Текст книги "Ринальдо Ринальдини, атаман разбойников"

Автор книги: Христиан Вульпиус

сообщить о нарушении

Текущая страница: 10 (всего у книги 24 страниц)

Напрасно пускал Луиджино в ход свое красноречие. Ринальдо оставался при своем намерении. Этот день он еще провел у Луиджино, а на следующий ускакал вместе с Лодовико и Неро.

Вечером они подъехали к постоялому двору у проселочной дороги. Двор находился в нескольких сотнях шагов от какого-то селения.

Хозяин вышел к воротам навстречу к ним и сказал, что у него буквально яблоку негде упасть и он едва ли может предложить подъехавшему господину приличный ночлег. Вот только что прибыли господин с дамой и несколько их слуг, и они заняли последнюю каморку в его доме.

Ринальдо, у которого охоты не было скакать куда-то дальше, заверил хозяина, что удовольствуется любым местечком, какое ему укажут, и въехал во двор. Здесь он сошел с коня и обратил внимание на карету, которую только что распрягали. Удивлению его не было предела: из кареты вышла Олимпия. Не успел он взять себя в руки, как с другой стороны кареты увидел пресловутого капитана.

А тот, едва завидя Ринальдо, выхватил пистолет и бросился на атамана.

– Эй, разбойник, – закричал капитан. – Неужто я тебя опять встретил!

Капитан выстрелил, и пуля задела левое плечо Ринальдо.

Олимпия, громко вскрикнув, бросилась обратно в карету.

Лодовико, едва увидев, что произошло, вскинул карабин, выстрелил и раздробил капитану правую руку.

Капитан упал наземь и заорал что было сил:

– Заприте ворота! Именем короля, держите этих всадников! Среди нас объявился Ринальдини!

Криком своим он вызвал сильнейший переполох. Хозяин, его работники, слуги капитана, несколько погонщиков мулов, упаковщики, возницы и два-три драгуна, что были патрульными на постоялом дворе, бросились, вооруженные кнутами, дубинками, кирками, вилами и саблями, на Ринальдо и его двух товарищей.

Один из работников подскочил к воротам, чтобы их запереть, но Неро прострелил ему горло и верхом на коне галопом умчался прочь.

Ринальдо схватился за пистолеты, но кто-то набросился на него сзади прежде, чем он смог хоть раз выстрелить. Его швырнули наземь. На него навалились шесть человек, связали ему ноги, а руки вывернули за спину и крепко-накрепко скрутили.

Лодовико рассек одному из слуг капитана голову, отрубил другому полруки, но, получив удар вилами, упал на землю. С ним обошлись точно так же, как и с его господином. Он заскрежетал зубами, бессильная ярость исказила его лицо. Ринальдо посмотрел на него укоризненно и сказал:

– Тьфу, Лодовико. Почему ты так ведешь себя? Каждому человеку отмерено его время. Пробил и наш час.

– Не это меня бесит, – прохрипел Лодовико. – Какая-то кучка негодяев нас одолела, навалившись все на одного! Хотел бы я схватиться с каждым из них один на один, – не то бы они запели!

– Так было угодно судьбе, – ответил Ринальдо. – Сохраняй спокойствие и выдержку. Мы же еще не на эшафоте. А суждено нам там кончить жизнь, так мы все равно ничего изменить не в состоянии.

Тем временем капитан доверил связанных пленников совести хозяина и драгунов и назвал им размер премии, которую они получат от правительства за свои героические дела. Решено было ночью зорко охранять пленников, а утром с триумфом передать их в руки ближайшего уголовного судьи.

Связанных пленников отвели в чулан и приставили к ним часовых.

Капитана отнесли на удобное ложе и перебинтовали как могли, в ожидании военного лекаря. Олимпия оказалась в весьма затруднительном положении.

Тем временем хозяин собрал всех, кто принимал участие в схватке и аресте разбойников, и сказал:

– Посмотрите все на стол! Здесь я мелом написал, какую часть каждый из нас получит из той премии, что государство положило за голову Ринальдини. Кроме того, этому случаю мы обязаны тем, что завоевали великую славу и высокую честь, да, я хочу сказать, благодарность и почитание всего острова. Мой постоялый двор станет благодаря этому улову столь же знаменитым, как поле великой брани.

