Текст книги "Жара в Аномо"

Автор книги: Игорь Коваленко

сообщить о нарушении

Текущая страница: 19 (всего у книги 20 страниц)

55

Вместительное чрево автобуса было разделено ширмой на две неравные части.

В большей размещалась лаборатория, обстановку которой составляли достававший до самого полотнища крыши легкий фанерный шкаф с химикатами и приборами на полках, большой разборный рабочий стол, склад разнокалиберной посуды, отнюдь не для трапез, и узкая этажерка с книгами.

Меньшая служила спальней подружившимся Габи и Джой. Их койки из той же плотной материи, что и крыша, висели одна над другой, как в матросской каюте.

К полотняной обшивке стен были пришпилены цветные фотографии музыкантов и спортсменов, вырезанные из журналов и газет. На тумбочке в расписанной губной помадой и лаком для ногтей бутылке стояла высохшая ветка тамарикса, привезенная Джой из старого лагеря.

– Привыкла ко всему этому, – вслух подумала Габи, – а ведь скоро, совсем скоро покинем Аномо…

Яркая сумка Джой стояла на полу среди разбросанной будничной одежды. Сегодня стряпуха надела самое красивое свое платье и, несмотря на солнце, беспощадно выжигавшее краски, с утра порхала в нем по лагерю, как мотылек, вызывая у замызганных мужчин восхищенные междометия.

Грустно улыбнувшись, Габи собрала валявшиеся на полу вещи и аккуратно сложила в сумку, точно терпеливая мать, привыкшая убирать после взбалмошной дочери.

Габи не могла найти себе места, чего-то ей не хватало.

Она поискала глазами, чем бы заняться.

Из кармана клетчатой сумки торчал краешек зеркальца. Габи вынула его, поднесла к лицу и вспомнила, что давно не смотрела на себя вот так. Она была молода, родилась всего на четыре года раньше этой девчонки Джой, которая так горячо требовала, чтобы Габи тоже принарядилась сегодня.

Габи смотрела в зеркальце и видела в нем свою старшую сестру. Она сказала себе: "Нет, именно сегодня, когда недра пустыни покорены, когда осуществилась мечта Банго, я должна быть в его рабочей рубахе. Сегодня, как никогда".

Она закрыла глаза, проглотив подступивший к горлу горький комок, и словно ощутила дыхание Банго, расслышала каждое его слово. Он рассказывал ей об этом дне. Как давно и как недавно то было…

Габи вышла из автобуса-лаборатории на свет, ослепительный, как вспышка магния.

Возле буровой сновали фигурки дорогих ей людей. С некоторыми из них предстояло расстаться, они сделали все, о чем их просили, и скоро уедут домой, далеко-далеко, оставив добрую память о себе.

Их страна настолько велика, что на одном ее краю обжигают такие же пески, а на другом морозят невиданные льды и снега. Суждено ли ей когда-нибудь снова приехать туда, побыть хоть немного в далекой северной стране друзей, в том огромном и светлом городе, где она и Банго Амель оставили кусочек их общего сердца?

Габи сделала несколько шагов по направлению к вышке, когда вдруг послышалось тихое, но близкое щебетание птиц. Она заглянула под тент и обнаружила там Джой.

– Опять играешься с радио? – сказала Габи недовольно. – Борис не разрешал, не дразни его.

– Такой день! – снимая наушники, чуть смущенно воскликнула Джой. – Нужна музыка, Габи!

– Это для связи, какая музыка, он же просил не трогать.

– Тишина. Грустно, как будто весь мир опустел. Чего они так долго копаются?

– Чистят амбар, все проверяют, готовятся, – пояснила Габи, – сама волнуюсь, как маленькая. Моему Банго не довелось увидеть…

– Хочешь, я помогу тебе вызвать сюда сына! – Джой снова включила рацию.

– Не балуйся. – Габи присела рядом с подругой. – Даже если бы это было возможно, Арбат все равно ничего бы не понял.

– Поймет, когда вырастет. Важно, чтобы запечатлелось в зрительной памяти. Она у детей изумительная, эта память. Борис говорит, вышки потянутся дальше, быть может, здесь вырастет со временем целый город, завод, хранилище. Представляешь, на карте появится город Банго! Идем к ним. Нужна музыка, Габи!

