Текст книги "Личный номер 777"

Автор книги: Игорь Поль

сообщить о нарушении

Текущая страница: 18 (всего у книги 22 страниц)

– А ты, я вижу, уже все объяснил, а? Поди, целую поэму сочинил?

Он замолчал, заметив, что их слушает бармен.

– Ваша закуска, сержант, – обратился капрал к Санину. Затем он поставил на стойку тарелку с жареными орешками и сказал: – Поганый выдался вечер. Хотите, включу чего-нибудь погорячее? Офицеров сегодня нет.

– Погорячее? – переспросил Санин.

– Девочек, – осклабился капрал. – Настоящих, не кукол.

– Нет, спасибо, – отказался Санин.

– Тогда бокс? Турнир Восточного побережья. Пальчики оближешь!

– Ненавижу бокс, – процедил Вирон.

– Ладно, парень, включай, если ты так настаиваешь, – сказал Санин. – Только исчезни.

– Конечно. – Капрал повернулся к Вирону. – Может, чего покрепче, сарж?

– Водки, – попросил тот.

Капрал выставил на стойку тяжелый граненый стакан и исчез в подсобке, а Санин повернул голову и с любопытством уставился вверх, где под потолком шла трансляция с открытия какого-то фестиваля. Картинки уличного шествия сменились вспышками и цветными лучами, заливавшими ринг. Полуголые парни по углам оценивающе смотрели друг на друга.

– Последние минуты перед началом боя – самые напряженные, – поделился Санин. – Свист, гам, зрители орут, а тут еще тренер несет какую-то ахинею. Но ты его все равно не слышишь. Видишь только эти чертовы прожектора. И еще девочек.

Ударил гонг. В голокубе двое бойцов принялись кружить по рингу. Публика подбадривала их нестройными выкриками.

– Девочек? – не сразу сообразил Вирон. – Каких девочек?

– Клевые крошки. Разгуливают по рингу в прозрачных тряпках и показывают зрителям таблички с номером раунда. Видел бы ты, как они пролезают под канатами… Нет, здесь все не так… Никакой романтики. Тоже мне, «Турнир Восточного побережья»…

– На кой черт ты мне это рассказываешь? – поинтересовался Вирон.

Санин отвел взгляд от ринга, где один из боксеров – лысый мулат – попытался загнать своего противника в угол. Соперник – высокий смуглый парень с раскосыми глазами – ловко разорвал дистанцию и ускользнул.

– Разве не ясно? Хочу понять, что чувствует человек после того, как загнал свой взвод на минное поле.

– Не заводись, – огрызнулся Вирон. – У меня и без того тяжелый день.

– Глазер – вот у кого сегодня тяжелый день, – отозвался Санин, наблюдая, как бойцы делают пробные выпады.

Вирон поднес стакан к губам и отхлебнул, не почувствовав вкуса.

– Медик сказал, парень выкарабкается, – осторожно заметил он. – А ноги отрастут всего за месяц. Так что ничего страшного.

Китаец на ринге наконец пропустил прямой в челюсть и под возбужденную скороговорку комментатора отступил к канатам. Настырный мулат молотил его по корпусу, не давая передышки. Внимание собравшихся разрывалось между голокубом и двумя сержантами, сверлящими друг друга настороженными взглядами.

– Как ты сказал? – переспросил Санин. – Ничего страшного?

Еще минуту назад он собирался предложить Вирону найти себе секунданта, прогуляться до спортзала и выяснить отношения на ринге. Но сейчас он подумал о потрясении, которое испытал Глазер, о его боли, вспомнил бледное, отрешенное лицо Брука, его форму, пропитанную своей и чужой кровью, увидел изорванный ботинок на посадочной площадке…

– Ничего страшного? – снова спросил Санин. А потом выплеснул свое пиво в лицо Вирону. Старший сержант отшатнулся, едва не опрокинув хлипкую стойку, а Санин поднялся, отшвырнул табурет и, продев пальцы в ручку опустевшей кружки, от души врезал своему взводному между глаз. Вирон полетел вверх тормашками и врезался в столик игроков в покер. Река пролитого пива подхватила карты и хлынула на пол.

