Текст книги "Все пути мира (СИ)"
Автор книги: Икан Гультрэ
сообщить о нарушении
Текущая страница: 16 (всего у книги 19 страниц)
– А мой дар, умение заглядывать в прошлое? Как его объяснить?
– Тоже врата. Почему бы зеркалу не стать вратами в прошлое?
– Значит, можно шагнуть этими вратами во вчерашний день?
– Нет, попасть в прошлое невозможно. Можно лишь заглянуть в него – и только в тот короткий отрезок, который покажет зеркало. Это врата, но не путь.
– А в будущее?
Учитель замер на мгновение, словно задумавшись, стоит ли отвечать на этот вопрос, однако заговорил:
– Есть и такой дар. Опять же, заглянуть можно, увидеть пути, но не шагнуть на них.
– Значит, та женщина, о которой я говорила…
– Да, она видит пути. Но почему-то без зеркала.
– То есть, вы с таким даром никогда не сталкивались?
– Не приходилось, – признал Сертин.
– А книжный дар?
– Ты о чем?
О себе и своих возможностях Дин лишнего выдавать не хотела, а потому подошла издалека:
– В сказках, которые рассказывают люди, говорится, что древние… то есть первосозданные… имели дар общаться не только с зеркалами, но и с книгами. И даже будто бы переходить в книжные миры.
– Пожалуй, этому дару только в сказках и место.
– Значит, люди его придумали?
– Ну почему же, просто сейчас перестали рождаться те, кто способен путешествовать по книжным мирам. Книги – это ведь тоже врата, только в выдуманные миры.
– И в них можно попасть?
Учитель покачал головой:
– Только если дар такой… В Пределе им владеют лишь двое. Очень давно не рождались дети, который могут делать вратами книги…
Дин почему-то подумалось, что один из этих двоих – сам наставник. А второй… кто-то достаточно старый, чтобы родиться раньше этого 'очень давно'. Например королева, которая, несмотря на юный вид, была явно куда старше годами, чем казалась. И еще мелькнула мысль, что там, во внешнем мире, несмотря на невозможность выходить на пути, до сих пор рождаются потомки древних, обладающие даром, а здесь, где древняя кровь не разбавлена, далеко не все обладают способностями, если верить словам Яры. Но делиться этими мыслями Дин опять не стала. Что-то подсказывало ей, что лучше пока их держать при себе.
– Все равно не понимаю, – заявила она, – вот вы мне говорили, учитель, что для прохождения через зеркало и на входе, и на выходе нужны зеркала достаточного размера, чтобы можно было через них войти и выйти. Или хотя бы протиснуться. Но книги-то… Они слишком малы для такого.
– На книги это правило не распространяется. Видишь ли… не знаю, как объяснить это тому, кто сам этим даром не владеет… Вот я говорил, что для прохождения нужны память и воображение, чтобы воссоздать образ места, в которое хочешь попасть, или… Неважно. С книгами – ситуация другая – они сами подстегивают воображение, память же не нужна вовсе, потому что места эти находятся за пределами реальности. Тебе не нужно прилагать никаких усилий, книга сама затягивает тебя, если получилось… ну, скажем, наладить с ней связь. Прочувствовать ее. В древние времена этот дар называли даром мечтателей. Ведь для такой связи с книгой надо хоть на мгновение допустить, поверить, что сочиненный кем-то мир столь же реален, как и настоящий.
Да, это чувство Дин помнила – когда выдуманный мир на страницах сказки становится твоим собственным, таким родным, что… Правда, по-настоящему, телесно, на страницы книг ей попадать не доводилось. Но – дар у нее был, это несомненно.
– И раз уж мы заговорили о сказках, – вмешался учитель в ее размышления, – я могу предложить тебе почитать сказки, сложенные когда-то нашим народом. Полагаю, тебе будет интересно.
