Текст книги "Ринальдо Ринальдини, атаман разбойников"

Автор книги: Христиан Вульпиус

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 24 страниц)

Молодая дама закрыла лицо руками. Капитан, обратившись к ней, сказал:

– Ты отшатнулась от меня и отдалась этому человеку. Я не отрекаюсь ни от чего и не требую от тебя ничего назад, кроме кольца, которое я дал тебе как залог моей верности.

Молча стянула она кольцо с пальца. Капитан взял его и продолжал:

– Этот дом и этот сад ты сегодня же покинешь.

Он вышел из кабинета и прикрыл за собой дверь.

– Как должен я это понимать? – спросил ошеломленный Ринальдо.

– Я все тебе объясню, – ответила она, – когда мы опять встретимся.

– А когда и где это случится?

– Моя служанка приведет тебя ко мне, как только обстоятельства позволят мне тебя увидеть.

Она быстро вскочила, обняла его, стала пылко целовать. А потом стянула у него кольцо с пальца и сказала:

– Это кольцо, как и тебя, я считаю своим.

– Могу ли я предположить, сколь дорогую цену придется мне, возможно, заплатить за эти счастливые мгновения?

– Им нет цены. Я их тебе подарила. А драться корсиканец с тобой не будет.

– Я не этого боюсь.

– А чего же? – удивилась она.

– Он владеет моей сокровенной тайной.

– Не бойся ничего. Он не станет предателем. Я изменила ему и все-таки ничего не боюсь. Но измени мне он, так мой кинжал нашел бы его сердце: я люблю беззаветно.

– Ты страшный человек!

– Не для тебя, ведь ты же меня любишь! Я не раздариваю другим все то, что дарят только своему единственному. Любимому, которого я сама выбрала, я остаюсь верна. Капитана я сама не выбирала. Судьба свела меня с ним. И вот я нашла удобный случай разбить мои оковы. Я люблю тебя и отдаюсь тебе целиком и полностью. Люби меня, как я люблю тебя, и мы, ты и я, будем счастливы.

Она проговорила все это небесным голосом, сжала его еще крепче в объятиях и притянула к себе.

Ринальдо вернулся домой, предаваясь сладостным мечтам. Он опасался визита капитана, но тот не явился. Так прошло три дня. Он не видел капитана и не слышал ничего о влюбленной незнакомке.

На четвертый день Ринальдо в раздумье отправился в гавань. Громыханье пушек объявило о прибытии корабля. С него спустили лодку, пассажиры высадились на берег. Ринальдо похаживал в толпе приезжих, матросов и носильщиков. Внезапно кто-то обнял его сзади. Он обернулся, и в его объятия бросилась Роза, одетая в мужской костюм.

Страх и изумление сковали ему язык. У Розы по щекам текли слезы, она радостно воскликнула:

– Слава Богу! Я нашла тебя.

Дабы не привлекать внимания, Ринальдо повел Розу к себе. Два чемодана принесли за ней.

Ринальдо отослал слугу и запер дверь. Роза, успокоившись, стала рассказывать:

– В тот ужасный день, когда нас со всех сторон атаковали, мне повезло, я сумела ускользнуть. Я бежала в горы и добралась до Авеццо, где меня приютила одна добрая старушка. Но страх и печаль даром не прошли – опасность преждевременных родов бросила меня на больничную койку. Моя здоровая натура, однако ж, победила. Едва я поднялась на ноги, как поспешила в Ливорно, где села на корабль. Я твердо намеревалась обыскать хоть весь Неаполь, ибо почти не сомневалась, что ты здесь. Слава Пресвятой Деве Марии! Я тебя нашла. В этих чемоданах упрятаны те твои сокровища, закопанные в Апеннинах, какие я смогла прихватить. Я сердечно рада, что могу их тебе передать.

Ринальдо опять нежно обнял Розу и отблагодарил ее верность бесчисленными поцелуями. В эту минуту он решил покинуть Неаполь как можно скорее.

– Теперь я богат и счастлив благодаря тебе, любимая моя! – ликовал он. – И ты тоже вместе со мной будешь счастлива.

Устав после путешествия, Роза легла отдохнуть. И тут служанка, посланная прекрасной незнакомкой, опять вошла к Ринальдо. Она принесла ему письмецо следующего содержания:

«Та, которая любит тебя всем сердцем, которую ты можешь называть своей нежной Олимпией, желает видеть тебя. Служанка приведет тебя к ней, в ее открытые объятия».