Игроки тут же вскочили на ноги.

– Дай ему! Дай! – забыв про покер, заорали они, и было непонятно, к кому были обращены их призывы – к боксерам из голокуба или к дерущимся сержантам.

Санин пнул опрокинутый стул, шагнул к оглушенному Вирону и хорошенько наподдал ему ботинком по ребрам.

– Это тебе за Глазера.

– Эй! Хватит с него! – запротестовал какой-то служака.

– Ставлю на Санина! – закричали из-за другого столика. – Мои сто!

– Да он же его убьет! Держи его!

Нахрапистый мулат из голокуба тоже получил свое и теперь, усевшись на задницу, ошалело мотал головой.

– Вставай, скотина! Вставай! – неизвестно кому орали сержанты.

Вирон медленно сел и оперся рукой об пол. Кровь из разбитой брови заливала ему глаз. Лампы под абажурами сливались в розовые кружащиеся пятна. Крики болельщиков вокруг ринга и азартные вопли сержантов спрессовались в сплошной неразборчивый вой. В голове гудело, но даже сквозь гул он услышал, как невидимый рефери ведет счет:

– …Два!..Три!..Четыре!

И тут свет заслонила тень – это разъяренный Санин, вырвавшись из рук товарищей, спешил добить своего противника. К своему несчастью, он наступил на рассыпанные орешки, нога его поехала по мокрой плитке, и Санин с маху грянулся спиной об пол, распластавшись рядом с Вироном, словно нокаутированный боксер.

– …Шесть!..Семь! – считал рефери.

Когда сержант попытался подняться, пришедший в себя Вирон наугад лягнул его ногой. Удар в живот был такой силы, что Санин откатился назад и скорчился, задыхаясь от подступившей к горлу тошноты.

Вирон тяжело поднялся на ноги и утер кровь рукавом.

– Санин, давай! – орали вокруг. – За Длинного!

Но Сергей с трудом понимал, чего от него хотят.

Беспомощно разевая рот, он пытался протолкнуть в себя хоть немного воздуха. Наконец ему это удалось, он медленно поднялся, и в этот самый момент Вирон набросился на него, рыча, как зверь, и врезал ему кулачищем в ухо. Старший сержант вложил в этот удар весь свой страх и всю ярость, так что его подчиненный перелетел через столик и грянулся об пол, попутно разметав ворох карт и бумажных денег.

Застонав от боли, Санин ощупал гудящую голову. Он почувствовал, как теплая кровь струится ему за воротник и как внутри черепа прокатываются волны неприятного эха, и испугался. У него и без того хватало неприятностей с головой. Сверху на него капало пиво. Вокруг с пушечным грохотом разбивались падающие кружки.

– А ну иди сюда, гнида! – хрипло орал Вирон. Старший сержант был в таком бешенстве, что уже ничего не замечал. Он пер напролом, распинывая стулья, расшвыривая столы и все, что оказывалось у него на пути. Ему просто не приходило в голову обойти препятствия.

– Не загораживай обзор! – крикнул кто-то. – В сторону!

– Вызывай патруль!

– Не толкайся, не на базаре, деревня!

– Это кто деревня, сморчок!?

– Эй, это мое пиво!!!

Вслед за этим раздался глухой удар – какой-то разгоряченный видом схватки сержант ухватил за горлышко полупустую бутылку и обрушил ее на голову обидчику. Но прозрачный материал, только с виду напоминавший стекло, упруго прогнулся и лишь еще больше распалил спорщиков.

– Получай!

– Наших бьют!

– Второй взвод, ко мне!

Заведение наполнилось звоном разбитого стекла, хриплыми выкриками и глухими звуками ударов. Эта сумятица спасла Санина. Перекатившись по усыпанному осколками полу, он быстро прополз между ногами дерущихся и занял оборону у стойки. С тех пор, как он пропустил первый удар, прошло не менее полминуты, и изображение перед глазами наконец обрело некоторую четкость. Ему открылась картина хаоса: разбившись на группы, младшие командиры ожесточенно тузили друг друга, используя при этом не только кулаки и головы, но и немногочисленные уцелевшие подручные средства. Под ногами хрустело стекло. Абажуры раскачивались, наполняя помещение мятущимися тенями. Пластиковый стул вылетел из кучи дерущихся, пролетел у Санина над головой и отскочил от небьющегося зеркала над баром, попутно обрушив на пол целую батарею цветных бутылок. А над всем этим бедламом продолжали битву мулат и китаец. Комментатор как раз объявил начало второго раунда.

