Текст книги "Не та девушка (СИ)"

Автор книги: Илана Васина

сообщить о нарушении

Текущая страница: 19 (всего у книги 20 страниц)

Глава 59

Странное ощущение. Как будто прошлое заблудилось немного и наложилось на настоящее. Пространство то же, люди те же, но одновременно вроде уже и не те.

Всего несколько недель назад я, испуганная донельзя, ехала рядом с Хродгейром в Даэронис в поисках магического обучения. Теперь в той же близости от него возвращаюсь в поместье Фрёдов за мамой.

Страх за нее не развеялся ни капли, несмотря на посул Таурэтари, но со своими тревогами я почти свыклась и научилась задвигать их на самое донышко сознания. На поверхности сейчас плещутся совсем другие чувства.

Украдкой бросаю взгляд на Хродгейра. Дорога в этом месте широкая, поэтому полукровка едет справа, в паре шагов от меня. Любуюсь тем, как уверенно он держится в седле. Его кобыла, хоть и норовистая, диких кровей, хоть и всхрапывает порой и подозрительно на меня косится, будто ревнует, а все равно слушает своего наездника и малейшую команду исполняет беспрекословно. Чует его силу.

Во время нашей поездки все наше общение сводится к обсуждению примитивных, бытовых вопросов. Ни одна беседа еще не длилась дольше минуты. Да и беседами это сложно назвать… «Вот ручей – время наполнить фляги.» «А вот подходящее место для привала.»

И причина молчания на сей раз вовсе не в неудобстве – хоть и едем верхом, мы часто переходим на шаг, – а в присутствии чужих глаз и ушей.

Мне давно уже хочется остаться наедине с этим мужчиной, но судьба в лице новоявленного отца распорядилась иначе.

Всю дорогу за нашими спинами неизменно маячит семерка соглядатаев-стражников, и куда бы я не направилась, кажется, за мной непременно приглядывает чье-то зоркое эльфийское око.

– Хродгейр, – за спиной раздается ровный голос Маэглина, – совсем скоро стемнеет. Время устроить ночлег.

– Знаю. Пересечем ручей и через несколько минут доберемся до пещеры. Там хорошее место для остановки.

– Хорошее, если его не облюбовали разбойниками! – посмеивается эльф.

– В той пещере места хватит всем, – в тон ему отвечает полукровка. – А не захотят делиться, мы их живо научим щедрости!

Всего один ночлег да несколько часов пути – и мы подойдем к воротам замка. В замок я войду одна – эльфам без приглашения вход туда заказан, если, конечно, они не желают нарваться на громкий межрасовый скандал.

И хотя Таурэтари предсказала, что наши пути с отчимом не пересекутся, я до сих пор боюсь в это верить. Конечно, он вполне может быть в отъезде, но все же настраиваю себя на самый сложный расклад – нашу встречу.

У меня с собой письмо главы старейшин, в котором содержится приглашение на безвозмездное лечение сиры Альвиры. Помимо корректного, дипломатического послания, везу и неофициальное, устное сообщение, в котором придется напомнить, что здоровье моей матери непременно отразится на здоровье Гретты в самое ближайшее время.

Это блеф чистой воды. Никто бедной Гретте вреда не причинит. Мне бы главное до мамы добраться, дать противоядие и попытаться ее уговорить со мной уехать! В крайнем случае, придется воспользоваться магическим принуждением либо по отношению к отчиму, либо к маме.

– Вот здесь, – обернувшись, Хродгейр указывает эльфам на несколько огромных валунов, почти незаметных в пышно разросшемся кустарнике.

На первый взгляд, кроме ряда камней, ничего здесь нет и быть не может, но я уже привыкла, что полукровка способен замечать то, что обычному глазу не под силу.

– Значит, будем распрягать лошадей! – оживленно заключает Маэглин.

Наше временное, каменное убежище по большей части расположено под землей и имеет узкий проход, куда не влезет никто шире человека. Поэтому мужчины решают, что они попеременно будут дежурить снаружи, приглядывая за лошадьми.

