Текст книги "Агентурная сеть"

Автор книги: Игорь Прелин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 12 (всего у книги 44 страниц)

– Ну хорошо, я только отдам рождественские подарки и уйду.

С этими словами я прошел в калитку и по аллее направился к дому. Идти мне пришлось около семидесяти метров, прежде чем я подошел к вилле. Теперь мне стало понятно, почему вокруг было так темно: все окна были плотно закрыты ставнями.

Я пошел вокруг виллы в поисках входной двери и внезапно увидел, как из одного окна между ставнями пробивается узкая полоска света. Подойдя к окну, я заглянул в щель и увидел небольшую уютную гостиную, аперитивный столик, заставленный бутылками с разнообразными напитками, и сидевших напротив друг друга и о чем-то оживленно беседующих Копленда и какого-то африканца.

Африканец сидел ко мне вполоборота, часть его головы была закрыта высокой спинкой кресла, и все же лицо его показалось мне очень знакомым. Я был убежден, что где-то уже видел этого человека.

Я напряг память, но не смог сразу вспомнить. Я подождал немного, надеясь, что он повернется ко мне лицом и тогда я смогу как следует его разглядеть, но он как назло наоборот еще глубже сел в кресло, и голова его вообще скрылась за высокой спинкой.

Продолжая копаться в памяти, я продолжил поиск входной двери и вскоре наткнулся на невысокое крылечко. Нащупав дверную ручку, я дернул за нее, но дверь была заперта. Тогда я пошарил по стене слева и справа от двери в надежде найти кнопку звонка, но ничего не нашел и решил постучать.

Через какое-то время за дверью раздались быстрые шаги, она бесшумно открылась, и я увидел в освещенной прихожей сына Копленда Джона. Он с удивлением посмотрел на незнакомого человека.

– Могу я видеть твоего отца? – спросил я по-английски.

– Моих родителей нет дома, – с явным смущением ответил Джон. – Они уехали к друзьям справлять Рождество.

– И оставили тебя одного? – спросил я, решив тянуть время до тех пор, пока Копленд, которого я только что видел собственными глазами, не соизволит выйти из своего убежища.

Но не успел Джон мне ответить, как откуда-то из внутренних помещений виллы раздался женский голос: «Кто это пришел, Джон?» и в прихожую вышла жена Копленда Джейн. Она была в банном халате, голова обмотана полотенцем.

– Прошу простить меня за неожиданный визит, миссис Копленд, – сказал я, несколько озадаченный ее внешним видом. Но потом я вспомнил, что в доме уже есть один гость, и раз Джейн в его присутствии позволила себе отправиться в ванную, значит, это не светский визит, а сугубо деловая встреча. От этой мысли я почувствовал себя намного увереннее, а потому протянул Джейн букет роз и сказал:

– Я хотел бы повидать Гэри и поздравить его с Рождеством.

– Мой муж уехал по делам и вернется поздно, – в отличие от сына без тени какого-либо смущения сказала Джейн. – Что ему передать, мистер Вдовин?

Мы никогда не были официально представлены друг другу и нам раньше никогда не приходилось разговаривать. И тем не менее Джейн меня узнала!

«Ага, значит Гэри посвятил вас в существо дела!» – подумал я, но не успел произнести следующую фразу, потому что открылась одна из многочисленных дверей и в холле появился сам хозяин виллы.

– Хеллоу, Майкл, – с широкой улыбкой сказал он. – Что привело тебя ко мне в столь поздний час? У тебя возникли какие-то проблемы?

Последним вопросом он окончательно подтвердил мои предположения: во-первых, он показал, что прекрасно осведомлен обо всем, что произошло в натовской стране, а во-вторых, дал понять, что даже после всего случившегося ЦРУ рассчитывает, что у меня могут возникнуть какие-то проблемы, и тогда я обращусь к ним за помощью!

Своим ответом я явно разочаровал Копленда.

– Никаких проблем у меня нет, Гэри! Просто я решил нанести тебе ответный визит и поблагодарить за поздравления и подарок.

С этими словами я вручил ему перевязанную красной ленточкой коробку. Копленд осторожно взял ее в руки и спросил:

– Что это?

– Давай откроем вместе, – предложил я не столько для того, чтобы рассеять возникшие у него подозрения, что в коробке находится взрывчатка или еще какая-нибудь чертовщина, сколько потому, что мне очень хотелось хоть на минуту задержаться на вилле и попытаться выяснить, что за человек сидит у него в гостиной.

