Текст книги "Встретимся в Эмпиреях"
Автор книги: Игорь Удачин
сообщить о нарушении
Текущая страница: 12 (всего у книги 17 страниц)
«Ага! Тоже нашел его!» – выкрикивает мне навстречу голос.
Лица я пока не вижу. Но это не дает мне основания уклониться от разговора.
«Кого – его?»
«Кого-кого! Что! Дом На Холме… Но я все-таки первый здесь, хоть это и странно! Ты заметил?»
«Заметил. А-а… кто ты? Я знаю тебя?»
«Свет!» – кричит человек.
«Све-ет!!» – спустя секунду кричит еще громче.
Я втягиваю голову в плечи. Кому это он? Мне?
Свет зажигается сам собою, но очень слабый и рассеянный – источника его я определить не могу. Зато теперь я способен разглядеть лицо сидящего в кресле человека и очень, надо сказать, удивляюсь.
«Демон, ты?..»
«А кто же еще, по-твоему, Гоголь-дурилка!»
Мне как-то не по себе. Демон никогда не называл меня «дурилкой». Он мог назвать меня и похлестче, но тогда уж не с такой леденящей в жилах кровь интонацией.
Демон словно чувствует мой испуг, и я вижу, как он мучительно подыскивает решение. Он непременно обязан что-то сказать, предпринять, повлиять на меня… завладеть моим разумом.
«Тут нам будет хорошо, – не очень уверенно произносит Демон, – точно лучше».
«Чем где?»
«Чем везде!»
«Вот как…»
Разговор не клеится, а мне по-прежнему жутковато. Демон заметно нервничает.
«Попьем пивка?» – спрашивает меня.
«Угу», – податливо мычу в ответ.
Демон начинает озираться вокруг. Злится. Я жду, чем все закончится. В доме абсолютно пусто: нет мебели, нет ничего, за что мог бы ухватиться взгляд, не считая кресла-качалки и мрачных штор на окнах. Естественно, нет и никакого пива – даже самой крохотной завалявшейся бутылочки… Демон уже бесится. Голова готова оторваться от шеи. Но вот внезапно успокаивается.
«А впрочем, не стоит. Нам ведь еще на занятия…»
«Куда?!» – удивляюсь я.
«На занятия. В училище. Читай по губам: в у-чи-ли-ще. Бестолковый, что ли, на!!»
Меня всего передергивает. Навалившийся ужас готов разорвать в клочки на месте. В кресле-качалке – Нарожалло!
Но вот серия поворотов головы, разминающее движение рук, еще что-то незначительное, но непонятным образом забирающее внимание, и… в кресле вновь Демон. Пытаюсь проморгаться. «Померещилось, – внушаю себе. – Главное – спокойствие».
«Здесь можно делать все. Здесь можно получить все», – Демон лезет рукой за пазуху, и я не очень-то удивляюсь, когда вижу, что он вынимает пистолет.
«Жаба!» – раздается властный зов Демона, и спустя короткое время периферийным зрением слева от себя, чуть за спиной, я замечаю присутствие девушки.
Откуда она появилась? Может, я не обратил внимания, пропустил момент, когда она заходила в дом? Но тогда бы жутко заскрипела дверь, или я вообще ничего не понимаю! Осторожно, словно боясь спугнуть видение, поворачиваю лицо в ее сторону – это Марго.
Марго на меня даже не смотрит, будто не замечает.
«Подойди ко мне, солнышко», – ласково произносит Демон.
«Каким макаром он успел украсть у меня это обращение?» – ломаю голову, в то время как Марго плывущей походкой приближается к Демону. Демон тонет в кресле и чем-то походит сейчас на гримированного юношей старика.
«Поцелуй меня».
Марго склоняется над ним и целует. В лоб, в глаза, в подбородок…
«Поцелуй моего друга тоже, солнышко».
«А кто твой друг?»
«Ты его не знаешь. Это Гоголь».
Я обескуражен. Марго послушно «плывет» в обратном направлении – ко мне. Она уже близко. Теперь совсем близко…
Ее губы прикасаются к моим… Я чувствую, как ее язык уверенно раздвигает створ моих зубов и проникает внутрь моего рта – теплый, извивающийся, влажный, сладкий… Сдаюсь почти без боя. Целуемся точно неистовые любовники. В голове все та же обескураженность, однако ничего не могу с собой поделать – мне нравится то, что сейчас происходит.
