Текст книги "Ринальдо Ринальдини, атаман разбойников"

Автор книги: Христиан Вульпиус

В комнату вошла девушка. Это была Лизетта, дочь его квартирной хозяйки, бакалейщицы. Девушка несла миску с лимонами и ароматными апельсинами. На золотистых фруктах лежали цветы.

– Матушка посылает вам эти цветы и фрукты и просит вас принять их с тем же удовольствием, с каким они посланы.

Ринальдо принял миску и поблагодарил.

– То, что дает нам красивая, дружелюбная девица, обладает приятнейшей ценностью.

Лизетта, покраснев, опустила голову и быстро вышла из комнаты.

Ринальдо размечтался о даме, потерявшей нагрудный бант…

Он отправился в собор прослушать мессу. Здесь уже молилась, стоя на коленях, та незнакомка. Сердце его бешено заколотилось, он упал на колени позади нее.

Когда дама поднялась со скамейки, на которой, молясь, стояла на коленях, он вскочил, подошел к ней, подал дрожащей рукой святую воду и пробормотал:

– Я вручаю вам, прекрасная синьора, бант, который вы вчера обронили, когда я был необычайно счастлив, увидев вас в саду синьоры Фьяметты.

Улыбаясь, она взяла бант и сказала:

– Когда вы были столь счастливы?

– Да! Я был и стал опять… – прошептал он.

Она опустила глаза и пошла к двери церкви. Здесь она остановилась и посмотрела на него:

– Вы здесь чужой?

В подтверждение ее слов Ринальдо поклонился. Она продолжала:

– И я тоже чужая.

– Мое сердце лелеет мечту… – пробормотал Ринальдо.

– О чем сердца мечтают, на то они и надеются.

– А смеют ли?

– Кто может им запретить?

Она потупила глаза, потом опустила вуаль на лицо и медленно пошла к носилкам, в которых арапы отнесли ее в дом напротив собора.

Ринальдо походил вдоль столбов колоннады взад-вперед, посмотрел на тот дом и наконец решительно двинулся туда. Дверь отворилась. Он вошел. Справился о даме, о нем доложили, после чего провели к ней.

С веером и перчатками в руке вышла к нему Фортуната – так звали даму. Он пробормотал комплимент, заговорил о счастливых минутах, о банте, о замешательстве и в заключение глубоко вздохнул.

Фортуната, поиграв веером, сказала:

– Здесь мы оба чужие, и это дает нам право надеяться, что мы познакомимся ближе, если мы… не хотим остаться чужими друг другу.

– А вы этого хотите? – спросил он и, взяв ее руку, поцеловал.

После этого она отняла руку и спросила:

– Как мне вас называть?

– Я рыцарь де ла Чинтра.

– Какая звезда привела вас в Сардинию, в этот грустный Кальяри?

– Я…

– Лучше не отвечайте сейчас! Вот так, мимоходом, не рассказывают друг другу историю своей жизни. Я как раз собиралась посетить своего банкира. Нам придется в другой раз поболтать о наших дорожных приключениях…

– Вы меня осчастливили!

– Осчастливила? Не много же нужно, чтобы осчастливить мужчину! Довольно, раз вы ублаготворены! Или вы считаете, что мы, женщины, поступаем как королевы? Они осчастливливают, но сами о том не подозревают, и даже бывают сами очень и очень при этом недовольны.

– О, когда два путника встречаются на одной дороге, они радуются встрече и продолжают свой путь вместе…

– И эти путники мы?

– Если вы того хотите!

– Мы действительно встретились на одной дороге? Это требует проверки.

– Так что же? Я готов!

– Тогда не будем откладывать. Выясним все за скромным ужином…

– Сегодня вечером?

– Уже сегодня? Ну хорошо! Пусть будет так! Сегодня вечером мы, стало быть, увидимся!

Как же нескончаемы часы до вечера! Ринальдо вышел на прогулку и зашел в сад Фьяметты.

Он пошел по главной аллее, свернул на боковую дорожку и подошел к павильону.

Дверь в него была полуотворена. Он увидел прелестное девичье личико. Девушка сидела на диване и плела венок из цветов. Увидев его, она непринужденно улыбнулась и крикнула:

– Входите же!

Ринальдо в замешательстве взялся за ручку двери, однако войти не решился. Но тут из павильона в очередной раз прозвучало приветливое приглашение.

