Текст книги "Чернее черного"

Автор книги: Хилари Мантел

сообщить о нарушении

Текущая страница: 18 (всего у книги 26 страниц)

– Ты ведь знаешь, что не можешь здесь оставаться, – сказала Эл.

– А хотя бы сегодня ночью можно, миссис?

Он зовет меня «миссис», подумала она, когда хочет выжать слезу.

– У тебя есть одеяло? В смысле, я думала, когда люди спят под забором, у них, по крайней мере, есть одеяла или спальные мешки. Слушай, я пойду попробую что-нибудь вынести.

– И еще термос чая, – попросил Март. – И ужин, пожалуйста.

– Это вряд ли.

Она уже чувствовала слабость – проведя весь день на миске хлопьев и паре печений. Если она принесет свою порцию обезжиренной индейки и риса с овощами Марту, он умнет их в один присест, после чего она, наверное, хлопнется в обморок. К тому же Колетт непременно спросит: Эл, какого черта тебя понесло в сад с тарелкой?

– Может, тебе денег подкинуть? – предложила она. – Супермаркет еще открыт.

– Мне запрещено там появляться.

– Да ладно? Есть еще магазин в гараже.

– Тоже запрещено. И в баре, и в остальных местах, где продают чипсы, тоже. Они все кричат, пошел вон, грязный ворюга.

– Но это не так! Ты не ворюга.

– Я хотел помыться из шланга в гараже, но меня выгнали. Сказали, еще раз покажешься, и мы тебя тачкой переедем. Сказали, от моей рожи у них все клиенты разбегаются. Это все Делингбоул виноват. Меня гонят отовсюду.

Ярость поднялась из ее пустого желудка. Неожиданное и незнакомое чувство обожгло ребра.

– Вот, – сказала она. – Бери и иди к палатке с кебабами, там тебе точно не откажут. И держись подальше от охранных прожекторов, когда будешь возвращаться.

Пока Марта не было, а Колетт смотрела «Обитателей Ист-Энда», она прокралась в дом и вернулась обратно с запасным одеялом и парой подушек. Она бросила их в «Балморал» и помчалась обратно. Микроволновка пищала. Она снова поела на кухне стоя. Мне отказывают в хлебе в моем собственном доме, подумала она. Мне отказывают в куске хлеба.

День или два Март приходил и уходил по ночам.

– Если Колетт тебя увидит, тебе конец, – предупредила она. – К сожалению, я не могу предсказать ее передвижений, в последние дни она вся на нервах, шастает туда-сюда. Придется рисковать. Эван, сосед, уходит ровно в восемь. Не попадись ему на глаза. В половине десятого Мишель ведет детей в ясли. Не высовывайся. Почту приносят в десять, не вертись под ногами у почтальона. В середине дня затишье, но в три опять начнется суета.

Март снова начал рассказывать, как констебль Делингбоул раздавил его часы.

– Я одолжу тебе свои, – пообещала она.

– Я не хочу, чтобы ваши соседи меня увидели, – сказал Март. – Еще подумают, что я пришел за их детьми. Когда мы с Пинто жили в Байфлите, заявились какие-то парни, стали долбиться в дверь и орать, педофилы, убирайтесь вон!

– Почему они приняли вас за педофилов?

– Не знаю. Пинто сказал, ты так выглядишь, ты так ходишь, у тебя так пальцы торчат из башмаков, и шляпа у тебя такая. Но тогда у меня еще была старая шляпа.

– И что случилось потом? После того, как они начали ломиться в дверь?

– Пинто вызвал полицию!

– И полиция приехала?

– О да. На патрульной машине. А потом увидели, что это я.

– И что?

Губы Марта медленно растянулись в улыбке.

– «Вперед, констебль Делингбоул!»

Она порылась в шкатулке с украшениями в поисках часов и обнаружила одни со стразами, для сцены. Лучше куплю ему новые, подумала она, подешевле. И надо спросить, какой у него размер обуви. Может, если у него будут новые ботинки, он свалит, прежде чем Колетт заметит. Ей приходилось постоянно отвлекать Колетт, обращать ее внимание на происходящее перед домом и трещать как сорока всякий раз, когда та заходила на кухню. Он должен уйти, думала она, прежде чем Колетт решит как-то обезопасить сарай, потому что как только она зайдет в него, сразу же обнаружит следы пребывания Марта; она представила, как Колетт верещит и размахивает садовыми вилами с насаженным на них перепуганным гостем.

– Как по-вашему, может, поставить сюда кровать? – спросил Март, когда она принесла ему термос.

– Матрас – может быть, – сказала Эл и тут же прикусила язык.