Ринальдо на мгновение задумался. И решил, дабы не дать повода для подозрения этой обольстительной синьоре, мести которой он опасался, последовать за служанкой.

Ринальдо ввели – примерно в ста шагах от его жилья – в дом, где Олимпия ожидала Ринальдо в комнате, обставленной с большим вкусом. Сама она прильнула к нему, как истинная дочь Евы, пылая неистовой страстью, какая и самого робкого в мире пастуха сделала бы предприимчивым. Ринальдо взял себя по возможности в руки и противопоставил ее пылу изрядную холодность.

– Что такое? Так отвечаешь ты на мои поцелуи? – удивилась она.

– Целых четыре дня прошло с тех пор, как мы простились, – с упреком сказал Ринальдо.

– А для меня это были четыре вечности.

– Вот как? – недоверчиво спросил он.

– Не говори со мной таким тоном! Я не могла увидеть тебя раньше. Отныне же ни единого часа не будет в моей жизни, который не был бы твоим. Неблагодарный! Если б ты знал, что я проделала…

– Если это возмещается деньгами, то…

– Несчастный! И тебя я люблю? Я говорю о любви, а ты отсчитываешь мне деньги? Возьми у меня все, что я имею, приневоль бедствовать и нищенствовать, я последую за тобой босая. А станешь сам бедняком, я буду красть для тебя, взойду на эшафот и испытаю радость оттого, что ты не терпишь нужды. А ты, видимо, измеряешь мою любовь твоей собственной жалкой меркой, если можешь так со мной разговаривать.

Круто повернувшись, она бросилась на канапе. Ринальдо молча ходил взад-вперед по комнате.

Вошла служанка. Она поставила на стол фрукты, вино, холодные закуски и вновь исчезла.

После небольшой паузы Олимпия спросила:

– Не соизволит ли господин граф со мной откушать?

– Почему бы нет? – улыбаясь, ответил Ринальдо.

Не говоря ни слова, они пододвинули стулья к столу.

Олимпия наполнила бокалы, взяла один и нежным голосом сказала:

– За наше примирение?

– Для тех четырех дней следует прежде всего найти оправдание, – упрямо настаивал Ринальдо.

– Я не могла прилично принять тебя до сегодняшнего дня. В тот день, когда я, счастливая, выбралась из твоих объятий, я оставила тот дом, который для меня снял капитан, и провела это время в жалком пристанище. Только сегодня утром поселилась я в этом доме.

– Где была ты, там была любовь. Почему не вправе я тоже быть там?

– Мне стыдно было пригласить тебя в ту убогую комнату…

– А ты все это время жила благодаря доброте капитана или нет?

– До некоторой степени, – ответила она улыбаясь.

– Ты не урожденная неаполитанка?

– Я – генуэзка.

– Что известно тебе о капитане?

– Он – человек странный, таинственный, хвастающий знанием тайных наук, – сказала Олимпия.

– А есть у тебя доказательства, что он действительно ими владеет?

– Да, но я боюсь о том говорить…

Ринальдо только хотел было ее еще кое о чем спросить, как в комнату вошел человек в маске, подошел к Ринальдо и вручил ему письмо.

Олимпия хмуро поглядела на странного вестника, а тот взял со стола бокал вина, выпил его и, не говоря ни слова, вышел из комнаты.

Ринальдо прочел:

«Ринальдини, ты – в опасности».

Он тут же разорвал письмо на мелкие кусочки и выскочил из-за стола.

– Бога ради, граф! – испуганно пролепетала Олимпия. – В чем дело?

Ринальдо взял свою шпагу, поцеловал руку Олимпии и сказал:

– Завтра, прелестная Олимпия, ты меня опять увидишь!

Он поспешил к двери. Но Олимпия, горячо обнимая его, просила остаться. Он ласково отстранил ее:

– Успокойся, мы увидимся завтра!

Освободившись из ее объятий, Ринальдо сбежал вниз по лестнице и поспешил к себе.

Едва атаман добрался до своего жилья, как к нему вошел тот самый человек в маске. Они долго, не говоря ни слова, смотрели друг на друга. Наконец Ринальдо нарушил молчание:

– Господин капитан! Я понял ваш намек.

