Текст книги "Чернее черного"

Автор книги: Хилари Мантел

сообщить о нарушении

Текущая страница: 11 (всего у книги 26 страниц)

Но сейчас Колетт металась по номеру, ворча:

– Зачем вся эта безвкусица? Эти балаганные тряпки? Они что, надеются кого-то впечатлить? В смысле, когда видишь Сильвану, ты же не говоришь, о, смотри, цыганская принцесса, ты говоришь, смотри, вот идет высохшая старая шлюха с потеками автозагара на шее.

– Это – ну, не знаю, – сказала Эл. – Просто так принято, это игра.

Колетт уставилась на нее:

– Но это их работа. А работа – не игра.

– Конечно, ты совершенно права, в наши дни нет никакой необходимости одеваться как в цирке. Но все же, думаю, кроссовки медиумам подходят не больше.

– А кто носит кроссовки?

– Кара. Под платьем, – Эл с озадаченным видом встала, чтобы стянуть слой-другой одежды. – Я сама не знаю, что носить в наши дни.

Ее кредо – одевайся соответственно публике, так, как принято в этом конкретном городе. Немного «Егеря»[33]33
  «Егерь» – британская элитная марка одежды.


[Закрыть] – их одежда ей мала, но аксессуары-то впору – идеальный вариант для Гилдфорда, в то время как вниз по шоссе, в Уокинге, тебе не станут доверять, если ты не оденешься безвкусно и крикливо. У каждого города на ее пути свои требования, и, углубляясь в страну, не стоит ожидать утонченности; чем дальше на север, тем больше одежды медиумов склонны намекать на примесь горячей средиземноморской или загадочной восточной крови, и сегодня, может быть, именно она не права, поскольку на ярмарке Эл ощущала себя отверженной, в некотором роде уцененной… та женщина, которая интересовалась ведической хиромантией…

Колетт сказала, что лучше всего надеть небольшой кашемировый кардиган, желательно черный. Но конечно, ни один небольшой кардиган Эл не подойдет, только что-то размером с бедуинский шатер, что-то огромное и жаркое, и когда она совлекла с себя этот покров, запах ее разнесся по комнате; душок монархического разложения больше не ощущался, но она попросила Колетт, предупреди меня, я не обижусь, если услышишь что-нибудь замогильное.

– В чем бы мне спуститься? – спросила она.

Колетт протянула ей шелковый топ, который для поездки был тщательно отглажен и завернут в бумагу. Ее взгляд упал на нейлоновую сумку, где по-прежнему томился ее гардероб. Может, Эл права, подумала она. Может, я слишком стара, чтобы одеваться в стиле сафари, – она поймала свой взгляд в зеркале, стоя за спиной у Элисон, чтобы расстегнуть ей жемчуг. Возможно, как помощница Эл, она может получить налоговый вычет на одежду? Этот вопрос она пока не прояснила в инспекции. Я над этим работаю, сказала она себе.

– Слушай, как насчет этой нашей книги? – Эл боролась с грудями; они пытались выскользнуть из лифчика, и она заталкивала их обратно пинками и щипками. – Может, стоит упомянуть о ней с помоста? Устроить рекламу?

– Еще рано, – возразила Колетт.

– Как по-твоему, долго еще?

– Бабушка надвое сказала.

Это зависит, пояснила Колетт, от того, как много бессмыслицы будет и дальше появляться на кассетах. Элисон настаивала на том, чтобы прослушивать все от начала до конца, на максимальной громкости; сквозь шипение, сквозь иноязычную тарабарщину на передний план иногда пробивались испуганные крики и свист. Эл сказала, что это старые души; я обязана выслушать их, объяснила она, раз уж они так стараются. Иногда они обнаруживали, что запись идет, хотя никто не включал магнитофон. Колетт была склонна винить в этом Морриса. А кстати, где…

– В пабе.

– Разве они открыты сегодня?

– Моррис найдет тот, что открыт.

– Не сомневаюсь. В любом случае, мужчины не потерпели бы, верно? Закрытия пабов из-за Ди.

– Ему достаточно проследить за Мерлином и Мерленом. Они легко найдут выпивку даже в… – Эл взмахнула рукавами. Она пыталась вспомнить название какой-нибудь мусульманской страны, но ничего не шло на ум. – Ты в курсе, что Мерлин написал книгу «Знаток Тота»? А Мерлен через «е» – «Дневник детектива-медиума»!

– Это мысль. Ты никогда не думала поработать на полицию?