56

Сегодня они могли себе это позволить. Под грохот таза, что был подобен в руках неистового Лумбо множеству нгом и тамтамов, ликовали нефтяники, хохоча и гортанно выкрикивая.

Даже Ник Матье, державшийся обособленно, невольно притопывал ногой и подергивал плечами, с ухмылкой наблюдая за Сергеем, который старательно и упорно пытался втиснуть свою украинскую "Гоп, куме, не журися, туды-сюды повернися!" в ломаные африканские ритмы.

В самый разгар веселья к лагерю подъехал уже не черный, а светло-серый от покрывшей его пыли лимузин. Он остановился в стороне, там, где еще не кончилась колея утрамбованного песка.

Из автомобиля вышли Вуд Коллер и Хриплый. Престарелая леди осталась на сиденье машины, возможно, оттого, что путь сюда был слишком утомительным или просто не пожелала выставлять себя напоказ.

– О, да тут настоящий праздник! – приветливо воскликнул Вуд.

Подлаживаясь под ритм всеобщего танца, он вихлял туловищем, сверкал улыбкой и приближался к нефтяникам, пыл которых несколько поубавился при появлении посторонних.

– Значит, сообщение радио достоверно! Понимаем и разделяем ваш восторг! Грандиозно! Гип-гип, ура!

Нефтяники, все, кроме Ника Матье, радушно обступили нежданных гостей.

– Уже объявили по радио? – удивилась Габи.

– Во дают! – вырвалось у Сергея. – Спешат поперед батька!

Вуд пожимал руки, дружелюбно хлопал по плечам налево-направо, пока к нему не подошел Борис Корин, который до этого держался позади своих расшумевшихся товарищей.

– Сам премьер выступал. Докладывал народу о программе развития экономики. Вас вспомнил особо, – сообщил Вуд, вынимая блокнот и авторучку. – Хвала триумфаторам! Лавры!

Нефтяники переглядывались с легким недоумением. Борис Корин сказал:

– Нефть обнаружена, но ее еще надо поднять. Мы не делали никаких официальных заявлений, только поставили в известность, что опорная скважина готова. Вы из газеты?

– Попадание в точку, – Вуд выдернул на миг краешек визитной карточки из нагрудного кармана, – перед вами самые оперативные репортеры.

– Началось. Теперь не будет отбою. – Лумбо с сожалением отбросил свой музыкальный таз.

– От славы не бегут, мой друг. Итак, воспользуюсь правом первого интервью. – Вуд с улыбкой скользил взглядом по присутствующим, выбирая собеседника. – Ну, хотя бы… – взгляд его остановился на Нике, – уделите внимание прессе, гражданин.

– Кажется, меня зовут Ник Матье, – прищурясь, отозвался тот.

– Прекрасно, прекрасно, – сказал Вуд. Он подхватил Ника под локоть и решительно повел к машине, бросив остальным: – Не смею задерживать всех, понимаю, вам сейчас не до газетчиков.

– Правда, братцы, – сказал Корин, – пора испытывать скважину, вот-вот прилетит комиссия.

Нефтяники веселой гурьбой двинулись к вышке, речь их звучала, как диксиленд.

Лишь Джой замешкалась, лицо ее выражало полную растерянность, взгляд метался от удалявшихся спин друзей к Хриплому, что, разинув рот, озирал лагерь, и задерживался на господине, который уводил Ника.

– Не уходите, давайте вернемся. Я хочу… я бы хотела присутствовать. Их нельзя упустить.

– Чудеса, наша скромница стряпуха, оказывается, мечтает попасть в газеты, – рассмеялся Борис.

Джой досадливо махнула рукой и быстро зашагала обратно.

Тем временем Хриплый насытился созерцанием нефтяного лагеря и присоединился к хозяину, который шипел Нику в лицо:

– Ну, недоносок, хорошо ты справился.

– Дальше, – молвил Ник, бледнея.

– Даю тебе последний шанс. Придумай, что хочешь, но сразу же после нашего отъезда все здесь должно рухнуть к черту. Десять тысяч. Учти, я не намерен терять заработок из-за твоего норова.

– Дальше.

– Что ты заладил, парень! – вмешался Хриплый. – Хозяин, он издевается! Я сейчас припомню ему мой зуб в баре!

– Заткнись, – оборвал его Вуд. И Нику: – Твои условия?

– Я вышел из игры, – сказал Ник.

