Текст книги "Черта прикрытия"

Автор книги: Иэн М. Бэнкс

сообщить о нарушении

Текущая страница: 40 (всего у книги 49 страниц)

Он вздохнул снова, и на сей раз явно с большим энтузиазмом.

Ну ты поняла. Мы, «Мерзавцы», должны блюсти свою репутацию. Ох, как же остальные будут мне завидовать! Ай-яй-яй. Они опоздали. М-м.

Он помедлил.

У тебя есть вопросы?

В тех кораблях были люди?спросила она.

Конечно, были, это ж ГФКФ. Но они умерли очень быстро. Очень. Даже в их субъективном восприятии – а они, верно, все были подключены к тактическому симулятору и ускорены. Я решительно отметаю все угрызения совести и прочие моральные препоны, от которых так страдаете вы, бедненькие люди. Они военные. Они знали, на что идут, и подписывали контракты с этим знанием. Они были готовы рисковать. К сожалению для них, несчастные пустоголовые ублюдки так и не поняли, с кем имеют дело. Это война, куколка моя. Режим справедливости отключен.

Изображение Демейзена, явственно двоившееся и оттого почти нереальное, висело в космосе перед нею. Он, казалось, следил за мельчайшими, практически невидимыми обломками мусора, плававшими вокруг него.

Надеюсь, такая трепка кое-чему научит этих мудаков,пробормотал аватар.

Ледедже выждала мгновение. Демейзен продолжал разглядывать космическую панораму. Он расплылся в широченной улыбке. Казалось, все на свете, не исключая и ее самой, перестало его интересовать.

Ядрена вошь,услышала она его тихий, полный счастья голос. Я только что расхерачил целый их флот. Не напрягаясь. Если даже не флот, то эскадру так уж точно. Ох, я крут. Я реально окрутел по самые адские яйца.

Если все уже в порядке, мне стоит вернуться на Сичульт,сказала она.

Разумеется, солнышко,сказал Демейзен, повернувшись к ней. На его лицо вернулась обычное нейтральное выражение. Если я не ошибаюсь, тебе там надо кого-то убить?

Протиснувшись под дверью, Вепперс медленно пополз по узорчатому, устланному ковриками полу. Теперь коридор шел под уклон, и притом так круто, что спускаться по нему, стоя на ногах, было немыслимо.

Первым живым существом на его пути оказался Джаскен. Начальник СБ пытался вскарабкаться ему навстречу, толкая перед собой щербатую дверную створку. За спиной Джаскена что-то слабо светилось, а еще оттуда доносились стоны и плач. По коридору тянуло ветерком.

– Господин, с вами все в порядке? – облегченно зашептал Джаскен, не сразу узнавший Вепперса в полумраке.

– Живой я, и даже ничего не сломал. Мне показалось, что в нас метили ядерной боеголовкой. Ты тоже видел этот блядский огненный шар?

– Я думаю, что пилоты погибли, господин. Я не могу пробиться в рубку управления. Мы открыли дверь наружу. Там еще несколько трупов, господин. И несколько раненых.

Он махнул в указанном направлении рукой, все еще затянутой в фальшивый лубок.

– Я полагаю, нам пора выбираться...

– Помощь будет?

– Еще не знаю, господин. Где-то здесь должны быть защищенные коммуникаторы. Двое Зей стерегут склад НЗ.

– Двое? Их осталось двое?

Вепперс уставился на Джаскена с подозрением. Он помнил, что на борту флайера было четверо клонов-телохранителей. А может, кто-то из них в последний момент отпросился?

– Двое Зей погибли в катастрофе, хозяин, – ответил Джаскен.

– Вот же ж блядь, – не выдержал Вепперс.

Всегда можно нанять новых, но придется угрохать кучу времени на тренировки.

– А еще кто?

– Плёр погибла, господин. И Херрит тоже. Астиль сломал ногу, Сульбазги в отключке.

Они спустились в пассажирский отсек. Там горели лампы, питаемые от аварийного генератора. Кроме того, через маленькие овальные отверстия в крыше и распахнутую наружу дверь экстренного выхода сочился скупой дневной свет.

