Текст книги "Личный номер 777"
Автор книги: Игорь Поль
Жанр:
Боевая фантастика
сообщить о нарушении
Текущая страница: 19 (всего у книги 22 страниц)
– База, я Кречет! По нам бьют из тяжелого оружия! Нас прижали! Запрашиваю огневую поддержку!
Но он кричал в никуда – связь с лагерем уже прервалась. Случилось это из-за того, что отчаянно ругавшийся помощник дежурного, в темноте шаривший руками по пульту, чтобы включить дежурное освещение и систему лазерной защиты от низкоскоростных снарядов, случайно зацепил рукавом тумблер отключения питания узла связи. Когда через пару минут сержант обнаружил свою оплошность, было уже поздно – в спину одного из часовых на вышке с восточной стороны ткнулся горячий и уже совершенно безвредный кусочек металла. С воплем идущего на смерть гладиатора часовой развернул свою турель, чтобы лицом к лицу встретить проникших через периметр врагов. Неизвестно по какой причине – то ли от страха, то ли в азарте боя, необстрелянный солдат не снял палец с гашетки спаренной пулеметной установки, тем самым обрушив ливень свинца на собственные позиции.
Пулеметный ветер пронесся над головами разбегавшихся во все стороны новобранцев, за долю секунды превратил антенное хозяйство в клубок перепутанных проводов, перебил антенную мачту и в довершение ко всему навылет прошил несколько палаток хозяйственного взвода, в одной из которых спал мертвецки пьяный капрал Краснов.
* * *
Когда началась стрельба, капрал, умиротворенный, как монахиня после воскресной проповеди, громко храпел на своей койке. После принятых перед сном четырех кружек крепкого пива ему было глубоко плевать и на вой сирен, и на ругань соседей по палатке, которые, наскоро похватав одежду, выскочили наружу, чтобы занять места согласно боевому расписанию. Но после того, как пули с треском разворотили тумбочку у изголовья его кровати, Краснов открыл мутные глаза и зашевелил ноздрями, точно лесная собака, вынюхивающая добычу. Сквозь прорехи, проделанные крупнокалиберными пулями, в палатку заглядывали любопытные звезды. Над головой, распространяя удушливый чад сгоревших портянок, тлели лохмотья полога.
Понимание происходящего мгновенно всколыхнуло напластования страха, скопившиеся в душе за одиннадцать месяцев службы на передовой. Капрал пришел в себя и резко сел. В уши ворвался грохот пулеметного огня, похожий на стук колес сотни скоростных поездов. Краснов вскочил, словно подброшенный пружиной, сунул ноги в ботинки и, как был голый, кинулся к выходу.
– Черт, черт, черт! – пьяно бормотал он на бегу. – Почему это дерьмо случается именно со мной! Каких-то семь недель до дембеля!
Однако через минуту он вернулся, упал на колени, сунул руку под матрац и достал припрятанную упаковку, битком набитую ампулами в металлической упаковке. Трясущейся рукой он приложил к бедру жало инъектора и в три приема вкатил себе слоновью дозу боевого стимулятора.
Некоторое время капрал продолжал сидеть на полу и со страхом прислушиваться к стрельбе. Иногда он вздрагивал от особенно сильных звуков. Пот лился с него ручьями. Поднятые к небу глаза без зрачков отражали мутное сияние звезд. Потом он дернулся, вскочил, визгливо прокричал: «Груман, я иду!» – и выпрыгнул из палатки.
