Текст книги "Личный номер 777"

Автор книги: Игорь Поль

сообщить о нарушении

Текущая страница: 11 (всего у книги 22 страниц)

Все тело изломано, как кукла, попавшая под колесо, одежда пропиталась кровью и стала почти черной. Кишки валяются, как куча разноцветных пластиковых трубок. На лбу темнеет маленькое входное отверстие. В дыру на затылке можно просунуть кулак. Высокие матерчатые ботинки на шнуровке заляпаны грязью.

«Какой он был? – думал Брук. – Почему хотел убить меня?»

Он смотрел и ничего не чувствовал. Начни убивать с детства – и совесть не будет тебя доставать, так говаривал отец. И еще: смерть всюду одинакова. Чем отличался труп этого парня от трупа соседской девчонки, убитой ящерами? От трупа его отца? От десятков растерзанных и разорванных на части мертвецов, что довелось ему увидеть за свой короткий век?

Ничем.

Та же восковая кожа и тусклые глаза. Та же густая красная лужа вокруг головы. Насекомые так же облепили тело, словно разноцветный шевелящийся ковер.

Насилие – страшный грех, поучала его тетя Агата. И где бы он теперь был, кабы не насилие? Лежал бы сейчас вместо этого куска мяса? Он вдруг понял, что убийство человека ничем не отличается от убийства ящера.

– Как это ты умудрился? – спросил боец.

Но Брук не понял скрытого смысла вопроса и равнодушно пожал плечами. Он слышал запах прелой листвы и древесного сока. Запахи джунглей смешивались с вонью, исходящей от мертвеца. Он всматривался в изуродованное тело. Изучал лицо партизана больше с любопытством, чем с отвращением.

Интересно, кто-нибудь будет скучать по этому парню? Говорят, андроиды у партизан сделаны без ограничений. Думают и ведут себя совершенно как люди. Они даже могут заводить семьи. Была ли у этого парня девчонка? Он хоть понял, что его прикончило?

Потом он подумал: вот бы отец увидел меня сейчас! Ведь он не струсил. Справился не хуже горожан. Вот она – его доказанная победа. Плюс один враг на личном счету. Он читал об этом в старых книгах о войне. Его первая жертва – и в первом же бою. Наверное, теперь его наградят. Выпишут премию, которую он сможет промотать на каком-нибудь курорте для солдат.

На какой-то миг его охватило возбуждение от войны, прямо как после отражения волны Большой миграции, когда перегретые стволы дымятся, а пространство вокруг завалено издыхающими тварями. Он больше не был никчемным болваном, неспособным постоять за себя. Полчаса назад все изменилось. Сейчас Брук ощущал себя членом боевого братства, в которое не было доступа тем, кто не бывал в настоящем сражении – сколько бы денег и власти у них ни было. Членом братства пехоты, выжившей в лесной засаде за тридевять планет от родного дома.

Он услышал голос сержанта в наушнике, отдававший приказ собраться у зоны высадки, и вышел из транса. План боя изменился – боевые роботы партизан сломали всю диспозицию. Сержант вызвал удар авиации. Через несколько минут после авиаудара район накроют гаубицы, сказал он. Пора было сматывать удочки. И поживей.

Голос в голове предупредил о приближении дружественного воздушного объекта. Вскоре над лесом послышался свист турбин и звуки молотящих воздух винтов.

А потом звуки исчезли.

И стала тьма.

И стал свет.

Брук открыл глаза и сощурился от режущего света ламп. Облизал губы. Тело затекло от неудобной позы. Кто-то сзади жалобно скулил – как маленький ребенок, которому не досталось сладкого.

– Снять шлемы! Снять шлемы! – понукали сержанты.

И добавляли успокаивающим тоном:

– Все нормально, все нормально, салаги, вы дома… Снять шлемы!

– Я его грохнул, сержант! – радостно сообщил Брук, завидев хмурое лицо Санина. – Наповал!

Но сержант отчего-то не торопился разделить его радость.

– Вот именно, Адамс, – сказал он. – Ты его грохнул. Разделал в пух и прах. Мертвее не бывает.

Брук перехватил пристальный взгляд Твида. Вид у капитана был задумчивый.

