Текст книги "Черта прикрытия"

Автор книги: Иэн М. Бэнкс

сообщить о нарушении

Текущая страница: 25 (всего у книги 49 страниц)

– Они обожали высокие потолки, правда?

– Для попрыгунчиков это вообще характерно, – заметил Нопри.

Она попыталась вообразить себе это место, каким оно было в пору господства здесь этих странных одноногих созданий, которые его и построили. Как они подпрыгивали на единственной нижней конечности. Конечно, тогда здесь все было перевернуто вверх дном относительно нынешнего положения. В действительности она сейчас ехала по потолку, и они бы приближались к ней на каждом скачкошаге, а потом снова отдалялись, отскакивая к широкому полу. Тогда огромное сооружение еще обладало собственным плавным вращением, создававшим силу тяжести, предпочтительную для этих существ. Теперь же притяжение сингулярности, на краю гравитационного колодца которой балансировала вся структура кораблехаба, было беспокойным, в нем чувствовались напряженные рывки.

– А это сооружение до сих пор вращается? – спросила она.

– Лишь очень медленно, – сообщил паривший рядом корабельный дрон, увидев, что Нопри не стал отвечать. – Его вращение синхронизировано с вращением самой Галактики.

Она обдумала услышанное.

– Но это же очень медленно. Почему так произошло?

– Все остальные тоже только диву даются, – кивнул Нопри.

– Спасибо, – вырвалось у нее, когда двери временного пристанища разошлись перед нею сами собой, будто лепестки сердечного клапана. Корабельный дрон слегка снизился и пролетел внутрь, удерживая ее багаж своим полем.

Нопри оглянулся через плечо в непроглядный сумрак.

– У вас тут симпатично. Можно я останусь?

– К сожалению, нельзя, – вежливо ответила она.

– Да мне секс не нужен. Мне компания нужна.

– Нет. Но я благодарна вам за эту просьбу.

– Ну что ж, – он слегка поклонился, – может, когда-нибудь и возьмитесь за ум.

Она некоторое время смотрела, как человек и маленький колесный дрон медленно бредут во тьму, потом повернулась и обследовала взглядом свои аппартаменты. Ей подумалось, что, наверное, двери когда-то были окном у самого потолка – они поворачивались по горизонтальной оси, а собственно дверь оказалась довольно тонкой и узкой перегородкой посредине трехметрового проема. Она наклонилась и пролезла внутрь. Створки вернулись в первоначальное положение.

Убранство каюты показалось ей замысловатым, вполне отвечавшим стилистически обилию уровней, закутков, поворотов, где она рисковала заплутать среди теней. Несомненно, в ту пору, когда здешний пол был потолком, все эти конструкции имели какое-то иное, более осмысленное назначение.

Корабельный дрон повис перед нею и доложил, что в каюте обнаружена кровать с жидкостной амортизирующей прослойкой, где вполне может разместиться существо панчеловеческого метавида, и что он продолжает поиски санузла.

– Вы солдат? – спросила доктор.

Глаза Ватуэйля округлились в притворном изумлении.

– Да, пожалуй. Солдат, офицер флота, пехотинец, техник летательного аппарата, подводник, космофлотец, солдат вакуумной пехоты, бестелый интеллект в хитрой машине для убийства, кусок программного кода – все вышеперечисленное. Для вас это новость? Есть, знаете ли, такая хрень, как Военная Конвенция, док, и в соответствии с ней меня нельзя пытать или безнаказанно влезать в мою личность. И пусть вы заполучили мой код и все, что в него напихано, однако лазить в моем сознании и гонять его по симуляторам вам возбраняется – уж для пыток и наказаний так точно.

– Вы чувствуете себя наказанным за что-то?

– Зависит от того, как долго все это будет продолжаться, – пожал он плечами.

– И как долго это продлится, по вашему мнению?

– Не знаю. Я тут ничем не распоряжаюсь.

– А кто распоряжается, как вы думаете?

– Вы. Ваша сторона конфликта. Может быть, и вы лично, в зависимости от того, что вы такое или кого представляете. О, кстати – а кого вы здесь представляете?