– Что еще, черт побери! Капитан? Я никогда не был капитаном! – Человек снял с лица маску, и Ринальдо узнал одного из своих бывших товарищей.

Ринальдо пожал ему руку и спросил:

– Откуда ты пришел, Лодовико?

– Это я вам охотно расскажу. Но дайте мне поначалу чего-нибудь выпить. У меня чертовская жажда.

Ринальдо поставил на стол несколько бутылок вина, и Лодовико начал свой рассказ.

– Когда нас в последний раз атаковали, вас уже с нами не было, сражение – разрази меня гром! – было таким ожесточенным, какого я даже не припомню. Истинная бойня – накажи меня Бог! – как если бы рубили мясо на станке для забоя скота. Я отделался несколькими ранами и пробирался из одного городка в другой, пока не дошел до Неаполя. Здесь я отыскал родича. Тот познакомил меня с компанией юнцов, что украли бы у черта нос с физиономии, если б у него был нос. Ну вот, я вступил в эту компанию и зарабатываю свой кусок хлеба как могу. Несколько недель назад я увидел вас и глазам своим не поверил. «Черт побери! – подумал я, – как это атаман оказался здесь?» Я хотел вас о том спросить. Но случилось это средь бела дня, а наш брат выказывает свое мастерство только по ночам, потому как у проклятых сбиров днем ушки на макушке. Пока я раздумывал, вы ушли, а я чуть не взбесился от злости, что не знаю вашего адреса. С того дня я вас больше не встречал, хотя, бегая по городу, сбил в кровь себе все ноги. Я уже подумал, что вы опять где-то за горами, за долами, и от злости лопнуть был готов. Но вот увидел вас нежданно нынче вечером с особой, которую я очень хорошо знаю.

– Кто же она, Лодовико?

– Но вы же должны ее тоже знать, раз вы с ней шли? Сейчас она служит у синьоры, у которой вы были.

– А, понятно. Если ты больше ничего о ней не знаешь…

– Я знаю, что она нуждается в любви и не слишком дорога. Они с синьорой сходствуют как две капли воды.

– Что? Неужели синьора Олимпия…

– Бог мой! – удивился Лодовико. – Ведь вы, что говорить, не первый и не последний, кто к ней пришел или еще придет. Но теперь вам грозит опасность. И потому я подумал: стоп, Лодовико! Ты должен предупредить своего доблестного атамана. Поэтому я написал то письмецо и сам принес его вам. Я рад, что вы вняли моему предостережению, ведь – и пусть в порошок сотрут меня все чертовы колеса на земле – князь делла Торре шуток не понимает.

– Каким же образом замешан в этом деле князь?

– Самым естественным. Он спит с синьорой и чертовски ревнив.

– Лодовико! Можно ли тебе верить?

– Не называйте меня больше своим товарищем, если я солгал. Я обязан все это знать. Я же получаю небольшое месячное жалованье от князя, и он мог бы даже отдать мне приказ – преподнести вам две-три горькие пилюли.

– Но не может же синьора быть знакома с князем давно, – сказал Ринальдо.

– Они познакомились четыре дня назад. И это не ее квартира, в которой вы сегодня были. Скажите, вы ей тоже оказываете помощь?

– Отнюдь нет! Я и сам знаком с ней всего пять дней.

– Так вы ее совсем не знаете. Я думаю, ее и за пять лет не узнаешь. Она же самая что ни есть продувная бестия! Одного корсиканского капитана самым жестоким образом обвела вокруг пальца.

– А ты знаешь этого капитана, Лодовико?

– Втайне он лучший друг всех подобных мне молодцов в Неаполе. Они пристали к нему как репьи. А сейчас он сидит в монастыре Святой Девы Марии и придумывает какие-то приборы. Этими приборами он вызывает духов!

– Настоящих духов?

– Это только черту ведомо! Я никогда при том не бывал.

– Лодовико! Мы же остаемся добрыми друзьями?

– Черт побери! Не говорите так со мной и не относитесь ко мне с недоверием!

– Так вот – по секрету! Мои люди сейчас в Калабрии. Прекрасная страна для нас! Командует в мое отсутствие Чинтио.

– Черт побери! Я должен туда отправиться!

– Я дам тебе денег, Лодовико.

