Текст книги "Попутчик, москвич и водитель (СИ)"

Автор книги: Игорь Шилов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 27 страниц)

– Какие бабы!? – картинно возмутился я. – Всё здоровье на каторге оставил, тут бы самому оклематься, а не о твоих родственницах думать.

На этом и остановились. Ден пообещал, что у них я быстро откормлюсь, оттаю душой и возможно даже прирасту к нему и его людям всем сердцем, а я заверил его, что не пожалею ни сил, ни здоровья, почти совсем не оставшегося, на общее благо и намекнул, что работника лучше, чем я, он в своей жизни ещё не видал.

Новую должность получил ещё до обеда. Старший, своим волевым решением, пристроил меня к животным, тем самым козам и овцам, которые являются основным источником дохода общины, и к которым у местных особое отношение. Работает на этом направлении больше половины списочного состава поселения и, надо так понимать, поэтому меня сюда и определили, чтобы был всегда под присмотром. Что же, я не против, тем более моим желание всё равно никто не интересовался. Надо работать с козлами, буду, мне чего, привыкать что ли.

– Вот дед, привёл тебе помощника – представил меня Ден своему самому старому родственнику, караулившему стадо, гуляющее толпой возле леса.

– И чего он умеет? – так и продолжая лежать на земле спросил пастух, внимательно осмотрев меня с ног до головы и обратно.

– Всё умеет. Он родом с новых земель, а там ты сам знаешь, каково жить – ответило ему начальство.

– Ну тогда ладно, оставляй. Погляжу, что за невидаль к нам прибило – дал добро родственник на моё вступление в должность.

После обеда, порадовавшего мой желудок первым блюдом, сытным и очень калорийным, я помогал деду скрасить его одиночество, попутно наслаждаясь воспоминаниями о недавнем, шумном застолье, где был персоной номер один, стараясь при этом не думать о том, что увидел в доме и услышал от его хозяина. Мы вместе со стариком лежали на траве, изредка, по очереди, покрикивали на отбившихся от стада баранов, травили о погоде, надоедливых мухах и комарах, как то резко переставших страдать гигантизмом, и постепенно приглядывались друг к другу, стараясь делать это незаметно и не торопясь. Не знаю на сколько я понравился старому болтуну, а он мне приглянулся сразу, после первой же его, естественно длиннющей, фразы, обращённой к могущественному светилу, доведшему полуденный зной до своей наивысшей точки. Есть у меня такая странность в характере, судить о людях по первому впечатлению, к сожалению, не всегда верно отражающему их богатый внутренний мир. Я не раз от неё уже страдал, после чего клялся себе завязать с ней навечно, но вытравить до конца её у меня так до сих пор и не получилось. Вот и сегодня моё чутьё выдало своё заключение, как обычно, быстро, нисколько не заботясь о его правильности, хотя возможно именно это и помогло мне также быстро расположить к себе умудрённого жизненным опытом человека.

К ужину, весело и споро, мы совместными усилиями, загнали нагулявшихся животных в загон, на вечернюю дойку, где их уже ждала бригада доярок, чуть ли не поголовно поглядывавшая в мою сторону откровенно зазывными взглядами. Я понимаю, что ничего в этом удивительного нет, мужиков в общине мало, да и почти все они родственники, а личную жизнь, несмотря на строгость начальства, как то устраивать надо, но всё рано чувствовал себя не уютно.

После очередного, многолюдного застолья, дед пригласил меня к себе в гости, где и пристроил на ночлег. Оказав своим благородным поступком, как он выразился, великое доверие, предложив устраиваться под навесом, на свежескошенном сене, душистом и мягком словно перина, но лежавшем всего в десяти шагах от загона. Сопротивляться не стал, пускай запашок, доносившийся слева и располагал к этому. Впечатления и стакан парного молока, выданный на поздний ужин одной из доярок, сработали лучше любого снотворного и успокоительного, не до рассуждений стало. Только прилёг, вдохнул ароматный воздух и вот уже нет меня, сморило.