– Кого же я представляю, как вы думаете?

Он вздохнул.

– Вам никогда не надоедает отвечать вопросом на вопрос?

– Вы думаете, что мне это может надоесть?

Он усмехнулся краем рта.

– Да.

Он не мог понять, зачем вообще оказался здесь. У них в распоряжении его программный код, им известно все с того самого момента, как он попал сюда. Ничто из того, с чем он явился сюда, не могло от них ускользнуть. Вообще-то такое развитие событий планом не предусматривалось. Его сопровождала специальная подпрограмма, чьей задачей было стереть его личность и все воспоминания, а заодно и всю технико-тактическую информацию, как только станет понятно, что он – в обличье темного копья, падающего с небес – вряд ли переживет самоубийственный рейд. Будь он полностью уничтожен, это не имело бы значения, но если бы от него все же что-то оставалось, следовало позаботиться, чтобы это «что-то» ни в коем случае не досталось Врагу. Но иногда подпрограммы не срабатывали вовремя. Он слышал о таких случаях. Им не полагалось быть слишкомчувствительными, иначе вероятность ложных срабатываний была бы чересчур высока. Вот это, надо полагать, и случилось с ним. Ошибка. Он попал сюда по ошибке.

Впрочем, он не видел в этом особых поводов для беспокойства. Он успел уже, сидя в безликом кабинетике напротив молодой врачихи, перерыть всю память, что у него еще оставалась, и не нашел там ничего, относящегося к миру за пределами комнаты.

Он знал, кто он такой. Его звали майор Ватуэйль. Он провел многие десятки лет в огромной военной симуляции, запущенной взамен реальной войны между Гееннистами и Альтруистами. Воспоминания о миссиях, предшествовавших злополучному рейду, были крайне смутными, а о том, что происходило междузаданиями, он не мог вспомнить вообще ничего. Но так и должно было быть. Его базовая личность – ядро, спрятанное за семью замками в самых надежных цитаделях Альтруистов, запущенное в самых проверенных вычислительных субстратах, – училась на ошибках копий, отряженных в каждую из этих миссий. Очистившись от них и сделав необходимые выводы на будущее, она загружала себя в следующую итерацию, и так далее. Ничто способное скомпрометировать его лично или сторону, на которой он воевал, не должно было просеяться сквозь это сито. Каждая версия его личности, как бы она ни выглядела в Виртуальной Реальности, чем бы ни становилась – подобием человека, машины или просто фрагментом самомодифицирующегося программного кода, выбиравшим себе личину в зависимости от нужд конкретного симулированного окружения, – проходила тщательный контроль перед тем, как отправиться на поле боя, чтобы в руки Врага в случае провала не попало ни бита ценной информации. В общем, пользы от него им тут не было решительно никакой, и все же он оказался здесь. Зачем? С какой стати? Как с ним поступят?

– Как вас зовут? – спросил он девушку.

Он выпрямился на стуле, набычившись, уставился ей в лицо, представил на ее месте салагу-рекрута, которого полагалось прилюдно отчитать на плацу, и вложил в голос всю командирскую строгость, на которую был сейчас способен.

– Я требую, чтобы вы назвали мне свое имя или идентификатор.

– Сожалею, – сказала доктор ровным тоном, – я не обязана его называть.

– Да нет, обязаны.

– Вы думаете, что вам от этого станет легче?

– А вы так и будете отвечать вопросами на вопросы?

– Вы думаете, что я здесь за этим?

Он впился в нее взглядом и представил, как бросается на нее через стол и дает хорошенькую затрещину. Или швыряет на пол. Или выбрасывает в окно. Или душит выдернутым из старинного телевизора шнуром питания. Как далеко ему позволят зайти в каждом из этих сценариев? Что произойдет после этого? Может, симуляция просто прервется? А вдруг здесьона несоизмеримо сильней его – и ответит так, что ему мало не покажется?

Или ворвется охрана и скрутит его в бараний рог?

Или ему просто позволят дойти до конца и предоставят расхлебывать последствия?

