Текст книги "Черта прикрытия"
Автор книги: Иэн М. Бэнкс
Жанры:
Боевая фантастика
,сообщить о нарушении
Текущая страница: 33 (всего у книги 49 страниц)
– Он... разумен? – не поверила она. Это восклицание больше походило на крик ужаса, чем ей бы хотелось.
– Ножеракета – и та умнее, – ответил аватар насмешливо. – Но он понимает человеческую речь и способен поддерживать разговор. Он должен охранять тебя от всякой внешней угрозы, даже когда ты спишь, Лед. Он не может быть чересчур глуп.
Ее глаза полезли на лоб, дыхание сперло, она почувствовала, как ее поднимает на цыпочки.
– Эта хрень только что вставила мне что-то типа анальной затычки и маточной спирали, – сказала она, следя за тем, чтобы голос оставался повышенным на несколько тонов. – Это, надо полагать, тоже часть стандартной последовательности его действий?
– Угу. Но это тоже можно настраивать и регулировать. На тыльной стороне предплечья есть контрольные точки, и на подушечках пальцев тоже; ну, как с татуировкой, ты знаешь. Он может работать в камуфляжном режиме и принимать любой цвет по твоему желанию. Если оттенок покажется тебе слишком резким, ты всегда можешь его приглушить. Все условия для застенчивых девочек, разве нет?
Она снова посмотрела в Отражатель. Гелекокон не отражал свет, как она сперва решила. Она могла видеть под ним ставшую уже привычной татуировку. Гелекостюм оставался почти невидимым, за исключением серых тонких линий, словно бы окаймлявших края ее тела. Казалось, что эти серые полоски прочерчены прямо в воздухе.
– Он умеет говорить? – крикнула она.
– Угу-мм, – ответил аватар.
– А тебе не пришло в голову нас познакомить? – спросила она. – Мне это показалось бы уместным.
– Он хорошо воспитан и никогда не заговаривает с дамой первым, – сообщил Демейзен. – Костюм, скажи Привет!
– Привет, – произнес гелекостюм. Она подскочила от неожиданности. Голос был мягкий, холодноватый, бесполый. Источники его располагались словно бы сразу под каждым ее ухом.
– Ну, привет, – сказала она.
И поняла, что улыбается, как последняя дура.
– Госпожа Юбрек? – уточнил костюм.
– Вы угадали! – Она рассмеялась чуть громче и сердечнее, чем это входило в ее изначальные намерения.
– Не были бы вы так любезны позволить мне запустить микроволоконца в ваши ушные раковины, чтобы мы могли общаться напрямую?
– А это обязательно? – спросила она, почему-то перейдя на шепот.
– Желательно, – ответил гелекокон. – Компоненты оборудования воротничка подготовлены к восприятию глоттированной речи. Это значит, что в случае необходимости мы сможем общаться, не привлекая постороннего внимания.
– Ладно, – согласилась она. – Давай.
Пауза. Она ничего не почувствовала. Потом в ушах что-то коротко зазвенело, как очень тихий колокольчик.
– Это оно? – уточнила она.
– Да, – ответил голос гелекостюма. Его звучание слегка изменилось. – Тест: слева, справа, – сказал он, соответствующим образом перемещая кажущийся источник звука относительно центра ее головы. – Все в порядке?
– Кажется, да, – сказала она.
Новая пауза.
– Нет, костюм, я не подслушиваю, – сказал Демейзен.
Ледедже набрала воздуху в грудь.
– Костюм, подними шлем, пожалуйста.
Шлем гелекокона сомкнулся вокруг ее головы почти в то же мгновение, как затих последний звук этого приказа. Он выскочил из воротничка с тихим свистом.
Она понимала, что теперь ее голову что-то окружает, но не видела, что именно. На зрении присутствие шлема никак не сказалось. Она могла моргать. Поднеся пальцы к глазам, она обнаружила, что каждая глазница прикрыта какой-то невидимой выпучиной. Она расслабила стиснутые челюсти и высунула язык. Такая же выпучина закрывала ее рот, но теперь растянулась, следуя за языком. И такие же выпуклости прикрывали каждую ноздрю.
