Текст книги "Жара в Аномо"

Автор книги: Игорь Коваленко

сообщить о нарушении

Текущая страница: 13 (всего у книги 20 страниц)

Перестав озабоченно поглядывать на часы и считать минуты, человек в черном, правда, теперь скорее в сероватом, костюме обрадованно нырнул в музейный экспонат на колесах и возбужденно спросил:

– Успеешь дотащиться до международного аэропорта к половине восьмого?

– Сколько?

– Этого хватит? – Показал купюру.

– Успею.

34

Начальник четвертого зонального управления уголовной полиции капитан Даги Нгоро, выглянув из кабинета, пригласил к себе проходившего по коридору полицейского, плотно затворил дверь и по-отечески обратился к служивому, изрядно озадаченному столь ласковым вниманием командира:

– Как поживаешь? Как служится? Хорошо?

– Так точно.

– Заступил на дежурство?

– Никак нет.

– Значит, свободен?

– Так точно.

– Да ты… вольно!

Полицейский ослабил одно колено. Нгоро сказал:

– У меня к тебе доверительное поручение.

– Слушаюсь.

– Ты, пожалуй, один из тех, кому можно доверить небольшое, но важное и секретное дело.

– Рад стараться.

– Оправдаешь мое доверие?

– Так точно.

– Тебе, конечно, известно, что всеми нами уважаемый сержант Ойбор явно увяз, похоже, увяз безнадежно в расследовании обстоятельств гибели инженера-нефтяника и нашего рядового из отряда охраны дипломатов. Полагаясь на твою неболтливость, признаюсь, что во имя чести и престижа нашего управления я, уже можно сказать, успешно завершаю параллельную, негласную работу по раскрытию этого преступления. Негласно, чтобы не обидеть заслуженного ветерана. Ты понял?

– Так точно.

– Интересы правопорядка дороже всяких психологических нюансов.

– Так точно.

– Вот я и хочу просить тебя о содействии. Внеси посильный вклад в святое дело поимки преступника. Доставь сюда малолетнего свидетеля для дачи показаний. Только аккуратно, тайно, чтобы, повторяю, не задеть самолюбие нашего старика. Вот адрес. Ясно? Никому ни звука.

– Так точно.

– Исполняй.

– Слушаюсь.

Не прошло и часа, как посыльный вернулся в управление из городской окраины, постучался в кабинет начальника, вошел и доложил:

– Мальчишки на месте не оказалось, гражданин капитан. Судя по свидетельству его дворовых дружков, он вообще не появлялся дома уже несколько суток. Одни утверждают, что суток трое, другие – не меньше пяти. Его мамаша спокойна, но наотрез отказалась что-либо сообщить. Поскольку относительно мамаши не было никаких указаний, я незамедлительно отбыл к вам, гражданин капитан, чтобы доложить, что мальчишки на месте не оказа…

– Я понял! Благодарю.

– Рад стараться.

– Ай да Киматаре Ойбор! Упрятал! Молодец наш сержант! – воскликнул Даги Нгоро с восхищением. – Учитесь, учитесь у ветерана, как надо работать! Вот вам проверка действий сержанта! Он выше всяких похвал!

– Так точно!

– Кто-нибудь видел, куда ты ходил?

– Никак нет.

– Смотри, братец, не распространяйся, как мы проконтролировали старика. Этот эксперимент – наша с тобой тайна.

– Так точно.

– Еще раз благодарю. Ступай.

– Слушаюсь.

35

В кабинете особняка северного пригорода кенийской столицы зазвонил телефон. Соваж быстро снял трубку.

– Алло! Момбаса? Слушаю!

– Да, шеф, это я. Белый, о котором вы говорили, из вагона не вышел. Его вообще не оказалось в поезде из Найроби. Не появился он и в порту. "Каролина" действительно уплыла в Южную Африку, в Дурбан, но без него. В списках пассажиров Ли Джоунс Килдаллен не значится.

– Это точно?

– Да.

– В поезде по пути никаких происшествий?