– Чемпионат Восточного побережья, – пробормотал потрясенный Санин.

Он увидел, как залитый кровью Вирон, выпучив здоровый глаз, с руганью рвется к нему сквозь свалку, раздавая сокрушительные удары всем, кто попадался под руку. Санин, однако, был еще не совсем готов. Понимая, что в нынешнем состоянии у него есть только один шанс – быть убитым, он перегнулся через стойку, за которой скорчился перепуганный капрал, схватил бутылку и запустил ею в голову приближающегося противника, но промахнулся: бутылка лишь скользнула по плечу Вирона, упала на пол и разбилась.

– Убью!.. – Вирон оттолкнул замешкавшегося сержанта из последней партии пополнений и устремился в атаку. Он двигался с грацией атакующего бегемота, но все же приближался недостаточно быстро, и Санин успел отклеиться от стойки, чтобы противник не лишил его возможности маневра.

Они сошлись в таранном ударе лоб в лоб, как два доисторических хищника, и принялись тяжело кружить на месте и ожесточенно лупить друг друга, не отступая и не уклоняясь от выпадов врага, словно танцевали какой-то замысловатый боевой танец. Болевые точки, приемы и удары из наставления по рукопашному бою – все это забылось в обжигающем потоке взаимной злобы. Оба сержанта на время превратились в кровожадных дикарей, одержимых жаждой убийства.

Санин работал кулаками из последних сил. Правый кросс, хук слева, хук в печень… Воздух гудел от напряжения. Шум драки накатывал и отступал, словно океанский прибой. В голове взрывались ослепительные вспышки от пропущенных ударов. Наконец Вирон совершил ошибку. Когда он размахнулся и попытался провести удар в голову, Санин увернулся и контратаковал, выложившись на все сто. Сначала мощнейшим правым в нос. Следом – сокрушительная серия по корпусу. Что-то хрустнуло, голова Вирона запрокинулась, он отшатнулся, опустил руки и сел, но в последний момент успел ухватиться за противника и повалить его на пол. Там, крепко обнявшись, словно однополые любовники, они принялись извиваться и барахтаться среди луж пролитого спиртного. Оба сержанта рычали, как рычат сцепившиеся псы, оба задыхались, отплевывались и хрипели, давясь кровью и собственным соленым потом.

Кряхтя от натуги, Вирон пытался схватить верткого противника за горло, но ему никак не удавалось сжать на жилистой шее Санина мокрые пальцы. К тому же сержант яростно отбрыкивался и все норовил провести болевой прием. Наконец он изловчился и, откинув голову, изо всех сил ударил Вирона лбом в мокрое от крови лицо. Тот успел отклониться, и удар пришелся в ухо, но изрядно побитому взводному хватило и этого: руки его ослабли, и Санин тут же рванулся и откатился в сторону, оставив оглушенного врага ворочаться на полу. Однако самому сержанту досталось едва ли не больше: в голове, не переставая, шумел прибой, предметы в глазах начали двоиться, а из носа хлынула кровь.

Краем глаза Санин успел заметить, что за порогом распахнутой двери столпились разбуженные шумом солдаты из ближайших палаток. Скрываясь в ночной тени, они в благоговейном молчании наблюдали за невиданным сражением. «Турнир за звание чемпиона, – подумал сержант. – Такого ни в одном симуляторе не увидишь…»

Тем временем Вирон пришел в себя и на карачках устремился к выходу. Он понял, что ему пора уходить, пока этот бесноватый не забил его до смерти. Кровь струилась из каждой поры его тела, из уголков глаз, изо рта, из ушей, из сломанного носа; теплые струйки стекали с рассеченных бровей; казалось, липкая жидкость хлюпает даже под мышками. Буксуя и оскальзываясь на изгаженном полу, Вирон достиг спасительной двери и тяжело перевалился через порог. Солдаты, столпившиеся в проходе, раздались в стороны, когда сопящее окровавленное чудище вывалилось из освещенного дверного проема и с глухим стоном растянулось в пыли гравийной дорожки.