– Чем я дышу? – тихо спросила она.
– Воздухом, наверное, – крикнул аватар.
– Воздухом из окружающей среды, – подтвердил гелекокон. – Я зарядил резервные емкости сжатым воздухом модуля в качестве меры предосторожности, однако я способен снабжать вас кислородом, синтезированным в реакторе из выдыхаемого вами углекислого газа.
– Реакторе? – переспросила Ледедже обеспокоенно.
– Химическом реакторе, – уточнил костюм.
– А-а.
– О, то, о чем ты привыкла думать как о настоящемреакторе, тут тоже есть, – прокричал Демейзен от экрана.
У нее было такое впечатление, что он наслаждается происходящим.
– Стандартный микрореактор на реакции аннигиляции материи и антиматерии, – объяснил костюм.
У Ледедже округлились глаза.
– Опустить шлем, – скомандовала девушка. Шлем тут же утянулся в воротничок.
– А можно сделать его черным? – спросила она.
Костюм стал черным с матовым отливом.
– Пускай тот участок, под которым находятся контрольные точки татуировки, останется прозрачным.
Участок гелекокона над ее левым предплечьем сделался прозрачным. Когда она коснулась этого места, ей показалось, что там кокон истончился до субмиллиметровой толщины, обеспечивая почти полную чувствительность обычной кожи. Она приказала линиям татуировки стать толще, и лицо ее почернело. Довольная, она вышла из душевой кабинки.
– Все в порядке, – сказала она. – Я с ним освоилась. А теперь что?..
Она остановилась в паре шагов от кресел.
– Какого хера?.. – начала она и остановилась. – Ой, я забыла про доспехи. – В среднем кресле челнока сидело, чуть наклонившись вперед, что-то вроде воина древних времен. Доспехи были гладкими и ярко сверкали, отражая свет. Толщиной они, наверное, раза в три-четыре превосходили гелекокон. Вместо головы у доспехов было некое подобие мотоциклетного шлема с черным экраном визора.
– Да, – согласился Демейзен, – тебе понадобятся доспехи.
Он смерил ее взглядом.
– Ты очаровательна, – сказал он.
– Угу.
Она села назад в свое кресло. Изображение на экране не изменилось, и это ее разочаровало.
– А теперь что?
– Теперь, – сказал аватар, – ты облачишься в доспехи.
Она посмотрела на Демейзена.
– Это просто мера предосторожности, – сказал он, пренебрежительно взмахнув руками.
Она встала. Доспехи поднялись ей навстречу, куда мягче и плавнее, как ей показалось, чем мог бы привстать человек. Они сделали шаг вперед и остановились перед ней, а потом расползлись, будто облезлая кожура, и молниеносно продублировали ее профиль, отобразив каждую часть ее тела: ноги, руки, туловище, все. В немного уплощенном виде, разумеется.
Она тоже сделала шаг вперед и осмотрела доспехи.
Погляделась в их сверкающую зеркальную поверхность и нервно глотнула. Оглянулась назад.
Демейзен сидел, уставившись в экран.
Он, казалось, заметил, что она замялась, и оглянулся.
– Что там?
– Ты, – начала она и запнулась, прочистила горло, – ведь не причинишь мне вреда, правда? – И тут же у нее вырвалось то, что она не намеревалась произносить. – Ты обещал.
– Да, я обещал, Лед, – он мгновение глядел на нее с непонятным выражением, потом усмехнулся.
Она кивнула, повернулась и вошла в доспехи. Костюм тихо сомкнулся вокруг нее, мягко прижав гелекокон. Казалось, он совсем ничего не весит. Шлем не закрылся полностью: экран визора уполз вверх, не ограничив поле зрения.
– Пройдись, – сказал Демейзен, не глядя на нее.
Она сделала несколько шагов, подсознательно ожидая, что костюм потянется за ней или свалится на пол. Вместо этого доспехи двигались так, словно они гуляли с ней рядом. Она подошла к креслу и осторожно села в него, стараясь как можно аккуратнее передвигать свой новый серебристый скаф.
– Я себя чувствую, как настоящий космический воин, – сказала она аватару.
– Но ты не воин, – ответил Демейзен, – это я воин.