– Прекрасно! А я прихвачу еще пяток молодцов, которые – накажи меня Бог! – ни одному из нас ни в чем не уступят. Здесь все равно жизнь собачья. Денег всего ничего, дела пустяковые, так, мальчишеские проказы, а шуму и скандалов из-за каждой мелочи, словно бы это Бог весть что. Сбиры без устали преследуют нас по пятам, мысль о виселицах и галерах из головы не выходит. При подобных обстоятельствах живется скверно. Вот моя рука, атаман! Я отправляюсь в Калабрию.

– Бери с собой всех, кого можешь. Чинтио ждет рекрутов.

Тем временем Роза проснулась, Ринальдо слышал, что она поднялась. Он открыл дверь кабинета и позвал ее. Лодовико сделал большие глаза, увидев старую знакомую. Он рад был, что Роза в добром здравии, но шепнул Ринальдо на ухо:

– А синьора Олимпия все-таки красивее!

Ринальдо улыбнулся, дал ему денег и отпустил. Лодовико спросил Розу о том, как ей удалось спастись, выпил еще один бокал вина и, пообещав скоро вернуться, ушел. Он был уже изрядно под хмельком.

Когда Роза на следующее утро одевала своего любимого Ринальдо, она нежно сказала ему:

– Дорогой Ринальдо! Если ты и вправду хоть вполовину любишь меня так, как я люблю тебя, то выслушай меня и исполни мои пожелания. Не имей больше дела с такими людьми, как Лодовико. Нам надо покинуть Неаполь. И уехать в другую страну.

Из глаз ее хлынули слезы, Ринальдо был тронут до глубины души. Он обнял ее, поцеловал и сказал:

– Я ценю твое благородное сердце. Я знаю, чего заслуживает твоя любовь. То, чего ты желаешь, и для меня уже решено. Прежде чем наступит третье утро, мы отплывем в Испанию. И если какое-нибудь скверное обстоятельство задержит наш отъезд, так мы до поры до времени уедем на Сицилию. Но Неаполь мы покинем по возможности скорее. Ты и представить себе не можешь, как для меня важно уехать отсюда. Успокойся и не утрачивай любви ко мне!

Сказав это, он взял шпагу и ушел. Путь его лежал прямехонько к жилищу Олимпии.

Ринальдо нашел дом прекрасной Олимпии запертым. Он зашагал по променаду. Подошел к церкви Святого Лаврентия и – быть может, что-то свыше подсказало ему – вошел в храм.

Первый же человек, которого он увидел там, была Олимпия. Она только что закрыла Библию после молитвы, встала, протянула кавалеру, который подал ей святую воду, руку и покинула с ним церковь.

Ринальдо следовал за ними в отдалении и вошел за Олимпией в дом. На лестнице он встретил служанку Олимпии, которая изрядно испугалась.

– Вы тоже тут живете? – спросил Ринальдо.

И, не дожидаясь ответа, поспешил дальше, открыл первую дверь и, пройдя небольшую прихожую, вошел в комнату, в которой Олимпия со своим провожатым сидела на софе.

Олимпия, увидев нежданного гостя, заметно покраснела. Ее провожатый с удивлением смотрел то на нее, то на храброго незнакомца, а Ринальдо только теперь опомнился и понял, сколь опрометчиво он поступил.

Однако теперь не время было размышлять о чем-то, что уже произошло. Ринальдо постарался взять себя в руки, поклонился им, бросил на Олимпию многозначительный взгляд, пристально вгляделся в ее провожатого и, еще раз поклонившись, молча удалился.

Но едва он дошел до двери в прихожую, как услышал:

– Милостивый государь! Объяснитесь!

Ринальдо обернулся и спокойно спросил:

– Как вы сказали?

– Что вы здесь ищете?

– То, что я нашел.

– Яснее! Что вы ищете здесь? Я требую ответа с обнаженной шпагой в руке.

– Так позвольте ответить вам шпагой.

– Князь! Прошу вас, – закричала Олимпия, – позвольте мне вам все объяснить.

– Этот господин… – сказал князь делла Торре.

– Знакомый капитана и хотел, надо думать, со мной поговорить.

Князь бросил на нее злой взгляд. Она же явно пришла в замешательство, побледнела и упала на софу.

Ринальдо хладнокровно спросил:

– Можно мне идти или надо остаться?

– Поступайте, как вам угодно, – ответил князь.

