я поняла, что они не хотят сказать, что у меня лично имелись все эти отвратительные черты характера, а просто, что я принадлежу к этой гадкой группе людей.

Капля за каплей яда, и я чувствовала, как их ненависть проникает внутрь меня. Я стала задаваться вопросом: может быть, они в чем-то правы? Или эта агрессия совершенно необоснованна? Возможно, думала я, они и правы, возможно, что-то такое в евреях есть, что вызывает эту брезгливость.

Попытки угодить, подставить вторую щеку ничего не меняли. Напротив, они говорили: «Ну и трусиха же она! Даже сама за себя не может постоять». Когда я держалась сама по себе, они говорили: «Она возомнила, что лучше нас, как и все евреи».

Когда я доросла до подросткового возраста, я стала провоцировать окружающих меня детей и без промаха вызывала их неприкрытую агрессию: «Вы, евреи», говорили они, «вам здесь не место, езжайте в свою Палестину». В конце концов, я сдалась; это было сражение, которое мне нельзя было выиграть. Будучи не в состоянии защитить ни себя, ни евреев вообще, я желала, чтобы евреи стали невидимками; чтобы, если их замечают, то только в связи с самым достойным поведением: запахом чистоты, аккуратностью в одежде, речью без тени акцента. Прошли долгие годы, прежде чем мне удалось избавиться от антисемитских стереотипов, которые стали частью меня самой. Я начала понимать, что либо у неевреев есть проблема, которую они не в состоянии разрешить, либо им нравится жить со своим расизмом.

Мой отец сталкивался с антисемитизмом и противостоял ему ежедневно и в своей упрямой манере. Несмотря на то, что он был постоянной мишенью безжалостных нападок (письма, адресованные «еврейской свинье Визенталю, в Австрию», всегда вовремя доставлялись австрийской почтой; он выслушивал угрозы по телефону поздно вечером или в середине ночи; в 1982 году в дом, где жили родители, была брошена зажигательная бомба) – ничто не могло напугать его. Он все это воспринимал как стимул для продолжения своей работы и многократно повторял, что это только больше убеждало его в том, что нужно продолжать борьбу. Не знаю, как чувствовал себя мой отец в детстве и юности, будучи «второсортным гражданином», в Польше. Ему пришлось столкнуться с антисемитизмом во всех его обличиях и формах вплоть до ада лагерей смерти. Все это его не сломило; он не уступал, он не трусил и долго не думал перед тем как действовать, когда, по его мнению, это было необходимо, чтобы разоблачить антисемитизм. Хотя вокруг него было много предубеждений, он не делал обобщений, он не считал, что каждый нееврей – это потенциальный антисемит. Он не воспринимал любой неприятный отзыв как выражение антисемитизма.

Мой отец был убежден в том, что евреям не следует монополизировать статус гонимого меньшинства. Отстаивая беспрецедентность Холокоста, он смог заниматься расследованием преступления против людей других национальностей и выступать в их защиту. Он не выделял евреев, делая акцент на их исключительно тяжелом положении вследствие антисемитизма; он считал антисемитизм одной из многих форм расизма. Установив этот общий знаменатель, он призывал объединяться в союзы с другими гонимыми группами, чтобы сформировать крепкую базу для борьбы с расизмом во всех его обличьях, явных и не явных.