Элисон не ответила; она смотрела сквозь зеркало, водя пальцем по выпуклостям лифчика под тонким шелком. Через какое-то время она покачала головой.

– Но это принесло бы тебе в некотором роде, как же вы это называете, официальное признание?

– Зачем оно мне?

– Ради известности.

– Да. Думаю, да. Но нет.

– В смысле, нет, ты не станешь этого делать? – Тишина. – Ты никогда не хотела послужить обществу?

– Пойдем уже, пока все не съели.

В половине десятого Сильвану, хнычущую и кидающую ядовитые взгляды на Эл, оторвали от бокала красного и уговорили отвезти миссис Этчеллс в ее гостиницу. Как только ее уломали, она вскочила и принялась звенеть ключами от машины.

– Вперед, – сказала она, – я хочу вернуться к десяти и посмотреть сводку с похорон.

– Ее повторят, – сообщила Джемма, и Колетт пробормотала, не удивлюсь, если ее будут повторять аж до самого Рождества.

Но Сильвана возразила:

– Нет, это совсем не то. Я хочу посмотреть вживую.

Ворон хмыкнул. Миссис Этчеллс приняла вертикальное положение и смахнула капустный салат с юбки.

– Спасибо, добрая душа, – сказала она, – если бы не ты, не пришлось бы мне спать сегодня в постели: хозяева закрывают дверь на ночь. Я была бы обречена бродить по улицам Бистона. Одна-одинешенька.

– Не понимаю, почему ты не остановилась здесь, как все, – сказала Кара. – Вряд ли в твоей гостинице намного дешевле.

Колетт улыбнулась; она договорилась о корпоративном тарифе для Эл, как если бы они представляли компанию.

– Спасибо, но я этого не приемлю, – отрезала миссис Этчеллс. – Я ценю индивидуальный подход.

– Это когда гостей оставляют на улице? – съязвила Колетт. – И что бы вы ни думали, – обратилась она к Сильване, – Олдершот вовсе не рядом со Слау. А вот вам как раз было по пути.

– Когда я вступила на сие поприще, – заявила Сильвана, – считалось немыслимым отказать в помощи человеку, который помог тебе встать на ноги. Бросить на произвол судьбы свою собственную бабушку.

Она умчалась прочь; когда миссис Этчеллс пошаркала за ней, из складок ее одежды на ковер выпала куриная кость. Колетт повернулась к Элисон и прошептала:

– Что она имела в виду, «помог встать на ноги»?

Кара услышала.

– Вижу, Колетт не из наших.

– Обучение, – пояснила Мэнди Кафлэн, – всего лишь обучение. Сидишь и смотришь. В кругу.

– Это и я могу. Зачем учиться-то?

– Да нет – Элисон, объясни ей. В спиритическом кругу. Чтобы узнать, есть у тебя способности или нет. Придет ли к тебе дух. Другие помогают тебе. Это непростое время.

– Конечно, все это относится только к медиумам, – добавила Джемма. – Например, если ты занимаешься обычной психометрией, хиромантией, лечением кристаллами, общим ясновидением, очищением ауры, фэн-шуй, Таро, гаданием по Книге перемен, то сидеть не надо. По крайней мере, в кругу.

– И как узнать, что у тебя есть способности?

– Ну, дорогая, ты должна это почувствовать, – начала было Джемма, но Мэнди сверкнула голубыми глазами и отрезала:

– По довольным клиентам.

– В смысле, если они не придут требовать назад свои деньги?

– Ко мне еще никто не приходил, – похвасталась Мэнди. – Даже ты, Колетт. Хотя, похоже, любишь повыступать. Надеюсь, ты не в обиде на мои слова.

– Послушай, Колетт – новенькая, – вмешалась Эл, – она просто спрашивает, она не хочет никого расстроить. Думаю, дело в том, Колетт, что ты, наверное, не понимаешь, что мы все – мы все смертельно устали, мы все не спали из-за Ди, не только я. Все мы на грани нервного срыва.

– Судьбоносный момент, – сказал Ворон. – В смысле, если кто-то из нас сможет отворить ей врата, ну, понимаешь, встать рядом с ней, помочь ей выразить то, что творится у нее в душе, рассказать о последних мгновениях… – Его голос стих, и он уставился в стену.

– Думаю, ее убили, – сказала Колетт. – Королевская семья. Иначе она окончательно испортила бы их репутацию.

– Но наступил ее час, – протянула Джемма, – наступил ее час, и ее призвали.

– Она была немного туповата, верно? – спросила Кара. – Завалила в школе все экзамены.