Пока эльфы занимаются животными, Хродгейр разводит огонь в густом полумраке пещеры, а я бестолково кручусь рядом, постоянно на что-нибудь натыкаясь. Пытаюсь ему помогать, но, наверно, больше мешаю.

Он терпеливо сносит мою «помощь» – даже не предлагает ни разу отдохнуть в сторонке. Улыбается иногда на меня глядючи, но никаких насмешек при этом себе не позволяет, за что я ему очень благодарна.

Не проходит и получаса, как мы уже сидим около костра в огромной пещере, сразу ставшей уютной и обжитой при таком освещении.

Провизии у нас с собой полно, – спасибо щедрому отцу и директрисе Элуйдес! – поэтому вместо экзотической дичи, как в предыдущую поездку, у меня есть возможность отведать бесподобное вяленое мясо и пряные лепешки.

Начинать нашу трапезу без эльфов кажется неправильным. То и дело с нетерпением кошусь на узкое пятно гаснущего дневного света. Оттуда доносятся спокойный эльфийский говор и храп лошадей. Неужели так много времени требуется, чтобы животных распрячь, напоить, покормить и привязать?

В ожидании своих спутников рассматриваю яркие языки пламени, протянув озябшие пальцы к костру.

– Маэглин – не только мне друг, но и названный брат, – ни с того ни с его сообщает Хродгейр, накидывая мне на плечи теплый плащ и пристраиваясь совсем рядом, – как тебе Гретта.

Я понимающие киваю. Это объясняет, почему сюда никто не спешит. Эльфы специально медлят, давая нам долгожданную возможность побыть немного наедине. Вроде бы крошечное упущение в исполнении данного им приказа, но при этом ненавязчиво естественное и невероятно желанное.

Вопросительно заглядываю в лицо полукровки – оно так близко, что на коже отчётливо ощущаю горячее дыхание. Его ноздри широко раздуты, как и мои, наверно. Ведь я тоже жадно вдыхаю его запах – терпкий, немного горький и какой-то влекуще-родной.

Янтарь в глазах почти исчез – утонул в черных огромных зрачках. Тяжелая рука ложится мне на плечи, слегка притягивая к себе, вызывая внутри приятный трепет, а снаружи заставляя покрыться мурашками. Другой рукой полукровка убирает упавшие мне на лицо пряди волос, поясняя негромко:

– Чтоб не мешали.

Чему? Смутившись, перевожу взгляд на костер. Интересно, насколько близкие они друзья с Маэглином. Сколько еще времени тот готов увлеченно заниматься лошадьми?

– Устала?

Мотаю головой легонько и поглаживаю подушечками пальцев гладкий камень, покоящийся на моей груди.

– Нет. Директриса Элуйдес подарила мне напоследок амулет, снимающий усталость. Странная магия.

– Странная?

– Вернее, незнакомая. Она обещала, что я вообще не почувствую усталость во время поездки.

– И как, оно работает? – свободной рукой, которой только что он убирал мне волосы, Хродгейр проводит по камню, заодно обжигая кожу в зоне декольте легкими, невесомыми касаниями. От камня его пальцы рисуют дорожку немного в сторону – и обводят родимое пятнышко, раньше такое нелюбимое. Ласково, бережно и немного щекотно. Пожалуй, впервые я рада, что он у меня есть, этот опознавательный знак…

– Всегда мечтал до твоей бабочки дотронуться, – шепчет мужчина, и внезапно одной ладонью обхватив лицо, поворачивает и тянет к себе, – и по губам твоим жуть как изголодался!

Этих слов я ждала, будто дождя после долгой засухи!

Стоит его губам прикоснуться к моим, стоит мне расплавиться под их жарким напором, забыть обо всем на свете, раствориться в его движениях, как… до нас доносится неожиданное и очень громкое:

– Значит, вы нас ждали?

