Текст книги "Личный номер 777"

Автор книги: Игорь Поль

сообщить о нарушении

Текущая страница: 16 (всего у книги 22 страниц)

– Ага! – торжествующе воскликнул Гор, который принял свист воздуха за предсмертный хрип. – Не нравится?

И он выпустил целую очередь камней, работая по площадям, точно автоматический миномет при отражении ночной атаки.

Камни со стуком забарабанили по крыше кабинки. Часть их, однако, достигла цели: после серии точных попаданий сержант Вирон, не выдержав боли, взвыл дурным голосом и вскочил. Он уже понял, что стал жертвой нападения одного из своих подопечных, а невнятный торжествующий возглас и мелькнувшая на гребне вала фигура только укрепили его догадку.

– Убью! – проревел Вирон с такой силой, что звуковые сенсоры на периметре зашкалили и временно отключились. Затем он бросился в погоню и с живостью, какую трудно ожидать от такой туши, вскарабкался по травянистому склону.

– Живьем сгною! Головы поотрываю! Замордую! – разнеслось по спящему лагерю.

Ступор, в который поверг Гора первый вопль взводного сержанта, сменился паническим детским испугом, и незадачливый охотник со всех ног бросился прятаться в свою палатку, где с рекордной скоростью сбросил ботинки и замер под одеялом, напряженно прислушиваясь к тому, как Вирон, припадая на раненую ногу и не переставая изрыгать проклятия, разъяренным носорогом топает по гравийной дорожке.

– Я видел тебя, мерзавец! – орал Вирон. – Лучше выходи по-хорошему!

У самой палатки старший сержант споткнулся и с шумом растянулся на мокрой траве, но тут же вскочил, рванул полог и заорал в темноту:

– Седьмой взвод! Па-адъем! Строиться для осмотра!

Он повторил свой вопль еще трижды, прежде чем сонные новобранцы, одеваясь на ходу и сталкиваясь на выходе, со стонами и проклятиями начали выбираться из палаток. В числе прочих наружу выскочил и Гор, напустивший на себя вид только что разбуженного человека.

В конце концов все выстроились в шеренгу, сонно жмурясь в свете прожекторов и гадая, что же на этот раз так возбудило взводного сержанта.

– Подравнялись! Ноги на линию! Застегнись, чучело! – покрикивали командиры отделений, сами пребывающие в недоумении.

Выглядел Вирон невероятно смешно: толстые волосатые ноги, резиновые шлепанцы, грязные шорты, измазанная землей майка защитного цвета, а над всем этим, на круглой башке – форменное кепи с длинным козырьком. На его коленях кровоточили свежие ссадины. Потирая ушибленное плечо, Вирон хромал вдоль строя, зажав под мышкой скомканное пончо и вглядываясь в перепуганные лица новобранцев налитыми кровью глазами, словно какой-нибудь вурдалак, выбирающий жертву.

– Быстро, скоты! – орал старший сержант. – Руки перед собой! Быстро! Быстро!

Он тщательно осмотрел всех новобранцев, но так ничего и не обнаружил – ни пятен грязи, ни следов от травы.

– Ладненько, – бросил он свое любимое словцо, будто и не был разъярен до предела. – Мы вот как поступим. Вы, быдло, поди думаете, что можно безнаказанно напасть на взводного сержанта. Будто ваш сержант только и ищет, на ком бы отыграться. Будто он о дисциплине печется. А вот хрен вам! Плевал я на дисциплину. Я только хочу справедливости. Чтобы трусливая гнида сама призналась. Или кто-то другой, кто знает эту скотину. Ну а раз уж вы не желаете справедливости, так пеняйте на себя. И тот гаденыш, и весь взвод за компанию. Теперь-то я с вас спрошу по полной программе. Из кожи вылезу, будьте уверены. В Объединенных силах все за одного и один за всех. Один напакостил, все отвечают.

Усилием воли Брук подавил закипавшее в груди странное чувство – что-то вроде смеси равнодушия и ненависти. Он просто должен не реагировать, не обращать внимания. Пусть будет, что будет, его это не касается. Он-то видел, как Гор выскальзывал из палатки после отбоя. И что бы ни устроил Вирон, он промолчит. Должен промолчать. Промолчат ли другие – Пан, Людвиг, Бан Мун – тот еще вопрос. Но ему нет до них никакого дела. Пусть горожане сами разбираются со своими проблемами. Он же отвечает только за себя.