Через час Твид устроил показательный разбор полетов, в котором выставил Брука совершеннейшим идиотом. Оказалось, он снова нарушил целую кучу правил. Не взаимодействовал с напарником. Не поддерживал связь со штабной группой. Не пользовался данными целеуказания. Короче говоря – действовал, как партизан-одиночка. Но самое главное – применял оружие, не учитывая степени опасности противника.

– Запомните, – сказал Твид, наставительно подняв палец, – мы выполняем миротворческую миссию. Мы – не убийцы. Применять оружие на поражение можно только в самом крайнем случае. Вы все знаете, в каких ситуациях оправдано применение смертельных боеприпасов.

Новобранцы с готовностью закивали головами. Один только Брук не выказал энтузиазма – ведь он ничего этого не знал. Из всего, что он видел в симуляторе, Брук понял одно: тот, кто нападает из засады, подобен хищнику, а уж управляться с хищниками фермеры учились с самых пеленок.

– Парализованный противник – все равно, что убитый, – расхаживая между столами, убеждал Твид. – И даже лучше, чем убитый. Мало того, что из захваченного партизана выкачают ценные разведданные, так вдобавок ко всему он пополнит ряды менгенской армии. Не следует также забывать, что миротворческие силы находятся под частичной юрисдикцией страны пребывания, и в случае, если применение оружия будет необоснованным, высока вероятность судебного разбирательства. Иными словами, – закончил он, – рядовой Адамс, убив менгенского гражданина, проявил себя кровожадным дикарем, по которому плачет местная исправительная система. Не повторяйте его ошибок.

Брук стиснул зубы. Снисходительные взгляды товарищей кололи его почище раскаленных иголок. Чувство боевого братства испарилось, будто и не было.

«Очень надо», – пренебрежительно подумал он. Было жаль только, что убитый враг оказался ненастоящим.

А потом, совершенно без повода, его вдруг пронзила мысль: а что, если и он – как те партизаны, скошенные парализующими пулями? Что, если все его прежние воспоминания – ложь, и ничего не было на самом деле – ни однорукого фермера в тире, ни отца, ни матери, ни даже тети Агаты? Что, если вся его прошлая жизнь – плод выдумки хитроумного компьютера, как давеча в симуляторе? Кто поручится за достоверность его воспоминаний?

Брук дал себе слово в ближайшее время написать письмо Марине.

* * *

Если капитан Твид отвечал за тестирование в симуляторе, то физическая подготовка была епархией взводного сержанта.

– Миротворцы мы или еще кто, – говорил Вирон, расхаживая перед строем, – а только я вам вот что скажу, девчонки. Прежде всего мы – пехота, а настоящий пехотинец должен уметь постоять за себя. Должен уметь кулаками работать. Вся эта машинерия до того умная, что иногда, чтобы спасти задницу, приходится самому шевелиться. Вот, помню, один случай на Фарадже. Был на востоке архипелага островок, куда вел узенький мост. Это была единственная дорога на остров. И вот этот мост охраняли наши ребята. Говорят, тот блокпост цел до сих пор…

И он пустился в сладостные его сердцу воспоминания, перечисляя имена и географические названия, которые никому, кроме него, ни о чем не говорили. Новобранцы стояли на гравийной площадке перед спортзалом и терпеливо изображали живой интерес к рассказу. Один только Санин делал вид, будто ему все равно, но побелевшие от напряжения скулы выдавали его.

Брук напряженно следил за расхаживающим перед строем Вироном. Каждый раз, когда сержант произносил название мест, где Брук никогда не бывал, он ощущал смутное беспокойство и злился, потому что не мог определить его истоков. Он прислушивался к шелесту ветерка в траве и осторожно косил глазами по сторонам. Его инстинкты бунтовали, протестуя против неудобной для обороны стойки, ведь каждый мальчишка в вельде знает, как важно доверять своим предчувствиям. Там все просто: если тебе внезапно стало страшно – хватайся за пистолет или жди беды. Но здешние страхи, кажется, имели иную, совершенно чуждую природу. Пытаться разобраться в ее истоках было все равно, что пытаться поймать собственную тень.

Голос Вирона вернул его к реальности.