– Что? – мы с Хродгейром неохото распадаемся на части из общего целого и непонимающе разглядываем лицо Маэглина.

Вроде бы почти бесстрастное, но эти смешинки во взгляде просто убивают!

– Ну, вы без нас до сих пор не начали ужинать… Ждали нас, говорю. И правильно делали! В хорошей кампании ужинать веселей.

От возмущения готова лопнуть! Поворачиваюсь к Хродгейру, недоверчиво всматриваюсь в его смеющиеся глаза и уточняю чуть громче, чем следует:

– И вот этого эльфа ты считаешь своим другом?!

– Всему свое время, – шепчет он едва слышно, мигом посерьезнев. – Когда ты станешь моей, фэйри, мы с лихвой наверстаем упущенное!

"Когда", а не "если". Всего лишь маленький нюанс в короткой фразе, но такой многообещающе вкусный! Улыбнувшись своим мыслям, вынимаю из сумы мясо, завернутое в водонепроницаемую ткань… Пожалуй, самое время поесть!

Глава 60

– Папочка, я не понимаю, – голос Гретты задрожал. – Когда мы приехали к сиру Крёзу в прошлый раз, первый советник был мил и учтив! А сегодня принял нас холодно, будто мы жалкие оборвыши, напросившиеся на обед! Как такое возможно? Может, он узнал, что Ханна не собиралась замуж за полукровку и понял, что мы его обманули?

Мужчина окатил девушку холодным взглядом. Словно не любимая дочь перед ним сидела в расстроенных чувствах, а безмозглое, надоедливое создание. Стало еще обиднее, чем во время недавнего обеда.

Девушка решила, что отплатит ему тем же. Пусть на себе прочувствует, каково оно – вот так сидеть в тесном, замкнутом пространстве с родным человеком, который откровенно тебя игнорирует!

Гретта сжала тонкие губки, формой точь-в-точь в отца, и отвернулась к окошку. От давящей тишины стало невмоготу, а пейзаж за окном, однообразный и скучный, лишь усиливал мрачное состояние души. Чтобы отвлечься она начала про себя считать. Добралась кое-как до ста, и не выдержала. Опять уставилась на отца, такого безукоризненного в своей белоснежной рубашке, такого неприступного, и взмолилась:

– Папа, не молчи! Ты от меня вечно что-то скрываешь в последнее время! Так не честно! Что за тайны у двух близких людей! Несколько лет назад я лишилась мамы. А когда я, наконец, привязалась к сире Альвире, то она заболела, как будто злой рок какой-то! Потом я лишилась сестры, которая мне стала почти родной за последнее время… Прошу, не смотри на меня так сердито! Знаю, ты и раньше недолюбливал Ханну, а после побега ее просто возненавидел! Но я не могу ее ненавидеть вместе с тобой…

Врезавшись в равнодушное молчание, как в стенку с разбега, Гретта почувствовала, что рвется тонкая ниточка, соединявшая их с отцом, и так в последнее время подгнивавшая сразу в нескольких местах. В отчаянии она затараторила еще быстрее:

– Сегодня я лишилась жениха, который, как мне казалось, был у меня в кармане! А сейчас у меня такое чувство, что я вот-вот лишусь отца. Тогда я останусь совсем одна… Папочка, миленький, не молчи! Что произошло между тобой и сиром Крёзом? Почему он был так резок сегодня? Почему говорил, мол, тому, кто его подвел, больше нет доверия? Значит, ты его подвел?

Мужчина окинул дочь тяжелым взглядом и заговорил тем тоном, которым, бывало, отчитывал нерадивую служанку за плохо помытый пол:

– Даже если и подвел, то тебя это не касается. Думал, ты ему нравишься, и мои ошибки на его симпатию к тебе не повлияют. Но оказалось, повлияют. А раз так, выхода нет. Тебе придется уехать. Я уже написал в школу благородных девиц. Она находится на другом конце королевства – как раз то, что надо. Там тебя никто не найдет. Ты будешь в безопасности. И не спорь! – прикрикнул он на пораженную девушку, открывшую, было, рот. – Поедешь, как миленькая! Ты должна уехать из дома. Должна и точка!