Вепперс унюхал вонь, услышал плач, стоны, скулеж. К счастью, при таком освещении было трудно что-то разглядеть. Ему захотелось сбежать отсюда. Немедленно.

– Господин, мы рады, что вам удалось выжить, – обратился к нему один из клонов. У него текла кровь из рваной раны на голове, а рука сгибалась как-то неестественно.

Зей пробрался к ним через хаос разломанных кресел и багажа из раскрытых чемоданов. В неповрежденной руке у него лежал двусторонний коммуникатор.

– Да-да, спасибо, – рассеянно ответил Вепперс. Зей отдал приемопередатчик Джаскену. – Ну все, идите.

Он кивнул клону, отпуская его. Великан поклонился, обернулся и с трудом зашаркал обратно, разбрасывая обломки мебели.

Вепперс наклонился к уху начальника СБ и зашептал, наблюдая, как Джаскен проверяет исправность прибора и включает его:

– Что бы ни случилось, кто бы ни прилетел первым, даже если это будет флайер скорой помощи, – держись со мной рядом и никого не подпускай, понял?

– Да, господин? – моргнул Джаскен.

– Убедись, что всех вывезут и уберут обломки, но мы сядем в первое, что прилетит, и смотаемся отсюда. Только мы. Больше никто. Понял?

– Да, господин.

– Окулинзы при тебе? Они нам пригодятся.

– Нет, господин, они разбились.

Вепперс досадливо покачал головой.

– Какое-то чмо хотело меня убить, Джаскен, ты понимаешь это? Пускай думают, что я погиб. Пусть воображают, что добились своего. Ясно тебе?

– Да, господин. – Джаскен тоже затряс головой, как бы прочищая мозги. – Мне сообщить остальным о вашей гибели?

– Нет. Вели им говорить всем, что я жив, но тяжело ранен, отделался легким испугом, получил серьезные травмы, пропал без вести, впал в кому; чем больше вариантов, тем лучше. Главное, пускай твердят, что мне нельзя показываться на людях. Кто бы их потом ни расспрашивал, им станет ясно, что все лгут. Они подумают, что я мертв. И, возможно, ты тоже. Поиграем в прятки, Джаскен. Ты играл в прятки мальчишкой? Я очень любил прятаться, у меня это лучше всех получалось. Именно этим мы и займемся прямо сейчас: поиграем с ними в прятки.

Вепперс похлопал своего спутника по плечу, едва обратив внимание, что Джаскен поморщился от боли.

– В бизнесе начнется полный раздрай, но тут уж ничего не поделаешь.

Он показал на коммуникатор.

– Давай, звони. А потом найди, во что бы мне переодеться: пилотскую форму или что-нибудь другое.

ДВАДЦАТЬ ПЯТЬ

Аппи Унстриль было нестерпимо жарко. В конце концов холод, вероятно, победит: он уже просачивался через дыры в корпусе Испепелителя, тянулся к ней, неподвижно лежавшей в самом центре корабля. Собственное тепло корабля улетучивалось, вытекая в космос. Ей подумалось, что она, вероятно, замерзнет последней, станет косточкой в сердцевине плода... впрочем, уместней было бы назвать ее мякушкой.

Надо держаться. Иначе она замерзнет... хотя смерть придет тем или иным путем. Она либо заживо изжарится, либо задохнется.

В последнем сообщении Гилозоистаговорилось, что он атакован и выведен из строя. Корабль отделился от Первичной Контактной Площадки и успел пролететь не больше десяти километров, как на него обрушили удар энергетического оружия примерно равного технологического уровня, подкрепленный действием высокотехнологичного полевого разрезателя. Двигатели корабля отказали, генераторы полевой структуры разлетелись вдребезги, несколько членов команды погибли. Судно известило, что попробует вернуться в порт.

Почти одновременно аналогичным атакам подверглись и корабли ГФКФ на другой стороне Диска. Один из Малых Разрушителей был уничтожен, а остальные корабли его группировки получили очень серьезные повреждения; их вообще-то можно было привести в порядок, но случилось бы это нескоро. Тем временем Аппи и ее Испепелительрыскали по фабрикаторам и как раз заглянули в один из них, проверяя, не ведется ли там строительство кораблей.