– Хорошо, следуй за мной, Майкл, – моментально успокоившись, сказал Копленд и пошел в гостиную.

Я вошел вслед за ним и с некоторым удивлением обнаружил, что недавнего гостя уже нет. И вообще, все выглядело так, как будто всего несколько минут назад никто здесь не сидел и не вел оживленную беседу. Видимо, за то время, что я разговаривал с Джоном и Джейн, Гэри успел через вторую дверь вывести, а затем спрятать или, что было вероятнее всего, выпроводить своего гостя. И не только выпроводить, но и ликвидировать все следы этой встречи!

Несколько расстроенный этим обстоятельством, я сел в кресло и решил, раз уж у меня появилась такая возможность, немного над ним поизмываться.

– В чем дело, Гэри? – не без ехидства спросил я. – Сторож сказал, что вы все уехали, а вы все дома! Твой сын тоже сказал, что ни тебя, ни Джейн нет, но затем вышла Джейн и попыталась убедить меня в том, что ты уехал по делам! Что это за непонятные игры, Гэри?

Из того, что промычал мне Копленд, я понял только то, что завтра же он выгонит сторожа, который нарушил данные ему инструкции и пропустил меня на виллу, в то время, как ему было приказано никого не пропускать. Если раньше у меня и были какие-то сомнения, то теперь мне стало совершенно ясно, что я застал у Копленда не обычного гостя, а агента американской разведки!

Теперь оставалось только установить, кем был этот самый агент.

12

Закончив в двенадцать часов первую половину рабочего дня, я собрался ехать домой обедать, как вдруг вспомнил, что у меня в доме есть все, кроме мяса. Слава Богу, с продовольствием, в том числе и с мясом, в Африке, по крайней мере для белых людей, не было никаких проблем. Я заскочил в расположенную неподалеку от посольства мясную лавку с веселеньким названием «Три поросенка», купил парочку парных эскалопов и поехал домой, по своему обыкновению обдумывая по дороге итоги первой половины дня.

А одним из ее итогов было обсуждение хода разработки Франсуа Сервэна, в которой все более заметную роль играла «Люси». Общаясь с женой Сервэна, она узнала, что два года назад они затеяли строительство собственного дома в парижском пригороде Сен-Клу. Это тоже послужило одной из причин, побудивших его поехать на работу в Африку, поскольку он вполне резонно полагал, что в связи с инфляцией фактическая стоимость дома к концу строительства может раза в три превысить его первоначальную сметную стоимость, так что никакого жалованья ему не хватит.

«Люси» изредка присутствовала на различных посиделках в клубе, беседовала с друзьями и пришла к выводу, что Сервэн, как и большинство его коллег по спецслужбам, держится в стороне от политики. Во всяком случае он никогда не принимал активного участия в обсуждении происходивших во Франции событий, волновавших всю французскую колонию в стране. И все же из отдельных его высказываний было видно, что он убежденный сторонник независимого внешнеполитического курса Франции, особенно во взаимоотношениях с США, а также в НАТО и Европейском экономическом сообществе.

Кроме этого, Сервэн с большой тревогой реагировал на сообщения о попытках возродить неонацизм в Германии и несколько раз одобрительно отзывался об антивоенном движении.

Помимо «Люси», теперь в разработке французского советника были задействованы и другие возможности.

Каждое утро Колповский приносил в резидентуру кассету, на которой были записаны все телефонные разговоры Сервэна и его жены за предыдущий день.

Базиленко прослушивал кассету и аккуратно выписывал в рабочую тетрадь, когда, кто и по какому поводу звонил, особо отмечая все, что могло представить интерес для разработки Сервэна.

К большому нашему разочарованию, ничего существенного, относящегося к каким-то оперативным мероприятиям контрразведки по советским учреждениям, за первые несколько недель контроля нам узнать не удалось: Сервэн не отличался болтливостью, все профессиональные вопросы решал на работе, без особой нужды в службу безопасности не звонил, а если и звонил, то разговаривал таким образом, что ничего полезного из его разговоров извлечь было невозможно.

И все же наши усилия дали кое-какие результаты.

Так, в процессе прослушивания телефона Сервэна мы выявили большое количество служебных и нейтральных связей, позволивших нам определить круг его знакомых и интересов. В общем, пошло естественное и планомерное накопление информации на объекта, истинное значение которой сразу определить бывает затруднительно, но которая со временем позволяет составить о нем довольно полное представление и наметить наиболее целесообразные направления дальнейшей работы.