– О, надо отдать ей должное, – возразила Элисон. – Я читала, ей вручили награду за доброе обращение с морской свинкой.

– Однако это ведь не экзамен! Вот ты, например…

– Что, – поразилась Эл, – я похожа на человека, у которого жила морская свинка? Боже, нет, моя ма пустила бы ее на барбекю. У нас не было домашних животных. Только собаки. Но никаких домашних животных.

– Нет, – перебила ее Кара, выгнув бровь, – я имела в виду, вот ты, сдавала какие-нибудь экзамены, Эл?

– Я пыталась. Меня вносили в список. Я приходила. У меня был карандаш и все, что положено. Но в зале каждый раз начинался бардак.

– Меня не допустили к экзамену по биологии, – призналась Джемма, – за то, что я описала рисунок непристойными словами. Но я не виновата. Думаю, я и половины этих слов тогда не знала.

По комнате пробежал сочувственный шепот.

– У Колетт не было подобных проблем, – сказала Элисон, – она сдала экзамены, а мне так нужен рядом кто-то умнее меня. Колетт, мой партнер по работе… мой партнер, а не помощник… – понеслась она, но вдруг оборвала себя на полуслове и неуверенно засмеялась.

– Вы в курсе, что на одного человека в этом мире приходится тридцать три в ином? – поинтересовался Ворон.

– Правда? – переспросила Джемма. – Тридцать три там на каждого здесь?

В таком случае я на стороне мертвых, подумала Колетт.

Мерлин и Мерлен вернулись из паба: занудный мужской треп. Я использую «Зодиакальный предсказатель», неоценимая штука, да, он отлично идет на моем старом «Амстраде», на кой набивать карманы Биллу Гейтсу? Колетт наклонилась, чтобы наставить его на путь истинный, но Мерлен поймал ее под руку и спросил:

– Вы читали «Правду об Исходе»? Суть, в общем, в том, что на стене пирамиды обнаружили текст этой книги Библии. Оказывается, вопреки распространенному мнению, египтяне на самом деле заплатили израильтянам, чтобы те ушли. На эти деньги они соорудили Ковчег Завета. Нашли свитки, в которых написано, что Иисус был египтянином и происходил из рода фараонов. Поэтому в Мекке и ходят кругами. Как ходили когда-то вокруг Великой пирамиды.

– Неужели? Потрясающе, – отозвалась Колетт. – Вы мне глаза раскрыли, Мерлен, я всегда интересовалась этим вопросом.

– «Гора К-два. В поисках богов» тоже ничего. И «Утраченные рукописи Энки», обязательно купите. Энки – это бог с планеты Нибиру. Понимаете, они прилетели из космоса, им нужно было золото Земли, чтобы обогатить загибающуюся атмосферу их собственной планеты, ну вот они и увидели, что оно есть на Земле, золото, в смысле, поэтому им нужен был кто-то, чтобы его добывать, ну, значит, они и создали человека…

Эл словно всматривалась в даль; она вернулась в школьные годы, в экзаменационный зал. Хейзел Ли сидит напротив, теребит свой рыжий хвост, скручивает его в спираль, как ячменный леденец… и мятные конфетки, можно было сосать мятные конфетки, но не более того, курить нельзя: когда Брайан закурил, мисс Эдсхед метнулась к нему быстрее лазерного луча.

Все время письменного экзамена по математике мужчина шептал ей в ухо. Не Моррис, она поняла это по акценту, по общему тону и манерам, по тому, о чем он говорил и как рыдал: Моррис ведь плакать не умел. Мужчина, дух, он говорил почти неслышно, тужась и всхлипывая. Вопросы были по алгебре, она бездумно вставила несколько букв: a, b, х, z. Когда она добралась до пятого вопроса, появился этот тип. Он просил, найди моего кузена, Джона Джозефа, скажи нашему Джо, что у меня руки связаны проволокой. В мире ином, даже сейчас, он ощущал дикую боль там, где прежде были его ступни, и он надеялся, что она расскажет его кузену об этой боли: передай нашему Джо, передай ему, что во всем виноват тот ублюдок на «эскорте» со ржавым крылом, тот вечно простуженный мудозвон, он… и когда наконец передернули затворы ружей и ботинки мужчины словно потащили ее собственные ноги сквозь потертый линолеум экзаменационного зала, она отпустила карандаш на волю, так что когда мисс Эдсхед выхватила у нее листок и положила в общую стопку, на нем не было ничего, кроме тонких каракулей, похожих на извивы и петли проволоки, которой были связаны руки этого совершенно незнакомого человека.