В этот момент началось нападение. Они старательно игнорировали близкую дилетантскую Вспышку, хотя она казалась достаточно серьезной, а позиция корабля была почти идеальна, чтобы хорошенько обкурить гнездо Роя. Но они решили, что сейчас есть дела поважнее.

Ей это казалось ошибкой; Испепелительвсе-таки не был общецелевым миниатюрным кораблем, его затачивали под совершенно определенные боевые задачи. Он, как-никак, военный корабль. Достаточно сообразительный, инициативный, но тем не менее заточенный под военные нужды. Мышление его носило несомненный их отпечаток, было, если можно так выразиться, узкопрофильным. Держать орудия зачехленными, пока в нескольких минутах полета бушует дилетантская Вспышка, казалось ей абсолютно неправильным.

Но, проверив достаточно фабрикаторов, чтобы истинный размах кораблестроительной активности сделался вполне очевиден, даже Аппи признала, что есть дела поважнее. Она бы с удовольствием спустилась поглубже в распотрошенный фабрикатор, чтобы посмотреть, как именно выглядит недостроенный корабль, который они случайно обнаружили, но результаты дистанционного сканирования были недвусмысленны: конструкция простая, но достаточно опасная, так что проникновение в сам фабрикатор они после недолгого совещания сочли необдуманным риском. Фабрикатору уже ничто не помешает закончить изготовление судна. Сборщики продолжали сновать туда-сюда от периметра к центру сети, сплетенной из нитей и кабелей. Даже застынь они в неподвижности, Испепелителюпришлось бы немало потрудиться, прокладывая путь из одной ячейки в другую так, чтобы не повредить всю конструкцию. А при сборщиках за работой, мечущихся из стороны в сторону на непредсказуемых скоростях, это было бы равносильно самоубийству.

Так что они игнорировали загадочный строящийся корабль и свежую Вспышку дилетантской инфекции по соседству, сосредоточившись на задаче, которую признали более важной. Случайно выбирая один фабрикатор за другим на достаточном расстоянии друг от друга, иногда на разных сторонах Диска, они носились между ними и заглядывали внутрь, используя прискорбно ограниченные твердотельные сканеры импровизированных атакующих кораблезондов. Это оказалось проще, чем они сперва думали, ибо все осмотренные ими фабрикаторы выглядели одинаково; их стены будто короеды прогрызли в одних и тех же местах. Там, где полагалось быть толстой внешней корке, они обнаруживали тонкую кожицу, поддерживаемую балочными фермами, за ней – обширную полость, в которой суетились сборщики, сооружая что-то огромное, покамест беспомощно повисшее в центре паутины. У немногочисленного вспомогательного флота миссии Культуры едва хватило времени выбрать методом тыка каждый четвертый фабрикатор и обследовать их. После этого их атаковали.

Она смотрела на результаты очередного сканирования – да, и здесь тоже строится корабль... и тут через разноголосый щебет на открытом канале, который они все регулярно слушали, пробился сухой, обрезанный сверху и снизу по частотной полосе, сжатый от кодирования-раскодирования голос Гилозоиста. Корабль вел передачу в чрезвычайном режиме. Он сообщил, что перенес атаку неопознанного противника, получил значительные повреждения и вынужден возвратиться к причальным платформам Площадки. Когда он ушел с общего канала, там некоторое время царила полная тишина. Ее сменил бессвязный шум перекрывающихся возгласов навроде Какого хера? Что он сказал? Это учебная тревога? Да не может...

Их перекрыл вопль Ланьяреса:

– Эй! Я теряю...

И еще пара сдавленных возгласов или воплей кого-то из них, а потом снова воцарилось молчание. Она успела выговорить:

– Что проис...

В Испепелителетоже стало очень тихо.

