Текст книги "Все пути мира (СИ)"

Автор книги: Икан Гультрэ

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 19 страниц)

– Вы мне все равно не поверите.

– Я в состоянии отличить правду от лжи.

– Или сочтете, что перед вами сумасшедший.

– Это уже мое личное дело.

– Тогда у меня к вам будет просьба. Просто не рассказывайте никому о том, что услышите.

– Если речь идет не о преступлении…

– Нет-нет!.. Просто мне очень важно, чтобы моя тайна оставалась тайной. До поры.

– Я решу, когда услышу правду, – твердо ответил следователь. – Не оттягивай неизбежное, мальчик!

– Дело в том, что я не мальчик, а девочка, – брякнула Дин и замерла в ожидании реакции.

Однако реакции не последовало – слушатель ждал продолжения и, когда пауза слишком затянулась, не преминул напомнить о себе:

– Дальше…

– Мое полное имя Арлая Динэя тон Аирос, – глухо заговорила она. – Я ушла от мужа, Райна Тинэуса тон Аироса, не прожив в браке и пары дней, оставив волеизъявление по закону…

Рассказывать было трудно, мучительно трудно. Хорошо, что не требовалось объяснять причины ухода – этого она не вынесла бы, и так говорила на грани рыданий, едва сдерживаясь. Следователь задавал вопросы, и это помогало отвлечься от собственных переживаний и собраться с мыслями.

– Зеркало, значит, – хмыкнул следователь после очередного уточнения, – древняя кровь… Теперь кое-что становится ясным.

– Вы верите мне? – удивилась Дин. – И не считаете меня сумасшедшей?

– С чего бы вдруг? Я за время службы столько всякого повидал, что никаким чудесам не удивляюсь. Не верил я, когда слушал о том, как вы, лея, ночью встали и убийцу увидели. Чувствовал: что-то не то. А теперь все встало на свои места. Дар древних, работа с зеркалом, правильно?

– Правильно, – кивнула Дин. – Я могу убедить зеркало показать то, что оно видело раньше.

– Да уж, – вздохнул следователь, – мне такое умение тоже было бы весьма полезно. Осталось выяснить, как вам удалось изменить вашу внешность столь… м-м-м… существенно?

– Вот теперь вы точно усомнитесь в моем душевном здравии, – пробормотала Дин, – дело в том, что изменило меня существо, которому место только в сказках. Лесной житель или лесной хозяин.

– Расскажите подробнее об этой встрече, лея тин Аирос.

Рассказала.

– Помощь и совет, ага… Вот, значит, как внешность без амулетов и иллюзий меняют, – пробормотал следователь.

– Вы… не выдадите меня?

– Будьте спокойны, лея, ваша тайна останется при вас. К Аиросам с доносом не побегу.

– А разве… разве советник не для того к вам в Управление приходил, чтобы меня найти?

– Нет, советник был у меня совсем по другому делу.

Дин снова едва не расплакалась, на этот раз от облегчения: значит, все же не ищут ее как преступницу. Да и расплакалась бы, но невидящие глаза словно утратили способность истекать слезами. И девушке на миг представилось, что она никогда в жизни не сможет больше плакать. Это почему-то ужаснуло ее едва ли не больше, чем угроза ослепнуть навсегда. И подумалось: а вдруг они просто успокаивали ее – и Тин, и целитель. Вдруг она все же останется такой? Вздрогнула, поежилась…

– Что с вами, лея?

Непритворное участие в голосе следователя побудило Дин признаться:

– Я боюсь, что все-таки останусь слепой. Эта вспышка… она была такой яркой. Разве она не сожгла мои глаза навсегда?

– Глупости, – буркнул сыщик. – Вспышка не могла быть такой яркой, иначе бы ее было видно из любого места библиотеки. Это воздействие не собственно света, а магии. Разве лей Ари ничего вам не объяснил?

– Нет, – покачала головой Дин.

– Мальчишка! – фыркнул следователь. – Еще учиться и учиться головой думать!

– Не надо так о Тине, – робко попросила Дин, – он обо мне заботится. Он хороший, – прозвучало это ужасно глупо и по-детски.