О да, это действительно оказалось очень интересно! И поучительно. И очень похоже на человеческие сказки: о том что не стоит использовать свой дар во зло, о храбрых героях, которые зеркальными путями бросались на помощь друзьям-людям, о великой любви и самопожертвовании. Даже странно, что народ, столь строго относившийся к своему дару, в конце концов использовал его против собственного творца. Или не против, но, по меньшей мере, вопреки его воле.
Поначалу учитель приходил за Дин зеркальным путем по утрам, сразу после завтрака, и уводил ее через зеркало в свою гостиную. В первый раз проходя через зеркало, Дин была настолько поглощена собственными ощущениями, что у нее не возникло никаких вопросов. И только потом, на второй-третий день, она начала задумываться. Получалось, что через зеркало первосозданный может не только пройти сам, но и…
– …провести кого угодно? – спросила она Сертина. – Даже не имеющего дара вовсе? И человека?
– Где-ты здесь человека возьмешь? – мимолетно удивился наставник. – Но да, и человека, и животное – если ты с касаешься хотя бы одежды того, кого ведешь с собой. И даже множество людей – при условии, что они все держатся друг за друга. Пока контакт есть – врата остаются открытыми.
– Потрясающе! – восхитилась Дин.
– Почему тебя это так интересует?
Вопрос учителя застал Дин врасплох: слишком расслабилась – все же он был ей приятен, позволила себе практически открыто размечтаться о том, что когда-нибудь пути вновь откроются, что она вернется к своему Тину и сможет провести его через зеркала – это же так интересно! Но…
– Так ведь действительно интересные возможности, – выкрутилась Дин, – даже чисто теоретически.
Тем более, что ее собственное умение ходить зеркалами пока тоже существует лишь в теории, – одернула она себя. А вдруг… Вдруг у нее никогда не получится?!
– А я точно сумею? – спросила она.
– Ходить зеркалами? Несомненно. Если есть личный дар, то общий и подавно имеется. На нем все основывается.
Но прошло немало времени, прежде чем они перешли от теории к практике. И началось это занятие до смешного буднично…
– А теперь, – объявил Сертин, – пробуй сама.
До этого он провел с ней у зеркала в гардеробной не менее четверти часа, снова и снова демонстрируя, как отражение сменяется изображением гостиной, в которой они обычно занимались. Когда изображение становилось абсолютно отчетливым, это означало, что можно переходить – врата открыты, это не просто картинка.
При переходе Сертин проделывал этот фокус почти мгновенно, это для Дин он показывал все замедленно – чтобы ученица усвоила. И она усвоила. Теоретически. Но сама?!
О, она очень хорошо представляла себе гостиную – но с того ракурса, с которого привыкла ее наблюдать, сидя в кресле и слушая наставника. Теперь же, даже увидев неоднократно нужное изображение, никак не могла принять его реальность.
'Это что же получается, – огорчалась Дин, – меня подводит воображение? То самое, которым я так гордилась и в наличии которого нимало не сомневалась?'
Однако факт оставался фактом: зеркало не отзывалось, потому что картинка, которую упорно подкидывала память Дин, была ему незнакома.
– Постой, посмотри еще раз, – остановил ее учитель.
И показал. Снова медленно, словно во сне, проявлялась из небытия знакомая комната, а потом… мастер просто втолкнул ее в зеркальную раму, прежде чем Дин успела что-то сообразить. И тут же прервал контакт, оставшись по ту сторону – в гардеробной.
Дин перевела дух – все же на короткое мгновение она успела испугаться, хотя до сих пор спокойно ходила зеркальными путями вместе с Сертином. Огляделась, не отходя от зеркала, и постаралась вновь увидеть гостиную такой, какой ее показывал учитель, только без зеркальной рамы. А потом вернулась в гардеробную.
В этот раз получилось почти сразу, словно Дин не хватало как раз такого толчка. А теперь и гостиная показалась, и первый самостоятельный шаг в зеркальную раму Дин совершила, не испытывая никаких сомнений.
– Вот так просто?