В частности, мы перехватили несколько разговоров Сервэна с Парижем, которые подтвердили информацию «Люси» о том, что он испытывает некоторые трудности, связанные с финансированием строительства дома. Кроме этого, на апрель была назначена помолвка его дочери, а это также было связано со значительными расходами.

В один из январских вечеров Сервэну позвонил из Тулона отец. Сначала они обменялись семейными новостями, затем, как водится, поговорили о погоде и здоровье, и отец пожаловался на плохое самочувствие, вызванное высоким давлением и усталостью. Затем он попросил сына приехать к нему в Тулон на пару дней дли обсуждения какого-то важного вопроса.

Сервэн ответил, что поехать сейчас он никак не может, и предложил обсудить проблему по телефону. Отец отказался, поскольку, как он сказал, это «совершенно не телефонный разговор».

Сервэн с сожалением сослался на большую занятость по работе, повторил, что сейчас приехать он не сможет, и предложил отложить разговор до встречи в Париже на помолвке дочери.

Отец заявил, что он не может ждать до помолвки, поскольку вопрос срочный и его обсуждение не терпит отлагательства. И тогда Сервэн пообещал, что постарается выкроить пару дней и слетать к нему в Тулон…

Занятый своими мыслями, я свернул на авеню Шарля де Голля и машинально посмотрел в зеркало заднего вида, как делал всегда, меняя направление движения. И вдруг мне показалось, что за мной следует «симка», которая числилась в нашей картотеке, как автомашина контрразведки. Мысленно перевернув отраженный в зеркале номер, я убедился, что зрительная память меня и на этот раз не подвела: этот номер значился в списке, полученном от «Артура» после того, как он перешел на работу в специальную бригаду «Флеш»! Эта бригада подчинялась вновь созданному отделу контрразведки, получившему кодовое название «Жан-Жак Руссо», или просто «Руссо», что как нельзя лучше соответствовало характеру его деятельности – разработке советских учреждений и граждан.

Разместился этот новый отдел на верхних этажах большого здания на авеню Жоржа Помпиду, где находилась пенсионная касса для тех, кто служил во французской армии в колониальный период. Эта касса служила хорошим прикрытием для отдела, потому что ее посещали ветераны второй мировой войны, участники войны в Индокитае, бывшие солдаты французского экспедиционного корпуса в Алжире, и в этой повседневной суете легко было спрятаться тем, кто хотел остаться незамеченным и не привлекать к себе чужого внимания.

Прошло какое-то время, и Колповский зафиксировал в эфире новый позывной «Жан-Жак», который командовал несколькими бригадами наружного наблюдения, имевшими свои порядковые номера: «Флеш-1», «Флеш-2» и т. д.

Но мы, конечно, не ограничились только контролем эфира. Получив от «Артура» номера автомашин контрразведки, мы занесли их в нашу картотеку, в которой, помимо номеров, были указаны марки, цвет и особые приметы. Затем в течение нескольких последующих дней Колповский, установив на своей автомашине автоматическую фотокамеру, в разных направлениях «проутюжил» все прилегающие к пенсионной кассе улицы и постепенно перефотографировал весь автотранспорт, выделенный отделу «Руссо» для выполнения поставленной перед ним задачи.

После этого мы провели оперативное совещание и проинформировали сотрудников резидентуры, что отныне нам придется иметь дело со специальным подразделением контрразведки, которое будет заниматься исключительно советским посольством и его сотрудниками. При этом мы не стали сообщать известные номера автомашин, чтобы каждый, выходя в город для проведения операции по связи, внимательно наблюдал за всем автотранспортом и фиксировал те автомашины, в действиях которых есть соответствующие признаки, свидетельствующие о их возможной принадлежности к службе наружного наблюдения, а не выискивал только заранее известные номера: это ограничивало масштабы поиска и могло ввести в заблуждение относительно того, есть слежка или нет. К тому же специальная бригада «Флеш» могла многократно менять номера своих машин, так что полученные от «Артура» сведения нуждались в постоянной корректировке.

Все сотрудники резидентуры восприняли эту информацию с одинаковым вниманием, а вот отреагировал на нее каждый по-своему!

Уже на следующий день произошла первая накладка: Выжулу померещилась слежка там, где ее и в помине не было! А произошло это так.

Он провел встречу с агентом из министерства экономики и финансов и получил от него копии протоколов состоявшегося в конце минувшего года совещания, на котором главы франкоязычных государств Африки обсуждали массу всевозможных политических и экономических проблем.

Агент скрутил эти копии в трубку, засунул в обычный школьный пенал китайского производства и в таком виде бросил в автомашину Выжула, когда он остановился у одного из светофоров. И вот затем, вместо того, чтобы ехать домой или в посольство и оставить там полученные документы, Выжул отправился в аэропорт встречать самолет Аэрофлота, хотя у него было достаточно времени и он вполне успел бы сделать и то, и другое.

Добрые или злые духи, курирующие специальные службы, не прощают профессионалам таких пороков, как леность, тупость и безответственное отношение к соблюдению элементарных требований безопасности. Вот и на этот раз они немедленно покарали Выжула за допущенную грубую ошибку: не успел он выехать на автостраду, ведущую в аэропорт, как увидел позади преследовавшие его две полицейские машины с мигалками!

Одна из них пристроилась сзади, а вторая пошла на обгон, прижала его к правой бровке, а затем находившийся за рулем полицейский через установленный на крыше громкоговоритель приказал Выжулу остановиться.

Все это произошло столь неожиданно и стремительно, что Выжул запаниковал и подумал, что его контакт с агентом был зафиксирован, и вот теперь полиция осуществляет его задержание.

В подобных случаях полагается любым способом избавиться от всех улик, и поэтому, прежде чем выполнить команду и затормозить, Выжул через правое окно выбросил в темноту пенал с документами.

Когда он через несколько десятков метров остановился, то, к его удивлению, полицейские машины, не снижая скорости, проследовали дальше, вслед за ними пронесся черный президентский «мерседес», а за ним еще одна полицейская машина. Посидев в полной растерянности несколько минут, Выжул сдал назад примерно до того места, где он выбросил пенал, вышел из машины и в течение четверти часа ползал на четвереньках в темноте по обочине, методично обшаривая траву, кусты и все остальное и поминутно рискуя схватиться за какую-нибудь ядовитую или кусачую живность.

Не найдя пенал, он выругался и поехал в аэропорт.

Когда утром Выжул доложил мне о случившемся, мне едва не стало дурно: если пенал попадет в контрразведку, то по документам довольно легко можно будет определить круг лиц, имевших к ним доступ, и вычислить нашего агента. Любой провал всегда неприятен, но в сложившейся обстановке он был неприятен вдвойне и даже втройне, потому что грозил нам самыми тяжелыми последствиями.

Я немедленно отправил Выжула на место происшествия, дав ему в помощь Базиленко и Колповского. Положение усугублялось тем, что, в отличие от вчерашнего вечера, когда было темно и можно было, оставаясь незамеченным, сколько угодно ползать по местности, не опасаясь привлечь к себе внимание, теперь приходилось делать это в светлое время суток, когда ярко светило тропическое солнце, под любопытными взорами проживавших вдоль шоссе людей и не менее любопытными взорами тех, кто проезжал по этому самому шоссе. А по шоссе ездил кто угодно, в том числе патрульные машины дорожной полиции и службы наружного наблюдения.

Поэтому все трое поехали на автомашине Базиленко с дипломатическим номером. Остановившись в указанном Выжулом месте, Базиленко инсценировал смену колеса, а Выжул и Колповский занялись поисками. К счастью, они оказались непродолжительными, и Базиленко не пришлось менять все колеса, потому что китайцы догадались раскрасить пенал в яркие цвета, и Колповский уже через несколько минут его нашел.

Когда они возвратились в резидентуру и извлекли из пенала в целости и сохранности копии протоколов, я ничего не сказал Выжулу, понимая его состояние, но для себя, конечно, сделал соответствующие выводы.

В отличие от Выжула, я имел более устойчивую психику, а главное, гораздо больший опыт работы в условиях, когда каждый шаг, каждый контакт фиксируется службой наружного наблюдения. А потому, даже заметив автомашину контрразведки, не видел никаких оснований для паники: настоящий профессионал испытывает гораздо большее беспокойство, когда не видит слежки, чем когда она следует за ним по пятам! Тем более что сам факт появления этой автомашины еще ничего не значил. Она могла ехать по другому контрразведывательному делу, не имевшему ко мне никакого отношения, не говоря уже о том, что она просто могла ехать, куда ей вздумается!

И то, и другое было вполне реально, потому что в автомашине находился всего один человек. В случае наблюдения за мной это было несколько необычно, потому что бригада, осуществляющая слежку, состоит, как правило, из трех-четырех человек. Конечно, наблюдение мог вести и один человек, особенно в том случае, если контрразведке было известно, что в полдень я еду домой обедать, и она решила просто сопроводить меня и убедиться, что я не отклоняюсь от своего обычного маршрута.

Когда разведчик едет по делу, не связанному с его оперативной деятельностью, он никогда специально не проверяется и тем более не делает никаких попыток оторваться от слежки. Вот и на этот раз я продолжал ехать, как ни в чем не бывало, изредка, да и то одними глазами, не поворачивая при этом головы, контролируя действия следовавшей за мной автомашины.

На развилке, где я обычно сворачивал на набережную, мне пришлось остановиться на красный свет светофора. «Симка» перестроилась в свободный левый ряд и остановилась рядом. Пока по переходу шли пешеходы, я повернул голову и как бы ненароком посмотрел в сторону водителя, чтобы на всякий случай запомнить его лицо.

Мы встретились взглядами, и вдруг совершенно неожиданно для меня он улыбнулся и жестом предложил мне следовать за ним.

Я сделал вид, что не понял его жеста, и с равнодушным видом отвернулся. Но когда зажегся зеленый свет, я пропустил «симку» вперед и поехал за ней, словно мне и в самом деле нужно было не на набережную, а прямо: мною двигало профессиональное любопытство и желание посмотреть, что же последует за этим приглашением. При этом я ничем не рисковал и в любой момент мог проигнорировать его просьбу и поехать своей дорогой.

Я проехал за «симкой» полтора квартала, после чего она свернула на бензозаправочную станцию. Я повторил и этот маневр, поскольку это тоже не означало, что я выполняю чью-то команду: мне и в самом деле не мешало заправиться, потому что бензина оставалось менее четверти бака.

«Симка» встала у колонки, водитель вышел из машины, распорядился, сколько бензина залить в бак, а потом направился прямо ко мне. Подойдя со стороны левой дверцы, он негромко, чтобы было слышно только мне, на вполне приличном русском языке сказал:

– Добрый день, господин Вдовин. Должен предупредить вас, что офицер нашего генштаба Ндоу докладывает в службу безопасности о своих встречах с сотрудником вашего посольства по фамилии Га-ма-нец. Посоветуйте ему прекратить эти встречи. После мятежа это может привести к большим неприятностям.

Пока он говорил все это, пока тщательно выговаривал трудную фамилию резидента ГРУ, я сидел в машине и, не глядя в его сторону, наблюдал, как заправляют его «симку». Я, конечно, сразу подумал, что имею дело с Сайфулаем Диопом, но, поскольку мне никогда не приходилось его видеть, решил убедиться в этом и спросил:

– Кто вы такой?

– Меня зовут Сайфулай Диоп, – ни секунды не колеблясь, подтвердил он мою догадку. – Спросите вице-консула Базиленко, он хорошо меня знает.

– Почему же вы не обратились к нему? – полюбопытствовал я.

– Он рядовой сотрудник посольства. Я полагаю, эта проблема не в его компетенции, – ответил Диоп и многозначительно улыбнулся.

– Вы можете сообщить мне какие-нибудь подробности? – поинтересовался я, хорошо понимая, что сообщения Диопа может оказаться недостаточно при анализе сложившейся ситуации.

– У меня мало времени, – покачал головой Диоп. – К тому же я и так сказал вам слишком много…

Он повернулся и собрался идти к своей машине, но мой следующий вопрос остановил его:

– А вы понимаете, что вам грозит, если наш разговор зафиксируют ваши коллеги?

– Не беспокойтесь за меня, господин Вдовин, – улыбнулся Диоп. – Сегодня за вами не следят.

Он снова хотел уйти, но я задал еще один вопрос, имевший немаловажное значение для анализа мотивов поступка Диопа, а значит и для оценки достоверности его информации.

– А вам не повредит, если контакт с этим офицером будет внезапно прекращен?

Диоп задумался, а потом очень серьезно посмотрел на меня и сказал:

– Я надеюсь, вы сумеете сделать это достаточно аккуратно… Желаю вам удачи!

С этими словами он повернулся и пошел к своей машине. Расплатившись с заправщиком, он сел за руль и уехал.

Я проехал вперед, остановился у колонки, заправил машину и поехал домой, обдумывая только что состоявшийся разговор.

Сейчас, по горячим следам, все мои размышления носили сугубо предварительный характер. Чтобы сделать какие-то определенные выводы, хорошо было бы поговорить с Гаманцом и выяснить, действительно ли он встречается с офицером генштаба Ндоу и какие последствия для него может иметь то обстоятельство, что этот контакт находится под контролем местной контрразведки.

Но вот этого как раз я и не должен был делать!

Если резидент КГБ получает по своим каналам информацию, затрагивающую безопасность резидентуры ГРУ, он обязан направить ее в Центр, а уже оттуда ее переправят во 2-е главное управление генштаба, и руководство военной разведки само будет принимать вытекающие из этой информации решения и давать своему резиденту соответствующие указания. И наоборот, хотя второе происходит значительно реже, потому что военная разведка не вербует агентов в спецслужбах, деятельность которых в первую очередь влияет на безопасность разведывательной работы по всем линиям.

Но в случае с Гаманцом все было несколько сложнее, и в то же время проще.

Во-первых, информация была получена от ненадежного источника и потому ее нельзя было принимать на веру и, прежде чем направлять в Центр, следовало тщательно проверить.

Во-вторых, получив из ГРУ указание прекратить контакт с Ндоу, Гаманец сразу поймет, кто его так «подставил», после чего ни о каком деловом контакте, не говоря уж о нормальных человеческих отношениях, нельзя будет и мечтать.

Было еще и третье соображение, которое, хоть и не было непосредственно связано с информацией, полученной от Сайфулая Диопа, но тем не менее тоже влияло на мое отношение к существу дела: судьба уже сводила меня с Гаманцом лет за семь до того, как мы оказались в одной стране! Причем в тот раз она устроила все так хитро, что он даже не догадывался о нашем знакомстве и о том, что я однажды уже сыграл какую-то роль в его служебной карьере.

Произошло это в Москве незадолго до моего отъезда на работу в азиатскую страну.

Планом моей подготовки предусматривалась стажировка в московской службе наружного наблюдения, и мне предложили принять участие в эксперименте по отработке новой методики слежки за находящимися в СССР иностранными разведчиками. А методика эта состояла в том, что в бригаду, осуществлявшую наблюдение за сотрудниками иностранных посольств, подозреваемых в проведении разведывательной деятельности, включались консультанты из числа наших кадровых разведчиков, имеющих большой опыт оперативной работы за границей. В задачу этих консультантов входил анализ поведения объекта наблюдения в городе и прогнозирование его шпионских действий.

Для отработки этой методики бригады тренировались на учебных объектах, коими являлись слушатели разведывательных учебных заведений КГБ и ГРУ.

Затея показалась мне весьма интересной, и я охотно согласился.

И вот в назначенный день бригада подхватила меня в автомашину, и мы поехали в обусловленное место недалеко от Киевского вокзала, где в определенное время должны были взять под наблюдение слушателя Военно-дипломатической академии, проводившего плановую учебную операцию.

Этим слушателем и оказался Гаманец.

Правда, тогда я не знал его фамилии, но зато я хорошо разглядел его на точке опознания, затем неоднократно видел его из автомашины на различных участках маршрута, а однажды даже едва не вступил с ним в контакт. Так что возможностей запомнить его у меня было более чем достаточно.

Из своего личного опыта проведения подобных учебных операций и из полученной ориентировки я знал, что Гаманец должен в течение нескольких часов проверяться и стараться выяснить, ведется ли за ним слежка. В том случае, если он придет к выводу, что слежки нет, Гаманец должен был провести в обусловленное время какую-то разведывательную операцию.

Если же ему удастся обнаружить слежку, то он должен отказаться от проведения мероприятия и, чтобы не нарушать учебный план, провести его позднее, когда, по условиям учебы, закончится заранее предусмотренное время наблюдения.

В задачу бригады входило вести наблюдение таким образом, чтобы Гаманец не догадался, что за ним следят, и провел разведывательную операцию в запланированное время.

А в мою задачу входило по различным признакам его поведения на маршруте, известным только профессионалу, которому самому неоднократно приходилось проводить подобные операции, догадаться, какую операцию, в каком примерно месте и в какое время он намеревается провести, и заранее предупредить об этом бригаду, чтобы она смогла зафиксировать его действия.

Чтобы решить эту задачу, я разместился в «штабной» машине, разложил на коленях план Москвы и, внимательно слушая то, что говорил мне сидевший за рулем бригадир, получавший по рации доклады своих сотрудников, наблюдавших за Гаманцом, стал наносить на план весь пройденный им маршрут.

А маршрут этот был довольно замысловатым: от Киевского вокзала Гаманец доехал на метро до станции «Октябрьская», а оттуда на троллейбусе до издательства «Мысль» на Ленинском проспекте.

Я подумал, что он сейчас посетит издательство и будет шляться по его запутанным коридорам, и с самого начала несколько усомнился в его профессиональных способностях. А усомнился потому, что издательство «Мысль» в течение многих лет было излюбленным местом проверки сотен будущих разведчиков, в связи с чем не проходило и дня, чтобы кто-то из них, а то и несколько сразу не посещали какую-нибудь редакцию и не задавали ее сотрудникам дурацкие вопросы. Дело дошло до того, что сотрудники издательства в конце концов догадались, что это за странные посетители, и обратились в соответствующие ведомства с просьбой оградить их от этих визитов и не мешать им работать.

Но Гаманец оказался хитрее, чем я подумал, и зашел не в издательство, а в расположенный неподалеку телецентр.

Затем на троллейбусе он вернулся к метро и доехал до станции «Новокузнецкая», где побывал на Гостелерадио. Выйдя оттуда, он сел на трамвай и поехал в сторону Яузских ворот.

Мы опередили его на автомашине и, проскочив Устьинский мост, встали у библиотеки иностранной литературы, ожидая, что он будет делать дальше.

Когда следовавший с ним в трамвае сотрудник наружного наблюдения подал сигнал, что Гаманец собирается выходить, я предложил бригадиру сработать на опережение и вызвался занять позицию в библиотеке на тот случай, если Гаманец направится туда, чтобы осуществить какое-нибудь мероприятие. А вызвался я потому, что один из всей бригады был в костюме и галстуке, что более всего соответствовало характеру этого учреждения.

Бригадир дал добро, я выскочил из «Волги» и вошел в библиотеку. У меня не было рации, и мне оставалось только ждать. Расчет оказался верным: выйдя из трамвая, Гаманец действительно направился в библиотеку, рассчитывая, что за ним последует кто-то из ехавших с ним в трамвае людей или он заметит другого наблюдателя, пересекающего пустынную площадь.

Но никто за ним не последовал и площадь не пересек, поскольку наблюдавший за ним сотрудник уехал дальше, предупрежденный бригадиром, что библиотека уже перекрыта, и это, видимо, успокоило Гаманца.

Когда он вошел в вестибюль, я оживленно болтал по-английски с сотрудницей библиотеки, изображая из себя иностранца. Гаманец потолкался в вестибюле, ожидая, что за ним кто-то войдет. На меня он не обратил никакого внимания и потому не запомнил.

К нашей большой удаче, вслед за Гаманцом в библиотеку в течение нескольких минут никто не входил, даже случайные посетители, которых он мог бы принять за сотрудников наружного наблюдения. Это окончательно его успокоило. Он постоял в вестибюле, почитал объявления, затем вышел из библиотеки и направился в сторону Таганской площади.

Увидев в окно, как он скрылся за углом, я закончил разговор и вышел из библиотеки. Через минуту подъехал бригадир, предусмотрительно спрятавший автомашину в ближайшей подворотне, и мы поехали на Садовое кольцо.

Затем Гаманец еще несколько раз выходил из метро, ездил в троллейбусах и автобусах и снова пользовался метро, пытаясь выявить за собой наблюдение. Конечно, ездил он не просто так: каждая его поездка была оправдана посещением какого-то учреждения, аптеки или магазина и имела вполне логичное объяснение, так что внешне все выглядело так, как будто он занимался какими-то служебными делами, а попутно решал свои личные проблемы.

Маршрут был продуман неплохо, и Гаманец сумел бы, наверное, обнаружить слежку, если бы не одно обстоятельство: в тот день ему крупно не повезло, потому что по случаю эксперимента, в котором была очень заинтересована наша контрразведка, слежку за ним осуществляла многочисленная и квалифицированная бригада, имевшая большой опыт наблюдения за американскими разведчиками. Да и эксперимент этот проводился как раз для того, чтобы добиться большей эффективности в разработке сотрудников ЦРУ.