Текст книги "Жара в Аномо"

Автор книги: Игорь Коваленко

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 20 страниц)

– Салют, крошка, – произнес Ник, – тебя мне не хватало. Ты мне не снишься? Можно ущипнуть?

– Ужасно хочется пить.

– Увы, здесь не найти даже паршивой жестянки пива. Сухой закон. Может, вот это? – Он извлек из кармана плоскую бутылку. – Бог меня услышал, послал новое чудо. Отметим?

– Нет, я хочу воды.

– Сейчас раздобуду. – Ник нырнул в контору и вынес чашу с питьевой водой. Она напилась, поблагодарила. Ник любовался ею. – Всегда готов услужить такой маленькой беленькой девочке.

– Я – Джой.

– Джой. Чудесно. Я в восторге, – сказал он.

– Простите… вы здесь командир? Я не ошиблась? – спросила девушка в некотором замешательстве.

– Абсолютно верно. Ты одна властна надо мною, крошка Джой. Но как ты догадалась?

– Все трудятся, а вы созерцаете, как Наполеон. Вожди всегда наблюдают за сражением из шатра на возвышении, не правда ли?

– Я мастер-бурильщик.

– Слава богу, все правильно, – вдруг с облегчением вздохнула девушка. – Вас должны были предупредить обо мне. Вы знали, что я приеду сегодня?

– Чувствовал, что когда-нибудь это произойдет, – лукаво молвил он, – но, если начистоту, не предполагал, что ты окажешься такой хорошенькой. Просто красотка!

На строгом личике Джой вновь отразилась растерянность.

– Благодарю… ценю юмор, но… вы действительно мастер?

– Сроду не лгал девочкам. А ты… надеюсь, ты не станешь утверждать, будто в полумиле отсюда тебя ждет в машине ревнивый муж?

– Я не замужем.

– Такое признание делает тебя еще привлекательней.

– Не уверена, следует ли нам сразу принимать такой тон…

– Почему? Разве я настолько древний? К тому же, как и ты, ужасно одинокий.

– Не скажу, что вы древний или неинтересный, однако пора поговорить всерьез.

– Вот это по мне! – Ник намерился потрепать ее за подбородок, но Джой резко отстранила его руку.

– Не понимаю… Послушайте, вы не шутили, это вы?

– Да, черт возьми, – сказал Ник. – Это я.

– Странно, я представляла иначе.

– Ну, хорошо, будем серьезными, – Матье картинно сложил на груди руки и вновь прислонился к дереву, – только учти, и в петле, и на дыбе, и в испанских сапогах, и на костре, и у стенки, и на электрическом стуле я не отрекусь от мнения, что малютка Джой ослепительно хороша.

Тонкое, большеглазое личико девушки залилось краской, она прикусила верхнюю губу, над которой пробивался едва заметный серебристый пушок, усыпанный мельчайшим бисером выступившей от жары и смущения влаги. Взор ее блуждал в стороне.

– Что там происходит? – спросила она наконец.

– Потащим буровую установку в Аномо, – не без гордости пояснил Ник, – почти целиком. Я слежу, чтобы все было гладко.

Джой оживилась, радуясь, что разговор принимал нормальный оборот.

– Я буду поваром, вас предупредили? – Она устремила на Ника многозначительный взгляд. – Буду поваром…

– Отлично! – воскликнул он, превратно истолковав ее взгляд. – С тобой мы одолеем и голод, и жажду, и скуку! С одним условием.

– Каким?

– Ты обзаведешься самым большим из миксеров и научишься колотить "Луна-Джерри", мой любимый коктейль. Ничто так не спасает от жары, как жара в брюхе.

Матье подхватил ее сумку и направился к автобусу Габи Амель, слегка рисуясь походкой и осанкой перед девушкой, которая едва поспевала за ним, удивленно вопрошая:

– Куда вы уносите мои вещи?

– В самый комфортабельный автобус экспедиции. Женщины должны держаться вместе. Химик и кухарка, черно-белый букет! По такому случаю полагается пирушка!