– Не так уж просто, – усмехнулся учитель. – Сейчас ты пыталась воспроизвести в памяти одну единственную комнату, а умелые ходящие зеркалами помнят множество разных мест – все, в которых им приходится бывать регулярно, и многие из тех, которые им довелось увидеть всего раз или два в жизни.
– Невероятно, – выдохнула Дин, одновременно восхищаясь и огорчаясь.
– Это опыт, – утешил ее Сертин, – всего-навсего опыт. Кто-то одарен больше, кто-то меньше, но опыт если и не заменяет, то частично компенсирует слабый дар.
– А у меня какой дар?
– Посмотрим, – уклончиво ответил наставник. – Ты неплохо начала, и это хороший знак – у некоторых на первую попытку уходят недели, ты же справилась за один день. Возможно, это действительно благодаря дару, а может, сказывается то, что свой первый самостоятельный переход, пусть и не вполне осознанно, ты уже сделала, когда явилась в Предел.
– А как узнали о моем появлении? – этот вопрос давно беспокоил Дин, просто до сих пор не случалось повода его задать.
– Место перехода никогда не остается без внимания. Когда ты пересекла границу, ее величество почувствовала это – и послала одну из своих приближенных встретить тебя.
Вспомнив 'теплую' встречу, Дин едва удержалась от смешка.
– Значит, мне теперь предстоит набираться опыта, – поспешила она перевести разговор в прежнее русло.
– Верно, – улыбнулся Сертин. – Сейчас ты попробуешь представить гостиную в выделенных тебе покоях и вернуться в нее, потому что наш урок подходит к концу. А завтра придешь ко мне уже самостоятельно. Зеркальным путем, разумеется.
На возвращение Дин потратила не меньше получаса. Сперва она тщетно пыталась представить себе гостиную с нужного ракурса, потом плюнула и перешла в спальню – почему-то это оказалось значительно проще.
Дин шагнула из зеркальной рамы на пол и хотела уже покинуть спальню, когда голоса из гостиной заставили ее насторожиться. Нет, в самих голосах не было ничего особенного – беседовали горничные, заканчивая уборку, но вот то, о чем они говорили, показалось Дин достойным внимания.
– Не знаю, Мика. Мне она так нравится! Вот не хочется верить, что она несет нам зло.
– Ты ничего не знаешь. Она, может, и сама о себе не знает, а – все равно несет. Ведь не зря старые люди говорят, что придет чужая из внешнего мира и погубит Предел. А потому не привязывайся к ней, чтобы потом не жалеть. Еще и сама под подозрение попадешь.
– Но ведь она не первая, кто оттуда пришел! И ничего – стоит Предел.
– А предыдущая, говорят, попалась… То ли королеву убить попыталась, то ли украсть что-то из ее покоев. А может, еще что-то сотворила. Бабушка сама не знает точно, а слухи разные ходили. Вот и думай, надо ли оно тебе – связываться.
– Но ведь с ней сам господин Сертин занимается, учит ее всему! Значит, ни в чем таком ее не подозревают! – горячилась Яра, отстаивая свое право на хорошее отношение к Дин.
– Ну и что? Сертин всех учит, у кого особенный дар. А ее, может, для того и учит, чтобы под присмотром держать и вовремя заметить, если она зло какое-то замыслит.
Неприятно было все это слышать, но Дин не могла не отдать должное Мике: горничная была весьма убедительна. Судя по всему, подружку ей удалось уговорить – во всяком случае, Яра умолкла и больше не пыталась спорить. И теперь стало понятно, почему служанки к ней так отнеслись.
Горничные ушли, но выходить в гостиную Дин не хотелось. Вместо этого она сбросила туфли и улеглась на кровать, дав своим мыслям свободно течь, перерабатывая услышанное и понятое за этот день.