– Стоп, так не пойдет. – Вуд вынул по сигарете всем троим, пальцы его дрожали. – Нет времени на дебаты. Ты хочешь что-нибудь предложить?

Отстранив его сигарету, Ник достал свою, прикурил от зажигалки с секретом, говоря:

– Вот что, щедрый друг, если у этих ребят случится что-либо некрасивое, я, Ник Матье, не ручаюсь за здоровье всей вашей банды.

Вуд между тем изумленно протянул руку к зажигалке, но тут же, спохватившись, отдернул и спросил почти небрежно:

– Откуда у тебя эта вещица?

– Подарок моей подружки, – последовал ответ.

– Какой подружки? Быстро.

Ник пожал плечами, оглянулся на приближавшуюся девушку.

– Эй, Джой, полюбуйся-ка! Позарились на твою игрушку!

– Я их впервые вижу, – сказала она и, резко повернувшись, побежала в сторону палаток, туда, где стояла рация экспедиции.

Журналист крикнул ей вслед:

– Понимаю ваше бегство, ведь зажигалка ворованная! Стыдно!

– Какого дьявола вы оскорбили девчонку? – взорвался Ник. – Убирайтесь, пока не покалечил!

– Ну ты, потише! Это моя зажигалка, – разъярился и Вуд, – знаю я твоих подружек, как же, рванула – и след простыл. Вонючий сброд!

– Что ты сказал?! – Ник наступал на попятившегося Вуда. – Убью!

– Не тронь хозяина!!. – завопил Хриплый, лихорадочно сунув руку за борт пиджака, под мышку. – Назад!!

Вопль этот словно подхлестнул Матье. Вне себя, он схватил Вуда за горло и сжал так, что у того глаза полезли из орбит, а из сдавленной глотки потекло мычание. Грянул выстрел – лицо Ника передернула судорога, пальцы его разжались.

– А-а-а! Хозяина?! – истерично вопил Хриплый, еще дважды выстрелив в воздух. – Назад, не то прикончу! За хозяина! За мой зуб в баре! Прочь!!

Ник Матье попятился, отступая, возбужденный, испуганный. Вуд оцепенел, с его губ все еще срывалось бессмысленное мычание, будто ему продолжали сжимать горло, он тупо смотрел на пистолет, которым размахивал его слуга, и не понимал происходящего.

Отзвуки выстрелов достигли палаток и вышки, оттуда высыпали нефтяники, бежали к месту происшествия. А далеко справа уже возникла, приближаясь, темная точка, это был полицейский "джип".

– Прекратите! – раздался голос пожилой дамы. – Ко мне! В машину! Вы слышите, Коллер! Нас могут задержать, а этого допустить нельзя, меня не должны здесь видеть! Скорей! Скорей!

– Ну нет, – вдруг произнес Ник Матье, – просто так вы от меня не уйдете. – Сжав кулаки, он шагнул вперед с отчаянной решимостью.

И тогда Хриплый выстрелил в него. Ник Матье, пошатнувшись, схватился за плечо и опустился на корточки.

Случилось необъяснимое, быть может, для самого Хриплого. Он, беспрекословный прежде холуй, послушная тень Вуда Коллера, посмел совершить этот страшный поступок без приказа хозяина. Он действовал будто в каком-то кошмарном забытьи, ослепленный ненавистью к Нику Матье, ко всем на свете.

– Идиот! Что ты наделал! – придя в себя, вскрикнул в ужасе Вуд и, отмахиваясь от обезумевшего своего лакея, панически бросился к лимузину.

Хриплый несколькими прыжками достиг автомобиля и, опередив журналиста, нырнул в него и полез на место водителя. Едва Вуд успел хлопнуть за собой дверцей, машина сорвалась с места.

– Убийцы… я не имею ничего общего… кошмар… – лепетала пожилая дама, сжавшись в комок и забившись в угол, – я ни при чем… никакого отношения…

– Я тоже не виноват, – сказал Вуд даме, – меня задушили, вы свидетель, я абсолютно ничего не сделал. Я только зажигалку… вы свидетель.

– Молчать! – заорал Хриплый обоим, не оборачиваясь. – Еще слово – задавлю, как блох! Впереди, не иначе, машина сычей, если что – стреляйте из своего бульдога! Вы слышите, Вуд?

Вуд лег на сиденье и зажмурился.