– Вы сами говорили, у вас дисциплина, сухой закон, – улыбалась она, – в нефтеразведке пьют только дураки. Это опасно, я читала. Представьте себе, я прочитала массу книг о нефтяных промыслах.

Ник приостановился, посмотрел на нее с подозрением.

– Знакомые речи, – сказал он, – похоже, ты успела повидать тут кой-кого до меня.

– Нет, правда, я прочитала все, что смогла найти.

– Да? А кто был консультантом?

– К сожалению, таковой не нашелся. Так и не разобралась толком.

– Значит, без подсказки определила меня в дураки?

– Что?! Бог с вами, мастер… право, зачем вы со мной так? В нашем общем положении не до шуток и словесных упражнений. Нам бы следовало обстоятельно обсудить создавшуюся ситуацию. Я ехала сюда с надеждой на вашу помощь.

– Инцидент исчерпан, – сказал Ник, видя ее несомненную искренность.

– У вас очень странная манера шутить с незнакомыми людьми, я это сразу поняла. Странная и совершенно неуместная.

– Продолжай ценить юмор, малышка. Человечество тяготеет к смеху, а его все больше мордой об стол.

– Или мы серьезно в конце концов обсудим ситуацию, или я вынуждена буду самостоятельно…

– Момент, – прервал ее Ник, пристально всматриваясь в действия нефтяников.

Там, в ложбине, Борис Корин взмахнул сигнальными флажками, и раздался дружный рев моторов. Разом натянулись тросы. Натужно крякнув, вышка сдвинулась с места, нехотя подчиняясь усилию машин. Шесть тягачей в упряжке: один впереди тащил несущую тележку, направляя движение, по два боковых на лафетах и один сзади удерживал основной страхующий трос. Маленькие разноцветные трактора окрестных земледельцев веером ползли по бокам, поддерживая огромное, многотонное сооружение с помощью множества длинных, укрепленных на разной высоте канатов.

Задрав голову к покачивавшемуся в высоком небе кронблоку вышки, Борис пятился впереди грандиозной процессии, дирижировал ярко-красными флажками.

Сергей в роли ответного сигнальщика замыкал колонну тягачей, рядом с ним шагали взволнованные Луковский и Седовласый, а далеко сзади катилась гудящая волна зрителей.

Корин не слышал, не замечал ничего и никого вокруг, кроме ажурной, двупало вытянувшейся в небо стальной стрелы и лязгающих от напряжения гусениц.

Предельно внимательны были лица водителей, словно загипнотизированных порхающими в руках командира флажками. Борис пятился и кричал на весь мир:

– Держать, братцы-ы! Не провиса-а-ать! Куда она денется-а-а!

Не глаза у Ника Матье – синее стекло. Он был поражен, губы его шептали:

– Фантастика!.. Невероятно!.. Вот это парень!

– Кто он? – спросила Джой.

– Потрясающий парень! – уже кричал Ник и возбужденно бил кулаком собственную ладонь. – Ну и зрелище он нам уготовил, малышка! Мой русский коллега!

Матье был слишком увлечен невиданной картиной, чтобы заметить, как испуганно отшатнулась от него девушка, как округлились ее прозревшие глаза. В безудержном восхищении он сделал несколько несмелых шагов и вдруг побежал сломя голову к вышке, которая все увереннее и увереннее двигалась вперед на фоне опаленного зноем неба под рев тягачей и ликующие крики рабочих.

19

Не меньше двадцати минут разгуливал Киматаре Ойбор по людному проспекту Искусств; заподозрив в соглядатайстве нервозного молодого человека, который вертелся то на одном, то на другом пятачке тротуара и, как показалось сержанту, слишком поспешно отводил глаза, когда они встречались взглядами.

Нет, парень этот не был "хвостом", в чем с облегчением убедился Ойбор, когда увидел, как тот бросился навстречу запыхавшейся подружке и как неподдельно возмущался по поводу ее опоздания, увлекая провинившуюся к стоянке такси.

На всякий случай покружив еще немного вокруг дома, в который намеревался войти, сержант наконец ступил в нужный подъезд, поднялся на второй этаж и дважды коротко позвонил в массивную, будто бронированную, дверь с пуленепробиваемым глазком.