– Но, – задал вопрос один из погонщиков мулов и задумчиво передвинул шапку с правого уха на левое, – но ведь шайка Ринальдини скорее всего не оставит камня на камне от твоего постоялого двора?

Хозяин задумался, а потом испуганно спросил:

– А у него есть шайка?

– Дурачина! – закричал погонщик мулов. – Это-то ты должен знать! В его шайке такие молодцы, какие и самого ада не убоятся. Я на твоем месте открыл бы ему все ворота и двери, чтоб он мог уйти. Он, конечно же, обойдется с тобой куда лучше, чем его шайка, если та вдруг нагрянет.

– Хорошо! – сказал хозяин. – Тогда я уезжаю отсюда. С теми деньгами, что я получу, я всегда могу наладить новое хозяйство.

– И поступишь правильно, – сказал погонщик, – ведь отряд Ринальдини наверняка сравняет твой постоялый двор с землей. Нельзя терять время. Боюсь, молодцы уже завтра будут здесь. Я вижу, как они грабят и предают все огню! А схватят тебя, так голову с плеч снимут.

Хозяин только хотел ответить, как его позвали к приехавшей утром даме. Он поспешил к ней, и Олимпия отвела его в сторону.

– Господин хозяин! – сказала она. – Вы счастливый человек, вам повезло, что знаменитый Ринальдини у вас потерял свою свободу. Но вознаграждение, какое вам причитается, ничто по сравнению с тем, что он вам сам даст, если вы дадите ему уйти.

– Прекрасная синьора! – ответил хозяин. – Нет для этого никакой возможности. Ведь здесь эти чертовы драгуны! И потом, мой долг!

– Да, все так! – согласилась Олимпия. – Вы честный человек! Признаюсь вам, что хотела лишь испытать вас. Вы, конечно, понимаете, как важно для меня знать, что этот злодей, обидчик моего брата, капитана, примерно наказан. Я хотела знать одно: в твердых ли руках моя месть. Вижу, что да, и вы еще будете вознаграждены мною. Теперь я буду спокойно спать, зная, что ночую у несомненно честного человека.

Олимпия ушла. Хозяин пробормотал ей вслед:

– Какая бесподобно очаровательная дама!

Ринальдо потребовал вина и еды. И получил, что требовал. Лодовико пришел в себя и стал опять столь же непоколебимым и решительным, сколь удрученным и павшим духом чувствовал себя его атаман. Они говорили друг с другом на своем разбойничьем жаргоне, часовые не понимали ни единого слова. Ринальдо не таясь сказал Лодовико, что хочет отравиться. Но тот посоветовал не спешить; у него появилась надежда на помощь.

– На чью помощь надеешься ты? – поинтересовался Ринальдо.

– Я и сам не знаю, и все-таки надеюсь. Я опять обрел мужество и уверен, что мы теперь еще не умрем. А отравиться вы еще успеете. И, по сути, ведь все равно, раздерет ли тебе внутренности яд, или тебя сожгут. Боль есть боль!

– Ты так считаешь?

– Я в том уверен. Но есть три дела, которые меня ужасно мучают.

– И это?

– Первое, что я не попал капитану в голову; второе, что нас одолели упаковщики, погонщики мулов и прочая шваль; и третье, что Неро бросил нас, как трусливая баба. Если б мы втроем стояли рядом друг с другом и наш тыл был бы защищен, так эта шваль была бы разгромлена, или пусть я буду последний каналья.

Так они говорили до полуночи и наконец задремали на соломенном ложе.

Их разбудил грохот. Они вскочили, увидели у себя в чулане каких-то людей, сверкающие кинжалы, а часовых, хрипящих, на полу.

– Что случилось? – удивился Ринальдини.

– Спокойно, атаман! Пришло ваше спасение! – был ему ответ.

Ринальдо, которому показалось, что это голос Неро, спросил:

– Это ты, Неро?

– Это я. Дом окружен. Я и мой славный товарищ пробрались в дом. День наступает. Поднимайтесь, мы проводим вас в безопасное место.

С этими словами они взялись за веревки, что опутывали Ринальдо и Лодовико, разрезали узлы и помогли пленникам встать.

– Неро! – сказал Лодовико. – Я был к тебе несправедлив. Я посчитал тебя трусливой бабой. Прошу у тебя прощенья, добрый товарищ!