– Жалко, я не додумался захватить шезлонг в садовом центре, – сказал Март. – Знаю! Он хлопнул себя ладонью по шапке. – Гамак! Вот что мне нужно.

– Март, – сказала она, – ты уверен, что не замешан в уголовщине? Потому что я не могу отвечать, не могу рисковать, мне придется сказать кому-то, понимаешь. Тебе придется уйти.

– Отец проломил мне голову куском трубы, – сообщил Март. – Это считается?

– Нет, – ответила она. – Ты был жертвой. Это не считается.

Жестокие удары по черепу, подумала она. Колетт считает, они очень важны. Она спросила меня о них как-то раз, под запись. Тогда я не знала почему. Теперь понимаю, что она думала, может, с них-то и началась моя ненормальность.

– Хотя вообще-то это был отчим. Я всегда думал, что он мой папа, но мама сказала, нет. Нет, сказала она, он твой отчим.

– Сколько отчимов у тебя было?

– Несколько.

– У меня тоже.

День выдался теплый, они сидели на садовых стульях, приотворив дверь, чтобы впустить свежий воздух.

– Хорошо, что мы выбрали сарай с окошком, – сказала Эл. – Не то бы ты задохнулся.

– А с другой стороны, нет, – возразил Март. – Потому что через него за мной следят, подсматривают, чтобы донести Большому Д.

– А с другой стороны, нет, – согласилась она. – Я уж думала, может, занавески купить?

Соседская девочка с воплями вылетела из игрушечного домика. Эл встала и увидела, как та несется по лужайке, скользит, останавливается и вонзает зубы в икру брата.

– Ой! – вскрикнула Эл. Она вздрогнула, словно это ее укусили.

– Мама, мама! – заревел ребенок.

Март захлопнул дверь сарая и упал на четвереньки. Из кухни донесся голос Мишель:

– Я иду, о боже, я иду, и кому-то сейчас здорово влетит.

– Садись. – Март потянул Эл за юбку. – А то она тебя увидит.

– Укусила брата, – заорала Мишель, – ну все, блин, теперь я тебя укушу.

Они вместе опустились на колени. Март дрожал. Эл ощутила необходимость помолиться.

– Иисусе! – вскричал Март.

Слезы брызнули из его глаз. Он навалился на Эл. Она поддержала его. На нее словно осел мешок мусора и костей; Март благоухал изрядно подгнившим компостом.

– Тихо, тихо, – бормотала она и гладила его по шапке.

Мишель неслась по вытоптанному газону, на плече ребенок, на лице – зверский оскал.

Колетт взяла мобильник и услышала:

– Угадай, кто?

Догадалась она сразу. Какой еще мужчина позвонит ей?

– Не виделись с тех пор, как налетели на тебя в «Элфиксе».

– Чего? – переспросил Гэвин. Оцепенело, как будто она обругала его.

– В магазине, – пояснила она. – В Фарнхэме. В субботу, помнишь?

– В каком?

– В «Элфиксе». Гэвин, отчего ты вечно не можешь запомнить самые банальные названия?

Пауза. Гэвин тревожно переспросил:

– Хочешь сказать, он так называется? Тот универмаг?

– Да.

– А почему ты так и не сказала?

– Боже, дай мне сил, – вздохнула она. Потом добавила: – Может, положишь трубку и попробуем заново?

– Если хочешь, – согласился Гэвин. – Ладно.

Тишина в трубке. Она подождала. Телефон зазвонил.

– Гэвин? Алло.

– Колетт? Это я, – сказал он.

– Какая приятная неожиданность.

– Теперь можно с тобой поговорить?

– Да.

– Ты была занята или что?

– Давай просто забудем, что ты мне уже звонил. Давай попробуем еще раз, и я не буду упоминать о том, где в последний раз видела тебя.

– Если хочешь, – беззаботно согласился Гэвин. Его тон означал, что он считает ее капризной донельзя. – Но почему ты не могла говорить, она была рядом? Ну ты поняла, толстуха.

– Если ты об Элисон, ее нет дома. Вышла прогуляться. – Колетт вдруг подумала, как странно это звучит; но именно так Элисон объяснила свой уход.

– Значит, ты можешь говорить?

– Послушай, Гэвин, что тебе надо?

– Просто хочу узнать, как у тебя дела. Как ты поживаешь.

– Хорошо. Отлично. А ты как? – Боже, подумала она, я уже теряю терпение.

– Я встречаюсь кое с кем, – сообщил он. – Я подумал, надо тебе сказать.

– Это не мое дело, Гэвин.