Это вселило в него мужество. Он вошел в павильон.

– Мне кажется, – сказала молодая особа, – что я уже видела вас в моем саду?

– Верно! – пробормотал Ринальдо. – Я был здесь вчера. Но я и не надеялся, что мне выпадет счастье и меня заметят такие прекрасные глаза.

– Неужели? Раз уж вы отпустили комплимент моим глазам, так позвольте мне отдать должное вашему примечательному облику. Такого человека, как вы, нельзя не заметить. И держу пари, что я не первая на белом свете, которая вас заметила. Вы здесь человек новый?

– Именно так!

– И я тоже. Я живу здесь всего два с половиной месяца. Но хочу здесь остаться, поэтому и купила этот сад. Он вам нравится?

– Сад прекрасен, но его хозяйка…

– …куда прекраснее? Разумеется…

Возникла пауза. Ринальдо с напряженным вниманием смотрел на очаровательную веночницу, а та прилежно работала, не поднимая глаз. Он долго молча смотрел на нее и уже собрался что-то сказать, как вошла служанка и передала Фьяметте записку. Та прочла ее, рассмеялась, написала на том же листке несколько слов карандашом, сложила его и вернула служанке. Служанка вышла из павильона, а Фьяметта поднялась. Когда она вставала, у нее из-за пазухи выпал на грудь медальон, висевший на зеленом шнурке. Она заметила это и сунула медальон обратно в вырез платья.

– Это страшный человек! – сказала она. – Его портрет не следует видеть всем.

Ринальдо молча стоял перед ней. Фьяметта спокойно, как если бы была в павильоне одна, повернулась и взяла гитару. Присев, она взяла несколько аккордов, а потом запела романс:

 
«В гулком море, на равнинах,
В чаще, в поле у жнивья
И в безлюдье гор пустынных —
Всюду побывала я.
 
 
Ринальдини! Страх жестокий
Гонит по свету меня.
Для подруги одинокой
 Помрачилась радость дня!» —
 
 
Раздавался голос Розы
 Средь полей, где кровь лилась,
И бежали быстро слезы
Из ее печальных глаз.
 
 
В лунном свете, чистом, резком,
Промелькнул ружейный ствол —
И своим внезапным блеском
Розу он к себе повел.
 
 
«Велика предчувствий сила,
Им ли сердце обмануть!
Пусть затмились все светила —
Мне любовь укажет путь.
 
 
Видящие близь и дали,
Звезды, расскажите мне,
Вы его не повстречали
Здесь иль в чуждой стороне?..
 
 
Шорох еле уловимый…
Свист знакомый… Чу! Опять!
Я нашла его! Любимый!
Мне ль твой голос не узнать?»
 
 
«Кто здесь? Стой! В моем плену ты!»
– «Пленницей твоей была
Я от первой же минуты.
Милый, я тебя нашла!»
 

– Она нашла его, – сказала Фьяметта.

– Как мы нашли друг друга! – подхватил Ринальдо и взял ее за руку.

– Не совсем так! – Фьяметта улыбнулась и мягко отняла руку. – Я не цыганка, а вы не атаман разбойников; я не умею гадать, а вы вряд ли сумеете меня ограбить.

Она хотела еще что-то сказать, но в павильон вошел офицер. Он равнодушно поздоровался с Ринальдо, положил шляпу и шпагу на стол и без стеснения сел к Фьяметте на диван. После чего непринужденно спросил:

– Ничего здесь не произошло?

– Ничего, что имело бы значение.

Офицер небрежно спросил:

– А кто этот господин?

– Новый здесь человек, – был ее ответ.

– Не хотите ли присесть? – спросил офицер, но таким тоном, каким скорее можно бы спросить: не хотите ли уйти?

Ринальдо действительно хотел это сделать, но тут в павильон вошел человек с мрачным взглядом, которого Ринальдини встретил еще вчера в саду. Он, не поздоровавшись и не сняв шляпы, сел на стул напротив атамана.

Пристально глядя на него, незнакомец сказал:

– Я уже вчера наблюдал за вами с удивлением и сожалением. У вас несчастное лицо!

Ринальдо вздрогнул, Фьяметта громко рассмеялась, офицер улыбнулся, а старик взял щепотку табаку.

– Чем досадило вам мое лицо? – с досадой спросил Ринальдо.

