Текст книги "Все пути мира (СИ)"

Автор книги: Икан Гультрэ

сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 19 страниц)

Как бы то ни было, три дня спустя Тин и Дин поднялись по сходням на борт 'Пышной красавицы' и заняли заказанную двухместную каюту. Трое суток – если погода поспособствует – плавания отделяло их от совершенно другого мира, странной Фирны, где ни один маг не мог считаться хозяином ни своего дара, ни даже своей жизни. Тин тревожился – то ли от дурных предчувствий, то ли просто от страха перед чуждым и непонятным. Он и сам не знал. К счастью, он отправлялся в этот путь не в одиночестве и уже теперь, загодя, вручил Дину футляр:

– Если со мной что-то случится, отправь сообщение… моим родственникам. Достаточно просто вложить записку и сдвинуть рычажок – и письмо уйдет к адресату.

Дин ответил долгим внимательным взглядом, а потом молча кивнул.

Глава 2. По морю

Дин

Путешествие по воде оказалось на диво скучным занятием. Тин в собеседники абсолютно не годился: он, как выяснилось, был подвержен морской болезни в легкой форме и предпочитал коротать не самые приятные часы своей жизни в щадящем режиме – то есть, попросту говоря, спал почти целыми днями.

В первый день Дин облазила весь корабль – по крайней мере, те места, куда допускались пассажиры. На второй решила наслаждаться покоем и теплой погодой, уселась на палубе в стороне от суеты и подставила лицо солнцу. Даже сама не заметила, как начала блаженно улыбаться – и солнышку, и робким мечтам, пока еще не принявшим конкретной формы. На самом деле Дин просто опасалась формулировать их конкретнее, потому что, они, во-первых, противоречили друг дружке, а во-вторых, при любом раскладе заставляли поступиться либо гордостью, либо совестью. Ну как, скажите, признаться самой себе, что ты выбираешь между красавцем-мужем, который тебя жестоко оскорбил, но почему-то оставил такой крючок в сердце, что впору развернуться и бежать обратно в нелепой надежде, что примут с распростертыми объятиями… и надежным другом, который мало того, что не знает, что имеет дело с девушкой, да еще и думает о другой! Поэтому Дин мечтала… абстрактно. Просто о том, что когда-нибудь – желательно, скоро – все будет хорошо, она найдет свое счастье. И стоит, наверно, вспомнить, что еще совсем недавно счастьем в ее представлении была отнюдь не семейная жизнь, а свобода.

От размышлений ее отвлек возглас:

– Хей! – и осторожное похлопывание по плечу.

Дин обернулась, удивленно хлопая глазами – рядом стоял мальчишка-юнга, сиял щербатой улыбкой и протягивал ей лист бумаги.

– Это что? – выразила она свое недоумение.

– Это… там, – пацан глянул, через плечо, показывая где это – там.

Там, сладко улыбаясь, прохаживался с иголочки одетый господин, на которого Дин уже несколько раз натыкалась в своих странствованиях по кораблю. Обычно его сопровождали два дюжих охранника, но сейчас они держались в стороне.

– И что? – спросила Дин.

– Ну – вот. Передал, – блеснул красноречием юнга.

Дин не без сомнений приняла листок и развернула. Красивым почерком с кокетливыми завитушками там было написано: 'Крайне заинтересован в вашем обществе. Надеюсь на совместный отдых в моей каюте нынче вечером'.

Дин фыркнула, смутно догадываясь, что могло означать такое приглашение, и заявила:

– Скажи ему, что я не нуждаюсь ни в чьем обществе.

– Чо? – парнишка открыл рот, и Дин сообразила, что так просто не получится. Вот отвечать лично господину со столь странными наклонностями она желанием не горела.

– Принеси мне чем писать. И я отвечу.

– А? Ага! – юнга радостно кивнул головой и метнулся к тому самому типу, от которого получил записку.

