Текст книги "Легенда о воре (ЛП)"

Автор книги: Хуан Гомес-Хурадо

сообщить о нарушении

Текущая страница: 19 (всего у книги 36 страниц)

XLII

– Подайте бедному слепому на пропитание!

Закариас звякнул монетами в металлической миске, и характерный перезвон поднялся над суетой площади Святого Франциска. Он никогда не оставлял в миске больше пары медяков, чтобы какой-нибудь проворный мальчуган не опустошил ее на бегу. Как только кто-нибудь опускал в нее милостыню, он хватал монету и засовывал под одежду. Его слух стал таким острым, что он мог с легкостью различить достоинство монеты лишь по звуку, который она производила, ударяясь о металл, и тут же в соответствии с этим благодарил прохожего. Один мараведи он едва сопровождал кивком головы. Два вызывали благодарности. В редких случаях проходящая мимо дама кидала серебряный реал, и бурная благодарность слепого слышалась и по другую сторону городских стен.

– Скажите, слепой, вы ведь можете предсказывать будущее? – послышался справа от него женский голос.

– Конечно, сеньора, – ответил тот, повернувшись к источнику звука. Он осторожно снял повязку с глаз, которые были лишь двумя белыми шарами на обтянутым кожей морщинистом лице, и насладился запахом страха, исходившим от женщины. – Господь лишил меня дара зрения, но научил разгадывать тайны сущего. Я могу прочитать вам стихи или вознести молитву, если требуется.

– И вы можете сказать, кто у меня внутри? – с тревогой спросила женщина.

– Подойдите поближе, чтобы мои старые руки могли ощупать ваш живот.

Женщина сделала несколько шагов навстречу и вздрогнула, когда Закариас положил свои костлявые руки поверх ее раздувшегося живота. Слепой принялся осторожно его ощупывать, неразборчиво что-то бормоча на латыни. Ткань ее платья была хоть и мягкой, но всё же далеко не лучшего качества. Руки женщины, которых слепой тоже успел коснуться, прежде чем ощупать живот, тоже были несколько огрубевшими. Из этого слепой сделал вывод, что женщина была домохозяйкой и не знала по-настоящему тяжелой работы, но при этом ее дом отнюдь не был полной чашей. Однако ему нужно было узнать о ней несколько больше, чтобы сказать именно то, что она хотела бы услышать.

– Это ваш первый ребенок?

– Нет, второй. Первой была девочка.

Закариас улыбнулся и еще усерднее забормотал на латыни. Собственно, это было всё, что он хотел знать.

– Сеньора, у вас в животе – чудесный мальчик, который вырастет и станет таким же сильным и доблестным, как ваш муж. У него будут темные волосы, и он появится на свет в день святого Криспина.

Женщина с трудом сдержала крик радости и крепче стиснула руку слепого.

– У меня нет для вас денег, но прошу вас, примите этот серебряный медальон. Помолитесь за моего малыша?

– Сеньора, я посвящу вам пятьдесят молитв Деве Марии. В Севилье не будет более долгожданных родов. Все святые на небесах будет рядом с вами, помогая этому счастливому событию. Да благословит Господь вашу щедрость!

Довольная женщина удалилась, и Закариас начал повторять обещанные молитвы, прервавшись только когда был уверен, что клиентка отошла на приличное расстояние. Он ощупал медальон опытными пальцами, даже поднес к носу, чтобы понюхать, и лизнул кончиком языка. Он был небольшим, размером с большой палец, и из дрянного серебряного сплава, но наверняка стоил половину реала. Это была неожиданная удача после просто катастрофической недели. Этим вечером он поест хорошего горячего супа.

Он провел на площади еще полчаса, пока не решил закончить рабочий день. В конце концов ему надоело трясти миской по дуге перед собственным носом, чтобы звон следовал за его шагами. К этому трюку он прибегал, когда находился в отчаянии, но в этот вечер, похоже, толку всё равно не будет.