– Такова манера этого господина, – сказала Фьяметта, – он каждому говорит что-либо неприятное. Он, правда, не англичанин, но страдает сплином. Всегда в мрачном настроении. Англичане заразили им корсиканцев.

– Вы корсиканец? – быстро спросил Ринальдо.

– Да, корсиканец, – ответил угрюмый старик.

Фьяметта быстро вскочила, схватила Ринальдо за руку и сказала:

– Попрощайтесь с этими господами! Нам с вами надо поговорить о других предметах, а не о Корсике.

И она потянула Ринальдо из павильона в сад, провела вокруг декоративного кустарника и ввела в беседку. Там сидела Фортуната и читала книжку.

Фьяметта подлетела к прекрасной Фортунате, обняла ее и расцеловала. Ринальдо тем временем свободно вздохнул и собрался с мыслями.

Фьяметта быстро повернулась, взяла его за руку, подтащила к подруге, рассмеялась и сказала:

– Вот, владейте друг другом!

И, звонко рассмеявшись, выпорхнула из беседки.

Ринальдо, пораженный, сделал шаг назад, хотел заговорить и не смог. Фортуната смотрела в землю и играла своим нагрудным бантом. Ринальдо счел, что это тот самый бант, который он нашел и передал ей утром.

– Что и говорить, эта сцена… – медленно начал Ринальдо, – довольно странная!

– Я попала в затруднительное положение…

– Фьяметта – создание шаловливое!

– Сегодня вечером мне должно было улыбнуться счастье, я могла побеседовать с вами в вашей квартире, но вот случай преподносит мне это счастье еще раньше!

Фьяметта вернулась в беседку.

– Я бы очень хотела, – сказала она, – нынешним вечером принять у себя тебя, милая подруга, и этого смущенного господина. Но не смогу. Угрюмый корсиканец уже пригласил сюда на сегодня несколько человек…

– Сюда? – быстро переспросила Фортуната.

– Конечно! – продолжала Фьяметта. – И мне придется, хочу я того или нет, взять на себя роль хозяйки. А ты знаешь, каково это! Несколько гостей уже прибыли…

Фортуната быстро встала, сказала что-то Фьяметте на ухо. Потом повернулась к Ринальдо, попросила дать ей руку и довести до носилок. Фьяметта проводила их до калитки. Когда носилки унесли, она взяла Ринальдо за руки и сказала улыбаясь:

– Ну вот, мы ее устранили, а вы остаетесь здесь.

– Но у вас же соберется большое общество?

– Да нет! С обществом – это была шутка. Все зависит от вас, остаетесь вы здесь или следуете за носилками. Остаетесь вы здесь, так я скажу: добро пожаловать! Уйдете, так я крикну вам вслед: счастливо!

– Я вас не понимаю.

– Странно! Это решающая минута как для меня, так и для моей подруги. Мы не испытываем никакой неприязни друг к другу. Но поскольку мы хотим знать, действительно ли вы тот, за кого мы вас принимаем…

– А за кого вы меня принимаете?

– За нежного искателя приключений, если даже не за…

– За?

– …человека, который способен полюбить всем сердцем.

– О, прекрасная Фьяметта!

– Прочь! Прочь! За носилками! Ваш торжественный тон сказал мне все, что я хочу знать. Идите! А этот поцелуй передайте моей подруге и скажите ей: Фьяметта покорилась судьбе. С Богом! Будьте счастливы и вспоминайте меня!

С этими словами она поцеловала его, подтолкнула слегка к калитке, а сама побежала по аллее, не оборачиваясь. Ринальдо бросил на бегущую взгляд, придержал шляпу на голове и побежал за носилками. Нагнал он их в городе. Он открыл Фортунате дверь дома и повел в ее комнату. Они заговорили о Фьяметте, о ее причудах и вскользь затронули ее наказ.

– Славный она человек! – сказала Фортуната.

Фортуната вышла из комнаты, чтобы, как она сказала, переодеться.

Ринальдо огляделся вокруг. Он увидел, что находится в прекрасно меблированной комнате. Благосостояние и вкус ощущались во всей этой роскоши.

Он разглядывал изумительной красоты картину, когда опять вошла Фортуната, взяла его за руку и повела в другую комнату.

