Текст книги "Когда случились мы (ЛП)"

Автор книги: И. Б. Солис

сообщить о нарушении

Текущая страница: 21 (всего у книги 26 страниц)

Становимся ли мы ближе друг к другу? Да, мы придвигаемся ближе, затаив дыхание, пока не раздается стук в дверь, который разрушает чары.

– Входите, – говорю я, вытаскивая руки из-под его свитера. В качестве последнего шага расправляю верхнюю часть плотного материала на плечах Генри.

У одной из статисток возникли проблемы с застежкой-молнией на юбке. Прежде чем я успеваю что-либо сказать Генри, он уже выходит за дверь.

ГЕНРИ

– Мотор!

Макс произносит свои реплики, и голос его звучит все время сердито, как и положено. Затем, согласно сценарию, он уходит, оттолкнув меня с дороги. Сири произносит свои реплики следующей. Она собирается выйти вслед за братом, но я останавливаю её.

Однако я сосредоточен не на сцене и не на ней. Все мои мысли крутятся вокруг одного человека.

Она ушла и вернулась? Я так много хотел сказать. Начиная с того, что она всё ещё делает в Лондоне, и заканчивая тем, почему она решила разбить мне сердце.

Я не мог поверить, что она здесь. Стояла прямо передо мной. Красивая и нервная, она краснела, смотря на меня в ответ с тем же обожанием, которое всегда заставляло меня чувствовать, что я лечу. Её лицо выглядело немного осунувшимся, а под глазами были мешки.

Она ела? Она спала?

Я хотел задать ей несколько вопросов. Я хотел сказать ей, что я уже не тот, что прежде. Я не знаю, буду ли когда-нибудь.

Сири вырывает свою руку из моей хватки. Я не знаю, что она говорит, но я знаю, что должен сказать. Я произношу свои реплики. Слова полны боли и печали.

Когда я закрываю глаза, свежий пляжный аромат, который так любит Луна, проникает в мои чувства. Зеленые глаза продолжали наблюдать за мной, словно пытаясь запомнить каждую черточку моего лица. Но то, как её взгляд снова и снова возвращался к моим губам, вселяло в меня надежду.

Когда я сократил расстояние между нами, почувствовав, как её грудь прижимается к моей груди, я почти потянулся к ней, желая снова ощутить её сочные изгибы в своих руках. Я хотел зарыться лицом в эту упругую кожу, пососать нежные кончики, взять её в рот, чтобы свести её с ума. Она всегда оказывалась такой чертовски влажной для меня…

Предполагается, что я должен поцеловать Сири. Мой персонаж хочет этого. Я нет. Губы, которые я хочу почувствовать, принадлежат не ей. Но я все равно собираюсь это сделать. Поцелуй хорошо поставлен с помощью координатора интимной близости, поэтому я просто выполняю действия, о которых мы договорились. Мои руки на её плечах. Её руки прижаты к моей груди.

Я должен посмотреть ей в глаза, нежно сказать “Я люблю тебя”, а затем поцеловать её так, словно боюсь потерять.

– Я люблю тебя, – шепчу я, но не смотрю в карие глаза Сири. Я представляю зеленые глаза Луны.

Когда Луна схватила меня за руку, чтобы остановить, в моей груди вспыхнула надежда. Она передумала. Она знает, что совершила ошибку. Она хочет, чтобы я вернулся.

Но она прикасалась ко мне не поэтому. И всё же я не спешил уходить. Я хотел, чтобы она снова была рядом. Я всё ещё чувствую тепло её пальцев на внутренней стороне своей ладони.

Руки Сири на моей груди кажутся холодными. Когда я наклоняю голову, чтобы прижаться губами к её губам, невольная дрожь пробегает по моим плечам. Это всё неправильно. Я подумываю о том, чтобы отстраниться, но не хочу портить кадр. И вот я целую её, слезы выступают у меня на глазах, текут по лицу, потому что она, чёрт возьми, меня не хочет.

– Снято! – Ава выглядит заинтригованной и впечатленной. Я насухо вытираю лицо.

– У меня мурашки по коже, чувак, – Тадаши хлопает меня по плечу.

– Отличная работа, Хэнк, – Хейзел слегка ухмыляется. Очень отличается от той зубастой улыбки, которую я привык видеть на её лице.

Я заставляю себя улыбнуться и киваю, как будто ценю это. Но я ничего не говорю. Если я заговорю, мой голос сорвется, и они все поймут, что я не притворялся.