Они тут же посторонились снова, потому что Санин поднялся на ноги и, шатаясь, бросился следом за удиравшим врагом. Весь его вид напоминал тяжело поврежденный, но все еще способный показать кузькину мать бронепоезд. Ковыляя все быстрее и быстрее, Санин развил нешуточную скорость и вылетел за порог как раз в тот самый миг, когда Вирон вновь попытался встать на четвереньки. Не в силах замедлить свой бег, сержант споткнулся о согбенную спину взводного и полетел вверх тормашками. Его неуклюжий полет был остановлен стеной, возведенной для защиты ангара от пуль и осколков. От удара один из самых маленьких и плохо уложенных мешков дрогнул и медленно сполз с верха баррикады – прямо в руки сержанта, который машинально подхватил свалившийся с неба подарок и прижал к груди, при этом едва не закричав от боли.

Несколько долгих секунд Санин балансировал на грани сознания. Ощущение пустоты в груди раздулось до немыслимых размеров. В глазах плавали багровые круги. Вокруг него белели пятна лиц новобранцев. Никто из солдат не произносил ни слова. Распахнутые двери клуба оглашали ночь шумом набирающей обороты драки.

Потом он заметил тень уползавшего прочь Вирона. В полумраке передвигавшийся на карачках старший сержант был похож на борова. Отчего-то беглецу и в голову не приходило подняться на ноги. Точно так же Санину не приходило в голову бросить мешок, который он по-прежнему прижимал к груди. Покачиваясь на нетвердых ногах, он заковылял вслед за удиравшим взводным, упиваясь унижением заклятого врага.

Наконец он настиг беглеца, обогнал и встал у него на пути.

– Куда-то торопишься? – спросил он, с трудом разлепив разбитые губы.

Вирон, сопя и кривляясь от боли, попытался подняться. Звездный свет залил все вокруг голубоватым сиянием, и Санин различил глаза своего врага, которые сверкали на распухшем, измочаленном лице, будто стекляшки в глазницах плохо изготовленного манекена для отработки приемов рукопашного боя.

И тогда сержант собрал последние силы и вознес над головой свою ношу.

– Это тебе за Фермера, сволочь! – торжествующе прохрипел он.

Мешок качнулся и обрушился на голову Вирону. Раздался глухой удар. Дело было сделано. Взводный сержант рухнул навзничь, широко раскинув ноги, словно пьяная девка из солдатского борделя. Санин не двигался – склонившись вперед, он отдыхал, ожидая пока утихнет погребальный звон в голове. Полуодетые солдаты стояли по сторонам дороги и потрясенно молчали.

Победа досталась сержанту дорогой ценой. Земля покачивалась и вертелась, точно лодка, попавшая в водоворот. Оба глаза заплыли и кровоточили. Левое ухо представляло собой комок измочаленной плоти. Распухший нос был забит пылью и свернувшейся кровью, кожа на кулаках была содрана до самых костяшек, а каждый вдох отдавал болезненными уколами в груди. Ну а форма… форма выглядела так, будто сержанта долго волокли за грузовиком по ухабистой проселочной дороге.

Так прошло довольно много времени. Наконец Санин выпрямился и медленно, словно ребенок, только-только осваивающий искусство обращения с одеждой, расстегнул ширинку. Боль в разбитых и изрезанных руках сделала эту задачу неимоверно трудной, но в конце концов Санин справился. Убедившись, что может стоять, не раскачиваясь, он вытер грязным рукавом залитое кровью лицо и огляделся. Потом он шагнул к бесчувственному Вирону, расставил ноги пошире и приготовился совершить то, о чем так долго мечтал.

– А это – за меня, – сказал сержант и хрипло засмеялся, но тут же закашлялся и умолк.