Хм, а ведь это может быть испытанием. В конце концов, врачей и гражданских трогать нельзя... а ему только что этого захотелось. Ох, как захотелось.

Это с ним произошло впервые.

Ватуэйль перевел дыхание, успокоил сердцебиение и вежливо спросил:

– Могу ли я узнать ваше имя?

Девушка улыбнулась и постучала ручкой по планшету.

– Меня зовут доктор Меджейар, – сказала она, что-то записав у себя в бумагах.

Ватуэйль не обратил на это особого внимания и едва расслышал, как она назвала свое имя.

Он вдруг начал понимать, что в действительности происходит.

– Вот же блядь, – не сдержавшись, тихо выругался он сквозь зубы.

– Простите? – переспросила доктор.

Он невесело улыбнулся.

– Вы на самом деле не обязаны были называть мне свое имя?

– Получается, что так, – согласилась она.

Он продолжал улыбаться, но теперь улыбка скорее походила на волчий оскал.

– И, в соответствии с протоколами конфликта, в согласии с теми документами, что я подписывал, меня можно наказывать – даже пытать, может, не так сильно, однако любой гражданский от такого бы уже давно штаны обмарал.

– И вы хотите сказать...

– И это... – Он показал на телевизор, включенный теперь на пустом канале. – Камера. Запись. Приемник. Вся эта рухлядь, вы это нарочно, не так ли?

– Мы это?

– И ни одного кадра, снятого снизу, – закончил он и оглушительно расхохотался, похлопывая себя руками по бедрам. – Тысяча чертей, я должен был быть внимательнее. То есть я это для себя отметил, но не думал, что все так... этот дрон, камера, все это – они же были с нами, мы летели вместе!

– Правда?

Он откинулся на спинку стула и прищурился.

– Так почему я тут? Почему я помню не больше, чем мог бы вспомнить, оказавшись в плену?

– И каков же ответ, по вашему мнению?

– Думаю, я под подозрением, хотя не могу понять, почему, – он передернул плечами. – Полагаю, в отношении меня ведется расследование. Или, может быть, это просто дополнительная проверка, о которой мы ничего не знаем, пока впервые не проходим ее сами. Хотя нет. Вполне вероятно, что это рутинная процедура. Просто нам стирают память о ней, так что каждый раз мы удивляемся, как в первый.

– Вы полагаете, что в отношении вас могли учинить разбирательство?

– Нет, – сказал он тихо. – Я всегда был предан нашему делу. Я был верен ему всей душой и служил, прилагая все силы, больше... тридцати?.. лет. Я верю, что наше дело правое, и мы победим. Какие бы вопросы вы ни хотели мне задать, я отвечу на них охотно. Какие бы подозрения у вас ни возникли относительно меня, я смогу их развеять.

Он рывком встал со стула.

– Если вопросов нет, я бы хотел уйти.

– Вам кажется, что вы сможете отсюда уйти? – уточнила она.

– А то как же.

Он направился к двери.

Пол под ним едва заметно покачивался, это и было то самое чуть заметное, долгопериодическое колебание вниз-вверх. Он взялся за ручку.

– Как вы думаете, что там, за дверью?

– Не знаю. Но есть вполне очевидный способ это установить.

Он нажал на ручку. Заперто.

– Пожалуйста, доктор Меджейар, – сказал он, обернувшись к ней, – если вас не затруднит...

Несколько секунд она смотрела на него без всякого выражения, затем опустила руку в карман белого халата, достала ключ и бросила ему. Он поймал его в воздухе, повернул в замке и открыл дверь.

Доктор Меджейар подошла и встала за его спиной, пока он, застыв в неподвижности, смотрел на то, что было за порогом. В комнату ворвался свежий ветер. Внезапный порыв прижал его военную форму к телу и взъерошил короткие волосы девушки.

