Текст книги "Чернее черного"

Автор книги: Хилари Мантел

сообщить о нарушении

Текущая страница: 13 (всего у книги 26 страниц)

Диана облачилась в подвенечное платье, теперь оно на ней висело – принцесса исхудала, а платье было мятым и каким-то драным, словно его протащили по галереям загробного мира, где хозяйство, понятное дело, ведется не лучшим образом. Она приколола к юбкам вырезки из газет, и они колыхались на потустороннем ветру. Диана сверялась с ними, задирая юбки и вчитываясь; но, по мнению Элисон, изрядно косила.

– Передай моим мальчикам, что я люблю их, – сказала Диана. – Моим мальчикам, уверена, ты знаешь, о ком я.

Эл не подсказывала ей: никогда нельзя уступать мертвым. Они будут приставать и надоедать, будут намекать и льстить, но нельзя поддаваться на их уловки. Хотят говорить – пусть говорят сами с собой.

Диана топнула ногой.

– Ты знаешь их имена, – обвинила она. – Ты, мерзкая маленькая вонючка, гадина. Вот засранство! Как же их зовут?

Так иногда случается с умершими: память покидает их почти сразу. Вообще-то это благословение Божье. Не стоит звать их, когда они решили уйти. Они не такие, как Моррис и компания, – они не пытаются вернуться, не хитрят и не строят планы возрождения, не висят на дверном звонке, не стучат в окно, не скребутся в твоих легких, не вылетают с дыханием.

Диана опустила глаза. Они закатились под голубыми веками. Ее накрашенные губы пытались нащупать имена.

– На кончике языка вертятся, – пожаловалась она. – Да ладно, какая разница. Скажи им, ведь ты же знаешь. Передай, что я люблю его… Корольку. И второму ребенку. Корольку и Кактамльку.

За ее спиной вспыхнуло ядовитое зарево, как будто пожар на химической фабрике. Она уходит, подумала Эл, она тает, превращаясь в ничто, в отравленный пепел на ветру.

– Итак, – сказала принцесса, – я люблю их, я люблю тебя, моя добрая женщина. И еще я люблю его… да кого же… погоди минутку. – Она задрала юбки и задумалась над веером газетных вырезок, перебирая их в поисках нужного имени, – Так много слов, – простонала она, затем хихикнула. Подол выскользнул из ее пальцев, – Что толку, все равно забыла. Я всех вас люблю! А теперь отвали и дай мне побыть одной.

Принцесса истаяла. Эл молча умоляла ее. Ди, останься. В комнате холодно. С щелчком включилась кассета.

ДРЕВКОКАЧ: Царственный сей остров…

МОРРИС: Царственный мой…

– Эл, ты опять включила кассету? – заорала Колетт.

– Я не специально, она сама…

– …потому что я не в силах это выносить.

– Она не нужна тебе для книги?

– Боже, нет. Мы не можем вставить это в книгу!

– И что мне с ней делать?

ДРЕВКОКАЧ: Сей второй Эдем…

МОРРИС: Царственный мой зад.

– Сотри ее, – крикнула Колетт.

Семь

На Адмирал-драйв строили такие дома: «Коллингвуд», «Фробишер», «Битти», «Маунтбэттен», «Родней» и «Хокинс». Колетт поначалу не впечатлилась. Участок представлял собой клочковатое поле, наполовину уже перекопанное.

– Почему именно Адмирал-драйв? – спросила она у агента в фургончике.

– Потому что все наши застройки посвящены морской тематике, – объяснила женщина.

На ней был бедж с именем, ярко-оранжевые юбка и свитер – одета как кассирша в супермаркете.

– Ужасная форма, – поморщилась Колетт. – Разве темно-синий не уместнее?

– От оранжевого будет прок, – сказала женщина, – как только стройка начнется. Оранжевый гораздо заметнее. Еще и каски придется носить. Грязи будет по колено. Как на поле боя. – Коммерческий талант от Бога, подумала Колетт. – Я это к тому, – добавила женщина, – что намного выгоднее покупать на этом этапе.

Колетт взяла со стола пачку брошюр, выровняла и кинула в свою сумку.

– Я могу вам чем-то помочь? – спросила женщина. Похоже, утрата рекламок расстроила ее. – Сколько спален вам нужно?

– Не знаю. Три?

– Тогда вот этот. «Битти»?