– Кто?

– Балерина, – шутливо ответил сержант басом и, покинув укрытие, предстал перед дверным оком.

Ему открыл крепкий, спортивно подтянутый, загорелый, тщательно выбритый, благоухающий дорогим лосьоном европеец примерно того же возраста, что и он.

– А-а, мадемуазель, изволите дурачиться! – воскликнул мужчина и в обнимку потащил гостя к столу, сервированному на двоих. – Смотри, как встречают старых друзей!

– Польщен и тронут, – сказал Ойбор. – Что значит закоренелый холостяк. А вот мне ни за что не справиться со стряпней, даже старухе своей не могу подсобить на кухне.

– Не завидуй мне, старина, не завидуй, ибо мужчина становится к плите не от хорошей жизни! Садись – и в бой! В атаку!

– Не откажусь, набегался сегодня впроголодь.

– Хватай сам, поглощай до отвала! Ты всегда был зверем за столом, известно! Покажи свою пасть и брюхо, Кими! Дай-ка еще разок взгляну на тебя! Молодец, как прежде! Лев! Орел! Красив, как "Браунинг грейд-458 магнум"!

– Роскошная лесть, – грустно улыбнувшись, молвил Ойбор. – Врешь, брат, я порядком поизносился за эти годы.

– Нисколько!

– Хм, меня уже в глаза величают дедушкой. Не те уже силенки. Да и в зеркале такое отраженьице – хоть в колодец прыгай. Вот ты – совсем другое дело. Все еще тренируешься, сансей?

– Форму надо поддерживать до гроба!

– Ну, до этого, надеюсь, нам еще далеко, если, правда, не подставить голову где не следует. Ну-ка пусти меня к салату.

В раскрытое настежь окно вместе с городским шумом врывалось жаркое дыхание ветра. Тихо шелестели на секретере листки исписанной мелким почерком бумаги, словно вторили шороху листьев за окном. В довольно просторном и со вкусом обставленном жилище отставного инспектора царили чистота и порядок.

– Ну, спроси, спроси меня, – сказал он, подмигнув сержанту.

– Неужели раскопал? – оживился Киматаре Ойбор, даже вилку отложил и откинулся на спинку. стула. – Я уж решил, пусто, раз не выпалил сразу.

– Ошибаешься! – не без самодовольства заметил отставной инспектор. – Я редко вынимаю крючки без добычи!

– Говори, не хвастай. Есть от него нити?

– Целая веревка! А кончик не слишком далеко, хоть и за границей. В Кении. Там затаился один его бывший компаньон, подполковник от артиллерии Maриб Голд-Амаду. Иммигрировал туда после первых же оплеух повстанцев вместе с группой приближенных и преданных холуев, прихватив, кстати, весь фонд четвертой дивизии. Несомненно, осел там с поддельными документами, инкогнито. Под каким именем сейчас – установить пока не удалось. Место жительства – Найроби. Есть вилла где-то под Момбасой. Коммерсант, делец по части сбыта бананов, ананасов и прочей дребедени на десерт. Отыскать можно. Если, конечно, кенийские власти его уже не накрыли.

– Еще есть сведения?

– Есть. Похоже, что он с компанией не брезгует рискованными аферами и контрабандой. Кожа, наркотики, этнографические штучки. Все? Нет, не все. Поддерживает официальные деловые связи с какими-то {европейскими фирмами, несколько раз вояжировал в Старый Свет, Новый и в Турцию. Принимал визитеров оттуда. Теперь все.

– Мда… спасибо и за это.

– Ну ты нахал, Кими! Я проделал колоссальную работу! Для тебя!

– Прости, я хотел сказать, что далековато все-таки. А жаль, из этого золотого Мариба можно было бы вытрясти серьезные, документально подтвержденные сведения к показаниям мальчишки и башмачника. Через беглого подполковника можно выйти на всю сеть. Пахнет крупной экономической диверсией с немалой примесью политики.

– Господи, далеко! Антарктида или Гренландия – вот далеко!

– Попробуем. Дело действительно не пустяковое, сам говоришь. На такое дело министерство безопасности найдет лишнюю монету.