А сама подумала, ну надо же, раз в жизни сообразил, что к чему; может, мне и не нужно знать, но я хочу знать, конечно, я хочу знать. Я хочу прочитать ее резюме, выяснить, сколько она зарабатывает и получить свежую фотографию в полный рост с параметрами на обороте – и выяснить, что же у нее есть такого, чего нет у меня.

– Как ее зовут?

– Зоуи.

– Это ненадолго. Слишком круто для тебя. У вас серьезно? – Должно быть, серьезно, подумала она, а то бы он мне не сказал. – Где вы познакомились? Она тоже компьютерщик? – Ну а кто же. Кого еще он мог подцепить?

– Вообще-то, – выдал он, – она модель.

– Неужели? – ледяным голосом переспросила Колетт. Она чуть не поинтересовалась, модель чего?

Она встала.

– Слушай, тут Элисон вернулась. Мне пора.

Она положила трубку. Элисон брела по холму. Колетт стояла и смотрела на нее, сжимая телефон в руке. Почему она в этом огромном пальто? Опять мерзнет, похоже. Эл утверждает, что из-за призраков, но зуб даю, все дело в банальном раннем климаксе. Вы только посмотрите на нее! Огромная баба! Толстуха!

Разъяренная Колетт встретила ее в прихожей.

– С ума сойти, ты решила немного позаниматься!

Элисон кивнула. Она запыхалась.

– С середины холма ты практически на четвереньках ползла – видела бы ты себя! Сколько ты прошлепала, с милю? Тебе придется пробежать эту дистанцию с утяжелителями, прежде чем жир стронется с места! Посмотри на себя: одышка, вся потная!

Покорно Эл посмотрела на себя в зеркало. В нем что-то мелькнуло: Март, подумала она, улепетывает через боковые ворота.

Элисон пошла на кухню и выскользнула через заднюю дверь. Она расстегнула пальто и – все время прислушиваясь, не идет ли Колетт, – избавилась от двух пакетов из супермаркета, которые свисали по бокам, точно седельные сумки. Она сунула тайные покупки за мусорный бак на колесиках, вернулась в дом и стащила пальто.

Я как вор, только наоборот, думала она. Подходишь к кассе с тележкой, платишь за все – а потом, уже на улице, распахиваешь пальто и принимаешься прятать на себе пакеты. Люди пялятся на тебя, а ты – на них. Если они спросят тебя, зачем ты это делаешь, что ты ответишь? Ты не можешь придумать ни одного приличного повода, не считая добрых намерений.

Дошло до того, что ела либо она, либо Март. Придется объяснить ему, думала Эл. Что Колетт все время следит за мной. Что она пересчитывает еду. Рассказать, как она орала в тот первый день, когда наконец инвентаризовала содержимое холодильника и обнаружила, что двух яиц не хватает. Как обвинила меня в поедании их в крутом виде и заставила покраснеть от стыда, хотя я их не ела, это ты съел. Как она командует мной каждую минуту. Как я не могу просто пойти и купить, чего захочется. Как, если взять машину, она потребует сказать, куда я направляюсь. А если уеду без ее ведома, она спросит почему.

По пятницам «Сейнсбериз» работает круглосуточно, думала Эл. Так что я смогу прокрасться в магазин, пока она спит. Нет, не просто спит, это не сработает. Я должна напоить ее. Она представила, как вставляет пластмассовую воронку в горло Колетт и вливает шардоне. Я смогу взять машину, если не разбужу Кол, выезжая со двора. Может, единственный способ – дать ей снотворного. Или вырубить ее. Иди сюда, подумала она, хочешь, я врежу тебе лопатой?

Нет, правда, к выходным он должен уйти. Я скажу ему. Даже если она не разовьет активности по переселению вил и тяпок, в начале неделе сюда припрутся рабочие строить фонтан.

Она заперла черный ход. Пересекла кухню, постояла у раковины, выпила стакан воды. На фронте сарая все спокойно: дверь закрыта, следов на земле нет. Она налила еще стакан. Быстрее, быстрее, думала она, пока не пришла Колетт и не сказала, что водопроводная вода – яд, пока она не сказала, поспешное питье – частая причина смерти страдающих ожирением.

Эл вдруг осознала, что в «Коллингвуде» царит полная тишина.

Она вышла в прихожую.

– Колетт?

Нет ответа. Но сверху доносился скулеж, который становился все громче по мере того, как она поднималась по лестнице.

Она постояла у двери Колетт. Она лежит на кровати и плачет, подумала Эл. Но почему? Она пожалела о том, что сказала мне, о том, что обозвала меня толстухой? Неужели целая вечность бестактности промелькнула перед ее глазами? Навряд ли. Колетт не считала себя бестактной. Она считала себя справедливой.