Колетт удивила манера женщины превращать утверждения в вопросы. Должно быть, в Суррее так принято, решила она; ну прям как в Австралии.

Она открыла брошюру, посвященную «Битти», и поднесла к свету.

– Это утвержденные размеры комнат, Сюзи?

– О нет. Это для общего сведения?

– То есть это сведения, но неверные?

– Это приблизительно?

– Значит, комнаты могут быть больше, чем написано?

– Вряд ли.

– Но могут быть меньше?

– Некоторое уменьшение не исключено.

– Знаете, мы не лилипуты. А что насчет домов с четырьмя спальнями? Мы можем объединить комнаты, например.

– На данном этапе, при условии, что строительные нормы позволят, возможна небольшая перепланировка? – ободрила Сюзи. – Но это, вероятно, повлечет дополнительные затраты?

– Вы заставите нас платить за стены, которых нет?

– Любые изменения в общем плане могут означать дополнительные затраты, – сообщила Сюзи, – но отнюдь не обязательно. Может, вас скорее заинтересует «Фробишер»? В нем обширная полезная площадь?

– Погодите минутку, – сказала Колетт. – Погодите минутку, я схожу за подругой.

Она выскочила из фургона и побежала по парковке к машине. Строители подняли флаг, чтобы украсить контору, и Элисон наблюдала, как их эмблема полощется на ветру. Колетт распахнула дверцу машины.

– Эл, погляди лучше сама. Во «Фробишере» обширная полезная площадь. Так мне сказали.

Эл отстегнула ремень и вылезла наружу. Колени у нее затекли после короткого броска в Суррей. Колетт сказала, новостройки – это здорово, но мне нужно время, чтобы все разведать. Я должна увидеть, что скрывается за краской и отделкой, за кирпичами и известкой, проверить землю, на которой мы будем жить. Это не просто жилище. Это вложение денег. Надо извлечь максимальную прибыль. Надо думать о будущем. В конце концов, сказала она, ты же не делаешь взносы в пенсионный фонд.

– Не глупи, – возмутилась Эл. – Как я могу выйти на пенсию?

Она стояла и оглядывалась по сторонам. Она чувствовала, как земля трепещет от ужаса перед вторжением. Машины строителей наготове, их пасти покрыты коркой земли, они ждут утра понедельника. Насилие висит в воздухе, подобно запаху взрывчатки. Птицы улетели. Лисы покинули свои норы. Кости мышей и полевок перемешаны с грязью, и она чувствует, как мгновенно ломаются хрупкие шейки, как тельца превращаются в кашу из мяса и меха. Под ее ногами иссеченные черви вертятся, извиваются и регенерируют. Она подняла взгляд на остатки поля. Участок обрамлен хвойными деревьями, словно отгорожен ширмой; ни за что не угадаешь, что лежит за ними. Примерно посередине – поясок молодых берез. В канаве бежит вода. По направлению к шоссе на Гилдфорд она видит живую изгородь и зарытого под ней недоношенного младенца. Она видит призрачных лошадей, сбившихся в кучу в тени стены. Это никакое место – не лучше и не хуже большинства других.

– Тебя что-то расстраивает? – живо спросила Колетт.

– Нет.

– Раньше здесь что-то было?

– Ничего. Просто деревня.

– Пойдем в фургон. Поговоришь с Сюзи.

Эл уловила запашок стоячей воды: канава, илистый ров, расширяющийся в пруд, в котором отражаются лица, глядящие на нее с небес, – насмешливо. Мертвые не поднимаются и не опускаются, так что, строго говоря, они не могут ни коситься на вас с верхушек деревьев, ни ворчать, ни метаться у вас под ногами – но они могут сделать вид, если захотят.

Она проследовала за Колетт и взобралась в фургон; тонкие металлические ступеньки прогибались под ее весом и, щелкая, возвращались на место.

– Это моя подруга, – сообщила Колетт.

– О, привет, – поздоровалась Сюзи.

Лицо ее словно говорило, мы не одобряем друзей. На несколько минут она оставила их одних. Она достала тряпку и принялась вытирать пыль с образцов ящиков и дверок буфета, двигая их туда-сюда по демонстрационному стенду со звуком, напоминающим скрежет гигантских зубных протезов. Она сдула пыль с образцов ковров, нашла пятно чего-то мерзкого на стопке линолеумных плиток, поплевала на него и поскребла ногтем.