Но вот ее ладони твердо упираются мне в грудь и с усилием отодвигают. Я гляжу ей в лицо и мало что понимаю. Чертовщина, да и только – теперь это не Марго, это… Она!
«Солнышко??»
«Я тебе не солнышко…»
Когда-то я уже слышал эти слова в порыве Ее гнева. Сейчас они звучат спокойно, если не сказать – усыпляюще спокойно; но тем не менее бьют наповал.
«Зачем ты так, солнышко?..» – умоляюще лепечу я и пытаюсь снова привлечь Ее в свои объятия.
«Не трогай меня. Отпусти!»
Ее сопротивление усиливается, тон грубеет, и вот мы уже натурально боремся. Опять во всем этом что-то знакомое, пройденное…
Вновь увидев себя со стороны (словно выйдя из собственного тела), я обращаю внимание на Демона: жадно наблюдает за нашей возней, аж лоснится от удовольствия. Гнусное ощущение, он все и подстроил. Зубы оскалены, ловкая рука и так и сяк выделывает пистолетом фигуры в воздухе.
«Стреляй в него! – кричит Она Демону, и я отказываюсь верить собственным ушам. – Убей этого идиота! Этого жалкого неудачника! Попади ему в глаз! Слышишь?! В лллле-е-евый глазззз!!»
Не знаю, как Она ухитрилась – но получаю такой увесистый удар в скулу, что не сразу соображаю где-чего.
Сама отскакивает в сторону. Я стою как вкопанный.
«Стреляй же!» – горланит Она нечеловеческим голосом, потирая отбитые костяшки хрупкого кулачка. Я медленно поднимаю неверящий взгляд на Демона ― он целится в меня… целится прямо в лицо.
Как странно… Мне совершенно все равно, схлопочу я эту пулю или обойдется. В следующий миг я вообще отказываюсь дружить со своей головой ― подмигнув мне, медленно-медленно Демон переводит дуло пистолета на Нее. Я вижу Ее неподдельный шок, вижу как кожа белеет, а глаза западают вглубь черепа, словно пытаются спрятаться. Раздается выстрел, и Ее бросает навзничь.
Она еще жива. Руками хватается за тонкое горло, а между пальцами, клокоча и хлюпая, хлещет маленький красный фонтанчик.
Я словно ребенок захлопываю ладонями глаза, наотрез отказываясь верить тому, что вижу. Открываю – и вижу то же самое.
«Га-а-адина!» – в ярости бросаюсь на Демона. Тот не ожидает подобного выпада и шарахается в сторону, с грохотом опрокидывая за собой кресло-качалку.
Я знаю, что мог бы его достать, будь проворнее, но увы, ничего уже ему не сделаю ― дуло пистолета с леденящей суровостью снова смотрит мне в лицо. Останавливаюсь и замираю.
Г-р-хх!!! – гремит выстрел…
Вскакиваю весь в холодной испарине. Подушка валяется на полу, одеяло внутри пододеяльника сбито в ком.
Это не выстрел. Хлопнула входная дверь.
– Па!
– Агу, – отзывается из прихожей отец, только что вернувшийся с ночной смены.
– Сколько сейчас времени, а?
– Спи, сын. Шесть. Рано еще.
Голос его, как чаще всего бывает, усталый и как будто чуточку печальный. «Интересно… он же не может вообще не думать о том, что ждет меня осенью?.. Что творится у него в душе? Почему я никогда не позволяю себе попытаться разобраться в этом, встать на его место, понять?» – наваливаются спросонок неожиданные размышления.
«Потому! – до черта злой отвечаю себе и зарываюсь лицом в поднятую с пола подушку. – Потому, потому, потому, потому…»
Прерванный сон возвращается ко мне очень скоро.
* * *
Вспоминаю сейчас, сильно стали злоупотреблять алкоголем в то время. Воздух, которым мы дышали, отравлял дух наплевательства и саморазрушения. Что-то поделать с таким положением вещей было сложно, и Виктория еще не раз награждала нас тем взглядом, о котором я рассказывал. Самое страшное – мы начали к нему привыкать, к этому взгляду…
Все чаще колобродили по ночам. Открыли для себя, что «мундиры» не звери – по крайней мере, не все из них – и к таким, как мы, призывникам, могут относиться благосклонно и даже по-дружески. Не надо только в позу перед ними вставать – весь секрет, оказалось.