– Тревога! Зафиксировано проникновение эффек... – начал корабль мгновение спустя. Наверное, это говорил резервный резидентно загруженный субстрат чрезвычайного положения. У маленького корабля насчитывалось четыре внешних вычислительных слоя, окружавших ядро искусственного интеллекта, но чтобы общаться с ней через доспехокостюм, требовалось оборудование, зависимое от эффекторов. Так что, когда ее окружила темная неподвижная тишина, это произошло оченьбыстро, а тишина действительнооказалась неподвижной и лишенной всяких звуков. Ей подумалось, что в корабле должна еще оставаться искра разума, на атомном или биохимическом уровне, но где бы она ни теплилась, разговоры между ней и Аппи оказались невозможны.

Каким бы подавителем эффекторов ни воспользовался нападающий, на нейросети это оружие действовало так же хорошо, как и на всю прочую начинку Испепелителя. Нейрокружево выпало из сети. Последним сообщением, по ней ушедшим, вероятно, стал аварийный сигнал бедствия Я в полной жопеили что-то в этом роде. Она точно знала, что сообщение отправлено: где-то в центре ее головы с легким треском разломилась тонкая стеклянная нить. Впрочем, эта аналогия была далека от точной. Если пытаться подыскать определение получше... то было глуховатое, плоское дзыннь!между ушей. Она его наполовину услышала, наполовину ощутила остальными органами чувств. Теперь она хотя бы знала, что предоставлена самой себе. Не слишком утешительное знание.

Она рассеянно размышляла, почему разработчики тревожной сигнализации вообще позаботились о том, чтобы в подобных ситуациях нейросеть забивалась мусором. Оставить человека в такой переделке с мертвой нейросетью в сохранявшем способность мыслить органическом мозгу – решение не из самых очевидных. Но ведь это Культура, детка. Правда превыше всего, правда предпочтительнее лжи – сколь неприятна она бы ни была и как бы ни умножила печаль. Она слыхала о поборниках чистоты настроек, которые даже отказывались от наркосекреторных миндалин и систем болеподавления. Дескать, это все так, фальшивые нашлепки.

Чудаки они, однако.

Она была обездвижена, стала узницей своего костюма, бессильная даже пошевелиться внутри гелепенного кокона. А даже если б и могла, то после освобождения из костюма ей непременно пришлось бы гадать, как открыть заблокированную дверь тесной аскетичной рубки управления, до отказа набитой дополнительным оборудованием. Да и из самого корабля выбраться, наверное, не так-то просто.

Спустя четверть часа после того, как стало темно и тихо, она услышала мягкий далекий хлопок и почувствовала радостное возбуждение. Не иначе, надежды оправдались, кто-то пришел ей на помощь, и сейчас ее спасут! Но за этим ничего не последовало. Подумав, она решила, что корабль просто столкнулся с фабрикатором, который они сканировали в момент атаки, но, скорее всего, отскочил в сторону. Как бы там ни было, они куда-то падали, хотя и очень медленно – она не чувствовала ни вращения, ни кручения.

– Что проис...

Дерьмовые последние слова, исключительно дерьмовые. Даже с Ланом она не сможет попрощаться. Ни с кем не сможет. И с кораблем тоже.

– Что проис...

Безнадежно.

Очень, очень жарко. Она старалась отсчитывать про себя время, но даже это ей сейчас давалось с немалым трудом. Все затуманилось и поблекло. Все чувства, самосознание, юмор. Осталось только ощущение тепла, источник которого был где-то глубоко внутри. Ей показалось, что это нечестно, неправильно, ведь снаружи царил страшный холод – на таком-то расстоянии от центральной звезды системы. Корабль мертв или, во всяком случае, бессилен обеспечить себя энергией и теплом. А она покончит жизнь самоубийством с помощью теплового удара, если не успеет задохнуться. Она была слишком надежно укрыта пеногелем. Холод, без сомнения, найдет путь внутрь доспехов, но это займет немало времени: дни, десятки дней, а то и больше. Тем временем биохимические внутренние процессы, что делали ее человеком, поддерживали в ней жизнь и обеспечивали питание мозга, уже убьют ее, потому что теплу нет выхода из ее тела: костюм и корабль уже мертвы и не могут его отводить. Какой мрачный способ умереть...