Дама вдруг сказала Хриплому почти без волнения:

– Подпустите метров на двести и резко уходите влево, за тот гребешок, потом снова на колею, их машине не развернуться сразу, а у нашей – табун лошадей. Не стрелять. Они тоже не должны, еще ничего не знают. Боже мой, я как во сне…

Лимузин и "джип" сближались.

– Похоже, гостей спровадили без нас, – сказал Самбонанга.

– Остановим? – спросил Киматаре Ойбор.

– Пусть убираются, – сказал Даги Нгоро, – узнаем, что им тут было нужно.

– Осмелюсь заметить, – сказал Самбонанга, – скорее всего испугались и удирают. Что-то нечисто… Уходят.

Даги Нгоро кивнул, притормозил, вскинул свой "шмайсер" и дал короткую очередь в воздух, приказывая этим самым черной машине остановиться. Лимузин уже успешно их обошел, полускрытый песчаным гребнем, и начал удаляться, набирая скорость.

– Ладно, – сказал Нгоро с досадой, – с дипломатами поговорим в городе.

Ойбор молчал.

Между тем потрясенные случившимся нефтяники суетились возле раненого Ника Матье. К счастью для него, пуля прошла сквозь мякоть предплечья, не задев кости. Габи и Джой с помощью походной аптечки сделали все возможное, чтобы остановить кровотечение, и это им удалось. В сущности, рана оказалась неопасной, но вызвала у пострадавшего сильный шок.

Из подъехавшего "джипа" выскочил Самбонанга, за ним торопливо подошли Ойбор и Нгоро. Они поглядели на перевязанного Матье и недоуменно обвели присутствующих глазами.

– Кто? – коротко спросил Ойбор.

– Послушайте, – всхлипнула Джой, обращаясь к Даги Нгоро, – тут были двое. Одного из них я встречала в нашем клубе.

– В каком клубе?

– Да в нашем же, в клубе журналистов.

– Продолжайте.

– Заподозрила неладное, побежала к рации, а они… Ребята ушли работать к вышке, были уже далеко, слышали только выстрелы, а я видела собственными глазами. Ничем не могла помочь мастеру Ники. Ужас. Нет, я больше не выдержу, с ума можно сойти!

– Прошу всех соблюдать спокойствие, – сказал капитан.

– Догнать? – быстро спросил Самбонанга у Ойбора и ринулся было к "джипу", но сержант удержал его, отрицательно покачав головой.

– Его встретят у отеля. Не уйдет, – сказал Ойбор капитану, – их бегство – безумие обреченных.

В небе возник, нарастая, рокот вертолета.

– Все вы предусмотрели, кроме этого, – сердито молвил Нгоро, кивнув на раненого.

– Да, этого я не учел, не предвидел… – отозвался Ойбор,

– Много шума из-за пустяка, – негромко заговорил Матье. – Вон вертолет, в нем наверняка та женщина, русский врач, если надо, посмотрит мою царапину, хотя уже в полном порядке. Надеюсь, она теперь будет считать меня мужчиной, а не тряпкой. Верно, обер-мастер?

Суровые, обветренные, опаленные лица нефтяников обращены к Борису Корину. Они еще не осознали до конца всего, что случилось. Честные, мужественные люди, они не в состоянии были осмыслить, постичь подлую логику вражды и жестокости.

Что мог сейчас ответить Борис Корин, их опора и совесть? Он молча провел ладонью по своему почерневшему от солнца лицу, ставшему от горячего дыхания чужеземной пустыни почти таким же темнокожим, как и у людей, ради которых он был здесь, выдернул из-за ремня рабочие рукавицы и твердо зашагал к скважине. Ребята двинулись за ним.

– Вы можете уехать с нами, – сказал Даги Нгоро, обращаясь к Джой.

– Я прошу… я останусь с ними, – сказала она, – дело Банго еще не закончено.

Спустя несколько минут, рыча и вздымая снопы песка и пыли, "джип" увозил полицейских, торопясь поскорее выбраться на твердь трассы.

– Чертовщина какая-то, – сквозь зубы процедил Даги Нгоро, – такое чувство, будто мы сделали глупость, будто все произошло из-за того, что мы затеяли эту погоню. Представьте, даже не знаю, сумею ли объяснить окружному этот ужасный спектакль.

Вертолет, должно быть, уже опустился в нефтяном лагере, доставив туда государственную комиссию, и она, вероятно, выслушивала новости, омрачившие радость успешного бурения, когда полицейская машина выбралась наконец из песков.