Памяти Симона Визенталя

ШИМОН ПЕРЕС. Памяти Симона Визенталя

Спустя несколько десятилетий после Холокоста Симон, образно говоря, отложил ручку и заявил: «Мой труд окончен». Тем не менее, шестьдесят лет после Холокоста целый спектр антисемитских взглядов вновь поднял свою голову, а Иран угрожает стереть Израиль с лица земли. Творится то, во что невозможно поверить. Симон Визенталь отдал свою жизнь тому, чтобы неутомимо выслеживать нацистских преступников и отдавать их в руки правосудия, стараясь положить начало процессу подлинного исцеления общества, которое позволит отправить мрачные дни нацистской эпохи на чердак истории, где их можно будет хранить, но никогда не забывать о них. Настойчиво, прилежно, медленно, но исключая сомнения, он собирал по лоскуткам сведения, которые могли помочь раскрыть места укрытия беглых нацистов и судить их за совершенные ими преступления против человечности. Более простая задача для других людей стала бы непосильно сложной, но не для Симона. «Я ищу правосудия, а не мщения», – сказал он. И он продолжал двигаться к своей цели бескомпромиссно и тогда, когда интерес международного сообщества к его работе угас. Он понял, что если за дело невинных мужчин, женщин и детей, которых истребили только за то, что они евреи, не бороться до последнего преступника, души их не будут знать покоя, и не будет знать покоя совесть любого нравственного человека на земном шаре. Отличительной чертой периода истории, предшествовавшего нацистской эпохе, было молчание. Смертоносный аппарат нацистов непреклонно двигался все дальше; его не остановили, пока это еще можно было сделать; последствием этого стали шесть миллионов убитых евреев. То, что сейчас мы стали свидетелями ситуации, которую можно назвать дежавю, ужасает. Хочется надеяться, что свободные страны мира на этот раз вовремя очнутся от сна и справедливость восторжествует, чтобы не пришлось еще одному Симону Визенталю браться за исправление страшного зла.

Я очень надеюсь, что Симон Визенталь в самом деле завершил свой труд и может покоиться в мире.

8 ноября 2006 г.

^

Посвящение

НИКОЛЯ САРКОЗИ

РАВВИН АВРААМ КУПЕР. Памяти Симона Визенталя – человека-совести Холокоста

Эти строки – не только дань почтения Симону Визенталю, но и свидетельство тесных уз между Министерством внутренних дел Франции и Центром Симона Визенталя.

Я глубоко тронут тем уважением к моей персоне, которое Вы выразили, я от всего сердца благодарю Вас и хочу пожелать Вам и этой книге, посвященной памяти Симона Визенталя, всяческих успехов.

Человек исключительный, посвятивший себя цели отдать в руки правосудия нацистских преступников, совершивших самые страшные преступления во всей человеческой истории, Симон Визенталь превратил свою жизнь в борьбу за торжество правды и справедливости. Его имя отзывается в нашей памяти, пробуждает нашу совесть и призывает новые поколения размышлять о преступлениях, совершенных против человечности, ради того, чтобы не допустить их повторения.

В какой бы должности мне не пришлось работать, хочу уверить вас в моем твердом намерении продолжать предпринятые мною действия по борьбе со всеми формами расизма и антисемитизма.

(Николя Саркози, недавно избранный Президентом Франции, был в 2003 году одновременно с Коитиро Мацуура награжден ежегодной Премией Центра Симона Визенталя на совместно организованной ЮНЕСКО и Центром Визенталя Международной конференции по борьбе с новой волной антисемитизма.)

^. L

В наше время невозможно в полной мере оценить заслугу Симона Визенталя перед еврейским народом и перед человечеством. Это так не только из-за его долголетия, благодаря которому к 96 годам он пережил большинство нацистских преступников, участвовавших в Холокосте, которых он, не останавливаясь ни перед чем, выслеживал. Дело в том, что в наше время, когда память о Холокосте является столь важной темой для гражданского общества, когда мы отмечаем дни памяти Холокоста, когда у нас есть музеи, фильмы и интернет-сайты, посвященные ему, чрезвычайно сложно представить себе то одиночество и оторванность от людской толпы, которые он переживал, избрав шестьдесят лет тому назад свой жизненный путь. Путь, на который он встал, выйдя из лагеря смерти Маутхаузен после его освобождения американцами, шатаясь от слабости, похожий на живой скелет. Но не ошибитесь: Визенталь был, в сущности, борцом-одиночкой в деле отстаивания справедливости от имени шести миллионов евреев, истребленных в ходе исполнения «окончательного решения». После нюрнбергских военных трибуналов одержавшие победу над фашизмом страны-союзники превратились в ожесточенных соперников в «холодной войне». Для граждан СССР, американцев и британцев досье бывших нацистов представляли интерес не как источники показаний о преступлениях против человечности, а как источники информации, полезной для достижения целей разведки, обороны и военной стратегии соответствующих стран.