Когда капрал, низко пригнувшись и перепрыгивая от одного укрытия к другому, добрался до оружейной, это был уже совсем другой человек. Должно быть, грохочущие повсюду выстрелы, ударная доза допинга и сюрреалистическая картина неба, изрисованного следами реактивных снарядов и вспышками осветительных ракет, окончательно сломали барьеры цивилизации, выпустив на волю инстинкты кровожадного дикаря, которые до той поры мирно дремали в темных закоулках сознания Краснова. Сейчас это был отнюдь не тот дружелюбно настроенный паренек, готовый отдать товарищу последнюю рубашку, и даже не тот усталый ветеран, единственной целью которого было желание как можно скорее напиться и уснуть, чтобы скоротать еще один день в этой ненавистной стране. Сейчас это было совершенно иное существо, с полосами грязи на физиономии, наспех нанесенными в целях маскировки, кровожадный зверюга с оскаленными зубами, в воспаленном мозгу которого все перемешалось – выстрелы, лязг железа, крики команд, стоны раненых; механические часовые виделись ему чем-то вроде ночных охотников, разбегающиеся новобранцы – злобными тварями из джунглей, и даже в вышках на периметре ему мерещилась смутная опасность.
Пару раз его едва не подстрелили его же товарищи, принявшие голое существо за проникшего через ограждение диверсанта, и только неимоверная скорость, с которой Краснов петлял между палатками, не дала ему пасть жертвой дружественного огня. Но эта же скорость привлекла внимание пулеметчика с караульной вышки, краем глаза увидевшего бледное стремительное нечто, прыжками устремившееся к центру лагеря. Недолго думая, солдат повернул турель и выпустил вслед неизвестному противнику длинную очередь, которая ничуть не повредила успевшему укрыться за мешочной стеной Краснову, но зато прошила тонкие стены узла связи и в брызги разнесла только-только включившуюся аппаратуру. Посыпались искры, повалил дым, следом с грохотом взорвался пробитый баллон системы пожаротушения, наполнив тесный барак непроницаемым морозным туманом, дежурная смена бросилась врассыпную, и центральный узел связи окончательно перестал существовать как боевая единица.
Тем временем Краснов ласточкой юркнул в полуоткрытые двери оружейной. Бронированные створки за его спиной загудели от ударов пуль.
«Ну уж нет, – пробормотал капрал с кровожадной улыбкой, увидев которую, побледнел бы и самый закоренелый маньяк, – так легко вам меня не взять!»
Он оттолкнул бледного от страха андроида-оружейника, который протягивал ему подсумки с боеприпасами, пулей промчался вдоль пирамид и, тяжело дыша, остановился у шкафа, где хранилось его личное оружие – устрашающих размеров дробовик, снабженный подствольным огнеметом.
Над пирамидой помаргивал зеленый индикатор: тактический компьютер уже разблокировал замки, поэтому все, что оставалось сделать для получения оружия – это пройти персональную идентификацию. Краснов приложил ладонь к сенсорной панели, выдохнул в окошечко анализатора ДНК адскую смесь, клокотавшую у него в груди, затем распахнул дверцу и сдернул с крючка тяжеленную сбрую с нагрудным патронташем. Набросив ее поверх голого тела, он подхватил дробовик, приладил к нему баллон с зажигательной смесью и с диким воем вырвавшегося на волю демона выбежал прочь в поисках неосторожных жертв.
* * *
Чего-чего, а уж жертв в лагере, напоминавшем горящий муравейник, в ту ночь было хоть отбавляй.
Разбуженные пальбой и сиренами, рядовые Бранд и Карев, спотыкаясь и одеваясь на бегу, ринулись к ангарам, где находился вверенный им бронетранспортер. У ворот автопарка их едва не расстрелял ничего не соображавший от страха часовой, но, к счастью, его оружие было заблокировано с командного пункта, и он лишь бессильно защелкал курком. Тут-то на них и наткнулся озверевший Краснов. Перемахнув через забор точно дикий кот, он с лязгом обрушил приклад на шлем часового, а затем открыл стрельбу по воротам ангара, где скрылись до смерти перепуганные солдаты. Загнав обоих в бронетранспортер, он заодно расстрелял фонари на крыше, не обратив никакого внимания на осколки стекла, дождем брызнувшие сверху. Скорее наоборот: порезы только еще больше раздразнили его, и когда Бранд дрожащими руками завел неуклюжий «Бульдог» и дал полный газ, намереваясь показать кузькину мать окровавленному демону, что с дикими криками метался по двору автопарка, Краснов был уже совершенно невменяем. Капралу не единожды доводилось путешествовать в этой стальной коробке во время патрульных рейдов, и воспоминания об ужасах, пережитых внутри гробов на гусеницах, молнией пронзили его разгоряченную голову. Краснов явно посчитал бронетехнику оскорбительным выпадом против всей пехоты, глумлением над свободолюбивой натурой человека. И потому с отчаянным криком камикадзе он ринулся наперерез машине, с брони которой еще не успели свалиться искореженные ворота ангара.