Он потянулся, выгнув тело назад, чтобы облегчить боли в пояснице, которые превращались в пытку после стольких часов на ногах. Наступило время, чтобы подобрать посох, на который он всегда опирался, и направиться к дому Сундучника, скупщика краденого. Конец посоха был обит железом и служил слепцу как средством защиты, так и картой города. Закариас прекрасно знал каждый булыжник, каждую сточную канаву и каждый угол любой улицы. Этот кусок дерева был словно оставшимся у него зрением.

Он подумал о создании, которое шевелилось в животе женщины. Когда этот ребенок начнет бриться, Закариас давно уже протянет ноги. Он не надеялся прожить еще много лет, ему и так уже перевалило за шестьдесят. Он хотел лишь немного спокойствия, миску еды и чистую постель. Но ничему из этого, похоже, не суждено было случиться, по крайней мере, пока Мониподио будет на него злиться.

Играя пальцами с медальоном, слепой снова вернулся мыслями к беспокойной матери, которая его подарила. Он спрашивал себя, как она будет обращаться с ребенком. Наверняка у ребенка будет лучшая жизнь, чем у него, с горечью подумал Закариас.

Он не родился слепым, как любил говорить. История о том, что Господь наградил его даром пророчества вместо зрения, завораживала легковерных жителей Севильи и снижала подозрения инквизиции. Истинные причины слепоты лежали лишь в бедности и эгоизме. Когда Закариусу исполнилось три года, его отец понял, что кормить его нечем, как и двух старших сыновей. Он был канатчиком, чьи руки прошлой зимой начали непроизвольно дрожать, и он больше не мог работать. В отчаянии он придумал единственное решение – попрошайничать, но для здоровых и взрослых людей это было совершенно непозволительно. Однако слепые дети могли просить на улицах милостыню и получали достаточно благодаря жалости, вызванной их состоянием.

Канатчик вызвал старую повитуху, которая заверила, что дети не будут страдать. Он оставил мальчиков с ней наедине, как следует связав малышей, а она проткнула им глаза раскаленной иглой. Отец отправился в отдаленную таверну, чтобы не слышать криков детей.

Двое мальчиков не пережили боли и увечий. Их раны воспалились, и через месяц они умерли. Закариас выжил, и ему пришлось попрошайничать на улицах с трехлетнего возраста, чтобы содержать и себя, и отца. Это была долгая и тяжелая жизнь, пока он не повстречал на своем пути бандита по имени Мониподио.

"Хоть бы эта крыса никогда не выходила из живота матери".

Узор брусчатки под посохом Закариаса немного изменился, и тот свернул за угол на улицу Оружия. На мгновение он остановился, поскольку ему послышались шаги за спиной, когда он менял направление. Это были осторожные шаги, человек шел спокойно, но старался не слишком шуметь, в отличие от большинства жителей города.

Он снова остановился, но шаги за спиной пропали. Уже увереннее он опять сменил направление в сторону улицы Крестов. Пощупал стену слева, чтобы убедиться в правильности пути, но больше по привычке. Он ходил этой дорогой сотню раз, она запечатлелась в его феноменальной памяти. Слепой едва помнил свет или форму предметов. Капли дождя на карнизах домов, апельсиновые деревья в цвету или прекрасный изгиб женской груди – этих образов не осталось в его памяти. Вместо этого он развил способность запоминать и считать, чем и накликал беду.

Когда почти двадцать лет назад он познакомился с Мониподио, молодой бандит был главарем небольшой банды воров, которые вскрывали замки и крали сохнущие на веревках рубашки. Они работали между воротами Макарена и воротами Солнца и едва набирали на полуголодное существование. Но Мониподио хотел большего. Он мечтал о единой банде с одним главарем.

У Мониподио хватало терпения, хитрости и жестокости для выполнения этой задачи. С годами он смог потихоньку объединить воров, попрошаек, контрабандистов и сутенеров. Сталкиваясь с противостоянием, Мониподио разделывался с противниками так, чтобы весь преступный мир Севильи знал, с кем не стоит шутить.