Утро ещё раз подтвердило насколько вредная привычка имеется у меня и заставило снова, не помню даже в который уже раз, дать себе слово выжечь её калёным железом, из своей тупой башки. С его наступлением и до самого завтрака, в то самое время, когда мой напарник, лёжа на боку насвистывал какую то препротивную мелодию, поглядывая на то, как его подопечные пожёвывают свежую травку, его заместитель орудовал метлой и недоделанной деревянной лопатой, стоя по уши в козлином дерьме. И было мне не до вчерашних впечатлений, не до вновь открывшихся обстоятельств этого безумного мира, не до взглядов обнимавшихся с козами девиц. Думал я лишь об одном, как всё таки похожи люди, где бы и когда бы они не проживали, стоит им только палец показать, как тут же, эти создания божие, готовы оттяпать и его, и всё на чём он крепится.

После еды занимался тем же, чем и до неё, а с обеда ворошил сено, вроде, как ставшее закисать, а после ужина, когда каждая козлиная морда снова была готова отдоиться, под руководством начальства рубил жерди предметом, имевшим такое же название, как и дома, но мало чем похожим по качеству на него.

Перед самым сном, когда действие молочных продуктов, снова выданных нам одной из девушек, начало оказывать своё действие, старый, обленившийся пастух завёл шарманку и долго полоскал мне мозги своими рассуждениями о жизни.

– Вот твои родичи ушли на новые земли и чего они там хорошего нашли? Да всё тоже самое, что и здесь. Скажешь не так? – говорил он и спрашивал одновременно, но в тоже самое время ответа от меня, не ждал. – Уж я то знаю о чём говорю, бывал в тех краях. Там так же рано надо вставать, так же много работать и так же старость к ним придёт, как и ко мне. И зачем им это тогда нужно было? Здесь что ли не жилось? Себе жизнь испортили и детям своим толком ничего не оставят. Да взять вот хотя бы тебя. От хорошей жизни ты что ли на каторгу попал? От не досмотра родительского, от того, что некогда им было тобой заниматься. Всё боролись они с природой, не до тебя им было. А против неё не попрёшь. Не хочет она там, к вам лицом поворачиваться, вот вы одним навозом и живёте.

Будь я действительно выходцем из этих, новых земель, давно бы вступился за незаслуженно оскорблённых людей А так, говори, чего хочешь, мне море по колено. Но говорливого старика это, как раз, видимо и задевало, и он ещё больше старался обидеть моих мнимых родственников, чем только смешил меня и не давал заснуть.

– Чего молчишь? Молчун. Скажешь я не прав? – не выдержав моего молчаливого равнодушия, спросил старик, после очередного монолога.

– Послушай, дедушка. Чего тебе от меня надо? Болтаешь и болтай себе на здоровье, а я спать хочу. А родственников моих можешь обзывать столько, сколько тебе будет угодно, мне по барабану.

– Странный ты всё таки. Говор твой, слова эти, мне совсем не понятные, на родителей плюёшь. Да будь на твоём месте, кто другой из ваших, он бы мне уже давно всю бороду в клочья порвал. Паря, ты вообще кто?

– Кто, кто. Конь в пальто. Чего привязался, спать ложись, не то действительно не посмотрю на твой преклонный возраст и как... – возмутился я, но вовремя успел сдержать свой гнев. Не красиво это, грубить старому, почти выжившему из ума, человеку.

– Вот опять говоришь не понятно. Конь в пальто? Смешно.

Весь следующий день носил воду из озерца в поилки для животных. Занятие не на столько тяжёлое и трудное, на сколько нудное. Я ещё понимаю раз десять, ну двадцать сходить туда-сюда, по одному и тому же маршруту с тяжестями в руках, а здесь. После сорок восьмой ходки перестал считать их, дошло, что толку в этом нет никакого, да ещё вёдра эти, деревянные. Каждое килограмм по восемь весом, а вмещает в себя не больше пяти литров воды и главное они не такие, к каким привык, расширение у них не к верху идёт, а совсем наоборот. Короче вымотался так, что ни обед, ни ужин не были в радость, лишь кувшин козьего молока, за которым пришёл словно за чем то само собой разумеющимся, привёл в чувство и восстановил способность здраво мыслить. А подумать есть над чем, даже после такого короткого срока нахождения в долине, в гостях у этих трудолюбивых, как на мой взгляд так уж слишком трудолюбивых, людей.