Бранд почему-то решил, что под надежной броней им больше ничего не угрожает, и даже тот факт, что датчики машины ослепли из-за заслонивших обзор бывших ворот, не смутил его. Бормоча ругательства, он включил задний ход, чтобы сбросить хлам с орудия и дать возможность Кареву, занявшему кресло наводчика, развернуть башню и размазать, наконец, неустановленного противника, который носился вокруг и с грохотом всаживал в броню заряды картечи.
Ворота со скрежетом сползли на землю. Машина дернулась и замерла. Но стояла она недолго. Вслед за диким боевым кличем откуда-то возник шар огня, и датчики поглотила клубящаяся муть. Завыла сирена, замигали сигналы перегрева, и где-то в корме громыхнул клапан системы пожаротушения. Отсек наполнился запахом гари.
– Валим отсюда! – в панике заорал Карев.
Бранд поспешно нажал на педаль, и чадящий, залитый сугробом пены бронетранспортер с ревом взял с места, сокрушил забор и помчался напролом, оставляя за собой дорожку из капель горящего напалма.
* * *
Всего за какую-то минуту сошедшая с ума бронированная колесница произвела в лагере приема пополнений настоящее опустошение. Врезавшись в штабеля ящиков с сухим пайком, складированные возле посадочной площадки, «Бульдог» с треском разметал их, наподдал тупым носом пирамиду бочек с горючим, а затем промчался вдоль палаточной улицы, превратив ее содержимое в мешанину земли, раздавленных коек и перекрученных тряпок. К счастью для новобранцев, все они к этому времени уже находились в убежищах. Но ничего этого Бранд не знал, потому что первая же сбитая палатка накрыла обзорные датчики непроницаемым пологом. Затем под писк тревожной сигнализации Бранд резко свернул, намереваясь оторваться от преследователя, и с треском вломился в офицерскую столовую. Сокрушив хлипкие щитовые стены, бронетранспортер проехал барак насквозь, выметнулся из облака пыли, словно соломинки, переломил опоры сторожевой вышки и, не успела та обрушиться на остатки столовой, на полном ходу взгромоздился на крышу командного бункера. Раздавив антенны и размолотив гусеницами прочные бетонные перекрытия, «Бульдог», словно разъяренный бегемот, попавший на дорожку бега с препятствиями, тяжело взметнулся в воздух и с двухметровой высоты обрушился на систему траншей и огневых точек. Для разминки броневик с хрустом и лязгом раздавил парочку оборонительных роботов. Затем, провалившись в ход сообщения, он накренился, потерял скорость и принялся раскачиваться вперед-назад в попытке выбраться из ловушки. Из-под гусениц во все стороны летели куски размолотых брустверов. Под рев двигателя солдаты, укрывшиеся в траншее, бросились наутек.
Должно быть, от удара головой о рамку прицела рассудок Карева слегка помутился. Иначе чем объяснить тот факт, что сразу после того, как система контроля разблокировала оружие, он опустил ствол и с криками: «Получай, сволочь!» принялся поливать темноту беспорядочными очередями из автоматической пушки?
Трассирующие снаряды веером унеслись в ночь. Вспыхнула крыша учебного центра, в клочья разлетелся рекламный щит с изображением бравой пехоты, повсюду в местах попаданий в воздух взметнулись султаны дыма и обрывки колючей проволоки. И тогда, потеряв последнюю связь с реальностью, часовые на вышках – те из них, у кого еще остались патроны – немедленно переключились на новую цель и обрушили ливень огня на гусеничный агрегат неустановленного образца, который ворочался вокруг командного пункта и размалывал в труху центральное оборонительное кольцо лагеря.
