Текст книги "Все пути мира (СИ)"

Автор книги: Икан Гультрэ

сообщить о нарушении

Текущая страница: 14 (всего у книги 19 страниц)

По дороге горничные не говорили ни слова, только переглядывались время от времени да открывали перед гостьей очередную дверь. Дверей этих, а также лестниц и коридоров было столько, что Дин едва ли самостоятельно нашла бы дорогу назад. Но помещения по пути становились все просторнее, и Дин догадалась, что из служебного крыла они попали… ну, наверно, в гостевое.

Света, чтобы разглядеть какие-нибудь подробности, не хватало – за окнами уже сгустилась вечерняя темнота, а освещено западное крыло (а может, и не только оно) было весьма скудно, и у Дин – не в первый раз уже за время путешествия по дворцу – возникло ощущение, что это все нарочно, чтобы она не смогла отсюда выбраться, даже если захочет. Глупо, конечно, но… весь этот трудный день, омраченный потерей и ее осознанием, потом встречей с той неприятной особой, что доставила ее сюда, да еще настороженным отношением к ней горничных, перед которыми она точно не успела ничем провиниться…. Все это заставляло нервничать и поглядывать по сторонам с подозрением.

'Не доверять никому!' – решила про себя Дин.

Впрочем, предоставленные ей покои оказались вполне уютными, от запаха затхлости их успешно избавили еще до появления гостьи, постель застелили свежим бельем, в купальне ожидала ванна с горячей водой… а за спиной одобрительно осматривавшейся Дин стояли напряженные горничные в ожидании распоряжений.

– Спасибо! – обернулась к ним девушка.

Ничего не изменилось.

– Э-э-э… – растерялась она. – Спасибо, дальше я сама.

– Надо бы платья к завтрашнему дню примерить, мы подобрали несколько, – наконец отмерла одна из горничных.

– Ой, нет! – воскликнула Дин. – Сперва мыться. Если хотите, можете прийти позже… или завтра утром. Во сколько мне надлежит явиться к королеве?

– Ее величество раньше полудня никого не принимает, – поджала губы вторая.

– Вот и замечательно, – подытожила Дин. – Тогда я иду мыться, а вы уж сами решайте, как вам будет удобнее – здесь ждать или утром прийти… Как хотите.

С этими словами Дин шмыгнула в купальню – как была, в сапогах, дорожном костюме и мешком за плечами, – и закрыла за собой дверь.

Вот странно, вроде бы всего несколько дней прошло с того времени, когда они гостевали у талвойского князя, а уж в том дворце можно было вкусить всех положенных удобств, но у Дин было ощущение, словно она не мылась в нормальных условиях по меньшей мере месяц.

Да и то верно, что надо было, помимо обыкновенной грязи, смыть с себя тонны тоски, немилосердно давившей на плечи, жгучую горечь потери, липкую досаду, осевшую на губы и щеки после общения – если это можно так назвать – с провожатой, недоумение, вызванное странным приемом здесь во дворце. Словом, вода воспринималась как настоящее спасение.

Из купальни Дин вышла посвежевшая, но главное – в достаточно спокойном расположении духа, которое не могли поколебать ни колючие (впрочем, эта колючесть тщательно, но не очень умело скрывалась) взгляды горничных, ни утомительные примерки – платьев девушки принесли аж целый десяток.

В конце концов Дин остановила свой выбор на наряде, который не отличался особым богатством, но хорошо сел на ее девчоночью фигурку, а главное, состоял всего лишь из двух слоев и радовал своей простотой.

– Всё, девушки, – заключила Дин, – благодарю вас, можете быть свободны.

– Да-да, конечно, – закивала та, первая, – я только вашу одежду прихвачу, отнесу прачкам.

Горничная шагнула в купальню, прихватила ворох одежды, которую Дин сбросила прямо на пол, и вышла обратно в гардеробную.

– Пойдем, Мика? – обратилась она к подружке и уже развернулась в сторону выхода, когда из кучи одежек в ее руках выпал конверт.

