Текст книги "Черта прикрытия"

Автор книги: Иэн М. Бэнкс

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 49 страниц)

Кивок официанту, перемена бокалов, новый напиток.

– А теперь – взгляни! – он решил подойти поближе к нам.

– Госпожа? – вопросительно прогудел Зей, глядя на нее бездонными темными глазами сверху вниз. Зей был выше ее чуть ли не на полметра. В его присутствии она всегда чувствовала себя младенцем.

Она со вздохом кивнула, и Зей пропустил забавно выглядевшего незнакомца.

– Добрый день, скажите, вы действительно Ледедже Юбрек? – спросил старик, улыбаясь ей. Доктора Сульбазги он приветствовал кратким вежливым кивком.

Его голос оказался настоящим, не синтезированным с помощью вокодера, и неожиданно глубоким. Вепперс перенес несколько десятков операций на голосовых связках, добиваясь, чтобы голос его был медоточив и ласкал слух всякого собеседника, обогащая его новыми атоналями и придавая несвойственные от рождения глубину и значительность, однако странный старик с легкостью заткнул бы Вепперса за пояс по этому показателю: в его голосе сквозили такие соблазнительно-сочные нотки, каких тому никогда не удавалось добиться. Ее просто шокировала такая глубина голоса человека, на вид неотличимого от доживавшего последние деньки чудаковатого старикашки. Она предположила, что у иномирцев возрастные изменения имеют другую природу.

– Да, это я, – сказала она, приветственно улыбаясь и мысленно расположив его голос в самой середине Зоны Элегантности, о которой столько трендел ее преподаватель ораторского искусства. – И вам доброго дня. Могу ли я узнать ваше имя?

– Меня зовут Химерансе. – Продолжая улыбаться, он обернулся (движение показалось Ледедже слегка неестественным) и бросил краткий взгляд туда, где Вепперс был всецело погружен в разговор с парочкой крабообразных чужаков. – Я прибыл с джлюпианской делегацией в качестве панчеловеческого культуропереводчика. Надеюсь, мне удастся сокрыть от посторонних взглядов маленькую faux pas [7]7
  Бестактность ( франц.)


[Закрыть], на которую я осмелюсь сейчас пойти.

– Как интересно, – протянула она, отчаянно сдерживаясь, чтобы не зевнуть старику прямо в лицо.

Он снова усмехнулся, скользнул взглядом по ее ногам и затем посмотрел прямо в лицо. Да уж, ты знаешь, куда смотреть, чтобы как следует изучить меня, ты, старый извращенец,подумала она. Скорее всего, старика впечатлило платье, точнее сказать, почти полное отсутствие такового. Она была обречена провести всю жизнь в максимально откровенной одежде и уже давно решила всем назло гордиться тем, как выглядит. Она и без татуировок была бы очень красива, но, коль скоро в ознаменование семейного позора ее наделили знаками Инталии, их стоило нести со всевозможным достоинством. Тем не менее Ледедже еще привыкала к своей новой общественной роли, и временами мужчины смотрели на нее так, что ей становилось не по себе. Даже Вепперс порой смотрел на нее, словно впервые: новым, непривычным, неуютным взглядом.

– Должен признаться, – сказал Химерансе, – что меня поразили Инталии. А вы, сколь я могу судить, выделяетесь даже среди представителей этой исключительной во всех отношениях группы.

– Я очень признательна вам за такой комплимент.

– Это не комплимент, – сказал Химерансе.

Тут наблюдавший за ними Зей как-то странно напрягся и, промямлив себе под нос скомканное извинение, растворился в толпе гостей с неожиданными для его комплекции изяществом и легкостью. В ту же минуту доктор Сульбазги внезапно пошатнулся, едва удержав равновесие, и, нахмурившись, принялся с подозрением изучать остатки напитка в своем бокале. В его глазах появилось странное выражение.

– Черт его знает, что они сюда добавляют, мошенники. Простите, пожалуйста, но я думаю, что мне... э-э... лучше присесть.

Сказав это, он тоже улетучился, лихорадочно высматривая по сторонам свободные кресла.

– Ну вот, – мягко произнес Химерансе, все это время не сводивший с нее взгляда. Они остались одни.

И она вдруг обо всем догадалась.