Тот расцвел улыбкой и выдал мальчику тонкий узорчатый карандашик. Дин мысленно охнула, сообразив, что подала извращенцу надежду на свидание, но что делать в такой ситуации, не представляла, а потому на обратной стороне записки начертала: 'Я путешествую не в одиночестве и ни в чьем обществе не нуждаюсь. Пожалуйста, больше не обращайтесь ко мне с подобными просьбами'. Всучив мальчишке листок вместе с карандашом, Дин поспешила покинуть палубу, потому что совсем не хотела видеть реакцию этого типа на отрицательный ответ.

В каюте ее встретил сонный встрепанный Тин, как раз раскладывавший на столе дневную трапезу.

– Ты как?

– Да так, – неопределенно ответила Дин.

– Что-то случилось? – встревожился Тин.

Все-таки он знал ее уже достаточно хорошо, чтобы почувствовать, что не все в порядке.

– Ну-у… – Дин смутилась. – Тут дядька один… важный такой, с телохранителями разгуливает. Передал мне записку через юнгу. Решил что я откликнусь на его предложение.

– Какое предложение? – не понял Тин.

– Эм-м-м… Он надеялся, что я скрашу его одиночество.

– Что-о?! – старший друг подскочил на койке, роняя одеяло.

Дин хихикнула:

– Успокойся, Тин! Он получил свой отказ и вряд ли станет настаивать.

– Если все-таки станет, скажи мне. И вообще, будь поосторожнее. Тот тип, судя по всему, из высокопоставленных каниррских чиновников. Они обычно ведут себя так, словно весь мир принадлежит только им… Может, вообще никуда ходить не будешь? Плыть-то всего полтора дня осталось.

– Полтора дня в каюте? – ужаснулась Дин. – Да я с ума сойду!

– Ну я же не схожу, – буркнул парень.

– Так ты спишь.

– Ну и ты спи тоже. Кто тебе мешает?

– А я не могу так. Только ночью.

Наверно, стоило бы прислушаться к голосу заботливого друга. Собственно, поначалу Дин так и собиралась поступить, рисковать понапрасну вовсе не входило в ее планы, да и корабль она изучила уже вдоль и поперек, а потому делать на палубе ей было совершенно нечего. Впрочем, как и в каюте.

Тин пообедал и снова бессовестно задрых, книг они с собой в дорогу не взяли. Да и странно было бы, взбреди им в голову отяготить свою поклажу лишним грузом, в котором не было никакой необходимости. Ну разве что в качестве лекарства от скуки. В конце концов, никто из них предположить не мог, что скука может стать таким уж мучительным недугом. Однако Дин страдала.

От безделья она перебрала всю поклажу, переложила аккуратнее одежду, раскрыла по очереди мешочки с травами для весенней чаши, все перенюхала, завязала снова… потом съела кусок колбасы, оставшийся от обеда… легла на койку, попытавшись снова настроиться на солнечные мечты… Ничего не вышло!

Словом, Дин отчаянно скучала.

Не прошло и часа, как она начала себя уговаривать, что ничего страшного на корабле, полном народа, с ней случиться не может. Ну пристанет к ней снова этот дядька, так она его отошьет опять… Ну не станет же он силком тащить ее к себе!

Как оказалось, станет. То есть не сам конечно, а два дюжих телохранителя, которые подстерегли Дин у самого выхода из каюты, ловко закрыли мощными ручищами рот, и скрутили так, что не было никакой возможности пошевелиться, не говоря уж об активном сопротивлении. А уж после того как дверь в чужую каюту была открыта ее головой, Дин и вовсе потеряла ориентацию.

Очухалась, когда почувствовала, что по ее телу шарят чужие наглые лапы, дернулась в панике – и обнаружила, что руки связаны за спиной. И рот заклеен чем-то.

Но сдаваться так запросто она была не намерена. Самая мысль, что кто-то может вот так запросто присвоить себе ее тело и делать с ним, что заблагорассудится, приводила в ярость. Именно в эти страшные минуты ее посетила странная, неуместная мысль, что к единственный, кому она способна довериться и дать такую власть, это младший тон Аирос. Обидчик… который прикасался к ней так, словно она единственной женщиной в мире.