– Ну хорошо, если удастся уговорить комиссара похлопотать, кто поедет? Мне, сам понимаешь, нельзя.

Отставной инспектор пожал плечами и небрежно произнес:

– Я не откажусь от прогулки на восточное побережье. Давно не видел океана и не слыхал прибоя. Засиделся тут, хорошо бы тряхнуть стариной.

Киматаре Ойбор с признательностью посмотрел на него, но сказал так:

– Тебя я хочу просить еще немного поработать дома. Есть несколько операций вроде банковских или погони за греческими сигаретами. Очень рассчитываю на тебя, поскольку для них больше подходит белый джентльмен, то есть твоя милость, тертый сыщик и хитрец. А в дальних краях легко угодить под кастет или пулю. Нет, ты мне нужен здесь.

– Под кастет или пулю в нынешние времена легко угодить где угодно, хоть в собственной ванной, особенно нам. А что касается названных операций, одно другому не помеха. Довольно жевать салат, оставь место для мяса!

Ойбор спросил в раздумье:

– Сколько, по твоим расчетам, нужно времени, чтобы отыскать лжебизнесмена в Найроби?

– Неделя.

– Хвастун.

– Абсолютно. Два дня на поиск, день на контакт, остальные на личное времяпрепровождение. Справедливо?

– Нет, сансей, развлекаясь, ты по старой привычке начнешь отвечать случайным задирам демонстрацией своих знаменитых бойцовских рук и ног. Где гарантия, что снова не наломаешь дров из-за этих штучек, которым тебя научил покойный Окамура-сан? Из-за них-то тебя списали.

– Ну, ладно, развлечения отпадают.

– Я считал тебя серьезным, а ты два дня на поиск…

– Вот именно, даже меньше! Бывший артиллерист – теннисный фанатик. Там вряд ли наберется десяток кортов.

– Хорошо, попробую устроить тебе запах океана, – сказал Ойбор, – если нальешь мне еще полчашки кофе.

– Сделай одолжение! Сахар, пожалуйста. Так. Кими, тебе не надо объяснять, зачем агентов за рубежом снабжают другим паспортом, надежной легендой и еще кой-какими бумагами, кроме валюты?

– Не надо. В контрразведке толковые ребята.

– Тогда все в порядке. Знаешь, а ведь я чувствовал, что понадоблюсь когда-нибудь, что опять ринусь в приключения, поэтому купил себе новый талисман.

– То есть?

– Черный костюм с металлическими пуговицами! Старый-то обветшал!

При упоминании о черном костюме оба ветерана рассмеялись, шлепая друг друга по плечам.

Суть притчи о костюме в следующем.

Однажды, когда отставной инспектор был еще не отставным и даже еще не инспектором, а лишь младшим помощником такового, он обзавелся строгим черным костюмом по случаю грядущего ведомственного торжества.

Так вот. Купил, надел, зашагал в учреждение. И вдруг господь послал ему, мирному прохожему, прямо в руки весьма опасного нарушителя, оторвавшегося от полицейской погони.

Сослуживцы с юмором объяснили первый его подвиг магической силой обновы. Посмеялись вместе с ним.

Однако следующая удача, как нарочно, по чистому, конечно, совпадению, случилась именно в тот момент, когда на нем снова был упомянутый черный костюм.

Не то чтобы он был суеверным, но с тех пор, отправляясь на любое "горячее" дело, облачался в одежду, ставшую для него своеобразным талисманом. Хотя сам любил посмеяться над собственной причудой, поскольку в таком жарком климате и белая-то одежда не слишком защищала от солнечного огня.

Его начали величать "Белым человеком в черном костюме". Потом проще – "Человек в черном костюме". Ему нравилось. Даже отчеты подписывал прозвищем, объявив его законным псевдонимом. Приучил всех своих друзей и сослуживцев именовать его только так и не иначе. Ребячество взрослого романтика?

Окружающие смирились и привыкли, считая, что это право всякого человека, а право надо уважать всем без исключения.