– Это высделали? – пораженно спросила она, вперив глаза сперва в широкую спину одного из Зей, торопливо отступавшего на заранее подготовленные позиции, а потом повернувшись туда, где исчез доктор Сульбазги.

– Недурная работка, верно? – сказал Химерансе с располагающей улыбкой. – Я состряпал сообщение средней степени срочности и запустил его по сети коммуникаторов охраны, а заодно учинил легкий приступ головокружения нашему доброму доктору. Надолго их это не отвлечет, но позволит мне обратиться к вам с одной просьбой. – Новая усмешка. – Можем ли мы поговорить наедине, госпожа Юбрек?

– Сейчас? – спросила она в замешательстве. Разговор так или иначе получился бы коротким. На приемах и встречах такого уровня никого – и ее в том числе – никогда не оставляют без внимания больше чем на минуту.

– Нет, – ответил Химерансе, – позже. Этой ночью, в ваших покоях. В убруатерском доме господина Вепперса.

Она с трудом подавила смешок.

– Вы рассчитываете на приглашение?

Она знала, что на этот вечер у Вепперса ничего не запланировано, кроме обычного ужина, а ей самой, кроме этого, предстояли уроки музыки и изящных манер. А потом в постель. Если посчастливится, она улучит полчасика, чтобы посмотреть телевизор. Ее никуда не выпускали без эскорта и телохранителей, так что сама мысль о том, чтобы принять в своих комнатах мужчину, даже не будь он старым инопланетянином, ее порядком развеселила.

Химерансе улыбнулся своей заразительной улыбкой.

– Нет, – сказал он, – нисколько. Я могу явиться и незваным, однако сочту за лучшее испросить вашего разрешения. Мне бы не хотелось вас перепугать.

Ей стоило немалых трудов сохранить спокойствие.

– О чем вы, уважаемый Химерансе? – спросила она вежливым и сдержанным тоном.

– У меня есть предложение, которое может вас заинтересовать. Никакого вреда или неудобства оно вам не принесет. Вам не понадобится ни с чем расставаться и ничем ради этого жертвовать.

Она решила изменить тактику и поставить зарвавшегося старого пердуна на место.

Оставив светски-обходительный тон, она спросила резко:

– А что мне за это будет?

– Вы получите определенное... удовлетворение, как только мне будет позволено подробно разъяснить цель своего визита. Впрочем, могут обсуждаться и другие виды вознаграждения.

Все еще глядя ей прямо в зрачки, он спокойно добавил:

– Боюсь, мне придется поторопить вас с ответом. Я вижу, что сюда направляется один из телохранителей господина Вепперса, оказавшийся сообразительнее остальных и обративший на нас с вами внимание.

Она почувствовала восхищение, смешанное с горечью.

В конце концов, вся ее жизнь протекала под колпаком.

– Когда вам будет удобно? – спросила она.

Она забылась беспокойным сном. Она не рассчитывала заснуть, понимая, что слишком распалена неясным, но очевидно незаконным желанием острых ощущений.

Внезапно проснувшись, она уже знала, что он здесь.

Ее покои располагались на втором уровне верхнего этажа городского дома, охранявшегося тщательнее, чем иные военные базы. В ее распоряжении находились большая комната с гардеробной и en-suite [8]8
  Ванная ( франц.)


[Закрыть]. Два больших окна выходили на освещенные мягким рассеянным светом parterres [9]9
  Цветники ( франц.)


[Закрыть]в окружении садовых скульптур и живых изгородей. Между окнами была устроена зона отдыха – низкий столик, два кресла и кушетка. На них падал частично проникавший через жалюзи свет ночного города, отраженный от облаков.

Она рывком поднялась на постели, разметав подушки.

Он сидел в одном из кресел. Она увидела, как он поворачивает к ней голову.

– Доброй ночи, госпожа Юбрек, – сказал он мягко. – Еще раз здравствуйте.

Она замотала головой и тревожно приложила палец к губам, обведя им комнату.

– Нет, – сказал он вежливо, и света было достаточно, чтобы видеть его неизменную улыбку. – Различные устройства наблюдения, которыми оборудована эта комната, не потревожат нас.