Визенталю также пришлось столкнуться с горькой правдой о том, что многие послевоенные руководители из еврейской среды не представляли себе, что толку «ворошить» болезненные воспоминания и вступать без нужды в конфронтацию с политическими деятелями по поводу «прошлого». В 1950-60-х годах и вплоть до 70-х видные и влиятельные евреи увещевали Симона: «Оставь свои донкихотские поиски справедливости. Сейчас время простить и забыть!»

В качестве своей штаб-квартиры Визенталь выбрал Австрию. После недолгого периода работы в Линце он переехал в ничем непримечательный офис в Вене, находившийся в девяти километрах от здания, в котором раньше находилась штаб-квартира гестапо. Он стал для в большинстве своем апатичного обывателя, ярким, хоть и неприятным, напоминанием о призраках геноцида, с которыми никто не хотел иметь дела. Работа в Вене – это зацепки для определения местонахождения бывших нацистов, увеличивающееся количество угроз от нераскаявшихся нацистов и, некоторое время спустя, после ареста Адольфа Эйхманна, угрозы расправы над его близкими. Когда его жена, оказавшись под давлением угроз, умоляла Визенталя переехать в Израиль, он отослал туда их дочь, но не хотел, не мог прекратить работу Центра документации. Даже бомба, брошенная неонацистами и разорвавшая на части их квартиру, не смогла убедить Визенталя отказаться от своей миссии.

Что побуждало его к работе? Нет сомнения, что, как и многие другие бывшие узники нацистских концлагерей, он пытался найти смысл в невероятном факте, что именно он, а не его мать или восемьдесят восемь других родственников, остался в живых. Он попросту не мог убежать от прошлого. С самого начала его принцип преследования нацистских военных преступников исключал возможность какого-либо сотрудничества с бывшими партизанами, желавшими всадить убийцам в голову пулю справедливого возмездия. Визенталь видел свою миссию в том, чтобы применить те самые принципы права и законности, которые были попраны нацистами во время их блицкрига в Европе. Оказалось, что единственным проектом восстановления постройки, который этот архитектор осуществил, стал проект повторного построения фундамента правосудия и прав человека, того самого фундамента, который Гитлер и его приспешники пытались уничтожить. Фундамент этот ему пришлось восстанавливать кирпичик за кирпичиком, одним правовым действием за другим. Каждый арест и судебный процесс были не только символом для родственников жертв нацистского террора. Они были, пользуясь словами Визенталя, «прививкой от ксенофобии и предостережением для потенциальных массовых убийц будущего о том, что им придется отвечать за свои деяния». Поэтому Визенталь выслеживал нацистских преступников в связи не только с убийством евреев, но и цыган, и жертв других национальностей.

Медленно, но верно эта работа заставляла его соприкасаться с актуальными для того дня угрозами правам человека. Этим объясняется то, что он выступал с речами по целому ряду различных вопросов: от угрозы правам коренного населения американских континентов и вплоть до согласованных действий по спасению Андрея Сахарова во время его исторической конфронтации с Советской империей. В конце своей жизни Визенталь сказал мне, что для него является некоторым утешением тот факт, что он прожил достаточно долго, чтобы увидеть, как удается изредка расшевелить президентов и премьер-министров, побуждая их действовать, когда на горизонте маячат новые геноциды. Но, увы, от Руанды до Дарфура и событий в КНДР история человечества покрыта многими черными пятнами, поскольку мы пока не разделили понимание и видение Визенталя о том, что «это не должно повториться никогда больше». Визенталь также говорил, что его приводит в ужас, что он дожил до времени возрождения открытого агрессивного антисемитизма в Европе.

Непоколебимая решительность Визенталя в борьбе за торжество правосудия законными средствами, которую не могли погасить ни преступники, виновные в осуществлении геноцида, ни апатия правительственных чиновников, должна послужить источником вдохновения для всех тех, кто борется за соблюдение прав человека в коридорах власти и дипломатии.

Наследие Визенталя имеет огромный смысл в наши времена путаницы в вопросах нравственности. То, что, будучи жертвой и свидетелем наихудшего из преступлений за всю историю человечества, Визенталь предпочел Справедливость Отмщению, а также исповедовал жизнеутверждающие ценности, контрастирует с мировоззрением руководителей, которые придают нравственную легитимность людям, утверждающим или избирающим свойственную терроризму культуру превозношения смерти.

И наконец: как насчет его шести миллионов «избирателей»?