– Никаких, проверено.

– И с "Каролиной" все точно?

– Да.

– Ладно. Спасибо. Возвращайся.

"Международная.

Элу Броуди, вилла "Гюзель", район Пина, т. и. 661. Измир, Турецкая Республика.

Дорогой мистер Броуди! Радушно принял вашего друга уважаемого мистера Ли Джоунса Килдаллена и выполнил вашу просьбу с готовностью и впредь быть вам полезным. Подтверждаю свою готовность также обсудить условия дополнительных поставок вашему торговому предприятию в этом году. Желаю вам всяческих успехов. Искренне ваш М. Соваж. Имение "Соваж", Север, 23, Найроби, Кения".

"Международная.

Мануэлю Соважу, имение "Соваж", Север, 23, Найроби, Кения.

Настоящим извещаем, виллы "Гюзель" в районе Пина не существует, указанному адресату вручить телеграмму не представилось возможным. Начальник районной почты Мустафа Вейсал. Пина, Измир, Турецкая Республика".

"Международная.

Элу Броуди, отель "Этап", 107, Измир, Турецкая Республика.

Дорогой мистер Броуди! Радушно принял вашего друга Ли Джоунса Килдаллена. Всегда готов быть вам полезным. Интересуюсь переговорами о дополнительных поставках нашего товара в этом году. Желаю успехов. Искренне ваш М. Соваж.

Имение "Соваж", Север, 23, Найроби, Кения".

"Международная.

Мануэлю Соважу, имение "Соваж", Север, 23, Найроби, Кения.

С Ли Джоунсом Килдалленом незнаком, о таковом не слышал. Если этот господин провел какое-нибудь дело от моего имени или директората фирмы, немедленно свяжитесь с нашим торговым представителем в Накуру. Немедленно. О поставках товара позже. В случае необходимости оповестим сами. Эл Бр., коммерческий эксперт-консультант.

Отель "Этап", 107, Измир, Турецкая Республика".

"Международная.

Элу Броуди, коммерческому эксперту-консультанту, отель "Этап", 107, Измир, Турецкая Республика.

Глубокоуважаемый мистер Броуди! Приношу извинения за ошибочный текст предыдущей телеграммы. Досадное недоразумение. Клерк перепутал мои указания по деловой переписке, случайно смешал строки, предназначавшиеся вам и совершенно другому лицу. Не беспокойтесь, все в порядке. К вам я обращался лишь по поводу дополнительных поставок вашему предприятию, заинтересованность в которых снова подтверждаю. Шлю свои неизменно дружеские пожелания. Всегда ваш М. Соваж. Имение "Соваж", Север, 23, Найроби, Кения".

– Что же ты все-таки думаешь на этот счет? – спросил Соваж.

– Боюсь сказать, шеф, – промямлил старший помощник. – Может, как-нибудь предупредить этого, как они его прозвали… Рыка, а?

– Ни в коем случае!

– Но, похоже, ему что-то готовят… заполучить такие документы… ему крышка, чувствую. Да, ловок этот Килдаллен…

– Вот что я тебе скажу. Никто, кроме тебя, ничего, в сущности, не знает. Если хоть кому-нибудь, хоть что-нибудь просочится, ты не жилец на этом свете, клянусь. Забыть и помалкивать.

– Можете на меня положиться, как всегда.

– Надеюсь, обойдется, – сказал Соваж, – если не для Рыка, то хотя бы для нас.

– Да, шеф.

Внезапно в кабинет ворвался Каро Мануэль Соваж-младший, тяжело дыша, прошептал:

– Полиция. Дом окружен. Их не меньше сорока. Уже идут сюда.

36

Киматаре Ойбор и старый его товарищ, который добыл для сержанта сведения о тайном банковском вкладе с девизом «Магда-Луиза» и пытался добыть в баре на улице Капуцинов коробку греческих сигарет, снова встретились у кинотеатра «Колоссеум».

Он, товарищ Ойбора, только что вернулся из Найроби.