Ладненько,подумала она. Сигнализация, получается, тоже не сработает. Она почувствовала себя так, словно ее последняя линия обороны растаяла, как дым. Впрочем, нет, не последняя. Оставалась еще возможность переполошить всех криком. Но едва ли человека, который влез в работу коммуникаторов охраны, вызвал у доктора Сульбазги приступ головокружения и без каких-либо затруднений проник незамеченным в городской дворец Вепперса, можно рассчитывать привести в замешательство обычным криком. Ей снова сделалось немножко страшно.

Кресло, которое он занял, постепенно озарилось светом, позволившим ей увидеть, что он одет точно так же, как и раньше, на торжественном приеме в этот день.

– Пожалуйста, составьте мне компанию, – сказал он, указав на второе кресло.

Она накинула халат поверх ночнушки, стараясь не показывать, как сильно дрожат ее руки. Потом села рядом с ним. Теперь ей показалось, что он изменился: стал немного моложе, лицо уже не походило на ухмыляющийся череп. Он перестал сутулиться.

– Благодарю, что позволили встретиться с вами наедине, – учтиво произнес он.

– Полноте, – сказала она, подтянув колени к подбородку и охватив их скрещенными руками. – О чем будем говорить? Зачем вы все это затеяли?

– Мне нужен ваш образ. Изображение.

– Изображение?

Она почувствовала себя разочарованной. И это все? Вероятно, он говорит о снимке в полный рост и, уж конечно, в обнаженном виде. Значит, он и в самом деле просто старый извращенец. Вот уж забавно, как вещи, сперва поразившие воображение, показавшиеся романтическими и таинственными, выворачиваются грязной изнанкой наружу и сводятся к банальной похоти.

– Я хотел бы получить изображение всего вашего тела, не только изнутри и снаружи. Каждой клетки вашего тела, каждого атома. Фактически ваше тело предстанет на нем таким, каким выглядит из-за пределов трехмерного пространства, с которым вы привыкли иметь дело.

Она уставилась на него.

– В смысле, как будто из гиперпространства? – спросила она.

Ледедже старалась не пропускать лекций по естествознанию.

Лицо Химерансе расплылось в улыбке.

– Именно!

– Но зачем?

Он пожал плечами.

– Я их коллекционирую. Собираю образы, которые меня восхищают.

– Гм.

– Возможно, госпожа Юбрек, вам покажется существенным замечание, что цели мои не имеют ничего общего с сексуальным вожделением.

– Это хорошо.

Химерансе вздохнул.

– Вы – прекрасная работа, госпожа Юбрек, уникальная, если мне будет позволено сказать. Я отдаю себе отчет в том, что вы личность, индивид, человек очень умный, приятный в общении и привлекательный – для людей одного с вами рода, разумеется. Но я не смею утаить от вас истинную причину интереса, который вы у меня вызываете. Меня привлекли татуировки, от которых вам пришлось пострадать.

– Пострадать?

– Перенести? Я долго думал, какое слово выбрать.

– Нет, ваше первоначальное определение подойдет, – сказала она. – Я и в самом деле пострадала. У меня не было выбора.

– Да, я понимаю.

– Что вы делаете с этими образами?

– Я ими любуюсь. Для меня это произведения искусства.

– А у вас есть сейчас при себе образцы, которые вы могли бы мне показать?

Химерансе подался вперед.

– Вы действительно этого хотите? – Он разом оживился.

– А у нас есть время?

– Есть.

– Тогда покажите их.

В воздухе перед девушкой появилось яркое трехмерное изображение... чего? Ей трудно было догадаться. Безумный, головокружительно сложный вихрь черно-оранжевых линий, воссозданный в таких мельчайших подробностях, что отдельные завитки оканчивались в свернутых пространствах, недоступных ее зрению.

– Это, – объяснил Химерансе, – всего лишь примитивное трехмерное сечение того, что, пожалуй, уместно называть обитателем звездной магнитосферы. Горизонтальные пропорции слегка уменьшены, чтобы придать ему приблизительно сферическую форму. На самом же деле они выглядят так.

Картинка неожиданно растянулась по горизонтальной оси и сжалась по вертикальной, пока скопище черных линий, которое Ледедже рассматривала прежде, не слилось в одну-единственную, примерно метровой длины и менее чем миллиметровой ширины. Маленький символ в углу картинки, напоминавший микроскопическую коробку для обуви со скошенными краями, по-видимому, указывал на сравнительный масштаб изображения. Поскольку девушка представления не имела, что он на самом деле должен означать, проку от него не было решительно никакого. Тончайшая линия, протянутая через пылающую фоновую сердцевину солнца, вновь сделалась толще, приняв первоначальный вид.