Без разницы, подумала Эл. Это мой шанс. Пока эмоции отвлекают ее, я прокрадусь в сад и передам свою добычу Марту. Или, если он ушел, занесу в сарай, будет приятный сюрприз к его возвращению.

Вчера она принесла ему три апельсина. Его не слишком впечатлил рассказ о том, как она выкрутилась, заявив, что выжимала из них сок. Он намекнул, что предпочел бы стейк, но она не видела способа устроить в сарае полевую кухню. Так что он получит консервированного тунца. Она надеялась, что он оценит тот факт, что банки были ужасно тяжелыми.

Скрипя ступеньками, она спустилась вниз, оставив Колетт с ее горем, в чем бы оно ни заключалось. В конце пути ее неотвратимо поджидало собственное отражение в стекле. Лицо розовое, словно ветчина. Надо было купить ему мясную нарезку, подумала Эл, чтобы не тащить на себе консервы, хотя, конечно, из-за теплой погоды ему пришлось бы съесть мясо в тот же день. Так я, по крайней мере, обеспечу ему небольшой запас, который он сможет унести в рюкзаке.

Она открыла заднюю дверь, проковыляла к мусорному баку и сунулась за него. Пакеты исчезли. Март, должно быть, ползком вернулся и прихватил их на обратном пути. Что ж, надеюсь, у него крепкие зубы, подумала она, консервный нож-то я не купила.

Наступил вечер, Колетт так и не спустилась; но достаточно, думала Эл, и случайного взгляда из окна спальни на Марта, скользящего по залитой лунным светом лужайке. Ну почему я попросту не дала ему денег и не отправила восвояси? Я не смогла бы дать ему больше, скажем, сотни фунтов, иначе Колетт поинтересовалась бы, зачем я их сняла и на что потратила. О, она спросила бы очень вежливо, зная, что я имею на то полное право, но ей все равно было бы любопытно…

Когда уже почти стемнело, она вышла из раздвижных дверей.

– Элисон? Это ты? – Мишель махала рукой.

А кто еще, интересно, это мог быть? Она неохотно двинулась к забору.

– Пригнись, – попросила Мишель. – Хочу пошептаться с тобой. Слышала об эпидемии среди кроликов?

Эл покачала головой.

– Понимаешь, это очень странно. Не то чтобы мне было какое-то дело до кроликов, я бы никогда не завела животных, ведь у меня дети, а животные разносят всякие токсикозы. Но малыши в яслях уже все глазки выплакали. Они пошли в сад, чтобы покормить кролика, а он лежит в клетке лапками вверх, и жуткая струйка черной крови стекает из его рта.

Наверное, подумала Эл, держать Марта в сарае – это все равно что снова стать ребенком, шалить за спиной у взрослых, красть еду и так далее; бегать на угол, как только удастся раздобыть деньги. Это та самая игра, то кукольное чаепитие, о котором я мечтала. У нас много общего, подумала она, у меня и Марта, он словно мой младший братик. Она заметила, что Март постоянно спотыкается и падает – все из-за лекарств. Она подумала, ма тоже постоянно спотыкалась и падала.

– И что говорят ветеринары? – спросила она Мишель.

– Да считай, ничего, мол, а что вы хотели от кроликов? Пытаются свалить все на еду, якобы мы их плохо кормили. Во всем виноваты владельцы, и точка. Жулики. Эван говорит, ему тоже нет дела до кроликов, но он очень встревожен, в свете того, что происходит с детской площадкой. А ветеринары все отрицают, улавливаешь? Он гадает, не знают ли они что-то, чего мы не знаем.

О боже, сказала она. Наверное, они должны провести вскрытие. Она не знала, что еще сказать. Мне пора, наконец выдавила она и похромала от забора, а Мишель крикнула ей вслед: продержится теплая погода до выходных или нет?

К восьми часам Эл чертовски проголодалась. Колетт не подавала признаков жизни и явно не собиралась спускаться и надзирать за ее ужином. Она прокралась наверх и прислушалась. Вечер все больше и больше напоминал ей о юности. Необходимость ходить на цыпочках, подслушивать у дверей вздохи и стоны в комнатах.

– Колетт, – мягко позвала она. – Ты не подсчитаешь мои калории?

Нет ответа. Она приоткрыла дверь.

– Колетт!

– Да обожрись ты хоть до смерти, – отозвалась Колетт. – Мне-то какое дело?