– …больше они туда никогда не совались, – с кривой ухмылкой произнес взводный сержант. – По крайней мере – до тех пор, пока я служил в той роте. Обезьяны прозвали меня убийцей. Просто убийцей – и все! И все это из-за того случая, когда я прибил ихнего лазутчика голыми руками. Вот этими!

Вирон вытянул перед собой крепко сжатые кулаки и оглядел притихший строй. Солнечный зайчик отразился от полоски полированного металла на пальце.

– Поэтому солдат должен быть дерзким и беспощадным, – закончил сержант, опустив руки. – Ни секунды неуверенности! Никакого страха! Только вперед, сокращать дистанцию, сбивать противника с толку, навязывать ему свою волю! А главное – непрерывно двигаться! Шевелиться! Движение и агрессивность – залог успеха!

Он дал команду, и сержанты развели солдат в две шеренги, поставив их лицом друг к другу.

– Сейчас посмотрим, чему вы в своих гробах научились! – крикнул старший сержант. – Слышали? Ни секунды задержки. Двигаться, все время двигаться! И атаковать! Бить так, как будто от этого зависит ваша жизнь! Без пощады! Выдохся – значит, сдох. Пожалел – сам получил. Понятно, быдло? Защиту на-адеть!

Солдаты застегнули на бедрах прочные пластиковые «подгузники» и опустили на лица прозрачные маски.

– Готовы?

Вирон отскочил в сторону и взмахнул рукой.

– Начали!

Новобранцы неуверенно, а потом все сильнее и сильнее начали наскакивать друг на друга. Вначале они действовали грубо и прямолинейно – простые удары сплеча и бесхитростные блоки, но вот кто-то обнаружил, что его тело знает, как действовать ногами, кто-то вдруг понял, что умеет поставить эффективный блок, и всего через несколько минут изумленные мальчишки уже молотили друг друга почем зря, причем каждый пропущенный удар, каждая вспышка боли будила все новые и новые рефлексы, превращая их тела в машины смерти: яростно вскрикивающие, хрипящие от боли, потешные из-за несуразного сочетания отстраненной уверенности на лицах и нелепого внешнего вида.

– Чего стоишь, свогачь? – истошно заорал Вирон. – Представь, что это боевой андроид! Добей его! Не давай очухаться! Бей, пока он не убил тебя! Убей сучонка! Бей! Бей! Бей!

На площадке разгорелось самое настоящее побоище. Солдаты орали и рычали, лупили друг друга куда попало и чем попало, сбивали с ног, пинали упавших, вопили, кто от боли, кто от ярости.

Бан Мун сократил дистанцию и ударил противника локтем. Его спарринг-партнер Кратет ушел в сторону, встретил врага резким ударом в живот и только потом сообразил, что действует едва ли не как чемпион по боям без правил. Но не успел он прийти в себя и свериться со своей записной книжкой, как Бан Мун поднялся, издал хриплый боевой клич, пнул противника в голень, а затем провел стремительную подсечку. Ошеломленный Кратет грянулся о землю с такой силой, что едва не отдал богу душу.

Глазер, едва не порвав неразработанные связки, ударил ногой в голову парню из второго отделения, но тот вскинул руку, поставил блок и свалил противника резким крюком в челюсть.

Жалсанов согнулся пополам от удара Гора, а потом поймал летящий в лицо ботинок и провел болевой прием, после которого Гор, взвыв от боли и ярости, грохнулся в пыль.

– Бей! – подбадривали сержанты. – Резче! Не жалей себя! Бей!

Людвиг молотил Микадзе. Жалсанов молотил Гора. Кратет теснил более легкого Бан Муна. Отовсюду доносились нечленораздельные вопли, перемежаемые смачными звуками ударов. И только Пан никак не мог достать своего партнера. Он бил раз за разом, пытался достать Брука ногой в живот, угодить кулаком в ухо, пнуть в колено, но каждый раз попадал в пустоту.

Грубая сила ничего не решает. Главное в бою – реакция и скорость, а они достигаются разгонкой психической активности. Навыкам перехода в форсированный режим фермеров обучают едва ли не с того момента, когда они начинают ходить, а героминовая терапия перестраивает их связки и нервную систему, позволяя телу двигаться со скоростью, почти неуловимой для нетренированного глаза. Именно форсированная психическая активность позволяет человеку на Диких землях выдерживать немыслимые физические нагрузки, демонстрировать чудеса силы, быстроты и ловкости. Порог, за которым для обычного человека начинается маниакальная фаза психического расстройства, для фермера – нормальное состояние, в котором он может оставаться длительное время.