– Папа, но я…

– Замолчи. Я не намерен тебя уговаривать. Не в том настроении. Еще одно слово – и сядешь под домашний арест ровно до отъезда в школу!

Гретта закусила губу, а вот когда из глаз покатились теплые капли, она даже не пыталась их сдерживать. Плакала, кулачком вытирая мокрое лицо и почти бесшумно всхлипывая, чтобы не раздражать лишний раз отца.

Пусть он увидит, как глубоко ее расстроил! Тогда он поймет, что перестарался с суровостью и раскается в своих словах! Он такой. Вспыльчивый, но отходчивый.

Однако за следующие пол часа сир Фрёд не сказал ни слова. Казалось, он даже думать о дочери забыл. У Гретты тем временем иссякли слезы.

Она сидела, пальчиком выводя узоры на шелковой, каретной обивке. Инстинкт подсказывал ей, что на этот раз строгого родителя переубедить не получится, плачь – не плачь. Неужели и правда придется уехать от единственной родной души?

Внезапно карета остановилась.

В наступившей тишине всхрапнули лошади. Беспокойно заржал жеребец.

Случись на дороге упавшее дерево или какая-нибудь поломка, кучер непременно спешился бы и первым делом бросился докладывать хозяину причину остановки. Слуги, сопровождавшие экипаж позади, тоже засуетились бы… А тут безмолвие. Непонятное и от того невыразимо гнетущее. Ужас какой-то. Катастрофа, а не поездка!

Девушка вопросительно взглянула на отца. Тот, нахмурившись, медленно вытаскивал меч из ножен, стараясь не лязгать металлом. Прислушался к чему-то, подумал немного и достал еще боевой кинжал из сапога.

Девушка сжалась в комок от дурного предчувствия. Свой дражайший кинжал отец доставал только по делу. Либо для тренировки с сиром Андриани, либо…

Снаружи раздалось покашливание, и низкий, хриплый голос произнес:

– Господа, ваши слуги живы, но обезврежены. Как я понял, вам требуется персональное приглашение, чтобы вы, наконец, вышли. Что же. Выходите!

– Оставь нас в покое, негодяй, – рявкнул внезапно отец в сторону голоса. – Убирайся отсюда, поджав свой обрубленный хвост, пока не напоролся на мой меч!

Гретта удивленно взирала на отца. Его лицо исказилось от гнева, а глаза горели каким-то злым, упрямым огнем. Похоже, он намеренно лез на рожон, словно решил сорвать на подвернувшихся бандитах свое накопленное за долгое время раздражение.

– Па-ап, – тоненько пискнула девушка, накрывая своей ладошкой дрожащую от напряжения отцовскую кисть. – Давай не надо?

Сир Фрёд пристально смотрел на дочь, и его взгляд напугал её своим непонятным выражением. То ли досада, то ли ужас, то ли гнев. Наверно, он сейчас мечтал, чтобы девушки здесь не было. Но она здесь. Обуза и драгоценный груз – все сразу. И это необходимо учитывать, вести себя осторожнее. Предусмотрительнее.

Наконец, спустя вечность он громко выдохнул, убрал оба оружия в исходные позиции, и открыл дверцу кареты.

В тот же миг образовавшийся проем заполнил крупный мужчина, непринужденно играющий тесаком. В который раз за день Гретте показалось, что ей снится кошмар. Сердце забилось вскачь и дышать сразу стало нечем, будто весь воздух в карете исчез.

Багровые шрамы на все лицо, черная повязка на глазу, эти рыжие, взлохмаченные волосы… Бесы, это же Эйрик! Тот самый, что ночами ей снился, и наяву постоянно мерещился.

Вот, домерещился до реальности!

В единственном глазу мужчины мелькнуло узнавание и он вонзил в Гретту нехороший взгляд. Из перекошенного рта вырвалось:

– Ты! Ты та девчонка из кабака!