Самбонанга наклонился к Ойбору и шепнул:

– Все думаю, вы хотели, чтобы все они увиделись?

Сержант молча кивнул и оттолкнул юношу плечом.

Он был какой-то окаменевший, сержант Киматаре Ойбор, глаза налились свинцовой тяжестью, губы сжались, а руки, вцепившиеся в скобу перед сиденьем, напряглись.

Там, где грунтовая дорога переходила в асфальтированное шоссе, Даги Нгоро прибавил скорость и сразу почувствовал свою стихию, откинулся на спинку сиденья, сняв шлем, перестал чертыхаться.

– Да, не все получилось… – сказал Ойбор.

Машина летела как бешеная, загребая под себя колесами километр за километром. Кое-где показывались первые островки зелени, пустыня сменялась саванной, глухой и безлюдной.

В своем начале шоссе дважды разветвлялось. Метров за триста до второй развилки Самбонанга, взглянув на сержанта, внезапно вскрикнул:

– Меня укачало! Остановитесь!

Капитан Даги Нгоро сбросил газ, остановил машину и удивленно обернулся. Самбонанга мгновенно нанес ему сильный удар по голове рукоятью револьвера. Нгоро обмяк и завалился на бок.

57

Крытый полицейский грузовик подъехал к аэропорту, из него высадился отряд оцепления. Незадолго до этого несколько человек были оставлены на железнодорожном вокзале и автостанции.

Заблаговременно были блокированы и все прочие выезды из столицы.

Даже в пригородных районах типа Шарбатли находились усиленные патрули, поскольку, как показывало прошлое, нередко преступники на первых порах пытались найти укрытие в головоломных лабиринтах трущоб.

Грузовик опустел, и шофер согласно инструкции повел его в центр, к одной из самых известных всем водителям бензоколонок, у которой с некоторых времен обосновался престарелый башмачник.

Раскладной стульчик башмачника был на месте, вывеска, ящик-стол, инструменты и горка рваной обуви тоже, сам же старичок в стороне, привязавшись к владельцу заправляющегося автомобиля, рассуждал о том, что только осел может обременить легковую машину таким прицепом.

Аполлон-заправщик хохотал во все горло, получая какое-то странное удовольствие от занудливых проповедей башмачника перед автовладельцами.

Водитель полицейского грузовика крикнул:

– Алло, отец! Давай-ка грузить твою фабрику! Велено доставить тебя обратно на площадь!

Башмачник оставил в покое владельца легковушки с прицепом и засеменил к грузовику.

– Чего разорался? – строго просипел он.

– Давай не задерживай, – сказал полицейский, – где твое барахло? Я помогу. Кончилась служба, возвращайся к своей старухе.

– Вот еще! Никуда отсюда не уйду, мне здесь хорошо. А что, бандитов уже поймали?

Водитель грузовика сплюнул, махнул рукой и укатил восвояси. Башмачник тоже сплюнул и махнул рукой, затем не спеша подался к заправщику, который уже подпирал спиной свою будку, кончив дело, и сказал:

– Видал? Хотели нас разлучить. Полиция. Я его быстро спровадил.

– Чего это они? – спросил парень.

– Ты умеешь хранить тайны?

– Конечно! – возмутился заправщик, который и понятия не имел, что такое держать язык за зубами.

– Тогда я, так и быть, расскажу тебе кое-что.

58

– Слушай, – сказал старый служака Киматаре Ойбор, – слушай, собака, раз настаиваешь. Будем считать, исполню твое последнее желание. Я тебе все доложу, как приговор. И про Нордтона вместе с твоей Магдой-Луизой, и про Эла Броуди, и про Мариба – Соважа, и про всю вашу банду, и про ночь на площади.

– Я слушаю, – с трудом шевеля губами, заговорил Даги Нгоро, – и жду, когда вы оба опомнитесь, безумцы. На кого подняли руку!

– На убийцу! На подлую собаку! Не нравится? Но ведь это не я, а твои заморские хозяева дали тебе собачью кличку – Рык. Черный Рык, продажная шкура!

– Не желаю слушать бред обезумевших бунтовщиков.

Сдерживая ярость, Киматаре Ойбор, бросив на притихшего Самбонангу подбадривающий взгляд, вновь произнес, обращаясь к поверженному врагу:

– Нет, ты выслушай, Нгоро, это приговор!