Химерансе извиняющимся тоном заметил:

– К сожалению, практически невозможно воспроизвести эффект, какой производит это зрелище в четырехмерном пространстве. Однако я попробую.

Он что-то сделал, и Ледедже возблагодарила небеса, что сидит в кресле. Картинка, казалось, распалась на миллионы тонко нарезанных долек, пронесшихся мимо нее в мгновение ока, как вихрь сверкающих снежинок. Она моргнула и подалась назад, чувствуя себя как после приступа морской болезни.

– С вами все в порядке? – озабоченно поинтересовался гость. – Возможно, впечатление оказалось слишком сильным?

– Да нет, – выговорила Ледедже, – я в порядке. А что это было?

– Исключительно удачный образ представителя расы, чьей средой обитания, как правило, выступают магнитные поля в фотосферах звезд.

– Эта штука была живая?

– Я полагаю, она живет и поныне. Они очень долго живут.

Она посмотрела на старика. Изображение состоявшего преимущественно из тонких черных линий жителя звездных фотосфер отбрасывало призрачный свет на лицо Химерансе.

– Вы хотите сказать, что можете видеть эту картинку в четырехмерномпространстве?!

– Да.

Он повернулся в своем кресле и посмотрел на нее в ответ, то ли с затаенной гордостью, то ли с неожиданной застенчивостью. Лицо его раскраснелось. Сейчас из Химерансе ключом били такая энергия, такой энтузиазм, каких и от шестилетнего сорванца трудно было ожидать.

– Как? – спросила она пораженно.

– На самом деле, – ответил он, продолжая улыбаться, – я не мужчина и даже не человек. Я аватар корабля. Сейчас вы в действительности говорите с космическим кораблем, и это кораблю я обязан способностью показывать и записывать столь ценные четырехмерные изображения. Я так считаю, это я. Таково имя этого корабля – мое истинное имя. Когда-то я был частью флота Культуры, а теперь стал независимым кораблем, хотя и, как правило, согласовываю свои действия с теми, кого иногда относят к Затворникам. Я странник, исследователь, если угодно. Мне доставляет определенное удовольствие предлагать свои услуги культуропереводчика разным цивилизациям, то есть помогать в установлении контактов между разными видами и культурами. Такую помощь я оказываю всякому, кто о ней попросит. Есть у меня и еще одно хобби: собирать образы всего самого утонченного, изысканного и совершенного, что удается мне повидать в местах, куда забросила меня судьба.

– Вы способны получить такое изображение без ведома объекта?

– Технически это несложно. Если точнее, мне, пожалуй, ничто не было бы проще.

– Но вы предпочитаете заручиться согласием существ, которых... фотографируете.

– Не кажется ли вам, что в противном случае меня можно было бы считать бесчестным наглецом?

Некоторое время она просто смотрела на него.

– Наверное, вы правы, – медленно проговорила она. – А вы намерены с кем-то поделиться этим образом?

– Нет. Я вообще никогда раньше этого не делал. Вы первая, кому я продемонстрировал одно из имеющихся в моей коллекции изображений. У меня есть еще. Очень много.

– Не стоит, – улыбнулась она и махнула рукой, показывая, что изображение можно убрать. – Этого достаточно. – Картинка исчезла, на прощание озарив комнату яркой вспышкой.

– Вы можете быть уверены, что, в том маловероятном случае, если я решу с кем-то поделиться вашим образом, я предварительно посоветуюсь с вами на этот счет.

– Непременно?

– Непременно. Аналогичное условие распространяется на...

– А если я разрешу вам меня запечатлеть... скажите, я что-нибудь почувствую?

– Ничего.

– Гм.

Она все еще сидела, обхватив себя руками за укрытые подолом халата колени, но теперь, слегка склонив голову, высунула язык, лизнула тонкую мягкую ткань и, подумав немного, закусила ее зубами.

Выждав несколько мгновений, Химерансе осведомился:

– Ледедже, вы согласны?

Она вынула закушенный уголок халата изо рта и подняла голову.

– Я уже спрашивала: что мне за это будет?

– А что я могу вам предложить?

– Увезите меня. Заберите. Куда угодно. Помогите мне сбежать отсюда. Покончить со всей этой жизнью, на худой конец.