– Хороший, – не стал спорить следователь, – только дурак дураком. Ну да ничего, это должно пройти с годами, – и добавил едва слышно, так что Дин не уверена была, что ей не послышалось: – Оба дураки…

И Дин подумала, что этому человеку наверняка известно намного больше, чем он озвучивает. И что все эти его замечания, не обращенные вроде бы к собеседнику, относятся к некой мозаичной картине, от которой у мита Лениса в руках куда больше фрагментов, чем у Дин. Ей было интересно, что за картина у него складывается и какое отношение эта картина имеет к ее, Дин, жизни.

А потом следователь все-таки задал положенные вопросы касательно произошедшего накануне, и Дин старательно напрягала память, чтобы восстановить малейшие детали встречи с преступником и описать его внешность.

– Ничего, мит следователь, – ответила она на очередной его тяжкий вздох, – я смогу видеть – и обязательно его для вас нарисую. Я неплохо умею рисовать.

– Заодно изобразите и тот вариант внешности, который показало вам зеркало. Вряд ли это будет его настоящее лицо, но он, возможно, засветился с той физиономией где-то еще… Вот что меня волнует… – пробормотал мит Ленис. – Почему не стал убивать, а только ослепить попытался? Если без острой необходимости жизнь человеческую отнять не решился – это одно, но может статься, парень сделал это не только для собственной безопасности, но и ради мести, и тогда, лея, вам следует быть очень осторожной…

Тин Ари

Он весь извелся от беспокойства и нетерпения, стоя под дверью комнаты, в которой наедине со следователем остался Дин. Разговор велся долго – слишком долго для всего лишь обсуждения вчерашнего происшествия.

Наконец следователь появился на пороге, и Тин тут же преградил ему путь.

– Не волнуйтесь, юноша, не съел я вашего маленького друга, – усмехнулся тот, – только покусал слегка.

– А-а-а…

– А вот содержанием нашей беседы я с вами делиться не намерен. Захотите – сами расспросите… мальчика.

– Хорошо, – смирился Тин, – но что с расследованием? Есть хоть какие-нибудь подвижки?

– Что ж, в этом нет никакого секрета. К сожалению, ни вы, ни Дин не обратили внимания, был ли на нападавшем перстень выпускника. Скорее всего, это значит, что перстня нет – все же руки, как я понимаю, Дину удалось рассмотреть. Значит, студент. Сегодня наши сотрудники с самого утра в академии – выясняют, кто из студентов не ночевал в общежитии, не появился на лекциях. Но вы же понимаете, что это еще не показатель? Мало ли что случилось. Словесное описание – тоже штука ненадежная. А потому придется ждать, пока к нашему пострадавшему вернется зрение. Он говорит, что сможет нарисовать преступника. Будем надеяться, что по портрету кто-то опознает того парня. Но даже это еще не дает гарантии поимки. Все же с этой практикой – учиться под личинами – пора что-то делать, – следователь горестно вздохнул.

Тин, пожалуй, склонен был согласиться с ним. Времена, когда маски служили безопасности, давно ушли в прошлое. Теперь в них не было никакого смысла. Хотя ему, Тину, было теперь на руку, что он учился под личиной и что теперь его статус выпускника подтверждает лишь перстень. Но у него и обстоятельства особые. Как, впрочем, и у преступника…

– Получается, друга я смогу обезопасить, только если все время буду его сопровождать, – поморщился Тин.

– Не знаю, – подумав, ответил следователь. – С одной стороны, только он придет в себя и сможет изобразить человека, которого опознал, смысла охотиться на него у преступника уже не будет, ничего нового Дин уже не расскажет и не покажет. С другой – преступник может напасть из одной лишь мести. Хотя это было бы не слишком разумно с его стороны.

– Угу, – кивнул Тин. – А что насчет меня? – С вас, юноша, подозрения сняты. Можете покинуть город, в любой момент, если захотите.

– Не захочу, – больше для себя, чем для следователя твердо сказал Тин, – у меня есть причина оставаться тут.

– Ну-ну, – пробормотал следователь и шагнул вниз с крыльца, исчезая в мутной пелене дождя.