Чего не хватало бандиту, так это ума, чтобы править разросшейся криминальной империей. Севилья была городом с населением около ста пятидесяти тысяч душ, к которому как гигантские пиявки присосались около тысячи преступников всех мастей. И с каждой капли крови Мониподио требовал свою долю. Расположившись в центре огромной паутины, бандит нуждался в человеке, кто вел бы счета. Сколько заработали проститутки, сколько должны заплатить шулеры в "Компасе". Какую долю брать с мелких скупщиков краденого на блошином рынке за каждый лоток. Как организовать выплаты альгвасилам, чтобы избежать правосудия. Куда направить каждую неделю банды воров, чтобы они не слишком примелькались.

В тот день, когда в его штаб-квартире появился слепой нищий по имени Закариас, который, по слухам, обладал даром предвидения, Мониподио окинул его внимательным взглядом, а потом засмеялся.

– И какую ерунду собирается рассказать этот тип? Он же и под носом ничего не разглядит! Выкиньте его взашей.

Громилы схватили слепого под руки и потащили к выходу, но Закариас успел сказать кое-что, прежде чем его выкинули.

– Банда с улицы Аркебузиров вас надувает!

Заинтригованный бандит сделал знак головорезам, чтобы те остановились.

– Откуда ты знаешь, оборванец?

Закариас не видел лица Мониподио, но что-то в его голосе подсказало ему, что если он не даст верный ответ, то выйдет отсюда не просто с парой синяков. Он назвал банду с улицы Аркебузиров, потому что только ее и знал, хотя и понятия не имел, обманывает она Короля воров или нет. Ему пришлось придумывать на ходу.

– Скажите, сеньор, сколько они вам выкладывают каждый месяц?

– Семь эскудо, ни больше ни меньше.

– И какую долю от их заработка это составляет?

– Восемьдесят мараведи за каждый заработанный эскудо.

Один золотой эскудо составлял четыреста медных мараведи или двенадцать серебряных реалов. Закариас в мгновение ока подсчитал процент.

– То есть они зарабатывают тридцать пять эскудо каждый месяц. Скажите, раз уж вы были главарем банды воров: вы всегда зарабатывали одинаково?

– Нет, не всегда. Иногда получали лучшую добычу, а в некоторые месяцы – похуже.

– Однако они отдают вам одинаковую сумму каждый месяц. Точно ту же.

У Мониподио рот открылся от изумления, с какой скоростью Закариас провел подсчеты и какую хитрость только что проявил. Он призвал главаря банды с улицы Аркебузиров к ответу и уличил в том, что тот занижал сумму, которую должен был платить Королю воров. Главарь отделался лишь парой сломанных пальцев, поскольку Мониподио был необычайно доволен. Он нашел орудие, в котором нуждался. Слепой, для которого закончилось попрошайничество, голод и холод, тоже был доволен.

Закариас наконец-то добрался до места. Он помедлил, прежде чем постучать в дверь торговца краденым. Если сегодня тот будет не в духе, то все пойдет не так и ему придется выпрашивать каждый мараведи. Сундучник был жадной свиньей, но, к несчастью, слепой не мог обратиться к другому после случившегося с Мониподио. Наконец он пару раз стукнул посохом в деревянную дверь. Другого выхода у него не оставалось.

– Ты мне дверь поцарапаешь этой своей палкой, Закариас, – сказал голос по другую сторону. Слепой вошел и сделал четыре шага, отделявших его от прилавка.

– Бог с тобой, Сундучник.

– Да покоится с миром твоя мать. Что ты мне принес?

Закариас достал серебряный медальон и положил на прилавок. Он прислушался, как торговец копался в сундуках позади него. Именно благодаря этим сундукам он и получил имя, под которым был известен в преступном мире. Сундучник был главным торговцем краденым у Мониподио. Он был мастером по переплавке и подделке драгоценностей, именно через его дом проходили все значительные изделия, прежде чем пересечь Бетис и оказаться на стороне Трианы, если не находили свое место на блошином рынке. Для остальных горожан он был всего лишь выживавшим за счет продажи дешевых безделушек скромным ювелиром на грани разорения, чей порог мало кто переступал.