– Элисон? – Она подпрыгнула – Мэнди схватила ее за руку и трясла, возвращая к реальности. – С тобой все в порядке, Эл? – Она бросила через плечо: – Кара, принеси ей чего-нибудь покрепче и куриную ножку. Эл? Ты вернулась к нам, дорогая? Это она тебя мучает? Принцесса?

– Нет, – ответила Эл. – Не она, а военные.

– Ах эти, – откликнулась Джемма. – Иногда от них просто житья нет.

– Со мной говорят казаки, – сообщила Мэнди. – Просят прощения. Ну, за свои деяния. За то, что рубили. Резали. Секли крестьян до смерти. Ужасно.

– Кто такие казаки? – спросила Кара, и Мэнди ответила:

– Крайне мерзкий вид конной полиции.

– Никогда не имел с ними дела, – заявил Ворон. – Я прожил несколько мирных жизней. Вот почему у меня такая хорошая карма.

Эл выпрямилась. Потерла раны на запястьях. Живи настоящим, сказала она себе. Ноттингем. Сентябрь. Вечер похорон. Без десяти десять.

– Пора спать, Кол, – сказала она.

– А посмотреть сводку?

– Посмотрим наверху. – Эл поднялась с дивана.

Она едва держалась на ногах. Усилием воли она заставила себя проковылять по комнате, но, пошатнувшись, смахнула юбкой бокал с низкого столика, и вино разлетелось алыми кляксами. Казалось, бокал кто-то швырнул со всей силы – и это не ускользнуло от женщин; хотя ускользнуло от Ворона, который грузно осел в кресле и едва ли вздрогнул от звона бьющегося стекла.

Повисла тишина. И Кара произнесла:

– Оп-ля.

Элисон озадаченно посмотрела через плечо: это я сделала? Она так и стояла вполоборота, у нее не было сил, чтобы вернуться и уделить внимание происшествию.

– Я приберу.

Мэнди вскочила, наклонилась и принялась ловко собирать осколки.

Джемма обратила свои большие коровьи глаза на Эл и сказала:

– Совсем вымоталась, бедняжка.

А Сильвана, которая как раз вернулась, неодобрительно фыркнула:

– Что такое, Элисон? Решила разнести гостиницу?

– Это так, – сказала Эл. Она каталась взад-вперед по кровати – пыталась почесать пятки, но все время натыкалась на прочие части тела. – Меня используют. Меня все время используют. Я вылезаю на сцену, чтобы они на меня пялились. Я должна испытывать вместо них то, что они не осмеливаются испытывать. – С легким стоном она ухватилась за лодыжку и перекатилась назад. – Я как, я что-то вроде… желтой газетенки. Нет, не то. В смысле, я там, в карманах их грязных душонок. Я по локти, я как…

– Ассенизатор? – предположила Колетт.

– Да! Потому что клиенты не хотят сами делать свою грязную работу. Они ищут того, кто сделает все за них. Они выписывают мне чек на тридцать фунтов и ждут, что я прочищу им канализацию. Ты говоришь, помоги полиции. Я скажу тебе, почему я не помогаю полиции. Во-первых, потому, что я ненавижу полицию. А во-вторых, знаешь, куда меня это заведет?

– Эл, я была не права. Ты не обязана помогать полиции.

– Дело не в этом. Я должна рассказать тебе почему. Ты должна знать.

– Вовсе нет.

– Должна. Или ты будешь снова и снова говорить об этом. Приноси пользу, Элисон. Приноси пользу обществу.

– Я не буду. Никогда больше не ткну тебя в это носом.

– Ткнешь. Ты из тех людей, Колетт, что не могут сдержаться. Я тебя не виню. Не критикую. Но ты все время тыкаешь, Колетт, да, не спорь, ты одна из самых великих тыкалок в мире. – Эл, хныча, расплелась и упала обратно на постель. – Где мой бренди?

– Ты уже достаточно выпила.

Элисон застонала.

– Ты не виновата, – великодушно добавила Колетт. – Надо было остановиться и пообедать. Или я могла принести тебе сэндвич. Кстати, я предлагала.

– Я не могу есть за работой. Карты откажутся говорить, если их испачкать.

– Ты это уже говорила.

– Никаких чизбургеров. Ни за что.

– Согласна. Гадость страшная.

– На шарах остаются отпечатки пальцев.

– А что поделаешь?

– Ты когда-нибудь напивалась, Кол?

– Нет, я вообще почти не пью.