– Ага! – откликнулся Неро. – Я так и предполагал. Но это не имеет никакого значения. Вскоре после того, как я ускакал, я наткнулся на сторожевой пост Луиджино и послал к нему одного из часовых, чтоб доложил о случившемся. Остальных восемь человек взял с собой. Мы забрались по стене, влезли в окно, и вот мы тут.

– Неро! – сказал Ринальдо. – За твою службу я вознагражу тебя и твоего товарища достойным образом!

– Пошли, скорей спускаемся по лестнице! А вот оружие, пригодится, если поднимется шум.

Они поспешили вниз. В доме все было тихо. Во дворе их ждали остальные молодцы. Они вывели из конюшни столько лошадей и мулов, сколько сумели захватить, и тут начался переполох. Все спящие на постоялом дворе проснулись и криками подняли тревогу.

Но тут перед воротами постоялого двора взвилась в воздух ракета.

– Эй, это сигнал Луиджино!

Уж теперь молодцов было не удержать. Они разом дали шесть выстрелов по большой комнате, где все спали вповалку на сене. И оттуда донесся истошный вопль.

Словно в ответ на выстрелы, с улицы были взломаны ворота, и шайка Луиджино валом повалила во двор. Тут уж крик и шум поднялся во всех углах. Конюшни были в мгновение ока обчищены.

Луиджино, услышав, что Ринальдини спасен, поспешил к нему, обнял его и тотчас подал сигнал к отходу. Разбойники дали еще несколько выстрелов по комнатам, конюшне и куче навоза и умчались с добычей со двора. Но едва они проехали сотню шагов, как услышали звон набатного колокола. Обернувшись, они увидели, что постоялый двор охвачен огнем.

Бурные ликующие крики издала необузданная ватага.

Ринальдо эти крики пронзили душу. Он прикрыл лицо и поскакал в горы…

То бодрствуя, то впадая в дрему, лежал Ринальдо на своем ложе в палатке. Большая часть шайки отправилась за добычей, с ними Лодовико и Неро. К Ринальдо подошел Луиджино, посмотрел на него и сказал:

– Атаман! Ты же видишь, что твое место только среди людей нашего круга; в свете тебе больше места нет. Оставайся в неприютных долинах, в лесах и глуши. Возглавь, внушая страх и уважение, твоих товарищей и не предавайся печали. Что поделать, такой уж выпал тебе жребий.

– Умом я понимаю правду твоих слов.

– Это меня радует! Я снова повторяю моё прежнее предложение. Прими на себя команду над моими людьми. А я буду под твоим началом служить вторым командующим.

– У тебя я останусь охотно, но быть предводителем не могу. В случае нужды рассчитывай на меня, как на любого из твоих людей.

Их разговор еще продолжался, когда послышались сигналы, оповещающие о возвращении одного из отрядов.

Едва дыша, вошел в палатку Лодовико и сказал:

– Атаман, нам в руки попала великолепная добыча, добыча, которая доставит тебе удовольствие. Эта треклятая собака, капитан, и красавица Олимпия попали к нам в руки.

Капитана и Олимпию, связанных, привели в палатку.

Ринальдо содрогнулся, увидев связанных пленников. Олимпия минуту-другую молча, вопросительно смотрела на него, потом, упав перед ним на колени, сказала:

– Полагаюсь на твою милость!

Ринальдо подал ей знак подняться и ответил:

– Я не предводитель тех, что пленили вас обоих. Вот этот человек, что стоит рядом со мной, он их предводитель; к нему обращайтесь с вашими просьбами. Я не судья вам. Но я, великодушный мой друг Олимпия, обязан тебе жизнью и твой должник за свободу в Калабрии, а потому прошу моего друга Луиджино подарить тебе ради меня свободу.

– Она свободна! – воскликнул Луиджино.

Олимпию тотчас освободили от пут. И Луиджино продолжал:

– А что касается этого капитана, так отведите его в пещеру, пока я не узнаю от Лодовико все, что учинил он против моего друга, великого Ринальдини.

Тут подал голос сам капитан и сказал:

– Что предпринял я против Ринальдини, предпринял бы каждый добрый гражданин!