С первым же выпадом Пана Брук привычно представил вспышку пламени, затопившую пространство вокруг головы. «Я – стальная пружина», – мелькнула в голове формула самонастройки. Мышцы натянулись, словно канаты, время замедлилось, предметы приобрели сверхъестественную четкость. Плавным, даже подчеркнуто медленным движением Брук уклонился от летящего в лицо кулака Пана. Он различал каждую жилку на побелевших от напряжения пальцах. Каждую нить в рукаве комбинезона. Чувствовал ветер от движения руки.

Пан ударил ногой. Брук снова ушел в сторону, так что противник потерял равновесие и едва не свалился на землю. Но Пан заводился все сильнее и сильнее. Каждый промах, каждый выпад в пустоту лишь подогревал его ярость.

– Чего это вы скачете, как девки на танцах? – вдруг заорал Вирон. – А ну-ка ты, крестьянин, дай ему! Я сказал, дай, а не пляши! Ну-ка вперед! Давай!

Неожиданно Брук обнаружил, что спарринг закончен. Тяжело дышащие новобранцы приходили в себя, сплевывали кровь и массировали ушибы.

Он представил холодную водную толщу с гулкими звуками трущихся друг о друга камней на дне. Время вернуло привычный бег. Голоса и запахи ворвались в сознание. Сердце бухало, словно кувалда.

Вирон навис над ним, заслонив солнце.

– Решил поиграть в пацифиста, свогачь? Когда я говорю «бей», ты должен бить, а не изображать балет! Сейчас я покажу тебе, что значит настоящий бой! Две минуты спарринга. Только попробуй увильнуть, быдло! Начали!

И Брук снова нырнул в мир замедленных образов. Вошел в состояние пустоты. Брюхо Вирона, содрогаясь под тканью комбинезона, надвинулось на него, словно зеленая волна. Здоровенный кулак пролетел мимо, едва не задев ухо. Ярко сверкнуло на солнце кольцо на толстом пальце. Вид этого кольца почему-то вызвал у Брука чувство досады.

Потом Вирон попытался ударить его коленом в пах. Потом ногой в грудь. Потом провел прямой в челюсть. Брук перетекал с места на место, каждый раз оставляя противнику иллюзию, что еще чуть-чуть, и тот настигнет свою жертву. Он слышал, как солдаты вокруг орали: «Дай ему! Дожимай! Еще разок!»

Он с горечью понял, что зрители поддерживают вовсе не его.

Громче всех кричал Гор:

– Бей труса! По башке ему, по башке! Давайте, сержант!

Вирон молотил руками, словно ветряная мельница. Недостаток техники он с лихвой искупал все возрастающей яростью. В его выпученных глазах Брук увидел чистую, незамутненную ненависть.

«Этот не остановится», – мелькнуло на границе сознания.

Старший сержант отжимал его к стене спортзала. Пространства для маневра оставалось все меньше. Но Брук ничего не мог с собой поделать – он мог убить врага, который угрожал его жизни, но ударить человека было выше его сил. Слишком сильными были усвоенные с детства уроки. Слишком трудно было преодолеть себя. Играть по правилам горожан означало поддаться, потерять частицу себя.

Кулак Вирона пронесся перед глазами, и жесткий пластик нарукавного шеврона рванул губу. Холодная вспышка боли, тут же погашенная подсознанием. «Боли нет. Боли нет. Я в пустоте…»

Новый выпад. И еще один. Когда же кончатся эти две минуты?

Вот и ангар. Отступать больше некуда. Брук скользнул под надвигающийся кулак, пропустил мимо себя разъяренную тушу, развернулся и легонько пнул Вирона под колено. Нога сержанта подвернулась, и он с грохотом врезался в стену ангара.

– Брэк! – крикнул чей-то голос. Брук разорвал дистанцию с поверженным противником и вызвал расслабляющий образ.