Здесь между ними завязалась весьма интересная беседа, которая, однако, была прервана известием о том, что кушать подано. Ринальдо обедал со своей очаровательной хозяйкой за уставленным всевозможными яствами столом, обслуживали его две прелестные служанки. Беседа становилась все оживленнее, бокалы усердно наполнялись, а когда внесли десерт, прислуживающие девушки удалились.

– Радость интересной беседы за уставленным лакомыми яствами столом, – сказала Фортуната, – я люблю, только если делю ее с другом. В Кальяри я, не считая общества Фьяметты, обедала большей частью одна. Поэтому сегодня мне все показалось куда более вкусным, чем обычно, и если вы пробудете здесь некоторое время, то прошу вас составлять мне компанию как можно чаще.

Она наполнила бокал и, подняв его, сказала гостю:

– За нашу дружбу! Бант цвета надежды скрепил ее, – продолжала она. – И я надеюсь, ни бант, ни дружбу я больше не утрачу.

Ринальдо поцеловал ей руку и прижал к своему сильно бьющемуся сердцу. Их взгляды встретились, их губы безмолвно соприкоснулись. Но тут с громким треском из бутылки с шампанским вылетела в потолок пробка. Они вздрогнули, посмеялись и вот – лежат в объятиях друг друга.

Она сказала:

– Почему я уже в первые минуты нашего знакомства так быстро предаюсь любви… не знаю, что влечет меня к тебе столь внезапно! Не злоупотребляй своей непонятной властью. Ты можешь сделать меня несчастной, но себя тем самый не осчастливишь… Я чувствую, я догадываюсь, что ты, быть может, сейчас обо мне думаешь, но… клянусь тебе!., ты ошибаешься. Я полюбила тебя, как только увидела. Любовь, такая как моя, дает и берет не рассуждая. Мгновения моей любви настали, и теперь они останутся со мной и претворятся в вечность. Клянусь всем для себя святым, я нашла тебя и никогда не расстанусь с тобой. Тебя можно у меня только вырвать. Добровольно никогда не отдаю то, что я с таким пылом обнимаю! Будь целиком моим и возьми все, что я имею. Мою душу я передаю тебе своими поцелуями; отдай мне твое сердце!

Шум в прихожей вынудил их разомкнуть объятия. Вошли служанки, убрали со стола, Ринальдо ушел в другую комнату.

В раздумье присел он на диван. Как же близко был он к вожделенному счастью! Фортуната рождена для любви. На это способна только женщина, редко – мужчина. Любовь – это бокал, наполненный пенящимся шампанским. Вином следует наслаждаться, пока оно пенится, – так и с любовью… Кто пьет осторожно, тоже получает наслаждение, но никогда не познает всепоглощающего опьянения любви.

Любовь исчисляется мгновеньями и возмещает убытки дней будущих за счет дней настоящих. Радости нашей жизни висят на тонюсеньких ниточках, и тем не менее привязывают очень крепко…

Вошла Фортуната.

– Теперь ты знаешь, как я могу любить, – сказала она. – От тебя я только требую, чтобы ты так любил меня, как ты способен любить. Преданность – это женщина, она вечно ссорится со своим легкомысленным супругом и повелителем.

– Ты, стало быть, считаешь, что верная любовь у нас, мужчин, обесцененная монета?

– Хоть и не обесцененная, но отчеканенная собственноручно. Что дают мужчины, то можно тут же разменять.

– Фортуната во власти чувствований!

– Она во власти человека, которому сию секунду доказала, что любит его.

– И любить будет?

– Клятв я не даю, но вот тебе слово корсиканки: да, и будет!

– Ты – корсиканка?

– Это и привело меня в Сардинию. Мое отечество стонет под бичами французов. Для каждого сердца, в коем живет любовь к свободе и отечеству, судьба заготовила отточенные кинжалы. Я – всего-навсего женщина, но если бы могла спасти отечество, я бы не пожалела своей крови, своей жизни, своей свободы. Я бы хотела умереть в цепях, в самой мерзкой темнице, только бы вправе была воскликнуть: Корсика свободна! Я из рода Дзондарини. Уже под знаменами Теодора за свободу отечества сражался мой прародитель. Мой отец пал на поле боя, мои братья с честью и славой легли костьми за свое отечество. Моего жениха злодейски убили французы, а я… стала беженкой.

– А почему ты бежала с Корсики?