Ринальдо сел напротив них на стул.

Все молчали.

Вошла служанка Олимпии, увидела их, обомлела и не нашлась, что сказать. Она тут же повернулась и вышла быстрее, чем вошла.

Теперь вскочил князь, надвинул на лоб шляпу и покинул комнату, не произнеся ни звука.

– Что ты наделал! – воскликнула Олимпия.

– Ты ввела меня в заблуждение, обманула, оболгала, одурачила, а я знаю больше, чем ты думаешь… Синьора, я хочу напомнить вам эпизод, когда нас застал врасплох капитан; я хочу напомнить вам то, что он сказал, и прошу вернуть мне, как и он, мое кольцо.

– Капитан застал нас при совсем других обстоятельствах, чем сейчас.

– Не застать вас в тех обстоятельствах зависело от меня. Мне надо было только еще немного подождать за дверью. Я прошу мое кольцо. Я хочу выкупить его у вас.

– Несчастный! Мне не надобны твои деньги, пока другие дают деньги за тебя самого. Что стоит дороже – твое кольцо или твоя голова? И то и другое в моей власти, благородный… граф. Я жду от вас в течение двадцати четырех часов тысячу дукатов, поскольку после того, что сейчас случилось, я должна покинуть Неаполь. Не дадите мне денег вы, так мне даст их за вас кое-кто другой. Вы же меня понимаете. Моя служанка зайдет к вам за ними. Вот ваше кольцо. С Богом!

– Если вы думаете…

– Никаких возражений, граф! Или я назову вас… совсем другим именем.

– Вы получите эти деньги. Но признайтесь, что вы ввели меня в заблужденье.

– Зачем вам мое признание, если вы сами так считаете? Оно не успокоит вас, и вы не почувствуете себя более неловко, чем вы уже себя почувствовали. Я пошлю к вам за деньгами, и пожелайте мне счастливого пути. Тем самым между нами будет все улажено. Если вы человек умный, то поступите, как я, и покинете Неаполь. Иначе князь задаст нам обоим такую головомойку, что больше нам наверняка головы мыть не придется. И капитана вам следует опасаться. Вы – его надежный капитал в Неаполе. Когда не останется у него шансов на спасение, он ухватится за вас, как за сбережения про черный день, и обратит вас в деньги. На этом расчете капитана держится до сих пор ваша безопасность. Вы – его отложенный на черный день грош. Но я его опередила. Мне приходится урвать часть этого богатства, никак иначе помочь себе я не способна. Когда могу я послать к вам мою служанку?

– Когда вам угодно. Желаю вам счастливого пути, – насмешливо ответил Ринальдо.

– И я вам также, внушающий страх властелин апеннинских пристанищ Ринальдини! Это же и правда досадно, что такой великий человек вынужден бояться какой-то жалкой бабы, любви у нее изрядно, а денег и в заводе нет, и суровая необходимость могла бы вынудить ее ради горсти жалких дукатов спокойно смотреть, как вас в кандалах повезут в Тоскану… Тьфу! До чего только может довести безденежье даже лучших людей! Меня – до предательства, вас – до воровства…

– Мы оба, синьора, поступим лучше, если не будем читать друг другу лекций о морали.

– Как хотите… Но еще два слова обо мне. От капитана я узнала, кто вы, и точно знала его намерения относительно вас, а вас я любила… и все еще люблю… Мне было очень важно хоть как-то защитить моего любимого…

– Весьма обязан!.. – иронически воскликнул Ринальдо.

– Эта предпосылка и заключает в себе причину моего знакомства с князем. Я бы при случае сама вас познакомила. Но вы разорвали искусно сотканную паутину – так не будем же осыпать друг друга упреками.

– Судя по сказанному вами, с меня еще причитается?

– Благодарность ваша включена в сумму платежа. А если мы когда-нибудь где-нибудь увидимся, так…

– Так мы не знакомы друг с другом, Олимпия!

– Именно так, Ринальдини!

Он медленно повернулся, вышел из дома и поспешил в гавань.

По дороге Ринальдо неожиданно встретил капитана, который подал ему знак, и Ринальдо неохотно последовал за ним в безлюдный уголок.