Он ослепительно улыбнулся.
– Ура. Так что теперь?
– Теперь мы постараемся сфокусировать внимание нашего энтузиаста обгонов по скоростной трассе на том, что будет выглядеть в точности как луч сканера корабля класса «Палач», пущенный назад по курсу. Это его немного остепенит.
– А это не будет выглядеть подозрительно?
– Не слишком. Корабли – особенно старые корабли, в частности, старые военные корабли – часто так поступают. Сплошь и рядом. Просто на всякий случай.
– А ты часто что-то находишь?
– Практически никогда.
– А все ли старые корабли так... прытки?
– Те, кто выжил? Да, – сказал Демейзен. – Встречаются среди нас и откровенные параноики. Мне вполне позволительно круто развернуться и нацелить первичныйпередний сканер прямо назад, просто чтобы убедиться, что ко мне никто не подкрался втихаря. Конечно, я это ненадолго. Это немного страшно, все равно что бежать спиной вперед в темноте.
Аватар рассмеялся.
– Но не так страшно, как украдкой красться за кораблем, который, как ты полагаешь, ничего об этом не знает, и внезапно угодить прямо под луч переднего сканера корабля класса «Мерзавец», так чтобы ты весь аж заискрился и заблестел. – Аватар какое-то время сидел, с наслаждением внимая отзвукам собственных слов. – Ну ладненько, начнем.
Ледедже посмотрела на экран.
Гранулированная структура в центре дисплея изменилась. Теперь она была похожа на слегка закругленную по краям черную снежинку с осью симметрии восьмого порядка.
Пауза.
Она увидела, как брови Демейзена круто заломились.
– А? – нарушила молчание Ледедже через несколько мгновений. – И? Что происходит?
– Ебать-копать, – протянул Демейзен. – Они увеличивают скорость. И очень резко.
Ледедже посмотрела на экран и никаких перемен не заметила.
– Что ты намерен делать? – спросила она у аватара.
Демейзен посвистел сквозь сжатые зубы.
– Ты бы знала, как меня одолевает искушение просто прыгнуть и оставить их с разинутыми ртами. Или просканировать их в режиме полной боевой готовности, а потом приветственно заорать: Ау, собратья-космопроходцы! Чем могу помочь?– Аватар тяжко вздохнул. – Но мы узнаем о них больше, если еще ненадолго задержимся под личиной скромненького невинного «Палача»; они догонят нас приблизительно через сорок минут. – Демейзен посмотрел на девушку взглядом, который, вероятно, должен был ее успокоить. Получилось не слишком убедительно. – Но ты все это не принимай всерьез. Думаю, что ты скоро сможешь вылезти из этих доспехов.
– Мне в них очень уютно.
– Правда? Ну, смотри. В любом случае, тебе лучше будет в безопасном местечке, когда и если я перейду в полную боевую готовность.
– Заступишь на боевой пост? – уточнила она.
Демейзена будто бы огорчили ее слова.
– Это ужасно старое выражение. Оно возникло еще в те времена, когда на кораблях были команды, экипажи, а люди из этих команд, в свою очередь, не могли постоянно оставаться в полной готовности к битве. Но... да.
– Я могу чем-то помочь?
Демейзен расплылся в улыбке.
– Девочка моя, ты хоть знаешь, когда Культура преодолела этап развития, на котором люди, как замечательны и интересны они бы ни были во многих других отношениях, еще могли на что-то пригодиться в серьезном космическом сражении, а не только восхищаться красотой взрывов или, в некоторых случаях, добавлять к ней кое-что от себя? Девять тысячлет назад. И это одна только Культура.
– Добавлять кое-что от себя?
– Химию менять, цвета регулировать... Ну, ты поняла.
ДВАДЦАТЬ ДВА
– Ну, помощь в любом случае уже на подходе.
– Да? Еще и эти кролики-паралитики нам на голову... Кто они? Что это?
– Старый корабль класса «Палач».
– Что, настоящий корабль?
– Настоящий. Военныйкорабль. Но, как я уже сказал, старый. Он будет тут через несколько часов.
– Так скоро? А нас и не предупредили.