То, что удалось ему узнать и о чем он поведал сейчас Ойбору, произвело на последнего сильное впечатление.

Вручая сержанту привезенные документы и фотографии, неопровержимо доказывающие принадлежность гражданина их страны к резидентуре заокеанского шпионского центра, агента, получившего там кличку Черный Рык, бывший инспектор буквально дрожал от негодования и с горячностью восклицал:

– К стенке его! Брать и под суд! Довольно тянуть с арестом!

– Тише, тише, – одернул его Ойбор, – мы не в пустыне. Я хочу отыскать и второго участника нападения на площади в ту ночь. А с этим поступлю, как считаю нужным. Тебя же прошу уже не вмешиваться и не реагировать бурно, что бы ни произошло в дальнейшем. Ты мне веришь?

– Я-то верю, но…

– Вот и хорошо. И спасибо тебе за все.

– Но он может еще что-нибудь выкинуть, этот зверь!

– Не выкинет, – заверил Ойбор, – ровным счетом ничего больше, это уже моя забота.

– Хватит и того, что им сделано. Даже слишком!

– Повторяю, мне нужен и второй. И все остальные. Ты сам убедился, как опутали они не только наш континент, но и множество других мест на планете своей гнусной паутиной.

– Да, трудно даже представить себе!..

– Вот именно. Потянешь одну ниточку, а она – целую сеть. – Киматаре Ойбор вдруг вернул товарищу сверток обличительных документов. – Сам передашь это в комиссариате, твое право. При мне, пожалуй, не стоит находиться такой, хм, драгоценности.

– Хорошо, передам. Комиссар назначил мне на час дня.

– Думаю, получив информацию, кенийские власти не замедлили вскрыть язву. Представляю, чего только не насмотрятся наши тамошние коллеги, когда захватят архив этих мерзавцев.

– Знаешь, Кими, Соваж-Мариб не так умен, как мы предполагали. Мне даже было неинтересно, слишком легко и просто.

– Неисправимый хвастун. – Ойбор легонько взял его за подбородок, повернул к солнечному свету то одну сторону его лица, то вторую, рассматривая синяки и царапины. – Мда… простота и легкость налицо, сансей.

– Не называй меня больше сансеем, не называй, – грустно молвил отставной инспектор, – опозорил память Окамуры-сан. И перед кем спасовал! Перед мальчишкой! Ста-а-арые мы, Кими, конченые мужи.

– Важен результат поездки.

– Слушай, я бы все-таки не тянул с его арестом, пока не сбежал.

– Да успокойся наконец! Говорю тебе, он под надежным глазом. Все кончится справедливо и правильно, клянусь твоими синяками, великий и неувядающий сансей в помятом черном костюме! Главное, что вернулся живой!

Бывший инспектор улыбнулся и поправил:

– Полуживой, Кими, а сам ты не подумывал о приятной перспективе и возможности поймать пулю из-за своей затяжной тактики?

– Подумывал, – серьезно сказал Ойбор, – и стараюсь все предусмотреть, не сделать промаха.

– Ну а если вдруг промахнешься?

Ойбор сказал:

– Если не повезет, продолжит Самбонанга. Если не повезет и ему, тогда слово за тобой. Только тогда. А сейчас возвращайся к мемуарам, считай, что путешествовал за материалом для новых глав своей книги.

– А ну вас всех к дьяволу! Твори, как хочешь, я помолчу.

С этими словами отставной инспектор подался прочь, неся под мышкой сверток-трофей. Охраняя его, чуть поодаль вышагивал Самбонанга.

– Значит, договорились, – со вздохом произнес Киматаре Ойбор, проводив их взглядом. И сам поспешил в противоположную сторону.

Подходя к городскому базару, он прибавил шаг, ибо еще издали заметил крайнее возбуждение и нетерпеливость мальчишки, ожидавшего его у ограды.

"Наконец-то, – подумал Ойбор, – как хорошо, что не сбросил с себя это тряпье".