– Ещё раз!

Я вдыхаю и выдыхаю. Патрик подправляет мой макияж, и я позволяю боли снова вырваться на поверхность.

Глава 39

ГЕНРИ

Всё причиняет боль. Больно улыбаться, чтобы соблюсти приличия. Больно смеяться, притворяясь, что со мной всё в порядке. Просыпаться каждый день без неё больно.

Хотя я и хочу обвинить её, я сам во всём виноват. Я с самого начала был не в себе. Это моя вина. Я знаю это. Но это также и её вина. В том, что заставила меня так сильно влюбиться. В том, что она такая заботливая, умная и веселая. В том, что она красивая и сексуальная. В том, что слушала меня, подбадривала и никогда не осуждала. В том, что она чертовски идеальна.

Пока она не солгала мне. Пока она не разочаровалась в нас.

Она сдалась. И теперь я в аду.

В четверг, когда я с ужасом и нетерпением жду встречи с Луной, появляется курьер, чтобы доставить мой гардероб.

И вот оно.

Она не хочет меня видеть. Теперь, когда я знаю, что она здесь, она приняла решение.

В пятницу происходит то же самое. Такая сильная боль в середине груди…такое ощущение, что меня разрывают надвое.

Если бы я только мог поговорить с ней, попытаться понять, заставить её объяснить. Нет, это к лучшему. Для неё. Наталья должна вернуться к понедельнику, и Луна снова исчезнет из моей жизни. Тогда можно будет избежать неловких стычек. Мы не будем сталкиваться друг с другом. Оба прекрасно осведомлены о каждом движение друг друга. Мы не столкнемся друг с другом в пустом коридоре, где я смотрю прямо перед собой, как будто её там нет, и она делает то же самое. Но когда мы пройдем мимо друг друга, мы украдкой бросим взгляды друг на друга, когда думаем, что другой не смотрит. Я поймаю её взгляд, и, конечно, она тоже поймает мой. Нас не будет на съемочной площадке, где я буду делать вид, что разговариваю по телефону, пока она пытается починить самую раздражающую рубашку в истории мира. И тогда, может быть, я перестану чувствовать себя так ужасно и опустошено.

ЛУНА

Майя улыбается мне.

– Чего ты хочешь?

– Кхе-кхе. Хэнк. Кхе-кхе, – бормочет Хейзел, прикрываясь кулаком.

Я бросаю на неё неодобрительный взгляд.

– Ты только что…неважно. Хм, я не очень голодна. Но вы, ребята, берите всё, что захотите. Я угощаю.

– Мы должны заставить тебя заплатить, – зевает Хейзел. – За то, что ты такая грустная, унылая и чертовски тоскующая. Ты выводишь меня из себя, бро.

С тех пор, как я больше не живу в отеле, я не провожу столько времени с Хейзел и Майей. Я почти никуда не выхожу. У меня нет сил. Вот почему, когда они пригласили меня на ужин, я отказалась, но они всё равно пришли к Тадаши.

Мы заказываем много тайской еды и две большие пиццы. Они спрашивают, нравится ли мне жить у Тадаши.

– Мне здесь нравится. Здесь тихо. Обычно мы смотрим старые игры "Доджерс", когда он здесь. Иногда игры "Лейкерс". В остальном, здесь всего лишь я, которая занята писательством.

– Это звучит довольно жалко и невероятно скучно.

– Спасибо тебе, Хейзел. Ты всегда знаешь, что сказать, чтобы мне стало лучше.

Майя хихикает.

– Я скучала по тусовкам с вами обеими.

Я перевожу взгляд с одну на другую.

– Вы разве не каждый вечер куда-нибудь ходите?

– Нет! – Хейзел драматично кричит, падая обратно на диван. – Зайир был в городе, поэтому Майя игнорировала меня. По крайней мере, когда ты была с Хэнком, ты всё ещё тусовалась с нами.

Слышать, как об этом говорят так пренебрежительно – когда ты была с Хэнком – это пронзительная боль. Но Хейзел права; мы больше не вместе. Начнем с того, что мы даже не были вместе так долго. Всего несколько недель. Как это вообще возможно? Кажется, что больше. Я не помню времени, когда я его не знала…

Когда я выхожу из своих мыслей, Хейзел и Майя всё ещё спорят. Я знаю вопрос, который заставит их остановиться.