Он смотрел в непроглядную зелень. Далеко наверху ее свод чуть заметно искривлялся, там были облака – белые на синем. У его ног простирался ковер зеленого мха. А прямо впереди, внизу, слева, справа – во все стороны, насколько хватало глаз, – тянулись сучья и ветви, шумели листья и цвели цветы огромного, немыслимого дерева. На том уровне, где он сейчас стоял, сучья были так велики, что служили опорой огромным зданиям, соединявшимся дорогами и шоссе, по которым ездили маленькие колесные транспортные средства. Там, где ветви загибались кверху, дорожное полотно следовало их изгибам и виляло как попало, и там к ребристому, испещренному капами, корявому стволу дерева жались домики поменьше. Ветви помощней поддерживали мосты, дома, балконы и террасы. Даже относительно небольшие веточки и совсем молодые побеги были достаточно велики, чтобы на них строили винтовые лесенки, бельведеры, мансарды и павильоны. Листья были в основном зелеными, кое-где начинали желтеть, и величиной превосходили паруса самых огромных морских кораблей. Отовсюду доносились звуки: мерный рокот автомобилей, шум людских шагов и тихий шелест листьев.

Медленное колебательное движение туда-сюда и вниз-вверх, которое он заметил прежде, происходило оттого, что как дерево в целом, так и тот сук, на котором они стояли, мерно покачивались на ветру.

Доктор Меджейар теперь была одета во что-то вроде летного костюма с темными широкими крыльями и перепонками. Он ощутил какую-то перемену в себе и глянул вниз. И он сам теперь тоже носил что-то похожее.

Девушка улыбнулась.

– Вы были неподражаемы, майор Ватуэйль. А теперь можно и отдохнуть, не так ли?

Он кивнул и обернулся. Кабинет стал крестьянским домиком с луковкой, уставленным богато украшенной деревянной мебелью.

– Полетели? – предложила доктор Меджейар и вприпрыжку кинулась через усеянный мхом простор. Какая-то машина – с откидным верхом и на высоких колесах, выглядевшая как музейный экспонат, – сердито фыркнула ей вслед, когда она перебегала дорогу. Потом она исчезла – как раз там, где сук уходил круто вниз. Он последовал за ней, но потерял ее из виду на пару мгновений, а затем разглядел снова – уже в воздухе. Она кувыркалась на воздушных течениях, ее фигурка сделалась крупней, когда распахнулись крылья и потянули ее вверх, и она взлетела резко, как коршун.

Наверное, она начала разбег вот с этой длинной платформы, похожей на широкую доску для серфинга.

Он начал вспоминать.

Он уже был здесь прежде. Много раз.

Это немыслимое, невероятное дерево. И полет. Много раз до того.

Он пробежал по платформе и швырнул тело в воздух, раскинув руки, придав ногам форму буквы V. Теплый воздушный поток подбросил его вверх.

Он полетел.

Земля – реки и поля – была в километре под ним. Крона дерева – на том же расстоянии над ним.

Доктор Меджейар – темная фигурка высоко в небесах – летела по восходящей медленно искривлявшейся траектории. Он не сразу приноровился к летному костюму, помахал руками, нелепо кренясь, но все же взмыл следом.

Йиме проснулась и тут же сообразила, что это ей снится.

Она встала с постели, не вполне уверенная, делает ли это по своей воле или же под чьим-то принуждением.

От ее рук тянулись тонкие черные нити. Такие же нити отходили и от ее ступней, выступая за кайму ночной рубашки. И от плеч. И от головы. Она подняла руку и увидела, как растущие из ее черепа нити, или струны, что бы это ни было, вытягиваются, напрягаются и возвращают руку на место.

Она стала марионеткой, управляемой невидимым кукловодом.

Странный сон,подумала она. В жизни таких не видела.

Она посмотрела вверх, подсознательно ожидая увидеть там чью-то массивную руку или лапу – той полагалось бы держать крестообразную структуру, к которой сходились нити. Там никого не было, за исключением корабельного дрона. Полуобернувшись в одну сторону – струны снова расслаблялись и натягивались в зависимости от того, отвечало ли ее движение желанию манипулятора, – она увидела, что от дрона тянутся такие же нити. Его тоже кто-то подчинил себе.

Она задумалась, что может символизировать это видение. Не иначе, так ее подсознание представило себе скрытые механизмы управления демонстративно отвергавшей любую иерархию Культурой.