"Человек в черном костюме" был сообразительным, сильным, ловким, бесстрашно пускался на головоломные трюки, словно каскадер, что вызывало к нему симпатию сотрудников всех рангов, а это, естественно, не является тормозом для карьеры.

Многие считали, что он стал бы знаменитостью, если бы не серия банальных бытовых драк, причем в солидном возрасте, которыми скорее всего он пытался лишний разок показать себе и другим свое физическое неувядание.

Дух и тело его не увяли, это точно, зато увяла деятельность, оборвалась, ибо неприглядные потасовки "на публику" вызвали настолько скандальный резонанс, что ему пришлось подать прощальный рапорт. Новая, народная власть решительно пресекала нарушения дисциплины и злоупотребления в своих органах. Сознавая свою провинность, ушел в отставку сознательно, без обиды. Занялся мемуарами в своей холостяцкой квартире, охотно, впрочем, отрываясь от домоседства, если представлялся случай посодействовать бывшим сослуживцам.

– Ну что ж, – сказал ему Киматаре Ойбор, встав из-за стола, – прими комплимент за угощение, "Человек в черном костюме". Мне пора. – И, взглянув на часы, пояснил: – Надо попасть к окружному на прием точно в положенное время. Значит, с тобой предварительно договорились?

– Договорились, договорились, старый сыч.

– Твердо? Не передумаешь?

– Твердо, Кими-Гора. Уже и детали обдумал.

– Об этом нетрудно догадаться, зная тебя.

– Не забудь про паспорт, легенду и вспомогательные бумажки.

– Постараюсь, если попаду на прием, – сказал Ойбор уже у двери.

– Тебе он вряд ли откажет, – сказал человек пока еще не в черном костюме, – тебе, служаке с тремя лентами!

– Хочу еще выпросить у него чрезвычайные полномочия в расследовании по закрытому приказу.

– Мотивы?

– В связи с особыми обстоятельствами делопроизводства.

– Да ты что! Откроешь комиссару подозреваемого? Сейчас? Без моих козырей из Кении? Ради чрезвычайных полномочий, без которых можно обойтись?

– Скажу ему все. Войди в мое положение, еле выкручиваюсь, устал.

Отставной инспектор прильнул к дверному глазку, удостоверился в безлюдности лестничной площадки, дважды щелкнул ключом, выпуская гостя из своего жилища-крепости. Сказал:

– Ты прав, Кими, подобного положения сыщика не припомню. Но окружной может взорваться и сгоряча выхватить меч, а это сейчас ни к чему.

– Комиссар парень что надо, – сказал Ойбор, – все будет нормально. До встречи! Готовься пока к банковской операции в гигантском нашем городишке.

– Хоть сейчас! Салют, Кими! Жду вестей, документов и визы!

20

– Все равно у нас нет иного выхода, – сказал капитан Нгоро, – подождем еще. – Он взял трубку зазвонившего телефона. – Старший инспектор Нгоро. Да, да, докладывайте. Что? Кто вас учил докладывать, что доложить нечего? Жарко? Спрячьтесь в тень, черт побери! Никаких купаний! Вы с ума сошли! – бросил трубку. – Нет, с этими младенцами в полицейской форме сам скоро буду на грани помешательства, честное слово. – Нгоро сердито набрал две цифры по внутреннему телефону. – Я же просил, дайте мне пять минут покоя. Знаю, что истекли! Дайте еще пять минут! И не смейте обременять меня внешней связью, пока сам не распоряжусь!

Очень взвинчены были нервы у капитана в последнее время.

– Я слушаю вас, – напомнил Киматаре Ойбор, едва Нгоро закончил кричать по телефону, и даже слегка привстал на стуле, являя собой самое внимание и деловитость.

– О чем я? Нет, определенно можно помешаться…

– Осмелюсь напомнить, гражданин капитан, речь шла о повторной проверке списков аэрослужбы.

– У вас сегодня случайно не день рождения? Давно не видел вас в таком благодушии.

– Никак нет, гражданин капитан, свой день рождения я отметил больше трех месяцев назад. Вряд ли я умилялся бы в день своего рождения, после следующего придется собираться на пенсию. Вы ведь не станете хлопотать о моей сверхсрочной службе?