Сундучник поставил на прилавок маленькие весы и положил медальон на одну из чашек. Та качнулась с едва слышным звуком.

– За это дерьмо я дам тебе десять мараведи. Скажи спасибо за мою щедрость.

– Он стоит по меньшей мере половину серебряного реала, – оскорбился нищий.

– Это деньги, слепой. Ты их берешь или нет.

Закариас с трудом сглотнул, его выступающий кадык задвигался вверх и вниз по худой шее. Он не мог видеть, но отлично знал, что Сундучник насмешливо улыбается, наслаждаясь этим ненужным унижением. Разумеется, это было частью наказания, которое наложил на него Мониподио, но торговец воспринимал его как нечто личное. Он бессовестно крал у слепца семь мараведи, которых не хватало до половины реала. Закариасу срочно нужны были тридцать для оплаты гостевого дома, где он спал и откуда его выкинули бы без жалости, не принеси он деньги. Он утешил себя тем, что, по меньшей мере, у него были остатки милостыни. Несмотря на голод, он хотя бы сможет дать отдых разбитой спине.

– Хорошо.

Сундучник положил монеты на прилавок. Закариас протянул руку и заметил, как торговец отодвинул от него часть, оставляя ему один единственный мараведи. Одна восьмая стоимости буханки хлеба.

– Это твоя доля, слепой. Остальное пойдет на оплату твоего долга Королю.

Разъяренный Закариас развернулся, чтобы уйти, когда что-то втащило его обратно. Кто-то вышел из подсобного помещения, обогнул прилавок и схватил его за одежду. Судя размеру и запаху пота, он был похож на одного из головорезов Мониподио.

– Подумай хорошенько, слепец... по-моему, ты слишком старый. В таком темпе тебе придется прожить еще пару десятков лет, чтобы выплатить долг. Обыщи его, Хромой.

Рука пригвоздила Закариуса к стене. Он почувствовал во рту горький вкус гипса, смешанный со кислым страхом, поднимающимся из желудка. Этого не должно было случиться.

– Прошу вас, сеньоры. Мне нужны эти деньги. Пожалуйста.

Рука головореза продолжала шарить по телу, не обращая внимания на мольбы. Пару раз во время мерзкого обыска она проходила по тайному карману, где хранилась милостыня, и Закариас задержал дыхание. Может, ему еще удастся этого избежать.

– У него больше ничего нет, – произнес над ухом неприятный голос.

– Не верю. Он день деньской торчит на площади Святого Франциска и не стал бы так нервничать, если бы ничего не припрятал. Обыщи еще раз.

Закариас мысленно обругал себя за то, что притащился сразу сюда, вместо того, чтобы сначала зайти в свой постоялый двор. Те мараведи, что он хранил в секретном кармане, были всем его имуществом. Если эти мерзавцы их найдут, то ночью ему придется спать на ступеньках церкви, вместе с самыми несчастными нищими. А на следующий день снова начнется отсчет долга.

– Неужели Мониподио столько вам платит, чтобы вы обращались со мной подобным образом? – простонал слепой.

– Мониподио плевать, распеваем мы с тобой псалмы или раздаем затрещины. Ему нужны лишь девяносто эскудо, которые ты взял у него взаймы. Вежливость за счет заведения.

С триумфальным ревом головорез нащупал что-то под рукавами туники Закариуса. Там находилось нечто более твердое, ловко скрытое рядом со швом. Слепой заметил, как стальное острие разорвало ткань менее чем в пальце от его подмышки, и монеты посыпались на пол.

– Видал, Хромой? – сказал скупщик краденого с жестоким смехом. – С дерева всегда можно снять плоды, если как следует тряхнуть. А теперь выкинь его отсюда.

Закариас почувствовал, как его схватили за одежду и бросили вперед. Он приземлился в сточную канаву посередине улицы, промок и потерял ориентацию. За спиной он услышал хлопанье двери, которое для бедняги слепого прозвучало как символ поражения и отчаяния. Растянувшись на мостовой, со ссадинами на коленях и унижением в душе, он желал смерти.