'Осень, – вздохнул парень, – как-то незаметно почти подошла к концу осень, а я… все еще не нашел свою жену. И не знаю, как ее искать'.

Он закрыл дверь за посетителем, поднялся наверх и постучал в комнату мальчишки.

– Заходи, Тин! – послышался звонкий голос.

Дин лежал в постели с повязкой на глазах. Губы его чуть-чуть кривились – то ли плакать собрался, то ли наоборот – смеяться.

– Что? – обеспокоился Тин. – Неприятный был разговор со следователем?

– Да как сказать, – неопределенно ответил Дин, – вроде и ничего. Даже, наверно, неплохо. Но очень тяжело.

– Пришлось рассказать ему о себе?

– Угу.

Хотелось спросить: 'А мне? Когда ты станешь мне настолько доверять, чтобы поведать свои тайны?' Но он промолчал. Для тайн, он не сомневался, придет время. Когда-нибудь непременно придет, если между ними двумя не встанут никакие преграды. Потому что друг никогда не полезет в сердце, не станет домогаться откровенности, а просто подставит плечо, когда в этом есть необходимость. А доверие должно еще созреть, торопить его не стоит.

Подумал так – и сам себе удивился. Потому что это была… не то чтобы совсем не его мысль, но он чувствовал, что она немного выше его, что ему надо еще дорасти до нее, чтобы иметь право признать, что это он сам такой мудрый. И – горько стало: где была эта мудрость, когда он обидел ту, которую должен был защищать? Осознание собственной вины и беспомощности накатило в очередной раз, заставив глухо застонать.

– Тин? – встревожился мальчишка. – Что с тобой, Тин?

– Да нет… Ничего. Просто мысли.

– Ты о той девушке подумал, да?

– О ней… О себе… О том, какой я болван.

– Не надо. Ты не болван. Ты ошибся, но сейчас ведь понимаешь, в чем твоя ошибка. А девушка… она найдется. Может, даже сама объявится в один прекрасный день. Просто вам нужно время. И ей – чтобы сердце смягчилось, и тебе – чтобы примириться с собой. Вот поверь, вы встретитесь, когда ты найдешь для нее нужные слова, а она будет готова тебя услышать.

– И откуда ты такой умный взялся? – усмехнулся Тин. – Кругом прав. Но это не отменяет того, что я о ней тревожусь.

– Ты хороший, Тин! Ты знаешь, что ты хороший? – парнишка хихикнул.

– Да! – радостно откликнулся Тин. – Я настолько хорош, что мне ужасно хочется что-нибудь для тебя сделать. Как будет лучше, развлечь тебя разговором, чтобы не скучал, или сходить в архив и посидеть там над тетрадями великого путешественника?

– М-м-м… – смутился Дин. – Я, конечно, буду очень скучать без тебя, но все-таки…

– Записки?

– Да, это очень важно. Мне нужно знать, куда идти.

– Идти?

– Ну да, если ты найдешь описание нужного места.

– Эх, знать бы еще, что тебе конкретно нужно.

– Хотелось бы и мне это знать!

– Сплошные загадки! – хмыкнул Тин, но вновь удержался от расспросов.

По правде сказать, ему не хотелось никуда идти. И больше всего он жаждал услышать от друга, что тот любым сведениям из пыльных архивов предпочтет его, Тина, общество. И обижаться смысла не было – понятно же, что парень не со зла, просто ему действительно нужны эти записи.

Он все-таки заставил себя выйти в дождь, а потом глотал архивную пыль, борясь с искушением воспользоваться магией, чтобы наконец перестать чихать. Простейшей бытовой магией, которая была строго-настрого запрещена в хранилище старых документов.

Зато вечером его муки были вознаграждены: он сидел с другом, зачитывал ему вслух свои записи, и дождь стучал в оконное стекло. Стоило забыться на мгновение – и Тину начинало казаться, что он в родовом имении, в собственных покоях, и дивные сказки о дальних краях он читает не постороннему мальчишке, пусть даже и другу, но своей потерянной, а ныне чудесным образом обретенной половинке.