Вирон обводил солдат ненавидящими глазами, уперев руки в бока, переминаясь в своих нелепых резиновых тапках. Новобранцы стояли так тихо, что было слышно их дыхание.

– Взвод! – скомандовал старший сержант. – Каждому взять свое пончо! Бегом марш!

Толкаясь, новобранцы кинулись по палаткам.

Загремели сдвигаемые кровати. Сталкиваясь в темноте, солдаты доставали мешки с имуществом и выуживали из них туго скатанные рулоны – длинные, до пят, тонкие непромокаемые накидки.

Брук остановился у входа, дожидаясь, пока палатка опустеет. Куда ему торопиться? – думал он. Несколько секунд нечего не решают. Последним, едва не сбив его с ног, выбежал Гор. Брук нырнул в темноту, сунул руку под кровать и обмер: мешка с имуществом не было на месте.

Голос Санина снаружи подгонял:

– Поживей, третье отделение! Эй, Фермер, ты там не заснул?

В растерянности Брук оглядел палатку. На всех койках, кроме его собственной, едва различимые в полумраке, темнели груды наспех сваленного барахла. Потом он опустил взгляд и разглядел на полу в проходе темную массу – свой выпотрошенный баул. В груди возник холодок неприятного предчувствия. Уже догадываясь, что ничего не найдет, он быстро перебрал руками комплект запасной одежды, противорадиационный защитный костюм, упаковку с носками, пачку носовых платков, фляжку, коробку с сухим пайком из сублимированных продуктов.

Тщетно. Его пончо пропало.

– Строиться!

Взвод вновь выстроился вдоль посыпанной мелом линии. Каждый держал под мышкой туго скатанный рулон защитного цвета. Брук прибежал последним и замер, вытянув руки по швам. Пан удивленно покосился на него. Санин сузил глаза. И только Гор стоял, уставившись перед собой и выпятив грудь, как и полагалось образцовому солдату.

– Какого черта, Фермер! – тихо спросил Санин. – Где твоя накидка?

Молчание иногда наилучший ответ. Правда, Бруку до невозможности хотелось высказать то, что вертелось на языке. Взять да и сдать труса. Пусть отдувается сам. Украсть его пончо, подставить товарища вместо себя! Да как у этой крысы рука поднялась? Чего ж тогда ждать от него, когда станет по-настоящему жарко?

Неожиданно пришедшая в голову идея уже не оставляла его. «А что в этом такого? – убеждал себя Брук. – Если бы речь шла только обо мне, можно и потерпеть. Но тут дело пахнет керосином, и Вирон не успокоится, пока не замордует весь взвод. И вообще – какого дьявола я должен отдуваться за горожанина, который меня за человека-то не считает?»

Мысли его были прерваны тяжелым сопением Вирона. Брук замер, глядя на пятно прожектора поверх сержантского плеча.

– Так-так, – Вирон посмотрел на Санина. – Что я вижу, сержант! Ваш солдат потерял вверенное ему имущество!

– Я разберусь, сержант.

Несколько долгих секунд Вирон глядел в упор на хладнокровного, как змея, командира отделения. Потом он потряс скомканной накидкой.

– Нет уж, Санин. Поздно разбираться, – Вирон рывком развернул зеленую оболочку. – Вот она, пропажа. Найдена на месте преступления.

Он резко повернулся лицом к Бруку.

– Значит, это снова ты, крестьянин?

Брук чуть не до крови закусил губу.

– Отвечать командиру, свогачь!

– Никак нет, сержант. Не я, – неохотно ответил Брук.

Швырнув пончо на землю, Вирон шумно вздохнул.

– Не ты, значит. Ладно. Вы, скоты паршивые, в игры со мной играть вздумали, да? Не вопрос. Давайте поиграем. А ну-ка, быстро уложить имущество в мешки! Все, что есть! Сержанты тоже. Две минуты на все! Бегом марш!