Ярость придала ей сил. Дин дернулась снова – на этот раз всем телом, вырвалась из липких чужих объятий и, согнув ноги в коленях, выпрямила их стремительным движением. Угодила, кажется, в живот насильнику – тот, охнув, согнулся, и Дин воспользовалась мгновением свободы, чтобы попробовать отодвинуться от извращенца.

Увы, этого мгновения оказалось недостаточно. Мужчина выпрямился с искаженным от гнева и боли лицом, прошипел:

– Ах ты, щенок! – и, ухватив Дин за волосы всей пятерней, оттянул голову, а потом с силой опустил ее на угол койки.

Сквозь вспышку боли и ускользающее сознание Дин услышала шум и треск и успела еще, прежде чем отключиться окончательно, подумать, что это были правильные звуки – именно те, которые она жаждала услышать.

Тин

Тин проснулся как от толчка и тут же вскочил на ноги, еще не соображая, куда и зачем он должен бежать, но что должен – не сомневался. Остановил усилием воли еще не начавшийся бег, прислушался к своим ощущениям, и тот новый орган, который завелся у него внутри с недавних пор, отчетливо сообщил: беда. С кем – можно было не уточнять, и так понятно – Дина в каюте нет.

Сунул ноги в сапоги – и выскочил за дверь. В коридоре помедлил мгновение, пытаясь сориентироваться. Можно было поймать юнгу, о котором говорил Дин, и выспросить про того извращенца, где его искать, но Тин был уверен, что обойдется и без подсказок: натянутая до боли нить влекла его туда, где друг нуждался в его помощи.

Два поворота, лестница на один уровень выше, еще поворот – и тут-то точно невозможно было ошибиться, увидев дверь, которую стерегли двое могучих охранников. На его появление эти двое практически не отреагировали – только лениво подняли взгляды и тут же снова потеряли интерес. Но в том, что в каюту чиновника-мерзавца они его просто так не пропустят, можно было и не сомневаться.

И надо было срочно принимать какое-то решение. Увы, 'честная' драка здесь была невозможна – в тесном коридоре охранники просто задавят его массой. И весы после короткого раздумья склонились в сторону магии. Имелись у воздушников свои приемы, которые позволяли выключить противника тихо и без сопутствующих разрушений, которые так часто возникали при использовании огня или воды.

Вот и сейчас двое даже повернуться не успели – просто повалились друг на друга. Тин подскочил к своим жертвам, нащупал и нажал пару точек на их телах – на всякий случай, чтобы не пришли в себя раньше времени. Этот прием к магии отношения не имел, ему Тин научился у своего мастера боевых искусств еще до поступления в академию.

Затем Тин, поднатужившись, отодвинул туши охранников и ударил плечом в дверь. Места для разбега не было, однако и дверь не выглядела слишком крепкой, но если бы Тин не нервничал о том, что происходит внутри, он бы не смог преодолеть это препятствие так быстро.

От зрелища, которое открылось его взору в каюте, в глазах потемнело. Тин уже не задумывался, стоит ли применять магию – просто ударил без затей воздушным кулаком, отчего голова каниррца дернулась на тонкой шее и тут же обвисла.

Ногой отпихнув обмякшего извращенца, Тин поднял на руки бессознательного друга и вынес его из каюты. Он уже понимал, что ничего непоправимого не случилось и мальчишка отделается несколькими днями головной боли, но все равно переживал, что не уследил, и боль эту ощущал почти как свою, будто это именно его, а не Дина, какой-то мерзавец бил головой об кровать.

Ногой захлопнув за собой дверь в собственную каюту, Тин опустился со своей ношей на койку и аккуратно провел рукой над щекой друга, пытаясь понять, насколько серьезно повреждение. Разбитая скула, на глазах наливающаяся краснотой, выглядела ужасно, но кость проломлена не была – это Тин еще мог определить. Как любого стихийника – а следовательно, потенциального боевого мага – его обучали, как оценить серьезность ранения. Но лечить он, конечно, не умел, только самую малость облегчить боль. Да и с этим куда лучше справлялись мази и зелья, которыми Тин догадался запастись в аптеке при академии – стоило там все слегка дороже, чем в городе, зато и в качестве можно было не сомневаться.