И это чувство – обманчивое, конечно, но такое сладкое – побудило его на следующий день сразу после завтрака снова отправиться в архив. Тин был готов к мучениям и настроен на тяжкий труд, но все оказалось куда проще, чем он ожидал. То ли он успел свыкнуться с корявым почерком путешественника, то ли к моменту написания очередной зеленой тетради почерк Тарне Уаллиса чудесным образом исправился, но читать оказалось неожиданно легко, да и пыль в этот раз не особенно беспокоила. Конечно, Тин понимал, что перемены произошли в нем, а не в окружающей действительности, но предпочитал об этом не думать – просто потому, что тогда следовало бы признать, что он сейчас гонится за иллюзией и читать вслух придется Дину, а не пропавшей жене. А так… Он не врал себе – всего лишь позволил мечте быть. Такие мелочи!

Зато домой он возвращался как на крыльях – последняя тетрадь была прочитана и переписана, впереди его ждало уютное кресло, внимательный слушатель и… чуть-чуть мечты. Почему бы и нет?

Глава 13. Первые находки

Дин Рос

Дин было стыдно.

Во-первых, потому что умничала неуместно – и из образа своего мальчишеского выбивалась, хоть Тин и не заметил ничего, да и мысли высказанные были как будто не ее. Словно бы присвоила себе чужую мудрость, выдала за свою. Но вроде и не сказать не могла, слова буквально сами рвались наружу. Да и, признаться, эти мысли она полностью разделяла, пусть и не сама до них додумалась.

А во-вторых, и в этом она себе призналась не сразу, ей, оказывается, ужасно не хотелось, чтобы та девушка, которая так много значит для Тина, нашлась и заняла положенное ей место в его жизни. Место – ну чего уж там, надо быть честной хотя бы с собой, – которое Дин хотела для себя. И этот стыд был даже мучительнее, чем за присвоенную мудрость.

Получается, не успев сбежать от мужа, она влюбилась в совершенно постороннего парня? Но нет, если разобраться в собственных чувствах, это даже не влюбленность, просто ей приятно, что рядом есть человек, на которого можно положиться, надежное плечо. И ей просто хорошо рядом с Тином. И это ужасно эгоистично, потому что влюблена она на самом деле как раз в своего мерзавца-мужа. Именно его Дин представляет себе, когда лежит с повязкой на глазах и слушает мягкий голос Тина, зачитывающий увлекательные описания дальних чудесных мест.

С одной стороны, это здорово, когда глаза закрыты и можно дать волю воображению. Но оказывается, стоит позволить себе замечтаться, разум отдается игре, в которую вступает и тело. И у тела, как выяснилось, есть собственные желания, о которых Дин не то чтобы не подозревала до этого времени, просто ей никогда не приходилось испытывать их на себе. А тело откликается на мягкую вибрацию голоса, тело предает и… Стыдно.

Умом Дин понимала, что ничего ужасного с ней не происходит, наоборот, все естественно. Но было неловко, что рядом не тот мужчина, который должен быть, да и сама она в его глазах мальчишка. И это, наверно, к лучшему. Потому что…

Ах, не стоит даже предполагать, что могло бы случиться… А стыдно еще и потому, что ее тело помнит то, что разум предпочел бы забыть – просто чтобы сохранить себя, свою свободу. Дин всегда считала себя здравомыслящей. Ну, может, немного излишне импульсивной, но тем не менее. И тем более диким казалось ей предательство тела, которое стремилось возобладать над разумом.

Дин закусила губу, пытаясь справиться с эмоциями, и заставила себя вновь вслушаться не в звучание голоса, а в смысл произносимого. И вовремя.

– '…Местные жители называют озеро Зеркальным. В самом названии нет ничего удивительного – гладкую водную поверхность часто сравнивают с зеркалом. Однако легенды, которыми овеяно это место, заставляют задуматься о том, что свое имя озеро получило неспроста. Говорят, будто бы весной, в равноденствие, на границе дня и ночи, над озером встает настоящее зеркало. Кому повезет, увидит в нем лишь свое отражение и благополучно вернется домой, другому же откроется через это зеркало вход в иное место, которое манит смертного, но войти в него трудно, почти невозможно, ибо вход охраняет страж, требующий имени, которым запечатана дверь, и жертвы. Если смельчак не знает имени и не имеет при себе того, чем может откупиться от стража, то погибает в муках или утрачивает разум… Рассказы местных не столько напугали меня, сколько заинтриговали, и я решил, что непременно должен попасть к чудесному озеру, чем бы мне это ни грозило. Увы, дорогу туда мне найти так и не удалось. Я тщетно скитался по лесу, потеряв счет времени, и вышел обратно к людям спустя семидневье. Тайна Зеркального озера так и осталась для меня тайной'.