Солдаты с топотом бросились к палаткам.

Когда взвод снова построился с тяжеленными баулами за плечами, внимательный взгляд Санина обежал лица солдат из третьего отделения. Потом, сохраняя на лице нейтральное выражение, сержант остановился рядом с Бруком.

– Ты что, совсем спятил, фермер?

– Это не я, сержант. Клянусь.

Санин пристально посмотрел на него. Брук твердо встретил его взгляд.

– Не ты? – Санин приблизился к самому лицу Брука. – Тогда кто?

Брук отвел глаза.

– Не знаю, сержант.

– Не знаешь?

– Никак нет.

Санин отступил на шаг.

– Добро, разберемся.

– Вы закончили? – едко поинтересовался Вирон. – Тогда – слушай приказ. Маршрут – отсюда до столовой, потом вокруг спортзала и назад. Пятьдесят кругов. За каждого упавшего – штрафной круг. И это только начало, девочки! Ясно?

– Да, сержант!

– Что-то хотите сказать, Санин?

– Никак нет, старший сержант. Пока нет.

– Ну что ж, тогда: один за всех, и все за одного! Напра-во! Бегом марш!

Взвалив на плечи неудобные прорезиненные тюки, солдаты тяжело топали, описывая круг за кругом по спящему лагерю. Вирон – такой нелепый в мешковатых шортах и грязной майке, стоял посреди плаца и подгонял отстающих неразборчивой гатрийской бранью.

Примерно на двадцатом круге сдался Кратет. Он вдруг споткнулся и с шумом растянулся на земле. Подскочивший Вирон тут же пнул его в бок.

– Встать в строй, мясо! – заорал он. – Ты что же, решил, что я шутки шучу? Отдохнуть решил, дохлая крыса? Я тебе отдохну! Плюс один круг! Слышали? По кругу за отстающего!

Кратет подхватил мешок и, хрипя, как загнанная лошадь, помчался догонять взвод.

– Шевели ногами, дохляк! – напутствовал его Вирон. – Не то еще добавлю!

* * *

Капитан Твид был занят тем, что, лежа голым на холостяцкой койке в маленькой квартирке на правом фланге офицерского барака, заново переживал всю тяжесть постигшего его унижения. И было бы из-за чего устраивать скандал! Всего-то парочка танцев с заезжей девчонкой! Быть может, он и позволил себе чуть-чуть больше, чем допускали правила приличий, но то, что выкинула в ответ взбалмошная испанка, выходило за пределы его понимания. Не успел он отвернуться, как она нашла себе компанию. И кого! Сопливого недоноска из захолустья, одного из сотен тысяч бесполезных людишек, которых их собственные правительства под любым предлогом стараются убрать куда угодно, лишь бы с глаз подальше! А в довершение ко всему сегодня утром посыльный из штаба принес запечатанный пакет с ее подписью, в котором Твид обнаружил все свои подарки. Конечно, они оба свободные люди и имеют право на выбор партнера, но зачем же превращать банальную размолвку в драму?

Какой-то шальной комар, чудом избежавший многочисленные и весьма хитроумные ловушки для насекомых, не нашел ничего умнее, чем спикировать прямо на капитанский пах, где его и настигла смерть в образе влажного от пота полотенца.

Твид повесил орудие убийства на спинку койки и задумчиво посмотрел на свое только что спасенное мужское достоинство.

– Что, парень? – спросил он. – Мы снова не у дел?

По крайней мере, эта сумасшедшая могла бы сказать ему пару слов перед отлетом. На прощание. Совершенно неважно, каких…

В этот момент привычные вздохи ночных джунглей были разорваны трубными звуками, в которых капитан без труда узнал вопли своего нового взводного сержанта. Торопливо одевшись, Твид отправился посмотреть, в чем дело. Он появился на плацу, когда взвод не одолел еще и половины дистанции.

– Старший сержант, что здесь происходит? – осведомился Твид ледяным тоном. – В каком вы виде?

Вирон повернулся к нему с грацией бегемота.

– Разрешите доложить, капитан: нападение на командира! Провожу воспитательную работу!

Капитан пристально следил, как шатающийся под весом мешка Кратет исчезает за палатками. Потом он повернулся к Вирону.