Замерли и зрители. Однако выполнить задуманное оказалось не так-то легко – мочевой пузырь Санина словно бы закупорился наглухо.

В этот момент за бараками произошло какое-то движение, и из темноты появилась команда военных полицейских во главе с дежурным по лагерю.

Раздосадованный известием о новом происшествии Дабл-А двигался энергичной походкой, но остановился как вкопанный, как только разглядел столпившихся у входа в клуб солдат, распростертого на земле Вирона и Санина, тщетно пытавшегося завершить свою месть. Однако лейтенанта, умудренного опытом бывалого ходока, ничто не могло заставить удивляться слишком долго. Выйдя на середину дорожки, он остановился, посмотрел на бесчувственное тело, оглянулся на своих спутников и скомандовал:

– Сержант!

Санин оставил свои потуги, повернулся к офицеру и бросил руки по швам, умудрившись изобразить почти идеальную стойку «смирно». Если бы только он не забыл про расстегнутые штаны!

– Здесь! – хрипло отрапортовал Санин. Лейтенант перевел взгляд ниже пояса сержанта и тут же отвел глаза.

– Принимая во внимание закрепленную законодательно свободу личности и связанное с ней естественное право на удовольствия, все же хотел бы заметить, что столь явная демонстрация ваших… э-э-э предпочтений, может быть неверно истолкована подчиненными.

Среди новобранцев и военных полицейских послышались сдавленные смешки. Даже старший наряда – смуглый усатый унтер-офицер по имени Кастелли – не смог удержаться от улыбки.

– Виноват! – Невозмутимый Санин, отследив по взгляду дежурного предмет, вызвавший такое странное толкование его намерений, поспешно привел себя в порядок. – Это не то, о чем вы подумали.

– Это ваше личное дело, и вмешиваться в него я не намерен, – твердо заявил Дабл-А. – Однако мне сообщили о нарушении правил внутреннего распорядка.

– Неофициальный турнир по боксу, лейтенант! – нашелся Санин.

– Турнир?

– За звание чемпиона Восточного побережья, – ответил Санин и сплюнул выбитый зуб.

– В мое дежурство? После отбоя? – воскликнул Авакян. Тут он увидел, как Вирон, приоткрыв один глаз, осторожно пошевелился. – А, старший сержант… Как кстати. Я как раз собирался вас арестовать. Может, вы мне поясните, какого черта тут творится? И что здесь делают эти рядовые?

– Мятеж… – еле слышно просипел Вирон. – Нападение на старшего по званию…

Дабл-А, карьере которого в этот вечер и без того был нанесен сокрушительный урон, досадливо поморщился – на сегодня с него было достаточно чрезвычайных происшествий.

– Под арест! – распорядился он. – Обоих. Держать их порознь. И сделайте что-нибудь с этим, – он кивком указал на распахнутые двери клуба, откуда как раз пытался выскользнуть сильно побитый и насквозь мокрый от пива начальник вещевого склада.

Унтер-офицер повернулся к своему воинству и молча кивнул. Парни в белых касках поняли его без слов. Достав шоковые дубинки, они двумя колоннами устремились к месту ночного ристалища.

Однако им не стоило так торопиться. Дюжий капрал, вбежавший в заведение первым, немедленно получил бутылкой меж глаз, тяжело осел на пол и замотал головой, как бык, наткнувшийся на неизвестно откуда взявшийся столб. Но это ему не помогло. И тогда, все еще пребывая в нокдауне, капрал выцарапал из кобуры служебный пистолет и разрядил его в потолок. Должно быть, в его затуманенном сознании этот жест означал протест против неуважительного отношения к стражам гарнизонного порядка при исполнении служебных обязанностей.

Зрители взревели. Китаец, пропустивший мощнейший апперкот, отлетел к канатам. Голокуб, пораженный сразу двумя пулями, взорвался и осыпал дерущихся дождем искр. Еще одна пуля перебила электрический кабель, и заведение погрузилось в темноту, в которой тлели светлячки угасающих осколков.

Капрал совершил ошибку. Наступившая темнота лишила полицию главного преимущества перед невооруженным противником – шоковых дубинок. С этого момента все пошло наперекосяк.