– Выбирай выражения! – возмутился сир Фрёд с потемневшим от ярости лицом. – Ты разговариваешь с моей дочерью, знатной сирой благородных кровей и достойного воспитания. Не смей…

– Молчать! – гаркнул в его сторону Эйрик так свирепо, что сир Фрёд опешил и… замолчал.

Разбойник снова повернулся к Гретте и смерил сердитым взглядом, от которого ее затошнило. Зарычал хрипло, гортанно, как зверь:

– Я тебя искал, дорогуша! Ты даже не представляешь, как долго и тщательно я тебя искал! Какова… Сначала завела меня своими прелестями – аж штаны чуть не лопнули! А потом вместо развлекухи долбанула по башке до отключки. Ты заплатишь, милочка. Тебя мне сама судьба послала в руки! Выкатывайся наружу. Ты едешь со мной.

Гретта в ужасе переводила взгляд с этого животного в человеческом обличье на отца. Что ей теперь делать?! Так глупо попасться в лапы бандита, о котором она так же глупо грезила днями и ночами! Идиотка! Где была ее голова?! Почему она в тот вечер не послушалась Ханну?!

– Отстань от моей дочери, жалкий ты пьяница! – зашипел Фрёд. – Ты обознался. Не путай мою благородную дочь со своими кабацкими шлюхами! Забирай, что ты там хотел, драгоценности, кошельки, и убирайся!

– Хоть у меня и один глаз, но видит он преотлично, – резко парировал мужчина. – И башка варит выше всяких похвал, и на память не жалуюсь. Так что, почтенный сир, вынужден тебя огорчить. Твоя благородная дочь по ночам шляется с подружками по кабакам в поисках развлечений, кои я ей теперь железно гарантирую!

– Гретта, скажи ему… – начал, было, Фрёд, но, прежде, чем он завершил начатую фразу, у разбойника закончилось терпение.

Он, верно, желая ускорить события, крепко вцепился в запястье потенциальной пленницы и рванул на себя. Девушка закричала, – от парализующего ужаса вышло негромко, – и, неловко, наотмашь заехала кулачком по щетинистому подбородку.

Дальнейшее размазалось в голове Гретты в сплошную кашу.

Отец, кажется, метнулся к нападавшему с кинжалом и даже вроде бы в него попал, раз тот грязно, громко выругался. Однако в следующую секунду огромный тесак рассек пространство кареты. Чья-то теплая кровь обожгла ей руку.

Гретта успела понадеяться, что эти густые брызги – кровь бандита. Но тот по-прежнему с силой тащил ее наружу, как будто мощи у него хоть отбавляй, а отца больше не было слышно… Только чей-то хрип за спиной и какое-то страшное бульканье.

Прежде, чем Гретту, извивающуюся, орущую, вытащили наружу, ее взгляд выцепил в карете окровавленную рубашку отца и голубые глаза, равнодушно смотревшие сквозь нее…

Перед глазами все поехало, крутанулось, и она мигом провалилась в пустоту.

Глава 61

Уже у ворот кажется, что многое здесь поменялось. На металлических загогулинах, на вид обмельчавших, замечаю первую ржавчину. Открываясь, ворота жалобно скрипят.

Ранее поражавший воображение сад, испещренный затейливо подстриженными кустами, сейчас слегка запущен. Даже цветы на некогда ухоженных клумбах подвяли, уныло склонив головки.

Интересно, занимался ли Фрёд делами поместья с тех пор, как передал бразды правления Гьёрну? Если нет, это многое объясняет. Гьёрна, наверняка, отстранили, а замок без управляющего – что тело без головы. Сразу начинается процесс гниения.

Голос у поместья тоже теперь другой. Кроме собственных тихих шагов да редкого пения птиц, ничего не слышно, хотя в это время суток жизнь в замке бурлила громче всего.