– Какое еще нападение?

– Самое обычное, капитан! Меня забросали камнями. Вот, смотрите.

– Да не орите вы на весь лагерь!

– Виноват, капитан.

Твид брезгливо осмотрел кровоточащий желвак на плече Вирона и его ободранные колени.

– Это уже не шутки, – задумчиво сказал он. – Дело пахнет трибуналом.

– Так точно, капитан. В штрафники мерзавца. В мозгомойку.

Твид покосился на появившийся из-за спортзала взмыленный авангард. На новобранцев было жалко смотреть: сгибаясь под тяжестью мешков, они уже не бежали, а скорее ковыляли, понукаемые командирами отделений. Он видел, что большинство солдат еле передвигают ноги, спотыкаются на ходу, тяжело дышат.

– У меня складывается впечатление, старший сержант, что вы потеряли стимул к работе. Торопитесь в джунгли?

– Кто, я? – растерялся Вирон. – Никак нет. Этого добра досыта нахлебался, капитан. Еще на Фарадже.

Твид знаком велел ему заткнуться. Взвод приближался. Кто-то выронил мешок, споткнулся об него и растянулся на траве. Остальные даже не замедлили бег – как перепуганное стадо, они неслись дальше, перепрыгивая через упавшего или обегая его стороной. Последним проковылял Кратет и толстый новобранец из первого отделения.

Лицо Вирона, раздосадованного вмешательством в его дела офицера, исказила злобная гримаса.

– А ну подтянись, девчонки! – громыхнул он.

На распаренных лицах солдат появилось затравленное выражение. Казалось, еще миг, и бедолаги выскочат из кожи. Но все, что им удалось сделать, это наклониться вперед и изобразить ускорение, часто перебирая заплетающимися ногами.

Твид глубоко вздохнул, пытаясь унять охватившую его злость. Стало только хуже, его привел в раздражение запах влажного тлена, возникавшего каждый раз, когда над лагерем проносились порывы ветерка, спускавшегося с лесистых вершин. Ночная духота действовала угнетающе, жара исходила от пропеченной солнцем земли и стискивала грудь. В звездном небе неспешно перемещались громоздкие тени. Тучи. Снова будет дождь. Дождь. Дождь. Проклятый бесконечный дождь. А после – опять туман и ночные кошмары. Когда же все это кончится?

– Вам что, – дрожащим от гнева голосом сказал Твид, когда солдаты уже не могли их услышать, – надоело сидеть в тылу? ЧП мне шьете? Не было никакого нападения! Понятно? Не было!

– Так точно, капитан. Не было, – угрюмо буркнул Вирон. И добавил, глядя в землю: – Это все из-за чокнутого. Из-за Адамса.

– Да будь он хоть сам Господь! – воскликнул Твид. – Это случайность, ясно? Простая случайность.

– Да, капитан. Случайность, – пробормотал Вирон. С того времени, как он стал старшим сержантом, никто еще не говорил с ним таким тоном. Он привык командовать новобранцами так, как считал нужным, и полагал, что никто не вправе вмешиваться в его дела. До сих пор его система работала без сбоев. Он ни в грош не ставил психологические штучки из наставлений по работе с личным составом и был убежден, что дисциплина может держаться только на страхе, а уж что такое настоящий страх, он в свое время крепко прочувствовал на собственной шкуре. – Уж я ими займусь, капитан, – с мрачным видом пообещал Вирон. – Всю душу вытрясу. Для начала отправлю на прополку полосы. Ручками, без всяких там культиваторов. Пять шкур сниму. А потом…

– Подробности меня не интересуют, сержант, – холодно произнес Твид. – Просто выполняйте свои обязанности. И не мелите языком.

– Да, капитан.

Потом до Твида дошло.

– Говорите, снова этот крестьянин? – спросил он.

– Так точно, – поспешил доложить Вирон, и капитан обратил внимание на выражение его глаз. Они горели незамутненной ненавистью, и, когда сержант улыбнулся своей звероподобной улыбкой, Твид понял, что Вирон готов стереть непокорного новобранца с лица земли, если ему представится хоть малейший повод. – Все беды во взводе – от него. Паршивая овца.