А еще из того, что не забывается, – несказанно полюбилось мне наблюдать закаты. Даже и не отвечу, с чего обнаружил в себе подобную страсть. Своих заразил тоже. За этим занятием мы проводили время на крыше Демоновского дома, высоченной шестнадцатиэтажки. Слива высоты больше не боялся, а вот мне и то иногда становилось жутковато, но все равно дико-предико нравилось. Воины, романтики и поэты! Тяга к Прекрасному перед самым краем Бездны, вот уж точно. Было бы смешно, если бы не было так по-настоящему грустно.
С закатов обычно начиналось, а заканчивалось банальной попойкой и ночными шатаниями. Одно и то же из раза в раз. Порой казалось, я знаю в лицо каждую путану в городе; в каком баре, по каким дням и какую выпивку подают… Мрак. Далеко не к этому, положа руку на сердце, я стремился. Но я имел то, что имел. И все мы имели то, что имели.
За какую-то неделю мы успели влипнуть в разборки раза три минимум. Псевдопатриотически настроенных отморозков на улице куда ни плюнь, и многие из них никогда не упустят возможности поскрести кулаки о физиономии таких «пацифистских ублюдков», как мы, за наши «гнилые базары». За нами, правда, тоже не ржавело ответить. Хотелось бы мне видеть, как Слива объяснял дома происхождение на своем лбу здоровенной рассиневшейся блямбы, а дня через три добавившейся к ней гематоме на щеке. Разбитые костяшки обращали на себя внимание куда меньшее.
То, что для нас с Демоном было не в новинку, Слива только-только начинал проходить. Очень злился, когда я или Демон пытались втолковать ему, что доказывать кому-то что-то глупо и мудрее вести себя так, как вел по жизни всегда, не лезть вслед за нами в каждую скользкую историю. Без толку все. Слива, похоже, переживал тот до конца не изученный никакими психологами порог, когда собственное «я» сознательно рушило свои привычные грани в надежде построить на расчищенном месте нечто новое, лучшее. О последствиях, знаете, не думаешь. И тогда мы в который раз оставляли унижающие и его и себя цацканья и находили на свои шальные головы очередные неприятности. А неприятности – это ведь, по сути, то, что никогда не кончается, если искать их самому.
Мы же их искали сами.
5 августа
– Слушай, давай только без скудоумных приколов сегодня, – предупреждаю Демона, пригрозив кулаком.
Жест мой, конечно, шуточный, но недовольство вполне искреннее. На лицо Демона легко и непринужденно набегает улыбка этакого малолетнего проказника.
А все дело в том, что третий день подряд Демон что-нибудь да отчебучивает на крыше. Позавчера сбросил горящее чучело прямо перед проезжавшей мимо дома инкассаторской машиной. Вчера брызгал кетчупом из большой пластиковой бутылки и даже умудрился попасть в одну крикливую даму с бульдогом. До чего он додумается сегодня – и знать не желаю. Вот уж без меня!
– Расслабься, – начиная посмеиваться, успокаивает Демон.
– Что в сумке? – показываю взглядом.
– Ничего такого, что тебе бы не понравилось.
– А с инкассаторами-то настоящая умора была, как вспомню, – хрюкает от смеха Слива. – Бедолаги определенно решили, что их грабят.
– Ага. А по-моему, настоящая умора все-таки в том, как три придурка, ломая ноги, летели быстрее ветра по лестнице, чтобы не огрести…
Дружный взрыв хохота.
Демон открывает сумку и, развеивая мои первоначальные опасения, достает пиво в запотевших стеклянных бутылках.
– Вот это совсем другое дело…
Минут на пятнадцать воцаряется тишина. Не абсолютная, но вполне достаточная для погружения в собственные мысли, покой и созерцание. Как раз заходит солнце. Точно огромная красная клякса стекает за черту города, утягивая за собой изорванные в клочья облака и все невзгоды отполыхавшего дня. Воздух становится свежее и подвижнее. На город опускается ночь.
Демон ногой отшвыривает в сторону опорожненную бутылку. Сейчас на его лице, как и на лицах каждого из нас, мало что прочитаешь.