– Как насчет кофе? – спросила Колетт. – Мы сюда не от нечего делать пришли.

– У некоторых хобби такое. Объезжают новостройки по воскресеньям, сравнивают цены? С друзьями?

С Гэвином у меня до этого так и не дошло, подумала Колетт. Она попыталась представить, какой была бы их жизнь, если бы они собрались обзавестись детьми. Она бы спросила у него, какую кухню ты хочешь? А он бы ответил, смотря из чего выбирать. Она бы показала на образцы ящиков и дверец, а он бы спросил, разве они кухонные? А когда бы она ответила «да», он бы сказал, да любые.

Но здесь Элисон, она изучает план «Фробишера», ведет себя как нормальный покупатель. Сюзи отложила тряпку и, не оборачиваясь, медленно направилась к конторке. Эл подняла глаза.

– Он крошечный, Кол. С этими комнатами ничего не сделаешь, собачьи конуры, а не комнаты. – Она протянула листовку обратно женщине. – Нет, спасибо, – отрезала она. – У вас побольше ничего нет? – Эл закатила глаза и сказала Колетт: – И вот так я всю жизнь, да?

– Кто из вас покупатель, дамы? – осведомилась Сюзи.

– Мы обе.

Сюзи отвернулась и схватила кофейник с плитки.

– Кофе? Молоко и сахар? – Оборонительно держа кофейник перед собой, она широко улыбнулась. – Конечно, – сказала она, – Ну да, конечно. Мы не ханжи. Совсем нет. Вовсе даже напротив. Мы ходили на тренинг. Мы приветствуем разнообразие общества. Того особого общества, что возникает везде, где вырастают дома «Галеон»?

– В смысле, вовсе даже напротив? – спросила Колетт.

– В смысле, вообще никакой дискриминации?

– Сахару не надо, спасибо, – сказала Эл.

– Но вы получили бы премию? В смысле, если бы мы оказались лесбиянками? Которыми мы, кстати, не являемся. Вы получили бы дополнительный процент?

Тут по лестнице поднялась нормальная пара.

– Привет? – крикнула им Сюзи так тепло, что они едва не скатились от страха обратно вниз. – Кофе? – пропела она. Пара капель из наклоненного кофейника растеклась по чертежам «Фробишера» поносной лужицей.

Элисон отвернулась. Ее щеки горели бордовым. Колетт бросилась к ней:

– Плюнь ты. Это же Суррей. У них мало геев и их легко расстроить.

Она подумала, если бы я была лесбиянкой, надеюсь, я бы выбрала подружку постройнее.

– Мы можем вернуться позже? – спросила Элисон. – Когда здесь появятся дома.

– На половину участков уже заключены предварительные договора, – холодно ответила Сюзи.

Колетт отвела ее в машину и выложила карты на стол. Это превосходный участок застройки. Она почитала и все выяснила. Удобная транспортная сеть, первоклассное медобслуживание и есть где провести досуг.

– Какой еще досуг? – возразила Эл. – Это поле. Здесь ничего нет. Никакого обслуживания, ни первоклассного, ни второсортного.

– Включи воображение.

– Всего этого даже на карте нет, правда?

– Со временем карту перечертят.

Она примирительно коснулась руки Колетт.

– Нет, я, напротив, к тому, что мне это нравится. Мне нравится жить нигде. Как скоро мы сможем переехать?

– Месяцев через девять, я думаю.

Элисон замолчала. Она предоставила Колетт карт-бланш в выборе места. Главное, подальше от моего старого дома, сказала она. Подальше от Олдершота. Подальше от ипподрома, от собачьих бегов, от военной базы, верфи, от стоянки грузовиков и специализированных клиник. Подальше от запасных путей и амбаров, от таможенных складов и пакгаузов; и чтобы рядом не было ни открытого рынка, ни закрытого рынка, ни ателье нелегалов, ни автомастерской, ни тотализатора. Колетт сказала, я думала, ты сможешь выбрать с помощью своего дара – возьмешь карту, помашешь над ней маятником. О боже, нет, возразила Элисон, если бы я так сделала, мы бы, наверное, оказались в море.

– Девять месяцев, – сказала она. – Я надеялась разобраться с этим побыстрее.