Должно быть, ненависть Вирона заразила Твида. Спустила невидимый курок. Капитана охватило непреодолимое желание что-нибудь сделать. Маниакальное, не находящего рационального объяснения упорство паренька с огоньком недоверия во взгляде. Его упрямое нежелание быть как все. Испорченные показатели взвода. Выговор от Старого Мерина. И, наконец, вид обнимающейся парочки у дверей офицерского барака. А после – понимающие ухмылки за спиной.

Нож в свежей ране.

«Наконец-то, – подумал он, приходя в состояние, близкое к опьянению. – Наконец-то ты попался, сопляк!»

Будто со стороны, Твид услышал свой неприятный смех.

Вирон вопросительно посмотрел на него.

– Вы что-то сказали, капитан?

– Я сказал, – заплетаясь языком, словно пьяный, проговорил Твид, – пришлите его ко мне. Сейчас же.

– Кого?

– Виновника, – выдавил Твид. – Кого же еще?

– Есть! – ответил Вирон и четко, словно на параде, отсалютовал. В свете прожектора ярко блеснуло его кольцо.

«Я выкорчую эту сволочь!» – подумал Твид, слушая, как командиры отделений отрывистыми голосами подгоняют отстающих.

Вирон словно прочитал его мысли. Он улыбнулся, и губы Твида растянулись в ответной гримасе, и в этот миг оба они поняли, что должно произойти. В подобном общении без слов не было ничего потустороннего. Два человека, которые объединены ненавистью к общему врагу, начинают понимать друг друга подобно близнецам, каждый из которых знает, что творится в душе другого, даже если при этом не произносится ни слова.

В глубине души капитан продолжал надеяться, что Вирон избавит его от необходимости принимать решение. Что-нибудь придумает сам, как обычно и поступают сержанты. Любое, самое гнусное наказание, но такое, которое не требовало приговора от самого Твида. Что-то внутри него противилось тому, что он собирался сделать. Но это что-то было не силах бороться с жгучим желанием растоптать ненавистного идиота, посмевшего вторгнуться на его территорию и нарушить привычное течение событий.

Нет, подумал он. Кто есть настоящий начальник в этом взводе? Я. Значит, мне и решать. Я могу делать все, что захочу, черт подери! И сделаю. Мысль о том, что он может совершить что-то самовольно, опьянила Твида еще сильнее. Он заложил руки за спину и расслабил спину, чтобы придать себе вид уверенного, облеченного властью человека, которому поручено скучное рутинное дело.

На следующем круге старший сержант выдернул Брука из строя.

– Адамс, к капитану!

Брук сбросил на землю тяжелый, наспех уложенный баул и отдал честь. Твид смерил его внимательным взглядом. Лицо солдата было мокрым от пота, ноги подкашивались от усталости, он тяжело дышал.

– Рядовой Адамс, мне платят за то, чтобы я готовил солдат, – подчеркнуто спокойно произнес Твид, хотя изнутри его распирала мстительная злобная радость. – И мое терпение не бесконечно. С сожалением должен признать, что вы не вписываетесь в стандарты Объединенных сил.

– Я стараюсь, как могу, капитан, – тяжело дыша, пробормотал Брук.

Твид обменялся понимающим взглядом с Вироном.

– Молчать, рядовой! – прорычал сержант. – Смирно!

Капитан кашлянул, прочищая горло, и изрек:

– Настоящим официально ставлю вас в известность: я принял решение направить вас на лечение. Это разрешенная процедура, которая не затрагивает прав личности и соответствует условиям призывного контракта. Вы понимаете меня?

– Да, капитан. Понимаю. Капитан, я хочу сказать, что…

– Вы отправитесь со следующей партией больных, – прервал его Твид. – Это все, рядовой. Свободны.

– Чего встал, мясо! – гаркнул Вирон. – Кругом! В строй, бегом марш!

Брук подхватил мешок, закинул неудобную лямку повыше и тяжело потрусил в темноту.

Новобранцы, потерявшие счет времени, бегали по влажным от росы дорожкам всю ночь напролет. И только когда в небе над лесом забрезжила розовая полоска, Вирон отпустил их спать. Измочаленные солдаты попадали в койки, даже не раздеваясь – не было сил.