– Это старые корабли, у них это в обычае. Они могут шляться в округе, никому не говоря, где они и чем заняты, годами, десятками лет, а потом – снова и снова кто-то из них оказывается в нужном месте в нужное время, чтобы отличиться чем-нибудь полезным. Я так думаю, им просто охота скуку разогнать.
– Ну что, он таки выбрал себе блядски правильное местечко.
– Вау. Ты порядком измоталась.
– Не больше, чем ты, колл.
– Я для тебя глубокоуважаемыйколлега.
– Ой, хватит нос задирать. Выкури мне сначала еще несколько тысяч этих мудаков – и то этого не хватит, чтоб я тебя настолько зауважала. А до тех пор ты остаешься в ранге коллеги. Колла, если коротко.
– Черт побери, ну и флирт у нас выдался, а?
– Эт’ точно, – сказала с усмешкой Аппи Унстриль. Усмешка пропала втуне – коммуникатор работал только на звуковом канале. – Кажется, я тут весь гадюшник прочистила. Есть еще новости?
– Наши неизменно услужливые глубокоуважаемые коллеги из ГФКФ докладывают, что им только-только удалось обнаружить и локализовать очередную Вспышку, – ответил Ланьярес Терсетьер, ее коллега и любовник. – Как и мы, они думают, что взяли все под контроль, как тут – бац! – вылезает новый Очаг. Большую часть времени они, впрочем, заняты именно тем, о чем нам докладывают: проверяют остальные фабрикаторы.
– Думаю, нам стоит их поблагодарить за усердие.
– И за то, что у них очень вовремя оказалось так много кораблей поблизости.
– Угу. Интересно, что они тут делали.
– У тебя отрос длинный зубик на этих малышей, не так ли?
– А что, это именно так звучит?
– Ага.
– Чудненько. Я и в самом деле не доверяю этим маленьким пройдохам.
– Они о тебе очень высокого мнения.
– На словах они о ком хочешь очень высокого мнения.
– Что, так все плохо?
– Да. Это просто означает, что им нельзя доверять.
– Ты на редкость цинична.
– Я страдаю параноидальной психопатией, когда я на работе. Параноидальной. Не забывай об этом.
– Ты уверена, что выбрала правильное место работы? Может, тебе стоило податься в ОО?
– Нет, не стоило. Что слышно от Гило? – Так они сокращенно прозвали скоростной сторожевой корабль Гилозоист, который в этот момент находился на противоположной стороне Диска. По каким-то непонятным причинам очередная внезапная Вспышка дилетантской инфекции случилась в опасной близости от Первичной Контактной Площадки Диска, основной – а если вчитаться в договор о протекторате, то, пожалуй, и обязательной – базы представителей всех разумных видов, у которых в настоящий момент были виды на Цунгариальский Диск. И эта вспышка была серьезней, чем те, с которыми они возились прежде, уступая им в разнообразии типов свежевылупившихся машин, но превосходя абсолютной численностью Роя, вырвавшегося из фабрикаторов, скученных совсем рядом с Площадкой. С Гилозоистадавно сняли основные орудия, и с нынешними своими боевыми ресурсами он и так разрывался между Вспышками, а эта его и совсем загрузила на неопределенный срок. Он почти прополол вредителей на своем личном участке, но помочь Аппи и ее друзьям с остальными Вспышками уже не мог.
– Ничего нового. Выкуривает свое гнездо.
Представители ГФКФ всерьез подозревали заговор. По их убеждению, такое удивительное совпадение во времени двух Вспышек, разделенных значительным расстоянием по Диску, не могло быть простой игрой случая. Они уверились в подлом вмешательстве недоброжелателей извне и дали обет пропалывать инфекцию не покладая рук, пока все очаги не будут потушены, а преступники – разоблачены. Пока этого не случилось, они намерены были храбро сражаться на стороне глубокоуважаемых товарищей из Культуры, помогая им обуздывать, обращать вспять и в конечном счете искоренять дилетантскую инфекцию. Они рассылали свои корабли по всему Диску, чтобы воспрепятствовать дальнейшему распространению инфекции в систему, а своим воинственно настроенным собратьям из Культуры оставили то, что в сложившейся ситуации сошло бы за рукопашную разборку. (Каждый должен задействовать свои сильные стороны, и трали-вали...) Даже прилагая все усилия, чтобы обуздать наиболее опасные Очаги, они то и дело натыкались на новые места проникновения инфекции. Они делали все, что могли, чтобы совладать с ними (полагаясь, разумеется, на руководящие и направляющие указания Культуры), хотя это было и не совсем в их природе.