Осторожно переложив бесценную ношу с колен на койку, Тин порылся в дорожном мешке и извлек оттуда свой лекарский набор. Мазь он наносил, едва касаясь больного места пальцами. И именно в этот момент пострадавший открыл глаза, в первое мгновение взгляд их был мутным, а потом сознание вернулось к Дину окончательно.

– Тин, – шевельнул мальчишка губами, – прости меня. Надо было мне тебя послушаться.

– Да я сам виноват, – буркнул старший, – не смог тебя убедить.

– Не, – вздохнул младший, – я все-таки не маленький ребенок. Стоило проявить благоразумие. А тут… я только вышел – и эти двое меня скрутили.

Диалог их прервал настойчивый стук в дверь. Вероятно, погром уже обнаружили – а может, кто-то видел, что происходило – и теперь капитан пришел к нему разбираться сам или послал кого-то. Тин вздохнул:

– Полежи здесь немного один, ладно? Мне надо поговорить с капитаном. Дверь я закрою магией, так что к тебе никто не войдет.

– Хорошо, – прошептал Дин, – ты только возвращайся, пожалуйста.

– Даже и не думай, все будет в порядке.

За дверью действительно обнаружился сам капитан. Ну еще бы, покушение на высокопоставленного чиновника – событие не рядовое. Аккуратно закрыв за собой дверь и демонстративно проделав магические манипуляции, препятствующие чужаку проникнуть в каюту, Тин глянул на капитана:

– Слушаю вас.

– Ко мне поступило сообщение, что вы совершили магическое нападение на чиновника высшего круга Вейра Анита и его охрану. Есть свидетели. Поскольку я представляю на судне государственную власть, то я уполномочен арестовать вас, дабы потом передать в руки каниррского королевского суда.

– Ничего подобного, – ухмыльнулся Тин, – арестовать вам придется не меня. Пойдемте-ка побеседуем там, где нас никто не сможет подслушать.

– В мою каюту, – отозвался капитан, смерив непонятного пассажира полным подозрений взглядом.

В том, что капитана удастся переубедить, Тин не сомневался – имелся у него аргумент, с которым не поспоришь. Самое смешное, что он мог прибегнуть к нему и прежде, когда ему надо было подтвердить свою личность в Стекароне, но – не вспомнил. Сам удивлялся. Потому что перстень старшего наследника в тот момент, когда Лесной наслал на Тина свои чары, стал не просто невидимым – а именно невспоминаемым. Парень просто умудрился забыть о его существовании. Вспомнил случайно, незадолго до отъезда из Стекарона, и выяснил опытным путем, что при необходимости перстень можно сделать видимым. Даже немного потренировался, зная, что скоро в дорогу и случиться может всякое. Вот оно и случилось.

И теперь, сев за стол напротив капитана в его каюте, Тин просто выложил на стол правую руку с проявившимся уже перстнем. Капитан, разумеется, не мог упустить из вида столь явного сигнала.

– Советник? – хрипло спросил он.

– Наследник, – уточнил Тин.

Однако капитан был не из трусливых:

– И вы полагаете, ваш статус дает вам право нападать на других пассажиров?

– Нет, – жестко возразил Тин, – я полагаю, что мое право – не как наследника, а как человека – бить мерзавцев, похищающих маленьких мальчиков и пытающихся над ними надругаться. Мое право – отнимать у них жертвы.

– Это правда?

– Можете не сомневаться. Сегодня я отнял у этого извращенца своего младшего спутника. Отнял в бессознательном состоянии, избитого, извольте отметить.

– Ох, – только и смог выдохнуть капитан.

– А вот мой статус, – продолжил Тин, – дает мне право требовать заключения преступника, независимо от его ранга, под стражу и предания его справедливому суду, причем не в Канирре, а в Велеинсе, потому что преступление совершено против подданного моей страны.