Сбросив ботинки, Брук покосился на сопящего Гора.

– Трус! – тихо сказал он.

Гор не ответил, только его громкое сопение на мгновение сбилось с ритма.

А потом над палатками вознесся победный клич ночного певца.

* * *

Наступило воскресенье. Офицеры, не исключая и командира батальона, отправились в город на банкет по случаю визита местного губернатора. В лагере остался один только Дабл-А – несчастный лейтенант Авакян, которому подобные мероприятия были противопоказаны.

Было два часа пополудни, когда Вирон, выполняя свое обещание, выгнал взвод под палящее солнце. Новобранцам было приказано двигаться цепью, выдергивать молодые побеги и выламывать из земли прочные, словно пластмассовые, плети кустарника. Сам Вирон, заняв позицию на сторожевой вышке, бдительно следил через бинокль за дрожащими в жарком мареве фигурками и время от времени подгонял нерадивых окриками по радио. Когда ему надоедало таращиться на горстку растянувшихся по полю солдат, он доставал кусочек замши и принимался полировать свое любимое кольцо с выбитой на нем эмблемой полка, в котором когда-то служил на Фарадже.

Несмотря на регулярные опрыскивания дефолиантами, джунгли не оставляли попыток отвоевать у людей полосу безопасности. Тут и там приносимые ветром семена упорно цеплялись за жизнь, среди сожженной солнцем травы тянулись к солнцу ростки деревьев, стелились узловатые ветви кустарника, а пространство у опушки оккупировали похожие на змей лианы.

Кланяясь, как болванчики, фигурки медленно продвигались вперед. Так медленно, что было ясно – до ужина никакое чудо не поможет седьмому взводу вычистить сектор. А это означало, что работа будет продолжена и после ужина. До самой темноты. А если позволит дежурный по лагерю – бедолага Авакян, которого вновь оставили без женщины, – то и после отбоя. И это только начало, как, содрогаясь от мстительной радости, думал Вирон. Что бы ни произошло, он намеревался воплотить в жизнь свой план под кодовым названием «ежовые рукавицы».

Солнце превратило окрестности в доменную печь. Бледно-голубое небо вылиняло от жары, а кроны деревьев беспомощно поникли, словно устав бороться с безжалостными лучами. Силуэты вышек плыли и струились, норовя оторваться от раскаленной земли. Едва ощутимый горячий ветерок колыхал сухую траву, отчего по ровной, как стол, полосе прокатывались ленивые волны.

Командиры отделений, чей статус не позволял опускаться до физического труда, расхаживали впереди своих солдат, изредка для порядка понукая подчиненных и напоминая о мерах по предотвращению теплового удара. Никому из них не нравились воспитательные методы взводного сержанта, однако каждый из них хотел закончить курс адаптации и акклиматизации без лишних приключений на свою голову. Один только Санин стоял позади редкой цепи и молча разглядывал что-то на своем электронном планшете.

Вирон опустил бинокль, протер свои противосолнечные очки, что прочно вошли в моду среди солдат экспедиционного корпуса, и вновь навел окуляры на командира третьего отделения. Затем он прикоснулся к пластинке командного модуля на шее и недовольно осведомился:

– Чем это вы, черт побери, заняты, сержант?

Санин оторвался от планшета и поглядел в сторону вышки. На солнце ярко блеснул блик от его очков неуставного образца.

– Рассматриваю план укреплений, старший сержант, – донесся его ответ.

– Зачем?

– Если схема не врет, мы сейчас как раз на минном поле.

– Можете не волноваться, сержант, – бросил Вирон. – Я договорился с дежурным, сектор отключен.

– Охотно верю. Однако здесь полно «М-35» и «М-40». И те, и другие – контактного действия.

– И что?

– Я знаю эти модели. Барахло, а не мины. После сезона дождей у них начинает дурить блокировка. В полевых лагерях от них отказывались, потому что было несколько неприятных случаев.

Вирон заметил, как один из солдат, тащивший охапку веток, остановился и прислушивается к словам Санина. Потом еще несколько фигурок перестали кланяться и замерли. Мокрые от пота лица повернулись в сторону вышки.