– Ледедже, мне очень жаль. Я не могу этого сделать.

Химерансе казался искренне огорченным.

– Но почему?

– Это будет иметь неприятные последствия.

Она бессильно уронила голову и впилась взглядом в расстелеленный под окнами коврик.

– Потому что Вепперс – самый богатый человек в мире?

– Во всем Сичультианском Установлении, если быть точным. И самый могущественный, – вздохнул Химерансе. – Есть пределы, которые я бессилен переступить. У вас, в этом мире, в Гегемонии, которую вы зовете Сичультианским Установлением, – свои законы, свой устав, свои правила, своя мораль. Все это справедливо и в вашем частном случае. Считается крайне невежливым вмешиваться в дела других рас, иначе как по очень веским причинам и в согласии с предварительно утвержденным стратегическим планом. Как бы мы того ни желали, мы не можем влезать в ваши дела просто потому, что нам вдруг приспичило посентиментальничать. Мне действительно очень жаль. Очень, очень жаль. То, о чем вы просите, я не могу вам дать.

– Значит, мне нечего у вас просить, – сказала она, зная, какая горечь прозвучит в ее голосе.

– Не сомневаюсь, что мне не составило бы труда открыть банковский счет на ваше имя с любой суммой, какую вам угодно...

– Да-да, а Вепперсу ничего бы не стоило отпустить меня на волю, – покачала головой Ледедже.

– Но я все же...

– Ладно, хватит. Просто сделайте это, – сказала она, стиснув колени еще крепче. – Мне встать или не надо?

– Нет, не нужно. Вы уверены, что...

– Просто сделайте это, – сказала она со свирепым нажимом.

– Но мне же нужно как-то вас отблагодарить, предоставить компенсацию...

– Да-да, конечно. Ну так подумайте, что бы такое мне подарить. Удивите меня, черт возьми.

– Удивитьвас?

– Вы плохо меня расслышали?

– Вы уверены?

– Да, да, да, я уверена. Вы уже сняли образ? Если нет, так чего тянете?

– Ах-ха, – промурлыкала себе под нос Сенсия, медленно кивая своим мыслям. – Да. Очень похоже.

– Хотите сказать, что этот корабль поместил мне в голову нейросетевое кружево?

– Да. Собственно, не само кружево, а его зародыш, зернышко. Нейросети растут со временем.

– Я ни разу ничего не почувствовала.

– И не должны были почувствовать, – Сенсия смотрела в пустыню. – Да. Это был Я так считаю, это я, – сказала она затем, и у Ледедже возникло впечатление, что Сенсия говорит сейчас сама с собой. – ОНК класса «Хулиган», более тысячелетия числится самопровозглашенным Эксцентриком-Затворником. Несколько лет назад совсем пропал из виду. Вероятно, он где-то скрывается.

Ледедже тяжело вздохнула.

– Я попросила меня удивить. И он поймал меня на слове.

Внутри у нее, однако, нарастало удовлетворение. Тайну удалось разгадать, это почти наверняка, а сделка оказалась удачной. В каком-то смысле та давняя договоренность спасла ее от смерти.

Но что со мной теперь станет?– подумалось ей. Она украдкой взглянула на Сенсию, чей взор все еще был устремлен в разогретую солнцем пустынную даль, где танцевали пылевые дьяволы и плавали озерные или речные миражи.

Но что со мной теперьстанет?– думала она. Стоит ли отдаться на милость этой добросердечной виртуальной женщины? Существует ли какое-то формально-юридическое соглашение между Культурой и Установлением? Не станет ли она просто еще чьей-то игрушкой или частью сделки?

Ей показалось, что уместно будет спросить об этом, и она немедленно поймала себя на том, что готовится заговорить голосом маленькой девочки, мягким, кротким, смирным, голосом, к которому она прибегала, желая подчеркнуть собственные уязвимость и беспомощность, сыграть на чьей-то симпатии, заставить кого-то если не выполнить то, чего она хотела сама, то по крайней мере проникнуться к ней сочувствием и отказаться от возможных враждебных намерений. Этот прием она испытывала бессчетное число раз, на всех подряд, от матери до Вепперса, и в большинстве случаев он срабатывал. Но она колебалась, не будучи уверена, что предпринять. Такие уловки едва ли могли считаться предметом особой гордости, и – кто знает? – вдруг правила изменились, может ли быть, что изменилось все? Решив, что настала пора начать с чистого листа, и внутренне гордясь собой, она начала ровным и недвусмысленным тоном, без неуместных предисловий, стараясь смотреть не на Сенсию, а на пески пустыни:

– Как со мной поступят?

