Текст книги "Легенда о воре (ЛП)"

Автор книги: Хуан Гомес-Хурадо

сообщить о нарушении

Текущая страница: 11 (всего у книги 36 страниц)

XXIV

Если Ареналь в Севилье был наиболее важным в христианском мире торговым местом, а площадь Святого Франциска – нервным центром города, то ступени кафедрального собора являлись эпицентром всего мира. На этих ступенях принимали самые важные решения, обменивались сплетнями и заключали сделки. Дворяне, торговцы, дипломаты и шпионы короны вращались вокруг своих позиций в танце власти, у которого имелись собственные правила.

Те, кто приносил новости, направлялись прямо к своим хозяевам, как волки в человеческом лесу. Гонцами обычно служили одни и те же люди, так что собиравшиеся на ступенях знали, что кто-то только что получил важные известия.

Желавшие послушать пересуды, приблизиться к могущественному человеку или просто попросить об одолжении собирались в нижней части и время от времени поглядывали на объект интереса. Если власть имущий считал уместным принять их, он подавал знак рукой или просил помощника их позвать.

Наконец, те, кто управлял судьбой Испании и Индий, собирались наверху лестницы, в зависимости от высоты собственного положения. Чтобы поговорить с себе подобным они подходили к ним, словно хозяева этого места, кем и были в действительности. На стенах собора над их головами висел потрясающий барельеф с евангелическим сюжетом, где Христос выгонял менял из храма. Ирония не оставалась незамеченной теми, выше кого стоял только король, рассматривавшийся ими всего лишь как препятствие для карьеры.

Варгас находился на предпоследней ступени. Он был всего лишь торговцем, так что даже будучи одним из самых богатых людей в Севилье, не мог занимать самую высокую ступень, подобно другим купцам, менее важным, но обладавшим дворянством по праву крови или получившим его. В Андалусии дворян по происхождению было меньше, чем в остальной Испании, богатой на обедневших идальго. Обладавшие дворянским титулом в Андалусии обычно имели огромные доходы благодаря своим землям, хотя экономическая ситуация постепенно ухудшалась. Общество запрещало им работать, и лишь некоторые дворяне снисходили до торговли. И наоборот, простолюдины по происхождению, сделавшие состояние подобно Варгасу, страстно мечтали добиться титула маркиза или барона, чтобы возвысить свою фамилию.

Купец не был более скромным в своих мечтаниях. Покойная жена всегда призывала его купить любой титул, но Варгас отказывался. Он хотел стать герцогом или никем, как поклялся над телом мертвого брата четыре десятка лет назад.

"Посмотрите-ка, как пыжатся Мендоса, де лас Эрас и Табоада. В следующем году вы будете здесь, внизу, смотреть на меня снизу вверх, – думал Варгас. – Если бы не потонули мои корабли..."

Последние превратности судьбы отдалили его от величия, которое он надеялась в скором времени завоевать. Но для этого должен был удаться столь тщательно составленный им с Мальфини заговор, иначе его империю ждала гибель. Поэтому этим утром он пришел на ступени, опираясь на трость, которая, как и боль в ноге, была теперь его пожизненным спутником.

Слушая вполуха продавца шелка из Фландрии, говорившего о необычном повышении цен на краски, Варгас пытался найти в толпе Мальфини.

"Куда, черт подери, подевался этот жирный генуэзец? Он уже должен был прийти".

– Вы в порядке, сеньор? Я нахожу вас сегодня несколько отсутствующим, – спросил торговец шелком.

– Я в полном порядке, мастер Ван дер Берг. Продолжайте, прошу вас.

– У вас снова проблемы с ногой?

Шагах в двадцати правее Варгас увидел чиновника Палаты по делам колоний. Это был бледный, низкорослый и тщедушный человек. Он находился среди людей в нижней части ступеней, на нем была шляпа с голубым пером, как они условились. Он уже начал проявлять признаки нетерпения и, несмотря на холод, не прекращал вытирать платком пот со лба.

"Проклятый Мальфини, настоял на обмене у всех на виду. "Так не будет риска, что этот мерзавец устроит нам ловушку, и это будет менее подозрительным", – заявил он. Только бы этот трусливый педик не разнервничался в разгар операции", – подумал Варгас, прикусив нижнюю губу. Замысловатая логика банкира, столь превосходно звучавшая накануне, теперь казалась полнейшим безумством.