Она вспомнила о Дине, об Айткенсайде и обо всех остальных и задумалась, что будет, если Моррис притащит их домой и они засядут в Уэксхэме. Представила, как они бродят по кварталу и заявляют о своем присутствии: переворачивают мусорные баки, царапают машины жильцов. Соседям неведома природа ее ремесла, она смогла утаить от них, чем занимается. Эл представила шепотки за спиной. Представила собрание жильцов, которое устраивают раз в полгода. На нем обсуждались, мягко говоря, наболевшие вопросы: кто двигает мебель по ночам, почему ковер на лестнице обтрепался так быстро? Она представила, как они ворчат, говорят о ней, выплевывают злобные и мутные обвинения. А потом ее уговорят извиниться, хуже того – уговорят попытаться объяснить.

– Что ж, ничего не поделаешь, – вздохнула Колетт. – Если ты хочешь новостройку, быстрее у нас не получится. Если только мы не купим что-нибудь, что больше никому не нужно.

Элисон поерзала на сиденье.

– А почему бы и нет? Мы ведь не обязаны хотеть то же, что и все?

– Отлично. Если ты готова довольствоваться оригинальным маленьким домиком рядом с помойкой. Или участком рядом с шоссе, где машины шумят днем и ночью.

– Нет, такого нам не надо.

– Элисон, может, на сегодня хватит? Ты просто не в настроении, верно? Ведешь себя как ребенок.

– Извини. Все из-за Морриса.

– Отправь его в паб.

– Пыталась. Но он говорит, что здесь нет паба. Он все время болтает о своих приятелях. Похоже, разыскал еще одного. Не могу разобрать имя. Хотя, стой. Тихо, Кол, он сейчас появится.

Явился Моррис, шумный, наглый, возмущенный.

– Что, мы собираемся жить посреди чиста поля? Я не буду здесь жить.

– Погоди-ка, – произнесла Эл, – он сказал кое-что интересное. – Она замолчала, прижала руку к животу, словно настраивая Морриса. – Прекрасно, – сказала она, – если так, ты знаешь, что делать. Посмотрим, сможешь ли ты найти дом получше. Не ты, Кол, я говорю с Моррисом. Кстати, с чего ты взял, что я хочу, чтоб ты переехал со мной? Ты мне не нужен. Ты у меня вот где! Пшел вон!

Последнюю фразу она выкрикнула, глядя в лобовое стекло.

– Ш-ш-ш! Тише! – возмутилась Колетт. Она обернулась через плечо, чтобы убедиться, что никто на них не смотрит.

Эл улыбнулась.

– Я скажу тебе, Колетт, я скажу тебе, что нам делать. Вернуться и сказать той женщине, что мы берем самый большой дом, который у нее есть.

Колетт внесла небольшой задаток, и через два дня они вернулись. Сюзи дежурила, но было утро буднего дня, и других клиентов не наблюдалось.

– Привет-привет. Так вы не рабочие пчелки? – поинтересовалась Сюзи. Ее взгляд скользил по ним, острый, как ножницы.

– Мы работаем на себя, – объяснила Колетт.

– Вот как, понятно. Обе?

– Да, а что, с этим какие-то проблемы?

Сюзи глубоко вздохнула. По ее лицу снова расплылась улыбка.

– Что вы, никаких проблем? Дать вам наш сборник индивидуальных советов и помощи по ипотеке?

– Нет, спасибо.

Сюзи развернула карту участка.

– «Коллингвуд», – сказала она, – это нечто особенное, в этом районе их будет всего три. Как эксклюзив, он имеет привилегированное расположение, вот здесь, на вершине холма? На данный момент у нас нет компьютерной модели, поскольку мы ждем, пока компьютер ее смоделирует. Но вы можете представить «Родней»? Со смежной дополнительной спальней?

– А как это будет выглядеть снаружи?

– Прошу прощения? – Сюзи схватилась за телефон. – Те две леди? – сказала она. – О которых я говорила? Да, те самые. Их интересует «Коллингвуд», внешний профиль? Как у «Родней»? Только прибамбасы другие? Да. Мм. Вполне обычные вообще-то. Да не на что тут смотреть. Пока-пока. – Она повернулась к Колетт. – Итак, если вы можете представить? – Она поводила указательным пальцем по рекламной листовке. – «Родней», как видите, украшен полосой декоративной штукатурки с орнаментом из морских узлов, а «Коллингвуд» – еще и иллюминаторами?

– Вместо окон?

– О нет, это всего лишь украшения.

– Они не будут открываться?