Уже через минуту злополучный «Бульдог» представлял собой ужасное зрелище. Пыльные тряпки и остатки строительных конструкций, опутавшие бронетранспортер, занялись чадным огнем; во все стороны с искрами разлетались сегменты активной брони, взрывающиеся под ударами крупнокалиберных пуль, а из поврежденных трубопроводов хлестала пожарная пена, уродовавшая и без того черт знает на что похожий силуэт машины.
– Да они тут повсюду! – вопил Карев, не прекращая, впрочем, отвечать на огонь наиболее активных пулеметчиков, чьи очереди сбили с башни перепутанные остатки палаток и так кстати открыли обзор датчикам наведения.
В этот миг раздался громкий щелчок, посыпались искры, и в воздухе повис низкий вибрирующий аккорд басовой струны. В сквозной пробоине над головой ошеломленного наводчика зашипела быстротвердеющая ремонтная пена. Еще одна пуля прошила борт за спиной Бранда и с оглушительным звоном срикошетировала от поручня в десантном отделении. На приборной панели зажглось сразу несколько тревожных сигналов. Броня машины исчерпала ресурсы защиты.
– Нас сейчас поджарят! – крикнул Карев, на мгновение обернувшись к водителю. Он напрочь забыл про вживленное переговорное устройство и теперь орал, стараясь перекричать рев двигателя и грохот, который производили сотни бивших в броню пуль. – Дави на газ!
Бранд обернулся и кивнул. Его перекошенное от страха потное лицо, на котором играли красные блики, было лицом зомби.
Вздымая фонтаны щебня и обломков бетона, горящая машина промчалась вдоль траншеи, превратила в хлам замешкавшегося механического часового, потом с ревом вздыбилась, вскарабкалась на бруствер и, наконец, вырвалась на оперативный простор. Сея хаос и панику, израненный «Бульдог» рванул в сторону жилой зоны, сметая по пути уцелевшие палатки, заборы и душевые кабинки.
* * *
Все это время капрал Краснов, завывая и улюлюкая, точно индейский шаман на церемонии пейотля, мчался следом за удиравшим врагом, поджигая все, что попадалось по пути, и навскидку паля по всем предметам, которые, как ему казалось, представляли опасность. То есть по всему, что шевелилось, издавало звуки или просто торчало из земли. Не забывая, впрочем, отправлять заряды вслед ревущей боевой машине.
Преследуя ее, он лихо перепрыгивал через траншеи, раздавленные солдатские койки и разбросанные ящики, а когда машина врезалась в стену офицерской столовой и исчезла, бесстрашно нырнул следом за ней в облако пыли и с диким воплем ворвался в полуразрушенный барак.
Что ему привиделось в припорошенных пылью кожаных диванах, в вазе из редкого костяного фарфора, в вымпеле Объединенных сил или в спортивных кубках, красовавшихся в шкафу красного дерева, не знал никто, включая самого Краснова. Но все перечисленное, как и многое другое, что уцелело после таранного удара броневика, показалось ему чем-то непривычным, а значит – опасным. Проявив недюжинную свирепость, голый капрал вдребезги разнес шкаф со спортивными трофеями, размолотил прикладом дорогую вазу с цветами, перевернул и распорол кресло командира батальона, а затем выбил дверь в кухню, где с дикими криками принялся расстреливать ни в чем не повинные котлы и шкафы с посудой, в то время как перепуганный повар-контрактник прятался в гардеробе, сжимая в руке топорик для разделки мяса. Глаза повара были закрыты, и даже когда заряд картечи проделал в стенке шкафа над его головой дыру, в которую можно было легко просунуть баскетбольный мяч, несчастный не переставал жмуриться, наивно полагая, что если он не видит чудовище, громящее кухню, то и чудовище не увидит его.