Ей оставались считанные часы. До недавних пор она отсчитывала время с точностью до минуты, но потом жара стала давить на мозг, и она сбилась со счета. Теперь даже для исчисления остатка жизни она бы не смогла его возобновить. В какой-то момент, думала она, ее труп остынет до нормальной температуры тела, охладится после самоиндуцированного температурного скачка. Она не знала, когда это случится. В корабле очень тепло, а двойной слой доспехов сам по себе – прекрасный термоизолятор. Чтобы улетучиться наружу, такому количеству тепла потребуются дни.

Она начала плакать. Даже не поняла, когда. Страх, разочарование, первобытный ужас зверя, пойманного в ловушку, навалились на нее. Слезы скопились в уголках глаз – в мертвом, наглухо закупоренном костюме им не нашлось иного места. Если бы костюм функционировал в нормальном режиме, они бы уже давно стекли по капиллярным отводным трубочкам наружу. Она продолжала дышать, но очень медленно и неглубоко; на спине костюма были резервуары, соединявшиеся с остальными системами механически, а запасов регенерирующих поглотителей в них ей хватило бы, чтоб выжить в течение десятков дней. Проблема заключалась в том, что костюм облегал ее слишком плотно: она не могла нормально дышать, потому что грудные мышцы бессильны были полностью расширить легкие. Но так и должно было быть, иначе бы она получила несовместимые с жизнью травмы при огромных перегрузках. Костюм просто сделал свою работу, обездвижив ее в гелепенном коконе, но тогда он еще был исправен.

Она чувствовала, как мозг отнимает кровь от остальных частей тела, а те понемногу отмирают, лишенные питательных веществ. Теперь потребление кислорода упало до минимально допустимых значений, но этого все еще было недостаточно; через некоторое время клетки мозга тоже начнут умирать от удушья, а следом и целые участки ткани. Она непрерывно секретировала размягчитель, чтобы не сорваться. Нет смысла паниковать, если это заведомо бесполезно; если ей суждено умереть во тьме и безмолвии, нужно сделать это с некоторым достоинством. Спасибо вам, наркосекреторные миндалины.

Она от всей души пожелала, чтобы виновников всей этой заварушки нашли и хорошенько выебали. Кто угодно. ГФКФ или Культура. Возможно, кому-то ее мечты о воздаянии показались бы детскими, незрелыми. Ну и хер с ними. Пускай эти гребаные ублюдки умрут ужасной смертью.

Да любой смертью, что уж там. Без разницы. Она уж как-нибудь смилостивится над ними.

Зло победило, если ты ведешь себя так, как ему от тебя и было надо, и тыры-пыры.

Ей было очень, очень, очень, очень жарко. Накатывала слабость. Сознание то и дело меркло. Она подумала, что это от кислородного голодания – или от перегрева, или от того и другого вместе? Неважно. Ей было очень одиноко. Она чувствовала себя брошенной, затерянной. Мысли плыли и двоились, личность словно бы распадалась. Смерть. Вот что это такое. Она умирает.

Ее ревоплотят, теоретически это несложно. Резервная копия у нее есть, она не забывала сохраняться точно по графику, каждые шесть часов с перезаписью поверх прошлой копии. Но разве это имеет значение? Это же будет не она. Другое тело, свежевыращенное, заполнят ее воспоминаниями, восстановлено будет все, кроме последних шести часов. И что с того?

Она здесь. Она умирает и умрет окончательной смертью; сознание и самосознание нельзя переписать, душу не переселишь. Восстановят только общую схему поведения.

Все, чем ты была, – лишь маленький, неощутимо крохотный кирпичик Вселенной,подумала она. Очень своеобразный кирпичик; он был здесьи прямо сейчас.

А все остальное – вздорные выдумки. Нет двух абсолютно совпадающих вещей, потому что их пространственные координаты всегда различаются. Ничто не может полностью соответствовать чему-то еще, потому что уникальность не воспроизводится. Ну и тыры-пыры.

Она поплыла куда-то вдаль и вглубь. Вспомнила детство, давно, казалось бы, стертые из памяти уроки в начальной школе.

– Что проис...

Сколь патетичны сии предсмертные слова.

Она стала думать о Лане.