Упорный труд, которому я отдаю все свои силы и время, способствует лишь одному, процветанию общины и этому, наверное, только радоваться надо было, если бы решил связать оставшуюся жизнь с этим общественным образованием, а я этого не хочу и отчётливо это осознаю уже сейчас. Не моё это, не нравиться мне заниматься сельским хозяйством с утра до ночи, пускай здесь и не сравнимо лучше, чем на солеварне. Да и не затем я людей искал, чтобы прибиться к ним и как то у них устроиться на всю оставшуюся жизнь. Для начала мне надо найти человека, которому давно было обещано, что приду к нему с подмогой, а потом решать, где и как, эту свою новую, жизнь налаживать. Нет, спорить не стану, моя физическая форма с такой кормежкой быстро достигнет, для меня так просто небывалого уровня, но это всё равно не позволит отправиться на поиски товарища по несчастью прямо отсюда. Напарника привлечь я не имею права, сразу по нескольким причинам, стало быть надеяться могу только на себя, а надеяться особо не на что, не достаточно у меня опыта хождения по незнакомым и, как говорят, неприспособленным для жизни местам. Но идти то всё равно надо, я же обещал Степану, что вернусь. И что тогда получается? А получается так, что без палатки, дождевика, фляжки под воду, ножа, топора, какого нибудь оружия для охоты, фонарика, навигатора или на худой конец компаса, снова соваться в плохо проходимые дебри не стоит. Следующий заход туда может оказаться последним. В общине мне эти вещи не выдадут точно и даже в долг, поносить немного и то не дадут, нет их здесь. А место, где можно раздобыть всё это, судя по тому чего я увидел в доме Дена, для меня так и остаётся загадкой, и лезть туда напролом, равносильно самоубийству, что то подобное я уже проходил, совсем недавно. Это мне повезло, что набрёл на общину, где проповедуют вечные ценности, а поселение с большим скоплением людей, о котором кое что знаю от Драпа, может встретить не так доброжелательно. И искать меня действительно там могут, я же не знаю, что у них тут за уголовный кодекс действует. Если всё это учитывать, то выход один: надо любыми способами больше разузнать о месте, называемом здесь не иначе, как "Город", о людях проживающий в нём, да и о мире, где оказался не по своей воле, тоже не мешало бы прояснить некоторые тонкости. У кого? Да, пожалуй, есть у меня кандидат, среди местных, на должность гида по этим вопросам. Привлеку недобитого чекиста в качестве проводника по тайнам здешней цивилизации, нечего только ему интересоваться, чего это я такой странный, пора и мне спросить его про то, что у них тут происходит.

Как решил, так и сделал. Только мой говорун рот перед сном открыл, как я тут же заткнул его своим вопросом:

– Я сильно извиняюсь, что раньше не поинтересовался, но лучше поздно, чем никогда. Так ведь?

– Продолжай – изумлённо глядя, как я стараюсь подражать ему, коротко, наверняка передразнивая меня, сказал старик.

– Не могли бы вы назвать своё имя и отчество? А то человек вы пожилой и всё время обращаться к вам старик или дед, мне воспитание не позволяет. Вам сколько лет стукнуло? Семьдесят, семьдесят пять? – сразу о многом спросил я, сидящего рядом человека.

– Пятьдесят девять. А что, неужели я уже на столько выгляжу, сколько ты назвал? – обиженно спросил старик.

– Да нет, это я так просто сказал, чтобы вас подзадорить – пошёл я на попятную, сообразив, как лопухнулся.

– Ну если так, для разговора, тогда ещё ничего. А звать меня можешь, как и остальные, Заноза – представился дед, но тут же спохватился и поправился: – Сильвио Ивановичем лучше зови, как родители назвали.

Я некоторое время молчал, пытаясь осознать, какое имя мне ближе, Заноза или Сильвио Иванович. Ни то, ни другое не впечатляло, хотя смеяться больше всё же хотелось над последним.

– Так если вам сейчас пятьдесят девять лет, Сильвио Иванович, то вы на много больше помните про то, что было раньше, чем кто бы то ни было из ваших родственников, живущих в общине? – спросил я, остановившись на имени с отчеством.

– Конечно – радостно ответил старик. – Я много чего помню, только им это без надобности. Никому не интересно знать, как мы до них мучились. Их интересует, что будет через двадцать лет, а не то, что было сорок тому назад.

– А мне вот интересно. Я не знаю, что сейчас вокруг происходит, каторга проклятая всю мою юность сгубила, а так хотелось бы про теперешнюю жизнь побольше узнать. Но прежде, чем про неё спрашивать у кого то, не мешало бы услышать, чего до этого у нас происходило.