Разрозненные фрагменты не спешили складываться в цельную картину, но кое-какие наблюдения уже заняли свои места, и Дин стоило немалого труда удержаться от построения теорий: рановато, слишком мало данных. Что она успела узнать? Пути завязаны узлом. Узел – это что-то небольшое… ну, по сравнению с самими путями. Некая точка. И королева имеет доступ к этой точке. Или вообще держит узел в руках, если так можно выразиться. Именно поэтому она сразу узнала о появлении чужачки на своих землях.
Возможно, предыдущая гостья Предела узнала о том же самом. И тоже стремилась вернуться. Она решила, что ключ к возвращению в руках королевы, и попыталась его добыть каким-то образом. Вот только… Дин была уверена, что она ошибалась. Ведь если в узел завязаны все пути, то от каждого зеркала тянется к нему ниточка. Надо просто знать, за какую из этих ниточек и как потянуть, чтобы узел развязался.
Теперь Дин была уверена, что может попасть домой. Оставалось всего ничего – понять, как это сделать.
Вечер девушка провела у зеркала, пытаясь вызвать в памяти какую-нибудь комнату с зеркалом из прежней жизни. Безуспешно.
Оказалось, что зеркал – по крайней мере, таких, через которые можно было бы проложить путь, – было в ее жизни не так уж много, а комнаты, в которых они находились, помнились настолько смутно, что ни одну из них Дин не могла вообразить достаточно четко.
'Ничего, – утешала она себя, – я ведь только начала. Я разберусь. Я найду обратную дорогу'.
Глава 6. Бывает такая магия
Тин
Казалось бы, стоило вздохнуть с облегчением, когда Фирна с ее ведомыми и неведомыми опасностями осталась позади, но шагнув на палубу корабля, Тин ощутил настоящее одиночество, да и позже – в Канирре и Велеинсе – оно никуда не делось.
Не было рядом верных спутников, внимательных друзей, способных отвлечь от дурных мыслей, поддержать, да просто поговорить, когда в этом есть необходимость.
Тем не менее, обратный путь, хоть и казался бесконечным, занял куда меньше времени, чем тот, зимний, который они с Дин преодолевали вдвоем. Ничего удивительного: он просто был сильнее, ему требовалось меньше времени на отдых, он преодолевал большее расстояние за день и… он спешил. Спешил, остро чувствуя, как подгоняют взятые им на себя обязательства. Настолько, что, въехав в Стекарон, не отправился сразу в родовое имение, а лишь сообщил деду о своем прибытии, осведомился о состоянии дел – в мастерской Виана и ученом совете Академии – и уже на следующий день погрузился в эти самые дела.
Виан… вот ему-то как раз потребовалось время, чтобы осознать, что красавчик тон Аирос – и есть тот самый Тин Ари, который полгода назад оказал ему такую колоссальную поддержку. И вроде бы все признаки налицо, включая знакомую ауру кольца выпускника, а все же непросто парню было поверить, что, что под скромной личиной скрывался внук советника. Хотя, конечно, только этим, если подумать, можно было объяснить ту легкость, с которой советник согласился финансировать работы. Словом, Виану пришлось признать Тина в новом облике.
А признав, парень обрадовался:
– Как хорошо, что ты появился! Мне не хватает именно грамотного стихийника.
– Зачем? – удивился Тин.
Все же средство передвижения являлось произведением вещевой магии или, по крайней мере, работало на основе такого произведения – артефакта. Конечно, и в артефактах задействуются стихии, но принцип совсем другой – нет прямого взаимодействия с потоками силы, да и схемы все эти тонкие – вовсе не для такого, как Тин…
– А вот смотри, – Виан с азартом развернул на широком столе чертежи. – Вот тут – обычные потоки, которые идеально ложатся в схему, но… Когда я изготавливал уменьшенные модели, при их массе не было нужды в дополнительных цепях… Идет отклонение от привычной схемы расположения потоков… И мне нужен свежий взгляд…
Нельзя сказать, чтобы Тин все понял из сумбурных объяснений изобретателя, однако основную мысль уловил. И – обрадовался. Не собственной понятливости, разумеется, а тому, что он со своими стихийными умениями тоже пригодится в этом деле, потому что Виан был прав: здесь нужна была работа мага стихийника. И Тин догадывался, что изобретатель намеренно не спешил, дожидался партнера, не желая, чтобы в работу было посвящено слишком много народа.