– Почему же, будете молодцом – служите хоть вечно. Я вас ценю. А распутаете дело Амеля – представлю к награде.

– Благодарю, – сказал Ойбор, – я тоже очень ценю ваше расположение ко мне, гражданин капитан.

– Если не день рождения, то что же?

– Мне совестно, что никак не научусь достойно выражать свою симпатию к начальству. Смолоду все опасался, как бы не заподозрили в подхалимаже, вот и старался держаться чересчур независимо. Привычка укоренилась. Подозреваю, что даже прослыл грубияном. Теперь совестно.

– К чему вы клоните, не пойму.

– Признаться, все мы наивно полагаем, что начальство загружено меньше нас. Сейчас нам приходится близко соприкасаться с вами, и я понял, как вам трудно приходится. А ведь вы еще находите время, чтобы уделить нам столь огромное внимание, помочь не только советом, но и прямым участием в следствии.

– Не преувеличивайте моих достоинств, – скромно молвил Нгоро, – только и всего, что навестил нефтяную экспедицию да сделал для вас кой-какие запросы. Но вернемся к делу. – Он пробежал глазами по своим заметкам в блокноте и что-то там подчеркнул цветным карандашом. – Списками пассажиров можете не отвлекаться, поручим это снова кому-нибудь, вы же, настоятельно требую, форсируйте поиски зажигалки. Просто смешно, что до сих пор она не у вас. Вот отчего вам должно быть совестно, а не от проявлений характера, сержант.

– Стараемся, гражданин капитан. Уверяю, скоро найдем.

Нгоро только вздохнул. В который раз полистал подшивку рапортов. Сказал, не поднимая головы от листков:

– Они курили… сидели и курили на скамье, как старые приятели. Что там с окурками?

– Окурков много, но им принадлежат, разумеется, самые свежие. Один определили легко. В кармане инженера, кроме денег и щетки для волос, была обнаружена распечатанная коробка русских сигарет. Точно такие же курит русский специалист. Установлено. Русский рабочий предпочитает сигареты с фильтром, а второй, мастер, именно эти, что найдены у Банго. Ничего удивительного, надо полагать, вкусы Банго Амеля и русского мастера сходились не только в табаке.

– Как называются сигареты?

– Э-э… тут один наш парень даже попробовал, когда разговаривали с нефтяниками… называются… насчет гор… Позвольте? – Ойбор позвонил кому-то. – Я семьдесят третий. Как называются те термоядерные сигареты? Ну, от которой ты чуть не подох, когда попробовал? Мерси. – И опустив трубку: – "Памир", гражданин капитан, очень крепкие.

– Получается, инженер угощал своего убийцу? – сказал Нгоро, впившись в сержанта проницательным долгим взглядом.

– Тот курил свои. Нервничал, судя, по всему. У скамьи и в урне обнаружено по одному окурку очень редких у нас ароматизированных греческих сигарет "Хелас Папостратос". Эти я запомнил.

– Почему?

– Сам не знаю, но запомнил.

– И все-таки почему?

– Не знаю, гражданин капитан, просто врезались в память, когда знакомился с материалами осмотра места происшествия.

Даги Нгоро включил вентилятор.

– Пожалуй, зря я не разрешил вашему гениальному ученику оставить пост и окунуться разок в бассейне, – сказал он, – если в помещении как в печи, то там совсем, должно быть, не выдерживает голова. Я уж и не помню, когда в последний раз шел дождь.

– Свыше двух месяцев назад, – подсказал Ойбор, – сразу же после моего дня рождения.

Нгоро сказал после паузы:

– Как вы себя чувствуете? Не ощущаете перенапряжения?

– Благодарю, все нормально со здоровьем, – ответил Киматаре Ойбор, преданно пожирая глазами руководителя.

– До пенсии осталось меньше года, вы говорите?

– Так точно. Надеюсь на ваше покровительство при ходатайстве о продлении срока службы.

– У вас достаточно высоких покровителей.

– Впервые слышу, с вашего позволения, для меня это новость.

Даги Нгоро вплотную подошел к Ойбору, который тотчас же встал со стула и вытянул руки по швам.