Сердце кольнуло – память услужливо подбросила воспоминание о том, откуда взялось это письмо. Дин, опередив вторую горничную, нырнула рыбкой и выхватила послание у девушек из-под ног.

– Это в стирке не нуждается, – криво улыбнулась она и застыла, дожидаясь, пока горничные уйдут, чтобы в одиночестве прочитать адресованное ей – а кому же еще? – письмо.

Развернув конверт, Дин с трепетом и одновременно с недоумением поймала предмет, который выпал ей в руку. Это оказалось кольцо. Ее обручальное кольцо…

Вот как? Как Тину могло прийти в голову отдать его мальчишке и при этом пребывать в полной уверенности, что оно попадет к жене?.. Дин вздохнула, сжала находку в кулаке и пристроилась на кровати с исписанными листками.

'Милая моя, я не хочу оправдываться да и не вижу в том смысла. Я мог бы сослаться на постороннее воздействие, но уверен, что и моя личная вина немалая в том, что я наговорил и натворил. Впрочем, обо всем по порядку…'

Он и впрямь писал, как говорил, просто, без красивостей, обо всем подряд. О том, как узнал о предстоящем браке, о той обиде, которую лелеял в душе, о странном происшествии на прогулке, о затмении, которое нашло на него в последующие дни… О разговоре с дедом, о родовом проклятии… На этом месте Дин прервала чтение и задумалась. Обиды на старого советника она не держала. Мало того, подозревала, что этот достаточно здравомыслящий человек и сам подвергся какому-то воздействию. Но вот проклятие… Можно ли считать, что его условие выполнено? Ведь Тин сопровождал ее на пути к искомому счастью, не зная, что она его жена. Счастье она, конечно, не обрела, но зато в полной мере осознала, в чем оно состоит. Ну… почти в полной, потому что счастье не знает рамок и границ. И условий, кстати, тоже не знает…

Тин писал о встрече с Лесным, об изменении внешности – о чем-то подобном Дин уже начинала догадываться. Рассказывал о своем знакомстве с чудесным мальчиком Дином, который, несмотря на юный возраст оказался замечательным другом и интересным собеседником… О долгом совместном пути, о размышлениях, которые его посещали все это время…

'Что-то подсказывает мне, что ты получишь мое послание, хоть я и вознамерился отдать его гонцу, на первый взгляд с тобой никак не связанному. Но эта дорога подарила мне столько чудес, что – я уверен – найдется в конце ее место еще одному.

Знай, что я буду ждать тебя столько, сколько понадобится. Я верю, что прошел этот путь не зря, я продолжу его – так или иначе, и когда-нибудь он приведет меня к тебе'.

И вот после этих слов Дин поняла, что действительно уже выплакала все положенные слезы, и не рыдать ей надо, а тоже искать тот путь, который приведет ее к любимому. Да-да, она больше не стеснялась этого чувства и не находила его противоречащим здравому смыслу, а слова эти поселили в ее сердце надежду.

А проклятье… Разберутся они и с проклятьем. Что одна древняя наворожила, то другая как-нибудь отменит или, по меньшей мере, изменит.

Письмо Дин спрятала под подушку, устроилась поудобнее и сразу уснула.

Глава 2. По эту сторону

Тин

Он думал, что его жизнь разделилась на 'до' и 'после, когда дед приговорил его к браку? Или когда от него ушла жена? Или, может, когда он решился пуститься в далекий путь по слову лесного духа, кем бы тот на самом деле ни являлся?

Нет, глупости всё! Настоящее разделение произошло только теперь, когда он в полной мере смог осознать свою потерю. На 'до' и 'после', на 'здесь' и 'там'. Он – здесь, она, ставшая неотъемлемой частью его жизни, – там. За зеркальной перегородкой, разделяющей миры, по ту сторону озерной воды.

Можно было бы ругать себя, вопрошать: 'Как?! Как я мог отпустить ее?! Как не догадался?..' Только бессмысленно. Так было задумано, такое испытание приготовил для него хитрый житель лесной избушки. Оставалось только бессильно злиться на Лесного, который благоразумно не откликался на его мысленные вопли. И – где-то глубоко внутри зрело убеждение, что и злость эта бессмысленна, что странное существо, вмешавшееся в их жизни, не имело недобрых намерений, хотя, конечно, какие-то собственные цели наверняка преследовало.