К вечеру третьего дня он с улыбкой вспомнил, как еще совсем недавно сомневался, что его дар имеет хоть какое-нибудь практическое применение. Здесь, в мастерской он был нужен. Зная себя, Тин понимал, что вряд ли эта работа действительно удовлетворит его и сможет стать делом всей жизни, но… Ведь и это неплохо для начала? Тем более, что идея такая интересная, а Виан, не успев реализовать одну, уже носится со следующими – не менее многообещающими.
А кроме того, занятия Тина мастерской не ограничивались. Через несколько дней пришло приглашение от ученого совета – его как свидетеля приглашали поделиться впечатлениями от магии смерти и принять участие в создаваемой ради исследований в этой области научной группе.
Поделиться впечатлениями Тин был рад, все же дать ученым умам пищу, что называется, из первых рук – дело, несомненно, благое. Но вот лично участвовать в исследованиях… Никогда не представлял он себя в такой роли.
Но все же явился и на заседание совета, и на участие в группе согласился. Не славы ради, просто ему почему-то казалось, что без него дело очень быстро зайдет в тупик.
Поначалу так оно и было, и не только без него: три заседания с бессмысленными прениями и ни одной свежей идеи. В том числе и у самого Тина. Он, впрочем, в основном помалкивал, только повторял свой рассказ, когда начинали расспрашивать, но в конце концов исчерпал свои возможности, никаких новых подробностей припомнить не мог, и ученые мужи потеряли к нему интерес.
Однако к концу третьего заседания порог неслышно переступил магистр Видар, постоял, послушал, встретился взглядом с откровенно скучающим Тином и поманил его к себе. Парень с готовностью соскочил со своего места и покинул зал. Кажется, никто и не заметил его ухода.
– Пойдемте, юноша. Нечего время терять, ничего нового вы сегодня точно не услышите.
Тин в этом нисколько не сомневался, но все-таки спросил:
– Почему?
– Потому что все это пустая говорильня. Потому что эти люди забыли, как это – постигать новое. Они пытаются родить новое из того скудного запаса знаний, который имеют, и забывают, что могут обратиться к сокровищнице, которая хранит куда больше знаний – как тех, о которых помнят, так и других, о которых забыли. За ненадобностью… или опасностью, действительной или мнимой.
– Вы хотите сказать?..
– Да-да, именно это я и хочу сказать, – усмехнулся магистр, увлекая парня в сторону библиотеки. – Но сначала, юноша, вы мне поведаете о своем путешествии и заодно расскажете, куда делась ваша супруга.
– Вы… знаете? Но откуда? Неужели Дин рассказала?
– Ну, о том, что она девушка, а не мальчишка, я догадался почти сразу. А потом, уже после вашего исчезновения, разговорил мита Лениса. Насколько я понял, на тот момент у него уже не было необходимости хранить эти сведения в тайне. Тем более от меня. Я как-никак лицо не заинтересованное. Но очень любопытное.
– Любопытное… – эхом отозвался Тин.
Своих слов, чтобы как-то охарактеризовать собственное состояние, он покуда не находил. Он чувствовал себя… идиотом. Выяснится еще, что он единственный не знал, кем на самом деле являлся мальчишка Дин. Даже разозлился – то ли на себя, то ли на мита следователя, то ли вовсе на жену, но потом сообразил, что и сыскарь узнал обо всем не сразу, ему пришлось надавить на Дин, и если хорошенько подумать, можно даже сообразить, в какой момент это произошло – как раз, когда сотрудник Управления наведался к ним домой и настоял на беседе с пострадавшим мальчиком. А еще – в этом Тин почему-то не сомневался – он не стал раскрывать Дин, что ее новый друг, к которому она так привязалась, и есть покинутый ею супруг. Не раскрыл, однако сам, должно быть, изрядно повеселился над двумя дураками, попавшими в нелепую ситуацию.