Спорить с этим капитан не мог: зависимое положение Канирры не подразумевало иного исхода ситуации. Однако похоже было, что самого капитана такой вариант вполне устраивает. Вероятно, о пристрастиях чиновника было известно, и то, что на мерзавца нашлась вполне законная управа, сделало его едва ли не счастливым. По крайней мере, хмурая физиономия озарилась улыбкой.

– Я немедленно прикажу поместить его под стражу.

– Всех троих, – уточнил Тин, – охрана принимала самое деятельное участие – именно они доставили сопротивлявшегося мальчика в каюту.

– Хорошо, – послушно кивнул капитан, – однако побеседовать с вашим спутником я все-таки обязан. Мне еще портовому начальству отчет предоставлять о происшествии.

– Я предоставлю вам такую возможность.

Разошлись, обменявшись вежливыми кивками. Капитан отправился распоряжаться насчет ареста преступника, а Тин вернулся в каюту, предварительно спрятав перстень – помня о том, как остро мальчишка среагировал на появление старого советника, Тин совсем не желал выдавать своего родства, чтобы между ними не зародилось недоверие.

К счастью, оставшиеся до конца плавания сутки прошли почти спокойно. Формальности – беседа Дина с капитаном под строгим надзором старшего друга и оформление бумаг о передаче этого… как его… Анита правосудию Велеинса – отняли не слишком много времени и сил.

Но спать Тину больше не хотелось. Даже ночью он дремал вполглаза, бдительно следя за состоянием Дина. Впрочем, напрасно он так волновался – мальчик пострадал не слишком сильно, и вечером следующего дня вполне бодро прошествовал по сходням с борта 'Пышной красавицы' на берег.

Фирна встретила их зноем, вонью и обычной суетой портового города.

Глава 3. С караваном в столицу

Дин

Надо признать, чувствовала она себя куда хуже, чем пыталась показать Тину: голова все еще побаливала, а тошнота, которая унялась, пока Дин отлеживалась на судне, вернулась, стоило девушке принять вертикальное положение. А ведь еще и двигаться приходилось!

И не из глупой гордости скрывала она свое состояние, а просто боялась задержаться на лишний день – и в этом портовом городе, и в Фирне вообще. Хотелось пересечь эту страну как можно быстрее и оставить наконец за спиной. По ощущениям Дин, здесь их не просто ждали неприятности – Фирна сама по себе казалась одной большой потенциальной неприятностью.

На одну ночь им, конечно, пришлось задержаться: караван, к которому они должны были присоединиться на пути в Шамху – столицу Фирны, – отправлялся только утром. Дин только диву давалась, как легко и быстро Тин разобрался в ситуации, договорился с караванщиком, запасся разными мелочами в дорогу и даже клинок приобрел: в Фирне не принято было, чтобы мужчина пускался в путь безоружным. Оружие не просто должно было иметься в наличии, а еще и быть заметным, то есть кинжалом в рукаве никак не отделаться.

Тин свободно говорил на фирнисе, и Дин немножко завидовала ему: ее собственное образование оставляло желать лучшего. Отец никогда не нанимал для нее учителей, за исключением наставников по танцам и этикету. Правда, девочке не возбранялось присутствовать на уроках брата – при условии, что она будет вести себя тихо, – но при их разнице в возрасте это не всегда имело смысл.

Брат, которому отец прочил карьеру по дипломатической линии, учил фирнис три года, и Дин, конечно, упорно торчала в классной комнате во время занятий, но слова чужого языка хоть и откладывались в детской голове достаточно легко, со временем забывались за недостатком применения. И все-таки Дин обнаружила, что понимает она довольно многое, пусть и не все. А вот говорить удавалось с трудом, и после нескольких попыток Дин, пристыженная, замолчала, чтобы не позорить своим косноязычием старшего друга.

И в городе молчала, и в дороге первые два дня. Да у нее и не было желания ни с кем общаться: памятуя о неприятном приключении на корабле, Дин старалась держаться поближе к Тину, хотя сын караванщика – смуглый, с непокорной черной челкой, которая козырьком торчала надо лбом, мальчишка – старательно строил ей заговорщицкие рожи в надежде на приятную компанию в дороге.