– Вы интересный человек, – сказал Нгоро, – на редкость интересный человек. Хотите что-нибудь добавить?

– Да, если не возражаете. Я хочу попросить у вас прощения за своего непосредственного подчиненного. Это просто недопустимо, чтобы каждый, кому только вздумается, звонил в кабинет начальника управления и болтал всякий вздор про жару и купание. Обещаю строго взыскать с него за эту глупость.

– Хорошо, накажите его сами.

– Разрешите идти?

– Идите. И не забудьте, что я вам советовал в начале нашего разговора. Особенно о новых инструкциях для работы в экспедиции. И обязательно выясните, зачем понадобилось русскому уверять меня, будто девушка (он назвал ее личностью), не успев прибыть на место, сразу же выехала обратно в город.

– Слушаюсь.

Ойбор вышел.

Нгоро долго задумчиво расхаживал по кабинету, прежде чем набрать две цифры по внутреннему телефону и приказать:

– Давайте мне внешнюю связь.

Что-то случилось с застежкой на правой сандалии у Киматаре Ойбора, когда он прикрыл за собой дверь. Он провозился с застежкой не меньше двух минут.

Потом он вышел из здания, сел на велосипед и поехал к кинотеатру "Колоссеум", к задней стене которого примыкала куполообразная громада закрытого плавательного бассейна.

Небольшой газон со спиральной песчаной дорожкой, расходившейся от скамьи, на которой сидел Самбонанга, находился перед входом в кинотеатр, но отсюда хорошо просматривался и вход в бассейн.

Самбонанга покинул скамью и зашагал по тротуару, не теряя из виду велосипед Киматаре Ойбора.

"Дед слишком осторожен, излишне предусмотрителен", – недовольно подумал молодой полицейский, он остался без обеда, проторчав целый день с мальчишкой на базаре и просидев около получаса на скамье у "Колоссеума" в ожидании сержанта.

Когда Ойбор наконец остановился и Самбонанга побежал к нему, сержант стал выговаривать помощнику:

– Меня чуть удар не хватил. Шутка ли, рядовой полицейский запросто, как девице, звонит в кабинет старшего инспектора и лепечет ему в уши несусветную чушь. Чем ты думал, пустая твоя голова? Захотелось неприятностей и тупика в службе? Я обещал ему, что сдеру с тебя шкуру.

– Вы приказали разыскать вас хоть под землей, если появится перекупщик или тот человек из банковского контроля. Я звонил в управление, мне сказали, что вы у капитана, – оправдывался Самбонанга. – Что же мне оставалось делать? А все же здорово я придумал насчет купания, чтобы дать вам знать, где я нахожусь!

– Ребенок! Ты и меня бы подвел под взыскание, если бы капитан догадался, что я самовольно подменил тебя на посту! Мы и так с ним не очень ладим.

– Но вы приказали немедленно сообщить.

– Ты бы еще сам туда ворвался, – проворчал Ойбор, остывая, – тоже придумал, умник, звонить начальнику управления, словно какому-нибудь дружку. Вот он и заявляет на всех совещаниях, что я вас разлагаю. И факты на его стороне. Думать нужно.

– Буду думать, – потупясь, буркнул Самбонанга. – Старался… не обедал…

– Марш на пост. Я сам поеду к разносчику.

– Так и не доложил, – виновато встрепенулся Самбонанга, – ехать к мальчишке не нужно, перекупщика снова не было. Я вас вызвал по поводу вашего знакомого, того, из контроля. Он велел встретить его, когда выйдет из бассейна. Я наблюдал, они отправились туда почти одновременно. Перед самым моим звонком. Чуть больше получаса. Наверно, уже пора. Мне вернуться?

– Отправляйся на пост, – сказал Ойбор, вскакивая на велосипед, – я сам. Вечером жду тебя дома.

Спустя три минуты Ойбор уже сидел на скамье, которую незадолго до этого покинул его помощник.

Еще через пятнадцать минут из-под высокой арки, предворявшей серебристый купол крытого бассейна, вместе с группой купальщиков вышел респектабельного вида мужчина с солидной сумкой для купальных принадлежностей.