Старик-библиотекарь между тем покашлял, напоминая о том, что он все еще ждет рассказа, и Тину пришлось вынырнуть из размышлений и попытаться взять себя в руки.
Впервые за все время он рассказывал о своем путешествии так подробно… Даже нет, не так, начал он не с путешествия, а со знакомства с Дин и свадьбы, чтобы магистр Видар понял, что между ними произошло и с какой радости их обоих понесло в такую даль.
– Заяц, говорите… – пробормотал магистр. – Что-то у меня было такое. Кажется, в одном из изводов 'Повести о сотворении'. Но я не уверен…
– Если найдете, покажите мне, пожалуйста, – попросил Тин.
– Не сомневайтесь, юноша, вас это напрямую касается, так что не утаю. Однако… Что вы намерены делать для возвращения супруги? Я ведь правильно понял, что вы действительно хотите видеть ее вновь?
– Очень хочу! – горячо воскликнул Тин. – Но… с трудом представляю себе, что я могу для нее сделать. Уверен, она тоже стремится ко мне. Как ей помочь?
– Ничего определенного по этому поводу я пока не скажу. Но подумаю и покопаюсь в старых книгах. Может, найдутся какие-нибудь намеки. А вы тоже время не теряйте. Я тут вам кое-что подобрал, – старик скрылся на мгновение за столом, а потом вынырнул с целой стопкой книг, водрузив ее между собой и Тином. – Вот! Я закладки для вас сделал, где конкретно упоминается то, что вас интересует, но советую прочесть книги от начала до конца, чтобы уловить некоторые связи.
– Почему вы предлагаете эти книги именно мне? – удивился парень.
– Потому что я на вас надеюсь. Они там, – магистр неопределенно кивнул на выход из библиотеки, наверняка имея в виду ученый совет и созданную им группу, – забыли, что наука делается не на заседаниях. И что при возникновении каких-то вопросов ответы стоит поискать у тех, кто создавал и развивал магическую науку до них. И что я не просто так здесь сижу не первый десяток лет, а чтобы указывать путь к знаниям. Не только студентам. Словом, молодой человек, сейчас вся надежда на вас и на таких, как вы. Неспокойных. Ищущих.
С того вечера рабочие дни Тина разделились на две части – до обеда он трудился в мастерской, с восторгом наблюдая, как при его участии рождается на свет что-то новое, никогда раньше не виденное, а после шел в библиотеку, где его ждали отложенные магистром Видаром книги.
И это тоже было временем открытий.
Для начала ему пришлось изменить свое представление об академическом библиотекаре, который вовсе не для того сидел в этих стенах, чтобы выдавать книжки студентам и ругать тех нерадивых, что не сдают в срок учебники. Оказалось, главная задача библиотекаря – поддерживать исследователей, подыскивая для них нужную информацию. Он был не просто магистром, его знания были воистину универсальными, и даже если старик Видар чего-то не знал, он имел представление, где это искать. И Тин не представлял, что бы он делал без помощи магистра и как без нее обходятся остальные.
А еще он узнал, что магия смерти – это не новость. Да, было время, интересовались, исследовали. Потом кто-то счел неэтичным собирать энергию там, где уходит жизнь, и исследования постепенно сошли на нет. Но Тин, несмотря на все, что он успел увидеть и пережить в Талвое, уже догадывался, что нельзя судить столь однозначно.
Более всего его заинтересовало рукописное сочинение одного мага, жившего семь столетий назад, который, мало того, что выделял смерть в отдельную стихию, наряду с огнем, водой, воздухом, землей и жизнью, которой владели целители, так еще и утверждал, будто бы с помощью стихии смерти можно спасать жизни. К сожалению, его исследования упирались в невозможность получать силу смерти в достаточном для работы количестве. Когда умирал человек – или животное, – энергия смерти растворялась в пространстве столь стремительно, что не всякий маг имел достаточную сноровку, чтобы ее впитать, для этого надо было, как минимум оказаться в нужном месте в нужное время. Ну или поспособствовать… процессу.