С этой мыслью он и заснул до самого утра – прямо на траве, на берегу успокоившегося озера. Снилась она, Дин, выходящая из зеркальной рамы, и он шел ей навстречу, но они никак не могли дойти друг до друга, и это было мучительно до слез, но они пытались снова и снова и даже однажды соприкоснулись руками – и именно в этот момент Тин вынырнул из сна.

Царило утро, причем довольно позднее, но окончательно просыпаться было обидно, потому что там, во сне, им оставалось совсем немного до настоящей встречи, а здесь, возможно, целая вечность.

Однако вставать пришлось, потому как мысли при пробуждении его посетили самые здравые: о том, что ждать здесь, у озера, глупо, ведь раньше следующей весны дверь не откроется. Да, он придет сюда снова, если за год Дин не вернется к нему, но… что-то подсказывало Тину, что его путь другой, что не это место связывает их, а значит, и приходить сюда не понадобится.

А что тогда? Просто ждать и надеяться? Женская участь – ждать мужчин из дальних походов, а у них с женой опять всё навыворот. Что ж, он сделает все, чтобы ей было куда вернуться. Если не сможет проложить путь для нее, то хотя бы запалит огни, чтобы она видела дорогу и цель.

Пока собирал и упаковывал вещи, взгляд зацепился за цветы насыщенного синего цвета. Дин вчера – мальчишкой еще – нюхала их и говорила, что пахнут они счастьем. Он сердился, потому что ему казалось, что это слова предвкушения, что они отражают желание друга уйти от него навстречу своему мифическому счастью, которое может ждать его – а может и не ждать – за зеркальными вратами.

Теперь Тин больше не злился. Он осторожно надломил один из стеблей у самой земли – и задумался: сохранить цветок в свежести не стоит и надеяться, такой магией он, увы, не владеет. Оставалось только воспользоваться своими умениями стихийника. Тин сел за землю и неспешно принялся вытягивать из растения влагу, одновременно сдавливая цветок ладонями. Спустя четверть часа между цветок между его ладоней высох окончательно, почти не потеряв своего цвета. Именно этого Тин и добивался. Высушенное растение он вложил в свою изрядно отощавшую тетрадку.

Вот теперь можно было идти.

В этот раз лес не мучил его голосами и видениями – то ли и впрямь кровь Дин помогла, то ли лесу просто не было нужды морочить идущих от озера, а не к озеру. Но шел он все-таки долго, так что и счет времени потерял. А может, и не было никакого времени в этом месте…

Кончился лес внезапно – словно Тин ото сна очнулся, обнаружив себя на опушке. А чуть дальше, на дороге, которая обрывалась, упираясь в кромку леса, его поджидал… Селех. И это было странно, но радостно. Воин как раз обернулся на его шаги, улыбнулся неуверенно, узнавая и не узнавая Тина в его новом-старом облике, но тут же помрачнел, заметив, что Тин вернулся один.

– Где мальчик? – спросил Селех.

– Мальчик… ушел.

– Можно надеяться на его возвращение?

– Можно, – ответил Тин, а про себя добавил: 'Можно, только это будет не его возвращение, а ее'.

– Как же ты решился… отпустить? – Сам не знаю. Наверно, до последнего не верил, что уйдет. Собственно, так оно и было. А когда поверил, уже не было смысла удерживать. – Ты-то здесь… какими судьбами? – решился спросить Тин.

Воин усмехнулся:

– Да вот… Проводил вас, хотел уж ехать, но сердце не отпустило. Отвел лошадей в ближайшую деревеньку, а сам вернулся. Седьмой день уж тут сижу.

Тин прикинул: получалось, что обратный путь через лес занял не один день, а он и не почувствовал, шел без остановок. Видать, и правда у этого леса особые отношения со временем.

– Как ты меня узнал-то?

– Я воин. Не на лицо смотрю, а на то, как человек двигается.