– Что, никогда-никогда? Ты когда-нибудь, хоть раз ошибалась?

– Да. Но не в этом отношении.

Гнев Эл начал сдуваться. Ее тело тоже опало на гостиничную постель, словно теплый воздух утекал из воздушного шарика.

– Я хочу бренди, – тихо и кротко сказала она.

Эл вытянула ноги. Вдалеке, за подернутыми рябью контурами тела она увидела ступни. У нее на глазах они вывернулись наружу: суставы мертвеца.

– Иисусе, – сказала она и поморщилась.

Кузен Джона Джозефа вернулся и принялся шептать ей в уши: я не хотел, чтобы в больнице мне отрезали ноги, я б лучше умер прямо в поле, и пусть бы меня похоронили, лишь бы не жить без ног.

Она лежала и хныкала, глядя в темный потолок, пока Колетт не встала со вздохом.

– Ладно. Я принесу тебе выпить. Но лучше бы ты приняла аспирин и намазала ноги мятным лосьоном. – Она прогарцевала в ванную и взяла с полки над раковиной пластиковый стакан в полиэтиленовой упаковке. Проколола упаковку ногтями; как живая мембрана, она сопротивлялась, ее надо было содрать, и когда она потерла кончики пальцев друг о друга, чтобы сбросить пленку, и подняла стакан, в ноздри ей ударил спертый воздух, что-то уже бывшее в употреблении и не совсем чистое дохнуло на нее из стакана.

Она открыла бутылку бренди и налила на два пальца. Эл укуталась в одеяло. Из-под него торчали пухлые розовые ступни, отекшие и на вид горячие. Колетт шаловливо схватила Эл за большой палец и покачала его:

– Первый поросенок пошел на базар…

– Бога ради, мать твою! – заорала Элисон не своим голосом.

– И-и-и-звини! – пропела Колетт.

Рука Элисон прорвалась через кокон и вцепилась в стакан так, что у того стенки прогнулись. Элисон извернулась, прислонилась к спинке кровати и выдула полпорции одним глотком.

– Послушай, Колетт. Рассказать тебе о полиции? Рассказать тебе почему? Почему я не хочу иметь с ними дело?

– Полагаю, мне не отвертеться, – сказала Колетт. – Слушай, погоди секундочку. Сейчас…

– Ты знаешь Мерлена? – начала Эл.

– Погоди, – сказала Колетт. – Надо записать это.

– Ладно. Но поспеши.

Элисон допила бренди. Лицо ее немедленно вспыхнуло. Она откинула голову, и блестящие темные волосы рассыпались по подушкам.

– Ну что, ты готова?

– Почти, еще секунду – давай.

Щелк.

КОЛЕТТ: Итак, сегодня 6 сентября 1997 года, 10 часов 33 минуты вечера. Элисон рассказывает мне…

ЭЛИСОН: Ты знаешь Мерлена, Мерлена через «е»? Он говорит, что он детектив-медиум. Он говорит, что помогал полиции по всему юго-востоку. Говорит, они постоянно обращались к нему за помощью. И знаешь, где живет Мерлен? Он живет в доме на колесах.

КОЛЕТТ: И что?

ЭЛИСОН: Да то, что вот до чего доводит помощь полиции. У него даже нормального туалета нет.

КОЛЕТТ: Как трагично.

ЭЛИСОН: Ты смеешься, мисс Язва, но тебе бы это тоже пришлось не по вкусу. Он живет в пригороде Эйлсбери. И знаешь, каково это, помогать полиции?

Глаза Эл были закрыты. Она переживала – снова и снова – последние секунды жизни задушенного ребенка. Она вспомнила, как тонула вместе с машиной в водах канала, вспомнила, как очнулась в неглубокой могиле. Она на секунду задремала и проснулась, завернутая в одеяло, как сосиска в булочку; она пихала одеяло во все стороны, воевала за место и воздух, и она вспомнила, почему не могла дышать – потому что была мертва, потому что ее похоронили. Она подумала, я не могу больше об этом вспоминать, я на грани, на грани своего – и она шумно вздохнула и услышала щелк.

Колетт сидела рядом с ней и взволнованно приговаривала, о боже, Эл, склоняясь над ней. Дыхание Колетт касалось ее лица, пластиковое дыхание, не противное, но и не вполне естественное.

– Эл, у тебя что-то с сердцем?