Малолетний разносчик газет сразу же потащил облаченного в крестьянскую одежду сержанта в самую гущу толпы, захлебываясь шепотом:

– Он здесь, уже давно. Куда вы все исчезли? Как мне быть? Что-то я начал бояться. Может, вы сами?

– Помнишь, как условились?

– Помню, помню, сто раз повторял про себя, а сейчас немного боюсь.

– Не волнуйся, сделаем, как условились. Со мною не бойся.

Вскоре они стояли перед торговцем.

– Верни-и-ите, – канючил подросток, – отец ру-гается-а-а.

– Вот еще! – возмущался торговец, косясь на Ойбора. – Мало ли барахла прошло через мои руки! Всего не упомнишь!

– Не о барахле речь, – грозно сказал Ойбор, – Этому паршивцу я уже оборвал уши, чтобы впредь не тащил у собственного родителя, – не глядя, он наградил мальчишку подзатыльником, – а как прикажешь поступить с тем, кто выманивает у несовершеннолетнего ценные вещи за бесценок?

– Какое мне дело! Чего привязались! – Торговец повысил и без того громкий и противный, как у вокзальных информационных радиорупоров, голос в надежде на заступническое вмешательство базарной братии, однако окружающие были слишком заняты своими заботами, чтобы реагировать на призывные вопли какого-то истеричного жестянщика. – Не знаю никаких ценностей! Я бедный человек! Уходите! Не мешайте, не то позову полицию!

– Не знаешь? – рявкнул Ойбор и схватил его за бурнус на груди так круто, что прелая шерстяная ткань затрещала и поползла.

– Зажигалка продана, – испуганно пролепетал торговец, видя, что деваться некуда.

– Кому?

– Не помню. Пусти, сумасшедший, не имеешь права.

– А ты поднатужься и вспомни. – Ойбор помахал перед его носом жилистым кулаком.

– Не помню, говорю тебе.

Тогда Ойбор помахал перед его носом крупной купюрой.

– Вспомнишь?

– Столько! – с проворством фокусника торговец шевельнул пальцами вскинутой руки, и деньги мгновенно исчезли в складках его одежды. – За столько вспомню. Уже вспомнил.

37

В дверь постучали. Даги Нгоро оторвал глаза от каракулей письменного донесения полицейского, стоявшего по стойке «смирно» посреди кабинета.

– Войдите.

С довольным видом вошел Киматаре Ойбор. Он наскоро отдал честь начальнику, прикоснувшись ладонью правой руки к сердцу, а затем тыльной ее стороной ко лбу, и выразительно покосился на окаменевшего в почтительной стойке полицейского.

– Я разберусь позже. Вызову, если потребуетесь. Идите, – сказал Нгоро полицейскому с таким жестом, каким смахивают фигуры с шахматной доски после неудачной партии.

Когда посторонний вышел, чеканя шаг, как это повелось в управлении после памятной "головомойки" старшего инспектора по поводу слабой дисциплины, Киматаре Ойбор вынул из нагрудного кармана пресловутую зажигалку и протянул ее вышедшему из-за стола Нгоро.

– Этот предмет сделал меня банкротом, гражданин капитан.

– Что это? А… нашли наконец. Та самая?

– Так точно.

– Ну-ка, ну-ка…

Даги Нгоро некоторое время перебрасывал маленькое и изящное изделие из серебра с ладони на ладонь, словно соображал, как поступить дальше, затем повертел перед глазами и произнес:

– Вот она какая, наша улика. Сделано в Гонконге… далеко…

Сержант молчал.

Нгоро вынул из ящика стола лупу и подошел к окну, чтобы рассмотреть зажигалку получше.

Он рассматривал ее, привалившись животом к подоконнику, так внимательно и долго, как, вероятно, изучает фанатичный биолог неведомую бациллу, внезапно обнаруженную в поле микроскопа.

Киматаре Ойбор наблюдал, как он ее рассматривает. Потом не выдержал и спросил:

– Я вам больше не нужен, гражданин капитан?