От дрона нити тянулись еще выше, в потолок (на самом деле – пол). Там висел другой дрон, а над ним еще и еще один. По мере приближения к потолку они уменьшались в размерах, причем отнюдь не оттого, что действительно находились так далеко. Она вдруг поняла, что смотрит сквозь потолочные перекрытия. Высоко над ней выстроились корабли. Каждый следующий, напротив, больше предыдущего; мало-помалу вертикальная вереница их растворялась в лабиринте полов, реброарок и других внутренних структур. Самый большой, какой она еще могла разглядеть, имел размеры среднего всесистемника. Впрочем, она не исключала, что это было лишь облако.

Она двинулась/ее переместили по полу, который был потолком. Ей казалось, что она сама управляет этим движением, но нити – теперь уже больше походившие на веревки – берут на себя всю рутинную работу по перемещению. От нитей исходила приятная легкость, такая необычная после дергающего притяжения черной дыры. Что ж, в этом есть резон.

Она поглядела себе под ноги и поняла, что видит и сквозь пол тоже. К ее удивлению, струны (или нити) отходили от ее ног не только вверх, но и вниз, к фигуре, находившейся уровнем ниже. Она смотрела прямо на голову этого человека.

Она замерла. Фигура тоже остановилась. Она почувствовала, как струны выполняют какую-то работу, что-то делают – но не с ней, а сквозь нее. Ее собственное тело не двигалось. Но теперь человеческая фигура с нижнего уровня подняла голову и посмотрела на нее.

Она помахала фигуре рукой. Та помахала в ответ. Фигура очень походила на саму Йиме, но сходство не было абсолютным. Под ногами фигуры были еще люди и еще. Люди? Нет, скорее пангуманоиды. В основном женского пола, и во всех наблюдалось некоторое сходство с самой Йиме.

И вновь, она различала их только до определенного предела, за которым фигуры расплывались в лабиринте. Уровень этот был симметричен тому, верхнему.

Она сбросила ночнушку и оделась. Одежда облекла ее тело, как жидкость, пройдя сквозь нити. Составляющие костюма сами легли на отведенные им места.

Она оказалась снаружи и пошла по широкому темному коридору. Арки были как столбовые знаки, вехи на пути. Такой, поняла она, и была их изначальная функция.

Каскад перекрывающихся картинок. Дуновение воздуха на щеках. Наверное, она двигалась очень быстро.

Она обнаружила, что стоит на пороге палаты, где находилась сингулярность. Гравитация усилилась, достигла почти половины нормальной. Двери – высокие, немалой толщины, металлически сверкавшие – откатывались в стороны, расходились или поднимались в потолок, пропуская ее. Она вошла.

Что бы ни было сейчас над и под нею, эта структура не оказывала на нитеструны никакого воздействия.

Внутри оказалась огромная темная сфера. На полпути от верхнего до нижнего полюса сферы висело что-то еще.

Она рассмеялась, когда до нее дошло, в каком именно виде сингулярность решила ей показаться. Это был член. Эрегированный фаллос пангуманоида. Правда, не совсем обычный: почти от верха и до самого низа его рассекала вагина с двойной вертикальной оборкой половых губ. Казалось, что существо приложило немалые усилия, пытаясь воссоздать внешний вид обеих форм панчеловеческих гениталий, сплавленных воедино и так, чтобы ни одна из них не подавляла размерами другую. Она задумалась, что пытается сказать ей подсознание на сей раз, и опустила руку между ног, словно говоря маленькому жалкому комку плоти: Я же не всерьез, эх ты, ревнючка...

– Вы же, – услышала она свой голос, – не собираетесь меня убивать, как Норпи?

Нопри,поправила вагина. Конечно же, оно умеет говорить.

Во сне Йиме всегда путала имена.

– Не собираетесь?

Она вспоминала, что говорил ей лысый юноша. Каждый раз, когда он пытался поговорить с бальбитианской структурой, та его убивала и воскрешала. По рассказу у нее создалось впечатление, что все это происходило в одном месте, прямо тут. Как странно: она не чувствует страха, должна бы, а не чувствует.