– Копы! – проорал из темноты чей-то пьяный голос. – Атака с тыла!

Сработали накрепко вбитые инстинкты. Сержанты мгновенно пришли в себя и объединились против общего врага. На протяжении последующих десяти минут темнота оглашалась хриплыми возгласами, руганью, треском шоковых дубинок и звуками смачных ударов. К несчастью для военных полицейских, их можно было отличить от остальных драчунов по белым шлемам, в то время как сержанты в темноте были все на одно лицо. Это дало последним весомое преимущество, и вскоре остатки мебели были вдребезги разбиты о головы нападавших. Накал сражения снизился лишь тогда, когда с головы последнего копа был сбит последний головной убор.

В конце концов кто-то вышиб лбом входную дверь, и тогда оставшиеся на ногах стражи порядка ринулись к освещенному дверному проему, гонимые как необходимостью спасти свои ребра, так и стремлением перегруппироваться и взять реванш.

И тут в гуще леса за полосой безопасности вспыхнули и потянулись к небу светлячки трассирующих пуль.

Прожектора на периметре разом погасли и лагерь погрузился во тьму. Ночь огласилась воем сирен.

* * *

Причиной тревоги стал скромный капрал-трубопроводчик – юноша с тонкой душевной организацией и богатой фантазией, слишком ранимый и возбудимый для того, чтобы нести службу в передовых частях, и притом достаточно невзыскательный, чтобы день за днем прочищать засорившуюся канализацию на кухне или в офицерских бараках. Он был скромен, этот неприметный рыцарь разводных ключей и унитазов, и потому вряд ли согласился бы примерить на себя венок героя, ценой своей жизни спасшего товарищей. Однако, когда та бурная ночь подошла к концу, опровергать эту удобную во всех отношениях версию было некому, ибо виновник суматохи был уже мертв.

Должно быть, на капрала Бранко, до той поры видевшего трупы разве что в симуляторе, слишком сильно подействовал вид искалеченного парня, повсюду, где только можно, проповедовавшего образ жизни без насилия над матерью-природой.

Глазер был всего на полгода младше капрала, но теперь он стал на треть метра короче, и Бранко думал об этом весь вечер. Когда-то Глазер жил во Фремберге, на триста третьей улице, совсем рядом от дома самого капрала, и Бранко представлял запах мокрой тополиной коры после того, как поливальные установки смывают с улиц горячую дневную пыль, и неясные огни воздушных машин, которые проносились высоко в ночной дымке, словно неприкаянные ангелы.

Но вот Глазер окончил школу, промедлил с поступлением в колледж, был заграбастан вербовщиками, прилетел на военном транспорте на Луакари и едва не погиб в свои неполные девятнадцать лет, наступив на похороненную в земле пластиковую банку со взрывчаткой.

Узнав о том, что ночью его отправляют в засадный патруль, Бранко пошел в солдатскую лавку, заказал большую кружку безалкогольного пива и стал думать о том, как будут выглядеть его собственные ноги, если в темноте он оступится и сойдет с тропинки или если их пес Браниган не отличит гнилой гриб от мины с бинарным зарядом.

Он думал об этом и во время инструктажа, и во время проверки оружия.

Наверное, поэтому он, чтобы немного успокоиться и заглушить страх, сразу после того, как маленькая колонна миновала проволочные заграждения, сунул под язык парочку голубых таблеток с приятным запахом. То, что капрал шел замыкающим, упростило дело – никто не заметил его слабости. Впрочем, если бы и заметил, Бранко, не моргнув глазом, соврал бы, что жует драже для свежего дыхания.

Обычно, чтобы избавиться от беспросветной тоски будней, трубопроводчику хватало всего четверти таблетки. Но сегодня был особенный день. Капрала преследовали образы красной от крови травы. Обрубок человека, опутанный трубками, никак не выходил из памяти. И где-то там, среди черной листвы, до сих пор лежала непогребенная нога Глазера.