Вскоре он почувствовал, как его поднимают огромные руки, с легкостью, словно пушинку. Закариуса охватил ужас, поскольку он не знал, что это за новая угроза, он едва мог дышать. Похититель держал его в воздухе так долго, что Закариусу это время показалось вечностью, хотя на самом деле прошло не больше пары минут. Наконец они остановились, и слепой снова оказался на ногах. Коленки у него дрожали, он чуть не падал в обморок. Кто-то снова всунул ему в руки посох и чуть прижал к его телу.

– Оставь его, Хосуэ. Похоже, наш новый друг не очень хорошо себя чувствует, – раздался голос напротив. Он был юным, с металлом и проникновенным, в нем ощущалась необычная твердость. Хотя Закариас был уверен, что никогда раньше не слышал этот голос, что-то в нем внушало доверие.

Огромная рука поддерживала его за плечи, на сей раз гораздо деликатнее.

– Кто вы такие?

– Друзья, маэсе Закариас, – ответил молодой человек. – И судя по всему, вы в них нуждаетесь.

XLIII

Санчо и Хосуэ добрались до окраин Севильи за четыре дня до встречи с Закариасом. Оба отправились из дома кузнеца в одежде Хоакина, сына Дрейера. Санчо она была маловата, тогда как для Хосуэ пришлось распороть несколько вещей, чтобы сшить из них одежду по размеру. С обувью ничего нельзя было сделать, поэтому Санчо поставил себе целью решить этот вопрос как можно раньше. Правда, для этого им нужно было добраться до города и воплотить в жизнь свой план.

Благодаря более пристойному внешнему виду, нежели год назад, после бегства при крушении "Сан-Тельмо", им уже не нужно было прятаться при встрече с другими путниками. К обеденному часу они добрались до монастыря Святой Марии. Можно было продолжить путь, пересечь мост Трианы и присоединиться к путникам, стоявшим в очереди на входе в город, но Санчо опасался, что стражники на воротах спросят его про Хосуэ. Без документов на право владения рабом и денег на подкуп они рисковали разоблачением. При первых же сомнениях стражники бросили бы Хосуэ в тюрьму на Змеиной улице до выяснения его личности. Санчо не был готов пойти на такой риск. Правда, взамен он собирался рискнуть не меньше.

Они остановились в тени высоких стен монастыря, чтобы немного поспать. Этой ночью им нужно было быть сильными и отдохнувшими.

"Мне страшно", – сказал ему Хосуэ.

Луна была уже высоко в небе, поэтому Санчо мог с легкостью видеть выражение лица друга. В серебряном лунном свете сильные и мужественные черты лица негра казались призрачными и зловещими.

– Я знаю, – сказал Санчо шепотом. Его руки были заняты, поэтому он не мог использовать знаки. – Но другого выхода нет, ты же знаешь. Я не могу оставить тебя здесь одного.

Хосуэ пожал плечами, и они направились к берегу реки. Ранее у одного из близлежащих домов они украли лодку. Хозяин наверняка ловил на ней крабов и продавал их в городе. Она была столь крошечной, что Санчо с легкостью нес ее в руках, поэтому его не удивляло, что гигант, со всей серьезностью боявшийся утонуть, был напуган. Санчо с задумчивостью уставился на беспокойную поверхность воды, движения которой походили на судороги умирающей змеи. У него тоже были сомнения, что хрупкое суденышко выдержит вес его друга.

Когда они спустили лодку на воду, Хосуэ стиснул зубы и покачал головой, но в конце концов решился в нее залезть. Он поджал руки и ноги, черное тело, казалось, переполнило суденышко. На мгновение Санчо одолели сомнения. Если Хосуэ сделает хотя бы одно лишнее движение, когда они доберутся до центра реки, то они точно пойдут ко дну. Он залез в воду и начал толкать лодку. Хотя в середине августа уровень воды в Бетис был ниже обычного, сила течения пару раз чуть было не потопила лодчонку. Хосуэ с такой силой вцепился в деревянные борта, что дерево затрещало под его пальцами.