– Ну что ж, друзья мои, раз мы сегодня в отказе от активного веселья, все из себя такие рассудительные и вдумчивые, так будем последовательны. Не хотели бы вы поиметь в данный момент времени по-настоящему серьезную беседу?
– Давай, умник, выкладывай, – заигрывает с Демоном Слива. Но Демон, я вижу, ждет моей реакции.
– Ну-ну, говори, – отзываюсь.
Демон облокачивается на какой-то торообразный выступ в крыше и вытягивает, поместив одну на другую, ноги в повидавших виды сбитых ботинках.
– Я каждый раз спрашиваю вас об одном и том же. Жутко надоел, наверное. Но каждый раз, поверьте, это необходимо. Вы не передумали?..
– Не передумали, – отвечаем со Сливой в один голос. Он – с хлещущим через край апломбом, я – почти спокойно.
– Запомните: до самого последнего момента за вами будет право отказаться. С гарантией, что не услышите ни одного дурного слова в спину. Даже мысли обидной насчет любого из вас никогда не возникнет. Но исходя из того, что сейчас мы вместе – пора заняться планом на троих. Еще давно мы для себя решили: это не суицид. А значит, в наших силах обставить все так, чтобы подгорчить жизни «Нарожалло и Ко», а после всего выйти сухими из воды, победить по всем позициям… Кому-то есть, что сказать?
Слива начал откашливаться, присваивая таким образом себе слово.
– Я не знаю, чего мы телимся, Демон! Если нам надо обсудить какие-то нюансы, так давайте это скорее сделаем и…
– Постой, Слива, – обрывает его Демон. – Я, как ни крути, должен задать тебе один вопрос…
Очень смахивало на «домашнюю заготовку». Чего ожидать сейчас от Демона? Влупит в лоб про Викторию? (Ведь подобный поворот, хорошо зная друга, действительно напрашивался). Нет. Все же ― навряд ли. Все мы, пацаны, без особого труда способны предугадать стихийные последствия такой вот не чутко затронутой темы. Но что-то будет, это точно. Последняя, поди, проверка на вшивость.
– Задавай.
– Помнишь, как ты в штыки принял мою мечту? Что сейчас, скажи, изменилось в твоем сознании?
Слива на секунду задумывается.
– Не могу, пойми, я сидеть больше на месте. Убивает меня это. У-би-ва-ет! Я вот смотрю на вас, ребята, – и это хорошая зависть: в вашей жизни каждый день что-то происходит. В моей же…
– Ну уж и каждый.
– Как бы там ни было. Вы в ладу с жизненным движением. Я не знаю, как еще объяснить…
– Ты сам запретил впустить ветер в свою спертую комнату! О чем мы говорим вообще?! Движение… Ну так вот тебе – движение жизненное! Я, коли на то пошло, девчонкой своей для тебя жертвовал. Припоминаешь? Не оценил ведь, не ухватился! – разошелся Демон.
– Успокойся. Если ты опять про старое – я и сейчас ни грамма не жалею, что так себя повел. Правильно. И для себя, и для тебя – правильно было.
– Абстрагируйся: ты же понятия не имел, Слива, кто она!
– Догадывался!
– Напомни мне свою мечту, пожалуйста!!
– Ты отлично ее знаешь!!
В воздухе висело напряжение. Я не решался даже слова вставить в разгоревшейся перепалке, к тому же такой сумбурной: один не знал как сказать, другой не договаривал.
– Зачем ты размениваешь ее на это?! Ты – не я. И ты – не Гоголь. Мы держались уже за хвосты своих звездочек. Сделай для себя что-нибудь, дуралей! Для своего долбаного счастья!
– Вот-вот. Отвечая на вопрос «что изменилось» – то и изменилось, что я понял: мое счастье не подкупишь цветами, бутылкой игристого вина или твоим, Демон, благородным желанием разгрести проблемы друга-неудачника…
– Не обливай себя помоями. Я и сам тебя оболью в любой момент, если надо будет…
– Думаешь, я не догадываюсь о ваших с Гоголем шушуканьях на мой счет?!
– Каких, е-мое, шушуканьях?!
– Все я понимаю! И уважаю вас за то, по крайней мере, что в лицо не смеетесь – вышли из детства!