В довершение разгрома капрал бросил в морозильник для мяса осколочную гранату, перезарядил дробовик и, выбив оконную раму, исчез в ночи. Вскоре громоподобные выстрелы из его оружия доносились уже из спортзала, где Краснов палил по своим отражениям в настенных зеркалах. Истратив последние боеприпасы, он в качестве отвлекающего маневра выпустил струю огня в тренажер для отработки приемов рукопашного боя и в отсветах пожара бросился на поиски припрятанных на черный день патронов. Капрал был свято уверен, что этот решающий день, точнее, ночь, уже настал.
Прошло не меньше десяти минут после того, как Краснов убрался из столовой, прежде чем повар решился выбраться из шкафа. В темноте он поскользнулся на осколках посуды и шлепнулся в лужу разлитого масла, – лишь после этого он осознал, что остался в живых. Когда же в свете фонарика перед ним предстала картина ужасного разгрома, повар воздел руки и потряс кулаками в бессильной ярости.
* * *
Встреча бронированной машины с антеннами на крыше командного бункера не прошла бесследно: вживленные боевые системы, перестав получать указания из центра управления, перешли в автономный режим. Происходило это по-разному. Кто-то из бойцов получил рекомендации укрыться и ждать подкреплений, кто-то – удерживать позиции, а кое-кому и вовсе порекомендовали провести контратаку под прикрытием темноты и закрепиться в бункерах на внешнем периметре. Солдаты с бледными от страха лицами выползали из траншей и перебегали по направлению к проволочным заграждениям, беспорядочно паля в темноту. Им навстречу, также отстреливаясь от невидимого врага, ползли отступающие защитники периметра. Пули с треском вгрызались в мешки с песком. Головы солдат разрывались от противоречивых команд, изрыгаемых охрипшими сержантами. Эфир переполняли призывы о помощи и крики раненых.
Среди этого броуновского движения оставшиеся без управления механические часовые бросили стрельбу по опушке и переключились на извечных своих конкурентов – воздушных наблюдателей и корректировщиков. Небо осветилось бледными вспышками – и десятки маленьких механических птиц прекратили свое существование, осыпавшись вниз дождем невесомых осколков. Лишившись последнего преимущества – возможности ориентироваться в темноте, боевые системы защитников лагеря оказались не полезнее песка в пустыне. Сотни солдат одновременно превратились в слепых котят.
А в это время группа сержантов, возглавляемая Саниным, где бегом, а где ползком пыталась пробиться сквозь хаос к командному бункеру.
Где-то рядом простучала длинная очередь. Пули взметнули гравий дорожки и с визгом разлетелись от бетонной стены. Безоружные сержанты дружно бросились на землю.
– Эй, кто там! – крикнул Санин, узнавший звук армейского карабина. – Здесь свои!
Ему никто не ответил.
– Почему не стреляют минометы? – спросил юный сержант Грамс, которого, после двух литров крепкого коричневого портера, распирало желание поговорить. Необстрелянному сержанту все было в новинку – мечущиеся тени от осветительных ракет, заполошные крики, запах взрывчатки… В розовой дымке, окутавшей его мозги, все происходящее казалось военной игрой – таинственной и романтичной. Ах, эта непередаваемая неразбериха ночного боя…
– Они не знают, куда, – сквозь зубы ответил Санин. – Какая-то сволочь сбивает воздушных наблюдателей.
Он указал рукой в небо. Как раз в этот момент бледная вспышка, едва различимая на фоне осветительных ракет, возвестила о печальной судьбе еще одного летающего робота.
– Это автомехи, – заключил словоохотливый Грамс. – Страсть как не любят беспилотников. Соревновательный рефлекс. Заложен на подсознательном уровне.
– Нашли время, – мрачно пробормотал Санин. Невидимый стрелок, твердо решивший драться до последнего патрона, снова дал очередь. Бетонная стена безропотно приняла на себя результат его боевого задора. Процессия младших командиров во главе с Сергеем Саниным, который даже под пытками не признался бы в том, что заблудился, ползком двинулась дальше.
* * *
Между тем положение попавшего под огонь патруля было отчаянным. Четверо были ранены, трое, в том числе виновник происшествия, убиты, а у остальных кончились боеприпасы. Волоча на себе раненых, патрульные ползком выбрались из зоны обстрела и собрались под корнями огромного дерева, нависавшего над тропой, которая вела к подножию высоты.