– С вами? – старшая женщина обернулась и взглянула на нее. – Вы имеете в виду – что произойдет дальше? Куда вы отправитесь?

– Да, – кивнула она, все еще не осмеливаясь встретиться с собеседницей взглядом.

Какая странная, неслыханная, почти абсурдная ситуация,подумала она. Я в этой великолепной, самодостаточной в своей убедительности симуляции, моя судьба вверена божественному компьютеру, а жизнь начинается заново. Что можетпроизойти дальше? Позволят ли мне уйти и построить какое-то подобие жизни в этом виртуальном мире или же вернут на Сичульт, к Вепперсу, в какой бы то ни было форме? Можно ли меня просто закрыть, как любую программу?

Несколько секунд ничего не происходило. Она застыла в ожидании. Следующая фраза Сенсии определит все. В этом нереальном, смоделированном виртуальном мире, где Сенсия господствует безраздельно, ее саму может ожидать что угодно: триумф, отчаяние или просто мгновенное окончательное уничтожение. Все, что ей довелось здесь испытать (хотя в глубине души она по-прежнему не была уверена, с кем говорит и где оказалась), представляло собою лишь преддверие следующего мгновения.

Сенсия надула щеки.

– Это зависит главным образом от вас, Ледедже. Создалась почти уникальная ситуация. Прецедентов не существует. Есть у вас при себе сопроводительные документы или нет – вы в любом случае выступаете здесь как полнофункциональная, жизнеспособная, способная к независимому существованию личностная копия. Без сомнения, вы – разумное существо, и как таковое наделяетесь всеми правами и обязанностями разумных существ.

– Что под всем этим подразумевается? – спросила Ледедже. Она догадывалась, каков будет ответ, но хотела получить подтверждение из первых уст.

Сенсия усмехнулась.

– Ничего плохого. Во-первых, вы можете в любой удобный вам момент ревоплотиться.

– То есть?..

– Это технический термин, означающий, что вам предоставят новое физическое тело в базовой Реальности.

Она помнила, что разговор происходит в симуляторе, и у нее на самом деле нет ни рта, ни сердца. Но ей показалось, что сердце прыгнуло в груди, а губы разом пересохли.

– А это возможно?!

– Это не только возможно, но и желательно. В подобных случаях именно такое решение выступает предпочтительным.

Сенсия издала сдавленный смешок и обвела рукой пустыню. И там, куда указывала ее рука, Ледедже почудились смутные силуэты того, что могло быть иными виртуальными мирами или же незнакомыми ей фрагментами того, в котором они сейчас находились. Она увидела величественные, бурлящие жизнью города, перечеркнутую сполохами света горную гряду в ночи, громадный корабль (или плавучий город), покачивавшийся на волнах кремово-белого моря под лазурным небосводом, бескрайние воздушные просторы, где не было ничего, кроме огромных деревьев с полосатой корой, переплетавшихся прихотливо изогнутыми сине-зелеными ветвями. Видела она и то, чему не могла найти названия, но что, как догадывалась, стало возможным в Виртуальной Реальности, хотя в месте, которое Сенсия жизнерадостно окрестила Реальностью базовой, такие структуры и пейзажи ни за что бы не могли возникнуть. Потом все это исчезло, и осталась только пустыня.

– Конечно, вы можете остаться здесь, – сказала Сенсия, – в любом окружении по вашему выбору, или же составить себе из различных виртуальных элементов уникальную среду обитания. Но мне кажется, что вы предпочтете воплотиться в физическом теле.

Ледедже кивнула, чувствуя, что во рту по-прежнему сухо. Как можно говорить об этом с такой беззаботностью?

– Думаю, мне этого хотелось бы, – ответила она.

– Это благоразумный выбор. Следующий шаг. Поверьте мне, милочка, в нашем распоряжении находится неисчислимое количество вариантов физического облика, который вы могли бы для себя выбрать. Но на вашем месте я бы предпочла принять форму, близкую к утраченной, во всяком случае на первых порах. Контекст определяет все остальное, и тот контекст, в котором мы обычно первым долгом и оказываемся, это наше собственное тело.