Дин, признаться, эта компания не слишком интересовала. Ну правда, о чем она может говорить с мальчишкой-подростком? Даром, что сама выглядит почти таким же. Но мальчишка оказался довольно настойчив – быстро расправляясь со своими нехитрыми обязанностями, сын караванщика раз за разом возвращался к Дин и крутился где-нибудь поблизости или просто усаживался на соседнюю подводу и глазел.

Вот и в момент нападения парнишка оказался ближе всех, и Тин, мгновенно сориентировавшийся в ситуации, подтолкнул Дин в его сторону. И правильно сделал: сын караванщика, к разбойничьим набегам не то чтобы привычный, но, по меньшей мере, представлявший, чего ожидать, прятаться умел ловко, но при этом и за развитием ситуации следить не забывал, да и вмешивался в нее своевременно и толково.

Дин, одним глазком поглядывая, как рубится Тин, все же отводила взгляд, когда крови и иных неприятных подробностей становилось слишком много. Мальчишка тем временем извлек из-за пазухи короткую трубку из высушенного полого стебля какого-то растения и коробочку, в которой оказались иглы-шипы. А потом ловко, высовываясь на считаные мгновения из-за мешков, за которыми прятался, принялся отстреливать наиболее опасных разбойников. Дин только рот открыла от изумления. Мальчишка хитро улыбнулся, заметив ее реакцию и подмигнул. И тут же снова поднес трубку ко рту, чтобы вывести из строя противника Тина. Над сказать, вовремя: похоже, Тин как раз начинал уставать и на рукаве его расплывалось кровавое пятно.

К счастью, бой длился недолго. По крайней мере, не настолько долго, чтобы Дин успела по-настоящему испугаться и сойти с ума от беспокойства за старшего друга. Просто вдруг раз – и оказалось, что нападать больше некому: часть разбойников полегла в бою, остальные, поняв, что такой противник им не по зубам, слаженно отступили.

Осознав, что опасность позади, девушка бросилась к Тину:

– Как ты?

– Да ничего страшного, – чуть кривовато улыбнулся парень, – царапина.

– Ну-ка дай посмотреть!

Рана и впрямь оказалась неглубокой, но Дин все равно промыла ее, намазала исцеляющим бальзамом и перевязала – не слишком искусно, но уж как получилось. Раньше ей не приходилось оказывать раненым первую помощь.

Пока она обрабатывала рану, сын караванщика, уже сбегавший куда-то вперед, в головную часть каравана, вернулся и снова крутился рядом, а потом и вовсе подошел вплотную, ткнул пальцем в баночку с мазью и спросил:

– Это волшебная, да? Из-за моря, да?

– Ага, – рассеянно отозвалась Дин.

– Можно мне? Там отец ранен.

Дин покосилась на Тина и, дождавшись от него едва заметного кивка, протянула бальзам мальчишке. Тот пискнул радостно, схватил баночку и снова исчез где-то впереди.

– Это не опасно? – спросила Дин. – Ну, в смысле, что бальзам с магической составляющей. У них же тут к магии относятся… странно.

– Нормально. Лекарства магические здесь тоже продаются, правда, стоят безумных денег, ну так это и неудивительно: их как раз из-за моря и возят. Простым людям такое лечение обычно не по карману, им приходится довольствоваться обычными средствами, без магии. Считай, ты сейчас нашел преданного друга в лице этого мальчишки.

– Да он и прежде вроде как против дружбы со мной особо не возражал. Даже наоборот, – хмыкнула Дин.

Однако, когда мальчик вернулся, с благодарностью протянув Дин баночку с бальзамом, она решила, что именно сейчас пообщаться было бы весьма интересно, поскольку у нее назрел вопрос. Поэтому на приглашающий жест ответила согласием.

Караван, отойдя на разумное расстояние от места битвы, остановился на привал: засуетился народ вокруг костров, поднялись в небо первые робкие струйки дыма, пополз по округе запах наваристой похлебки. Тин, который в первые дни путешествия, как показалось девушке, с трудом гасил порывы воспользоваться привычным способом обретения удобств, в этот раз никак не среагировал на то, что костры разгораются без его участия, откинулся на мешки и погрузился в дрему.