Она почувствовала, как тоненькая, костлявая ладошка Колетт скользит под голову, приподнимает ее. Опершись на руку Колетт, она ощутила неожиданное облегчение. Она хватала воздух ртом, вздыхала, как новорожденный. Она распахнула глаза:

– Включай кассету.

Время завтракать. Колетт спустилась рано. Слушая голос Элисон на кассете – Эл плакала, как ребенок, говорила детским голоском, отвечая на призрачные вопросы, коих Колетт не слышала, – она обнаружила, как ее ладонь крадется к бутылке бренди. Глоток спиртного укрепил ее, но эффект был недолгим. Сейчас она чувствовала себя холодной и бледной, еще более холодной и бледной, чем обычно, и ее едва не вырвало, когда, войдя в столовую, она увидела, как Мерлин и Мерлен ковыряют черпаком в чане с тушеной фасолью.

– Ты как будто всю ночь не спала, – сообщила Джемма, пощипывая круассан.

– Я прекрасно себя чувствую, – огрызнулась Колетт.

Она огляделась по сторонам: свободного столика не было, а сидеть с парнями она не хотела. Колетт повелительно указала на кофейник, и официантка, подхватив его, заспешила к ним.

– Черный, пожалуйста.

– Ты не переносишь лактозу? – спросила Джемма. – Знаешь, соевое молоко очень даже ничего.

– Мне нравится черный кофе.

– А где Элисон?

– Причесывается.

– Я думала, это твоя работа.

– Я деловой партнер, а не горничная.

Уголки рта Джеммы опустились. Она заговорщически пихнула Кару локтем, но та разворачивала газеты в поисках фотографий с похорон. Вошла Мэнди Кафлэн. Глаза у нее были красные, губы поджаты.

– Еще одна не выспалась, – отметила Джемма. – Принцесса?

– Моррис, – сообщила Мэнди. Она раздраженно изучила ассортимент и кинула на стол банан. – Я всю ночь вела незримый бой.

– Чай или кофе? – поинтересовалась официантка.

– А крысиного яда у вас нет? – спросила Мэнди. – Ночью он бы мне пригодился для этого маленького ублюдка Морриса. Знаете, мне жаль Элисон, правда жаль, ни за какие шиши я не согласилась бы поменяться с ней местами. Но почему она не приглядывает за ним? Только я забралась в постель, как он уже тут как тут и пытается стащить с меня одеяло.

– Ты ему всегда нравилась, – заметила Кара, листая газету. – О-о-о, вы только посмотрите на бедного крошку, принца Гарри. Взгляните на его личико, дай ему бог здоровья.

– Дергал одеяло часов до трех утра. Думала, он ушел, вылезла из постели сходить пописать, а он как выпрыгнет из-за занавески и хвать грязной лапой меня за ночнушку.

– Да, он это любит, – поддержала Колетт. – Прятаться за занавесками. Элисон говорит, ее это очень раздражает.

Через секунду вошла зеленая Элисон, морщась.

– Бедненькая моя, – выдохнула Мэнди. – Вы только посмотрите на нее.

– Похоже, ты так и не сумела уложить волосы, – сочувственно произнесла Кара.

– По крайней мере, она не похожа на чертова эльфа, – отрезала Колетт.

– Чай, кофе? – спросила официантка.

Эл выдвинула стул и тяжело села.

– Потом переоденусь, – объяснила она свой вид. – Ночью мне было плохо.

– Слишком много красного, – сказала Джемма. – Ты ушла вдрызг пьяная.

– Слишком много всего, – возразила Эл.

Ее унылый взгляд опустился и застыл на тарелке кукурузных хлопьев, которую поставила перед ней Колетт. Она механически взяла ложку.

– Как мило, – отметила Джемма. – Она приносит тебе завтрак. Хотя утверждает, что не горничная.

– Не пора ли тебе заткнуться? – не выдержала Колетт. – Дай ей минутку посидеть спокойно и съесть что-нибудь.

– Мэнди… – начала Элисон.

Мэнди махнула рукой.

– Збуть, – сказала она со ртом, полным мюсли. – Еунда. Ты не иноата.

– Но я виновата, – настаивала Эл.

Мэнди проглотила. Она помахала рукой, словно сушила лак.

– Поговорим об этом позже. В конце концов, мы можем жить в разных отелях.

– Надеюсь, до этого не дойдет.

– Ты выглядишь совсем измотанной, – заметила Мэнди. – Я сочувствую тебе, Эл, правда.