Ее любовник, ее возлюбленный, ее любовь. Наверное, он умирает сейчас такой же смертью, в сотнях или тысячах кликов, задыхаясь от невыносимой жары в самом сердце холодного мрака. Она подумала, не поплакать ли ей напоследок, и вдруг почувствовала, как на коже проступил обильный пот. Сразу по всему телу. В кожу словно вонзились сотни крошечных колючек. Системы болеподавления сразу же активизировались и приглушили это чрезвычайно противное ощущение, помогли к нему как-то притерпеться.

Все ее тело плакало навзрыд.

Наступило время прощального поклона.

Спасибо всем. Спокойной ночи...

– Это ты тот чувак, с которым мне надо побазарить?

– Я не уверено. С кем конкретно вы бы хотели поговорить?

– С тем, кто у вас тут главный. Это ты?

– Я Адмирал-Законотворец Беттлскруа-Бисспе-Блиспин III. Моя привилегия – командовать силами ГФКФ в этом секторе пространства. А вы кто?

– Я военный корабль Культуры в-человечьей-шкуре, мое имя За пределами нормальных моральных ограничений.

– А, так это вы тот самый корабль класса «Палач», которого, как нам сообщалось, сюда направили? Как вы кстати! Мы – ГФКФ и наши друзья из миссии Культуры на Цунгариальском Диске – находимся под непрерывной и тяжелой атакой. Мы отчаянно нуждаемся в любом подкреплении, так что мы вам очень рады.

– Слышь, так это же был я. Я просто притворялся «Палачом».

– Притворялись? Я...

– Чувак, тут вот какая непонятка вышла. Вы меня обсели со всех сторон. Совсем недавно. Целая блядская эскадра: один флагманский корабль, четырнадцать поменьше и прорва кораблей поддержки плюс несамостоятельные оружейные платформы. Ну, мне пришлось их всех вырубить на хер. Извини.

Беттлскруа уставился в лицо похожему на человека существу, которое обращалось к нему с экрана.

Адмирал-Законотворец разместил свой штаб на Мечте, превосходящей ожидания– то был его флагман, один из трех кораблей класса «Глубочайшие извинения», которыми он командовал. Беттлскруа лично приказал Множественному натискуи его вспомогательной флотилии открыть огонь по кораблю класса «Палач», подоспевшему на поле боя. В ходе выполнения этой команды связь со всеми кораблями внезапно оборвалась; сперва все шло как будто бы по плану, но потом, очевидно, возникли проблемы. Корабли выпали из сети так быстро, что казалось невозможным, чтобы за столь краткое время их все могли уничтожить, поэтому в штабе Беттлскруа предположили, что пострадали сами коммуникационные устройства. Бесплодные попытки наладить связь с кораблями флотилии продолжались все время, что он вел этот разговор.

Хуже всего было то, что они потеряли из виду Вепперса на Сичульте. Согласно последним сведениям, поступившим буквально за минуты до этой неприятной беседы, в поместье Вепперса случился мощный взрыв, подробности происшествия уточнялись. Скорее всего, катастрофа имела место на пути флайера назад в главный дом. Беттлскруа пытался держать нервы под контролем и не думать о том, чтоэта новость может для него значить. Но теперь у него возникло ощущение, что держит себя в руках и старается не думать о неприятностях кто-то другой.

– Вырубить их всех? – повторил Беттлскруа осторожно. Это ведь не то, чего он боялся, ведь верно, ведь правда? – Прошу прощения, но мне не вполне ясен смысл неофициального термина, который вы только что употребили. У нас имеются некоторые сведения о столкновении, имевшем место за внешней границей системы...

– На меня напали без предупреждения, – сказало похожее на человека существо с экрана. – Я дал отпор. К тому моменту, как я закончил давать отпор, пятнадцать кораблей были уничтожены. Их не стало. Они удалены. Распылены на атомы. Ты пойми, прикол в том, что они выглядели точнехонько как корабли ГФКФ. В точности так же. Самый большой и вооруженный основательнее прочих очень похож на тот, которым ты сам сейчас управляешь. Класса «Глубочайшие извинения», если я не ошибаюсь. Странно, а? Что ты об этом думаешь?