– Ты достоин наказания уже за то, – сказал Ринальдо, – что свой долг не выполнил еще раньше. Потому что ты хотел получить наибольшую выгоду. Все итальянские государства должны были бы платить тебе – благодаря мне – контрибуцию, стоило мне предоставить себя в твое распоряжение. Это – как отложенные на черный день сбережения, которыми ты всегда мог бы воспользоваться, стоило тебе только пожелать…

– А как бы ты, человек, для которого даже его героические поступки были предметом купли-продажи, – прервал его капитан, – как бы ты поступил на моем месте с разбойником Ринальдини?

– Не так, как ты.

– Это ты мне объясни и докажи.

Ринальдо посмотрел на Луиджино и спросил:

– Не подаришь ли ты мне и этого?

Луиджино не задумываясь ответил:

– Он твой.

– Вот и хорошо, – продолжал Ринальдо, – уходи, мой вечный преследователь, и узнай меня. Ты свободен, иди куда хочешь, можешь даже в свое удовольствие преследовать меня снова, предавая. Исполни свой долг, если сумеешь передать меня в руки властей. Небо заготовило как наказание для людей чуму, пожары и наводнения, а мой бич – ты. Иди и действуй против меня, как подскажет тебе твое сердце. Я не хочу предрешать свою судьбу, а ты… не уйдешь от своей.

Сказав это, Ринальдо вышел из палатки. Капитан вызывающе посмотрел ему вслед.

Луиджино, разгневанный, приказал:

– Уберите этого паскудного корсиканца с глаз моих долой и из лагеря.

Тотчас были приняты меры для выполнения приказа. Капитан подчинился, правда, выказав упрямство; Луиджино крикнул ему вслед:

– Что делает Ринальдини, то не делает Луиджино. Поберегись и не попадайся мне на глаза!

Он ушел. Олимпия оставалась в палатке, пока не вернулся Ринальдо.

Она упала перед ним на колени и сказала:

– Достославный Ринальдини! Сколь же благородно, сколь возвышенно ты поступил!

– Не говори со мной в таком тоне.

– Скажи мне правду! Ты действительно больше не предводитель этих людей?

– Нет.

– Но живешь среди них?

– Это не моя вина. Я не вправе вернуться в добропорядочное общество.

– И тебе жаль? Так оставайся в твоих долинах, живи мирно среди скал. Что ты найдешь в человеческом обществе, тем легко можно пренебречь. О, если б мне посчастливилось жить в тихом одиночестве.

– Разве ты не можешь отправиться к старцу из Фронтейи? – спросил Ринальдо.

– Ты его знаешь?

– Я видел его, говорил с ним. Он многое мне рассказал и показал – но разве посмел бы я сказать: я его знаю! А ты знаешь его, Олимпия?

– Я никогда не говорила с ним, не видела его и все-таки полагаю, что знаю его.

– Этого державного, таинственного старца?

– Он даже больше, чем державный и таинственный. Ты был для него всегда желанной целью. Ты был звеном в цепи, которое он искал. Он нашел тебя прежде, чем ты это понял. Ты был его достоянием еще до того, как вы увиделись.

– Что ты говоришь?

– То, что знаю.

Она, сказав это, улыбнулась так, как улыбнулась бы сама достоверность.

Ринальдо, устремив взгляд в землю, спросил:

– А не принадлежал ли капитан также к цепи старца из Фронтейи?

– Он – отпавшее звено.

– На какие средства он живет?

– Совершает рискованные сделки, играет, творит всякую чернокнижную ерундистику.

– Почему же ты опять соединила с ним свою судьбу, Олимпия?

– Из-за безденежья.

– А твои связи в аристократическом обществе?

– Необходимостью приобретены, капризом разорваны.

– Что ты собираешься теперь делать, Олимпия?

– Броситься в твои объятия, остаться с тобой, вплоть до смерти. С тобой рядом хочу сражаться…

– Но я больше не сражаюсь. Свое оружие я хочу обменять на кирку и лопату.

– И стать отшельником?

– Этого я хочу.

– Так я пойду с тобой в скит. В моих объятиях ты отдохнешь от зноя и трудов дня. Я подкреплю и освежу тебя, как заботливая хозяйка, едой и питьем, и в нашем уединении всегда будет царить тихая радость. Идем, Ринальдо, двинемся в путь к мирному убежищу счастья. Ничто не покажется мне трудным, я со всем смирюсь. Любовь к тебе сделала меня нетребовательной, уверенной, счастливой.