Когда патруль вступил под сень джунглей, стало так темно, что солдаты не различали своих рук на стволах оружия. Но Бранко это ничуть не испугало – теперь он видел все ясно, как днем. Улыбаясь, он рассматривал притаившихся на шершавых древесных стволах ящериц и ловко перепрыгивал через протянувшиеся через тропу корни.

Им овладел неописуемый восторг. Капрал с таким усердием пытался сдержать рвущийся наружу смех, что даже начал задыхаться.

Он поднял руку, чтобы отвести от лица длинную ветку, как вдруг обнаружил, что ладонь его стала прозрачной и сквозь нее видны очертания листьев. Одновременно он почувствовал, как плоть его становится тягучей и вязкой, как смола. Каждый его шаг стал плавным и бесшумным. Он больше не шел – перетекал с места на место, как заблудившийся ручей. А потом предметы вокруг начали светиться. Ночные бабочки, птицы и даже пауки в кружеве паутины – все они превратились в ярко-оранжевые силуэты, оставлявшие в воздухе медленно тающие светящиеся следы.

– Красота! – не удержался от восклицания Бранко.

– Точно! – с готовностью подтвердил раскидистый куст рядом с тропинкой.

И не успел капрал удивиться необычному явлению, как из зарослей показалась морда огромного волка. Поджарое тело хищника испускало ослепительный свет. В его жилах под лохматой шкурой струилась кобальтовая кровь.

Сияя изумрудными глазищами, волк вышел на тропу. Опасность придала капралу сил, и в голове у него немного прояснилось. Он все вспомнил – минное поле, Глазера, ночные обстрелы, пустые взгляды солдат, которых переводили в лагерь после ранений в джунглях. Он оглянулся по сторонам и обнаружил, что остался один. Снова посмотрел на тропу, и увидел все того же светящегося волка. Призрачный хищник уже поджал уши и припал к земле перед последним прыжком. С клыков его капала тягучая аквамариновая слюна.

– Попал ты, парень! – заметил куст.

– Да пошел ты! – огрызнулся Бранко. В панике он схватился за пулемет и, не глядя, взвел затвор. Вообще-то он числился вторым номером, но на прошлой неделе пулеметчик из их расчета демобилизовался и улетел домой, и капрала временно повысили в должности. Его пулемет был надежным старомодным оружием, у которого отсутствовал блок дистанционного контроля, так что Бранко мог открыть огонь без команды. Подсумки и вместительный патронный картридж были доверху набиты простыми и смертоносными патронами с остроконечными пулями в томпаковой оболочке; каждый третий патрон – трассирующий; трассеры через один – красные и зеленые; такие пули применяются в темноте для обозначения направления огня и визуального наведения воздушной поддержки и уж точно не должны были подвести при встрече со светящимися тварями и говорящими кустами.

Волк зарычал. Рык его отразился от ярких силуэтов деревьев, врезался в землю и сотряс студенистую плоть Бранко дрожью невыразимого ужаса. Объятый страхом, капрал пробормотал что-то невнятное и дернул за спусковой крючок. К несчастью, ремень пулемета зацепился за сухой сучок, и капрал, тщетно пытаясь прицелиться, выпустил треть ленты в землю перед собой, едва не прострелив собственные ботинки. Но тут сучок сломался, ствол пулемета задрался вверх, и следующая очередь по широкой дуге прошила кроны деревьев и унеслась в небо, до смерти перепугав часовых на периметре.

Несуществующий волк, естественно, нисколько не пострадал, но в лагере и в его ближайших окрестностях поднялась невероятная суматоха.

* * *

В звездных сумерках, наступивших после того, как автоматика вырубила все освещение, метались и сталкивались люди и тени. Среди палаток раздавались вопли боли и громогласные команды, однако последних было так много и их содержание было столь противоречивым, что разобраться, куда бежать и что делать, было совершенно невозможно, а потому эти команды никто не слушал. Новобранцы то и дело с треском сталкивались лбами, спотыкались о растяжки палаток, валились на землю, об упавших спотыкались бежавшие следом, при этом все так отчаянно ругались, стремясь заглушить страх перед невидимым противником, что временами перекрикивали пронзительный вой тревожных сирен. Паники добавляли и сами сержанты – окровавленные, с разбитыми лицами, в разодранной форме. Сталкиваясь лицом к лицу с очередным участником ночной потасовки, солдаты думали, что где-то действительно идет бой и среди защитников лагеря уже есть раненые. В конце концов дикий шум и выстрелы разбудили дремлющих в джунглях ночных обитателей, которые на радость ночным хищникам решили сняться с насиженных гнезд и убраться от греха подальше.