– Слушай! Общество единомышленников поддерживало связь с союзом, основанным в Сицилии для освобождения Корсики. Во главе этого союза стоял благородный князь Никанор…

– Князь Никанор?

– Так он себя называл. Его рожденье остается тайной.

– Он жив?

– Не знаю. Он хлопотал за корсиканцев. Один достославный человек должен был возглавить спасителей моего отечества…

– Кто был этот человек?

– Это был Ринальдини. Но он погиб. Распался союз в Сицилии, предана наша тайна. Я, деятельный друг этого союза, успела вовремя сбежать и приехала сюда.

– Так ты не знакома с князем Никанором?

– У меня есть его портрет. Его самого я никогда не видела.

Фортуната поднялась, вынула из шкатулки портрет, и Ринальдо узнал старца из Фронтейи. Фортуната внимательно смотрела на него. И он выдал себя, сам того не желая и не подозревая.

– Ты его знаешь! – воскликнула Фортуната.

– Что? – удивился он.

– Ты же знаешь старца из Фронтейи?

– Фортуната! Я его знаю.

– И себя самого?

Она подала ему еще один портрет. Его собственный!

– Ах, меня повсюду преследует мое собственное лицо, – вздохнул он, возвращая портрет. – Возьми назад свои обещания!

– Никогда! Я знала, кому даю их.

– Несчастная!

– Я знаю Олимпию, Лауру, Дианору…

– Ни тебе, ни им я не могу дать счастья!

– Я хочу, чтобы меня любил человек, который отважится пойти под знаменем свободы моего отечества! С венком, ликуя, хотела я поспешить тебе навстречу, и смот-ри-ка: сердце мое тебя обрело. Венок остается тебе, и сердце это – твое.

– Прекрасная Дзондарини, венок, ее сердце и… Ринальдини!

– Отважному человеку – решительная женщина!

– Моя отвага покоится вместе с моими сокровищами. Горы Калабрии скрывают и то и другое. Проникнись тем, что мучает меня, если ты можешь!

– Но любовь не приносит мук, конечно! Ты берешь то, что тебе дают. А если ты не молчишь, то нежные губы закрывают тебе рот! – сказала Фортуната и руками обхватила его голову.

Оба предались своему счастью…

На следующее утро Ринальдо встретил Фьяметту в саду одну. Она сидела в беседке. Ринальдо вошел. Она вскочила, взяла гитару в руки, заиграла и запела.

Ринальдо истолковал смысл ее песни так, как его конечно же истолкуют читатели. Улыбаясь, взял он гитару в руки.

– Браво! – воскликнула Фьяметта и бросилась ему на шею.

В беседку вошла Фортуната. И она тоже крикнула им «браво!»

– Все остается между нами, – сказала, улыбаясь, Фьяметта. – Князь Никанор появился.

– Что? Князь здесь? – удивился Ринальдо.

– Со вчерашнего вечера. Он поселился на вилле Мас-сими.

– Вот он, наконец-то, рядом, звезда, вслед за которой мы шли из дальней дали! – вздохнула Фортуната.

– Это известие меня поражает! – обронил Ринальдо.

– О Ринальдо, не поражайтесь, пока вы сами в состоянии всех поражать!

Старец из Фронтейи, князь Никанор, хотел собрать у себя нынешним вечером своих друзей. К нему они и направились, когда стемнело.

Они вошли в великолепный сад прекрасной виллы. Нежная, приятная музыка звучала навстречу им из декоративного кустарника.

Старец из Фронтейи вышел из беседки, одетый в небесно-голубые, усеянные звездами одежды, перепоясанный золотым поясом. Золотая цепь, на которой висел сапфир с бриллиантами, обвивала шею и спускалась на грудь. Пурпурный плащ окутывал плечи, и лавровый венок украшал голову. Так приближался он к пришедшим, и глаза его приветливо светились. Правую руку он подал дамам для поцелуя, левую протянул Ринальдо и сказал:

– Добро пожаловать! Я приветствую тебя, приветствую от своего имени и от имени наших общих друзей! Я протягиваю тебе дружески руку в знак теплой встречи. Это левая рука, она ближе к сердцу, чем правая. Это левая рука, рука… не нацеливающая кинжал против друга, а правая конечно же знает, что делает левая. Обними меня, друг мой!