Селех не расспрашивал у него о том, что происходило у озера, и Тин был этому рад: ведь и не расскажешь о таком постороннему, пусть даже и очень хорошему человеку.

Они шли неспешно и через пару часов достигли деревеньки, где воин оставил лошадей. Там и заночевали, а утром пустились в путь верхом.

Уже в дороге Тин понял, что лес его не отпускает. Нет, в этом как раз не было ничего мистического или волшебного, просто он то и дело возвращался мыслями на берег озера и – вновь и вновь – переживал уход Дин, это внезапное и болезненное открытие, когда они поняли, кем друг другу приходятся, выворачивающую душу тоску, поселившуюся в нем после…

'… Когда увидишь меня… там, прошу, не обижайся за обман. Иначе было нельзя'. Он и не обижался, глупо было бы – ведь и сам лгал. Иначе было нельзя.

И только когда на горизонте показались стены Ашвы, Тин смог вернуться в реальность и вспомнить о взятых на себя обязательствах… Конечно, вряд ли пришел какой-нибудь ответ от деда или из академии, скоро такие вещи не делаются, однако неплохо было бы встретиться с князем, выяснить у него, что дал допрос сбрендившей придворной магички. Никакая информация ученому совету, который наверняка заинтересуется необычными чарами, лишней не будет.

Как оказалось, Селех и без пояснений не сомневался, что путь их лежит в княжеский дворец, ему даже в голову не приходило, что может быть иначе. Однако в столицу Талвоя они прибыли вечером. И их не то чтобы ждали, но появлению не удивились, приняли, как и в первый раз, разместив в посольских покоях.

Несмотря на усталость, Тин долго не мог стряхнуть с дорожную лихорадку. Чистая постель манила, но в душе было беспокойно, и он не ложился: слонялся по гостиной, долго и тщательно перебирал свою невеликую поклажу, потом извлек из мешка тетрадку, раскрыл и бессмысленно пялился на высушенный цветок, словно тот мог поведать ему о чем-то, чего сам Тин не знал. Однако цветок молчал, и скоро усталость взяла верх. Тин сам не помнил толком, как и когда перебрался в спальню.

Ночь длилась ровно одно мгновение темноты без сновидений.

Как ни странно, утром Тин чувствовал себя отдохнувшим и даже слегка успокоившимся. И надеялся сохранить такое состояние – надо было только гнать из головы тревожные мысли. Однако его благие намерения пошли прахом: умывшись и приведя себя в порядок, Тин вышел в гостиную и обнаружил там князя Аутара, склонившегося над раскрытой тетрадкой и с любопытством рассматривавшего цветок. В груди Тина зашевелилось раздражение – это было личное, то, чем он не желал делиться ни с кем.

Однако князь о его чувствах не ведал. Он поднял голову на гостя, улыбнулся дружелюбно и, кивнув на цветок, спросил:

– Авелея… Откуда?

– Оттуда… с озера.

– Память о друге? Я слышал, он ушел.

– Да… Память, – согласился Тин, – жаль, не было возможности сохранить цветок свежим.

– Я не знаю, – медленно заговорил князь, – что связывает вас с маленьким другом, но если вам интересны свежие авелеи, которые вы могли бы увезти на родину, а не только конкретно этот цветок, то мой маг-садовник мог бы вам в этом помочь.

Тин представил себе ярко-синие цветы, распускающиеся в их с Дин доме – которого, впрочем, пока еще не было – и улыбнулся:

– Да!

Ну а дом… будет когда-нибудь. Он об этом позаботится.

– Хорошо, – кивнул князь, – а теперь давайте позавтракаем – я уже распорядился, чтобы накрыли, – и поговорим о деле.

Ели не спеша, словно их не ждали никакие важные разговоры. Князь поглядывал на гостя, присматривался к его незнакомому лицу. Задал всего один вопрос:

– Это – настоящее?

Тин только кивнул молча.

А вот когда слуги убрали со стола, собеседники расположились в креслах – как равные. И князь повел свой рассказ:

– Итак, Анитха…

– Кто? – не понял Тин.