Она осмотрела Ледедже с головы до ног.

– Вы довольны своим нынешним обличьем?

Ледедже расстегнула синее платье-халат, в которое была одета, и поглядела на себя, потом застегнула одеяние. Полы его развевались на горячем ветру.

– Да. – Она помедлила. – Честно говоря, мне сложно решить, нужны ли мне какие-то татуировки.

– Их легко добавить позднее, хотя воспроизвести структуру инталий, закодированную на генетическом уровне, задача не из простых. Я правда не могу этого сделать. Такую информацию обычно не разглашают. – Сенсия пожала плечами, как бы извиняясь. – Давайте вот как сделаем: я загружу несколько спецификаций и сформирую для вас изображение тела, которое вы сможете подогнать под свои вкусы.

– Вы, что ли, вырастите его для меня?

– Мы активируем заготовку.

– Сколько времени это займет?

– Здесь – сколь угодно мало. В базовой Реальности пройдет около восьми дней. – Сенсия вновь передернула плечами. – К сожалению, в моем стандартном наборе тел-болванок нет выращенного по сичультианскому шаблону.

– А есть ли тело, которое я могла бы занять прямо сейчас?

Сенсия улыбнулась.

– Не хотите ждать?

Ледедже покачала головой, чувствуя, как кровь приливает к коже. На самом деле ей захотелось поскорее выяснить, не розыгрыш ли все это. Если все и вправду так, как уверяет собеседница, то дорог каждый миг. Нельзя дожидаться подходящего тела для возвращения в нем на Сичульт. Нужно хватать то, что лежит под рукой.

– На это все еще уйдет некоторое время – около дня, быть может, – сказала Сенсия. В воздухе перед ними немедленно возникла женская фигура сичультианского фенотипа. Кожа модели была грязновато-серого оттенка. В следующее мгновение она сделалась черной, как ночь, потом почти белой, затем переменила целый спектр различных цветов и оттенков. Одновременно менялись, то увеличиваясь, то уменьшаясь, обхват талии и рост фигуры. Не столь существенные расовые различия можно было заметить в форме черепа или чертах лица.

– Когда найдете время, можете поиграть с этими параметрами, – пояснила Сенсия.

Ледедже задумалась, припоминая оттенок кожи Вепперса.

– А сколько уйдет времени, чтобы тело стало выглядеть как сичультианское, но с кожей не черной, а красновато-золотой?

Глаза Сенсии едва заметно сузились.

– На несколько часов больше. На все про все – целый день. Вы будете выглядеть сичультианкой, но, естественно, лишь внешне, а не изнутри. Анализ крови, биопсия тканей, любое хирургическое вмешательство – и ваша тайна будет раскрыта.

– Пусть будет так. Думаю, мне понравится так выглядеть, – сказала Ледедже и посмотрела Сенсии в глаза. – У меня нет денег, чтобы заплатить за тело.

Ей рассказывали, будто Культура как-то умудряется обходиться без денег, но она не поверила ни единому слову.

– Но я не потребую с вас платы, – резонно возразила Сенсия.

– Вы изготовите мне новое тело просто так? Ну, за мою благодарность?

– В привычных вам терминах уместнее будет назвать это благотворительностью. Мне это доставит удовольствие.

– Спасибо, – сказала Ледедже и отвесила официальный поклон.

Сенсия улыбнулась.

– Но я хотела бы как-то отработать билет на Сичульт, – продолжала Ледедже.

Сенсия кивнула.

– Надеюсь, мы что-нибудь придумаем, хотя слово «отработать» в Культуре означает совсем не то, что в Установлении. – Пауза. – Могу я поинтересоваться, что вы намерены сделать по возвращении?

Убить гребаного ублюдка Джойлера Вепперса,свирепо подумала Ледедже, а потом...

Но ей порой приходили в голову мысли столь тайные и опасные, что она приучилась держать их в секрете даже от себя самой.

Она мило улыбнулась, одновременно размышляя, а не читает ли все-таки эта дружелюбная виртуальная старушка ее мысли прямо сейчас.

– Мне надо как следует об этом подумать, – мягко ответила она.

Сенсия кивнула. На лице женщины ничего не отразилось.

Они сидели бок о бок, глядя в пустыню.