Позади них гремела заполошная пальба.
– Там их целая армия, старшина! – выразил общее мнение сержант О’Гилви. – Надо сваливать, пока они нас не обложили!..
В конце концов патрулю удалось добраться до высоты и занять оборону в ожидании эвакуации. Взорам потрясенных солдат предстал лагерь, который выглядел так, будто по нему стреляла артиллерия всех террористов на свете. Эта картина окончательно убедила старшину Крота в том, что он имеет дело с беспрецедентным в истории Объединенных сил партизанским наступлением. Связавшись с командным спутником по каналу экстренной связи, он запросил артиллерийскую поддержку, сбивчиво доложив, что патруль попал в засаду и был разгромлен сразу за периметром, что сам лагерь атакован крупным и хорошо вооруженным соединением противника, который уже частично прорвал оборону, по всей видимости, ведет бой на второй линии укреплений, вот-вот предпримет последнюю атаку, и что в атаке задействована не только живая сила, но и бронетехника.
Через пять минут на джунгли обрушилась вся мощь баз огневой поддержки, дислоцированных в окрестностях Мунбери. Стволы лесных великанов вспыхивали, подламывались и, не успев коснуться земли, разлетались в щепки. Багрово-зеленые вспышки превращали заросли в осыпающиеся волны пыли. Дымное марево, пронизанное сполохами разрывов, скрыло звездные россыпи и придало пейзажу какой-то потусторонний, вызывающий содрогание вид. Патрульные лежали в наскоро отрытых укрытиях, слушали, как на лес вокруг них с пронзительным воем валятся все новые снаряды, и молились, чтобы какой-нибудь невыспавшийся лейтенант на пункте управления стрельбой не перепутал угол возвышения или еще какую-нибудь мудреную артиллерийскую дребедень. Старшина Крот, затягивая повязку на раненой руке, клятвенно обещал себе, что если выберется живым из этого кошмара, то непременно возьмет отпуск, который использует на то, чтобы добиться перевода куда угодно, лишь бы оказаться подальше от Менгена, и дьявол с ней, с боевой надбавкой.
* * *
Напросился – получи! Экспедиционный корпус и союзные менгенские силы демонстрировали самый слаженный из видов боевых искусств – комплексную огневую поддержку по вызову. Небеса расползались по швам. Земля тряслась от ударов реактивных снарядов. Горбоносые беспилотники с ревом проносились над холмами и роняли в дымную пелену баки с напалмом. Пурпурные вспышки озаряли ночь отсветами адских костров.
Должно быть, зрелище пылающих джунглей придало уверенности доблестным защитникам лагеря: сразу несколько пуль прошили моторный отсек сбесившегося «Бульдога». Захлебываясь дымом и горячим маслом, многострадальная машина крутанулась на месте, а затем, размотав перебитую гусеницу, врезалась в колпак огневой точки, где содрогнулась и навсегда затихла. Бросив рукоятки наведения ставшей бесполезной пушки (башню заклинило после нескольких удачных попаданий), Карев сполз с сиденья наводчика. Затем, не сговариваясь, экипаж открыл аварийный люк в днище и под грохот избиваемой брони покинул задымленный отсек, едва не ставший их братской могилой.
Росчерки трассеров, летевших, казалось, со всех сторон, рев невидимых самолетов, ходившая ходуном земля – все это убедило Бранда и Карева, что им необходимо спрятаться и пересидеть этот кошмар в безопасном местечке. Передвигаясь на четвереньках так быстро, как только можно, они в рекордное время преодолели две сотни метров по системе дренажных траншей, пока не достигли мостика рядом с посадочной площадкой, где и скорчились в спасительной тени под бетонным настилом.