– Та магичка, которая хотела вас приворожить, – усмехнулся князь, – сама она к смертепоклонникам отношения не имеет. Способы работы с магией смерти подсмотрела в записях наставника. А вот наставник – штучка поинтереснее. О происшествии на приеме услышал и решил уничтожить свои записи. К сожалению, предотвратить это стражи не успели. Он, конечно, попытался изобразить слабого главою старца, но не слишком убедительно, так что говорить ему все-таки пришлось. Рассказал, что исследования в этой области вел давно, однако во зло не использовал, это, мол, все дура-девка на людей бросается, а он – чистый теоретик. И он ни с кем не делился своими открытиями, не знает, кто еще из коллег занимается магией смерти. К сожалению, к травкам, развязывающим язык, он невосприимчив, а магов-менталистов, которые могли бы проверить, насколько он правдив, у нас нет. Вы?..

– Нет, – мотнул головой Тин, – не моя специализация. Я чистый стихийник.

– Жаль, – опечалился князь. – Впрочем, я не особо и рассчитывал. Конечно, расследование будем вести и дальше, я взял его под свой личный контроль. Придется изучить все контакты старого мага, чтобы понять, он ли связан со смертепоклонниками, или кто-то из его учеников. Беда в том, что после выходки Анитхи все они теперь настороже.

– Что будет с ней?

– Ссылка в деревню под надзор. Будет полезные травки выращивать. По общему закону. Хотя, конечно, с учетом того, что преступление совершено в княжеском дворце против моих гостей, его можно приравнять к измене. Это смертная казнь. Но я все же считаю, что такого рода глупость надо лечить трудом на благо общества, раз уж обошлось без фатальных последствий. Вы ведь не возражаете?

– Нет, – Тин усмехнулся, – пусть лечится.

– Но главное, – продолжил Аутар, – нам нужны дальнейшие исследования магии смерти – чтобы знать, как защитить людей… к примеру, от таких неприятных вещей, как та, с которой вам пришлось бороться в источнике. Ведь это может повториться в любой момент и в любом месте.

– Как вы знаете, я написал деду, советнику Аиросу.

– В прошлый раз вы не называли своего настоящего имени.

– И не показывал своего настоящего лица, – криво улыбнулся Тин. – Просто не мог.

– Однако теперь я понимаю, откуда взялось утверждение, что семья ваша достаточно влиятельна, чтобы воздействовать на ход событий. От себя же хочу заверить, что если понадобятся денежные вложения в исследования, то талвойская корона тоже не останется в стороне.

Тин только покивал, а про себя подумал, что если академики сочтут, что от этих исследований есть какая-то выгода, то изыщут средства и без талвойского князя. Другое дело, что в Велеинсе им не позволят развивать опасное новое направление безо всякого надзора, благо среди высших аристократов хватает магов, не всегда сильных, но обязательно обученных – проконтролировать смогут.

– И, – продолжил князь, – для связи со мной, – с этими словами он протянул Тину шкатулку.

– Почтовая? – понимающе спросил парень.

– Совершенно верно. Одна из пары, и сообщения могу читать только я. А теперь я вас оставлю. Гуляйте, отдыхайте, посмотрите наконец нашу столицу – здесь есть на что полюбоваться. Когда лучше прислать к вам моего садовника?

Тин прикинул: трех часов на прогулку по Ашве должно хватить, дольше он все равно не сможет любоваться красотами города – либо устанет, либо все-таки поддастся тревожным мыслям. Да и вообще нет смысла задерживаться в Талвое сверх необходимого.

– После обеда, – решил он, – пусть заходит после обеда. Я надеюсь уже завтра отправиться в путь.

– Что ж… Не смею вас задерживать. Мне и самому на руку, если вы быстрее окажетесь в Велеинсе. Дал бы охранную грамоту для Фирны, но боюсь, с ней будет хуже, чем без нее. Тем более, как я понял, с фирнейской охранительной управой вы дело уже имели…

– Имел, – усмехнулся Тин, – не скажу, чтобы это было приятно, однако тоже обошлось без фатальных последствий. Надеюсь, что и теперь обойдется.