'Дару твоему сродни', – вспомнилось Дин. Куда уж роднее, когда речь идет о волшебных зеркалах. Вот только от подобного волшебства хочется держаться подальше… Стражи какие-то, жертвы, безумие, дорога, которую не найти. Неужели бывает счастье, ради которого можно решиться на такой путь? Страшно.

Но еще страшнее, наверно, прятаться от своей судьбы. И – мыслишка стучала в висках – кто знает, сможет ли она снова стать собой, если не послушает лесного хозяина? А то ведь так и останется мальчишкой для всех вокруг. Это ли счастье, которого она ищет? Пожалуй, все-таки нет.

– Дин? – в голосе парня тревога. – Что-то случилось?

– Случилось? Нет, – Дин нервно хихикнула. – Или все-таки случилось?.. Кажется, это то самое место, в которое мне предстоит отправиться.

– Зеркальное озеро? Через две страны, одна из которых – Фирна, в которой не жалуют чужаков и особенно – магов? Ты с ума сошел! – выдохнул Тин. – Скажи, кто-то требует этого от тебя? Заставляет? Не может быть, чтобы по собственной воле…

– По собственной, по собственной, – криво усмехнулась Дин, – можешь не сомневаться. По крайней мере, цель – ради которой все это затеяно – моя. Мне это нужно.

Ох, еще бы самой верить в то, что говоришь! А в голове – беспокойные танцы. Не мыслей даже, а обрывков – неоконченных, бессвязных, болезненных.

– Тин… Ты не мог бы? Мне нужно побыть… одному.

На самом деле Дин вовсе не была уверена, что одиночество – это то, в чем она сейчас нуждается. Просто при Тине она не могла позволить себе вскочить и бегать по комнате, слепо натыкаясь на мебель и ругаясь шепотом неуместными для девушки ее происхождения словами. Впрочем, и для юноши тоже – так принято считать. Хотя безвестный мальчишка из пограничного городка где-то на юго-западе мог бы, наверно, еще и не так.

И трясущиеся руки показывать другу было совсем ни к чему. Вот если бы она могла сейчас взять и рассказать ему честно обо всем… Но отчего-то Дин была уверена, что для правды о себе время еще не пришло. И придет нескоро. К этой необъяснимой уверенности примешивался страх потерять друга, делая ее непоколебимой. Нет уж, свою тайну она будет оберегать до последнего. Пусть неправдой, но получит немного любви и тепла, ей не предназначенных. А с совестью она уж как-нибудь договорится.

А Тин, оказывается, там, за дверью, психовал ничуть не меньше – стоило Дин справиться с собой и снова улечься в постель, потирая ушибленные в неуклюжих слепых метаниях места, как он снова постучался в дверь, как будто только и ждал этого момента. А может, и ждал. Прислушивался с тревогой, стоя под дверью… По крайней мере, Дин нравилось думать об этом.

– Что ты надумал? – спросил парень прямо с порога.

– А что тут думать? – пожала плечами Дин. – Понятно, что я пойду, но не прямо сейчас, а к весеннему равноденствию. И подготовиться еще надо.

– Да уж, такое путешествие требует серьезной подготовки, – вздохнул Тин. – Нам надо маршрут продумать, прикинуть, каким транспортом добираться… Ты верхом умеешь ездить?

– Ты что, – опешила Дин, – планируешь отправиться со мной?!

– Неужели я тебя одного брошу?

– А как же… девушка, которую ты должен найти? Ты забыл о ней?

– Нет! Ни в коем случае. Просто я точно знаю, что должен идти с тобой. Ну… почти точно, – он смущенно улыбался, и Дин не видела, но слышала эту его улыбку.