– Нужны, – обернулся к нему Нгоро с поощрительной улыбкой, – чувствую, вы мне всегда будете нужны, сержант. Молодцом. Это уже очень серьезная находка. Возвращаю ее вам с уверенностью, что вы знаете, как использовать ее в деле. Пусть немедленно сделают снимки, и приступайте.

– Виноват, мой капитан, но я понятия не имею, как ею воспользоваться. На ней уже ничего стоящего не прочесть после стольких пальцев.

– Полноте, есть другие возможности.

– Уверяю вас, ума не приложу, как все же ею воспользоваться?

– А экспедиция? А подозрительный янки на месте убитого? А его покровитель из "Масаи"? А двадцать шесть процентов белого населения? А девчонка из "Абреже", наш агент в Аномо? А гангстерские гнезда в тайных притонах и открытых борделях под вывесками "салонов для массажа"? А Интерпол? А долгосрочные туристы? А спортивные связи с Викторией и Дальним Востоком вообще? А лавки антикваров? – Нгоро размашисто шагал из угла в угол, как проделывал это всегда в моменты сильного возбуждения. – Достаточно? Или вы все еще будете утверждать, будто не имеете понятия, к чему приложить свой разум и профессиональное чутье?

– Мне казалось, у вас уже заготовлены указания на этот счет.

– Ну хорошо. Начните с экспедиции. Обсудим вместе. Садитесь.

Оба и не подозревали, что в это самое время, схоронясь в густой листве высокого дерева, замирая от сознания отчаянной своей смелости, совершенно несвойственной ему, напряженно следил за их окном не кто иной, как папаша Гикуйю, владелец ночного бара на весьма отдаленной от четвертого зонального полицейского управления улице Капуцинов. Бинокль едва не вываливался из его дрожащих рук.

38

Не успели нефтяники после смены устроиться на длинном, подструганном сверху бревне перед самодельным столом, который чудом держался на коротеньких, рахитичных ножках, а загадочно ухмылявшаяся Джой уже сдернула целлофановое покрывало с большой, как таз, миски, обнажив для всеобщего созерцания огромный, исходивший паром шар из вареного теста.

– Шо воно таке и з чим його идять? – недоуменно буркнул под нос Сергей Гринюк, устало пододвигая посудину с диковинным блюдом.

Джой подалась немного прогуляться в сторонке. Она с чрезвычайно скромным видом тихонько напевала бессловесную песенку и с бессознательным, этаким приученно-естественным манером прилежной гимназистки разглаживала ладошками складки на фартуке, интересовалась волнистой линией горизонта.

Не только Сергей, но и прочие чревоугодники, жаждущие обеда, дружно ломали головы, пытаясь отгадать нежданную загадку юной стряпухи.

– Разваренный хлебный мякиш, – предположил кто-то.

– Нет. Клейкое тесто в масле, – подал голос другой.

– Я, кажется, понял, это священное лакомство ньондусских ватусей.

– Нет, нет, скорее туго скрученные слоновьи уши.

Спор разгорался. И только Сергей да Баба-Тим молча и внимательно продолжали разглядывать диковинное яство со всех сторон.

Сергей сказал наконец, сдаваясь:

– Слопаем, братцы, лишь бы съедобное. Начинай, Тимоша.

– Ты начинай, ты.

– Запросто. Ей-бо, интересно, что оно такое?.. – Сергей крикнул стряпухе, все еще скромненько и застенчиво ковырявшей песок носочком изящной ножки и любовавшейся горизонтом в явном ожидании восторженных комплиментов: – Эй, барышня! Джойка! Что за еда у нас?

– Вареники. Обещанный сюрприз, – торжественно объявила она.

– Сама вареник! – машинально выпалил Баба-Тим, но тут же сообразил, что она вовсе не дразнит его друга.

Губы Сергея плотно сжались, веснушки на покрасневших скулах поблекли, лобастая его голова затряслась, словно попала под ток высокого напряжения, а в прищуренных глазах маленькие, прыгучие чертики взялись за руки и пустились в такой пляс, что на опаленные ресницы скатились слезы. Дрожащие, сверкающие веселыми огнями капельки.