На северной стороне периметра поднялась частая пальба – это часовые на вышках били по полосе безопасности, так как теперь они были уверены, что шевеление в траве, которое производили тысячи спасающихся бегством глазастых ящериц, есть не что иное, как тени ползущих к заграждениям боевых андроидов.

Тем временем волк на тропе среди зарослей взорвался и рассыпался яркими изумрудными брызгами – такими яркими, что капрал Бранко на несколько мгновений потерял способность видеть. Однако и в наступившей темноте ополоумевший трубопроводчик продолжал дергать за спусковой крючок, прошивая ночь оранжево-зелеными строчками.

Старшина Крот, командир патруля, пытался разобраться, что же, собственно, творится. Среди треска кустов и далеких звуков сирен он четко различал только одно – грохот пулеметного огня своего замыкающего. Отдав команду рассредоточиться и занять оборону, старшина попытался вызвать капрала Бранко по радио, но тот упорно не отвечал. Очевидно, решил командир патруля, капрал ранен или его БИС вышла из строя вследствие направленных помех. И тогда старшина стал действовать строго по инструкции – передал в лагерь, что патруль подвергся нападению неустановленного противника, ведет бой, и попросил поддержать его огнем.

На самом деле потерявший связь с реальностью Бранко просто не придавал значение бормотанию наушника. Перегретый ствол его пулемета уже светился малиновым. Ко всему прочему капрал окончательно ослеп, так как патрульные в попытке прикрыть его от невидимого противника забросали кусты дымовыми гранатами. В густом желтом дыму скрылись и заросли, и торчащий меж кустами безобидный пень, чей силуэт был принят капралом за атакующего волка.

Механические часовые на северной границе, получив от дежурного указание поддержать попавший в засаду патруль, открыли сосредоточенный огонь по участку джунглей, откуда продолжали вылетать светляки трассеров. Бубуханье тяжелых пулеметов вплелось в звуки перестрелки и окончательно заглушило голос здравого смысла. Пальба поднялась уже по всему периметру: теперь часовым казалось, будто целая армия партизан надвигается на лагерь со всех направлений сразу. Беспорядочные очереди вспарывали воздух, поджигали сухую траву, уносились к звездам. В зарослях, подобно засветам на экране радара, мелькали красные вспышки разрывов. Ночной ветерок затягивал полосу безопасности тухлым дымком взрывчатки.

Старшина Крот увидел, как кроны над его головой прошивают росчерки трассеров, определил примерное направление огня, сориентировался по обстановке и отдал команду.

– Атака с правого фланга! – заорал он в коммуникатор, в горячке боя забыв перейти на закрытый канал. – Направление на три часа!

Через несколько мгновений прижатый к земле патруль выдал все, что у него было, в сторону неизвестного противника. Очереди прошили дым. С деревьев посыпались сбитые пулями листья. Гранаты унеслись во тьму и разорвались на полосе безопасности. Пули патрульных на излете перелетали через проволочные заграждения и горячими шмелями шлепались на головы обезумевших новобранцев, с криками и руганью прокладывавших дорогу к спасительным укрытиям.

Механические часовые, с восторгом встречавшие любую возможность поупражняться в стрельбе, ответили дружным залпом из гранатометов. Реактивные снаряды прочертили дуги над горящей травой и, пролетев сквозь исхлестанные пулями заросли, начали рваться среди деревьев. Завопили раненые, попавшие под дождь поражающих элементов, удивленно вскрикнул и затих рядовой первого класса Громовой, на руки которого попали капли парализующего аэрозоля, а старшина Крот, который понял, что его патруль столкнулся с превосходящими и хорошо вооруженными силами противника, закричал в коммуникатор: