Текст книги "Пророки и поэты"

Автор книги: Игорь Гарин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 23 страниц)

В дни, пока златой наш век

Царь бессмертных не пресек,

Под надежным Зодиаком

Люди верили собакам.

Псу достойному герой

Жизнь и ту вверял порой.

Ну, а ты, дворняга злая,

Ты, скребясь о дверь и лая,

Что наделал мне и ей,

Нежной пленнице моей,

В час, когда мы, бедра в бедра,

Грудь на грудь, возились бодро,

Меж простынь устроив рай,

Ну зачем ты поднял лай?

Отвечай, по крайней мере,

Что ты делал возле двери,

Что за черт тебя принес.

Распроклятый, подлый пес?

Прибежали все на свете.

Братья, сестры, тети, дети,

Кто сказал им, как не ты,

Чем мы были заняты.

Что творили на кушетке!..

И – рядом:

Мой мозг и сердце обветшали,

Недуги, беды и печали,

И бремя лет тому виной

Где б ни был: дома ли, в дороге,

Нет-нет – и обернусь в тревоге:

Не видно ль смерти за спиной?

Жизнелюбие и жизнеутверждение и – разлад с действительностью, прелестные шалости и – тягостные, мучительные откровения, потрясающая любовная лирика и – трагические ноты "Сожалений" и "Жалобы на Фортуну", цинизм "Книжки" и – пароксизм "Своей Музе"...

Что Малербу и Буало казалось образцами дикости и безвкусицы, чему раз за разом выносили обвинительные приговоры, для Сент-Бева, да Виньи, Нерваля, Банвиля, Флобера, Гюго оказалось стволом великого древа поэзии, сплошь разобранной на эпиграфы и цитаты.

Ронсар прожил нелегкую жизнь. В юности его поразила глухота, в молодости придворный поэт Милен де Сен-Желе издевался над его поэтической манерой, в зрелости он стал мишенью яростных и злобных нападок всех крамольных групп, обвинивших его в приверженности существующему порядку. Вчерашние друзья и ученики оскорбляли его в своих пасквилях за то, что он стал петь на церковный манер, заменив голос своей Музы звуками мессы. Зато он получил послание папы Пия V с благодарностью за поддержку религии.

Ронсар не только внес в поэзию новые идеи, не только обогатил ее музыкальностью, лирической исповедальностью, поэтической раскрепощенностью, но – очистил язык, создал новые виды поэтической строфики, ввел аллитерацию, эховидную рифму, строфу с переносами...

Плененный в двадцать лет красавицей беспечной,

Задумал я в стихах излить свой жар сердечный,

Но, с чувствами язык французский согласив,

Увидел, как он груб, неясен, некрасив.

Тогда для Франции, для языка родного,

Трудиться начал я отважно и сурово.

Я множил, воскрешал, изобретал слова

И сотворенное прославила молва.

Я, древних изучив, открыл свою дорогу,

Порядок фразам дал, разнообразье – слогу,

Я строй поэзии нашел – и, волей муз,

Как Римлянин и Грек, великим стал Француз.

Язык поэзии, хотя и произошел от обыденного языка коммуникации, однако, находился с ним в таком же соотношении, как Оксфорд с портом Дувра. Все поэты – творцы нового языка, и Ронсар – первый из них предвосхитил бесподобные опыты Рембо, Малларме, Эллиота и Джойса.

Быть может, допустимо характеризовать поэта в зависимости от

пропорции, в какой представлены у него два эти языка: один

естественный, другой – очищенный и культивируемый исключительно на

предмет роскоши? Вот прекрасный пример – два поэта одной эпохи и одной

и той же среды: Верлен, отваживающийся сочетать в своих стихах самые

расхожие формы и самые обиходные речения с весьма изощренной поэтикой

Парнаса; и Малларме, создающий почти всецело свой личный язык

посредством тончайшего отбора слов и причудливых оборотов, которые он

строит или заостряем, неизменно отказываясь от слишком легких решений,

предопределяемых вкусами большинства.

Но – увлекшись любимой темой – я отклонился. В каждом Возрождении заложено свое антивозрождение, свой Микеланджело, в каждом Просвещении свой Монтень, в каждом гуманизме – свое зверство, нечто вроде "реального гуманизма" с кумачом и топором.

Микеланджело оказался достаточно широк и для филигранной отделки, и для создания концепции "nonfinito" – незавершенности, незаконченности, полифонии отсутствия. Он и был полифонией, обилием, подвижностью. Конечно, тому, что Леонардо или Буонарроти часто прерывали свою работу, оставляя ее незавершенной, можно найти рациональное истолкование, но если учесть мощь этого гения и острое чувство трагического, боль одиночества и обостренную зрелищем finis Italiae горечь крушения мира по возвращении в Рим 1534 года, если вспомнить яростную духовность его "Страшного Суда", то в мироощущении этого колосса мы обнаружим все необходимое для трактовки Ренессанса как самой трагичной из эпох.

Разве Возрождение не испытывало кризис за кризисом? Разве не было "Ворона" Боккаччо и мизантропии Жоделя? Разве Савонарола не оказался сильнее покаявшихся Пико и Полициано? Разве гуманизм не перерос в аристократизм и сверхчеловечность? Разве из любования эллинизмом не выросло холодное эстетство, любование стилем и формой? Разве индивидуализм не привел "республику ученых" к ужасающей взаимной нетерпимости, грязным склокам и непримиримой вражде?

Ренессанс – это бесстыдство Аретино и жадность Филельфо, клевета Браччолини и ссора Пульчи с Лоренцо Великолепным, неистовый фанатизм Савонаролы и неукротимое честолюбие Бруни, обидчивость, ехидство и мелкое тщеславие Полициано, ссоры из-за комара и – нередко – комариный писк...

Тона резки и двухцветны. Переходы отсутствуют. Голоса резки и громки. Мы зовем это целостностью, но это – монологичность, монолитичность, узость проблематики. Богатство европейской мыслительной традиции возникло не в эпоху Ренессанса, а в процессе его самоотрицания. Чтобы появились Монтень и Шекспир, надо было отречься от Лоренцо Валлы и Савонаролы.

Пытаясь "трезво смотреть на суровые и неумолимые законы человеческой природы", гуманисты начали опасную операцию рассечения добра и зла. Решая вопрос о свободе воли, Салютати сформулировал доктрину героической добродетели – направленности человеческой природы к добру и общему благу. Признавая приоритет воли над разумом, Балла отнес волю к добродетели: воля, или любовь к благу, писал он. Воля божественна, а потому не может быть злом – такова логика гуманизма.

Этика Возрождения начинала поворачиваться спиной к жизни, готовя почву для утопии. Бруни считал, что все, что делают люди, они делают для блага, что цель человека и благо – совпадают. Как ни гуманно это выглядит, но, мягко говоря, не вполне отвечает правде жизни.

Ренессанс – не только героический пафос утверждения человека, но мир героев Шекспира, мир человеческих вожделений и слабостей, непримиримых антагонизмов и безумной борьбы за власть, циничных честолюбцев и невежественных плебеев.

Да, Шекспир – гуманист, но не в марксистско-ханжеском, лживом и лицемерном понимании гуманизма. Шекспир-гуманист, принимающий жизнь не как утопию, а как реалию со всем ее злом, низом, болью и смертью.

Просвещению нравилась комедиография Потрясающего Копьем, но не его художественное мастерство, не его психологизм, не его углубленность. Это легко понять: шекспировские представления о человеке, жуткие глубины человеческой натуры, ярость страстей не вписывались в доктрину души "чистой доски", которую предстояло записать Учителям человечества.

Почти все в Ренессансе, что не происходило от Средневековья, потерпело фиаско. Причина не в "жестокости века" и не в "страшных ударах, нанесенных гуманизму – "причина в отказе последователей Пико делла Мирандола от реалий природного человека, в приписывании зла не человеческой природе, а внешним силам. Шекспир не был разочаровавшимся "трагическим гуманистом", Шекспир был Гамлетом.

Сам я скорее честен; и все же я мог бы обвинить себя в таких

вещах, что лучше бы моя мать не родила меня на свет.

Быть честным при том, каков этот мир, – это значит быть

человеком, выуженным из десятка тысяч.

Возрождение стало той точкой истории, где гуманизм обернулся своей противоположностью, где культура свернула на дорогу ведущего к нам натурализма: дорогу, приведшую в науке к Бэкону, в социологии – к Руссо, в антропологии – к Ницше. Искусительные идеи неограниченности человеческих возможностей, непрерывности прогресса и лучшего из миров полностью вытеснили эсхатологические мотивы борьбы Бога и Дьявола в душе отдельного человека.

Если Возрождение было первым толчком к двум взаимоисключающим опасностям – индивидуализму и омассовлению, то Просвещение в лице Жан-Жака оказалось настоящим змеем-искусителем. Когда Достоевский, Бэббит, Хьюм, Элиот, Ливис или Маритэн зовут человека назад к догуманистическому периоду или констатируют смерть гуманизма, они протестуют против лжи, берущей начало в Возрождении. Основная ошибка, писал Хьюм, состоит в том, что человечеству присваиваются черты идеальности и совершенства, что сопровождается неимоверно трескучей болтовней. Возрождение – забвение первородного греха, а связанный с ним гуманизм – эйфория, блаженное состояние курильщиков опиума, располагающее к расслабленной любви. Гуманизм, если это не подвижничество Франциска Ассизского, не более чем болезнь, симптомами которой является словоблудие и галлюцинации в духе Мавра: потуги велики, а буржуазность препятствует.

Поспешность – вот что убивает культуру. Симпатия к Средним векам, постоянная оглядка на величественную эпоху Шартра и Нотр-Дама – не каприз консервативных интеллектуалов, но страх перед убийственной бездушностью прогресса.

Ибо то, что мы видим повсюду в нашем современном обществе, когда

внимательно присматриваемся к его научному прогрессу, – это варварское

нарушение закона меры.

Возрождение, разрушив медлительность и цельность Средневековья, соответствующую геологическим темпам эволюции, породив Просвещение, утопию, экстремизм и нас, приведя к убийственным скоростям изменений, не сделав человека ни на йоту лучше, заразило его иллюзией, каждодневно разбивающейся и делающей жизнь невыносимой. Эта иллюзия – вера в вымышленного Человека, отличающаяся от веры в Бога бесконечным лицемерием и обманом. Бог безмолвствует, человек калечит, сводит с ума, ошпаривает стрессом, требует и вербует. Бог одухотворяет, человек опредмечивает. Бог просветляет, человек одурманивает. Там – мессы и соборы, здесь – бомбы и ракеты. Вот этого-то и остерегались все "воинствующие реакционеры" задолго до начала "покорения природы".

Эзотерия, эскапизм, антидемократизм, антиисторизм утонченных натур выражали их отчаяние при виде распада общества в результате революций, прогрессов, идеологий и передовых учений, ведущих к омассовлению, одурачиванию, утрате религиозных и этических идеалов. Так ренессансной культуре большинства, дискредитировавшей себя насилием, конформизмом, обездуховлением, была противопоставлена эскапистская культура меньшинства, элитарность, необходимость сохранить утонченные стандарты, искренность, исповедальность, образ жизни и мысли во враждебном обществе.

НАЧАЛО

Мы рассказываем историю предков Шекспира, о времени и

месте его рождения, о школе и школьных товарищах, заработках,

женитьбе, выходе в свет его книг, его популярности и его

смерти, и когда мы подходим к концу всей этой болтовни, мы

видим, что нет ничего общего между всем этим и воплощенным

божеством.

Эмерсон

Обыденная жизнь – ее наши слуги могли бы прожить за нас,

как заметил Вилье де Лиль. Вынюхивать закулисные сплетни:

поэт пил, поэт был в долгах. У нас есть "Король Лир" – и он

бессмертен.

Джойс

По сравнению с Данте Шекспир ближе к нам на три столетия, но достоверных сведений о его жизни, пожалуй, еще меньше. Если Боккаччо хотя бы оставил биографию Данте, то никто из идущих за Шекспиром не сделал и этого. Не сохранилось ни писем, ни дневников, ни воспоминаний близких или друзей. В биографии Великого Вила столько домыслов, что это дало основание Марку Твену пошутить: она напоминает скелет бронтозавра, восстановленный по одной кости. При том, что Шекспиру посвящается около трех тысяч работ в год, его жизнь целиком состоит из "белых пятен". Сохранившийся десяток бесспорных документов не намечает биографию Шекспира даже крупным пунктиром – в лучшем случае редкими вехами. Поэтому описание жизни художника невозможно без субъективного домысла историка. Впрочем, не в меньшей мере это относится и к биографиям Пушкина и Толстого, изученным по дням и часам. Лично я "научным" биографиям предпочитаю художественные, написанные великими мастерами, заполняющими лакуны фантазиями равновеликих творцов. Беда в том, что для Шекспира трудно подобрать ровню: фантазия же малых несравненно беднее жизненной правды великих.

Ю. Домбровский, импровизируя жизнь Шекспира в "Смуглой леди", поступил, пожалуй, правильнее, чем педанты-историки, которые воссоздавали ее по документальным крохам, никак не соответствующим жизненному обилию этого грандиозного человека. Может быть, так угодно было судьбе, что фантазии о Шекспире получили полный простор, как нельзя более отвечающий его духу.

Уильям Шекспир, первенец Джона Шекспира и Мэри Арден, родился 23 апреля 1564 года. Через четыре года после его рождения отец был избран бейлифом Стратфорда. Мать поэта была дочерью крупного землевладельца. Чем занимался отец до избрания городским головой, точно не известно: по недостоверным источникам он был то ли мясником, то ли торговцем, то ли перчаточником. Джон Орби, один из первых биографов Шекспира, свидетельствовал:

Его отец был мясником, мне говорили некоторые из их соседей, что,

будучи еще мальчиком, он занимался ремеслом своего отца, и когда надо

было заколоть теленка, то, приступая к этому, он произносил речь в

торжественном стиле.

У Джона и Мэри было много детей. Три девочки умерли в детстве, об остальных братьях и сестре имеются лишь отрывочные сведения. Младший брат Уильяма Эдмунд – разница в возрасте составляла 16 лет – юношей переехал в Лондон и работал в труппе старшего брата. Он умер молодым в 1607-м. Мать поэта пережила младшего сына на год.

Среду, в которой родился и рос Шекспир, характеризует небольшой штрих все женщины в этой семье, включая дочерей поэта, были неграмотны. Впрочем, в те времена образование не считалось привилегией. Аристократы писали нарочито неграмотно, дабы их, не дай бог, не приняли за писцов. Тем не менее в грамматической школе Уильям изучал латынь и греческий, но, видимо, не достиг особых успехов – "знал латынь слабо, а греческий еще хуже". Учение прервалось рано, когда отца постигло банкротство, вынудившее его продать наследственные владения жены и скрываться, дабы не угодить в долговую яму. В 1586-м отец был исключен из списка городских олдерменов.

Что представлял собой город, которому поэт дал мировую славу? Великий актер Гаррик называл Стратфорд "самым грязным, невзрачным и неприглядным заштатным городом во всей Великобритании". Но есть множество противоположных мнений, и то, что великий поэт в конце концов вернулся умирать на родину, свидетельствует само за себя.

Стратфорд-на-Эйвоне был дорожным узлом торговых путей, ведших из столицы на север страны. Город часто посещали театральные труппы, и юный Шекспир рано познакомился с балаганом. Театральные навыки входили в его жизнь и через школу, где для лучшего усвоения латыни ученики разыгрывали комедии Теренция и Плавта или на уроках риторики произносили написанные ими речи.

Женитьба Шекспира не могла не стать поводом для исторических анекдотов. Согласно легенде, он ухаживал за Энн Уэйтли, но вынужден был жениться на соблазненной им Энн Хетеуэй. На самом деле произошла путаница имен: в канцелярии Вустерского епископата было ошибочно выдано разрешение на брак Шекспира не с Энн Хетеуэй, а с Энн Уэйтли. Последняя, кстати, завершает список имен "подлинных авторов" пьес Шекспира. Из-за описки регистратора возникла целая ветвь шекспироведения, в которой Энн Уэйтли приобрела сразу несколько биографий (дочь купца-авантюриста, монахиня, связанная с Шекспиром платонической любовью и т. д.) и получила авторство наследия двух величайших гениев Англии – Марло и Шекспира (вначале создала пьесы Марло, произвела переворот в английской драме, создала белый стих, а затем принялась "писать Шекспира"). Будучи монахиней, она якобы не могла стать женой Шекспира и уговорила его жениться на другой женщине, рассказав об этом в произведении, которое ныне именуется "Сонетами" Шекспира.

18-летний Шекспир женился на женщине, которая была на 8 лет старше его. Как и мать поэта, Энн Хетеуэй была дочерью состоятельного землевладельца из деревни Шоттери. Видимо, Уильям и Энн были знакомы уже в раннем детстве. Брак был поспешным из-за ожидания ребенка. Уильям и Энн обвенчались 28 ноября 1582-го, а 26 мая следующего года уже крестили дочь Сьюзен.

Парень, ты женишься на богатой девке, которая старше тебя на семь

лет. И я вижу уже, куда у тебя глядят глаза, – ты гуляка, парень, и

человек легкой жизни, но сейчас ты, кажется, уж налетал порядком, ибо

у меня тяжелая рука, и кого я, поп, соединил железными кольцами, того

уж не разъединят ни люди, ни Бог, ни судьба.

В 1585-м Энн родила двойню – дочь Джудит и сына Гамнета. Мальчик умер в 1596-м, а обе дочери пережили отца. Не получивший серьезного образования и не имевший профессии молодой Шекспир оказался главой большой семьи и не мог рассчитывать на чью-либо помощь. По недостоверным преданиям, он то ли учительствовал в Костуолдском округе, то ли занимался ремеслом, то ли примкнул к бродячей труппе и вел жизнь балаганного актера. Причина отъезда Шекспира из Стратфорда не известна. Через три года после свадьбы он покинул жену с тремя детьми и выехал в неизвестном направлении.

– У него было на добрую деньгу ума и память далеко не дырявая. Он

нес свои воспоминания при себе, когда поспешал в град столичный,

насвистывая "Оставил я свою подружку". Не будь даже время указано

землетрясением, мы бы должны были знать, где это все было – бедный

зайчонок, дрожащий в своей норке под лай собак, и уздечка пестрая, и

два голубых окна. Эти воспоминания, "Венера и Адонис", лежали в

будуаре у каждой лондонской прелестницы. Разве вправду строптивая

Катарина неказиста? Гортензио называет ее юною и прекрасной. Или вы

думаете, что автор "Антония и Клеопатры", страстный пилигрим, вдруг

настолько ослеп, что выбрал разделять свое ложе самую мерзкую мегеру

во всем Уорикшире? Признаем: он оставил ее, чтобы покорить мир мужчин.

Но его героини, которых играли юноши, это героини юношей. Их жизнь, их

мысли, их речи – плоды мужского воображения. Он неудачно выбрал? Как

мне кажется, это его выбрали. Бывал наш Вилл с другими мил, но только

Энн взяла его в плен. Бьюсь об заклад, что вина на ней. Она опутала

его на славу, эта резвушка двадцати шести лет. Сероглазая богиня,

что склоняется над юношей Адонисом, нисходит, чтобы покорить, словно

пролог счастливый к возвышенью, это и есть бесстыжая бабенка из

Стратфорда, что валит в пшеницу своего любовника, который моложе нее.

Джойс в ЭУлиссеЭ намекает, что Энн Хетеуэй "свалила" не одного Уильяма, но и его брата Ричарда – не отсюда ли образ Ричарда III-го?..

Так или иначе, в конце 80-х-начале 90-х годов безвестный лицедей оказался в Лондоне в труппе, пользовавшейся покровительством лорда Стренджа.

ТЕАТР

– Представление начинается. В полумраке возникает актер,

одетый в старую кольчугу с плеча придворного щеголя, мужчина

крепкого сложения, с низким голосом. Это – призрак, это

король, король и не король, а актер-это Шекспир, который все

годы своей жизни, не отданные суете сует, изучал "Гамлета",

чтобы сыграть роль призрака. Он обращается со словами к

Бербеджу, молодому актеру, который стоит перед ним по ту

сторону смертной завесы, и называет его по имени:

Гамлет, я дух родного твоего отца

и требует себя выслушать. Он обращается к сыну, сыну души

своей, юному принцу Гамлету, и к своему сыну по плоти,

Гамнету Шекспиру, который умер в Стратфорде, чтобы взявший

имя его мог бы жить вечно.

Джонс

Хотя началом драматургического творчества Шекспира принято считать 1590 год, видимо, работа его в театре началась до приезда в Лондон. Есть ряд основательных свидетельств того, что с 1586-го он работал в труппе, гастролирующей в провинции.

Согласно одной из легенд, воспроизведенной Николасом Роу будто бы со слов Уильяма Давенанта, Шекспира приняли в труппу "в самом низком качестве" (по версии Р. Шилса – сторожем лошадей), "но его поразительный ум и врожденная способность к сцене вскоре помогли ему завоевать признание".

Театры в елизаветинскую эпоху называли каналами пороков, к актерам относились как к черни. Возможно, Шекспир сам разделял это мнение, но мне трудно себе представить, что он смотрел на сцену как на искусство дешевого вкуса.

Именно театр позволил Шекспиру сблизиться с кружком Саутгемптона. И именно сблизившись с ним, он узрел перспективу стать поэтом рангом Спенсера. Возможно, окунувшись в поэзию. Шекспир временно отошел от театра, став придворным графа. Но оказалось, что быть при дворе не менее тяжко, чем жить на подмостках.

Мы мало знаем о Шекспире-актере. Он не играл главных ролей, а в 1604-м вообще перестал выходить на сцену. Один из первых биографов сообщал, что вершиной актерской карьеры стала роль призрака в "Гамлете". Известно также, что он играл старого слугу в "Как вам это понравится" и второстепенные роли в пьесах Бена Джонсона. Дарования драматурга были неизмеримо выше дара лицедея. О режиссерском призвании Шекспира можно судить по знаменитым советам, которые Гамлет давал актерам.

Когда Шекспир покинул Стратфорд, ему было чуть больше двадцати. В 25 он уже был автором первой пьесы, имевшей успех. Он выбрал тему, которой до него никто не касался, – междоусобную династическую войну. Пьеса была поставлена в 1590 году, окончательно утвердив автора в правильности выбранного пути.

3 марта 1592 года еще больший успех имела постановка одной части трилогии "Генрих VI". По словам Нэша, зрители рыдали от восторга. Тогда же Роберт Грин написал разгромную статью "На грош ума, купленного за миллион раскаянии" – первую и последнюю критику Шекспира, которой он подвергся при жизни. И статья Нэша, и статья Грина, опубликованная Четлом, свидетельствуют как минимум о том, что к 28 годам у Шекспира была немалая известность.

Во времена Шекспира в Лондоне было четыре театра и обитало около ста поэтов и драматургов, в том числе Грин, Лодж, Лили, Марло, Нэт, Мидлтон, Манди, Дрейтон. Всего за 45-летнее царствование Елизаветы было создано около полутора тысяч литературных произведений.

Шекспир не имел систематического образования и не был книжным человеком. Острая память и живой ум позволили ему схватывать на лету то, для чего другим требовался напряженный и длительный труд. Он помнил больше, чем знал, а знал больше, чем читал. Не получив того, чем обладали собратья по перу, он стал самым вещим из них, в который раз подтвердив первичность Божьего дара.

В 1593-м в Лондоне вспыхнула эпидемия чумы. Театры закрылись, актеры отправились в провинцию. Оставшись в Лондоне, Шекспир отдался поэзии. В этом году состоялась и его первая публикация, "первенец моей фантазии" – поэма "Венера и Адонис", а год спустя – "Лукреция". Обе поэмы посвящены графу Саутгемптону, покровителю поэта. В 1594-м были анонимно изданы и первые пьесы.

Шекспир вломился в цех драматургов, за несколько лет написав трилогию "Генрих VI", "Тита Андроника", "Ричарда III", "Комедию ошибок" и "Укрощение строптивой" – три из семи пьес по сей день не сходят с театральных подмостков!

После смерти Грина (1592), Марло (1593), Кида (1594) и ухода на покой Джона Лили у Шекспира практически не осталось конкурентов. На протяжении почти десятилетия никто не мог тягаться с гениальным молодым человеком, обладавшим к тому же неукротимой энергией. Отсутствие соперников не сказалось на творческом потенциале Страстного Пилигрима. За пять лет (1592-1596) он создал 12 пьес и две поэмы, в том числе такой шедевр, как Ромео и Джульетта. Его слава росла, современники сравнивали Барда с Плавтом и Сенекой, писали панегирики молодому поэту. К концу века наследие 36-летнего драматурга насчитывало 22 пьесы. За восемь лет – с 1601 по 1608-й-он создал еще 10 шедевров, в том числе "Гамлета", "Троила и Крессиду", "Отелло", "Короля Лира", "Макбета", "Кориолана" и "Тимона Афинского".

Первые пьесы ставились в "Розе" Ф. Генсло, однако затем он связал жизнь с "Глобусом", вступив в труппу Бербеджей, пользующуюся покровительством лорда-камергера, и став ее главным пайщиком. Ведущее место в труппе занимал Ричард Бербедж, сын основателя театра и друг Шекспира. Это был не только выдающийся актер – "восхитительный Протей, так совершенно перевоплощавшийся в своей роли", но и замечательный художник и декоратор.

Труппа состояла из 16 актеров, исполнявших главные роли. Для второстепенных ролей актеры-пайщики приглашали наемных актеров, которые зачастую играли по нескольку эпизодических ролей, написанных в расчете на разное время выхода на сцену. Поскольку пьесы шли без антрактов, драматургу приходилось учитывать необходимость передышек для исполнителей главных ролей, как и необходимость отдыха после пиковой нагрузки – эта закулисная "кухня" раскрывает некоторые секреты построения действия, в частности разгрузку premier'ов в четвертых актах.

До 1597 года "слуги лорда-камергера" арендовали здание для своего "Театра", а когда срок аренды истек, решили обзавестись собственным театральным зданием. Шекспир внес значительную сумму на приобретение земли и строительство "The Globe", став пайщиком нового театра. Строительство "Глобуса" было завершено в 1599-м. Новому театру были необходимы новые пьесы, и они не заставили себя ждать. На сцене "Глобуса" были впервые сыграны все лучшие драмы Великого Вила. С 1603 года труппа лорда-камергера стала именоваться королевской.

Этому театру он остался верен до конца жизни. Будучи, по словам Грина, "мастером на все руки", он всю свою кипучую энергию поэта, драматурга, режиссера, предпринимателя и человека направил на обеспечение успеха театра, добившись невиданных успехов.

Роль драматурга в елизаветинском театре совмещалась с функцией наставника и режиссера. Немецкий ученый Ренанус, побывавший в шекспировской Англии, писал:

Я заметил, что актеры ежедневно как бы поучаются в школе: самые

знаменитые из них обращаются за наставлением к поэтам.

Шекспир не только распределял роли и дирижировал актерским ансамблем, но и писал под определенного актера – этим объясняются такие несуразности, как путаница имен действующих лиц с именами актеров.

Несмотря на высокий патронат, театр Шекспира был коммерческим предприятием и требовал неустанных забот о процветании. В отличие от других драматургов, Шекспир помимо того, что писал пьесы и входил в труппу, был еще и совладельцем театра. Его связывали с труппой "Глобуса" не только постановки собственных пьес, поиск репертуара, но и каждодневный двадцатилетний труд администратора и менеджера. Источником его доходов были гонорары драматурга, заработок актера, актерский пай и дивиденды от ренты за театральное помещение. Вообще ему приходилось много думать о заработках и процветании театра, "ориентируя свои пьесы на медь, серебро и золото".

В 1596-м после 11-летнего отсутствия разбогатевший Шекспир впервые появился в родном городе. Здесь он купил самый богатый дом, уплатив за него 60 фунтов стерлингов – четвертую часть заработанных в Лондоне денег. Стратфордские земли приносили ему 9% годовых и быстро окупили потраченные на покупку средства.

То, что Шекспир купил дом и земельные участки в Стратфорде, а не Лондоне, свидетельствует о его планах осесть на покой в родных местах. Мы мало знаем о трагических событиях 1601-го и о причинах смерти Шекспира, но все они как-то связаны с тем, что он всегда чувствовал себя в Лондоне чужаком. К тому же в Стратфорде жила вся большая семья и родня Уильяма мать, две сестры с семьями, жена, дети. Старшая дочь Сьюзен вышла замуж за врача Джона Холла, Шекспир был на их свадьбе 5 июня 1607 года. 21 февраля следующего года он присутствовал на крещении своей внучки Элизабет.

Хотя отец Шекспира был женат на дворянке, звание жены не переходило ни к мужу, ни к сыну. Шекспир настойчиво добивался герба – не для отца и не для сына (Гамнет умер одиннадцатилетним) – для упрочения собственного социального статуса и права именоваться джентльменом. Шоу писал, что, будучи выходцем из простонародья, Шекспир приписывал себе родовитость, которой не обладал, и представлял семьи Шекспиров и Арденов благородными, а себя джентльменом в стесненных обстоятельствах из-за отцовского невезения в делах. И весь набор его причуд – демонстрируемая порочность плебса, презрение к нему, деланное высокомерие – всего лишь способы самоутверждения в духе Итона и Харроу.

Сквозь рубище порок малейший виден;

Парча и мех все спрячут под собой.

Позолоти порок – копье закона

Сломаешь об него: одень в лохмотья

Пронзит его соломинка пигмея.

При всех внешних признаках успеха Шекспира больно ранил низкий социальный статус семьи. Столь же энергично, как все, что он делал в жизни, Лебедь Эйвона принялся за добычу дворянского звания. В XVI веке это была нелегкая задача для выходца из мелкой буржуазии. Та скорость, с которой она была решена, свидетельствует о недюжинных пробивных способностях поэта. В 1596 году по ходатайству отца Шекспира главе семьи и старшему сыну было присвоено вожделенное звание, видимо, не без помощи графа-покровителя, имевшего касательство к делам геральдической комиссии.

Как в пьесах Шекспира добро соседствует со злом, так в его жизни приобретения шли рука об руку с утратами; в год получения дворянства Шекспир потерял старшего сына, шумный успех его пьес совпал со смертью отца, вернувшего к концу жизни – не без помощи сына – утраченный авторитет и приобретшего герб.

Было три Шекспира. Как можно судить по обрывкам скудной

документации о них. Одному из них пришлось писать униженные посвящения

"высокочтимым" лордам, снисходящим к актеру и сочинителю пьес. У них

приходилось поклонами и лестью выпрашивать ссуды, подарки – до

дворянского герба включительно.

Случай с дарованием герба стоит того, чтобы на нем задержаться.

Расправляясь как комедиограф со своим притеснителем лордом Люси,

Шекспир описывает его герб, строя его на словесной игре ("luces"

щуки и "louses" – вши). Высокий покровитель, усвоив уроки остроумия у

протежируемого им драматурга, тоже прибег к игре словами и шутливому

девизу: на щите, дарованном новоиспеченному дворянину, рука,

потрясающая копьем (Shake-speare) и изречение: "Non sanz droict".

Зависимость от аристократии, естественно, создавала мечту о

независимости. Хотя бы материальной. Искусству наживаться можно было

легко научиться у торговой буржуазии того времени. Все, от главных

пайщиков Ост-Индской кампании до содержателей мелкой лавчонки в