– Вареник… – зачарованно повторял Баба-Тим ставшее крылатым, почти легендарным, так хорошо знакомое всякому в лагере и такое таинственное для аборигенов словечко всеобщего любимца – дизелиста. – Хорошо пахнет, вкусно, вкусно.

Сергей подергался еще с полминуты, точно маялся от беззвучной икоты, отдышался, сложил ладони рупором и прокричал что есть силы в сторону химической лаборатории:

– Габи-и-и! Скорей сюда-а-а!

– Хорошо пахнет, – бормотал Баба-Тим, принюхиваясь к миске, – ка-пи-таль-но.

Габи встревоженно выпрыгнула из автобуса и прибежала к ним.

– Вот это – вареник, чтоб знала, – сказал ей Сергей, – ой, мама родная!.. Сфотографируйте меня с куховарочкой на память!

Впервые за столько дней личико Габи Амель озарилось откровенной широкой улыбкой, нефтяники невольно приутихли, с радостью узнавая в ней былую хохотушку и затейницу.

– Джой, милая девочка, – ласково сказала она, обращаясь к обиженно надувшей губки стряпухе, – ты нарочно, чтоб посмешить?

– Толченый картофель в тесте сварить, облить маслом, измельченный и поджаренный лук… – пролепетала та, подходя поближе, – ты же сама мне объясняла. Вот я и приготовила. Сразу два. Второй думала приберечь для Бориса и остальных ребят. Что же тут смешного?

– Разве я ничего не говорила о размерах?

– Нет, а что?

– Такие годятся для слона, – Габи обняла подружку, – для себя они лепят совсем маленькие, в треть ладони.

– Ну и зря, больше – лучше, и ребенку понятно,

– Конечно, ты права. Ничего не понимает наш Сергей в своих варениках. Вот отберем сейчас, чтоб не насмешничал.

– Боже упаси! – замахал дизелист руками под дружный смех приятелей. – Не отдам! Ну и бабоньки! Еле дождался, а они отнимать! Проглотим с благодарностью! Вперед, нефтяри!

И проголодавшиеся, как зайцы в паводок, нефтяники разом набросились на кулинарное творение приободрившейся кормилицы, предварительно разрубив его на куски.

Габи тоже попробовала и сказала:

– Действительно вкусно, только картошка внутри очень соленая.

– Он не любит сладкую, – оправдывалась Джой, кивая на Сергея.

– Сойдет, – откликнулся дизелист, – есть почти можно, не кукуруза.

– Мне тоже уже надоело бесконечное пошо, – сказала Габи, – а уж нашим мужчинам и подавно.

– И Борису, – подхватила Джой, – он сказал, что мелкая кукурузная мука похожа на глинистый порошок для раствора. Он мне сказал.

– Я пошо люблю, – промычал Баба-Тим с набитым ртом. – Люблю. И бобы. И мясо всегда люблю. И вареник. Теперь. Неси второй.

– Тот ребятам. Ешь лепешки.

– Я лепешки люблю. И бананы. И сок. И финики, – бубнил Баба-Тим, поглощая все, до чего дотягивались его длинные, как удилища, руки, с быстротою хорошо отрегулированной молотилки.

В разгоревшейся помаленьку затрапезной дискуссии о достоинствах той или иной кухни не приняла участия лишь сама стряпуха.

Она заметила, что на территории лагеря появился посторонний.

Человек в длиннополой белой одежде ехал верхом на муле, тщетно стараясь подбодрить меланхолично плетущееся животное толчками пяток и пощелкиванием пальцев свободной от повода руки.

Джой узнала седока, однако не подала вида перед друзьями.

– Скажите, – вдруг обратилась она к Сергею, – когда вы перегоняли трактор, кто-нибудь был поблизости?

– Ты о чем?

– Вы отогнали трактор. До аварии с насосом, да? Кто был при этом?