– Ты размечталась!

– Но я же с тобой, Ринальдо!

Он сжал ее в объятиях.

Постепенно в палатке воцарился покой. Бурные объяснения остались позади.

Луиджино знал, что делать гостеприимному хозяину. Он приказал нести в палатку все, чем богаты были кухня и погреб. Никто не прислуживал Ринальдо и Олимпии, не мешал их трапезе. Они оставались без свидетелей, предоставленные своим чувствам.

Неожиданно с треском вылетела пробка от шампанского и угодила прелестной донне в лоб. Они рассмеялись и… распили шампанское.

– Сладостное блаженство, – сказала Олимпия, наполняя бокалы, – редко обходится без подтрунивания. Но это делает его еще отрадней, обольстительней и даже – желанней!

Однако спокойствие хрупко. Как раз в эту минуту в палатку довольно шумно вошел Луиджино и сказал:

– Мои люди набрели на паломницу, которая знает Лодовико.

– Это Роза! – воскликнул Ринальдо, вскочил, выбежал из палатки и впрямь попал в объятия Розы.

Радость их встречи не поддается описанию. Роза, спасшаяся в ту кровавую ночь в Калабрии, долго жила в глухих местах, потом отправилась в Сицилию, где в одежде паломницы исходила все пустынные долины, чтобы отыскать наконец Ринальдо.

Олимпия повела себя очень умно, а Роза не в силах была скрыть своих подозрений. Она призналась Ринальдо, чего она опасается, и он попытался по возможности ее успокоить.

Луиджино все присматривался да прикидывал, что и как, и когда остался с Ринальдо наедине, то позволил себе высказать ему свое мнение.

– Я вижу, атаман, что права молва, расписывая тебя как женолюба.

– Быть может, молва преувеличивает?

– Не хочу о том судить. Но думаю, что тебе не подобает тратить попусту время на женщин.

– А ты женоненавистник?

– Нет. Но моя дружба принадлежит им только на несколько мгновений, когда меня застает врасплох страсть, что свойственна нам от природы. На этом все кончается. Мы с тобой живем в мире, в котором мы не в состоянии дать женщине ни дома, ни очага. Наших детей мы не можем вырастить. А если вырастим, то для чего? Для нашего ремесла? В большой мир мы им вход заказать не можем. Так что же, воспитывать их на радость палачу?

– Так давай оставим наше ремесло. У меня есть сокровища, хорошо упрятанные. Канарские острова, с их изумительным климатом, восхитительные долины, тихие поляны зовут нас к себе. Женись и следуй за мной.

– На это я решиться не в силах.

– Почему нет?

– Я боюсь покоя, он пробуждает мою совесть. А ты разве нет, Ринальдо?

– Сердце мое готово к покаянию. Я слышу его умиротворяющий голос и подчиняюсь его призывам.

– А что оно может сделать? Разве станет несовершившимся то, что совершилось?

– Оно может возместить убытки.

– Сколько же, Ринальдо, заплатит оно за пожары, грабежи и кровь?

– Столько, сколько потребуется, чтобы покаяться.

– Но даже если ты будешь строить церкви и возводить алтари, покаяние не подарит тебе покойных снов. Ясного взгляда на отлетевшие дни твоей бурной жизни не дарует тебе никакое покаяние. Ты одурманил себя! Но вот ты очнулся! Горе тебе! И только второй дурман сможет в прах развеять первый. Слушай, вот мое мнение: дурман на дурман, пока больше нечего будет пить…

– Не надо так, Луиджино! Не надо!

– Мое правило – действовать по определенному замыслу. Мой замысел созрел, когда я взялся за это ремесло.

– Добровольно? – спросил Ринальдо.

– Эй, Марко! Вина неси! – крикнул Луиджино слуге.

Ринальдо посмотрел на Луиджино вопросительно. А тот пододвинул стул к столу и сел. Когда принесли вино, он наполнил бокалы. Они выпили.