– Мы не будем, – сказал капитан, – говорить о делах минувших, что случилось, то случилось, что прошло, то прошло. Сейчас речь идет о дне нынешнем. Мне нужны деньги, и в этой ситуации я обращаюсь за спасением к вам, ибо знаю, что тем, чего у меня нет, вы обеспечены. Одолжите мне две тысячи дукатов, а я в качестве залога обещаю вам мое молчание. Дело это смахивает на мелкое мошенничество, но это не так. Впрочем, если вы столь же хорошо сумеете использовать синьору Олимпию, как она, по всей вероятности, станет использовать князя делла Торре, то мои притязания оборачиваются, право же, заемом из гораздо большего капитала.

– Я знаю, – отвечал Ринальдо, – сколь многим я вам обязан и в каком я перед вами долгу. Я понимаю, какое отважное участие принимаете вы в моих делах и в моей судьбе, и, конечно, я ваш должник. Я вручу вам две тысячи дукатов и прошу вас принять их как небольшой подарок в знак моей горячей благодарности. У меня нет при себе такой значительной суммы наличными деньгами, но я обращу кое-какие ценности в деньги, и к послезавтрашнему дню вы получите эту сумму.

– Друг мой, – ответил капитан, – у меня нужда неотложная! Деньги я хотел бы получить сегодня, а не завтра или послезавтра.

– Что ж! Так я постараюсь раздобыть для вас деньги к завтрашнему вечеру, когда и надеюсь увидеть вас у себя.

Ринальдо, молча поклонившись, распрощался с капитаном и пошел в гавань.

Здесь стоял готовый к отплытию генуэзский корабль, который должен был сняться с якоря через несколько часов. Курс его лежал на Мальту.

Ринальдо повел переговоры с капитаном корабля.

– Я с удовольствием приму вас на корабль. Но позвольте мне кое-что вам сказать, чего вы, быть может, не знаете еще и что я тоже только что узнал. Час назад в гавани был объявлен приказ, запрещающий, под угрозой конфискации судового груза, принимать на борт пассажиров, не предъявивших письменного разрешения на это полиции. Не знаю, какова их цель. Возможно, в городе пребывает подозрительная личность, которую власти выслеживают.

– Вернее всего так оно и есть, – сказал Ринальдо с видимым спокойствием, но сердце у него заколотилось. – Пойду, стало быть, получать письменное разрешение.

Обеспокоенный услышанным Ринальдо с предосторожностями добрался до своего дома.

В комнате его уже ждал Лодовико. Ринальдо застал его за беседой с Розой. И рассказал, что узнал в гавани. Роза задрожала, Лодовико оробел. Все смотрели друг на друга, не произнося ни слова.

В конце концов заговорил Ринальдо.

– Лодовико! Ты честный человек. Тебе я доверяю Розу и эти чемоданы. Упрячь их в безопасном месте. Я же потихоньку выберусь из Неаполя. Вы потом последуете за мной. В Козенце мы встретимся в любом случае. Ни один из нас не уйдет оттуда, покуда мы не свидимся. Я полагаю, что мое пребывание здесь выдано властям. Вы уедете незаметно. А я надеюсь пробиться.

Он переоделся в одежду паломника, взял столько драгоценных камней, сколько смог надежно упрятать, и покинул без промедления свое жилище.

Лодовико поклялся ему в верности, Роза обливалась слезами.

Ринальдо, никем не задержанный, вышел из города и направился в Салерно. Он не позволял себе длительного отдыха до самого Кьяромонте, куда пришел, едва держась на ногах. Вопреки желанию, он должен был найти себе на время пристанище. Ноги его были стерты до крови, опухли и гноились.

Один из городских врачей позаботился о нем, унял его боль и попытался дружескими беседами поднять его дух.

Наконец Ринальдо опять был в силах двинуться в путь, и он поспешил в сторону Норманнских холмов, через которые хотел добраться до Козенцы.

Всякий раз, проходя мимо скитов, Ринальдо вспоминал своего друга Донато. Каждый монастырь напоминал ему об Аурелии, а любая дикая местность являлась для него словно бы ареной его жизни в Апеннинах.

Однажды он прилег, измученный дневной жарой, у ручья под тополями, погрузившись в размышления, и тут, совершенно неожиданно, очнулся в страхе от какого-то шума вблизи себя. Он поднял глаза и увидел, что рядом с ним стоят два парня, по внешнему виду напоминающие его бывших буйных товарищей.