Ринальдо обнял его, к ним подошла и Олимпия, графиня Вентимилья. Она раскрыла объятья, и Ринальдо прильнул к ее груди. Вокруг звучали музыка и нежные мелодичные голоса.

Ринальдо потерял дар речи. Олимпия взяла его за руку. Старец повел Фортунату. Фьяметта шла за ними.

Стол был накрыт в саду. Когда они сели, старец поднялся, простер руки к небу и произнес:

– Благослови, Господь, эту дружескую трапезу!

Небо было ясным, а воздух таким чистым и тихим, что огни двадцати больших свечей, украшающих и освещающих стол, горели ровным пламенем. Мерцание их света придавало листве множество оттенков, от самых светлых до самых темных. Листва то отливала чистым золотом, то терялась в зеленом мраке. Тут сияли белые цветки на лимонно-желтом фоне, там два рваных лепестка пропускали лучи небесной звезды, и она сверкала, как бриллиант. Прохладный ночной воздух удерживал пряные ароматы цветов у самой земли. Дрожащее мерцание, искрящееся на листве, смена света и тени, изменяющая формы и цвета листьев, – все это придавало обеденному действу неописуемую прелесть.

Старец взял бокал, вылил из него вино в золотую чашу и произнес:

– За души умерших предков наших друзей!

Олимпия подняла бокал и сказала:

– За наших живых друзей!

Торжественный невидимый хор зазвучал опять.

Старец продолжал:

– Человек, желающий наслаждаться жизнью, пусть живет днем сегодняшним. Этот день поглощает минувшее! Буря проходит, и чудесные солнечные лучи развеселят потрясенное сердце. Человек рожден для подлунного мира. Он живет во времени, каковое мир этот баюкает и о каковом заботится. Страдания никогда не должны делать нас трусливыми. За ночью следует день. Утренняя заря и вечерняя заря горят на одном горизонте. Что могут причинить несчастья и превратности судьбы человеку непоколебимому, мужественно подставляющему этим кипящим волнам свою грудь? Они могут его омыть, а он – победить их. Мужественному человеку природа сама отпирает все двери. С земли смотрит он в небеса. Он знает, что такое могила в земле, но он видит сверкающую обитель среди звезд. Там отечество его духа, и неземные лучи высвечивают его бессмертную душу в бренных останках.

Тихо заиграла музыка.

Олимпия обернулась к Ринальдо, внимание которого привлекла одна из сидевших напротив девиц. Улыбаясь, Олимпия спросила:

– Вы так плохо помните своих приятельниц?

– Серена! – воскликнул Ринальдо. – Да, это Серена! – Это была она, пригожая дочь садовника.

Ринальдо протянул ей руку. Олимпия кивнула. Серена поднялась и подала ему венок. Старец улыбнулся.

– Этот подарок – свидетельство радости, его вручает тебе нежное сердце.

– Я высоко ценю и то и другое! – воскликнул Ринальдо.

Старец становился все разговорчивее, лицо его сияло. Олимпия взяла блюдо и сказала:

– Если радость делает веселых людей счастливыми, они должны всегда думать о людях несчастных!

Она положила на блюдо деньги, оно пошло по кругу и скоро вернулось к ней, полное монет.

– Первому бедняку, которого я завтра увижу! – сказала она, сгребая деньги с блюда.

– Тем самым сделаешь добро! – крикнул ей старец.

Фортунате принесли большой золотой бокал, украшенный гербом Корсики. Она подняла бокал, и из всех глоток вырвалось:

– Да здравствуют корсиканцы!

– Бог дай им, – добавил старец, – силы и мужество и укрепи их надежды, и да увенчаются они прекраснейшими свершениями!

Опять зазвучали музыка и пение.

Теперь старец поднялся, произнес короткую молитву, и на этом обед закончился.

Общество разбрелось по саду. Ринальдо направился, погруженный в размышления, к водопаду. Рядом с ним внезапно возникла какая-то тень. Он оглянулся. Это была Серена. Оба молча остановились. Он взял ее за руку, они пошли в беседку и там присели.

Серена глубоко вздохнула. Пылающие щеки приблизились к пылающим щекам, молча нашли друг друга губы.