– Спасибо за вопрос, добрый друг. Нога уже лучше... будьте добры, расскажите мне о тех новых оттенках красного, которых вы, по слухам, добились в ваших мастерских.

Торговец шелком пустился в счастливые разглагольствования, на которые Варгас не обратил ни малейшего внимания. Купец продолжал вглядываться в толпу в поисках своего партнера. Он не смог сдержать вздоха облегчения, когда наконец увидел Мальфини в сопровождении одного из охранников банка. В руках его была тонкая кожаная папка. Генуэзец жестом велел своему спутнику остановиться, а сам погрузился в толпу.

Варгас собирался снова повернуться к торговцу шелком, когда в паре метров от Мальфини появилось лицо, которое он раньше никогда не видел. Это был худощавый парень в классическом черном одеянии, какое носили ученики и помощники в банках и лавках ростовщиков. Купец не обратил бы на него внимания, если бы, когда Мальфини повернулся к служащему Палаты, парень не взглянул мельком в их сторону. Напряжение в его глазах заставило Варгаса похолодеть. Он уже видел подобный взгляд раньше на собственном лице. Это были глаза хищника.

"Что-то не так".

Мальфини был всего в паре шагов от служащего Палаты, когда вдруг поскользнулся и упал на землю всем своим жирным телом. Началась неразбериха, десятка два рук протянулись на помощь генуэзцу, который выл от боли, будто упал на раскаленные угли вместо керамической плитки. Но Варгаса это не волновало. Он следил только за молодым учеником, который тоже наклонился помочь генуэзцу.

А затем исчез.

Варгас захромал вперед, по пути сметя в сторону торговца шелком, но было уже слишком поздно. Он еще не добрался до Мальфини, когда крики последнего возвестили о том, что его обокрали.

XXV

Таверна в Триане была темной и полной дыма дырой. Снаружи не имелось даже вывески, здесь не останавливались на стаканчик вина прохожие.

Капитан де Гроот наведывался сюда несколько раз, и всегда из-за темных делишек. Его не пугали головорезы с мрачными взглядами, вынимающие сталь из ножен и не позволяющие войти внутрь, прежде чем он не объяснял, кто такой и по какому делу явился. Сильный как вол и заправский фехтовальщик, де Гроот мало кого боялся в этом мире. Он не был смелым человеком с общепринятом смысле слова, поскольку чтобы быть храбрецом, необходимо знать, что такое страх. Отсутствие у него страха происходило от нехватки воображения. Во многих смыслах Гроот был просто животным, которое не в состоянии видеть дальше, чем на день вперед, или находить радость в чем-либо кроме удовлетворения примитивных инстинктов.

Варгас никогда не спрашивал Гроота, за что его поместили в тюрьму, откуда купец его вытащил. Фламандец с удовольствием бы ему об этом рассказал, если бы не был уверен, что его господин и так прекрасно осведомлен о его истории, потому что никогда ни шагу не ступал, не выяснив, сколько тараканов скрывалось под камнем, на который собирался поставить ногу. По этой причине капитан слепо ему подчинялся, поскольку крайне не любил самостоятельно определять свою судьбу. Хватало доказательств того, что случалось, когда он сам принимал решения.

Он вырос на ферме в предместьях Роттердама в компании одной лишь кукурузы и занимаясь лишь заточкой кос об оселок. Он ловил мелких животных, вроде крыс и енотов, и пробовал на них остроту ножей, наблюдая, как они умирают с пустым, как у вола, взглядом, и спрашивал себя, чтобы он почувствовал, вонзив железо в человека.

Его семья заметила, что в голове у маленького Эрика что-то не в порядке. Хотя они никогда не говорили этого открыто, мальчик их пугал. В двенадцать с половиной лет, уже будучи ростом метр восемьдесят, он мог поднять и поставить на ось мельничное колесо, когда то соскакивало. Не зная, как с ним совладать, родные предпочитали держать его подальше от соседей. Живя в десяти милях от самого большого горда Фландрии, мальчик никогда не бродил по его улицам.