Когда они добрались до другого берега, Хосуэ поспешил спрятаться в кустах, как было договорено. Санчо чувствовал усталость, но, тем не менее, не хотел бросать там лодку. Скорее всего, для ловца крабов она была единственным источником средств к существованию, и если оставить лодку на этом берегу, рыбак никогда ее не вернет. Юноша залез в лодку и вернулся на другой берег, гребя на этот раз руками. Когда он оставил лодку там же, где ранее взял, из дома донесся храп рыбака. Санчо мысленно улыбнулся. К утру лодка высохнет, и хозяин даже не заметит, что кто-то ее позаимствовал.

Санчо приложил огромные усилия, чтобы снова переплыть реку. Когда он коснулся дна ногами, ему пришлось остановиться на некоторое время, не выходя из воды, чтобы отдышаться. Взгляд его был прикован к звездам, а в ушах стоял шум реки. Наконец, Санчо добрался до кустов, где его ждал Хосуэ.

– Жди здесь. Я вернусь до рассвета.

Хосуэ сжал его руку, чтобы пожелать удачи. Санчо отправился в путь, зная, что она ему пригодится. Ему предстояло пересечь пространство вне крепостных стен и добраться до ворот Ареналь, на ту территорию, где преступные банды бродили в поисках ничего не подозревающих путников, не сумевших войти в город до закрытия ворот. Он поправил пояс, на котором висела шпага Дрейера. "Моя шпага", – подумал он с гордостью. Он еще никогда не сходился ни с кем в настоящем бою и не знал, что могло произойти. Не знал, как поведет себя вне привычного порядка тренировочного зала.

Он обошел дома Колумба, где теперь жили потомки адмирала, и спустился, прижавшись к стене. Внезапно его сердце замерло. В тридцати-сорока шагах перед ним виднелись несколько притаившихся в темноте фигур. Они разговаривали шепотом, а у одного в руках была маленькая горящая жаровня, определенно, чтобы поджигать фитили аркебуз. Их было слишком много для простой банды грабителей. Мгновение он обдумывал вероятность, что это стражники, притаившиеся в засаде на кого-нибудь, но Санчо в этом сильно сомневался. Правосудие никогда не рисковало высовываться из-за городских стен ночью, если этого можно было избежать.

Он не мог вернуться и попытаться пробраться с другого берега, потому что это сильно бы его задержало. Ночь заканчивалась, а с наступлением рассвета ненадежное укрытие Хосуэ будет обнаружено. Он не мог попытаться и залезть в воду, потому что в этом месте, самом дальнем от излучины реки в северной части города, течение ночью было слишком опасным. Единственным выходом оставалось прошмыгнуть мимо них под прикрытием темноты.

Он упал на землю и начал ползти, стараясь не высовываться из безопасной тени под стеной. Этой ночью свет луны был очень ярким, и Санчо бранил себя, что этого не учел. Казалось, он двигался со скоростью улитки, по спине стекал густой пот. Он прополз так близко к сидящим в засаде, что мог почувствовать в их дыхании запах того, чем они ужинали накануне вечером.

– Что-то коснулось моей ноги, – прошептал голос справа от Санчо.

Тот замер, чувствуя, как на высохшей земле отдаются движения тела говорившего, беспокойно ворочавшегося в поисках того, что его встревожило.

– Замолкни, старик. Наверное, это лягушка. Не будь трусом, – голос другого звучал чуть дальше.

– А если это змея?

– Тихо! Хотите, чтобы нас услышала стража на стене? Поднимись и ляг чуть дальше, если тебе так страшно.

Ближайший к Санчо человек поднялся на ноги, и его сапоги коснулись ног юноши. Тот прижался к основанию стены и тут же почувствовал сильнейшую боль. Меж камней рос колючий кустарник, его шипы прокололи рубаху и вонзились в спину Санчо. Ему пришлось впиться зубами себя в плечо, чтобы не закричать.