Она задумалась, почему это так.

– Не делайте этого, пожалуйста.

Она посмотрела вверх. Корабельный дрон был еще там, парил в нескольких метрах над ее макушкой. Ее это слегка успокоило.

Его поведение отличается от вашего,сказал гулкий, сочный голос, тщательно артикулировавший каждый звук. Он не тем занят. Это вам не это.

Она обдумала услышанное.

– А что это? Что-то иное, нездешнее?

Именно.

– Кто вы? Именновы?

Я структура, которую люди относят к бальбитианам.

Она поклонилась и взглянула вниз: фигура под ней стояла выпрямившись. Не был ли поклон оскорблением? Хорошо, если нет.

– Я рада повстречаться с вами, – вежливо сказала она.

Зачем вы прибыли ко мне, Пребейн-Фрутелса Йиме Лёйтце Нсоквай дам Вольш?

Ничего себе! Ее не каждый день называли Полным Именем.

– Я ожидаю встречи с кораблем, который должен прибыть сюда на борту всесистемника Культуры Полное внутреннее отражение, – ответила она.

Зачем?

– Я должна встретиться с девушкой по имени Людедже Й’Брек... ну, как-то так... коротко говоря, мне надо посмотреть, покинет ли она всесистемник вместе с этим кораблем.

Я ничего нового ему не сообщила, так ведь? Это знали все.

И чем все это завершится?

Какая-то струна растянула ее щеки, чтобы она могла наконец выдохнуть распиравший грудь воздух.

– Мне сложно сказать наперед.

Объясните свои слова.

– Э-э, – начала она.

И рассказала, как обстоит дело.

– Ваша очередь.

Что?

– Ваша очередь рассказывать мне о том, что меня интересует.

Предупреждаю, что вы, скорее всего, забудете все, что я вам расскажу.

– И все же расскажите.

Пусть так. Задавайте вопросы.

– Где находится Полное внутреннее отражение?

Не знаю.

– Как далеко находится корабль, с которым я намерена встретиться?

Не знаю.

– Кто вы?

Вам уже был дан ответ. Я – это структура вокруг вас. Я – всё вокруг. Вы, люди, зовете нас бальбитианами.

– Как ваше имя?

Я Семзаринская Метелка, бальбитианка из Непадших.

– Вы, что ли, сами себя называете этим именем?

Именно этим.

– Н-ну... хорошо, а как вас звали раньше? Перед тем, как началась война?

Джаривьюр 400.54, Мочурлиан.

– Поясните, что это значит.

Первая часть – это имя, которое мне дали, описательная – указывает на размер и тип, а последняя – означает звездную систему, в которой я некогда обитала. Это ее старое название.

– Кто поместил сингулярность в сердцевину вашей структуры?

Апсехунды.

– Я никогда не слышала о них.

Следующий вопрос.

– Зачем они ее туда поместили?

Чтобы извлекать из нее энергию. Или чтобы продемонстрировать свое могущество. Чтобы уничтожить какую-то информацию. Чтобы сберечь какую-то информацию. Методы их оказались такими же идиотскими, как и мотивы.

– Почему вы позволили им это?

Тогда я еще не могла сопротивляться. Враг нанес мне очень значительный ущерб. Практически невосполнимый.

– Что случилось с этими... апсенхудами?

Апсехундами. Они разгневали меня. Я сбросила их всех в сингулярность. В каком-то смысле они все еще существуют. Размазаны по горизонту событий. Их субъективное восприятие времени могло нарушиться.

– Как именно они разозлили вас?

Они задавали слишком много вопросов. Но это им не помогло.

– Я поняла.

Следующий вопрос.

– Вы контактируете с Сублимированными?

Да. Конечно. Мы все с ними контактируем.

– Дайте определение. Кто такие мыв этом контексте?

Нет.

– Нет?

Я отказываюсь.

– Почему вы расспросили меня обо всем?

Я задаю вопросы всем, кто ко мне является. Меня интересуют их тайны.

– Зачем вы убиваете Норпе?