– Ага. А какие новости у тебя лично, любимый?
– Я по тебе скучаю, а так все в порядке. Я жутко занят.
– А что, есть среди нас такие, кто до сих пор ничем не занят? Ну ладно. Я полетела. У меня тут еще предостаточно этого гнуса. Новое облако только что поднялось с Уровня Семь. Надо его прижечь, пока не поздно.
– Давай, отжигай. Смотри не обожгись.
– Взаимно. До скорого.
– Ты забыла сказать: Я по тебе тоже скучаю.
– Ой, правда! Блин. Я хреновая подружка. Я по тебе скучаю. Я тебя люблю.
– И я тебя. Ладно. Снова лезем в драку.
– Давай. А у этой посудины класса «Палач» имя хоть есть?
– Как ни странно, нет. Наверное, он из самых-самых чудаковатых. Готов побиться об заклад, что это какой-нибудь дедуля-ветеран, летавший еще в И-войну. Должно быть, у него до сих пор чешется в одном месте, вот и решил тряхнуть стариной через полтора тысячелетия.
– Ой бля. Безымянный корабль, давно выживший из остатков Разума, решил преподать урок искусства войны малолетним неслухам. С нашим счастьем он еще сослепу вздумает присоединиться к Рою вместо того, чтобы помогать нам в его прижигании.
– Ты страдаешь параноидальной психопатией, осложненной цинизмом ипессимизмом. Полный набор, а?
– У меня есть четыре часа, чтобы придумать и показать тебе несколько свеженьких заморочек. Сделаю все, что в моих силах. Доброй охоты.
– Мы тут избалованы выбором, скажу я. И ты тоже. Пока.
– Увидимся. Пока.
Аппи Унстриль отключила коммуникаторы, секретировала еще немножко крайкаи глубоко вдохнула, чувствуя, как наркотик разносится по кровяному руслу. Экраны сразу обрели резкость и яркость, их третье измерение сделалось явственней, да и остальные сигналы, поступающие к ее обновленному сознанию, будь то сигналы слуховые, осязательные или какие угодно еще, стали восприниматься быстрей и четче. Выделялась и еще одна нотка в послевкусии прихода. Теперь она была начекуи рвалась в бой.
– Наркоманка, – констатировал корабль.
– Ага, – ответила она. – Я ловлю кайф.
– Ты меня иногда беспокоишь.
– Когда это случается постоянно, мы так или иначе уже движемся в новую точку равновесия, – отпарировала она, хотя это был просто дежурный обмен репликами под свежим крайком, к ее истинным переживаниям он имел весьма отдаленное отношение. Корабль о ней на самом деле не беспокоился, это она за него переживала. И это чувство ей тоже нравилось.
Корабль в действительности не заслуживал так называться, потому как был слишком мал. Так что у него даже не было полного имени, только номер такого-то и такого-то Скоростного Модуля Флота Поддержки с ограниченными возможностями милитаризации в чрезвычайных ситуациях или что-то в этом роде. Но его все равно переоборудовали, совсем как военный корабль, и снабдили кабиной для пилота-человека. Ибо, как и великолепный в своем лихачестве Ланьярес Терсетьер, коллега и любовник, она приняла для себя решение не оставлять машинам всю славу, но очертя голову кинулась обуздывать неожиданную, полуширокомасштабную и практически неисчислимую в количественном отношении Вспышку дилетантской инфекции. Это было так прикольно, что у нее просто дух захватывало. Она решила дать кораблю имя – Испепелитель, даже ей самой это показалось детской выходкой. Пофиг.