Тин действительно потратил два с лишним часа на прогулку по талвойской столице: обошел сияющий белизной княжеский дворец, посетил великолепный дворцовый парк, прогулялся до квартала магов, которые предпочитали селиться поблизости друг от друга… а может, это просто остальные жители, обделенные даром, опасались обитать рядом с магами, потому и образовался такой квартал. Там действительно было интересно – разноцветные башенки, буйная растительность вокруг, пестрый дым из труб – развлечение для зевак-прохожих, как и витражные окна, которые в настоящих рабочих помещениях могли магам только помешать.

Тину это казалось странным, в Велеинсе к магии и магам относились иначе – без явного опасения, но и без лишнего восхищения, а магам не было нужды привлекать к себе внимание всякими фокусами.

Обедал он своей комнате в одиночестве. Князь, конечно, пригласил его к своему столу, но не настаивал, предоставил выбор. И Тин решил, что вот такой – усталый от прогулки и слегка ошалевший от впечатлений – он князю не собеседник.

А после обеда явился обещанный маг-садовник, который оказался пухленькой улыбчивой женщиной средних лет.

– Вилна, – представилась она и тут же перешла к делу: – князь говорил, вам нужны авелеи. Я вам вот что скажу, юноша: в Велеинсе авелея будет расти только в комнатах или в оранжереях, климат у вас не тот, так что высаживать в открытый грут не советую.

Тин еще и понять толком не успел, о чем это она, а женщина уже вытаскивала из корзины какие-то странные предметы, вроде бочонков, слепленных из серо-зеленого материала, и расставляла их на столе. Бочонков оказалось не меньше двух дюжин.

– В каждом, – бойко поясняла она, – семечко авелеи, готовое к росту. Но взойдет оно, только если вы сами этому поспособствуете.

– Как?

– А вот послушайте. Перво-наперво, перевозить будете в коробе. Сейчас я их на свет выставила, чтобы показать, а потом мы с вами спрячем их… вот сюда, – садовница движением фокусника извлекла из своей бездонной корзины сундучок с тонкими стенками, – он обработан специальным составом с добавлением магии, от влаги предохранит, и от жары, и от холода. В нем будущие авелеи могут храниться сколь угодно долго. А как вернетесь домой, решайте, куда сажать будете… землю возьмете любую, здесь, – она потрясла перед носом Тина одним из бочонков, – все есть, что этому растению необходимо, оно изменит почву, если понадобится. Все понятно? – тоном строгой наставницы спросила Вилма.

– Угу, – сосредоточенно кивнул Тин.

– Так вот, просто переложите эти колыбельки в землю – в ящик на окошке или в клумбу в оранжерее. И полейте. Для первого полива в воду лучше добавить капельку крови.

– Чьей? – опешил Тин.

– Для девушки цветы? – хитро прищурилась садовница.

– Для жены, – уточнил он.

– Ага, значит, вы уже связаны. Тогда ваша кровь вполне подойдет. И – вы ведь маг?

– Стихийник.

– Прекрасно, вот еще и магии своей добавьте туда же, прямо в воду. А думайте при этом о жене, о своей любви к ней, о том, как хорошо вам вместе… ну, вы понимаете, – подмигнула Вилма. – И будут эти авелеи цвести на радость вам и вашей супруге долгие годы, только поливать не забывайте – просто водой, без крови и магии, это только в первый раз нужно. Удобрять тоже не повредит, но тут уж посоветуйтесь с любым опытным садовником в ваших краях. Вот я вам тут в тетрадочку выписала всякие советы, даже не вам, а садовнику… – и женщина принялась перекладывать колыбельки-бочонки в сундучок, после чего плотно закрыла крышку, заперла на замок и почти торжественно вручила сундучок Тину.

– Спасибо! – чуточку смущенный после ее речей, улыбнулся он.

Наутро он распрощался с князем и в сопровождении Селеха отправился обратно к границе.

Глава 3. Аудиенция

Дин

Проснулась она с чувством неясной тревоги. Дернулась, подскочила на кровати, огляделась сонно, но никого постороннего не увидела.