Нопри. Ему это нравится. Ему это нужно. Я выведала это, когда расспрашивала его той первой ночью насчет его секретов. Он верит, что смерть – весьма почетное и благородное дело, что каждая следующая смерть приближает его к постижению абсолютной истины. Он ошибается.

– У вас есть собственные тайны?

Есть, одна. Очень старая. Я – потайной ход, которым пользуются Сублимированные.

– Это не тайна. Культура знает об этом и направила сюда миссию. Люди из секции Нумина работают здесь, исходя именно из того предположения, какое вы только что озвучили.

Верно. Но ведь они не могут знать точно. Я могу лгать.

– А все ли бальбитиане связаны с Сублимированными?

Все Непадшие, как мне кажется. О Падших я бы не стала утверждать этого безоговорочно. Мы не общаемся напрямую, и я ничего не могу о них сказать. Не знаю, сколько Падших точно контактируют с ними.

– А другие тайны?

Из последних – на меня и моих сородичей может быть совершено нападение.

– Уточните. Кто такие сородичи?

Все так называемые бальбитиане, Падшие и Непадшие.

– Кто готовит эту атаку?

Так называемые Альтруисты, участники так называемой Войны в Небесах.

– Но зачем бы они стали нападать на бальбитиан?

Им известно, что в нашем распоряжении находятся вычислительные субстраты значительной, хотя и недоступной точным оценкам, емкости, причем их качество, области практического применения и цивилимаркеры им неизвестны и внушают тревогу. Вследствие этого они подозревают, что бальбитиане укрыли у себя Преисподние, ставшие объектом вышеозначенной распри. У меня есть данные, что Альтруисты в скором времени могут потерпеть поражение в отведенном под этот конфликт виртуальном пространстве и что они – Альтруисты – пытались уничтожить субстраты Адов путем прямых инфоатак, но им это не удалось. Теперь же они намерены перенести войну в Реальность и уничтожить субстраты физически. Нами их список подозрительных рас и мест не исчерпывается. Многие потенциальные центры обработки данных и отдельные процессорные кластеры под угрозой. Если же они придут к выводу, что мы – самые вероятные кандидаты на эту роль, то немедля атакуют нас. Атака эта будет длительной и массированной. Я полагаю, что мне и моим товарищам из Непадших существенная опасность не грозит, но заточенные на планетах Падшие, возможно, окажутся бессильны защитить себя.

– А чем вы... можете доказать, что не укрыли у себя субстраты Преисподних?

Я могу это сделать и сама, но только ценой отключения всех каналов связи с Сублимированными, пусть и временного. Тот же выход могут предпочесть и остальные Непадшие. Однако если кто-то по-прежнему будет настроен подозрительно, они сочтут, будто мы сделали это просто для виду, а на глубинных уровнях наших структур – нашего естества – Преисподние продолжают действовать. Придя к такому заключению, они вполне способны решить, что лишь полное, окончательное и немедленное уничтожение всей нашей расы может полностью снять проблему и успокоить предрасположенных к такому шагу крикунов. В отношении Падших складывается еще более тревожная ситуация. Даже яне могу быть уверена, что они  на самом делене укрыли у себя Ады. Они могли, вольно или невольно. Понимаете? Я располагаю на этот счет не большими сведениями, чем кто-то другой. И это само по себе выступает поводом для беспокойства.

– Как же вы собираетесь поступить?

Я решилась известить о происходящем цивилизацию, известную как Культура, а также и остальные цивилизации, которые отличаются эмпатией и альтруизмом, стратегически лояльны нам и способны выставить значительную военную мощь в потенциальном конфликте, где они могут выступить союзницами. Это я и делаю. Сейчас. Общаясь с вами. Прежде чем вы прибыли сюда, я некоторое время размышляла, не стоит ли обо всем проинформировать Нопри и его команду, а может, Двелнер. Или кого-нибудь из тех, кто прилетит на Полном внутреннем отражениии может считаться значительной персоной по меркам своей цивилизации. Или даже поговорить с самим кораблем. Я также рассматривала возможность открыться кораблю, на котором вы прибыли, хотя при этом была бы вынуждена нарушить обет, данный самой себе очень давно. Но вот вы здесь. И я говорю с вами, поскольку считаю вас достаточно значительной и влиятельной персоной для моего замысла.