Визенталь как-то рассказал об одной субботней трапезе в конце 1940-х годов. Его друзья увещевали его начать жизнь заново и возобновить работу по профессии, проектировать здания. Вот что он ответил, глядя на мерцающее пламя субботних свечей: «Как и вы все я верю в грядущий мир, и я могу с уверенностью сказать, что в этой жизни вы – ювелир, врач, предприниматель – разбогатеете, а мне придется туго. Но когда мы умрем, нам придется пройти перед шестью миллионами погибших, и только я из всех вас смогу провозгласить: «Я всегда помнил о вас». В том грядущем мире из всех нас я буду самым богатым».

Мир праху твоему, Симон, и да благословит тебя Бог.

ХАННА ХЕЕР Поиск Симона

Как говорится в известной пословице, до тех пор, пока мы помним об умершем, человек продолжает жить среди нас. Симона Визенталя, названного на поминальной службе 27 сентября 2005 года в Нью-Йорке одним из самых выдающихся евреев XX столетия, без сомнения, будут помнить очень долго. Мне кажется, еще важнее, чтобы те из нас, кто лично знал его и разделял с ним страстное стремление к справедливости, продолжали честно свидетельствовать о деле всей его жизни и помогли развеять некоторые легенды, возникшие вокруг имени Симона.

Мы с моим мужем, Вернером Шмиделем, стали режиссерами и продюсерами полнометражного документального фильма о Симоне Визентале под названием «Искусство помнить», снятого в период с 1986 по 1995 год. В середине 1980-х у нас вызвало озабоченность возрождение антисемитских взглядов и лозунгов по обе стороны Атлантики. От нас потребовалось немало сил для того, чтобы убедить Симона Визенталя принять участие в создании нашего фильма, и еще больше времени и настойчивости для того, чтобы раздобыть финансирование. Когда же Симон осознал, насколько решительно мы были настроены на то, чтобы довести создание фильма до конца, он стал всем, чем мог, помогать нам.

Я помню, как мы сидим в скромном рабочем кабинете Симона на Зальцторгштрассе в центре Вены, как было при любом нашем посещении, в тех же самых покрытых темно-красным бархатом стульях, потрепанных гостями офиса за несколько десятилетий. Мы с Вернером подготовили простенький договор, в основе которого были более ранние обсуждения с Симоном Визенталем и подписанные всеми тремя наброски соглашения. Будучи режиссерами фильма, мы хотели, чтобы он согласился найти время на некоторое количество съемочных дней, чтобы мы смогли завершить съемки интервью с Симоном и снять часть его работы. Для официального протокола должна отметить, что у Визенталя не было функции редактора при создании фильма, и об этом он никогда не просил.

Как только мы с Вернером начали работу над созданием фильма, нам постоянно пришлось сталкиваться с назойливыми «историями», целью которых было исказить>,преуменьшить или оклеветать революционные достижения Симона Визенталя. Самой значительной темой, которая приходит на ум, была роль Симона Визенталя в определении местонахождения Адольфа Эйхмана, гестаповца, несшего большую часть вины за определение страшной участи евреев во время национал-социалистического режима. Короткая встреча, произошедшая на кинофестивале 1992 года в Иерусалиме, куда нас пригласили с нашим предыдущим фильмом «Недоверчивость» (The Other Eye), прекрасно подытоживает эту тему. Когда мы в разговоре упомянули фильм, над которым тогда работали, израильский куратор кинематографа резко вставил: «Эйхмана поймал не Визенталь, его поймали мы». Конец разговора. Вообще-то, Визенталь никогда не претендовал на то, что он «поймал» Эйхмана.

Я выросла в Вене, и мои родители глубоко верили в важность той работы, которой занимался Симон Визенталь. В 1960-е гг. мой отец, историк Фридрих Хеер, тесно сотрудничал с Симоном Визен-талем, пытаясь основать Институт исследования Холокоста и антисемитизма, а тогдашние власти Австрии не желали поддержать такого рода учреждение.

Хотя мы с Вернером оба доверяли тому, что рассказывал Симон Визенталь о событиях своего прошлого, мы все же считали, что фильм должен основываться на основательном изучении материалов. А потому всякий раз, когда наше внимание привлекало любое выражение недоверия в отношении любых поступков Визенталя, мы расширяли рамки нашей исследовательской работы с тем, чтобы проверить и перепроверить соответствующие факты.