'Никому не доверять', – напомнила себе вчерашнее решение.

За окном уже занялся рассвет, и это было, пожалуй, к лучшему, что она проснулась до прихода горничных. Тревога диктовала свои правила, и Дин решила следовать им неукоснительно: умывшись, надела под нижнюю сорочку потайной поясок, в котором хранила неприкосновенный запас из нескольких серебряных монеток. Туда же добавила запасные иглы для хтыня, крохотный флакончик со снотворным, который тоже получила от Лекши, а еще – обручальное кольцо, которое она тоже не хотела никому показывать. Теперь, когда Лесного было уже не дозваться (а она попробовала еще раз, без всякой надежды, просто на всякий случай), а Тина рядом не было, приходилось полагаться только на себя, на собственную предусмотрительность.

Письмо, к сожалению, в поясок не помещалось, и Дин, повздыхав, порвала его на мелкие клочки, а потом приоткрыла окно и отпустила в полет. Письма было жалко, но правила есть правила, и если уж приняла решение следовать им, то не стоило отступать. А слова Тина она запомнила и сохранит в своем сердце. Так, кажется, в романах пишут?..

Покрутив в руках приготовленное с вечера платье, Дин не решилась облачаться в него самостоятельно, опасаясь запутаться в ворохе тканей: все же покрой у наряда был достаточно причудливым. Поэтому, когда в дверь, постучав, ввалилась горничная – кажется, именно та, что поначалу была настроена доброжелательно, – Дин ждала ее на диванчике, успев накинуть поверх сорочки халатик, который нашла в гардеробной.

В руках девица несла поднос с завтраком. Водрузив его на стол, горничная сдернула с подноса салфетку, и комната тут же наполнилась ароматом свежей выпечки, а Дин осознала, как она была голодна – ужина-то накануне ей не досталось.

Дин полагала, что на время завтрака девушка ее покинет, но не тут-то было: то ли здесь так было принято, то ли служанка таким образом еще раз решила продемонстрировать свое отношение к гостье, а потому стояла и сверлила взглядом, так что бедной Дин кусок в горло не лез.

– Может, составишь мне компанию за завтраком? – Дин решила попробовать наладить отношения.

– Не положено, – поджала губы девица.

– А мы никому не скажем, – подмигнула Дин.

Чашка, конечно, была только одна, а вот булочек вполне могло хватить на парочку некрупных девушек. А гоничная тоже не отличалась ни великим ростом, ни комплекцией – такая же мелкая и худая, как сама Дин. Видно было, что девушка в раздумьях: и хочется подружиться с гостьей, и мешает что-то. И наверняка это 'что-то' – вовсе не запреты на разделение трапезы с господами, а то, что вчера изменило ее настроение.

В конце концов девица прикусила губу и аккуратно уселась на краешек стула. И даже булочку одну взяла, не без опаски поглядывая на Дин.

– Меня зовут Динэя, – по некотором размышлении она решила представиться вторым именем, но полным, а не коротким, которое было только для нянюшки… и для Тина. Ну и еще для тех, кто знал ее только мальчишкой. – А ты?..

– Яра, госпожа…. госпожа Динэя. А можно спросить? – набралась смелости девушка.

– Спрашивай, конечно.

– Откуда вы пришли?

– Из Велеинса.

Девушка в немом изумлении уставилась на Дин:

– А где это? Я не знаю такого места в Пределе.

Слово 'Предел' Дин уже слышала, а потому не могла не заинтересоваться:

– А что такое Предел?

– Ну… – растерялась горничная. – Мы здесь живем. Есть Предел и есть внешний мир. Но сюда из внешнего мира попасть нельзя… так я раньше думала, – при этих словах на лицо Яры набежала тень.

– Я попала сюда через зеркало, – пояснила Дин, не вдаваясь в подробности.

– Ну понятно, что зеркало… многие зеркалами ходят. Все, в ком хоть капля дара есть.

– И ты тоже?