– Я один, отогнал и все, кому оно надо. А тебе зачем?

– Никого не было поблизости? Матье, например.

Все присутствующие удивленно уставились на нее.

– Нет, – сказал Сергей, – я был один.

Джой слегка растерялась под пристальными и неодобрительными взглядами, поспешно проговорила:

– Пожалуйста, не подумайте плохого, я просто так, между прочим.

– Мастер Ники лишнего шага не ступит, – сказал Баба-Тим.

– Он спасал палатку, – добавила Габи, – я видела, и Даб может подтвердить.

– Почему интересуетесь? – впервые обращаясь к девчонке на "вы", спросил Сергей Гринюк.

– Да нет же… я просто…

– Просто-запросто не надо, барышня.

– Мир вам и радость! – громко поприветствовал нефтяников пожилой наездник в белой одежде, спешиваясь неподалеку.

Радушно галдя, обедавшие высыпали из-за стола, бросились к неожиданному гостю, окружили его и принялись наперебой пожимать ему обе руки и поглаживать равнодушно глазевшего на людей запыленного мула.

Джой поступила как все, с трудом скрывая беспокойство, вызванное появлением Киматаре Ойбора.

– Вы из ближайшей общины? – спросил Сергей.

– Нет, – ответил Ойбор, – я сам по себе.

Он передал поводья услужливому Бабе-Тиму, подошел к столу.

– Милости просим, батя, перекусить с дороги, – красиво изрек Сергей с поклоном.

– Спасибо, я сыт.

– Вы кто, гражданин, кто? – настойчиво интересовался Баба-Тим.

– Оттуда, – Ойбор неопределенно махнул рукой, – мы обслуживаем национальный парк, огромное заповедное пространство. Кто ни проезжает, обязательно толкует про вашу работу. Очень любопытно посмотреть на ваше чудо вблизи, где еще такое увидишь. Но, если нельзя, я уеду. Отдохну и уеду.

– Что вы, что вы, уважаемый, мы гостям очень рады, – сказала Габи.

– Само собой, батя, – заверил и Сергей.

– Если никто не возражает, я с удовольствием показала бы дорогому гостю наше хозяйство, – сказала Джой, приглашая его следовать за ней.

Баба-Тим обхаживал мула с трогательным вниманием, кормил лепешкой с руки, гладил по холке и обнимал, точно случайно встреченного доброго друга. А скотинка, напротив, вела себя крайне высокомерно и неблагодарно, угощение пожирала, презрительно оттопырив нижнюю губу, ответной ласки не проявляла, только фыркала и надменно передергивала ушами.

Киматаре Ойбор и Джой шли по лагерю.

– А что советует русский? – спросил он.

– Решила пока не посвящать. Не нужно, мне кажется, взваливать на него наши заботы, здесь и без того сущий ад. Восхищаюсь им… восхищаюсь их работой.

– Странно… старший инспектор убежден, что вы с ним заранее все обсудили. Насколько я понял капитана, обермастер Корин сам намекнул ему об этом еще на прежнем месте.

– Недоразумение. Но вы, пожалуйста, не разубеждайте его, прошу вас. Признаться, я провинилась. Это я виновата, что мы разминулись.

– Провинились?

– Представьте, как дурочка, увлеклась купанием в озере, позабыла обо всем на свете. А он приезжал, чтобы передать портативную рацию.

– Он сказал, что русский уверял его, будто ты уехала в город по какому-то срочному делу. Проверка установила, что это неправда.

– В город ездил второй мастер, – сказала девушка. – Что-то они напутали. Я задержалась на озере. Только это между нами, пожалуйста.

– Ох, Магда-Луиза, ребенок ты еще, – Ойбор укоризненно покачал головой, – а ведь он возлагал на тебя надежды. И комиссар тоже о тебе отзывается очень тепло.

– Извините, вы, кажется, забыли мое имя. Я Джой Маллигэн. Вы только что оговорились, если я не ослышалась.

– Да? Простите. Здесь невозможная жарища. И вообще к старости я просто замучился с памятью.