– Кстати, как там Зайир?

Выражение лица Майи становится восторженным. У Хейзел же наоборот.

– Сегодня он улетел обратно в Нью-Йорк.

– Иначе её бы здесь с нами не было, – бормочет Хейзел.

– Да, была бы.

– Но ты бы взяла его с собой.

– Да, Хейзел. Почему это проблема?

– Это не проблема, – бормочет Хейзел.

– Звучит так, будто это действительно проблема, – замечаю я, потому что я предпочту сосредоточиться на чужой драме, а не на своей собственной.

Прищурив на меня глаза, Хейзел издает тихое рычание.

– Хочешь знать, в чём проблема? У меня их две. Ты, – она указывает на меня. – И ты, – она сердито смотрит на Майю.

Я фыркаю.

– Что я сделала?

– Послушай, ты мне нравишься, малышка, – заявляет Хейзел.

Я всего на три года моложе.

– Но ты даже не представляешь, насколько сильно облажалась! Тебе нужно проснуться. Есть человек, который без ума от тебя, прямо как в чертовых фильмах и книгаз, которые мы пишем! И ты уходишь? Ты, блядь, уходишь?

Я могу лишь моргать, смотря на неё.

– Ты выглядишь растерянной. Это не так уж и сложно.

– Это сложно.

– На самом деле это не так, – Хейзел хмурится, такая серьезная, какой я никогда раньше не видела. – Ни у кого не бывает счастливого конца. Это дерьмо ненастоящее. Реальная жизнь – грязная штука, и это отстой! Вот почему, когда ты находишь того единственного человека, ты, блядь, не отпускаешь его! Ты просто не отпускаешь. И ты определенно, блядь, не сдаешься ещё до того, как всё начнется. Это так неправильно.

Я не спорю. Не сейчас, когда слова Хейзел напоминают мне о том, что говорил Генри, когда они звучат как вещи, в которые я когда-то верила. Майя бросает на меня сочувственный взгляд.

– Может, у тебя будет пара лет, или даже всего несколько месяцев, или гребенная неделя! – Хейзел выглядит невероятно расстроенной. – Но ты проведешь это время с человеком, которого любишь, который любит тебя! Ты знаешь, как это редко? У меня это было; это чертовски красиво. Я знаю, что много чего говорила тебе в лицо и за твоей спиной, Луна, но это глупость следующего уровня.

Слышать, как она называет меня моим настоящим именем, странно. Всё остальное – нет. Майя не утруждает себя тем, чтобы прикрыть хмурый взгляд рукой. Она выглядит оскорбленной за меня. Всё не всегда так просто, как утверждает Хейзел.

– А ты, – Хейзел поворачивается к Майе. – Я знаю, что назвала Луну глупой и идиоткой…

– Ты не называла меня идиоткой.

– Я собиралась. Но, Яя, тебе не нужно быть такой…отчаянной.

Теперь Майя выглядит обиженной.

– Из ниоткуда возвращается этот парень, и ты бросаешь всё и вся, чтобы вернуться к нему?

– Ты только что сказала Луне не отпускать.

– Зайир отпустил тебя. Он поступил с тобой грязно. Не боролся за тебя. Он выбрал легкий путь, – надменный тон Хейзел исчез. Теперь она звучит просто покорно и грустно.

Ещё больше слез наполняет глаза Майи.

– Мы оба согласились. Это было к лучшему.

– Разве это была не его идея?

Беззвучные слезы катятся по лицу Майи.

– Мы все совершаем ошибки, – уверяю я её, вставая с дивана, чтобы погладить Майю по спине. – Иногда мы не осознаем этого, пока не совершим их сами.

– Верно, – соглашается Хейзел. – А иногда ты можешь просто извиниться, и всё в порядке. Луна, ты можешь позвонить Хэнку прямо сейчас, сказать: «Прости, давай потрахаемся», и я уверена, что он был бы за этой дверью через десять минут. Знаешь, откуда я это знаю? Потому что я видела его с тобой. То, что у вас было, было слащавым и отвратительным, но это было по-настоящему. Ты не видела, как он говорил о тебе. Всё его лицо изменилось, как будто он не мог поверить в свою удачу, в то, что он был с тобой.