Когда человек начал двигаться, наступая на своих товарищей и вызывая их возмущение, Санчо воспользовался этой суматохой, чтобы отойти от них подальше. Оттуда он продолжил двигаться без серьезных неприятностей. Несколько минут спустя он отважился подняться и продолжил идти согнувшись, благодаря чему смог двигаться так быстро – по сравнению с тем, чего ему стоило ползком покрыть предыдущий участок, – что чувствовал, будто летит. Только рядом с воротами Трианы ему снова пришлось лечь на землю, чтобы избежать света фонарей, освещавших Корабельный мост. На этой огромной и шаткой деревянной площадке, соединявшей Триану с Севильей, всегда находился отряд стражников, патрулировавший территорию между замком инквизиции и гаванью. И эти солдат больше заботились о том, чтобы никакой враг не разрушил дорогостоящий и хрупкий мост, чем следили, чтобы никто не пробрался в город под покровом ночи. В любом случае, Санчо не хотел, чтобы что-то встало между ним и его целью, особенно когда он был уже так близко к ней.

Когда он добрался до противоположного края Ареналя, то услышал вдалеке выстрелы, к северу от того места, где находился. Он остановился, наклонив голову и напрягшись, но схватка происходила где-то далеко. Раздались еще несколько отдельных выстрелов, и через некоторое время настала тишина. Санчо был уверен, что это имело отношение к той группе, которую он видел рядом с Королевскими воротами.

"Интересно, что за чертовщина происходит в Севилье. Тут что-то не в порядке", – подумал он, возобновляя шаг.

В конце концов он оказался перед небольшим холмом, который так хорошо помнил, прямо позади блошиного рынка. Впотьмах ему понадобилось несколько минут, чтобы найти вход в убежище, где они жили с Бартоло. Когда его пальцы обнаружили ловко замаскированную щель, служившую для того, чтобы вытащить закрывавший вход камень, он немного поколебался, прежде чем вытащить его. На мгновение его охватили страх и тревога. Если кто-либо еще знал об этом месте, а Мониподио, похоже, владел всеми секретами этого города, то наверняка убежище обыскали после смерти карлика.

Найти тайник под его постелью не слишком сложно. В таком случае мешочка с золотыми монетами, на который Санчо возлагал все надежды, там не окажется. Ему придется вернуться к Хосуэ с пустыми руками, снова заставить его переправиться на северный берег реки, в опасении прихода неизбежной зари. Если он ошибся, если был так глуп, что вообразил, будто это место осталось для всех в секрете, они с Хосуэ опять окажутся прикованными к веслу на галере.

Он глубоко вздохнул, тряхнул головой, чтобы разогнать дурные предчувствия, и потянул на себя камень. Поначалу он не поддавался, потому что с тех пор, как его последний раз двигали, прошло уже много времени, и снизу камень зарос мхом и сорняками. Санчо успокоился. По крайней мере с этой стороны, похоже, никто не входил.

Наконец, он с неприятным скрежетом вытащил камень и засунул внутрь голову и плечи. Ему пришлось приложить больше усилий, чтобы протиснуться внутрь, чем он помнил, и он с тоской сообразил, что больше уже не ребенок, каким был в тот первый раз, когда перебирался через этот участок стены. Он напряг ноги, чтобы оттолкнуться, оставшись лицом к камню, не в состоянии пошевелить руками. Санчо на мгновение застрял, почувствовав, как по лицу проползло множество липких лапок, и во второй раз за ночь вынужден был сдержать крик.

Санчо терпеть не мог насекомых, и застряв вот так в темноте, почувствовал приступ паники. Он часто задышал и стиснул зубы, представив, что слышит, как сотни черных лап царапают камень рядом с ним. Когда ему удалось успокоиться, Санчо начал извиваться туда-сюда, опираясь на кончики ног. Через некоторое время открытые раны на спине от шипов кустарника, к которому он прислонился у стены, дьявольски болели, но Санчо смог высвободить одну руку. Он схватился за камень с другой стороны, с силой подтянулся и свалился внутрь убежища, ударившись обо что-то головой.