– Признаюсь, мне сложно что-то комментировать. Ни один корабль ГФКФ никогда еще не атаковал судно Культуры.

Беттлскруа чувствовал, как у него что-то переворачивается в кишках, а кровь приливает к лицу. Он был оченьблизок к тому, чтобы вырубить все линии связи и отдышаться, привести мысли в порядок, найти в себе силы для ответа. Возможно ли, чтобы это... эта... это существоодним махом истребило почти треть его военного флота? Отважится ли он подтвердить, что корабли были посланы туда по его приказу? Чего хочет эта тварь? Провоцирует его на ошибку? Ищет оправдания для дальнейших своих действий?

Беттлскруа боковым зрением внимательно следил за своими офицерами на командном мостике. Они стояли очень тихо и старались не дышать. Их взгляды были скрещены на командире.

Человек на экране заговорил снова:

– Единственное, что мне приходит в голову: они ошибочно приняли меня за врага, который только притворяется кораблем Культуры.

Ему показалось, что мостик уходит у него из-под ног.

Он потерял корабль класса «Глубочайшие извинения». Великие Древние Боги! Его оппоненты в высшем командовании ГФКФ дали согласие на эту рискованную миссию в полном сознании того, что они могут потерять корабли и оборудование, но никто не заходил в самых мрачных своих помыслах так далеко, чтобы предположить даже на секунду, что он может потерять один из флагманских кораблей. Потерять гордость флота, корабль из линейки «Глубочайших извинений»!

Теперь все оставшиеся операции должны пройти как по маслу, чтобы его голова вообще удержалась на плечах.

– А. Я понимаю. Да, действительно. Я понимаю, – мертвыми губами проговорил Беттлскруа, прилагая все усилия, чтобы не утратить над собой контроль. – Конечно же, я не могу не обратить ваше внимание на то, что, как вы уже сказали, вы притворялись, или же продолжаете притворяться, кораблем класса «Палач»...

– Ага, было такое. Ты думаешь, корень ошибки именно в этом?

– Э-э, вам, э-э, виднее. Вы ближе к месту событий.

– А то. Ну так что ты скажешь? Это ваши корабли были? Или как?

Беттлскруа хотелось плакать, кричать, выть, скатиться из кресла под стол, свернуться там клубком и больше никогда никого не видеть, ни с кем не разговаривать.

– В составе флотилии, которой я имею честь командовать тут, на Диске, один корабль среднего класса, судно невоенного предназначения, а также восемнадцать меньших кораблей. Корабль, на котором вы меня, э-э, застали, прибыл совсем недавно, мы, э-э, вызвали его на подмогу, осознав всю сложность обстановки в этом районе.

– Вау. Круто. Быстроты это. Передай мои искренние поздравления вашим ребятам из отдела симуляции/планирования/диспозиции.

– Спасибо. Благодарю. Я не могу передать словами, как я сожалею о случившемся.

– Из того, что ты мне говорил, я так и не допер: ты подтверждаешь, что это были ваши корабли, или отрицаешь это? Ну, те, что меня атаковали.

– Очевидно, наши. Но если они действительно были нашими и при этом атаковали вас, они могли отважиться на такое только в крайнем заблуждении.

– А то. Ладно, я тут все проверю, и мы еще перетрем. А, и ты, это самое, помни: я продолжаю полет вглубь системы. На всех парах. Вы, ребятки, уж меня там дождитесь, у Диска, я буду через двенадцать с половиной минут. Я просто хотел, чтобы не было никаких недопониманий. Чтобы ты знал.

– А, да, конечно, разумеется, а вы...

– Как я уже сказал, мое имя – За пределами нормальных моральных ограничений. И, как я уже упомянул, я корабль Культуры. Это главное. Ты будь как дома, проверяй мои идентификаторы и происхождение. Я тебе помогу, чем смогу. Я твой союзник. Друг. Мир. Дружба. Культура. Все вместе. Понимаешь? Чувак, я тоже, наверное, что-то не так понял, и мне очень приятно, что мы помирились. Я счастлив буду тебе помочь. Ты не мог бы выделить мне уголок в своем тактическом субстрате? Когда я займусь тем, что мне поручено, мне очень пригодятся ваши наработки.