Аппи и корабль были очень заняты: они вышибали мозги, или что их там заменяло, изо всех подряд элементов Роя, порожденного Вспышкой. Задача их была проста и недвусмысленна: выжечь Самовлюбленную Пыль дочиста, чтобы она осыпалась с небес горелой трухой. Представлялось несомненным, что ей угрожает смертельная опасность. Она не спала дольше нескольких минут уже очень, очень много дней (она не помнила в точности, сколько) и понемногу начинала уподобляться в привычках и повадках скорей машине, чем вполне здоровой и очень привлекательной женской особи пангуманоидного метавида. Ну и наплевать. Ей это нравилось. Она ловила кайф.
Существовали тренировочные стрелялки полного спектра погружения, и в каком-то смысле они были лучше. Но лишь в каком-то. Она их все прошла до последнего уровня. То, чем она занималась сейчас, обладало колоссальным преимуществом перед стрелялками. Это происходило на самом деле. В Реальности.
Одно неудачное столкновение с валуном, камнем, небольшим метеоритиком, а может, и рядовой песчинкой из Роя, если та будет лететь на достаточной скорости – и ей повезет, коли она останется в живых. То же самое относилось и к орудиям, которыми оснащали себя некоторые Рои поздних поколений Вспышки. (Это само по себе служило новым поводом для беспокойства: Гегемон-Рой перевооружался, совершенствовал себя – довольно нечастое явление.) Конечно, эти орудия против основательно подготовленного наступательного корабля Культуры, вроде того, в котором она сама сейчас летела, были сущими игрушками. Без разницы, кем был этот корабль в прошлом – скромным гражданским грузовозом или еще кем-то. Но – это стоило подчеркнуть – одно неудачное стечение обстоятельств, и она обратится в мясной фарш, высокодисперсную кровяную взвесь или вовсе плазму.
Ланьярес и остальные соглашались, что это знание кое-что прибавляет к целостной картине нового опыта. По большей части – ужас. Но и дополнительный уровень восторга, переходящий в откровенную экзальтацию, когда ты вновь и вновь выходишь из такой переделки живой-невредимой. На эти переживания накладывалось чувство, которого немыслимо было искать в симе: ощущение, что ты только что совершила нечто важное, жизнеопределяющее, чего-то добилась.
Когда разгорелась Вспышка, в ресторианской миссии на Цунгариальском Диске было около шестидесяти человек, все – добровольцы. Им пришлось тянуть жребий, кому пилотировать двадцать четыре микрокорабля, которыми они располагали. Потом оказалось, что два дронокорабля повреждены и требуют ремонта; их пришлось отбуксировать на базу. Пока что ни один человек-сотрудник миссии не погиб, не пропал без вести и не получил никаких травм.
Люди запустили собственные симуляторы и порылись в кипах старых сценариев. После жарких споров был сделан вывод, что шансы выйти из этой передряги без потерь составляют приблизительно четыре к одному, если Вспышка станет развиваться в прогнозируемом направлении.
Вот только она не стала развиваться так, как следовало из симуляций. Сперва они даже не сочли нужным докладывать о ней, потому что первоначальный маленький Очаг представлял определенный исследовательский интерес. На следующий день, когда стало ясно, что это настоящая Вспышка, они легкомысленно заверили вышестоящих и тех, кто предлагал помощь издалека, что справятся сами; даже теоретически, прежде чем какая-то помощь прибыла бы в миссию, прошло бы больше местных суток, да и не было никого почти на день полета вокруг.
Все эти заявления основывались на однодневном прогнозе; к тому времени, как прогноз был выполнен, они еще больше уверились, что знают, как обуздать Вспышку, и займет это пару дней, не больше. Ну, максимум четыре. Ну ладно, никак не больше шести. Сейчас шел восьмой (или уже девятый?) день, проклятая Вспышка и не думала гаснуть, и даже более того, она проявляла признаки разрастания – а как еще можно было трактовать появление орудий, пусть даже таких грубых? Все сотрудники миссии были уже, пользуясь словечком Лана, вконец измотаны.