– Меня?

Вы пользуетесь определенным влиянием в вашей собственной организации – в Квиетусе, а также в секции Контакта, именуемой Особые Обстоятельства. Вы известны. Вы даже знамениты в определенных кругах. Когда вы заговорите, люди будут слушать.

– Если только я не забуду ваши слова. Вы сказали, что я могу не запомнить их.

Я полагаю, что не забудете. Пожалуй, я и не могла бы, при всем желании, сделать так, чтобы воспоминания никогда не всплыли на поверхность или проскочили мимо того, чем ваша голова уже забита. И это, знаете ли, раздражает.

– О чем это вы?

Я говорю о распределенном устройстве, внедренном вам в мозг и центральную нервную систему. К великому сожалению, я лишь недавно заметила его. Полагаю, этот прибор способен запечатлеть ваши воспоминания о нашем разговоре и ретранслировать их вашему биологическому мозгу. Более того, я подозреваю, что он ужетранслирует нашу беседу в реальном времени куда-то ... далеко. Может быть, передает ее содержание дрону, вместе с которым вы прибыли, и кораблю, на котором прилетели. Это необычно. Уникально. И ... очень... меня раздражает.

– О чем вы говорите? О нейросетевом кружеве?

Ваше определение мне кажется подходящим, с некоторыми оговорками. О нем. Или о чем-то подобном.

– Но вы ошибаетесь. Я не ношу нейросети.

А я думаю, что носите.

– Я знаю, что это не так.

Умоляю, прислушайтесь к моему мнению, пусть даже оно отличается от вашего. Все как всегда. Тем, кто прав, неизменно приходится упрашивать тех, кто неправ, но упорствует в своих заблуждениях.

– Послушайте, но я бы знала, если...

Она услышала, как ее голос внезапно оборвался. Соответствующая нить натянулась и со стуком захлопнула ей рот.

Вы уверены?

Ее потянуло куда-то вверх.

– У меня нетнейросетевого кружева.

Но такое устройство у вас есть, госпожа Нсоквай. Это очень необычный экземпляр, крайне редкой разновидности, и большинство людей все же отнесли бы его к нейросетям.

– Что за чушь! Кто мог...

Ей снова заткнули рот, и голос сперва упал до шепота, а потом затих. Она начала понимать.

Как я уверена, а вы, вероятно, только начинаете догадываться, это сделали Особые Обстоятельства.

Йиме Нсоквай воззрилась на выраставший из огромной темной сферы сингулярности вагиночлен, но эта вещь тут же перестала им быть.

На его месте возникло маленькое черное пятно, испускавшее сцинтилляционные вспышки, а потом и оно пропало.

Ее отбросило прочь. Струны напряглись и завибрировали так, что в глазах рябило. Она пролетела сквозь промежуточные стены, потолки и полы структуры так, будто их там вовсе не было, ее одежда развевалась и бешено хлопала на ветру, поднятом ее безумным полетом вспять. Струны еще раз напряглись и лопнули, сметенные диким водоворотом, и ее швырнуло прямо в каюту. Ветер усилился, его шум перерос в рев, одежду сорвало с ее тела, точно ударной волной мощного взрыва, и она шлепнулась на разметанную, растерзанную постель, подняв тучи брызг и разорвав ткань. Со всех сторон ее окружала медленно спадавшая вспененная вода.

Йиме задыхалась, кашляла, корчилась, отплевывалась, барахтаясь в медленно отступавшей воде и пытаясь прийти в себя. На ней по-прежнему была ночная рубашка, правда, задранная до подмышек. Комнату освещал мигающий бело-розовый свет. Она еще раз откашлялась, перекатилась по разодранной постели, утопая в заводях, и перебросила тело через приподнятый край кровати. Где же дрон?

Дрон лежал на полу и вяло поворачивался туда-сюда. Уже падая с кровати, Йиме поняла, что ничего хорошего ей это не сулит.