Он с трудом встал на ноги и ощупал окружающие предметы, пытаясь сориентироваться. В сумраке проступали знакомые очертания, хотя всё казалось каким-то развороченным. Он спрашивал себя, является ли причиной тому падение или кто-то здесь побывал. Он протянул руки к тому месту, где Бартоло всегда хранил трут, кремень и огниво, но отверстие в стене оказалось пустым. Санчо не помнил, положил он всё на свое место в тот день, когда они покинули убежище в последний раз, в тот день, когда погиб карлик. Если так, то это точный признак, что кто-то нашел укрытие и ограбил его.

Санчо в отчаянии ощупал пол и обнаружил что-то блестящее и твердое. Это был кусок кремня, отколовшийся при падении. Трут тоже лежал рядом, но огнива нигде не было. Санчо в нетерпении воспользовался навершием шпаги, чтобы высечь кремнем искры и поджечь трут. Когда робкое, но устойчивое оранжевое пламя осветило помещение, юноша погрузился в воспоминания.

Всё, что произошло за последние два года, испарилось, как бесконечный сон. На мгновение он подумал, что Бартоло снова вот-вот появился у двери, пахнущий перегаром и проклинающий всех святых за неудачи в картах. Но пламя дрогнуло, вернув Санчо к реальности. Он нетерпеливо подошел к своей постели и перевернул ее, откинув на середину комнаты. Там лежал плохо пригнанный камень, скрывавший тайник. Санчо вытащил его, всё больше нервничая, и запустил руку в дыру. Когда кончики его пальцев коснулись кожаного мешочка со знакомыми твердыми и округлыми формами внутри, он вздохнул с облегчением. Юноша вытащил мешочек из углубления, развязал тесемки и высыпал содержимое на ящик, служивший им с Бартоло столом.

Там были золотые и серебряные монеты, которые он скопил, учась у карлика, и которые предлагал Бартоло, чтобы тот выплатил долг Мониподио, но он благородно отказался. Двадцать эскудо, составлявшие часть его плана мести убийце карлика и основу лучшей жизни для них с Хосуэ.

Санчо покинул убежище через проход, выходивший на внутреннюю сторону стены, и побежал по переулкам квартала конопатчиков в северном направлении. Небо уже начало светлеть, и Санчо всё больше беспокоился о Хосуэ. Он боялся, что кто-нибудь его обнаружит. Ему пришлось поменять изначальный план – выбраться за городские стены и найти Хосуэ.

Когда незадолго до рассвета сонные стражники открыли Королевские ворота, они обсуждали друг с другом стычку, произошедшую несколько часов назад по ту сторону стен. Хотя Санчо горел желанием узнать, что же там произошло, у него не было времени на болтовню. Он выбежал наружу вместе с группой крестьян, ожидавших открытия ворот. У всех в руках были рабочие инструменты и корзины или мешки с едой на весь тяжелый трудовой день. Санчо, не без опаски оставивший шпагу в убежище, был единственным с пустыми руками, он опустил голову и принял покорный вид, так что никто не обратил на него внимания при выходе.

Группа крестьян направилась к Корабельному мосту, на дорогу к садам и фермам, где они работали поденщиками. Санчо покинул центр группы и отстал, чтобы оказаться последним. Перед тем, как добраться до моста, он задержался около пары работников, похожих на отца с сыном.

– Простите, сеньоры, но я хотел бы вам кое-что предложить.

Старший крестьянин недоверчиво взглянул на Санчо и жестом велел продолжить, но младший осмотрел его с головы до пят.

– Что вы хотите?

– Я хотел бы купить ваши инструменты.

Мужчины переглянулись и посмотрели на старые мотыги в своих руках. В ржавые зажимные кольца набилась земля, а ручки перекосились.

– Зачем тебе наши инструменты, малец? – спросил старший.

– Мне предложили работу поденщика, но я не могу явиться без инструментов.

– Сколько предложишь? – спросил молодой.

– Не понимаю, зачем тебе две мотыги, – заявил старый почти одновременно.