Луиджино начал:

– Истина – в вине. Выслушай мою историю. Я по рождению корсиканец. Мой отец был губернатором Бастии. Луиджино – это не настоящее мое имя. Что сказать об отце? Порядочный человек, он любил свое отечество и ненавидел своих угнетателей, французов. Его убеждения не остались тайными. Французский генерал следил за каждым его шагом. В долинах Айяччоли жители однажды подняли восстание. Французский офицер обесчестил жену корсиканца. А тот убил подлеца. Генерал приказал связать корсиканца и приговорил его к смерти. Корсиканцы освободили приговоренного и взялись за оружие. Отец должен был подавить восстание. Но он имел неосторожность сказать: я пойду с оружием только против врагов моего отечества. За это он попал в тюрьму. Там генерал приказал удушить его как государственного изменника. Мать, взяв с меня клятву отомстить за смерть отца, вонзила кинжал себе в грудь. Этот кинжал остался мне как завещание. Им я заколол французского генерала и сбежал. На каком-то корабле я добрался до Сицилии. Мои владения были конфискованы, имя мое – покрыто позором. Я занялся ремеслом, которым и до сих пор занимаюсь. Это был мой выбор и мой замысел. Теперь я насчитываю примерно девяносто человек, которыми я командую. Они умеют биться. А число их легко увеличить. Корабли можно купить. Ринальдини, у тебя есть сокровища, вложи их в доброе дело, заслужи благословение народа, над которым надругались.

– Луиджино! Куда же мы отправимся?

– На Корсику. Разбей вместе со мной цепи моего отечества! К нам слетятся тысячи людей, объединятся с нами, и твое, ныне опороченное, имя засверкает в истории Корсики. Такого счастья твои любовные истории тебе не дадут, счастья быть освободителем угнетенного храброго народа. Сейчас ты беспокойно блуждаешь из одного угла в другой, ты поставлен вне закона, тебя презирают, преследуют, словно самого обыкновенного бандита, убивающего из-за угла. Но если ты захочешь, ты взлетишь на крыльях славы к храму бессмертия. Забыты будут твои разбойничьи проделки, и весь мир заговорит только о твоих славных делах. Монеты и памятные надписи, триумфальные арки и статуи увековечат твое имя. Бюст твой будет стоять в храме Славы. Если уж хочешь покончить со своим ремеслом, сделай так, и ты покончишь с ним на зависть благородно.

– Луиджино! Мысли эти поистине внушил тебе Всевышний!

– Ринальдини! Ты согласен?

– Вот моя рука. Мы освободим Корсику!

– Корсика будет свободна! Моей была идея, твоей будет слава!

– Да, Луиджино! Звон разбитых рабских цепей твоего отечества успокоит нашу совесть, все укоры умолкнут перед гармонией обретенной справедливости, а для нас наступит новый день жизни вместе с вновь рожденной свободой Корсики!

Вошел Марко, что-то зашептал Луиджино на ухо. Тот вскочил и вышел вместе с ним из палатки.

Ринальдо тоже поднялся, поискал глазами Розу. К нему подошла Олимпия. И торопливо сказала:

– Все кругом говорят о солдатах, об атаке на наших, о сопротивлении…

Ринальдо пошел к Луиджино и наткнулся на Розу под одним из деревьев, глаза у нее были красные. Увидев Ринальдо, она попыталась скрыть слезы.

– Роза, ты плакала? Но почему?

– Я… от радости, что… что ты опять мой… что я здесь.

– Я люблю тебя…

– Ринальдо, или прогони меня, или скажи, чтоб ушла та синьора. Вместе с ней я тут быть не смогу.

– Если ты уйдешь, Олимпия останется. Останешься ты, так уйдет она. Ты хочешь большего?

– Мне нужна твоя любовь, ни с кем не разделенная, кроме меня.

– Ты знаешь, как поступаю я при дележе. Разве я когда-нибудь не выказывал при этом великодушия?

Подошел Лодовико, сказал, что полагает, не позже чем через час лагерь будет окружен войсками. Луиджино сделал обход сторожевых постов и усилил отряды у входов в горную долину.

Ринальдо ушел вместе с Лодовико. Они нашли Луиджино, тот был несколько растерян. Ринальдо спросил, в чем дело.

– Только что, – ответил Луиджино, – я получил верное сообщение, что мы окружены.

– Корсиканец! Может ли тебя это устрашить?

– Нет! Мы пробьемся. Но как подумаю, что, быть может, в эту ночь, после того как мы продумали такой прекрасный план, будет положен конец нашему главенству здесь…

– Нет, нет! А мы действительно в осаде?