В тринадцать лет одним августовским вечером он сбежал с фермы и отправился в Роттердам, взяв с собой лишь краюху хлеба и два фунта сыра. Выглядел он лет на пять старше, и поэтому ему не составило труда получить работу портовым грузчиком, разгружать тюки с шерстью, в два раза превышающие его размером. Там он столкнулся с преступниками всех мастей и начал пить вино и ходить к проституткам в том возрасте, когда большинство детей ходят в школу. Гроот научился драться своими огромными ручищами и с яростью сломал руку грузчику, который назвал его нищим, но так и не смог заполнить пустоту внутри.

В шестнадцать кто-то рассказал ему о фехтовальных школах, которые как грибы после дождя возникали в центре города. Он накопил денег, чтобы поступить в одну из них, но когда оказался лицо к лицу с учителем фехтования, тот был потрясен физической силой де Гроота и предложил давать ему уроки бесплатно, в обмен на небольшую работу для школы. Через несколько месяцев он превратился в лучшего ученика, а через пару лет стал известным всему Роттердаму фехтовальщиком. Нехватку техники он заменял яростью и жестокостью, так что никто не хотел столкнуться с ним даже в тренировочном бою. Этот этап его судьбы закончился трагически, когда он наконец исполнил свое желание. Несмотря на то, что дуэли были запрещены под страхом смертной казни, де Гроот смог спровоцировать кого-то, чтобы тот бросил ему вызов.

Труп убитого де Гроотом молодого человека еще не остыл, когда тот вступил в армию короля Филиппа, чтобы избежать наказания. Жизнь в армии казалась ему тяжкой, но война была естественной средой для человека вроде него, миром, в котором исчезали установленные богом и людьми нормы. Командиры принимали это за храбрость и повысили до капитана, после чего де Гроот попал в тюрьму, из которой его вытащил Варгас.

Туда его заперли, когда выяснилось, что он насадил на шпагу испанского капитана за то, что тот отказался сопровождать его в ночном набеге. В тюрьме он снова почувствовал себя таким же разбитым и пустым, как и на ферме, где родился. Когда Варгас его выбрал, де Гроот сначала решил, что это временный выход из той ситуации, в которой он оказался, но вскоре обнаружил, что под руководством купца мог бы вести приятную жизнь и время от времени выпускать наружу свои инстинкты хищника. Варгас, в свою очередь, находил весьма полезным человека без моральных принципов и страха.

Однако тот человек, с которым Эрику де Грооту предстояло сегодня встретиться, вызывал страх даже у него. Он никогда не видел его своими глазами, хотя в прошлом не раз заключал сделки. Этот человек редко удалялся от своего логова, и лишь немногие могли дать его точное описание.

Гроот подошел к стойке и тихо перемолвился несколькими словами с трактирщиком. Тот покачал головой. Капитан бросил на стойку пару серебряных монет, но мужчина всё равно покачал головой, на сей раз медленнее. Де Гроот добавил еще две, и трактирщик отвел его к свободному столу, подал кувшин вина и отправился переговорить с головорезами у двери. Один из них покинул заведение.

Еще через час и два кувшина вина рядом с капитаном появилась фигура в закрывающем лицо плаще, видны были лишь два темных глаза, похожие на бездонные колодцы.

– Добрый вечер, капитан де Гроот, – хрипло произнес он.

Фламандец, не спускавший глаз с двери, подпрыгнул от удивления. Этот человек появился из ниоткуда. Должно быть, в трактире имелся еще один секретный выход – весьма удобно, чтобы Мониподио мог сбежать от врагов. Или чтобы отделаться от трупа, если до этого дойдет.

– С кем имею честь? – спросил Гроот, подозревая ловушку.

– Вы уже знаете мое имя, – ответил Мониподио и сел напротив Гроота, откинув капюшон и показав лицо.

Трактирщик подал еще вина, которое бандит медленно отхлебнул, посматривая на собеседника. Фламандец барабанил пальцами по столу, с трудом выдерживая взгляд Мониподио. Как два волка, столкнувшиеся на лесной поляне, бросая друг другу вызов, даже не оскалившись, оба ждали, пока другой сделает первое движение. Наконец, Гроот разорвал тишину.