– Слива…
– Ты просил напомнить о своей мечте. Видно, придется. Я говорил, что не собираюсь участвовать ни в каких налетах – да! Тогда многое виделось по-иному. Но что-то подсказывало мне: без потерь не рассчитывай и на награду; судьба – это бартер чистой воды. Как же моя лазейка? Прежде чем я засну в объятиях любимого человека – я должен совершить Поступок! Поступок, понимаете?! Поступок – это то, например, что я не отпущу своих друзей одних на верную или не верную – не знаю уж, как фишка ляжет – гибель. Пойду с ними! До конца! Но вы запомнили то, что хотели запомнить…
Это был редкий случай, когда Демон сдал спор. Причем так быстро, так бесхитростно. Но мне показалось, он получил то, что ему было необходимо. Подходит к Сливе, кладет руки на плечи товарища и как рюмками над праздничным столом «чокается» с ним лоб в лоб.
– Ты на самом деле считаешь, что тебе нужно пойти?
– Да.
– И ты веришь, это изменит что-то для тебя к лучшему?
– Да.
– А если – нет?
– Самое дурное, что со мной может случиться – меня подстрелят.
– Ха-ха-ха-ха, – непринужденно рассмеялся Демон. – Гоголь, у нас с тобой просто мировой друг! Слышишь… Гоголь-дурилка?
Я уже успел о чем-то задуматься и в этот момент почти не следил за их разговором. Но вот словно последний психопат подскакиваю на месте – вспоминаю недавний сон про Дом На Холме. Никогда и не вообразил бы, что может быть такое. Кто-то возьмет и заставит вернуться в него еще раз. Наяву.
– Да, Гоголь? Ты что, в спячку впал, что ли?
– Ага, – как обмороженный лепечу я, – просто мировой… Ты ни разу не слышал, Демон, о доме… доме на холме?
– Чего-о?.. – таращит на меня глаза. – Ты так не пугай, Гоголь. Я ведь впечатлительный.
На лице Демона расползается щедрая улыбка, на которую нельзя не ответить.
7 августа
Опять закат. Который уже из тех, что мы наблюдали за последнее время?.. Сегодня он догорает какими-то особенными красками. Игру цветов нельзя описать, но можно видеть и чувствовать, цепенея всеми фибрами своего существа и уносясь навстречу. С Демоновского магнитофончика, работающего с батарей, воспроизводится космическая музыка. Эффект непередаваемый и ошеломляющий воображение.
– Что это?.. Мы и закат… какая связь? – шепчет себе под нос Демон, но выходит так, что слышно всем.
Когда человек находится под влиянием Чудесного, созерцает Чудесное – он нередко оказывается в том состоянии, которое подначивает его задать подобный вопрос. Вопрос-алогизм. Вопрос мыльный пузырь. Не требующий и не имеющий ответа, но подкупающий своей несуразной прекрасностью.
– Скоро взойдет луна. Вглядитесь в нее повнимательней, – шепотом говорю я, заражаясь тем же настроением.
– Она что, будет какая-то особенная? – спрашивает Слива. С наивностью, способной растрогать.
– В том-то и дело – нет. Что бы ни случилось завтра, через год, спустя сто или миллион лет – она будет все такой же. Умрем ли мы через считанные дни или окажемся осенью на войне – она будет все такой же… Десятки тысяч поколений до нас, ушедших в небытие, в Бесконечность – и вот теперь мы… ничем не лучше и никакие не особенные.
– Это страшно…
– Нет. Это освобождает от страха.
– Что ты хочешь сказать, Гоголь?
– Ничего. Просто когда приходишь к пониманию, что твое «я» не так уж и важно, как ты всегда был склонен считать, привык считать, как кто-то и зачем-то научил тебя так считать – становится легко. Страх уходит.
– А что остается вместо него?
– А что-то должно оставаться?
– Наверное.
– Какое-то знание, быть может. Которое не имеет ничего общего с тем, что мы привыкли облекать в слова.
– Знание о том, что все не так уж важно?..
– Это тоже по-прежнему слова, Слива. Но в принципе, да – что все не так уж важно.
Лишь показывается луна, батареи в магнитофоне садятся и музыка смолкает.
Демон не упускает момента, когда разговор так нуждается в перемене темы. Все замечательно, но не хватало нам здесь еще разреветься, клеймя судьбу и лишенное смысла мироздание, зайди мы в своих разглагольствованиях чуть дальше…
– Подползайте ближе, парни, – Демон достает из нагрудного кармана измятый бумажный лист, разглаживает его и прижимает край толстой короткой свечкой желтого воска. – Это план «Икара».