Глубокая тишина царила вокруг. Журчанье водопада перебивалось только попеременным звучанием нежных поцелуев. Ясный лик луны отражался в волнах и бросал украдкой взгляды в беседку. А здесь глаза отражались в глазах, здесь, задерживая надолго вдох, губы покоились на губах и руки переплелись неразрывно с руками.

Все глубже погружались губы упоенного кавалера в нежные губы трепещущей девицы, все слабее сопротивлялась она, и тихие вздохи ее беспомощно боролись с пылающим безумством. Ни единого слова сказано не было.

Но тут в тишине ночи раздались шаги. Серена вырвалась из объятий и выскользнула из беседки. Ринальдо растерянно смотрел ей вслед, пока она не скрылась в кустарнике.

В беседку вошла Фортуната.

– Я ищу тебя! – сказала она и опустилась рядом с ним на скамью.

Сладкозвучно пели соловьи, журчал водопад. Воркующие птицы гнездились на крыше беседки, а нежные сердца не напрасно стремились навстречу друг другу…

Сколько же надо было обсудить Ринальдо со старцем и с Олимпией!

Во всеоружии тысячи вопросов вошел он в дом. Спросил о старце. Но тот уже лег спать.

Ринальдо решил зайти к Олимпии.

По галерее прошел он к какой-то комнате. Открыл дверь. Комнату освещала висящая лампа. Шесть скелетов сидели вокруг стола.

Ринальдо отшатнулся и быстро вышел из комнаты.

Ему навстречу шла Серена.

Он подбежал к ней, взял ее руку и только хотел заговорить, как раздался звон колокола.

– Что это значит? – спросил он.

– Это полуночный колокольный сигнал, который приказывает нам ложиться спать, – ответила Серена.

Взявшись за руки, по галерее шли Фортуната и Олимпия. Мальчик с горящей свечой шагал впереди.

Серена исчезла.

Ринальдо подошел к дамам. Молча показал на комнату со скелетами.

Олимпия, видимо, поняла его. Она сказала:

– Завтра, милый друг, нам надо будет о многом поговорить.

– Почему не сейчас? – спросил он.

– Колокол призывает нас ко сну.

– Я прошу только об односложном ответе на короткий вопрос, касательно этой комнаты.

Олимпия кивнула. Мальчик ушел, Фортуната последовала за ним.

Ринальдо спросил:

– Шесть скелетов в этой комнате…

– Бренные останки наших друзей. Осмотри их сам внимательно и убедись в этом. Завтра мы поговорим. А теперь желаю тебе приятного сна!

– А Фортуната остается здесь?

– У меня.

– Вы знаете друг друга?

– Одна цель объединяет нас всех.

– А где мне ночевать? Кто покажет мне комнату, где я найду ложе?

– Из этих комнат можешь выбрать себе ту, какую тебе захочется. Сын в отчем доме имеет свободу выбора.

– Ты говоришь обо мне, как о сыне в отчем доме?

– Ты не знаешь, что представляешь собой, не знаешь, как тебя любят.

– И ты тоже… все еще?

– Мы все.

Она хотела идти. Он удержал ее и спросил:

– А твой супруг здесь?

– Я жду его завтра.

– Олимпия!..

– Что ты хотел сказать?

– Я восхищаюсь тобой!

– Были когда-то чудесные мгновенья, когда ты говорил мне куда более приятные слова! Когда наступает время восхищения, проходит время любви. Это и Фортуната еще узнает.

Она пожала ему руку и быстро ушла.

Ринальдо снова открыл ту комнату, подошел близко к столу и увидел, что черепа скелетов помечены табличками с именами. Он подошел ко второму скелету и прочел: «Роза».

Он отшатнулся дрожа и глубоко вздохнул:

– Роза! Любимая моя подруга!

Ринальдо еще раз прочел дорогое имя, нежно погладил лоб скелета и быстро покинул страшную комнату. Закрыв плотно за собой дверь, он заторопился, сильно волнуясь, по галерее к одной из комнат.

…Солнце уже стояло высоко, когда Ринальдо проснулся. Он открыл глаза. Серена, занятая какой-то женской работой, сидела у него в комнате. Она пожелала ему доброго утра и вышла.

Когда он оделся, она вернулась и спросила, не хочет ли он позавтракать в саду.

– А где завтракает князь Никанор?

– Он уже с час как уехал.

– Куда?

– Не знаю.

– Где Олимпия?

– Она сопровождает князя. И дамы из города уехали с ним.