Впрочем, тишина – это, скорее, хороший знак, чем плохой. Тешу себя надеждой, что слуги устроили себе выходной в отсутствие отчима. Такое уже бывало. Может, и правда мы с этим монстром не пересечемся?

Приближаясь к строению, рассматриваю темные окна. Особенно пристально вглядываюсь в мамину спальню. Хочется увидеть ее за стеклом, но мои чаяния не оправдываться. Жаль.

Недолго мешкаю на развилке дороги. Надо бы сначала к Ингвер, наверно… У нас ведь с ней ритуал. Прежде, чем встречаться с домочадцами после поездки, всегда захожу к троллихе на кухню, чтобы разведать обстановку и немного прийти в себя за чашкой чая. Нарушать заведенный порядок кажется неправильным даже сейчас, как если бы я отказалась от счастливого талисмана.

Обогнув флигеля, достигаю кухонной двери, так никого и не встретив. На кухне тоже безлюдно, будто замок сегодня вымер.

Эта неестественная пустота начинает не на шутку нервировать. А вдруг и правда умер кто-то? Вдруг сейчас около склепа проводят церемонию прощания? Вдруг… нет, мама не могла умереть! Я бы такое почувствовала.

Теперь мне ничего другого не остается, кроме как направиться прямиком в ее спальню. Еще раз нащупав в кармане конверт с противоядием, – тут он, никуда не делся! – бегом поднимаюсь по черной лестнице на второй этаж.

Вот и знакомая дверь… Тяжелая. Стальная. Эту дверь отчим велел отлить после того, как Хродгейр выбил прежнюю, дубовую.

Прижимаюсь ухом к холодному металлу – пытаюсь уловить, что происходит по другую сторону. Услышать ничего не удается, но это уже неважно.

Стучу несколько раз. Удары громкие и сильные настолько, что сразу начинает ныть кисть. Не услышав ответа, захожу в спальню и на пороге замираю. Пытаюсь переварить увиденное.

Кровать пуста. А у комнаты вид такой, словно здесь пронесся смерч, вытянул из шкафа все мамины вещи, разметал их по полу, кровати, подоконнику неровными слоями и кучами… Что здесь случилось? И куда делась мама?

Поднимаю с пола тонкую, шелковую сорочку. Вчитываюсь в ее энергетику, мягкую, тонкую, гибкую, но, на удивление, сильную. Пытаюсь нащупать сходные отпечатки ее хозяйки в пространстве. Уловив едва осязаемые мамины передвижения, иду по следу. Чувствую, что вот-вот опоздаю куда-то, – перехожу на бег.

К несчастью, увлекшись поисками и запыхавшись от непривычной спешки, слегка теряю связь с реальностью.

На секунду цепенею, когда из-за продолговатого здания конюшни прямо на меня вылетает карета, запряженная парой гнедых лошадей.

Кучер что-то орет то ли лошадям, то ли мне, и в последний момент я успеваю отпрыгнуть в сторону. С изумлением замечаю мелькнувшее в окошке мамино лицо.

– Мама! – кричу растерянно.

Слишком тихо кричу, но ей хватает, чтобы меня услышать… или увидеть.

Карета замедляется, уже на ходу отворяется дверца. Мама, в лавандовом платье, таком просторном, словно с чужого плеча, бледная до ужаса, выскакивает наружу и бросается ко мне. Успевает сделать пару шагов прежде, чем ноги ее подкашиваются, и она оседает наземь вместе с дорожной пылью.

Следом из кареты вываливается Ингвер, причитая:

– Ох, госпожа! Ну куда же ты… Еле ходишь, а бежать… Меня-то не послушалась! – и мазнув по мне мимолетным, недовольным взглядом, ворчит, – Ну наконец-то! Появилась, пропащая душа. Эти человеческие дочки вечно сбегают куда-то в самый важный момент… Я просто за тебя переживала! – осекается она под строгим взглядом своей госпожи.