– Каких еще случаев?

– Каких? – ровным голосом переспросил Санин. – А таких: патрули шли по отключенному полю и подрывались.

Лоснящееся лицо Вирона застыло.

– Не паникуйте, сержант, – сказал он после непродолжительного молчания. – За те два месяца, что я здесь, не было ни одного несчастного случая.

– Разумеется, – согласился Санин. – Вот только я никогда не слышал, чтобы на минном поле работали люди. Обычно этим занимаются специальные роботы, разве нет?

В словах Санина Вирон услышал скрытый вызов. Он метнул острый взгляд на стоявшего рядом с пулеметной турелью часового. Солдат немедленно отвернулся и уставился на подъездную дорогу, будто бы увидел на абсолютно пустом полотне что-то заслуживающее пристального внимания.

– Следите за вашими людьми, сержант. Я знаю, что делаю.

– Как скажете, старший сержант. Здесь вы командуете.

– Вот именно, Санин, – прорычал Вирон. – Здесь командую я.

Тем временем Брук, который не слышал ни слова из этого разговора, работал, как заведенный. Наклониться, пригнуть ботинком жесткую ветвь, потянуть на себя, потом назад, и так до тех пор, пока упрямое порождение здешних джунглей не расщепится на волокна и не отделится от корней. Кусты сопротивлялись его усилиям, как живые, а их колючки норовили изорвать форму. Ладони саднило от шершавой коры и едкого сока. Пот заливал глаза. Больше всего – разумеется, после обиды за несправедливость наказания, Брука раздражала его бессмысленность. Неужели нельзя было использовать этот наряд с пользой для лагеря? Например, выдать солдатам мачете для рубки кустов и носилки для выноса растительного мусора? Даже такому дураку, как Вирон, должно быть ясно – голыми руками они много не наработают.

По левую руку от него Бан Мун сражался с пустившей корни лианой. В паре шагов справа тяжело сопел Людвиг. Отупевший от жары Глазер собирал и стаскивал в кучу обломанные ветки. Пыль на его лице смешалась с потом и стала грязью. Новобранцы работали молча, лишь изредка кто-нибудь из солдат сдавленно ругался, уколовшись о шип.

Слух о том, что Брука вскоре отправят на коррекцию, распространился с быстротой степного пожара. За последние несколько часов никто из взвода не сказал ему ни слова. Больше никто не отпускал в его адрес едких шуточек и не выражал недовольства по поводу коллективного наказания. Брука игнорировали, словно он уже умер. Один только Санин подошел к нему после завтрака, молча постоял рядом, наблюдая, как он чистит ботинки, а потом негромко сказал:

– Ты это… держись, фермер. Все утрясется. Пока он напишет рапорт, да пока его утвердят… Что-нибудь придумаем.

– Все в порядке, сержант, – удивленный таким проявлением сочувствия, ответил Брук.

Что бы там ни решил Твид, Брук вовсе не собирался сдаваться. Утром, во время завтрака, у него возникла идея. Запивая чаем тосты с джемом и маслом, он припомнил случайно подслушанный разговор двух солдат из роты обеспечения, из которого узнал, что в боевых частях постоянный некомплект личного состава. Неожиданно для себя он подумал, что тамошние командиры, наверное, будут рады любому бойцу. Даже такому, как он. В последующие часы его идея приобрела окончательную форму. Бежать! И не просто бежать, а в самое гиблое место! И кто посмеет сказать, что он хочет слишком многого? Ведь ему нужна самая малость. Выжить. Остаться собой. Не превратиться в послушного идиота с выжженными мозгами. Не вернуться домой в виде горстки пепла в капсуле казенного образца. На большее он и не претендует. Ведь он не трус. Никто не обвинит его в дезертирстве, если он сбежит туда, где стреляют.

Вариант с бегством через минное поле под прицелом автоматических часовых и последующим пешим маршем через джунгли он отмел как несостоятельный. Он знал, что несколько раз в неделю из лагеря вылетают транспортные коптеры, увозившие к новому месту службы очередную партию пополнений. Всего-то и нужно – пробраться на борт, смешавшись с толпой. Обычно солдат после переклички бегом загоняют внутрь, и они летят в заваленном имуществом отсеке, смешавшись в кучу-малу, так что у него есть неплохой шанс ускользнуть.