– Хм. А ты не такой дурак, как кажешься на первый взгляд – сделал вывод, относительно меня, Сильвио Иванович.

Приятно разговаривать с человеком имеющем о тебе точно такое же мнение, как и у тебя о нём. До глубокой ночи этот доморощенный Андерсен рассказывал мне такое, во что верилось с трудом и от чего уши вяли. Не знаю до конца я дослушал его длиннющую историю или только часть её, но и того, что попало в меня хватило, чтобы голова утром казалась чугунной и отказывалась вообще чего то соображать. Случись так, что мне после завтрака поручили бы какую нибудь работу связанную хотя бы с маленькой долей умственной деятельности, несдобровать бы ни органу отвечающему за неё ни всему остальному организму. Но кости выпали так, как выпали, меня отправили на виноградники, растущие на склоне горы, в двух километрах от долины, где и заставили, всего то, обрывать засохшие листья, мешавшие созревать будущему урожаю. Это занятие, как нельзя лучше соответствовало моему теперешнему состоянию, а через час с мелочью, привело его в норму и позволило вспомнить ночной разговор, пускай и с небольшими пробелами.

В певучем тексте аксакала, который он вылил на меня словно ушат холодной воды, говорилось о многом, но восстанавливать его в памяти предпочёл согласно хронологической таблицы.

Много сотен лет назад – такими словами, врезавшимися мне в память, начал Сильвио Иванович свой долгий рассказ, – землю постигло огромное несчастье. Вода в одночасье затопила почти всю сушу, не пожалев ни зверей, ни птиц, ни людей.

После такого предисловия я поудобнее улёгся на соломе и приготовился слушать очередную сказку, которыми старики обычно балуют своих внуков, посчитав, что ни о чем действительно стоящем и правдивом сегодня мне услышать не доведётся. Однако уже совсем скоро понял, как ошибался, потому что в сказке этой так живо описывался знакомый и родной мне мир, с такими подробностями и нюансами, что на сказку это, почти бесконечное, повествование очень быстро перестало походить. Говорилось в рассказе и про огромные города с домами великанами, и про железных птиц, которые небрежно обозвались самолётами и про поезда, шатающиеся по рельсам из конца в конец бескрайних материков, и даже про спутники, так и названные рассказчиком, позволявшие жизнь сделать более лёгкой и весёлой. Да много о чём говорил старик, чему можно было бы и не поверить, живи я рядом с ним всю жизнь, а не будь живым свидетелем этого. Поэтому, возможно, кое что и пропускал мимо ушей впадая в размышления, но не на долго, а выходя из них, тут же вновь с головой окунался в бесконечную болтовню о том, что было раньше. Нового за пол ночи, по большому счёту, для себя так ничего и не услышал, но открыл столько, сколько за всё то время, что живу здесь, не узнал.

И вот сейчас, пускай и не на свежую голову, пришёл к выводу, который меня своей правдивостью и реальностью, просто ошеломил. Я не в прошлом, не в параллельной реальности, я дома, только в далёком будущем, пускай и не совсем в таком, о котором все мы мечтали, но в будущем, к сожалению, опустившемся в такое далёкое прошлое, что с первого взгляда даже не поймёшь, где ты. Конечно полностью полагаться на рассказ старого, пускай и умудрённого жизненным опытом человека я не собираюсь, сегодня же вечером постараюсь проверить его слова на прочность. Во что бы то не стало, прорвусь к Дену в дом и попрошу хозяина разрешить полистать стоящие на его стеллаже книжки. Его родственник мне прямо заявлял, если я ему не верю, то могу подробную информацию, почти обо всём, чего он мне тут порассказал найти там, если конечно грамоте обучен. Возможно мой вывод и скоропалительный, и он не подтвердится научной литературой, но так хочется, чтобы это оказалось правдой. По мне так лучше быть дома, пускай и где нибудь очень далеко от него по времени, чем на какой нибудь другой планете, к чему я отношу и параллельную реальность.

Посещение жилища руководителя общины, к которой я временно примкнул, пришлось отложить, приехали из города ближайшие родственники начальства и уделить кому нибудь ещё своё драгоценное время, кроме них, Ден отказался. Что же, побуду несколько часов в подвешенном состоянии, но завтра, не приму никаких отговорок и прорвусь к источнику знаний, даже если придётся при этом применить силу, сейчас он мне, как никогда необходим.