– Не надо, – прохрипел Нгоро. – Чего вы хотите? Приму любое предложение в обмен на жизнь. Пойду на все ради жизни.

Сержант Ойбор, откинувшись на спинку сиденья "джипа", упирался ногами в прижатые к лобовому стеклу плечи разоблаченного преступника.

Автомат был направлен в тяжело дышащую грудь Нгоро, на сером и вспухшем после оглушительного удара лице которого отражались и страх, и отчаяние, и злоба, и ненависть, и мольба.

Самбонанга встревоженно смотрел на сержанта, на то, как напряглись до белизны его руки, сжимавшие автомат, как налились его глаза каким-то страшным, пугающим смыслом.

Никогда еще не видел молодой полицейский своего учителя в таком состоянии.

Ойбор сказал:

– Я старый человек, да, можно считать, старый, если не всей обоймой лет, положенных человеческой жизни, то здоровьем, полусотней серьезных ран за сорок два года службы между ножом и пистолетом таких подонков, как ты, Рык Нгоро.

– Послушайте, сержант, не валяйте дурака, – хрипел Нгоро, – у меня столько денег, что вам и этому молокососу хватит на…

– Молчи, собака, когда человек говорит! Не перебивай! Так вот, я отдал всю жизнь охране людей, и мне дороги надежда и вера свободных людей моей родины в новую жизнь, несравнимо лучшую, чем та, которая досталась уходящему поколению. Моему поколению. Я их люблю, людей моей свободной родины, и не могу допустить, чтобы их враг, убийца лишнюю минуту дышал тем же воздухом, что и они. Ты недостоин жизни.

Самбонанга настороженно встрепенулся:

– Гражданин сержант, я вас прошу… что вы задумали? Нужно ехать, гражданин сержант.

– Молчать! – вне себя вскричал Ойбор.

– Слушаюсь. Но, гражданин сержант… учитель, прошу вас.

– Я дорожу доверием народа ко мне, к тебе, Самбонанга, ко всем, кто честно исполняет свой служебный и гражданский долг. Нельзя, чтобы проходимцы бросали на нас тень. Так что, Нгоро, суда над тобой не будет, не будет огласки, для непосвященных ты – павший на посту. Постараемся похоронить тайну здесь я и Самбонанга.

– Блюстители закона преступят закон?! – завопил Нгоро,

– Это я отнесу на свою совесть, – сказал Ойбор.

– Нет! – вдруг закричал Самбонанга. Его бил озноб, взгляд округлившихся глаз метался от сержанта к Нгоро, скользил по глухой и безлюдной окрестности и возвращался, суматошный, отчаянный. Дрожащие его руки вцепились в ремень автомата, направленного в грудь Нгоро, однако он все-таки не решался потянуть за ремень, не хватало духа отвести готовое покарать оружие от человека, которого человеком уже не считал. Горло распирал невыносимо горячий ком, сухой, как белое небо Аномо. Он проглотил этот ком, облизал губы, повторил уже негромко: – Нет. Так нельзя. Нет, нет, нельзя, самосуд – преступление. Отказываюсь участвовать, гражданин сержант.

– Мой Самбонанга перестал быть мужчиной? Возьми себя в руки! – прикрикнул на чрезмерно разволновавшегося парня Киматаре Ойбор. Однако поведение и слова ученика все же произвели на него отрезвляющее действие. Он сказал уже спокойно: – Неужели мне не дано взять на себя этот акт возмездия? Рискну присвоить себе это право, рискну. Ты должен понять меня, Самбонанга.

– Согласен на любое условие, только жить, – вновь прохрипел Нгоро, с надеждой глядя на молодого полицейского, – жить!

– Его нельзя сейчас убивать, гражданин сержант, вы знаете это лучше меня, вы, учитель, опытный правозащитник, – возбужденно говорил Самбонанга, обращаясь к Ойбору, – его нужно показать всей стране. Пусть все увидят, услышат, узнают про эти банды. Их надо судить громко.

Поколебавшись с минуту, сержант Киматаре Ойбор убрал автомат, защелкнул на Даги Нгоро наручники и процедил сквозь сжатые зубы:

– Просто не могу видеть живым бешеного зверя. На меня как затмение нашло. А ты хорошо сказал, Самбонанга, всех их надо судить громко, на весь мир. Ты прав, мой мальчик.