– Я проверю? – Она снова взяла трубку. – Привет! Да, хорошо. Мои леди – да, те самые – хотят знать, открываются ли иллюминаторы? Те, что на «Коллингвуде»?

Поиски ответа заняли некоторое время. Голос в ухе Эл спросил, ты в курсе, что Кэпстик ходил в море? Служил в торговом флоте, прежде чем заделался вышибалой.

– Колетт, – сказала она. И взяла ее за руку. – Похоже, Моррис встретил Кифа Кэтсика.

– Нет? – переспросила Сюзи. – Нет! Серьезно? У тебя тоже? В Доркинге? Похоже, это нашествие. Ну а что поделаешь? Живи и давай жить другим, вот мое кредо. Да. Сей секунд. Пока-пока.

Она положила трубку и вежливо отвернулась, свято веря, что подсмотрела момент лесбийской интимности.

– Какой еще Кит? – переспросила Колетт.

Элисон убрала руку.

– Нет, ничего. Все нормально.

Костяшки ее пальцев выглядели ободранными и синими от кровоподтеков. Везучие опалы застыли в своих оправах, тусклые и матовые, как струпья на подживающей ране.

Эл думала, что со строителями не поторгуешься, но Колетт убедила ее в обратном. Даже когда они договорились о базовой цене, на три тысячи ниже намеченной Сюзи, она продолжала давить, давить, давить, пока Сюзи не вспотела, пока ее не замутило и пока она не капитулировала перед требованиями Колетт – поскольку Колетт ясно дала понять, что пока она не закончит разговор, причем не получив все, что хочет, она продолжит и дальше отпугивать клиентов, что и проделывала, вытягивая шею, когда те поднимались по ступенькам, оглядывая их блеклыми глазами и отрывисто бросая: «Вообще-то Сюзи занята». Когда зазвонил телефон Сюзи, Колетт сняла трубку и рявкнула: «Да? Нет, не может. Перезвоните позже». Когда они, топая, спускались по лестнице и Сюзи заныла насчет упущенных покупателей, провожая их глазами, Колетт застегнула сумку, встала и сказала: «Я могу вернуться, когда у вас будет больше сотрудников – скажем, днем в субботу?» Сюзи немедленно засуетилась, увидев, как комиссионные уплывают из рук. Она стала любезной и покладистой. Когда Сюзи согласилась на смежную душевую во второй спальне, Колетт подписалась на встроенные шкафы. Когда Колетт засомневалась насчет двойной духовки, Сюзи предложила заменить ее многофункциональной моделью с микроволновкой. Когда Колетт – после длительных раздумий – согласилась на медные выключатели по всему дому, Сюзи так обрадовалась, что предложила бесплатный фонарь. А когда Колетт – потыкав клавиши калькулятора и пожевав губу – выбрала покрытие «под дерево» для кухни и подсобных помещений, Сюзи, потея в своей оранжевой шкурке, согласилась выстлать задний двор дерном за счет «Галеона».

Между тем Элисон плюхнулась на раскладной уголок. Я могу себе это позволить, думала она, вероятно, могу позволить. Бизнес идет в гору отчасти благодаря деловитости и блестящим идеям Колетт. Недостатка в клиентах нет, и, как говорит Колетт, надо вкладывать деньги, вкладывать на черный день. Моррис сидел в углу и отдирал от пола ковролин. Увлеченный своим занятием, он напоминал маленького ребенка: короткие ножки, выпяченное пузо, язык между зубами.

Она смотрела, как Колетт торгуется, как рубит воздух твердой ладошкой. Наконец она кивнула Эл, и та побрела вслед за подругой к машине. Колетт запрыгнула на водительское сиденье, снова вытащила калькулятор и подняла его так, чтобы Эл увидела дисплей.

Эл отвернулась.

– Скажи словами, – попросила она. Моррис наклонился вперед и ткнул ее в плечо. Парни идут, крикнул он. Ну и нахалюги! Я знал, что вы найдете меня, я так и знал, молодцы!

– Могла бы и поинтересоваться для приличия, – бросила Колетт. – Я нам штук десять сэкономила.

– Я знаю. Я просто не вижу, что на экране. Свет в глаза бьет.

– Гладкие потолки или из артекса? – пискляво спросила Колетт, изображая Сюзи. – Они думают, мы заплатим им за то, что они не будут рисовать загогулины на штукатурке!