Дин с новым приятелем села в сторонке и приступила к допросу:

– А что это у тебя за штука была, из которой ты стрелял? – получилось немного коряво, но в целом вполне понятно.

– А! – парнишка ухмыльнулся, – это мой хтынь. Никогда такого не видел?

– Не-а.

– Хочешь, подарю? У меня запасной есть, я их сам сделал. И шипов еще много.

– А я сумею?..

– Научу. Это совсем просто. Вот смотри, – мальчишка извлек из-за пазухи на этот раз сразу две трубки и одну протянул Дин, – шип вводишь сюда… только слишком далеко не заталкивай. Да ты не бойся, этот чистый. Стал бы я новичку с ядом давать!

– Так ты их ядом мажешь?

– Ну да – какие ядом, а какие просто снотворным зельем сильным. Для охоты яд не годится – не будешь же птицу отравленную есть. А тебе я потом разные подарю, какие захочешь.

– Нет-нет, – поспешно отказалась Дин, – мне только снотворные давай. А то вдруг с перепугу убью кого не надо.

Мальчишка заржал:

– Да ты сперва стрелять-то научись. Тут, конечно, особо метко целиться не надо – что яд, что снотворное свое дело сделают, даже если просто в руку или ногу попадешь. Правда, конечно, ежели в корпус, то быстрее подействует, а если в шею – совсем здорово. Но вот если на человеке одежда плотная очень, то лучше в оголенные части тела метить.

Неожиданно для себя Дин увлеклась новым искусством, и к концу стоянки научилась худо-бедно попадать в борт подводы и решила, что на следующем привале постарается выбрать более трудную цель.

Лекши – так звали сына караванщика – оказался терпеливым учителем, не раздражался, когда приходилось несколько раз объяснять и показывать одно и то же, и искренне радовался успехам ученика. Своего нового друга он сразу зачислил в младшие и отнесся снисходительно-покровительственно, но Дин и не возражала – ее это вполне устраивало.

Тин

Прежде Тин и не подозревал, насколько прочно въелась магия в его привычки. Полагал, отказаться от нее на какое-то время совсем несложно. Но не тут-то было! Всего несколько дней – а сколько раз он сдерживал себя в самый последний момент, когда уже пальцы сами собой складывались в заученном жесте, чтобы разжечь костер или почистить запылившуюся одежду. И неожиданно то, что давно уже не представляло никакой сложности, обернулось не то чтобы проблемами, но непривычными хлопотами и суетой. Нет, он не боялся лишней работы, но опасался выдать себя неосознанно.

Все изменилось после нападения разбойников: с трудом удержавшись в последний момент, чтобы не запустить в чью-то мерзкую рожу огненным шаром, Тин принял боевую стойку, выработанную многолетними тренировками, сделал первый выпад и неожиданно ощутил небывалую легкость. Впервые в жизни он осознал, что слова наставника о том, что меч есть продолжение руки воина, – не метафора и не иносказания, а самая что ни на есть простейшая истина. Которую, впрочем, не поймешь, пока не вступишь в свой первый – настоящий, а не учебный – бой.

Вскоре, правда, легкость сменилась усталостью, да и ранение не способствовало тому, чтобы чувствовать себя всесильным. Хорошо еще, что закончилось все достаточно быстро. Но главное, он успел понять для себя очень важное: что вполне способен обойтись без магии даже в критической ситуации, а не только в быту.

И с этого момента ему стало проще. Больше не тянулись руки сделать то, с чем вполне можно справиться обычными способами, пусть чуточку более хлопотными и менее удобными, но… Живут же как-то люди, которым не досталось магического дара? И не жалуются.

А когда Дин нашел себе друга своих лет и увлеченно осваивал искусство стрельбы из духовой трубки, Тин легко справился с ревностью и радовался за младшего товарища. Правда, и присматривать за ним не забывал, наученный горьким опытом.