– Да, окружены больше чем четырьмя сотнями солдат.

– Что ты собираешься предпринять?

– Я жду атаки.

– Мой тебе совет – попытайся пробиться к южной стороне горы, чтобы уйти в Ларинские горы. Там у тебя в тылу будут леса, а сбоку гряда гор.

– Я глубоко удовлетворен тем, что ты хочешь сражаться вместе с нами, Ринальдо!

– Я буду сражаться. Отбери среди твоих людей шестнадцать самых храбрых. Я возьму еще Неро и Лодовико. Мы нападем на солдат. А ты тем временем со своим отрядом, с женщинами и багажом прорвешься и уйдешь. Мы потом найдем к вам дорогу!

Луиджино сейчас же дал приказ разбирать палатки, багаж снести в одно место, женщин и детей собрать в центре лагеря. Ринальдо получил шестнадцать смельчаков. Каждый был, кроме сабли, вооружен двуствольным карабином и двумя парами пистолетов. Подошли и Лодовико с Неро, и Ринальдо, простившись с Розой и передав ее на особое попечение Луиджино, направился со своими людьми к горному перевалу. Там он снял сторожевые посты и отослал их в главный отряд. А затем, медленно продвинувшись вперед, расположил молодцов по всей равнине и, когда наступили сумерки, подал сигнал к атаке.

Первый же вражеский наблюдательный пост был рассеян, следующий почти весь уничтожен, и тут уж поднялась тревога по всему фронту.

Теперь Ринальдо услышал стрельбу в горах, но она становилась все тише и наконец совсем заглохла. Из этого он заключил, что их отряду удалось проложить себе дорогу.

Тогда Ринальдо двинулся вправо, чтобы в тылу у него оставались горы, но столкнулся с многочисленным вражеским отрядом. Завязался упорный бой. Уже шестеро его молодцов лежали на земле, но тут солдаты дрогнули, Ринальдо атаковал их еще решительнее, и солдаты в конце концов отступили в полном беспорядке. Люди Ринальдо захватили коней, и из двенадцати человек, которые были у Ринальдо, четверо стали конными. Ринальдо тоже сел на одного из захваченных коней. Теперь они медленно возвращались к горному перевалу. Здесь Ринальдо выслал восьмерых молодцов в горы. Сам Ринальдо, Лодовико, Неро, Марко и Манчато, все конные, отыскали тропу и повернули влево, на поля, чтобы добраться до Ларинских гор с западной стороны.

Они скакали примерно около получаса и натолкнулись на отряд порядка из тридцати солдат. Тут уж медлить было нельзя. Они пришпорили коней, пробились, проскочили и натолкнулись на кавалерийский патруль из восьми человек. Завязался бой. Два драгуна свалились с коней, остальные ускакали. Неро и Манчато были ранены.

А тут еще они услышали где-то сзади непонятный шум. Их товарищи, посланные Ринальдо в горы, обнаружили, что перевал занят большими силами, и потому спустились в равнину. Здесь они нашли троих своих соратников, отбившихся от основного отряда. Терлини, ставший во главе этой группы, решительно атаковал войсковое соединение, стоявшее в тылу у Ринальдо. Тот по ружейным выстрелам понял, что его товарищи ведут бой. И со своими людьми поскакал к месту сражения, вышел в тыл отряда противника и в два счета обратил его в бегство. Из десяти человек, которыми командовал Терлини, только двое уцелели. Шестеро были убиты, остальные лежали раненые.

Терлини получил одного из захваченных скакунов. Его товарищей, Ромато и Беллионе, посадили к себе на коней Лодовико и Марко, и команда продолжила свой путь. Рысцой трусили они несколько часов, но сильный близкий огонь заставил их изменить направление, всадники поскакали в противоположную сторону. С наступлением утра они добрались до леса. Углубившись в него, разбойники расседлали коней у родника и улеглись отдохнуть.

После довольно долгой паузы Ринальдо спросил:

– Что с тобой, Терлини? Тебя словно бы мучает нетерпение? Почему?

– Я теряю терпение из-за долгого отдыха.

– Но если нам отдых и не требуется, так в нем нуждаются наши лошади.

– К тому же у нас здесь нет ни еды, ни питья.