Металлический привкус крови. Дергающая, тупая боль в разорванной губе. Вирон, тяжело поднимающийся с земли, в пыльной форме, хлюпающий разбитым носом, с ладонями, содранными в кровь.

– Убью, поганец, – одними губами произнес он. – Живьем зарою…

– Извините, старший сержант, – ответил Брук непослушными губами. Кровь с подбородка капала ему на грудь. Он чувствовал странное удовлетворение, как после отлично выполненной работы.

Санин брызнул ему на лицо обезболивающим спреем из аптечки и приказал топать в санчасть.

«Слишком стар для рок-н-ролла…» – мысленно произнес Брук. Чудная эта фраза сегодня почему-то несла покой и умиротворение. «Слишком стар…» – снова повторил он.

И улыбнулся разбитыми губами.

* * *

Пока солдаты приводили себя в порядок и, кряхтя, массировали свои ушибы, сержант Санин прошагал по хрустящему щебню, уселся на пластиковую бочку из-под растительного масла, невесть как оказавшуюся возле спортзала, и закурил. Поймав взгляд уставившегося на него Вирона, он поинтересовался:

– Прикажете произвести перекличку, старший сержант?

– Что? А, да. Проведите, – гнусавым голосом ответил Вирон.

Не вынимая сигареты изо рта, Санин включил свой планшет и, поочередно тыкая пальцем в строки с фамилиями, проверил наличие личного состава. В ответ на нажатие солдат, получивший сигнал от своего коммуникатора, сдавленно отвечал: «Здесь!»

– Двадцать семь рядовых, три сержанта в строю, трое рядовых отсутствуют по уважительной причине, – доложил Санин. Капельки пота скатывались по его впалым щетинистым щекам и исчезали за расстегнутым воротом.

Вирон потрогал распухший нос, покрутил головой, словно проверял прочность шеи, и вытер ладони дезинфицирующей салфеткой из полевой аптечки. Санин, с мрачной ухмылкой следивший за его манипуляциями, выдохнул струйку дыма и похлопал рукой по бочке.

– В ногах правды нет, старший сержант. Присаживайтесь, – пригласил он. И добавил, заметив мелькнувшую в глазах Вирона подозрительность: – Не волнуйтесь, здесь чисто.

– С чего это вы взяли, будто я волнуюсь? – ворчливо поинтересовался Вирон.

– Я? – делано изумился Санин. – И в мыслях такого не было. Просто подумал – вам нужно передохнуть, вот и предложил.

Вирон хмыкнул и осторожно опустился рядом с ним на прогнувшуюся под двойным весом бочку. Санин предложил ему сигарету. Вирон взял ее и прикурил от сигареты Санина. Когда он наклонялся, его руки в грязных разводах заметно тряслись, но он все-таки прикурил и, выпрямившись, глубоко затянулся сладковатым дымом.

– Не хотелось бы лезть не в свое дело, старший сержант, – негромко сказал Санин, рассеянно наблюдая за тем, как едва пришедшие в себя новобранцы с шипением и руганью протирают свои ссадины, – однако про такие методы я раньше не слышал. Это что, на Фарадже такому учат?

Вирон исподлобья покосился на Санина. Оба сидели на неустойчивой емкости, почти касаясь друг друга плечами.

– Надо же показать этим сосункам, что такое настоящая армия, – наконец, пробормотал Вирон. – Иначе в джунглях не выжить. Страх – основа дисциплины.

– Я так и понял, – согласился Санин. Он затянулся и, дурачась, выпустил несколько колец дыма, медленно растаявших в неподвижном воздухе.

Повисло напряженное молчание. Было слышно, как потрескивает сигарета, когда сержант делает глубокие затяжки.

– Так где, говоришь, был тот пост? – неожиданно спросил сержант.

Прежде, чем бросить едва раскуренную сигарету, Вирон тщательно погасил ее о каблук. Потом он повернул голову и смерил Санина настороженным взглядом.

– А тебе не фиолетово? – спросил он.

– Фиолетово, – миролюбиво согласился Санин. – Знаешь, как только я тебя увидел, я сразу себе сказал: вот парень, который понюхал пороху. Сразу видно человека, который побывал на линии огня.

И все, кто мог слышать их разговор, задумались, что имел в виду Санин. Очевидно, тем же вопросом задался и Вирон, который беспокойно покосился на притихший взвод.