Мы вовсе не удивлены, что перед нами план «Волшебного Икара». Сказать по правде, в этом и заключалась цель нашего сегодняшнего собрания. Мы со Сливой видим план впервые, но уже знаем, что достал его Демон через того же таинственного субъекта, от которого заполучил в свое время «мунд».
– Ага-а… – три головы склоняются над рисунком.
Демон комментирует.
– Вход. Барная стойка, – указательный палец Демона гипнотическими зигзагами скользит по бумаге в школьную клетку. – Здесь, за стойкой, та самая дверь. Проходим. Вот главная зала, масштаб приблизительно соблюден. По центру – бильярдный стол. К зале примыкают три комнаты. Две даже. Одна – это, в общем-то, сортир. Вот он. А вот другие. Первая. Вторая. Наша задача ― сразу взять их под контроль, чтобы нам не открыли огонь в спину. Народ согнать в залу и держать под прицелом.
Мы со Сливой все ловим на лету. Глаза не таращим и готовы к обстоятельному обсуждению нашего безумного предприятия.
– А с барменом как? – задаю вопрос я.
Демон чешет затылок.
– Когда заходим в «Икар», сразу блокируем вход. Бармена уводим с собой туда, – палец кружит над прямоугольничком, обозначающим бильярдный стол.
– Может, его просто вырубить? – не очень-то уверенно предлагает Слива. – Или связать…
– Смысл? И все равно тащить с собой? Нас только трое. Нет лишнего человека, чтобы он оставался в официальной части бара и пас этого кретина.
– Другого выхода на улицу нет?
– Нет.
– Первый очевидный плюс, – отмечает Слива.
– Как бы не последний, – говорю Сливе и поворачиваюсь к Демону. – Ну а если в баре будут случайные посетители? Как тогда?
– Надо выгадать момент, чтобы их не было. Что я могу тебе еще ответить? – Демон корчит гримасу.
– В каком количестве наши «оппоненты» обычно собираются?
– Человек десять. Не включая шлюх.
– Прилично.
– Действительно многовато, гм…
– Не драматизируйте.
– Что по поводу их вооружения? – интересуюсь.
– Это, разумеется, не боевики какие-то. Так, франтоватая публика. Но у четверых-пятерых, меня осведомили, оружие может быть.
Напряженное молчание.
– Ладно, разгребем. Глупо было бы, в конце концов, предполагать, что мы притащимся туда для свары с тремя безоружными стариками. Надо быть готовыми ко всему.
– Насколько я понимаю, нам важно, чтобы среди них оказался Нарожалло? – сбил весь строй наших бравых рассуждений Слива.
Мы с Демоном немного «поплыли», выискивая подходящий ответ.
– Да-а, без него вечеринка совсем не та, – задумчиво произносит Демон. Затем уверенности в его голосе прибавляется. – Когда мы окажемся в «Волшебном Икаре», Нарожалло тоже будет там. Я об этом позабочусь. Я буду знать.
– Что ты планируешь с ним сделать? – задаю провокационный вопрос.
– По меньшей мере, измордовать, Гоголь. Я хочу, чтобы эта гнида ощутила себя самым что ни на есть бесправным и униженным дерьмом, как по жизни нам приходилось чувствовать себя – и не без его, кстати, помощи. А вам этого разве не хочется? – Демон задумывается. – По меньшей мере, измордовать, – уставившись в одну точку, медленно повторил Демон. – Если только… эта жалкая пародия на человека не даст мне повода сделать с ним что-то похуже…
– А думал ли ты вот о чем: если Нарожалло нас разоблачит – не важно, уйдем мы из «Волшебного Икара» или нет – нам конец, – обратился я с только что посетившей меня непростой мыслью к Демону.
Демон ссутулился и несколько секунд пребывал в неком подобии анабиоза. Слива тоже не находил, чем бить предложенный аргумент.
– Маски масками. Но голоса-а…
– Ты прав, черт.
– Я, в принципе, могу натурально картавить! Глядите, парни: рр-ххххх… рыба-хыба… рак-хак… руины-хуины… – подверг наши уши своеобразному испытанию Слива.
– Прелестно, прелестно, – с сарказмом рукоплещет ему Демон.