Ринальдо велел подавать завтрак в сад. Он ходил в задумчивости взад и вперед и говорил сам с собой:

– Да! Мне надо уходить от этих друзей! Ни с одним человеком не вправе я делить свою судьбу. Подожду в одиночестве, что со мной случится. Один стоять буду на краю пропасти… один и погибну!

Он приказал седлать коня, вскочил на него и поскакал в город. Здесь он собрал свои вещи и покинул Кальяри, твердо решив ехать в какую-нибудь гавань и оставить остров. Ему хотелось бы оказаться в Испании и жить там, укрывшись в горах, или отправиться под парусом на Канарские острова.

Он быстро поскакал из города, надеясь еще до наступления вечера добраться до Салано.

К полудню воздух стал тяжелым и душным. Небо заволокло тучами, яркие всполохи озаряли небосклон, вдалеке рокотал гром. Томительная духота тяготела над всем краем.

Ринальдо под проливным дождем доскакал до какого-то замка, стоящего на холме. Его впустили. Коня отвели в конюшню. Ринальдини узнал, что он находится в замке графини Орана. Ей доложили о его приезде.

Графиня была дама большого ума, ее беседа с гостем протекала очень живо и интересно. Уже много лет, рассказывала графиня, она вдова, и это в ее лучшие годы. Она твердо решила сохранить свободу и не выходить больше замуж, если только ее не одолеет безумная страсть. Орана написала сатиру на мужчин, которую, однако, сейчас прочесть отказалась. Но поскольку ее, как она заверила, весьма и весьма развлекает эта беседа, она просит прибывшего остаться у нее хотя бы на денек-другой. В этом Ринальдо ей отказать не мог.

В доме графини жила ее кузина, которая во время вечерней трапезы благодаря своему остроумию сделала общий разговор еще занимательней. Ринальдо приходилось биться с двумя дамами, которые, видимо, были яростными врагами мужчин. Таких амазонок ему еще не доводилось встречать.

Слуга показал Ринальдо его спальню, где все было в наилучшем виде и где он крепко уснул на мягком ложе.

Проснулся Ринальдо очень поздно и нашел обеих дам уже за завтраком.

В полдень в замок заявилась странствующая группа испанских танцоров. Они собрались в большом зале. Зрители заняли свои места, заиграла музыка. Прелестная девушка и славный юноша начали выступление.

Одетые в андалузские костюмы, они устремились навстречу друг другу, словно бы давно искали один другого и наконец нашли. Уже собрался было юноша обнять любимую, уже она, казалось, бросается в его объятия, как неожиданно она отворачивается от него, и он, рассердившись, поступает так же. Оркестр сделал паузу. Они были словно бы в нерешительности, но заигравшая вновь музыка словно влила в них новую страсть. Юноша пытался выразить свои желания все с большим пылом, а возлюбленная, казалось, прислушивалась к нему все с большей нежностью. Взгляды ее стали томными, грудь высоко вздымалась, руки раскинулись вслед за его руками; напрасно она опять стыдливо ускользнула от него, но пауза вселила в них новое мужество. Музыка зазвучала быстрее, и шаги их стали стремительнее. Сгорая от желания, юноша снова спешит к подруге, с теми же чувствами двинулась она ему навстречу. Их взоры пожирали друг друга, губы их, казалось, приоткрылись, и только сладкий стыд еще слабо сдерживал обоих. Неистовее зазвенели струны, резче изменялись их движения. Восторг любви, упоение, страсть, казалось, соединят их… Внезапно музыка смолкла и танцующие скрылись.

Кузина опустила глаза, теребя букет на груди. Графиня, улыбаясь, обратилась к Ринальдо.

– Что скажете?

– Чарующе прекрасный танец.

– Вы так считаете?

– Танец, который так живо взывает к чувству, что вливает живую струю во всю природу…

– Ну разве может, – графиня усмехнулась, – мужчина судить иначе?

– А смеет он?

Танцовщица вышла в зал. Графиня и Ринальдо ее богато одарили.

Ринальдо, казалось, совсем забыл свое положение и самого себя, как ему самым неприятным образом об этом опять напомнили.

Графиня за ужином завела разговор о весьма странном деле.

– Мой егерь, которого я послала с поручениями в Кальяри, только что вернулся. На дороге он нашел кое-что ценное.