– Наверное, выровнять штукатурку сложнее.

– Так она и сказала! А я говорю, гладкие должны быть стандартом! Тупая стерва. И кто только ее нанял такую.

Айткенсайд сказал, здесь жить нельзя. Здесь, блин, нет крыши над головой.

Дин сказал, Моррис, мы будем жить в палатках? Я как-то раз жил в палатке.

Моррис сказал, ну и как, тебе понравилось, приятель?

Дин сказал, дерьмо дерьмом.

Айткенсайд сказал, говоришь, эти их иллюминаторы не открываются, мать их? Знаете, Кифу это не понравится, это совсем не понравится Кифу.

– Великолепно, – сказала Эл. – Лучше не бывает. Мне по душе все, что не нравится Кифу. – Она протянула руку и сжала ледяные костлявые пальцы Колетт.

В то лето срубили березы и последние птицы улетели. Их песни сменил рев отбойных молотков, гудки экскаваторов, дающих задний ход, ругань подносчиков кирпичей и крики раненых, а лес уступил место искалеченному пейзажу котлованов и рвов, грязных рытвин и стоячих луж желтой воды, который через год, в свою очередь, сменится ослепительным изумрудом нового дерна, воем газонокосилок воскресным утром, звяканьем фургонов с мороженым, перестуком колес газовых мангалов по мостовой и вонью подгоревшего мяса.

Квартира в Уэксхэме досталась первым же заинтересовавшимся покупателям. Элисон гадала, не почувствуют ли они что-нибудь: бульканье Морриса в баке с горячей водой или бормотание в канализации. Но они, казалось, пришли в восторг и заплатили, не торгуясь.

– Это несправедливо, – возмущалась Колетт. – Ведь нашу квартиру в Уигтоне так никто и не купил. Даже когда мы сбавили цену.

Они с Гэвином отказались от услуг «Сиджвика» и обратились к другому агенту – желающих по-прежнему ноль. В итоге сошлись на том, что Гэвин оставляет квартиру себе и выкупает долю Колетт по частям. «Мы надеемся, что миссис Уэйнфлит соглашение покажется выгодным, – написал его адвокат, – поскольку, как нам известно, сейчас она проживает с партнером». Колетт нацарапала на письме: «Не с таким партнером!!!» Она написала это просто для собственного удовлетворения; Гэвина совершенно не касается, думала она, в какого рода партнерских отношениях она теперь состоит.

В день отъезда из Уэксхэма Моррис злобно брюзжал в углу.

– Как я могу переехать, – жаловался он, – если я дал друзьям этот адрес? Как Ник найдет меня, как мои старые приятели узнают, где меня искать?

Когда пришли грузчики, чтобы вынести сосновый буфет, он улегся на него, чтобы сделать еще тяжелее. Он просочился в матрац Эл и пропитал его волокна своим дурным настроением, отчего тот взбрыкнул и задрожал в руках грузчиков, которые от неожиданности едва не уронили его. Когда грузчики захлопнули кузов и влезли в кабину, то обнаружили, что все ветровое стекло забрызгано какой-то липкой зеленой жидкостью.

– Что за голуби у вас тут водятся? – спросили они. – Стервятники?

Поскольку «Коллингвуд» был самым навороченным проектом «Галеона», на нем было больше украшений, чем на любом другом доме Адмирал-драйв, больше орнаментов, всяких завитушек, больше фронтонов и резных перил – половина отвалится в первые же шесть месяцев, предсказала Колетт. Вниз по холму еще шла стройка, желтые машины долбили и клевали землю, их крепкие склоненные шеи причудливо изгибались, подобно шеям моделей динозавров. На ухабах подпрыгивали грузовики с пластиковой вагонкой «под дуб», связанной вместе, словно щепа для растопки. Сквернословящие мужчины в шерстяных шапках разгружали тонкие, как бумага, «кирпичные» панели, которые затем прикрепляли к голым строительным блокам; выгружали наклейки с якорными орнаментами и фальшивыми барельефами дельфинов и русалок. Гудки, рев и бурение начинались ровно в семь, каждое утро. Внутри дома обнаружилась пара ляпов: к примеру, некоторые дверные петли были приделаны зеркально, и камин в стиле Адама[39]39
  Роберт Адам (1728–1792) – шотландский архитектор и художник по мебели, классицист, создавший вместе с братом Джеймсом особый «стиль Адама», британскую георгианскую интерпретацию классической архитектуры и оформления интерьера.