– Рад наконец-то познакомиться.

– Я не привык лично заниматься делами, о которых обычно просит ваш сеньор Варгас, капитан.

– На сей раз речь идет кое о чем другом, – ответил Гроот. – Не нужно ни от кого избавляться, только найти одну пропажу.

– Дело дрянь. Севилья – очень большой город.

– Сделайте ее поменьше.

Гроот суну руку под хубон и бросил на стол кожаный кошель, такой тугой, что трещали швы. Мониподио осторожно взвесил его в огромной ручище с поломанными черными ногтями и вернул на то же место.

– Я весь внимание, капитан.

– Сегодня днем на ступенях собора произошла кража. Исчезла кожаная папка с очень важными документами.

Мониподио подтолкнул кошель обратно к де Грооту.

– Это были не мои люди. Они прекрасно знают, с кем нельзя связываться. Мне жаль, но я не смогу вам помочь.

Бандит начал подниматься, но де Гроот его остановил.

– Ученик из банка Мальфини рассказал одним воришкам, что на ступенях должен произойти важный обмен. Это были две уличные крысы, просто мелочевка. Похоже, им нужны были лишь деньги. Они раздели ученика, и тот в испуге побежал в приют, где его вырастили.

"Завтра он вернется на службу к Мальфини, а потом произойдет несчастный случай", – подумал Гроот, хотя не было необходимости произносить это вслух. Мониподио прекрасно знал, какая судьба ждала тех, кто подводит Варгаса, поскольку во многих случаях купец нанимал его головорезов, чтобы разделались с неугодным.

– Он хорошо разглядел нападавших?

– Говорит, что одним был мальчишка, а другим – карлик.

Мониподио расхохотался над чем-то, что понимал лишь сам. Он протянул руку к кошелю и пододвинул его к себе.

– Вероятно, я смогу вернуть вашу папку, капитан. Завтра здесь в это же время.

– И кое-что еще. Хозяин хочет, чтобы этих воров убили. Самым жесточайшим образом.

Бандит покачал головой, снова отодвинув кошель в сторону Гроота. Он почуял запах крови и готов был сожрать капитана и обглодать кости.

– К сожалению, эти мерзавцы мне должны. Так что сначала им придется расплатиться со мной.

– В таком случае, назовите сумму, – ответил капитан, сразу же пожалев о своих словах.

– Триста эскудо, – очень серьезно заявил Мониподио.

– Это слишком много! – проворчал де Гроот, поразившись такой необычной сумме. Она равнялась жалованию альгвасила за пять лет. – Это в десять раз больше обычного!

– Соглашайтесь или нет. Триста.

Капитан сглотнул, несколько мгновений поколебавшись. Мониподио просил в десять раз больше того, что лежало на столе, хотя эта сумма и так была достаточно щедрым предложением, чтобы лично заинтересовать Мониподио. Варгас разъярится, когда де Гроот расскажет ему об этом. Но в то же время хозяин ясно дал понять, чтобы фламандец не возвращался без папки и без голов всех, кто видел ее содержимое. Без помощи громилы невозможно было найти воров, исчезнувших с теми доказательствами, которыми собирались шантажировать чиновника, что для Варгаса было равнозначно полной катастрофе. Грооту не оставалось ничего другого, кроме как проглотить гордость и согласиться.

Он что-то пробормотал по-фламандски. Когда он нервничал, то всегда забывал кастильский.

– Простите, капитан, но это наречие поймет только ваша святая мамаша, а я нет, – весело произнес Мониподио.

– Я сказал, что согласен. Принимаю предложение.

Мониподио поднялся и взял кошель, учтиво прикоснувшись к полям шляпы.

– Завтра к вечеру эти двое будут мертвы, капитан.

XXVI

Тот первый четверг марта не мог начаться для Санчо и Бартоло лучше.