'Значит, не вполне уверен', – подумала. С одной стороны, ей приятно было, что новый друг готов отправиться с ней на край света, с другой – Дин боялась, что он передумает. И тут же одергивала себя: можно ли тащить с собой в рискованное путешествие человека, пусть тебе даже очень хочется его общества? Тем более, мага – в Фирну! Но ведь и Лесной говорил, что в путь надо брать того, кто сам предложит… Как все запутано! И поди разберись, где голос разума, а где писк испуганной девчонки, которая не готова… Да ни к чему не готова!.. И уж тем более – отправляться на край света в одиночестве.

– Но вообще-то я не о маршруте, хотя это тоже важно, – наконец собралась с мыслями Дин. – Просто мне нужно еще кое-какими сведениями разжиться, прежде чем пускаться в путь.

– Какими?

– Буду искать наставления… фиолетовые, – Дин хихикнула.

– Какие-какие?

– Фиолетовые наставления о чаше весеннего равноденствия.

– Ты не поверишь, Дин, но я прямо сейчас тебе расскажу, где их можно найти.

– В академической библиотеке?

– Совершенно верно.

– И что, вот так просто? Никаких архивов, к которым не всех допускают?

– Вот так просто. Хотя я ума не приложу, зачем они вообще могут кому-то понадобиться, кроме как ради того, чтобы подивиться старинным суевериям.

– М? – изумилась Дин.

– Это сборник всяких диковинных обрядов под названием 'Народная магия. Наставления к применению'. Большей частью – чушь несусветная.

– Не все, о чем мы не знаем, непременно чушь, – Дин немножко обиделась на такой пренебрежительный отзыв – все же она была уверена, что дурного Лесной житель ей бы не посоветовал.

– Да, – неожиданно согласился с ней Тин, – да, ты прав. За последнее время я несколько раз столкнулся с тем, что еще недавно считал выдумками. Так что мне стоит быть поосторожнее в высказываниях.

Тин Ари

Дин выздоравливал быстро, Тина это и радовало и пугало одновременно, потому что хотелось подольше подержать друга дома, в безопасности. Но мальчишку и с повязкой-то на глазах было не уговорить лежать в постели, а уж когда он прозрел, так и вовсе стал рваться на волю – и это несмотря на то, что магистр Видар отчетливо заявил, что не желает видеть Дина на работе до полного выздоровления. Но даже известие о том, что болеть можно с сохранением жалования, не слишком способствовало удержанию Дина в четырех стенах. Собственно, хватило этого всего лишь на день, а потом мальчишка, умоляюще заглядывая другу в глаза, каким-то немыслимым образом уговорил-заморочил его, вытащив на прогулку.

Сначала заглянули в управление правопорядка. Там, убедив следователя, что его глазам это не повредит, Дин умело набросал пару портретов преступника, каким он его запомнил – сначала в компании приятелей у ворот университета, потом в библиотеке, на фоне уходящих вдаль книжных полок. И еще один – под другой личиной, в ночь убийства. Портреты, на первый взгляд довольно схематичные, вышли на удивление живыми и убедительными, так и казалось, что вот-вот парень на листе тряхнет плечами, освобождаясь от бумажных пут, и шагнет в кабинет мита Лениса.

Следователь тепло поблагодарил мальчишку, и Тин мимоходом подивился, как резко поменялось отношение мита Лениса к Дину после той беседы за закрытыми дверями – от колюче-ядовитого и полного подозрений к мягкому и заботливому. Это было… странно. Но и отрадно, потому что теперь не надо было больше думать, как защитить друга от следователя, раз уж эти двое нашли общий язык.

– Ну, теперь ты можешь быть спокоен за меня! – удовлетворенно заявил мальчишка. – Портрет я нарисовал, так что убивать меня больше смысла нет.

– Ага, – хмыкнул Тин, – только преступник об этом пока не знает.

Дин помрачнел, но только на несколько мгновений, а потом снова расцвел в улыбке:

– Значит, надо всем об этом рассказать! Чтобы до него слухи дошли.

Мит Ленис, кабинет которого они пока не успели покинуть, закашлялся.