– У меня два ранения, понял? – угрюмо произнес Вирон. Щеки его побагровели, и только рубец на челюсти остался белым. – Он оглянулся на прислушивающихся к разговору солдат и понизил голос. – Я, если хочешь знать, один из взвода выжил! Один, понял?

– Да ты не нервничай, – отозвался Санин. – Я ж понимаю – чего только на войне не бывает…

Красное лицо взводного сержанта сделалось жестким, как высохшая на солнце глина.

– Ты закончил?

– Еще нет, – ответил Санин, отвинчивая колпачок у фляги. – Я тут случайно встретил одного парня. Летел в отпуск, транзитом. Выскочил из вертушки отлить, едва успели словом перекинуться.

– Ну и?..

– Сержант Краев. Он теперь на дивизионном узле связи. Отпахал свое в поле.

– Краев? – спросил Вирон. – Тот самый?..

– Вижу, ты про него слышал. Мы-то с ним давние знакомцы. Ну а у него есть другие знакомцы. На других узлах связи. А у тех – свои. Связисты, это как мафия, понимаешь? Повсюду свои люди.

– Да знаю я про связистов, знаю! – нетерпеливо воскликнул Вирон. – Что дальше-то?

– А то, что у меня есть знакомцы и на Фарадже. Я ведь там тоже бывал. Конечно, я не такой лихой рубака, как ты…

Санин умолк, поднес флягу к губам и не торопясь напился. Потом он вытер рот рукавом и нарочито медленно завинтил колпачок.

– Так что там насчет Фараджа? – потребовал Вирон. – Давай договаривай, коли начал!

Но – странное дело – грозные нотки в голосе старшего сержанта показались Санину фальшивыми.

– Ага, – сказал он. – Вижу, тебе не терпится. Мне вот тоже. «Как же так, думаю. Как это я не слышал про такого героя?» Вот я и попросил Краева кое-что разузнать. По дружбе. Связисты, они такие сплетники – все про всех знают. Сначала запрос придет на окружной узел связи. Оттуда – на орбитальный. Дальше – через пространственный туннель – на спутник связи. Оттуда – снова на поверхность.

– И что ты надеешься раскопать? – деревянным голосом поинтересовался Вирон.

– Сам не знаю, – пожал плечами Санин.

Вирон поджал губы. На его лице появилось привычное презрительное выражение, и Санин решил подвести черту.

– Но когда узнаю – молчать не стану, – сказал он. – На офицеров не надейся – такие дела на Луакари решаются между своими. В тесном кругу, так сказать. Понимаешь, о чем я? Только ты и я.

Лицо Вирона побагровело.

– Какие такие дела?

– Это я тоже узнаю, – пообещал Санин.

– Хватит молоть чушь, сержант! – прорычал Вирон. – Меня уже тошнит от тебя! Лучше следи за своими людьми!

То, что сделал Санин, было старой, как мир, шуткой. Он просто поднялся со своего края бочки, встал неожиданно и резко, отчего емкость под весом Вирона перевернулась. Не ожидавший подвоха старший сержант, потеряв равновесие, с шумом свалился на землю.

Взвод затаил дыхание.

Вирон, скрючившийся на гравии, перевернулся набок, а потом, опершись рукой о землю, медленно встал на ноги. Отряхнув колени, он на цыпочках двинулся вокруг бочки к Санину, который, недобро прищурившись и чуть отставив левую ногу, спокойно следил за его приближением.

Сержант Ковач, все это время молча наблюдавший за сценой, неожиданно сорвался с места и оказался между готовыми вцепиться друг в друга драчунами. Он положил одну ладонь на грудь Вирону, вторую – на грудь Санину и удержал обоих на расстоянии пары шагов друг от друга.

– Вы что творите, мать вашу? – прошипел Ковач. – Вы же сержанты!

Вирон продолжал напирать, но жесткий взгляд Ковача остановил его.

– Я сказал – не здесь! Не при подчиненных!

Санин глубоко вздохнул и расслабился.

– Все нормально, Карел. Мы просто пошутили.

Ковач опустил руки.

– Так-то лучше, – пробурчал он.