[Закрыть] установили кривовато. Ничего такого, сказала Эл, что действительно ухудшает качество жизни. Колетт хотела ругаться и требовать компенсации, но Эл сказала, да ладно, плюнь на них, считай, что тема закрыта. Тема-то закрыта, возразила Колетт, а вот дверь входная не закрывается.

В день, когда обвалился потолок на кухне, она рванула в фургон, где Сюзи распродавала последние дома. Она закатила скандал; клиенты пулями рванули по машинам, считая, что удачно отделались. Но когда она оставила Сюзи в покое и похлюпала обратно наверх, пробираясь между грудами тротуарных плиток и трубами, то обнаружила, что дрожит. «Коллингвуд» стоял на вершине холма, его иллюминаторы таращились на соседей глазами слепца.

И это теперь моя жизнь, подумала она. Как я смогу найти мужчину? В Уэксхэме была пара молодых холостяков, которых она частенько встречала у мусорных баков. Один никогда не смотрел ей в глаза и только хрюкал, когда она здоровалась с ним. Другой чертовски походил на Гэвина и вертел ключи от машины на указательном пальце; один вид его будил в Колетт ностальгию. Но мужчины, поселившиеся на Адмирал-драйв, были женатыми отцами двоих детей. Программисты, системные аналитики. Они водили минивэны, похожие на маленькие квадратные домики на колесах. Они носили куртки на молниях с накладными карманами, которые жены выбирали для них в почтовых каталогах. Уже мелькал почтальон, месил грязь, таская плоские коробки с этими самыми куртками, и забрызганные белые фургоны колесили по ухабам, доставляя прибамбасы для домашних компьютеров. По выходным они выбирались на улицу в своих куртках и воздвигали игрушечные домики и детские горки из разноцветного пластика. Они едва ли вообще были мужчинами, по крайней мере в понимании Колетт; они были покорными кастратами, ползущими на карачках под тяжестью ипотечного долга, и она презирала их с ледяной и всеобъемлющей злобой. Иногда по утрам она стояла у окна спальни и смотрела, как мужчины уезжают, как они осторожно втискивают свои тупорылые машины в грязные колеи; она смотрела и надеялась, что они попадут в аварию на МЗ, влетят аккуратно и фатально в зад впереди идущего автомобиля. Она хотела полюбоваться на вдовушек, сидящих у дороги, обмазывающих себя грязью и воющих.

«Коллингвуд» до сих пор пах краской. Когда она вошла в дом и сбросила туфли, запах пробрался ей в горло и смешался с привкусом соли и мокроты. Она поднялась в свою комнату – вторая спальня, 15 на 14 футов, личный душ, – хлопнула дверью и плюхнулась на постель. Ее узенькие плечи дрожали, она сдвинула колени, сжала кулаки и вдавила их в виски. Она рыдала довольно громко, в надежде, что Эл услышит. Если Эл откроет дверь спальни, решила Колетт, она бросит в нее что-нибудь – не бутылку, конечно, а что-нибудь вроде думки, но думок в комнате не было. Я могла бы бросить в нее подушку, подумала она, но подушку не бросишь как следует. Я могла бы бросить книгу, но книг тоже нет. Она осмотрелась по сторонам, ошеломленная, разочарованная, глаза ее, полные слез, слепо шарили в поисках чего-нибудь, что можно бросить.

Но бесполезно. Эл не шла – ни чтобы утешить ее, ни для чего-то другого. Колетт знала, что ее подруга избирательно глуха. Она слушала духов и голос жалости к себе, приносящий весточки из детства. Она слушала клиентов, ведь это помогало выуживать у них деньги. Но она не слушала своего ближайшего соратника и помощника, человека, который вставал вместе с ней по ночам, когда ей снились кошмары, подругу, которая заваривала ей чай серыми рассветами, – о нет. У нее не было времени для женщины, которая верила ей, не требуя доказательств, и отказалась ради нее от карьеры организатора мероприятий, не было времени для той, что возила ее вдоль и поперек по стране, даже не пикнув, и таскала ее неподъемный чемодан, когда отваливались чертовы колесики. О нет. Для женщины, которая носила ее чемодан, набитый огромными жирными платьями, несмотря на то что у самой больная спина.