– Вы бы все-таки поосторожнее, – попросил он, справившись с дыханием, – не уверен, что это хорошая идея.

– А вы, мит следователь, – не удержался от ехидного замечания Тин, – лучше бы рисунки откопировали да в разных местах припрятали – не ровен час сопрут. У вас же тут всякое случается, – и, не дожидаясь реакции хозяина кабинета, выволок Дина в коридор и закрыл дверь.

– Ну и зачем ты так? – с укоризной спросил Дин.

– Ну… – не нашелся с ответом Тин.

Не то чтобы он сразу устыдился, но некоторую неловкость почувствовал – словно этот мальчик вдруг оказался его совестью. 'С ума сойти, – хмыкнул мысленно Тин, – как это мы так долго существовали по отдельности!' Но ни злости, ни раздражения от этого открытия он не испытывал. А задирать мита Лениса и впрямь было глупо и некрасиво, нельзя не признать.

Чересчур активная совесть не ограничилась исполнением своих прямых обязанностей, а потащила Тина в библиотеку. Зачем? Ну разумеется, за 'фиолетовыми наставлениями'! А на замечание о том, что вообще-то глаза болящему стоит поберечь и книжки читать пока рано, последовал уверенный ответ:

– Ну ты ведь почитаешь мне вслух? – и лукавая улыбка, перед которой невозможно было устоять.

И – опять это ощущение нереальности происходящего, словно мальчишка перед ним – вовсе не мальчишка, а та, кого он потерял. При этом никакой неестественной тяги к самому Дину он не испытывал, просто забывался иногда и ему начинало казаться… всякое разное. С этим можно было бороться, но не хотелось. Пусть хоть так, пусть иллюзией. И пусть те незначительные мелочи, которые он в состоянии сделать для мальчишки, будут предназначены немного и ей. А уж читать вслух внимательному слушателю и вовсе было сплошным удовольствием, и не только потому, что на месте слушателя мечталась-представлялась пропавшая лея Аирос, просто выяснилось, что это занятие Тину нравится само по себе.

В библиотеке Дин быстро отыскал нужную книгу и отправился со своей добычей к магистру Видару.

– Ну что, оклемался немного? – добродушно улыбнулся старик.

– Да! А еще мы были сегодня в Управлении и осчастливили следователя портретами преступника, – Дин говорил нарочито громко, чтобы невольные свидетели непременно услышали, о чем идет речь.

Тину вздохнул: на самом деле он, как и следователь, вовсе не был уверен, что это правильное решение. В конце концов, преступник может напасть не только потому, что боится разоблачения, но и просто из мести.

– Тебя тут, кстати, искали.

– Кто? – насторожился Тин, не дожидаясь реакции младшего друга.

– Некто Виан Талик. Знаешь такого?

– А как же! – расцвел парнишка.

– Он, кстати, и сейчас здесь, – старый библиотекарь махнул рукой в сторону двери в клуб.

– Так это ж замечательно! – воскликнул Дин. – Пойдем, Тин, вы обязательно должны познакомиться. Он очень интересный!

К стыду своему, Тин почувствовал что-то вроде ревности: ему почему-то казалось, что он у мальчишки, недавно попавшего в столицу, единственный друг здесь. И тут выяснилось, что есть кто-то еще, о ком Дин даже не удосужился ему рассказать. И еще он сразу понял, что тучку, набежавшую на его лицо, Дин заметил, но предпочел сделать вид, что ничего не случилось. Как будто был уверен, что спустя несколько минут недоразумение само собой потеряет свое значение.

И оказался совершенно прав. Правда, Тин не сразу это осознал, сначала пришлось выслушать совершенно непонятный ему диалог.

– Ну! Что они ответили?

– Эх, – шумно вздохнул высокий взъерошенный парень с длинным носом, – так прямо и не скажешь. Вроде и хорошо – и мастерскую выделили, и помощь студентов разрешили в счет практических занятий использовать, но… Деньги определили смешные: мол, академия нынче стеснена в средствах и большего предложить не в состоянии, ищите финансирование на стороне. И где я его найду? Я ведь из простых, у меня ни связей, ни богатых родственников.

– А что у тебя? – неожиданно для самого себя заинтересовался Тин.