С невеселой миной на лице он подошел к платной автостоянке, раздраженно сунул служителю жетон, сел в бежевый "плимут" и укатил, нисколько не интересуясь внимательно рассматривавшим его со скамьи в центре газона сержантом уголовной полиции.

Киматаре Ойбор продолжал смотреть в ту сторону, куда умчался автомобиль, даже тогда, когда к нему подошел пожилой европеец в черном костюме и, улыбаясь, сел рядом.

– Да, это он, – сказал пришедший, – очень расстроился.

– Все в порядке? – спросил Ойбор.

– Да, – сказал отставной инспектор, – если не считать, что бедняга, должно быть, на целые сутки запрется дома, и весь их независимый банк на сутки лишится почтенного главы. – С этими словами он положил на ладонь сержанта сложенный лист бумаги, который тот сразу же развернул и прочел всего одну строчку, коряво писанную от руки.

– Шесть тысяч двести восемьдесят девятый "Магда-Луиза", – вслух повторил прочитанное Киматаре Ойбор, поднося к листку пламя спички.

– Весьма банальный девиз, – смеясь, заметил бывший инспектор, – определенно имя любовницы.

– Или матери, – сказал Ойбор, – убийцы нередко сентиментальны.

– Нет, ты не меняешься, старина!

– А ты, сансей, молодеешь и молодеешь, – сказал Ойбор почти нежно. – Много пришлось потрудиться?

– Еще бы! Заставил меня пустить в ход всю тяжелую артиллерию. Каюсь, припугнул и недозволенными приемами, даже нёбо окаменело от страшных речей. А место какое выбрал для атаки! Оцени!

– Надеюсь, ты не слишком попрал закон в своем усердии.

– Не слишком, Кими.

– Он не станет трубить на всех перекрестках о превышении в действиях полиции? Есть у него основания?

– Нет, – заверил сержанта ослепительно улыбающийся "Человек в черном костюме". – Не думаю. Это не в его интересах. К тому же я уже не полиция и не рэкетир. Все было деликатно. В известной степени. – Он слегка склонил голову набок и развел руки, растопырив крепкие, узловатые пальцы. – Бог свидетель, все было деликатно, никакого криминала. Но он будет нем как рыба, это уж точно.

– Что же, неплохо.

– Ты мог бы с большей похвалой отозваться о старом товарище, сумевшем порадовать вас обоих, – с нарочитой назидательностью проворчал "Человек в черном костюме".

– Обоих?

– Конечно. Оправившись от шока, он должен, просто обязан возрадоваться своему невольному жесту на благо справедливости и правосудия в стране, которая, согласись, нисколько не ущемила его нейтральный бизнес.

– Пока не ущемила его сомнительно нейтральный бизнес, – поправил Ойбор.

– Согласен. Но главное – во мне обнаружились задатки перевоспитателя заблудших финансовых тузов. Ты ведь не станешь отрицать этого, великий сыщик, а? Молчишь? И это после того, как я, растрачивая талант и храбрость, добыл для тебя бумажку с таким чудесным женским именем и целым ворохом симпатичных цифр!

– Не знаю, как тебя благодарить.

– Пустое…

– Больше ничего не удалось вытянуть?

– Ты меня знаешь, только исчерпывающая информация. Деньги поступили сегодня утром. Ровно двадцать тысяч. И что любопытно – в фунтах.

– Он не дурак, все предусмотрено, – сказал Ойбор, – предусмотрено с самого начала. В сущности, тот единственный промах, на котором он позволил мне зацепиться, был случайным, вынужденным, наверно.

– Да, не следовало ему оставлять труп в будке, – уже серьезным тоном произнес отставной инспектор. – Но не будем об этом, не омрачай мне праздник победы над неподкупным хранителем тайны вклада.

– Просто не знаю, как и благодарить тебя.

– Я ухожу, будь здоров, Киматаре, всегда рассчитывай на помощь старого товарища. Сочтемся на небе. – И, уже отойдя на несколько шагов, вдруг обернулся и добавил: – Ты не прав, он все же дурак, если рискнул воспользоваться услугами этого идиотского банка.