Мне становится трудно дышать, и дыра в моей груди становится больше. Хейзел продолжает:

– Ты знаешь, что он напился? На церемонии вручения наград. Самый профессиональный актер, которого я знаю, – Хейзел с отвращением качает головой. – Я так быстро вытащила его оттуда, но он сказал…неважно. Я не буду ставить его в неловкое положение, повторяя это, – Хейзел снова качает головой. – Я назову его идиотом, если он вернется к тебе, просто чтобы ты знала.

Хейзел переводит взгляд с меня на Майю.

– Ты не знаешь этого, потому что не ходила, – Хейзел встает. – Майя предпочла встретиться со своим парнем вместо того, чтобы поддержать своих друзей.

– Это несправедливо.

– Но это правда, – Хейзел пожимает плечами. – Я хочу сказать, что у вас с Зайиром есть история. Сверхсложная история. Дерьмовая, сверхсложная история. Что, если его семья снова будет давить на него? Что, если они снова будут плохо обращаться с тобой?

– Мы вместе пройдем через то, что встретится на нашем пути, – шепчет Майя с решимостью, с которой невозможно поспорить. – Я верю, что он прикроет мою спину, и я прикрою его.

Хейзел не говорит, что не поверит в это, пока не увидит, но выражение её лица всё равно выдает это.

– А как же ты? – спрашиваю я.

– А что я? – Хейзел выглядит такой же дерзкой и уверенной, как всегда. – Может быть, однажды, в далеком-далеком будущем, я захочу найти самую забавную, самую блестящую, самую горячую женщину на свете, с которой смогу прожить все свои дни. Я не знаю. Но прямо сейчас это не для меня. Я не хочу и не нуждаюсь в этом. Я совершенно счастлива, делаю всё, что захочу, трахаюсь с кем захочу! Я люблю себя, и я люблю свою жизнь. Я хочу, чтобы у вас обоих это тоже было.

Мы сидим, переваривая услышанное. Хейзел проводит рукой по лицу и ругается по-корейски.

– Послушайте, я знаю, то, что я только что сказала…звучит не так уж приятно, но это только потому, что всем нам время от времени нужно сталкиваться с правдой. Майя, ты одна из моих самых любимых людей на свете, и я хочу, чтобы ты была счастлива. Я действительно этого хочу.

Хейзел не пытается убежать, когда Майя пересекает гостиную и направляется к ней. Я присоединяюсь к ним, потому что теперь я чувствую себя ещё более эмоциональной.

– Луна, я всё ещё думаю, что ты гребаная идиотка.

– Иначе ты не была бы собой.

В конце концов, Хейзел прогоняет нас.

– Знаете, что нам следует сделать? Одинаковые татуировки!

– Нет.

– Этого не будет.

– С вами двумя совсем не весело.

Я встаю, чтобы взять ещё пива, хотя ненавижу его вкус. Когда я сажусь, они спрашивают, как продвигается моя книга. Я говорю им, что заканчиваю первый черновик. Последние две недели я писала без остановки. Я даже начала кое-что новое. Сценарий. Так уж получилось, что прошло две недели с тех пор, как мы расстались с Генри.

– Полагаю, это всё из-за Ч.

Майя выплевывает свой напиток.

Мне не хочется смеяться, но я едва сдерживаюсь.

– Хейзел, не начинай.

Но Хейзел всё-таки начинает.

– Ты помнишь, какой пьяной она была в тот раз? – спрашивает она Майю, которая выглядит смущенной из-за меня. – Луна Вуна, он сказал тебе, что ты сделала?

– Кое-что из этого.

Со злым блеском в глазах Хейзел рассказывает обо всём, что произошло. Майе приходится вмешаться, чтобы исправить некоторые из более сложных и причудливых сюжетных линий, но она довольно точна. К концу я настолько подавлена, что прячусь в своей толстовке. Они обе смеются надо мной. Хейзел открыто, а Майя тихо прикрывается рукой.

Я не помню ничего из того, что они мне говорили, но, если быть до конца честной, я вообще не помню, чтобы они были в комнате. Я помню, как Генри был со мной в душе, как я не стеснялась делиться некоторыми своими фантазиями, все из которых вращались вокруг него…потому что я была ненасытна, когда дело касалось его.

Что я действительно отчетливо помню, так это его голову у меня между ног, его горячий рот на мне…

От одной мысли об этом у меня по спине пробегает холодок. Я рада, что прячу лицо, потому что знаю, что в данный момент оно горит.

Как только Хейзел и Майя перестают смеяться, они задают мне вопрос, которого я надеялась избежать.