У обоих побаливала голова, потому что накануне вечером они до отвала наелись жареной козлятины, сдобренной щедрой порцией вина, празднуя удачу, позволившую им украсть кожаную папку. Добравшись до убежища, они почувствовали разочарование, увидев ее содержимое, ибо там лежала лишь стопка показаний против чиновника Палаты по делам колоний. Но между бумагами они обнаружили долговую расписку севильского банка стоимостью в полторы тысячи эскудо. Хотя они этого и не знали, Мальфини взял ее в чужом банке, и она была безотзывной. Владелец бумаги мог законным образом потребовать деньги, и выдавший ее не мог отказать, если у банка имелись средства.

При виде бумаги Бартоло подпрыгнул от радости.

– Я знаю одного обращенного еврея, живущего в Ла-Ферии. Он даст нам за это триста эскудо, не задавая вопросов. Мы свободны, Санчо!

Юноша обрадовался и с удовольствием отпраздновал удачу вместе с Бартоло, хотя мысленно уже решил покинуть Севилью, как только настанет хорошая погода, до которой оставалось еще несколько недель. Однако он не хотел на этом настаивать, чтобы не омрачать праздничное настроение карлика. Оба вспоминали всё хорошее, что произошло с начала ученичества Санчо, и Бартоло клялся и божился, что больше не будет играть.

– С завтрашнего дня всё будет по-другому, вот увидишь. Теперь тебе не нужно никуда уезжать. Ты ведь останешься со мной, дорогой Санчо?

Сачно не мог выдержать тоску в глазах своего маленького учителя воровскому делу, улыбнулся и ничего не ответил. Он не поменял решение, но не хотел ранить Бартоло без нужды.

Проснулись они поздно, незадолго до полудня, и в отличном настроении отправились в квартал Ла-Ферия. То ли из-за похмелья, то ли от переполнявшего их оптимизма, они не заметили первых признаков беды. Нищий поднялся, как только они прошли мимо, и бросился бежать в обратном направлении, группка старых мулатов сделала им знак пальцем, когда они остановились, чтобы купить хлеба с грецкими орехами у разносчика на улице Суконщиков, носильщик несколько минут их преследовал, а через некоторое время его сменил другой. Сеть доносчиков Мониподио была начеку и прекрасно функционировала, и вскоре новость о том, что Санчо и Бартоло направляются в Ла-Ферию, достигла таверны на площади дона Педро Понсе. Эту новости ожидали там двое, они тут же выбежали, ускорив шаг.

Бартоло понял, что за ними следят, за пару минут до этого.

– Оглянись-ка, парень.

Санчо услышал нотки тревоги в голосе карлика. Он обернулся и как раз вовремя, чтобы заметить спрятавшегося за углом мальчугана.

– Кто?

– Не знаю, но он идет за нами уже довольно долго. Чую беду, Санчо. Лучше вернемся в убежище.

Они снова повернули на восток, в сторону порта. Улицы стали практически пустынными, и эхо шагов отдавалось между покрытыми выцветшей побелкой домами. Вскоре они различили за спиной другие шаги.

Бартоло быстро обернулся, и его глаза расширились от ужаса.

– Быстрей, парень. Беги и не останавливайся, во имя всего святого.

Оба ускорили шаг, но у карлика были слишком короткие ноги, он не мог поспевать за Санчо. Он бежал с высунутым языком и вздымающейся, как воздушные мехи, грудью.

В конце улицы находилась стена, а за ней – монастырь доминиканцев. Если бы они смогли перелезть через нее до того, как их настигнут преследователи, то спаслись бы.

– Я забегу вперед и заберусь на стену, – сказал Санчо. А потом подниму тебя.

– Вперед, вперед! – подгонял его карлик.

Санчо добежал до стены высотой около двух метров, подпрыгнул и ухватился за верхнюю часть, но подметки фетровых башмаков скользили, когда он попытался забраться наверх. Он попробовал снова, чуть правее, где в стене была трещина, и смог найти место для упора. Подтянувшись на руках, Санчо сел верхом на стену.

Бартоло был чуть менее чем в двадцати шагах. Чуть дальше в их сторону бежали двое мужчин, которых Санчо узнал.

"Зоркий и Железнорукий!"

Головорезы Мониподио бежали по переулку, путаясь в длинных плащах и шпагах. Один из них остановился и протянул руку к поясу.