– Мы не спали, говорили допоздна с Колетт. И другие люди встревали в наш разговор, те, кого я знала ребенком. И помнишь, я сказала, что военные мучают меня? Дело в том, что они прорвались и раздробили мне ступни. Пришлось выпить две таблетки анальгетика. Вырубилась только на рассвете. И тут пришел Моррис. Выдернул подушку у меня из-под головы и начал хвастаться прямо в ухо.

– Хвастаться? – не поняла Джемма.

– Насчет того, что он делал с Мэнди. Извини, Мэнди. Я не… в смысле, я ему не верю, ты не думай.

– Если бы он был мой, – заявила Джемма, – я бы изгнала его как беса.

Кара покачала головой.

– Знаешь, ты смогла бы контролировать Морриса, если бы окружила его безоговорочной любовью.

– Томатного сока, Элисон? – спросила Колетт.

Элисон покачала головой и опустила ложку.

– Думаю, сегодня опять будет сплошная принцесса.

– Рутина, – согласился Мерлин.

– Сплошные сопли и вопли, – поморщилась Эл. – Они вообще думают, каково нам? Вперед и фьють. Вниз головой в их дерьмо. Как туалетный ершик.

– Что ж, такова жизнь, Эл, – сказала Мэнди Кафлэн, а изумленная Кара уронила нож на цветную статью в «Дейли мейл» и испачкала маслом принца Уэльского.

Прошлым вечером, в субботу, первой картой Эл выложила валета кубков – символ ее бледной компаньонки, символ женщины, которая появилась в раскладе в виндзорском отеле «Олень и подвязка» в то утро, когда Элисон впервые увидела Колетт. Светлые волосы, бесцветные глаза с красными ободками, как у какого-нибудь маленького и суетливого домашнего зверька, к которому надо относиться с добротой.

Она посмотрела на клиентку, которая сидела перед ней и хлюпала носом. То, что Эл увидела в картах, относилось к ней самой, но никак не к этой женщине. Нельзя навязывать свою волю картам – они говорят лишь то, что сами хотят сказать. А вот и король мечей, перевернутый: возможно, как же там его зовут… Гэвин. Колетт жаждет, чтобы в ее жизнь вошел мужчина. Ночами Эл чувствует это, в квартире в Уэксхэме, тонкий шлейф желания за оштукатуренной стеной. Маленькие усердные пальчики Колетт в поисках одинокого наслаждения… Какой поворот судьбы привел Колетт ко мне? Я съехалась с ней для собственной выгоды, выгоды, пока неведомой даже мне самой, ради цели, которая со временем прояснится? Она прогнала эту мысль, вместе с сопутствующим ей чувством вины. Я не могу поступать иначе. Мне надо жить. Надо защищать себя. И если даже за ее счет… что с того? Что мне до Колетт? Если Мэнди Кафлэн предложит ей условия получше, она тут же рванет, задрав хвост, запихает пожитки в эту свою сумищу и умчится ближайшим поездом до Брайтона и Хоува. По крайней мере, надеюсь, что поездом. Надеюсь, она не сопрет мою машину.

Диана – королева кубков. Всякий раз, когда эта карта будет всплывать в раскладе, на этой неделе и на следующей, она будет обозначать принцессу, и горе клиентов будет вытаскивать ее из глубин колоды раз за разом. Уже появились первые сообщения о том, что ее видели, – принцесса выглядывала из-за плеча своего предка Карла I на портрете в Сент-Джеймсском дворце. Некоторые утверждают, что на призраке платье цвета крови. И все соглашаются, что на голове у нее диадема. Если хорошенько присмотреться, то можно увидеть ее лицо в фонтанах, каплях дождя, лужах на бензозаправках. Диана родилась под знаком воды, а значит, обладает сверхчувствительностью. Она из тех, кто медлит и капает, кто прибывает и убывает, кто вдыхает и выдыхает свои приливы, кто слезинка за слезинкой обрушивает потолки и промывает путь в камне.

Увидев гороскоп Колетт (любезно составленный Мерленом), Элисон вздрогнула.

– Неужели? – переспросила она. – Не говори мне, Мерлен. Я не хочу знать.

Чертовы воздушные знаки, сказал тогда Мерлен, ничего не поделаешь. Он нащупал руку Элисон своей влажной Рыбьей ладонью.

Воскресное утро: она гадает в боковой комнате, напряженная, и ждет своего выхода на помост в два часа. От клиентов все утро слышно примерно одно и то же. Диана, у нее были проблемы, у меня тоже проблемы. Думаю, она сама выбирала мужчин, но у нее это плохо получалось. Через час подобной болтовни Эл взбунтовалась. В голове всплыла фраза: «Бунт на „Баунти“».[34]34
  28 апреля 1789 г. на британском королевском судне «Баунти» вспыхнул мятеж из-за жестокости капитана судна, Уильяма Блая. Трагедия моряков позднее послужила сюжетной основой ряда романов и фильмов.