– Ты с ним говорила?

Я откидываюсь на спинку дивана, качая головой. Вполне вероятно, что две кружки пива во мне без всякой еды – причина, по которой я на самом деле отвечаю на вопрос Хейзел.

– Я разговаривала с ним только один раз. И он ничего не сказал.

– Ты…хочешь поговорить с ним? – спрашивает Майя.

Закрыв глаза, я честно отвечаю:

– Да.

Кажется, что комната вращается.

– Почему ты этого ещё не сделала? – спрашивает Хейзел.

Потому что он ненавидит меня, я уверена в этом.

– Чувства? Они мне не нравятся. И говорить о них тоже не люблю, – признается Хейзел. – Но даже я знаю, что иногда тебе нужно стать взрослой женщиной и просто, блядь, сделать это.

Я не спорю, но всё равно закатываю глаза. Я правда разговаривала с Генри, не о чувствах, но мне с ним было комфортно. Говорили о других вещах, смеялись и дурачились. Но как только это дерьмо стало реальным, я запаниковала и сбежала.

С самого начала с Генри всё было по-другому. На людях он держался на расстоянии, потому что я просила его об этом. Но когда нас было только двое, он не скрывал своих чувств. Он показал мне, что именно он чувствует ко мне. Он даже попросил меня жить с ним. Сказал, что любит меня…

Серьезно, что со мной не так?

– Мне нужно в туалет, – объявляю я, вставая с дивана. – В холодильнике есть ещё пиво, если хотите, – кричу я из глубины коридора.

Я мою руки, когда слышу стук входной двери. Тадаши должен быть на матче. Но раз уж он здесь, я позабочусь, чтобы он поел перед игрой, потому что еды ещё много, а он терпеть не может остатки в холодильнике.

Когда я открываю дверь, происходит худшее, что может случиться. Там Генри. Ошеломленный. Рот приоткрыт, он выглядит смущенным, пока, в конце концов, не становится скорее сердитым, чем удивленным.

Моргая, его глаза путешествуют вверх и вниз по моему телу, оценивая мой внешний вид. Черная пижамная рубашка с длинными рукавами, пижамные штаны с Бэтменом, фиолетовые пушистые носки.

– Ты остановилась здесь? – он обвиняюще хмурит брови. Это первые слова, которые он говорит мне за две недели. – У Тадаши? – его голос был таким же холодным и жестким, как и его глаза.

Я пытаюсь игнорировать своё бешено колотящееся сердце и то, как всё моё тело хочет прижаться к нему, даже если это ненадолго. Я слышу, как Тадаши смеется с Хейзел в гостиной.

Я скрещиваю руки на груди.

– О, так теперь ты сейчас со мной разговариваешь?

– Это не ты должна сердиться, – Генри хмурится. – Ответь на мой вопрос. Ты здесь живешь? – в его голосе явственно слышна боль. После долгого выдоха он бормочет:

– Он должен был сказать мне.

Я чувствую, как от него волнами исходит гнев. Его глаза широко раскрыты. Он кипит.

– Он должен был сказать тебе? – повторяю, каждое моё слово наполнено все большим раздражением, пока я не срываюсь. – Он не обязан сообщать тебе последние новости обо мне, а я ни хрена не обязана отвечать!

Возможно, он прав, и я не могу злиться, но это не значит, что он тоже может быть мудаком. Или, может быть, он и злится, потому что я всё испортила. Я уже ничего не знаю.

Расстроенный, он проводит руками по волосам. Злиться легче – это определенно причиняет меньше боли. Я могу понять, почему он предпочитает злиться, но я не хочу с ним ссориться.

– Послушай, – вздыхаю я, покусывая нижнюю губу. – Да, я остановилась здесь. Я заняла одну из его свободных комнат. Счастлив?

– Нет, Луна, я не счастлив. Даже близко нет.

Когда я уже думаю, что он больше ничего не скажет, он добавляет:

– Я…даже не знал, что ты всё ещё в Лондоне, пока не столкнулся с тобой в костюмерной. Ты…ничего мне не сказала.

Я должна уйти. Я должна уйти, не оглядываясь назад, запереться в своей комнате, оставить его в покое и позволить ему жить дальше. Мне следовало бы уйти, но я не могу.

– Что ты хочешь, чтобы я тебе сказала?

Мы стоим близко, но ещё не касаемся друг друга. Он долго ждет, пока я поднимаю на него взгляд.