Некоторое время Вирон, сопя, мерил Санина ненавидящим взглядом. Потом он еле слышно, одними губами прошептал:

– Не шути со мной, сержант. В говно втопчу.

Санин затянулся истлевшей почти до самого фильтра сигаретой, наступил ногой на окурок и выпустил дым в лицо Вирону.

– А ты заканчивай с коллективными играми, герой, – так же тихо сказал он. – Пока твои яйца не нашли где-нибудь на дереве.

* * *

На часах было девять тридцать, когда Дайна поднялась по ступенькам здания, фасад которого украшала голограмма с изображением кроваво-красного креста. Первое, что бросилось ей в глаза, была их охранница Таня Вебер. Скорчившись за стеклом своей кабинки, Таня всхлипывала и сморкалась в мокрый насквозь платок.

– Что на этот раз, детка? – встревоженно спросила Дайна. – Он оказался женат?

Таня всхлипнула и помотала головой.

– Хуже. Он смылся. Бросил меня, как использованную… использованный… ну, в общем…

Она махнула рукой и безуспешно попыталась вытереть покрасневшие глаза.

Дайна обошла турникет и сдвинула в сторону створку из пуленепробиваемого прозрачного пластика. Присела на край узкого стола.

– Да ладно тебе, – сказала она. – Подумаешь, сбежал мерзавец. Возьми. – Она протянула охраннице свой платок.

Таня продолжала реветь. Слезы бежали по ее щекам, капали с подбородка безупречной формы, выдававшего жертву дешевой биопластики: работа по лекалу, стандартная модель «Королева бала», номер по каталогу пять тысяч чего-то там, со скидкой в конце сезона.

– Прежде всего напиши ему письмо, – посоветовала Дайна. – Быть может, ему просто пришлось срочно уехать по делам. Кем он работает?

– Старший страховой агент. С Гатри.

– Он что, турист? – спросила изумленная Дайна.

– Говорил, что подбирает место для местного представительства. Собирался остаться. А вчера приезжаю к нему в гостиницу, а мне говорят: выехал и не оставил адреса. Сволочь! – И она снова зашмыгала носом.

Дайна понимающе кивнула. «И откуда берутся такие дуры», – подумала она.

– Нашла кому верить, – сказала она. – Встречались, поди, у него в номере?

Таня удрученно кивнула.

– Не бери в голову, – сказала Дайна. – Хочешь, познакомлю тебя с нормальным парнем? На следующей неделе поеду на восток, там в инженерном батальоне служит один сержант…

– Военный? – всхлипнув в последний раз, спросила Таня.

– Не пехотинец, – поспешила заверить Дайна. – Строитель. Так что никакого риска.

– Нужна я ему…

– Настоящий мачо, – добавила Дайна. – И не женат. Танцует, между прочим, – закачаешься! Если хочешь, я приглашу его на чашку чаю, когда он будет у нас в командировке.

– Молодой?

– Фи, Таня! Ты же не сопливая школьница! На что тебе эти мальчишки? К тому же у него свой дом в Рабаде. Бассейн, сад на крыше – не хуже чем у какого-нибудь полковника.

– Нет, правда?

– Я тебя когда-нибудь обманывала?

– Нет. Да. Раза два. Или нет – три. Подсунула мне хлопушку вместо сигареты с травкой.

– Новый год не в счет. То был не обман, а шутка. Ну что, договорились?

Таня кивнула.

– Спасибо тебе.

– Ну вот еще! Скажешь спасибо, когда он тебе цветы таскать станет.

Таня робко улыбнулась и поправила прядь длинных золотистых волос (модель «Золушка», гарантия три стандартных года, плюс пять лет бесплатного сервисного обслуживания). Слава богу, улыбка у нее была настоящей, естественной и открытой, а два слегка выступавших вперед передних зуба придавали ей милую непосредственность.

– Свинья уже здесь? – поинтересовалась Дайна, имея в виду их начальницу миссис Свонн, всем своим обликом – от толстых коротеньких ножек на неизменных каблуках-шпильках до упитанных розовых щек с нежным пушком – напоминавшую благородное парнокопытное.

Таня поспешно отключила микрофон.

– Здесь. Носится, как наскипидаренная. Наорала на жертвенных девчонок, – сообщила она, понизив голос.