А их средневзвешенные, тщательно проверенные по всем статистическим критериям, постоянно дополнявшиеся с учетом вновь полученных данных симы, которым вроде как полагалось целиком и полностью доверять, за последние несколько дней понизили их шансы выбраться из инцидента без потерь с четырех пятых до трех четвертых, а потом до двух третьих и, наконец, до половины. Понижение вероятности казалось неотвратимым. И это всех порядком отрезвило. Конечно, это была всего-навсего симуляция, прогностический комплекс, но все равно такие оценки внушали тревогу. Последняя из них была получена не больше пяти часов назад. Были серьезные основания подозревать, что шансы на успех уйдут в негатив. Если Вспышка только каким-то чудом не утихомирится или хотя бы не пойдет на спад с ошеломляющей скоростью, если только им неслыханно, неправдоподобно не повезет. В противном случае... надо было ожидать потерь среди боевого состава.
Ну что ж, потери так потери. Но до нее им не добраться. Они могут потерять больше одного человека, да, но ей никак не хотелось открывать этот мартиролог. Бля, пусть даже им всем суждено погибнуть, но она-то выживет, или, в крайнем случае, продержится дольше остальных. Свирепое воодушевление, которого Аппи в себе доселе никогда не замечала, поселилось в ней, раскрасило нервическим румянцем щеки, бурлило и горело в груди и по ту сторону глаз, когда ей на ум являлись подобные мысли. Да, она рождена для боя. Это ее стихия. Она почти слышала, как Ланьярес насмешливо хихикает на другом конце комм-линии. Ты-де насосалась слишком много крайка, рукоблуда, ускорителя, фокали, дыроколаи втыка, девочка моя. Пускай себе острит. Дыхание разрушения, битвы, славы – может быть, даже смерти во славе – само по себе опьяняло, оно было как похоть, как лучший из наркотиков. Оно вызывало к жизни нечто, чему даже не было имени, что-то, давно погребенное под спудом культурных наслоений, заброшенное за ненадобностью, но так и не искорененное окончательно из панчеловеческого бионаследия.
Она облачилась в доспехокостюм, заковала себя в ощетинившийся спешно накрученными орудиями внешний панцирь Скоростного Модуля Флота Поддержки – четырехметровой толщины, с гелепенными прослойками, отделявший ее от вакуума. Если измерять с хищно заостренного передка, то длиной этот панцирь был двенадцать метров. У нее было дохера оружия: один основной боевой лазер, четыре вторичных, восемь третичных, шесть точечных оборонительных орудий с лазерной накачкой, умевших вести сверхбыстрый серийно-залповый огонь шрапнелью, а еще несколько нанопушек – их боезапас исчерпался на семь восьмых, так что в скором времени придется отступить на базу и пополнить его; был у нее и тормозивший полет, тяжелый, объемистый, но полезный контейнер ракет – полное лукошко сладких смертоносных приветиков. Этот контейнер опустел только наполовину: корабль полагал, что она слишком жадничает, расходуя ракеты. Она же рассматривала это как разумную меру предосторожности. В ее распоряжении имелся только один неисчерпаемый боевой ресурс: ее собственное желание сражаться и уничтожать, испепелять в прах и повергать в небытие.
Она с отвращением подвергала себя РКЛ. Настоящий воин не должен тратить время на эти телячьи нежности. Истинный воин обязан встретить смерть и небытие лицом к лицу и не устрашиться их, но сохранять совершенное спокойствие и хладнокровие, бросая свою жизнь на чаши весов судьбы затем лишь, чтобы с максимальной эффективностью израсходовать ее.
Ну и хер с ним. Великие воины древности в каком-то смысле тоже полагались на РКЛ. Они ведь верили, что, погибнув на поле боя, попадут прямиком на особенные воинские небеса, куда открыт доступ только самым славным и смелым. В этом был свой резон. Некоторых наверняка глодал червяк сомнения на сей счет, но они предпочитали вести себя так, словно тоже верят в посмертное воздаяние истинным храбрецам, етить их мать. Это всего лишь полезный прием, чтобы всегда оставаться в форме. (А может, глупость, доверчивость или нарциссизм – кто знает? Точная характеристика зависит от твоего собственного личностного склада, от того, как ты себя поведешь и проявишь в аналогичной критической ситуации.) Если бы им пообещали РКЛ, настоящее, технически гарантированное РКЛ, воспользовались бы ониэтим шансом? Готова ручаться, что они бы с радостью ухватились за такую возможность.Никогда нельзя забывать, что те люди убивали себе подобных, представителей своего же вида, а не разлагали тупую материю, которой повезло поумнеть до стадии, на которой она уже способна кого-то вывести из себя. Под таким углом аналогия с играми проступала еще рельефнее; дилетантскую инфекцию можно истреблять без каких бы то ни было угрызений совести, как и порождения симулятора для стрелялок.