Мама поднимается как раз к моменту, когда я подбегаю, чтобы ее крепко обнять. Крошечное исхудавшее тело можно теперь обхватить одной рукой. Сил в ней не больше, чем в новорожденном котенке. Но в глазах, огромных, на пол лица, видна непреклонная решимость.

– Слава Великому, ты здесь! Скорее! Залезай в карету! Нам надо срочно уехать! Мой муж… Он… Долго рассказывать, но нам надо немедленно бежать! Ну же, давай! Не спи, малышка, не спи!

Она подгоняет меня, хотя сама еле передвигает ногами. Одной рукой опирается на троллиху, как на костыль. Подхватываю ее под свободный локоть и мы практически заносим маму внутрь экипажа.

Как-то все не по плану… Я надеялась маму похитить отсюда, но на деле это она меня куда-то увозит. У нас с Хродгейром заранее оговорено место встречи. Успею ли ей объяснить, согласовать маршрут?

– Где сир Фрёд? – спрашиваю в полной растерянности.

– Потом расскажу. Он вот-вот вернется, поспешим!

– А где все слуги?

– На казни Гьёрна в деревне.

Мы устраиваемся рядышком, на одной скамье. Ее близость, жажда жизни кажутся чудом. Мне не терпится закидать ее вопросами, но собеседница из мамы сейчас неважная. Карие глаза беспокойно мечутся, пальцы судорожно сжимают мои, дыхание сбилось – она сейчас сплошной обнаженный нерв.

Мы успеваем проехать всего сотню-другую метров, как вдруг начинаем тормозить и… останавливаемся. Выглянув наружу, замечаю другую карету, перекрывшую нам проход.

Дорога тут одна. Раньше она была шире, но постепенно кусты разрослись, воруя дорожное пространство, а отчим, видно, не считал нужным требовать от садовника их постричь. Теперь здесь помещается ровно одна карета…

Мы могли бы вскачь отсюда понестись, спасаясь бегством! Лошади у нас отдохнувшие, в отличие от новоприбывших. Только как нам теперь разъехаться?

Никак.

Придется разворачивать один из экипажей вручную. Это долгий и нудный процесс.

То, что мы попались, понимаю не я одна.

– Поздно, – мама вся сжимается, вцепившись мне в пальцы. – Я постараюсь… Может, получится с ним договориться.

Из кареты, загородившей выезд, выпрыгивают трое мужчин, с козлов соскакивает кучер. Слуги бросаются к нам, что-то выкрикивая вразнобой. Сквозь призму страха в их голосах мне чудится требование вернуться в замок. Однако скоро с большим трудом различаю:

– …убили!

– …разбойники!

– …без сознания!

Мама открывает дверцу кареты и строго обращается к кучеру:

– Фолквер! Отвечай один, четко и по существу. Где сир Фрёд?

– В карете, – отвечает тот, тяжело дыша и одной рукой сминая в руках шапку, а другой махнув в сторону второго экипажа. – Туточки он.

– Он желает мне что-то передать перед тем, как я уеду?

– Нет… То есть я не знаю… Вряд ли он что-то желает… – бормочет мужчина, наливаясь краской и рукавом вытирая пот со лба. Поймав на себе недоумевающий мамин взгляд, мужчина сокрушенно выдыхает, – Он мертв, госпожа. Уже два часа как.

– А Гретта? – ахает мама. – Она же отправилась с ним!

– Она-то жива, жива. Но… Ее хотели похитить. Да только юная госпожа грохнулась в обморок, когда увидела смерть батюшки. Вот убивец взял да передумал. Вроде как пожалел сиротку… Ни одного украшения с нее не снял. Уложил аккуратно в карету и велел послание барышне передать, когда та очухается.

– Какое послание? – рассеянно спрашивает мама, напряженно размышляя о чем-то своем.

– Не изволь серчать, госпожа Альвира. Мне было велено передать послание лично юной госпоже. Коли не исполню все в точности, меня сир разбойник обещал найти и собственноручно отсечь башку тесаком. А мне моя башка пока нужна. Так что не изволь серчать…