Минут на пять мы окунулись в тишину. Кто-то пытался что-нибудь придумать; кто-то просто делал вид, будто пытается что-нибудь придумать – например, я… В голове чудовищный разброд. Но тут вдруг, как часто бывает, все придумалось само собой. Демон машинально запустил руку в карман и извлек наружу – не представляю, откуда взявшийся у него – леденец на палочке. Развернул обертку и, погруженный в прежние размышления, отправил сладость в рот. Что Слива, что я – сначала даже не обратили на такую мелочь внимания.
– Ни мыслишки в голове, да-а…
Я аж вздрогнул. Произнесенная фраза принадлежала Демону, но голос прозвучал «не его». Странная модуляция. Задвинутый какой-то, что ли. Непохожий.
– Хоть убей, ни мыслишки, – теперь это был «Демон привычный».
Не посчитайте меня болваном, который сам не знает что мелет. Попробуйте, если вам интересно. Поместив леденец к языку, голос «затирается», приобретает совершенно иное звучание. Положите его за щеку – и он вернется к прежним характеристикам. Дурацкая, либо же гениальная находка. Есть! Все втроем, не сговариваясь, с каким-то преувеличенным и даже яростным торжеством мы расхохотались.
– Да, и еще! По именам друг друга не называем. Имена останутся за стенами «Волшебного Икара» – ага?!
– Само собой.
– Разумеется!
– Там мы – это уже не мы…
Что тут еще добавить? Вилась, вилась паутина сценария нашего грядущего нападения. Думаю, нет особой необходимости перегружать рассказ всеми нюансами, выносимыми в то время на площадку спора, долгих эмоциональных обсуждений. Эта кухня даже во мне способна вызвать теперь противоречивые чувства, доходящие до неприятия ― хоть тогда она, не буду лукавить, страшно увлекла.
На крыше Демоновской шестнадцатиэтажки в последние дни мы ощущали себя не меньше чем на Олимпе. Здесь бушевали наши порывы, крепла дружба. Далеко внизу копошилась совсем другая жизнь, порядков которой мы не принимали, и порядкам этим готовы были бросить вызов, о последствиях не думая. 14-ое августа – «красное воскресенье», как окрестил я этот роковой день позже – уже кричало о себе с разворота календаря. Кричало в полный голос.
* * *
– На! На-а! Получи, сволочь! На!
Стою под душем и как неистовый колочу кулаками по напору тонких водяных струек, падающих к ногам и звонко разбивающихся о белое дно ванны. Ледяные брызги летят в лицо, заставляя жмуриться и отплевываться, а моя фантазия неуклонно выдает их за пот и кровь разимого мною безликого противника, непримиримого врага. Намоченная челка лезет в глаза и колется – не обращаю внимания. Прямые удары проваливаются словно в вату. Боковые и снизу – доставляют необъяснимое умоисступленное удовлетворение. Вода хрустит как мелкий морской камешек, перетираемый в ладони.
– На, паскудная харя! Как тебе, а? Получи еще! – Чудачество опьяняет…
Ванная ― признано ― комната, куда ты приходишь очищаться. Я очищался от зашкалившего в последние дни внутреннего напряжения. Злобы. Сейчас скажу чушь: злобы, что и злиться-то не понятно уже на кого и зачем; что все так, как оно есть, а не по-другому; а время и перемены, которые оно (время) с собой приносит – ничего больше, как проявления жестокой жизненной иронии.
Пробирает озноб, а кожа – белая точно у покойника, и раздулась. Даже не знаю, долго ли я здесь. Чувствую измождение. Присаживаюсь на корточки, а струи воды продолжают хлестать по темени и плечам.
Еще кое-что… Мыслями овладевает вчерашний день.
Вчера. 10 августа
Долго подбиралась рука к телефонной трубке, и все же решимости для акта ее поднятия хватило. Звоню Ей, и договориться о встрече выходит проще, чем сам того ожидал.
Когда увидел Ее, сразу отметил про себя: похорошела. Только во взгляде темно-перламутровых глаз появилась какая-то незамеченная мной ранее беспечная успокоенность и даже усталость.
Сходили в кино. Посидели в кафе с затейливым названием «Влюбленный апельсин». Она подарила мне целый день своего общения.