Собственно, из туманных намеков ученого это можно было понять с трудом, но окончательную ясность внесло описание судебного процесса, которое Тину тоже подсунул библиотекарь. Судили группу магов, которые не ограничились тем, что само текло в руки, а начали убивать, чтобы получить энергию смерти. И даже способы какие-то изобретали, чтобы при насильственной смерти энергия не рассеивалась, а собиралась. Читая описания придуманных магами ритуалов, Тин содрогался: кровь, насилие, но что самое ужасное – интерес ради интереса, маги толком не выяснили, для чего нужна эта сила, кроме применения в бою, а воином никто из них не был. Зато стало понятно, что дело вовсе не в расплывчатой 'неэтичности' получения и использования энергии смерти, а в том, что добыть ее в количестве, необходимом для серьезных исследований, можно только на поле боя или убивая целенаправленно…
И все же… Все же Тину не хватало тех ответов, которые давали книги. Что-то эти все древние исследователи упускали. Ведь в Талвое этой магией пользовались, но ни о каких массовых убийствах князь не рассказывал. Даже деяния смертепоклонников не заходили столь далеко.
Словом, у Тина родилось странное, но в то же время вполне объяснимое желание посмотреть поближе на человеческую смерть. А где ее можно было найти? Пожалуй, в городской лечебнице, в отделении для безнадежных больных, которым не могли помочь не только обычные лекари, но даже маги-целители. Они и в лечебнице находились только потому, что там им могли облегчить боли и сделать уход менее мучительным.
Разумеется, кого попало в это отделение не пускали, так что Тину пришлось запросить письмо-рекомендацию ученого совета и положить ее на стол старшему целителю, который, читая послание, посматривал на Тина с сомнением и даже некоторым подозрением, однако в лечебницу настырного парня все-таки пустил. Правда, без присмотра не оставил – приставил к нему студентку-целительницу, которая сопровождала Тина в его блужданиях из палаты в палату.
Прежде ему не приходилось видеть смерть, и отделение для умирающих произвело на него тяжелое впечатление. Вроде бы ничего особенного: чистенько в лечебнице, никаких ужасающих запахов, стонов… ничего подобного. Просто не по себе.
Но Тин справлялся. Присматривался к пациентам, пытался разглядеть движение энергий внутри живых еще тел и вокруг них, задавал тихие вопросы своей сопровождающей. А когда ему сказали, что одна женщина почти наверняка не доживет до утра, решился остаться в лечебнице на ночь. Поставил себе стул у постели больной, сел так, чтобы она не могла его видеть, и… просто стал смотреть, испытывая одновременно страх и неловкость, оттого, что он сидит здесь посторонним зрителем, не пытаясь помочь. Понимал, конечно, что помочь все равно не может, но совесть с разумом не соглашалась.
В конце концов, он переставил стул поближе и взял женщину за руку. Она благодарно улыбнулась ему, а потом, словно только этого и ждала, выдохнула в последний раз и застыла.
Как завороженный, смотрел Тин на серебряную дымку, похожую на клубок тончайших нитей, которые расплетались, на его глазах превращаясь в ничто. Он даже не сообразил впитать энергию, чтобы потом как-то с ней экспериментировать. Просто наблюдал, не в силах оторваться от зрелища.
Казалось, событие, так его задевшее, прошло мимо разума, однако дома, отоспавшись после бессонной ночи, Тин смог обдумать свои наблюдения и сделать вывод: смерть существовала в человеке наравне с жизнью, была его неотъемлемой частью, невидимой нитью, привязывающей душу к телу. Он пока не знал, как ему пригодится это открытие, просто взял на заметку.