Не имея времени, чтобы разобраться, чем занимается громила, Санчо боролся с пуговицами хубона, чтобы его расстегнуть. Ему нужно было что-то протянуть Бартоло, чтобы тот мог уцепиться и подняться на стену.

– Санчо! – крикнул карлик, задыхаясь после гонки. Он добежал до подножия стены и смотрел вверх. Его лицо было воплощением ужаса.

Юноша наконец-то стащил хубон и наклонился вниз, протягивая его Бартоло. Карлик сжал ткань в охапку обеими руками.

– Поднимай меня, парень, Бога ради! – закричал он.

Санчо потянул изо всех сил, и ноги карлика оторвались от земли. Пядь за пядью. В это мгновение он поднял взгляд и понял, что именно делает тот мужчина, что остановился посреди улицы. Ствол пистолета был нацелен точно ему в голову.

Грянул выстрел, вспугнув стаю голубей из сада монастыря. Пуля со свистом пролетела перед лицом Санчо. Он дернулся и наклонился в сторону монастыря, потеряв равновесие.

И упал в пустоту.

Он не выпустил из рук хубон, и тем спасся от разбитой головы, но несмотря на это Санчо стукнулся лицом о стену и остался висеть по ту сторону стены. Карлик, который под весом Санчо взмыл вверх, до самого края, был почти спасен.

В этот миг стягивающие рукав хубона тесемки порвались.

Бартоло медленно поднялся. Зоркий находился уже рядом. Громила смотрел на него, скосив глаза, чем и заслужил свое прозвище.

– Друзья мои, – сказал карлик. – Как раз сегодня вечером я собирался повидать вашего господина.

– Слишком поздно, выродок.

Он отвел назад ногу и с силой ударил. Бартоло перекувырнулся и стукнулся о стену. Послушался чудовищный треск, когда сломался нос карлика, а лицо залила кровь.

– Погодите, прошу вас, – взмолился тот, выплюнув несколько зубов. У нас есть деньги, чтобы заплатить Мониподио... Вот...

Он показал туда, где оставил папку, когда Санчо забрался на стену.

– Ага, ясно, – отозвался Железнорукий, поднимая ее с земли. – Похоже, ты украл кое-что, что не должен был. Вмажь-ка ему, Зоркий.

Тот поднял ногу и со всей силой опустил ее на ребра карлика. А потом еще раз, разъярившись.

С другой стороны стены Санчо упал на кусты азалий, которые немного смягчили удар. Несмотря на это левая рука ужасно болела, а лоб и нос кровили из-за удара о стену. С этой стороны стена была на полтора метра выше. Он в отчаянии попытался на нее вскарабкаться, но снова и снова падал.

Санчо слышал все удары, которыми осыпали Бартоло, ощущая свое полное бессилие.

– Оставьте его в покое, сукины дети! – взвыл он со слезами на глазах.

– Достаточно, Зоркий, – сказал Железнорукий, схватив товарища за локоть. – После того выстрела тут скоро будет полно стражников.

– Только еще разок, – ответил тот.

– Сказал же – хватит. Он и так уже мертв.

– А до тебя мы еще доберемся, сопляк, – рявкнул Зоркий, подойдя к стене.

– Забудь про мальчишку. У меня есть идея получше. А теперь пошли.

И они поспешили скрыться.

Санчо понадобилось несколько минут, чтобы найти выход из монастыря. Он забрался на дерево и вернулся на улицу, подбежав к Бартоло. Вокруг карлика собралась толпа любопытных. Один из них даже рассмеялся. Санчо, рассвирепев, толкнул его.

Вид Бартоло разрывал ему сердце.

Карлик лежал на земле в лохмотьях. Одна рука находилась под телом под неестественным углом. Лицо превратилось в кровавое месиво.

Санчо упал на колени рядом с ним и зарыдал. Вскоре он заметил, что тело шевелится, и Бартоло открыл один глаз.

– Санчо, – пробормотал он.

Юношу охватило чувство радостного облегчения. Учитель жив!

Санчо напрягся и взял его на руки.

– Разойдитесь! – рявкнул он зевакам, и они бросились в сторону, испугавшись юношу с окровавленным лицом.

Санчо нужно было найти человека, который поможет карлику, и он знал лишь одно подходящее место.