Приезд коробейников прибавил и нам с Сильвио Ивановичем работы. Прибыли на место постоянного жительства два ушастых ослика, тащившие своими маленькими ножками тяжёлые, примитивные двухколёсные телеги, гружёные разной всячиной. Вот их мы после ужина и обихаживали, сперва распрягали, я как умел, а мой знакомый вполне профессионально, затем мыли, натерая спину и все остальные части тела уставших животных жёсткими щётками, а затем поставили в стойло, к остальным его обитателям, подкинув работягам свежей травы и налив в поилку прохладной, речной воды. Когда же с работой было покончено и я выпил давно дожидавшийся меня кувшин уже остывшего молока, дед Сильвио, присев поближе и заглянув мне, почти в полной темноте в глаза, спросил:

– Ну что парень, рассказ мне свой продолжать или надоело уже слушать?

– Продолжай дедушка, вчерашний мне очень понравился. Если и сегодня так же занимательно рассказывать будешь, так я завтра готов всю работу за тебя переделать – подлив масла и так в ярко горевший в его глазах огонь, попросил я.

– Тогда слушай. Закончилось всё, как я уже тебе говорил, очень неожиданно.

Переваривать услышанное за ночь начал лишь ближе к обеду. С утра со мной знакомились заместители, отсутствовавшие на момент моего зачисления в штат организации, затем они, удовлетворившись увиденным запрягли меня на работу, не дав даже толком позавтракать и только после того, как я снова вернулся к своим непосредственным обязанностям можно было на ходу поразмыслить. Сегодня у меня, скорее всего до самого вечера, снова таскание воды вёдрами.

Дед доходчиво объяснить не сумел из-за чего конкретно началась цепная реакция, а выдвигать свои предположения по этому поводу я не тороплюсь, версий может быть много и останавливать свой выбор на одной из них, не зная истинных причин её начала, будет неправильно. Произошло и произошло, сейчас это событие меня мало трогает, больше занимает другое, получается так, что какое то время назад мне его удалось избежать, так и непознанным до сих пор способом. Ладно об этом потом. Что там дальше старик рассказывал? Вспомнил, он говорил про то, что планету трясло, заливало, и ломало на куски, жизни людей и всего живущего на нашей матушке земле, заканчивались в одночасье такими количествами, о которых даже подумать страшно. Старый об этом в красках и со всеми подробностями поведал. Мне показалось, что он смаковал все эти ужасы, повторяя снова и снова, как гибли и мучились миллиарды. Может действительно показалось, дело то ночью происходило, а в это время суток чего только не померещится. Не важно, что об этом думает потомок переживших всё это людей, важно, что десятки миллионов гибли сразу в разных уголка взбунтовавшейся планеты, в этот факт я легко поверю, и ещё большее число после того, как им пришлось испытать на себе всю губительную силу экстремальных природных явлений. Сколько это продолжалось, об этом мне не доложили, но через какое то время, возможно через несколько десятков лет или даже больше, всё стало успокаиваться и приходить в норму, если конечно существующий климат и всё, что с ним связано, можно считать нормой для тех, кто остался в живых.

Время, отпущенное на ночь шло и в какой то момент я почувствовал, что мой собеседник устал говорить о крахе планеты, несмотря на то, что он коснулся этого человека лишь опосредованно. Его можно понять, последствия произошедшего люди до сих пор на себе ощущают. Поэтому требовать большего, чем было уже сказано, я не пытался, напротив, своими вопросами подтолкнул старика к настоящему, оно меня больше интересует. И вот тут то на меня обрушилась вся неразбериха сегодняшних дней. В них намешано всё и оно так переплетено между собой, что разорвать вновь образовавшийся организм на части, навряд ли уже когда нибудь удастся, во всяком случае мне, человеку со стороны, это так показалось. Здесь крепко срослись между собой рабство и капитализм, первобытно общинный строй и военный коммунизм, одному из них я сам являюсь свидетелем, и даже социализм, где верхушке прислуживают купленные рабы, если верить словам рассказчика, где то тоже пытаются строить. Правда он конкретно такими словами не оперировал, возможно они ему и не известны, но суть происходящего до меня быстро дошла, всё же я дитя своего времени. А я ещё удивлялся, чтобы это всё значило, когда из темноты солеварни добрался до божественного света общины. Вот тебе и триста семьдесят третий год, новой эры.