И все же она не забывала сохраняться каждые четыре часа. Так же поступали и другие, когда им выпадало наконец перевести дух в безопасном месте. Прослушав последние новости, она записывала свежайшую версию своей слишком смертной души и отправляла ее на ресторианский хабитат у внутренней кромки Диска, всего в тысяче кликов над верхушками самых высоких облаков газового гиганта Ражир. Туда вскоре предстояло направиться и ей самой, чтобы немного отдохнуть и пополнить боезапас. Вне сомнения, ее дополнительные личностные слепки уже перенаправлены по лучу на ближайший корабль Рестории, где бы он сейчас ни находился, и, вероятно, переброшены дальше, в субстраты, подконтрольные различным Разумам по всей необъятной Галактике... или даже за ее пределами.
Сохранена, снаряжена для боя, рассержена вусмерть. Пора подыстощить боезапас.
Она навела фокус и поигралась с масштабом обзорной картинки, приближая целое облако валунов, вылетевших из фабрикатора на Уровне Семь, на среднем ярусе Диска. Фронт облака был меньше чем в минуте полета, большая часть его продолжала извергаться из недр невероятно древней космофабрики через круглые, проделанные на равном расстоянии друг от друга отверстия в темном корпусе фабрикатора. Ей подумалось, что это очень похоже на выброс семян из огромного стручка, и такую аналогию она сочла вполне удачной.
– Две целых восемь десятых минуты, – сказала она. Проверяя, в какой форме усиленная сенсорика, она просканировала пространство вокруг себя справа налево, потом начала позади и двинулась вперед, а затем, напоследок, во всех направлениях одновременно и независимо. (Она помнила, какие чувства испытала, когда ей впервые показали, как это делается. У нее помутилось в голове. Смотреть в двух противоположных направлениях вращения одновременно, а потом, того круче, во всех направлениях одновременно – задача не из легких для древней зрительной коры головного мозга панчеловека. Обработка результатов повергла лобную кору в замешательство, чтобы не сказать больше. Ей казалось, что она никогда не придет в себя, но в конце концов она очухалась. А теперь это стало рутинной процедурой.) – Есть еще ближе эти маленькие поганцы? Или дальше, но те, что опасней? Если и есть, я их не вижу.
– Согласен, – ответил корабль. Он уже начал накачку орудий, нацеливая их на зараженный фабрикатор и облако разумных валунов, вылетавшее оттуда.
– Сколько их?
– Двадцать шесть тысяч, и они прибывают; скорость пополнения облака составляет по меньшей мере четыреста единиц в секунду, судя по этим отверстиям. Эта скорость остается более или менее постоянной. Когда мы туда доберемся, их будет сто тысяч, и еще по меньшей мере столько же в проекте.
– Где шляются гребаные спецы из отрядов внутрифабрикаторной зачистки ГФКФ?
– Вряд ли они орудуют в этом фабрикаторе, – резонно заметил корабль. – Я пошлю его идент-код на Первичную Контактную Площадку, чтобы они пометили этот фаб как подлежащий стерилизации.
– Даже не думай. Мы сами с ними справимся.
Корабль, казалось, хмыкнул вокруг нее: это увеличилось ускорение. Она почувствовала, как ее тело отвечает на возросшую нагрузку. Большую часть перегрузок, которым подвергался корабль, удавалось смягчить так, что от них не оставалось и следа, но, если на некоторые аспекты гравиизоляции закрывали глаза, им удавалось перемещаться куда быстрее. Корабль ворвался в поле высвобожденных компонентов Диска, устремившись в самую середку тороидальной структуры, пронесся мимо темной громады фабрикатора. Она задумалась, сколько еще проявлений у этой дилетантской инфекции, как долго они еще смогут бороться с распространением Вспышки.