Ближе к вечеру оказались в парке. Прогуливаемся. Купил Ей сладкого вермута – посасывает его на ходу и заедает лимонными дольками. Кислое вытачивает смешные ямочки на Ее порозовевших щеках. Сам не пью. Курю, правда, много – аж до тошноты.
Как-то так получается, что битых полчаса «преследуем» с Ней одну пожилую пару: поникшего сухого старичка и его моложавую спутницу – властную и напыщенную даму, которая то и дело с очевидным недовольством на нас озирается. Каждый ее оборот головы встречаю своим насупившимся упертым взором. В какой-то момент не выдерживаю и взрываюсь раскатом жутко неприличного хохота. Дама, мне показалась, в мой адрес даже плюнула.
– Чего ты гогочешь-то? – спрашивает Она, оторвавшись от стаканчика с проведенной через крышку соломинкой. Озорства моего не заметила.
– Так. Чепуха. Ты не устала ходить? Может, присядем?
– Давай. Вон как раз лавочка.
Подходим и садимся.
Снова закуриваю и выкидываю опустевшую пачку в урну.
– У тебя скоро дым из ушей повалит, – говорит мне, – правда-правда.
Я улыбаюсь.
– Что с тобой сегодня?
– А что такое?
– Ты весь день или веселишься чему-то сам себе на уме или молчишь. Ты со мной встретился, чтобы молчать?
– Ну балаболить, рта не закрывая, я точно не планировал. Увидеть тебя просто хотелось.
Она сердито морщит лоб, но мне Ее сердитость все равно кажется трогательной.
– Я не переношу, когда ты так себя ведешь.
– Как? – вопросительно пожимаю плечами.
– Говоришь о чем-то понятном тебе одному. Напускаешь таинственность. На протяжении всего дня это происходит – я ведь заметила.
– Тебе мерещится, солнышко. Не знаю никого, кроме себя, такого же нетаинственного и плево предугадываемого.
– У тебя вид, будто не завтра, так послезавтра что-то должно случиться из ряда вон выходящее, и ты чего-то от меня ждешь, что ли…
– Ничего. Действительно, ничего.
– Расскажи мне, что тебя волнует. Может, девушка новая в твоей жизни появилась?
– Сплюнь.
– Ой-ой-ой! – Она звонко рассмеялась – как колокольчики зазвенели, ощущение.
Хотел состряпать мину, но не сдерживаюсь и тоже смеюсь. Смеемся с Ней вместе. Затем долго и томительно молчим. Один раз замечаю – Она смотрит на часы. Тут-то и «ломаюсь»… вечная история! Все, ранее не высказанное, в срочном порядке рвется наружу. Начинаю так:
– Ты можешь ответить мне на один вопрос?
– Обещаю, что попробую.
– Я… когда-нибудь что-нибудь вообще для тебя значил?..
Вижу, как Она растеряна, но своим взглядом неуклонно требую от Нее ответа. Она боится состояния растерянности и позволяет впадать себе в него исключительно редко – я об этом знаю и делаю на то скидку. Вот оправляется, и выражение лица ― вновь нарочито непринужденное.
– Конечно.
– «Конечно»?! «Конечно» – это ответ для… – не нахожу слов, злюсь. И на Нее злюсь, и на себя.
Допивает последние глотки вермута и передает мне стаканчик, чтобы я выкинул.
– Твой вопрос был для меня неожиданным. Давай не будем сердиться друг на друга как всегда из-за ничего.
– Понимаешь, совершенно не боюсь показаться смешным. Мне просто хочется получить ответ на ту глупость, о которой я тебя спросил.
– Это вовсе не глупость. Но я вообще-то никогда не задумывалась… Порой мне кажется: лучше тебя никого быть не может. А иногда… – в этом месте Она захихикала, – раздражаешь невыносимо.
– Спасибо огромное.
Кладет руку мне на колено.
– Ты же должен уже знать: я ― девушка настроения. Со мной всегда так сложно, милый… Сама, бывает, себя не понимаю и даже боюсь. Вот в эту минуту, – улыбается, заглядывая мне в глаза, – у меня хорошее настроение.
– Хорошо, что хорошее, – отвечаю я. Сам думаю о другом.
«Милый». Что это было? Игровой момент, либо же проскользнуло незаметно от Нее самой, взаправду?
– Научи ты меня, как отвечать на такие вопросы. Что Я для тебя значу? – еле слышно спрашивает Она.