Жертвенные девчонки – так называли сотрудниц отдела пожертвований.

– Ну ладно. Если что – я пришла раньше.

– Раньше чего?

Дайна мысленно вздохнула.

– Скажешь, полчаса назад. Сижу у ссыльных. И не волнуйся насчет своего придурка. Вокруг столько свободных мужиков, что хватит на полнокровную дивизию. Поверь мне, выйти замуж – не сложнее, чем перекраситься. Пока.

– Дайна! – окликнула ее Таня.

– Да?

– А он как – ничего?

– Как огурчик, – заверила Дайна. – Правда, у него одышка после высоких лестниц. Зато не сбежит. К тому же ты всегда можешь заставить его бросить курить.

– Не сбежит… – глядя куда-то вглубь себя, произнесла Таня.

– И еще он не умеет пить.

– Не умеет пить… – с мечтательным выражением повторила Таня.

– Ну все, меня нет.

Она проскочила через территорию «ссыльных» – зал отдела посылок. В огромном помещении кипела работа. Несколько андроидов-грузчиков, выстроившись цепочкой, перебрасывали в грузовой лифт гору стандартных посылок для солдат: маленькие коробочки, украшенные изображениями поэтичных девушек и радующихся детей; внутри каждой – чип со звуковым письмом и мелкий подарок – перочинный нож, вечная зажигалка или пара самоочищающихся носков.

«От этих проклятых зажигалок парней в джунглях гибнет едва ли не больше, чем от мин-ловушек, – так однажды посетовал знакомый Дайны из штаба корпуса. – Только представь – робот-снайпер бьет на звук щелчка с трех сотен метров!»

Тем не менее организации патриотически настроенных граждан продолжали закупать этот крайне необходимый предмет солдатского обихода в астрономических количествах.

По залу был разлит густой приятный запах клея. Тысячи коробок отсвечивали разноцветными боками. Посылки мерцали белозубыми улыбками, притягивали взгляд забавными рисунками. Дайна процокала каблучками по каменным плиткам и юркнула в свою тесную клетушку-выгородку в дальнем конце зала. Сумочку она бросила на сиденье кресла для посетителей. Секунду спустя рядом материализовалась Мари Сикорски. Она переложила сумочку на стол, уселась в кресло и улыбнулась подруге, отчего на щеках у нее заиграли симпатичные ямочки.

– Привет, красавица! – сказала Мари. – Ну и почему мы здесь?

– Ну, по мнению некоторых конфессий, Вселенную сотворило некое сверхсущество. Из грязи. Ученые же считают, что это довольно темная история, связанная с сингулярностью, которая в конце концов завершилась Большим взрывом. Но если ты имеешь в виду, почему именно мы с тобой торчим в этой душной дыре, то отвечу: ты здесь потому, что это твое рабочее место, а я делаю вид, будто с утра пораньше обсуждаю с тобой совместное мероприятие наших отделов.

Мари улыбнулась.

– Интересно, что могут обсуждать психолог и специалист по организации досуга?

– Да мало ли что! – отмахнулась Дайна.

– Опять проспала? – догадалась Мари.

– Нашлись твои инструменты?

– Нашлись. Сгорели вместе со сбитым транспортником. А отвечать вопросом на вопрос невежливо.

– Правда?

Они рассмеялись.

– Как твоя командировка? – спросила Мари.

– Отлично, если не считать того, что меня вываляли в пыли, как маркитантку под телегой, а на обратном пути едва не убили два бешеных пилота.

– Ох! – завистливо произнесла Мари. – Обожаю пилотов!

– А как у тебя? Что твой парень?

Мари на мгновение задумалась.

– Который из них?

– Ты невыносима.

Мари закатила глаза.

– Представь себе – я наконец заманила к себе того шатена…

– Официанта?

– Да нет же! Военного гида! Тот, у которого…

– А, помню. И что?

– Ну вот, вечер, шампанское, танцы при свечах. Короче, я наконец решилась…

– Ну, не тяни, – подтолкнула ее Дайна.

– Что «ну»! И тут у меня, ну, ты понимаешь… Как назло!

– Да уж, – сочувственно произнесла Дайна. – После стольких-то усилий.