Однако остаток пути прошел гладко – ни нападений разбойников, ни внутренних конфликтов в караване. Впрочем, тут целиком заслуга Тарнея, отца Лекши. Опытный караванщик, словно неким чутьем ведомый, своевременно появлялся там, где обычная словесная перепалка, какие нередко случаются в пути, грозила перейти в нечто большее. Появлялся – и споры стихали как по волшебству. Тарней мог найти ключик к каждому.

На прощание он отозвал Тина в сторону и доверительно-тихим голосом сказал:

– Ты мальчика-то береги. У вас с ним особенная связь, пути ваши переплетаются.

– А ты откуда знаешь? – удивился Тин.

– Вижу я такие вещи. Объяснить не могу, а – вижу.

– Это дар такой?

– Может быть, и дар, – неопределенно ответил караванщик, а потом добавил: – вроде бы у меня по материнской линии древняя кровь в роду. Только спросить не у кого, – мужчина нахмурился, но лишь на короткое мгновение, потом снова улыбнулся Тину. – А мальчишку-то все-таки береги. И, ежели что случится, запомни: дом Тарнея Ласкача, на большом базаре спросишь – там всякий покажет. И для тебя, и для мальчика дверь всегда открыта будет.

– Спасибо! – от души поблагодарил Тин.

Это было очень приятно… и неожиданно. Непонятно, за какие заслуги такое щедрое предложение. Но все же чувствовалось, что исходит оно от чистого сердца.

Гостевой дом Тин выбрал, руководствуясь несколькими соображениями: район вроде относительно приличный, но не слишком дорогой, в самом доме было чисто и пахло хорошей едой – правда, на фирнейский манер, сдобренной слишком большим количеством специй, но ничего иного здесь все равно не сыщешь. Так что пришлось просто набрать побольше травяного питья, чтобы гасить пожар во рту и бороться с характерным послевкусием.

А вот бороться с тревогой у Тина получалось не слишком хорошо. Ему все казалось, что кто-то смотрит в спину, но стоило обернуться и – ощущение чужого пристального взгляда пропадало. Тревога, впрочем, никуда не девалась. И скрыть от Дин ее не удалось.

– Что происходит, Тин? – спросил мальчик.

– Сам не знаю, – честно признался тот, – беспокойно что-то. И чувство, будто кто-то в спину смотрит.

– У тебя за спиной никого подозрительного нет.

– Знаю, – вздохнул Тин, – но ничего не могу с собой поделать – все время так и тянет оглянуться.

За спиной и правда был всего один стол, за которым два торговца обсуждали тонкости будущей сделки. И уж на двоих парней по соседству они точно ни малейшего внимания не обращали. Дальше, за ними, висела узорчатая занавеска, отделявшая переход из гостевой части дома в служебную.

– Шевелится, – едва слышно шепнул Дин.

– Что?

– Занавеска шевелится. Наверно, оттуда и наблюдает кто-то.

– Мало ли… может, сквозняк просто, – не слишком уверенно ответил Тин. – Ты, главное, сам туда не смотри. Не подавай виду, что заметил. Доедай – и пойдем наверх, в комнату.

Зря он так сказал, потому что Дин, которому уже передалось его беспокойство, после этих слов есть вовсе не смог – поковырялся чуть-чуть в тарелке и отодвинул:

– Не хочу больше, – сказал извиняющимся тоном.

Настаивать Тин не решился, хотя сам был убежден, что неприятности лучше встречать на сытый желудок.

– Что будем делать, Тин? – все еще шепотом спросил мальчик, когда они закрыли за собой дверь снятой комнаты. – Уходить?

– Не думаю, что это разумно, – возразил Тин, – дело уже к вечеру, ночлег в такой час, не зная города, найти будет непросто… наверно… хотя… – Тин припомнил недавний разговор с караванщиком.

– Ну да, – согласился Дин, – а если мы сейчас сорвемся с места, то только привлечем к себе лишнее внимание. Только заселились, комнату оплатили… за сколько ты, кстати, заплатил?