– А? Да, да, естественно. Все протоколы, конечно, будут согласованы.

– А я так и думал.

– Если вы не корабль класса «Палач», то каков же ваш класс? Мне нужно его указать.

– Я сторожевик. Почетный ночной дозорный.

– Сторожевик. Сторожевик. Сторожевик. Сторожевик. А. Да. Я понимаю. А, э, приветствую на борту, не сочтите за фамильярность.

– Чувак, ты че? Расслабься. Всем привет. Я буду у вас через двенадцать минут.

Беттлскруа сделал знак, чтобы линию отключили, и резко развернулся к своему начальнику службы безопасности.

– Мы передаем опознавательный сигнал Вестника истины. Какого хера эта штука разнюхала, что мы в действительности на корабле класса «Глубочайшие извинения»?!

– Понятия не имею, командующий.

Беттлскруа позволил себе выдохнуть и усмехнулся горькой, неуверенной усмешкой.

– Ну что, это сойдет за наш новый девиз, а? Мы, кажется, ни о чем понятия не имеем.

Офицер по связям с флотилией прочистил горло и робко сообщил:

– Господин командующий, один из Малых Разрушителей – он был ближе остальных к той точке, откуда вначале поступали отчеты о планируемом столкновении, – докладывает, что наблюдал вспышки орудий и прочие признаки сражения. Среди обломков, обнаруженных в этом секторе, нет следов иных кораблей, только наши.

Беттлскруа молча кивнул и повернулся к секции командного мостика, отведенной под связь с Диском и управление фабрикаторами; дежурный офицер сел в знак внимания.

– Прикажите каждому второму фабрикатору выпустить корабли, немедленно, в порядке случайного выбора, – скомандовал Беттлскруа. – Половине оставшихся выпустить корабли в течение срока от следующей четверти часа до следующих четырех часов, опять-таки в случайном порядке и случайным образом варьируя время запуска. Половине оставшихся после этой операции приказываю выпустить корабли между четырьмя и восемью часами, и так далее, пока это уже не будет иметь значения. Понятно?

– Господин командующий, большая часть из них еще...

– Не готовы и не могут выполнять боевые функции. Я знаю. Наплевать. Сделайте, как я сказал, даже если придется вытащить их из какого-нибудь фабрикатора силой. Снарядите как можно большее число кораблей из тех, чья функциональность окажется наивысшей, антиматерией из флотских запасов. Выгребайте оттуда все. Некоторые наши корабли могут и на термояде продержаться... но, конечно, не этот корабль. Не мы.

– Слушаюсь.

Беттлскруа обернулся к связистам и усмехнулся главному офицеру связи ледяной усмешкой.

– Найдите мне Вепперса. Если не Вепперса, так Джаскена. Если они пропали, найдите их. Из-под земли достаньте. Сделайте все, что в ваших силах.

Соединение прервалось.

На экране перед ними застыло изображение прекрасного Адмирала-Законотворца ГФКФ Беттлскруа-Бисспе-Блиспина III. Адмирал был как шелковый.

Демейзен обернулся к Ледедже.

– Что ты об этом думаешь?

– Он даже не моего вида, – запротестовала она. – Откуда же мне знать?

– Ну да, но у тебя же есть какие-то впечатления; давай, выкладывай...

Ледедже пожала плечами.

– Лжет, скрипя своими безупречными зубками.

Демейзен довольно покивал.

– И я того же мнения.

Она никак не могла закончить обед, для которого и опустилась на землю. Вокруг увивались просители и почитатели, они подлизывались к ней и умоляли об одном и том же. Она вздохнула, раскрыла пасть и заревела, отгоняя их, но все, кроме нескольких трусов, остались стоять там, где и были. Оторвав заднюю ногу, она взвилась в тяжелый вонючий воздух с намерением занться добычей поплотнее где-нибудь в более уединенном местечке. Каждый взмах крыльев причинял ей боль. Каждое перо и каждая связка огромных темных крыл, казалось, безмолвно вопили.