– У меня дар совсем слабенький – мне нужно долго сосредотачиваться, вспоминать место в подробностях… Проще ногами прийти. Все равно я, кроме дворца, почти нигде не бываю.

– Интере-э-эсно, – в задумчивости протянула Дин, допивая последний глоток тягучего молочного напитка.

– Ой, госпожа Динэя! – спохватилась Яра. – Надо же вас к встрече с ее величеством подготовить!

Подготовка состояла в надевании платья и тщательном разглаживании и распределении многочисленных складочек, после чего горничная взялась за прическу. Прежде у Дин никогда не было личной горничной, даже в доме отца. Сначала за ее волосами ухаживала нянюшка, потом Дин сама научилась плести простую косу, а настоящую прическу ей сделали лишь однажды – в тот день, когда она выходила замуж, и она до сих пор с содроганием вспоминала, как мачехина горничная Нэйка драла ее кудри.

Зря она боялась: у Яры, в отличие от Нэйки, руки оказались золотые, причесывала она совсем не больно. Только удивилась, подняв пышную волну волос и обнаружив под ними то, чего не ожидала:

– Ой, госпожа, у вас уши, как у человека!

– Ну-у, я вообще-то и есть человек, – осторожно ответила Дин.

– Какой же вы человек? Люди зеркалами не ходят. Я читала. Или вы полукровка?

– Ну, – уклончиво ответила Дин, – можно и так сказать.

Если вообще о той капли крови древних, которая течет в ее жилах, допустимо заявлять, что это половина. А людей здесь, значит, вовсе нет, – поняла Дин. Ведь горничная о них только 'читала'.

Больше они ничего толком обсудить не успели: Дин сомневалась, какие вопросы она может задать, а какие вызовут настороженность, и потому больше никаких и не задала – отложила на потом. Возможно, беседа с королевой что-то прояснит.

На беседу ее опять вели чередой бесконечных коридоров. Дин пыталась запомнить дорогу, но не была уверена, что у нее это получилось. Горничная подвела ее к дверям и оставила в одиночестве столь стремительно, что Дин даже не успела спросить у нее, что делать дальше. Впрочем, долго в растерянности ей пребывать не пришлось – дверь отворилась, и навстречу Дин выплыла та самая дама, которая вчера доставила ее во дворец.

Дин на мгновение показалось, что она участвует в каком-то странном представлении, где все не те, кем кажутся на первый взгляд. Но… ведь не может же эта женщина быть королевой? Или может?!

Дама меж тем окинула гостью придирчивым взглядом, кивнула – то ли сама себе, признав, что внешний вид пришелицы соответствует ситуации, то ли Дин, чтобы следовала за ней, и вернулась в комнату, на сей раз оставив дверь открытой.

Дин нерешительно шагнула следом. Навстречу ей из глубокого кресла поднялась другая дама, и вот про нее Дин сразу же поняла: это точно королева. Было в ней что-то такое, что позволяло сразу определить высокий статус.

Эта новая дама была молода – на первый взгляд: гладкое лицо без единой морщины, безупречная фигура… Дин бы даже назвала ее – в сравнении с той, предыдущей, – красивой, если бы не виделось во всем ее облике что-то неестественное, неправильное. Какая-то фальшь.

Дин присела в реверансе.

Королева дернула плечом, словно сама эта форма приветствия была ей… то ли непонятна, то ли неприятна, и произнесла:

– Присаживайтесь, дитя мое. А ты, Риева, можешь уже идти. Оставь нас наедине.

Дама, приведшая Дин к королеве, кажется, была не слишком довольна тем, что ей велели удалиться, однако возражать не посмела – вышла и аккуратно прикрыла за собой дверь.

– Итак, дитя, тебя зовут…

– Динэя, – подсказала Дин.

– Динэя… И ты пришла к нам из внешнего мира. Ты знаешь, кто мы и куда ты попала?

– Вы… древние? – предположила Дин.

На самом деле, она нисколько не сомневалась в правильности своего ответа. Вот только королева фыркнула, услышав это слово:

– Звучит ужасно. Это люди нас так называют. Мы зовем себя первосозданными, потому что пришли в этот мир раньше людей.