– Кто ты? – спросил один из них.

– Как видите, паломник, – отвечал Ринальдо.

– Куда идешь?

– К иконе Пресвятой Девы Марии, в Козенцу. Я болен и очень слаб, надеюсь там выздороветь.

– Мы облегчим тебе твой поход. Достань кошелек и отдай его нам.

– А кто вы такие?

– Мы люди, которые подобным способом пытаются себя прокормить.

– А вы когда-нибудь слышали о знаменитом Ринальдини?

– О да!

– Он не разрешал грабить бедных паломников. Его друг Чинтио встретил однажды…

– Чинтио?

– Почему вы обратили внимание на это имя?

– А почему бы нам не обратить на него внимание? Так зовут нашего атамана.

– Вашего атамана? Ведите меня к нему. Он меня знает. Я однажды оказал ему услугу, за что он обещал мне воздать сторицей. Настало время, когда он может сдержать свое слово.

Оба громилы молча переглянулись, а Ринальдо поднялся. Он взял свой посох и приготовился шагать.

– Ни с места! – закричал один из громил и направил на него свой пистолет. – К атаману мы тебя не поведем. Кошелек или пулю в лоб! Выбирай!

– Стреляйте, если у вас хватит мужества. Я – Ринальдини.

Оба грабителя опустили пистолеты и сложили их к его ногам.

– Ведите меня к вашему атаману, – сказал Ринальдо. – В придачу я подарю каждому из вас по десять дукатов.

Разбойники подбросили вверх шляпы, рассыпались в благодарностях и повели его с собой. Но, увидев, что Ринальдо действительно очень слаб, они сцепили руки, он сел на них, и они понесли его к резиденции своего предводителя.

Резиденция эта находилась в просторной пещере, перед которой в палатке расположился Чинтио. Он как раз лежал на походной кровати, когда вдруг увидел странное шествие. Его люди опустили мнимого паломника у походной кровати, и один из них сказал:

– Атаман, это был драгоценный груз! Сбиры несли бы его не так бережно. Глянь на него и скажи нам, кто он!

Чинтио поднял глаза и не смог слова вымолвить. Смутная догадка потрясла его душу, а из-за какой-то необъяснимой неуверенности у него отнялся язык.

– Ты не узнаешь меня? – слабым голосом спросил Ринальдо.

Тут Чинтио подлетел к нему, прижал к груди, и слеза радости скатилась по его загорелой щеке. Молча, пораженные, стояли вокруг его товарищи. Чинтио громко воскликнул:

– Тебя ли я вижу, Ринальдини, друг мой? Слышу, как ты говоришь со мной? И это не сон?

Окружающие вскричали в один голос:

– Да здравствует великий Ринальдини и Чинтио, наш славный атаман!

Когда позже они спокойно беседовали с глазу на глаз, Ринальдо поведал другу все, что пришлось ему пережить. Тот не прервал его ни единым словом. Но когда Ринальдо кончил, Чинтио сказал:

– Ринальдини! Теперь ты мне наконец поверишь, что быть на виду – не для нас?

– Теперь я в этом убежден.

– Так давай же будем жить в пустынных долинах и лесах, избегая городов с их высоченными башнями. На земле Калабрии зреют наши дела. Природа словно бы создала эту землю для нас. Чем дальше углубимся мы в эти леса, тем лучшие жилища мы обретем, а средств к жизни нам всегда достанет. Я стою во главе восьмидесяти человек и могу получить в свое распоряжение еще больше, если захочу. Я уступаю тебе мое атаманство.

– Оставь себе его. А мне, Чинтио, позволь жить отшельником в одном из самых скрытых уголков Калабрии.

– Да в своем ли ты уме? Из твоего рассказа я понял, что у тебя есть враг, которого следует опасаться. А будешь стоять во главе моих восьмидесяти, так и капитан тебя пальцем не тронет. Но, как беззащитный отшельник, ты будешь зависим от причуд власть имущих. Люди преследуют тебя, власть объявила Ринальдини вне закона, они назначили награду за твою голову, повсюду тебя преследует твое собственное имя – только во главе своих товарищей ты будешь в большом почете и в безопасности. Так можно ли еще выбирать?

– Дай мне прежде всего прийти в себя, а тогда уж все устроится. Вот деньги. Раздай их твоим людям и обеспечь мне покой, чтоб я опять стал Ринальдо, а сейчас разум мой ослаб и силы оставили меня.