– Этого и мне недостает, – согласился Ринальдо. – Мы, стало быть, довольно скоро выступим. Терлини, как считаешь, куда нам уходить?

– Я полагаю, нам надо попасть в Ларинские горы, где мы наверняка встретимся с Луиджино.

– Так и я считаю, – заметил Беллионе.

– И я тоже, – сказал Ромато. – Ведь здесь мы и не в безопасности, и не достаточно сильны, чтобы держаться, к тому же у нас мало провианта и боеприпасов.

Манчато зевнул. Потом сказал:

– Я на все согласен. Идите куда хотите, я пойду с вами. Но охотнее всего я опять присоединился бы к нашим товарищам.

Неро взглянул на Ринальдо.

– Вопрос только в том, свободна ли дорога в Ларинские горы?

– Вот это, – сказал Ринальдо, – и нужно прежде всего выяснить.

– Похоже, что она занята войсками, – предположил Лодовико.

– Нас – восемь человек, – подсчитал Терлини.

Лодовико усмехнулся:

– А у меня всего четыре патрона…

– У нас – кулаки, сабли и мы все – верхом, – сказал Терлини.

– Не все, – возразил Лодовико.

– Мы прорвемся, – уверенно заявил Терлини.

– Я считаю так, – высказал свое мнение Ринальдо, – ты, Терлини, вместе с Беллионе и Ромато идешь на разведку. Марко, Манчато и мы все попытаемся раздобыть провиант. Мы обшарим весь лес. Там, где стоят развалины замка, в середине леса на холме, наше место сбора. Это мое мнение. Если оно вам не по душе, так каждый волен поступать как хочет, у меня ведь нет права требовать от вас повиновения. Вы – люди Луиджино. Но Лодовико и Неро из моего отряда и остаются со мной.

– Я предлагаю остальным идти со мной. Наши жены и дети у Луиджино, – сказал Терлини.

– Я иду с Терлини, – согласился Марко. – Досадно, однако же, что нам придется оставить здесь Ринальдини без охраны.

– Со мной, – сказал Ринальдо, – остаются Лодовико и Неро. Не беспокойтесь! Мы скоро встретимся.

Терлини протянул Ринальдо руку и распрощался. Его примеру последовали Марко, Ромато, Беллионе и Манчато. Они взяли коней с собой, Ринальдо остался с Лодовико и Неро…

Молча поднялся Ринальдо на холм, на котором стояли развалины замка. Лодовико и Неро следовали за ним.

– Я вижу, – сказал Ринальдо, – чьи-то следы в траве. Будьте осторожны, держите ухо востро.

Они подошли к развалинам. При их приближении вверх взлетели птицы, но людей нигде видно не было.

Они вошли в большой круглый двор, увидели входы в замок, но без дверей, нашли винтовую лестницу, по которой стали подниматься. Лестница доходила до третьего этажа развалин. Ринальдо вышел на открытую галерею, со всех сторон окруженную лавровыми деревьями, чтобы осмотреть местность. Он увидел лес, из которого они вышли, налево – прекрасную долину, справа же – горы… Тут он – ах! – обнаружил знакомую ему местность.

– Лодовико! – позвал он. – Ты знаешь этот край, что справа? Видишь там замок?

– Еще бы, черт побери, это замок графини Мартаньо.

– Да, это замок Дианоры!

– Там нам жилось хорошо. Но оставаться дольше было нельзя!

– Да, Лодовико, так уж повелось, и так будет впредь! Мы не смеем оставаться там, где нам хорошо живется. Преследователи гонятся за нами по пятам. Лодовико, придется тебе пойти к замку. Разведать, что там и как…

– Я понял тебя, атаман, тебе не надо больше ничего говорить. Я оповещу тебя, как только что-нибудь узнаю. Прощай! Мы скоро увидимся…

Он поспешно ушел, а Ринальдо погрузился в глубокое раздумье, пока Неро своим сообщением, что обнаружил в лесу дом, не вернул его к действительности.

Ринальдо покинул развалины замка, Неро сопровождал его.

Они подъехали к открытой площадке, и примерно в десяти шагах от дома их остановил звон гитары и пение. Они прислушались, но ничего, кроме слов:

 
А любишь ты меня,
Так я люблю тебя! —
 

разобрать не смогли, это был рефрен каждого станса песенки.