Впрочем, кое-какие мысли из этого наблюдения родились. Смутные такие мыслишки, не оформившиеся ни во что конкретное. И Тин решил, что стоит понаблюдать еще.
Он провел в больнице не один вечер и не одну ночь. Сначала – в том же отделении для безнадежных больных, потом, когда накопил уже достаточно материала, чтобы делать первые выводы, перешел в операционную.
Это оказалось испытанием отнюдь не меньшим, чем присутствие при чужой смерти, несколько раз ему приходилось выскакивать из операционной, чтобы справиться с тошнотой и головокружением. Он ругал себя за недостойную мужчины слабость – и возвращался.
Он презирал себя – за то, что целители находились там ради жизни, а он – ради смерти. Презирал, но все равно не уходил, потому что… это была целая цепочка обязательств: обещание, данное князю Аутару, доверие, оказанное ему магистром Видаром… не доверие даже, а вера в него, в то, что он способен добиться большего, чем маги из ученого совета… А еще он должен был верить в себя, потому что иначе – это Тин чувствовал абсолютно отчетливо – он не сможет стать якорем, светом в ночи для Дин, когда она будет искать обратную дорогу.
Возможно, это была не его собственная мысль – мелькало такое подозрение, но Лесной больше не давал о себе знать, никак не показывал своего присутствия в жизни Тина, так что уверенности он не испытывал.
Но все-таки он дождался своего часа…
Это была тяжелая операция. Проводил ее старший целитель, а его молодой помощник должен был только поддерживать в больном жизнь, вливая в него силы. Вот только этих усилий не хватило, и Тин увидел, как расплетаются нити жизни и смерти, отделяются друг от друга. Целитель в изголовье привычно схватился за жизненную нить, продолжая вливать в нее энергию и пытаясь вернуть в прежнее состояние, но толку от этого получилось немного: нечто незримое, но ощутимое покидало тело, словно освобождаясь из плетения двух нитей. И тогда Тин – позже он удивлялся, как решился на такое, – шагнул к операционному столу, протянул руку и ухватился за вторую нить – серебристо-черную, такую завораживающе красивую. Она сначала прильнула к его ладони, обжигая внезапным холодом, так что он чуть не отдернул руку, а потом снова попыталась распрямиться. Только Тин не позволил ей.
Оказалось, работать со смертью ничуть не сложнее, чем с любой другой стихией, только силы для этого приходилось брать изнутри, из собственного тела, потому что смерть не была столь щедро разлита в окружающем пространстве, как прочие силы.
Аккуратно потянул Тин за нить, привлекая обратно к телу то невидимое, что стремилось его покинуть, обвил смерть вокруг жизни, которую продолжал удерживать целитель… и остался стоять у стола, не испытывая больше никакого отвращения, словно преодолел некий барьер.
Старший целитель, будто не замечая происходящего, доделал свою работу и только потом, когда пациент был уже вне опасности, позволил себе поднять голову и вопросить, пряча растерянность за строгостью:
– Что это было?
– Магия смерти, – признался Тин, – та самая, которую я исследую.
– Магия смерти, которая спасает жизнь, – в удивлении пробормотал помощник целителя. – Я даже представить себе не мог, что такое бывает.
– Я тоже, – задумчиво вздохнул старший. – Много лет назад я присматривался к этим нитям, но нас учили не принимать их в расчет, потому что целитель работает только с жизнью. И это правда – я к ним даже прикоснуться не мог, не то что манипулировать ими. Но… это открывает такие перспективы! Надо только найти тех, кто в состоянии работать со смертью. Вы?..
– Очень трудно, – смутился Тин, – я смог, но это явно не моя стихия. Но наверняка найдутся маги, которые одарены в этой области куда больше меня, пусть даже их будет немного. Да много, наверно, и не надо?
Старший целитель счастливо улыбался. Похоже, он уже был далеко – в мечтах о том времени, когда на помощь целителям, магам жизни, придут маги смерти, способные удержать человеческую душу на грани и вернуть ее в тело.