Мы потратили много часов и дней, работая в Еврейском центре исторической документации в Вене и в офисе Центрального управления регионального департамента правосудия по расследованию нацистских преступлений{1} в Людвигсбурге в Германии, где взяли

[1] Zentralstelle der Landesjustizverwaltungen zur Aufklaerung von NS-Verbrechen.

интервью у нескольких прокуроров, в то время все еще активно исполняющих свои обязанности. По мере ознакомления с небольшими частями обширной переписки из архивов Симона Визенталя, нам пришлось вновь и вновь убеждаться в том, что чрезвычайно мало людей были привержены делу привлечения нацистских преступников к ответственности после окончания Второй мировой войны и совершению над ними правосудия. Похоже, что большинство и евреев и неевреев желали закрыть эту самую бесславную страницу истории, не извлекая из нее никаких уроков и не возлагая на себя вытекающей из нее ответственности. И будто было мало того, что безмолвное большинство не готово было и пальцем пошевелить ради борьбы за справедливость ни в плане денежных пожертвований, ни в плане конкретных действий, оно еще и часто обвиняло Симона Визенталя в том, что он «маловато добился», что он не выследил Мен-геле, не смог отправить за решетку того или иного преступника. Мы знакомили с фактами тех людей, которые упорно отказывались признать горькую правду о том, что Симон Визенталь по большей части работал в одиночестве, встречая сопротивление (в смысле термина Фрейда) на всех уровнях, и не только со стороны правительственных чиновников и разных организаций, но и большинства частных лиц, и их упорство вызывало у нас досаду и отнимало массу времени.

Возможно, стоит коснуться той роли, которую играли СМИ в создании публичного образа Симона Визенталя. В течение нескольких десятилетий во многих статьях и газетных заголовках, чтобы не сказать «в большинстве», Симона Визенталя изображали как «охотника на нацистов», что вызывает определенные ассоциации с главным героем фильма о Джеймсе Бонде. Именно этот вводящий в заблуждение образ культовой фигуры попкультуры помешал большинству людей осознать, что Симон был очень далек от него. Вымышленная легенда о Симоне как о всесильном «сыщике», возможно, послужила тому, что редакторы всевозможных СМИ смогли посвятить множество статей рассказам о его работе и тем самым сделали его модной знаменитостью. Вследствие этого те люди из разных уголков планеты, которые хотели засадить нацистских преступников за решетку, жаждали поговорить с Визенталем и Доверительно поведать ему о местонахождении подозреваемых ими людей.

Возможно, представление о Симоне Визентале как о еврейском Джеймсе Бонде даже помогло внушить страх нацистским преступникам с поддельными документами, которые не хотели, чтобы их позорное прошлое было раскрыто, дабы не оказаться на скамье подсудимых и, в последствии, в тюрьме. Таким образом, в ложном представлении о Симоне Визентале как о могущественном агенте спецслужб, который летал вокруг света, был некий позитивный смысл. Однако вышеупомянутый имидж супергероя помешал как серьезной оценке достижений Симона Визенталя, так и пониманию методов его работы. Симон Визенталь занимался постоянным, кропотливым, требующим внимания к деталям, поиском нацистских преступников, после чего он обращался в соответствующие судебные инстанции с требованием правосудия. Не менее важной была его неутомимая работа по выявлению жертв нацистского режима и убеждению их в том, что их долг – выступить в суде в качестве свидетелей.

Сегодня мы можем сказать, что Симон Визенталь был правозащитником «из народа», стратегом и детективом, который достигал цели за счет своих интеллектуальных и интуитивных способностей. Историк Рауль Хилберг в своем интервью для нашего документального фильма назвал Визенталя важным собирателем информации и архивистом. Кроме того, Симон Визенталь был активным правозащитником, защищая права различных групп, таких, как цыгане, коренные американцы и боснийцы.