Там они и выжидали, вздрагивая от взрывов и закрыв головы руками, в то время как лейтенант Авакян, задействовав резервную систему связи, требовал от всех участников перестрелки прекратить огонь. Но Бранд и Карев не помышляли ни о какой стрельбе, потому что их личное оружие осталось в подбитой машине. Оба понемногу приходили в себя, оба проклинали себя за глупость и лихорадочно пытались придумать хоть какое-то оправдание собственной трусости. Они все еще перебирали варианты, тихо перешептываясь, когда небо над лагерем посветлело и пятеро покрытых копотью солдат из наспех собранного наряда усиления, ползком добравшись до бронетранспортера, открыли люк десантного отсека и, осветив его красными фонариками, обнаружили, что внутри пусто.
– Никого нет, лейтенант, – доложили они дежурному по лагерю, подъехавшему на другом бронетранспортере и взявшему на себя руководство обороной. – Все обыскали.
Начальник команды военной полиции, присутствовавший при этом докладе, едва не задохнулся от возмущения. Он был твердо уверен, что в боевой машине находились диверсанты, а недавняя драка в сержантском клубе лишь подкрепляла его уверенность в том, что среди защитников лагеря вполне могла затесаться парочка-другая приспешников партизан.
– Я сам видел, как из нее стреляли по вышкам! – горячился Кастелли, поблескивая одним глазом, так как второй заплыл и скрылся за фантастических размеров синяком. – И по бункерам! И посмотрите, что они сделали с командным центром!
– Проверьте сами, – предложил рядовой первого класса, потирая обожженную кисть. – Это обычный «Бульдог», спрятаться там негде.
Дабл-А оглядел окрестности с высоты башенного люка и выразил осторожное сомнение в том, что причиненные разрушения – дело рук всего одного заплутавшего в темноте бронетранспортера.
– Это все тот чокнутый алкоголик, – пояснил унтер-офицер. – Сколько раз я докладывал комбату, что Краснова нужно изолировать! Я трижды задерживал его в совершенно невменяемом виде! Вы знаете, что он ворует боевые патроны? Последний раз мы нашли целый склад в яме рядом с уборными!
Дабл-А засомневался еще сильнее:
– Вы хотите сказать, что весь этот бедлам устроил пьяный капрал и что этот капрал в одиночку загнал сюда бронетранспортер, а потом заставил его экипаж развалить половину лагеря? Да кто он, по-вашему? Боевой андроид?
Кастелли тоже заколебался: неверие дежурного по лагерю было заразительным.
– Я понимаю, что это звучит странно, – сказал он, – но я сам видел, как Краснов выбегал из автопарка и палил по «Бульдогу». Он был без одежды…
– Без одежды? – переспросил Дабл-А. – То есть вы видели, как голый Краснов гонялся за вооруженной бронемашиной?
Унтер-офицер совсем смешался.
– Так точно, видел…
Улыбка лейтенанта прямо-таки сочилась участливым вниманием.
– А та, значит, отстреливалась?
– Мне так показалось…
Слова Кастелли прервал жуткий вой, донесшийся из темноты.
– Вот! – встрепенулся унтер-офицер. – Слышите? Это он!
– Скорее похоже на какое-то раненое животное, – несколько рассеянно возразил Дабл-А. Буйные события последних часов не способствовали ясности его мыслей. К тому же к нему сплошным потоком стекались доклады, и лейтенант напряженно следил через свой БИС за рекомендациями, которые выдавала тактическая система лагеря. И еще ему что-то кричал повар в разорванной куртке, которая некогда была белой.
Авакян вопросительно посмотрел на него сверху вниз.
– Ну, а вам-то чего?
– Говорю вам, лейтенант, этот парень спятил!
– Какой именно? – спросил Дабл-А. – В этом лагере идиотов – через одного…
– Да этот ваш голый капрал, – едва не плача, пожаловался повар. – Разнес мне всю кухню! Расстрелял пищевой комбайн! Сжег годовой запас салфеток! Я сам выжил только чудом! А моя посуда! Вы хоть представляете, сколько стоит столовый сервиз на двадцать персон?
Лейтенант с сомнением посмотрел на расхристанного повара.
– У этого капрала что, зуб на вас? Не поделили девчонку?