На другой день Чинтио с товарищами отправились к развалинам какого-то замка, где он оборудовал несколько комнат; в лучшей комнате Чинтио поселил своего друга, там Ринальдо благодаря заботливому уходу постепенно поправился.

Он предупредил Чинтио, что ему надо идти в Козенцу, где Лодовико и Роза должны – как было им велено – ждать его.

Чинтио не мог этого допустить, он попросил у Ринальдо письмо к Розе и решил идти туда сам. Ринальдо нечего было противопоставить его возражениям, он должен был согласиться с тем, что его друг отправится в Козенцу. Ринальдо вынужденно взял на себя бремя атаманства над товарищами Чинтио и с нетерпением ожидал возвращения друга.

На восьмой день после отъезда Чинтио несколько его молодцов благополучно привезли к Ринальдо Розу и его багаж, а также два заветных чемодана. Лодовико тоже прибыл с ними… в оковах. Чинтио с ними не было. Один из его людей передал Ринальдо от него письмо.

«Ринальдо! Передаю тебе предводительство моими товарищами. Когда ты меня опять увидишь, я расскажу тебе, где тем временем побывал и что узнал. Из твоих денежных запасов я взял сто дукатов, они могут мне понадобиться для моего замысла. Если же нет, ты получишь эти деньги обратно. Не болей душой за наши дела. А почему я посылаю к тебе Лодовико в оковах, он сам тебе скажет. Ты решишь, как с ним поступить. С Богом!

Чинтио».

Роза еще обнимала Ринальдо, когда он приказал привести Лодовико.

Тот пришел.

– Почему на тебе оковы, Лодовико?

– Из-за предательства. Я – негодяй, но открылся Чинтио. От тебя я жду приговора. Выслушай мое признание. В Неаполе я тебя предал. От меня узнал проклятый капитан, кто ты. А когда я очухался, я пожалел о том, что сделал, и решил загладить свою вину. Ты же знаешь, как я тебе служил. Мы с Розой ушли из Неаполя, подвергаясь смертельной опасности, и я доставил ее в Козенцу. О твоем имуществе я пекся, а раскаяние за предательство меня истерзало. В конце концов я не выдержал. И признался Чинтио во всем. Он приказал заковать меня в оковы. Я это заслужил. Но он мог этого и не делать. Я все равно пришел бы к тебе, чтобы услышать свой приговор от тебя. Произнеси его. Накажи меня.

– Я прощаю тебя, Лодовико.

– Атаман! Прикажи меня, негодяя, бичевать, прикажи меня повесить. Не прощай меня так легко. Это меня сокрушает.

– Я в безопасности. Роза и мои сокровища спасены. Чего же более? Ты честно поступил с моим имуществом. Я прощаю тебя. И если хочешь, можешь остаться у меня. Ты никогда меня больше не предашь.

– Поистине – нет! Атаман! Но пусть исполосуют меня до полусмерти. Накажи меня, иначе я не смогу смотреть тебе в глаза. Я не успокоюсь, если ты отпустишь меня, не наказав.

– Ну ладно! Ты будешь наказан. Напомни мне об этом через месяц.

– Хорошо! Я обязательно тебе об этом напомню.

– А теперь ступай, свободный и оправданный, к моим людям. В случае опасности я рассчитываю на тебя.

– Ринальдини, подай только знак, и я отдам за тебя жизнь!

– Я позову сюда моих людей и сам сниму с тебя оковы, чтобы они видели, что я признаю тебя невиновным.

– Атаман! Если я это когда-нибудь забуду, так пусть каждая винная ягода таит мою смерть.

Дни проходили за днями.

Восторг Розы пером не описать. Она жила только ради своего любимого Ринальдо, а тот заметно поправлялся благодаря ее заботливому уходу. Душа его радовалась, он наслаждался красотой природы, ощущая ее всем сердцем, тишина и покой витали над его протекающими в счастье днями.

Но его буйным товарищам этот покой был не так желанен, как ему. И один из них от имени всех высказал ему свое мнение.

– Ведь ты знаменитый и храбрый Ринальдини, а пребываешь здесь в мечтательном бездействии, думая только о твоей девушке. Хочешь быть нашим атаманом, так дай нам занятие!