Приняв решение, он неожиданно успокоился. Быть может, его убьют дикари или партизаны. Быть может, он научится солдатскому ремеслу на практике и сумеет дотянуть до вожделенной погрузки на челнок. В любом случае остаться здесь для него – хуже смерти.

Через день все решится, подумал Брук, распрямившись, чтобы перевести дух. Его комбинезон, еще час назад насквозь мокрый от пота, давно высох под палящими лучами. Во рту было сухо, язык распух от жажды, но стоило приложиться к фляге, как влага тут же выходила наружу через пот, и пить хотелось пуще прежнего.

Механические «стрекозы» прошивали заросли на опушке, словно пули. Их сигналы успокаивали: все чисто, никаких следов противника. Но Брук знал: очень часто сложная техника на Луакари необъяснимым образом отказывает и видит не то, что происходит на самом деле. Ничему здесь нельзя верить. Ничему и никому. Доверяй лишь своим глазам и своему сердцу, как на Диких землях. Чувствуй опасность нутром.

«Бежать», – снова подумал Брук. Ему как-то не верилось, что в понедельник он уже не увидит этих угрюмых, озлобленных лиц.

Ничего другого он не желал и ни о чем другом не мог думать. Даже о Веронике, которая отдалялась от него с каждой минутой, с каждым шагом по жесткой, как проволока, стерне. Теперь-то Брук понимал, что она с самого начала спланировала и тот прощальный поцелуй, и свой ранний отлет на попутном коптере. И это было бы просто прекрасно, если бы она не забыла с ним попрощаться…

Но теперь он с чистой совестью мог сбросить ее со счетов. Его детская влюбленность осталась в прошлом, а в будущем его ждали лишь сырые джунгли, засады, перестрелки и – если повезет – космический транспорт, надежная, рассудительная Марина и ферма, откуда его не выкурит и целая армия.

Однако все вышло совершенно не так, как он планировал.

* * *

Все началось с того, что Вирону надоело торчать на вышке. Спустившись на землю, он вразвалку, точно медведь, подошел к куче собранного мусора, а затем подозвал к себе Глазера, только что притащившего очередную охапку вырванной с корнем зелени.

– А ну-ка, – не снимая маски, глухо распорядился Вирон, – сожги эту дрянь, пока она снова не проросла.

– Есть, сержант, – пробормотал Глазер. Ему было совсем худо из-за жары. Встав на колени, он несколько раз щелкнул зажигалкой из коробочки аварийного комплекта, который каждый солдат носил в нарукавном кармане. Сочная зелень упорно не желала загораться. Пучки сухой травы, предназначенные для растопки, прогорали впустую, оставляя после себя лишь струйки едкого желтого дыма.

– Вот что, – сказал Вирон после короткого раздумья. – Сбегай-ка на склад вооружений. Спросишь там капрала Асада. Возьмешь у него парочку зажигательных шашек. И быстро! Давай, пошел!

Глазер поднялся с колен и заковылял к лагерю. Мертвая трава цепко хватала его за ботинки. При каждом шаге из переплетения сухих стеблей поднимались облачка пыли.

– Я сказал – быстро! – громыхнул рык Вирона. – И выпей воды, дохлая крыса!

Солдат послушно приложился к фляге и ускорил шаг. Вот он прошел мимо Брука, обдав его едким запахом пота и присыпки от мозолей. Глаза его были пусты, точно у мертвеца. Он шел напрямик, срезая путь по неубранному участку и спотыкаясь на невидимых в траве кочках. Всем своим видом он напоминал обильно потеющего пьяного.

Внезапно Брук почувствовал смутное беспокойство. Что-то неправильное чудилось в том, как Глазер бредет сквозь колыхание горячих волн.

– Эй, погоди! – крикнул Брук, но вместо крика с его губ сорвался едва слышный сиплый возглас, беспомощно угасший в траве, будто в комнате со стенами, обитыми марлей.