Повар отрицательно замотал исцарапанной лысой головой.
– Да мы с ним вообще не знакомы! Как-то раз видел его в солдатской лавке, вот и все. А сегодня он палил в меня из дробовика!
– Все мы немного взволнованы из-за этой стрельбы, – едва ли понимая, о чем ему толкуют, успокоил Авакян. – Ну, теперь-то волноваться не о чем – скоро прибудет группа быстрого реагирования. В общем, ситуация под контролем, – заверил он. – Идите в укрытие и ждите указаний.
Шифровальщица с узла связи не разделяла его уверенности. Очереди спаренной пулеметной установки, разнесшие всю ее аппаратуру и едва не продырявившие саму сержантшу, повергли ее в глубочайшую депрессию, о чем перепачканная сажей и грязью связистка и сообщила плохо соображающему от обилия напастей лейтенанту.
– Сначала какой-то ненормальный валит нашу антенную мачту! – возмущалась она. – А потом другой дырявит нам стены. Это не боевая часть, а сумасшедший дом! Половина аппаратуры вдребезги! Предупреждаю: я подам рапорт по команде!
– Ваше право, сержант, – рассеянно произнес Авакян, которого уже вряд ли могло что-то испугать. – А вы уверены, что узел связи не обстрелял голый капрал? Я имею в виду – из дробовика?
– Конечно, уверена! – ответила связистка. – Какая-то скотина лупила по нам из пулеметов!
– И то хлеб… – с облегчением пробормотал Дабл-А. Ему уже надоело слушать, что всю вину за разрушенный лагерь сваливают на какого-то мифического капрала, в то время как настоящие виновники наверняка отсиживаются где-нибудь в укромном уголке.
Лейтенант и не подозревал, насколько его предположение соответствует действительности. Бранд и Карев – одни из главных действующих лиц сегодняшней пьесы – продолжали прятаться под мостом, и их нервы напоминали перепутанные тряпки, в которые превратились палатки после столкновения с их бронетранспортером. На дне траншеи поблескивала маслянистая жидкость. Эта жидкость, представлявшая собой ни что иное, как компонент топлива для коптерных двигателей, обильно сочилась из продырявленных пулями бочек, временно складированных рядом с посадочной площадкой. Любой новобранец знал – без второго компонента, который и вызывал воспламенение в камере сгорания, эта жидкость не опаснее обычной воды. Плесни ее в костер – тот зашипит и погаснет. И потому Бранд и Карев не обращали на едко пахнущую дрянь никакого внимания. Чтобы хоть как-то успокоиться, они достали сигареты со стимулятором и принялись хлопать себя по карманам в поисках зажигалки. Таковая нашлась у Бранда – маленький серебристый цилиндрик, по случаю купленный на блошином рынке рядом с авиабазой.
Видимо, зажигалка кустарного производства не выдержала испытаний сегодняшней ночи: впустую пощелкав кнопкой, Бранд в раздражении отбросил измятый цилиндрик и брезгливо вытер о штаны липкую ладонь. Этим действием экипаж невезучей бронемашины решил свои проблемы раз и навсегда. Ну, сами посудите, откуда простому солдату знать о том, что в качестве топлива в дешевой поделке применяется тот самый второй топливный компонент, украденный на авиабазе? И вот блестящая штучка плюхнулась в жижу на дне траншеи как раз в тот миг, когда бронетранспортер с гордо восседающим на броне Авакяном вырулил из теснин лагерных строений и с грохотом промчался мимо моста. Хотя правильнее было бы сказать – части моста с грохотом промчались мимо бронетранспортера. Вначале из дренажной траншеи вырвался шар белого пламени, вслед за которым разом сдетонировали бочки с горючим. После первого же взрыва невесомый пепел Бранда и Карева рассеялся в воздухе, а вместе с ним по всей округе разлетелись куски моста, тлеющие щепки и раскаленные банки с мясными пайками. Волна огня, откуда все это вырвалось, промчалась над землей, перевернула бронетранспортер и превратила в головешки развалины офицерской столовой.