Колетт не унималась, пока не проплакала две красные борозды на щеках и не заработала икоту. Ей стало стыдно. С каждым спазмом диафрагмы она чувствовала себя все более жалкой. Колетт испугалась, что Элисон надоест притворяться глухой и она наконец услышит ее рыдания.

Внизу Эл веером раскинула перед собой колоду Таро. Карты лежали рубашкой вверх, и когда Колетт появилась в дверном проеме, Эл лениво сдвигала их вправо по девственной поверхности их нового обеденного стола.

– Что ты делаешь? Ты жулишь.

– Мм? Это не игра.

– Но ты подтасовываешь, ты запихиваешь их обратно в пачку! Пальцем! Ты жулишь!

– Это называется «мытье карт», – объяснила Эл. – Ты плакала?

Колетт села напротив.

– Погадай мне.

– Точно плакала. Наверняка.

Колетт промолчала.

– Могу я чем-то помочь?

– Я не хочу об этом говорить.

– Может, тогда поболтаем о пустяках?

– Если хочешь.

– Я не умею. Начинай ты.

– Ты что-нибудь придумала насчет сада?

– Да. Он мне нравится как есть.

– Что, просто дерн?

– Пока да.

– Я думала, может, вырыть пруд.

– Нет, дети. Соседские дети.

– А что с ними?

– Сдвинь карты.

Колетт сдвинула.

– Дети в состоянии утонуть даже в двух дюймах воды.

– Находчивые создания.

– Сдвинь еще раз. Левой рукой.

– Может, мне поискать насчет ландшафтного дизайна?

– Ты не любишь траву?

– Ее надо подстригать.

– Разве ты не можешь это делать?

– С моей спиной – нет.

– С твоей спиной? Ты никогда на нее не жаловалась.

– Ты не давала мне возможности.

– Еще сдвинь. Левой рукой, Колетт, левой. Что ж, я тоже не могу. У меня тоже больная спина.

– Правда? С каких это пор?

– С детства.

Меня тащили, подумала Элисон, по жесткой земле.

– Я думала, все уже прошло.

– Почему?

– Я думала, время все лечит.

– Но не спины.

Рука Колетт зависла.

– Выбери семь карт, – велела Эл. – Передай их мне. – Она положила карты. – А твоя спина, Колетт?

– Что?

– Проблемы со спиной. Откуда?

– Из Брюсселя.

– Серьезно?

– Я таскала раскладные столы.

– Очень жаль.

– Почему?

– Я уже нарисовала такую чудную картину, а ты все испортила. Я подумала, может, Гэвин поставил тебя в какую-нибудь необычную сексуальную позу.

– Как ты могла это представить? Ты же не знаешь Гэвина.

– Его лица я не представляла. – Элисон начала переворачивать карты. Везучие опалы мерцали зеленым. – Колесница, перевернутая, – сообщила Элисон.

– Так что мне делать? С садом?

– Девятка мечей. О боже.

– Мы можем подстригать газон по очереди.

– Я никогда этого не делала.

– Ладно, с твоим весом всяко не стоит. Еще удар хватит.

– Колесо Фортуны, перевернутое.

– Когда мы только познакомились, в Виндзоре, ты сказала, что я встречу мужчину. На работе, так ты сказала.

– Я же не говорила, когда именно.

– Но как я могу встретить на работе мужчину? Я же работаю только на тебя. И не собираюсь западать ни на Ворона, ни на прочих уродов.

Эл потрясла рукой над картами.

– Очень много старших арканов, сама видишь. Колесница, перевернутая, что-то мне не нравится думать о том, что она даст задний ход… Ты послала Гэвину открытку с новым адресом?

– Да.

– Зачем?

– На всякий случай.

– Не поняла?

– Что-то может прийти мне. И он переправит. Письмо. Посылка.

– Посылка? И с чем же?

Эл слышала стук – стук в раздвижные стеклянные двери внутреннего дворика. Она до смерти перепугалась. Подумала: Боб Фокс. Но это оказался всего лишь Моррис, запертый в саду; она видела, как шевелятся его губы за стеклом. Она опустила глаза, открыла карту:

– Отшельник, перевернутый.

– Твою мать, – выплюнула Колетт. – По-моему, ты специально перевернула их, когда мешала. Мыла их.

– Какой странный расклад! Все эти мечи, лезвия, – Эл посмотрела на подругу. – Разве что они намекают на газонокосилку. Вполне может быть, как по-твоему?