– Почему, чёрт возьми, ты злишься? – он сам на себя не похож. – Ты положила этому конец, помнишь?

Отчаяние, печаль в его голосе пронзают меня насквозь. Я сдерживаю слёзы.

– Потому что… – я сглатываю.

Он подходит ближе.

– Потому что….?

Потому что мне страшно. Глядя в его красивые карие глаза, я понимаю, что хочу найти в них убежище. Я хочу чувствовать себя в безопасности в его объятиях, но мой разум – ужасное место, где я уже потеряла его. С кем-то умнее, остроумнее, красивее. Куда бы мы ни пошли, всегда найдется кто-то лучше меня.

Это случалось раньше. Это только вопрос времени, когда это случится снова. И я не переживу, если Генри причинит мне такую же боль, как мне причинили. Это невозможно объяснить. Он не поймет, потому что его никогда не предавали с таким злонамеренным умыслом, приводящим к таким разрушительным последствиям.

Пристыженная и отчаявшаяся, я поворачиваюсь, чтобы уйти, ничего не объяснив.

– Луна, подожди, – он хватает меня за руку.

Я останавливаюсь, но не отрываю взгляда от пола.

– Ты сказала, что это не сработает, – шепчет он, подходя ближе. Его запах окутывает меня. – Ты не сказала почему. И я так разозлился на тебя, что ушел. Когда я вернулся домой, тебя уже не было. Мне не следовало уходить, но я думаю, что заслуживаю знать.

Его грудь так близко к моей руке. От тепла его тела у меня кружится голова. Если я повернусь чуть влево, я дотронусь до него. Должно же быть какое-то слово, чтобы описать, как отчаянно я хочу прикоснуться к нему. Своими руками, своим телом и своими губами.

– Луна?

Если бы я прижалась к нему, уткнулась лицом в его сильную грудь, он бы обнял меня, прижал к себе – я знаю, он бы сделал это. Он заставил бы боль уйти…на время. Но утром она вернется. И в конечном итоге я утащу его за собой на дно. Я не могу так с ним поступить. Я не сделаю этого с ним.

– Скажи мне? Пожалуйста, – боль в его голосе заставляет меня поднять на него глаза.

– Потому что…ничто не длится вечно.

– Мы можем, – настаивает он, в его голосе слышна агония. Его руки сжимаются в кулаки, которые он засовывает в карманы.

Когда я встречаюсь с ним взглядом и шепчу его имя, в моём голосе звучит что-то хрупкое, как будто он вот-вот сломается. Губы Генри мгновенно оказываются на моих. Темная тень, поглощающая нас, рассеивается, как бальзам на рану. Муки последних нескольких недель забыты, наши страдания наконец-то ослабли.

Он прижимает меня к стене, пытаясь коснуться каждой частички моего тела сразу. Я цепляюсь за него, притягивая к себе, растворяясь в нем так сильно, что ни один из нас не знает, где заканчивается одно тело и начинается другое. Это боль, смешанная с желанием, любовь с печалью.

Мы отрываемся друг от друга только тогда, когда воздух становится абсолютно необходим, но даже тогда Генри прижимает меня к себе невероятно близко. Его глаза крепко закрыты, его лоб нежно прижат к моему.

– Ты не можешь целовать меня вот так и говорить, что для тебя это ничего не значит.

Это всё. Он – это всё.

– Луна, мы можем…

– Мы не можем, – обрываю я его, качая головой, моё сердце снова разбивается. Зацикленность на всех возможных негативных моментах перекрывает всё остальное. – Мы не будем.

Не в силах больше смотреть ему в глаза, я отхожу в сторону, вырываясь из его объятий. Я заставляю себя уйти. Он заслуживает объяснения, но я не могу его ему дать. Не тогда, когда мои мысли движутся слишком быстро, даже для того, чтобы я могла их понять. Не тогда, когда всё, с чем я остаюсь, – это чувство неполноценности и ужасающий страх, что я никогда не буду достойна его.

Вместо того, чтобы пытаться что-либо объяснить, я оставляю Генри одного в коридоре. Я не выхожу из своей комнаты, пока Майя не постучит, чтобы сообщить мне, что они с Тадаши ушли.

Когда я возвращаюсь в гостиную, Хейзел выглядит разочарованной и качает головой.

– Это было какое-то дурацкое дерьмо, Луна.