[Закрыть] Она поставила локти на стол, наклонилась к клиентке и сказала:

– По-вашему, принц Чарльз – неудачный выбор? Так вы бы на ее месте поступили иначе, а? Вы бы его отшили, верно?

Клиентка вжалась в кресло. Секунда – и на ее колени села старая знакомая, маленькая бедная женщина:

– Простите, мисс, вы не видели Морин Харрисон? Я ищу Морин вот уже тридцать лет.

В районе обеда она выскользнула перекусить. Разделила с Джеммой сэндвич с тунцом и огурцами.

– Если бы у меня были твои проблемы с ирландцами, – сказала Джемма, – я бы первым делом позвонила Иану Пейсли.[35]35
  Иан Пейсли (р. 1926) – одиозный северо-ирландский политик, глава Свободной пресвитерианской церкви Ольстера и Демократической юнионистской партии.


[Закрыть] Каждый несет свой крест, мой, например, достался мне из девятой жизни, когда я отправилась в Крестовый поход. Так что любые беспорядки восточнее Кипра – и, честно, Эл, я в полном раздрае. – Ломтик огурца выпал из ее сэндвича, скользящая зеленая тень на белой бумажной тарелке. Она ловко проткнула его и закинула в рот.

– Дело не только в ирландцах, – сказала Эл. – Дело во всех.

– Я знала Сильвану, в той жизни. Конечно, она была на другой стороне. Сарацинским воином. Сажала пленников на кол.

– Я думала, это румыны сажали, – произнесла Эл. – Вообще, это многое объясняет.

– Ты ведь никогда не была вампиром? Нет, ты слишком добрая.

– Я видела сегодня парочку.

– Да, Ди вытащила их на свет. Вот уж по кому не скучали, верно?

Но Джемма не поведала, по каким признакам узнает вампиров. Она скомкала бумажную салфетку и бросила ее на тарелку.

Два двадцать. Она на помосте. Время вопросов.

– Я могу связаться с Дианой с помощью доски Уиджа?

– Я бы вам не советовала, дорогая.

– А моя бабушка часто ее использовала.

И где теперь твоя бабушка?

Она не сказала этого, не вслух. Она подумала: вот уж от чего боже упаси, вечер самодеятельности, Диану таскают туда и сюда и озадачивают тысячей крутящихся бокалов для вина. Молоденькие девчонки в зале вертелись и подпрыгивали на своих местах, не зная, что такое планшетка, – современное поколение, они не ждали ответа, они визжали, свистели и кричали.

– Это всего лишь старая настольная игра, – объяснила она. – Профессионалы планшеткой не пользуются. Ты раскладываешь буквы, стакан крутится и по буквам собирает слова. Ну, имена, знаете, или фразы, которые, как вам кажется, что-то значат.

– Я слышала, это может быть довольно опасно, – сказала женщина. – Баловаться с этой штукой.

– О да, баловаться, – согласилась Эл. Ее веселило, что клиенты используют это слово в качестве технического термина. – Да, вы же не хотите баловаться. Потому что стоит задуматься, кто может захотеть пообщаться с вами. Некоторые духи, я не хочу показаться невежливой, но они находятся на крайне низком уровне. Они шляются по миру, потому что им больше нечего делать. Они как трущобные дети, которые околачиваются у припаркованных машин, – никогда не знаешь, то ли они хотят взломать и угнать тачку, то ли спустить шины и поцарапать краску. Но зачем выяснять? Просто не следует ездить в трущобы! Вы же не стали бы приглашать этих детишек к себе домой? А ведь именно это вы делаете, когда балуетесь с планшеткой.

Она посмотрела на свои руки. Везучие опалы были непрозрачными, запотевшими, словно сочились влагой. Есть вещи, которые надо знать о мертвых, хотела она сказать. Вещи, которые вы просто обязаны знать. Например, не стоит включать их в списки борцов за любое правое дело, пришедшее вам на ум, – мир во всем мире или вроде того. Потому что они устроят бардак, да и только. Они ненадежны. Они подставят вас. Они не становятся порядочными только из-за того, что умерли. Люди правильно делают, что боятся привидений. Если человек был плохим при жизни, жестоким и злым, нет никаких оснований полагать, что после смерти он стал лучше.