И – пропал. Сам не заметил, как пропал, когда перед его глазами были разложены чертежи, а этот лохматый парень с горящими глазами начал, размахивая руками, излагать свои идеи. Не сразу, надо признать, заговорил – сперва поглядывал с опаской и недоверием, побаивался, видать, что украдут изобретение. Но, бросив неуверенный взгляд на Дина, улыбнулся кривовато и отбросил сомнения.

Дин Рос

Дин любовалась на этих двоих и посмеивалась про себя: мальчишки! Дай им подходящую игрушку – и весь мир перестанет для них существовать. И – радовалась. Потому что эти двое, кажется, нашли друг друга – вон как у обоих глаза горят. И это значит, что у Тина будет дело по душе, к которому он так стремился. Пусть не навсегда, на какое-то время, пока увлечен, но ведь надо же с чего-то начинать. А еще он сможет, наверно, вложить в изобретение Виана семейные деньги, если ему, конечно, удастся убедить семью.

Налюбовавшись от души, Дин открыла добытый в библиотеке томик, заглянула в оглавление и быстро-быстро долистала до нужной страницы. Прочитала. Потом еще раз прочитала, пытаясь справиться с недоумением и найти в этом бреде хотя бы крупицу здравого смысла. Тщетно.

'Взять одну часть сребрянки горной, две части сушеных ягод авара, две части коры семельской ивы, одну часть сей-травы и три части вейльского красного вина не менее чем десятилетней выдержки. Воды же взять пять частей, готовить состав на костре, залив в котле сначала сребрянку с ягодами, после же закипания добавляя остальные ингредиенты в названном порядке с перерывом в десять по десять размеренного счета. Последним влить вино, выждать еще десять по десять, остудить до температуры, близкой к телесной и добавить четверть части красного цветка положенной жертвы.

Сим составом в весеннее равноденствие отворяется любая дверь, закрытая силой магической или высшей, нужно только сделать три глотка самому, затем плеснуть на дверь, а если при двери страж поставлен, то и ему в лицо, а затем произнести: 'Сим запертое отворяется!' Однако бывает, что дверь заперта с особым условием, тогда нужно знать специальные слова, каковые сие условие разрешают'.

Дин нервно сглотнула. Не может быть, чтобы Лесной отравить ее задумал! К чему такие сложности? И… неужели он всерьез полагает, что она будет глотать эту гадость?

– Дин? Что с тобой? – отвлекся Тин от своего нового приятеля.

– Да вот, – хмыкнула она и зачитала вслух повергнувший ее в недоумение отрывок.

– Ну, в принципе, практически все ингредиенты можно у наших алхимиков достать, – принялся рассуждать вслух взлохмаченный гений.

Тин бросил на него шокированный взгляд и снова обернулся к другу-подруге:

– Ди-и-ин… – вкрадчиво начал он. – Только не говори мне, что ты действительно собираешься это глотать.

– А знаешь, – неожиданно для себя самой ответила девушка, – собираюсь.

Глава 14. Пора!

Тин Ари

Тин разрывался от противоречивых чувств. С одной стороны, он был встревожен: юный друг категорически отказывался прислушаться к голосу разума и был твердо намерен совершить задуманное, то есть отправиться в это нелепое путешествие, наглотаться какой-то отравы и попытаться открыть дверь… куда? И что самое ужасное, Тину придется разделить с другом это безумие, потому что отпускать мальчишку одного он не собирался, несмотря на все попытки Дина отговорить его от этого путешествия.

Собственно, друга беспокоила Фирна, в которой все свои маги были на учете и служили исключительно короне, а пришлым, если их ловили на магии, на выбор предлагалось два пути: та же служба правителю, только за куда более скромное вознаграждение, чем для местных, или глубокие подвалы с антимагическими наручниками – то есть верная смерть. Можно было, конечно, получить официальное разрешение на пребывание в стране, но это, во-первых, требовало слишком много времени, а во-вторых, если не пользоваться своим настоящим – внушающим должное уважение – именем, то все равно не гарантировало полной безопасности. А пользоваться своим именем Тин не собирался. Разве что в самом крайнем случае.