– Прошу вас, не говорите мне "вы", ужасно непривычно. Или это вместо выговора за купание в тот день?

– Простим за давностью преступления, – рассмеялся Ойбор, и в его смехе девушке почудилось какое-то душевное облегчение. – Хотя твое увлечение озером обернулось лишними хлопотами для нас. Впредь не подводи так нашего капитана, не то он изменит свое высокое мнение о Джой Маллигэн. И, чего доброго, пожалуется окружному, достойному покровителю сотрудницы "Абреже".

– Мне приятна благосклонность капитана Нгоро, хотя, признаться, и удивительна, поскольку он знает меня не больше, чем вы. Кроме привета, он ничего не передал?

Ойбор вынул из кармана зажигалку и вручил ей со словами:

– Велено передать тебе с приветом… от преступника. Хитроумная вещица, – сержант показал секретное устройство, – смотри не потеряй.

– Наконец-то. Устала от бездействия. Если что, тут хорошая связь с городом, не беспокойтесь.

– Старший инспектор сказал, что настоящему репортеру рация не в диковинку. И вообще это его идея. Честно говоря, я готов был предположить, что вы с ним уже работали вместе. Словом, желаю удачи.

– Спасибо.

– Только осторожно. Спокойно и разумно. Не люблю слишком навязывать свое мнение, но на твоем месте я посоветовался бы с русским мастером.

– Нет, – сказала Джой, – пока нет. Ему забот хватает.

– Чудовище, – сказал Киматаре Ойбор, рассматривая рычащую громадину буровой установки, – ревет, как живая.

Свободные от вахты рабочие готовились ко сну: через семь с половиной часов им предстояла новая гонка в недра, требовавшая постоянного обновления сил и энергии.

Прибытие далеко не молодого гостя, отважившегося на довольно утомительное путешествие по голой песчаной равнине верхом на строптивом муле ради короткого, но лестного знакомства с нефтеразведчиками, внесло заметное оживление в сравнительно однообразную жизнь лагеря и породило новые разговоры тех, кто искренне верил, что прибывший – служитель заповедника и весь путь оттуда трясся на жесткой спине ушастого гибрида лошади и осла.

– Заповедник в мертвой пустыне, надо же, – простодушно удивлялся Сергей, – хоть бы что путное, так нет, охраняют ящериц, пауков и прочую ползучую гадость. Я понимаю, беречь крупный и ценный дикий скот от браконьеров, к примеру, буйволов там разных, носорогов. Крокодила. Вот меня возили хлопцы с электростанции на экскурсию, опять же к примеру, смотреть тех же носорогов – прямо красота. Носорогов – жуть, здоровые – во, глаза, как у алкашей, злые, бегают по траве – аж машину трусит за полкилометра. И что характерно, ихние же охранники от них же тикают. Редких животных и редкую природу надо сохранять, известное дело, даже в ООН заседать стали по этому вопросу, в газетах пишут, а на кой сторожить пустыню? Что, сюда браконьер полезет за пауком или гадюкой? Пустыня, она пустыня и есть, никому не нужна. Разве что научным работникам. Да нам, нефтярям.

Внимательно и сочувственно, как и всякую иную речь своего дизельного наставника, выслушал Баба-Тим засыпающего великана, помолчал для приличия, дескать, всякую услышанную мудрость должно переваривать не спеша, добротно, и лишь потом и себе порассуждал, клонясь к надувной подушке:

– В саванне хорошо, в песке плохо. Настоящая пустыня далеко. Мы находимся на малых песках, на малых. Большие пески – целый сухой океан. Мы работаем на клочке песка, оторванном от океана, как в лагуне. С настоящей пустыней нас разделяет зеленая полоса, зеленая. Там, далеко-далеко, заросли агавы, слоновой травы. Сразу после дымов Аномо. Там есть роща кофейных деревьев, там есть источники, большой ручей, как река, там много ценных животных, больших и маленький, больших… и ма… и маленьких… больших… хрр…