Мы все, отдаем себе в этом отчет или нет, заключены в рамки определенных систем ценностей. При личном контакте с Симоном Визенталем, или при чтении отрывков из его обширной корреспонденции в архиве ощущаешь себя в присутствии очень осведомленного и внимательного мыслителя, хранителя обширных систем информации, чьи суждения и жизнь были продиктованы десятью заповедями в том виде, в котором их ежегодно зачитывают вслух из Торы соблюдающие традицию иудеи в праздник Шавуот. Однажды он сказал нам, что его бабушка была очень религиозной женщиной, и когда он был маленьким ребенком, она часто брала его с собой к «чудесному раввину» в Чортков в Галиции. Тогда я спросил его, считает ли он себя верующим иудеем, на что он ответил четко и определенно: «Да». Именно в этих этических и религиозных рамках Симон верил в личную ответственность, он презирал понятие «коллективной вины», его целью было оздоровление мира, на иврите «тиккум олям».

Возвращаясь к делу Эйхмана, Симон Визенталь писал в своих мемуарах, что он уже в 1954 г. – за шесть лет до того как Эйхман был арестован, – знал, что Эйхман живет в Аргентине под именем Клемент. Он проинформировал о местонахождении Эйхмана как Натана Гольдмана, который в то время был президентом Всемирного еврейского конгресса, так и израильского консула в Вене, но, казалось, никто не собирается предпринимать никаких конкретных действий в связи с этим. Когда мы с Вернером работали над нашим документальным фильмом, то обнаружили письмо Визенталя на четырех страницах, отправленное им во Всемирный еврейский конгресс вместе с ответом на него, и включили в наш фильм снимки обоих писем в качестве доказательства открытия Визенталя и его действий. Но даже после этого израильский журналист Том Сегев был потрясен, когда он, наконец, сам увидел эти письма в процессе изучения наследия Визенталя в его бывшем кабинете примерно двенадцатью годами позже, весной 2006 г. Вероятно, людям трудно представить, что человек может быть столь настойчив и предан своему делу. Не будь Симон Визенталь столь последователен в своем поиске Эйхмана, тот был бы официально «объявлен мертвым» за несколько лет до своего бегства в Аргентину. Жена Эйхмана, Вероника Либль, пыталась получить свидетельство о смерти мужа в австрийском суде в Бад Иши в 1947 г. Симону Визенталю удалось привлечь внимание к тому факту, что семья не может предоставить какое-либо доказательства смерти Эйхмана. Будь Адольф Эйхман объявлен мертвым, как ряд других высокопоставленных офицеров, никто не стал бы продолжать его поиски, и тот, возможно, счастливо жил бы после этого в Аргентине или где-либо еще.

Съемки нашего с Вернером фильма «Искусство помнить» велись в восьми странах. Путешествие в Украину, где Симон родился и прожил много лет до Второй Мировой войны, мы отложили на конец нашего съемочного периода. Мы предложили Визенталю присоединиться к нам, но, как мы и предполагали заранее, он отклонил наше приглашение. Он никогда не возвращался в места своей юности в Восточной Европе. После тщательных приготовлений к нашей поездке, теплым венским вечером мы с Вернером сели на поезд до Лемберга (австрийское название Львова). Дело было в июле 1994 г. Мы упаковали еду и воду в контейнер, как если бы собирались в продолжительную экспедицию. Для нас это была первая поездка в Украину, и мы были наслышаныо страшных историях о грабежах и разбойных нападениях, особенно в поездах и самолетах. Поезд мирно покачивался вверх и вниз по зеленым холмам Словакии; большие окна открывали мирные трогательные виды, на которых семьи в своих садиках жарили шашлык. Проведя в поезде ночь, около полудня мы прибыли во Львов. Наш переводчик и шофер ждали нас на станции. Целью нашего путешествия было увидеть и отснять места, где Симон Визенталь провел свои детство и юность, и, возможно, обнаружить одно или два здания, построенные Симоном Визенталем в его бытность молодым архитектором.

В первый же час нашего пребывания во Львове, по дороге в гостиницу, мы сразу заметили, поразительное сходство архитектуры старого Львова с архитектурой старой Вены. Но люди во Львове ходили по-другому – казалось, они движутся в ритме замедленной съемки, пристально глядя куда-то в пустоту. Наш переводчик объяснил нам, что большинство людей все еще пребывают в состоянии гипноза после долгих лет коммунизма и диктатуры.