Она лежала лицом вниз на постели. И выглядела очень плоской. И совершенно никакой. Элисон тихо потянула дверь на себя, так тихо, что надеялась, это продемонстрирует ее безоговорочное уважение к состоянию Колетт, – так тихо, что почти сочувственно.

Она прокралась в сад. Луна еще не обогнула угол «Джеллико» на излучине дороги, и Эл не видела, куда ступает. Ей хотелось постучаться, но разве это не глупо, подумала она, стучать в дверь собственного сарая?

Она чуть приоткрыла дверь. Март сидел в темноте. У него был фонарик и батарейки, но не того типа – вот еще пункт для моего списка покупок, подумала она. Она могла бы принести ему свечи, но боялась, что он устроит пожар.

– Забрал покупки?

– Нет, – ответил он. – Какие покупки? Я умираю с голоду. Падаю в обморок.

– Я дам тебе пятьдесят фунтов, – сказала Эл. – Ступай в Нэпхилл и купи китайской еды навынос, хорошо? Возьми мне комплексный обед на двоих, а себе – чего захочешь. Сдачу оставь себе.

Когда Март ушел, пригибаясь под лучами охранного освещения, она постаралась устроиться поудобнее на парусиновом садовом стуле. От земли под бетонированной площадкой тянуло холодом; Эл подняла ноги и хотела было поджать их, но стул намекнул, что не прочь опрокинуться; металл врезался в спину, и ей пришлось сесть прямо и поставить ноги обратно на землю. Она гадала, что же случилось с покупками.

Когда Март вернулся, они поужинали на славу, обсасывая свиные ребрышки и выбрасывая кости.

– Ты должен унести картонки, – сказала она. – Ты понял, да? Нельзя класть их в наш мусорный бак. Колетт увидит. Скоро тебе придется уйти. Нагрянут ландшафтные дизайнеры. Небось скажут, уберите этот сарай, он как бельмо на глазу. – Она задумчиво жевала креветку в кисло-сладком соусе, – Я знала, что надо купить сарай получше.

– Уже поздно, – сообщил Март, сверившись со своими новыми часами. – Тебе пора.

– Да ну, чтобы ты доел все сам?

– Я голоднее тебя! – защищался Март, и она подумала, это правда.

Поэтому ушла. Наверх, в постель. В комнате Колетт все тихо. На этот раз ей ничего не снилось; возможно, потому что она не была голодна.

Больше так, конечно, продолжаться не могло. Если раньше в одежде Марта был элемент камуфляжа, его грязное тряпье сливалось с землей и травой, то теперь его ноги, обутые в большие и чистые бело-синие кроссовки, прямо-таки бросались в глаза и словно заворачивали за угол прежде его самого.

Заметив приближение Колетт, он захлопнул дверь сарая и придвинул к ней рюкзак; но Колетт одолела Марта одним рывком. Ее боевой йодль отбросил паренька к стене. Эл поковыляла в сад, вопя:

– Не бей его! Не звони в полицию, он не опасен.

Март засмеялся, когда Колетт сказала, что видела его на лужайке.

– Спорим, вы решили, что я из космоса? И сказали, ой, это же инопланетянин! Или вы решили, что я каменщик со стройплощадки?

– Ничего я не решила, – отрезала Колетт.

– Она думала, что спит, – заложила подругу Эл.

– Элисон, можно, я сама разберусь, хорошо?

– На самом деле все мои беды начались со встречи с инопланетянами, – признался Март. – Вы знаете, из-за них болит голова. И еще они заставляют вас падать. Когда вы видите инопланетянина, это все равно как если бы кто-то высверлил из вас середину. – Он изобразил руками – выдавил и повернул, словно всадил в яблоко нож для удаления сердцевины. – Пинто, – сказал он, – когда мы рисовали линии в районе Сент-Олбанс, забрали в летающую тарелку. Пришли инопланетянки, стащили с него спецовку и всего ощупали.

– Он спал, – предположила Колетт.

Эл подумала, она не знает, как нам повезло, ведь мы могли приютить еще и Пинто.

– Он не спал, – возмутился Март. – Его забрали. А доказательство такое: когда он вернулся, то снял рубашку, и все увидели, что они стерли его татуировку.

– Ты должен уйти, – сказала Колетт. – Надеюсь, тебе это ясно?

– Сарай не всякому сгодится, – заметил Март. – А по мне, так отличное место. Жучков меньше.

– Думаю, полно. Хотя, уверена, тебе он кажется идеально чистым.

– Не ползающих жучков. Подслушивающих жучков.

– Что за бред. Кому охота тебя подслушивать? Ты бродяга.

– В наши дни и камеры повсюду натыканы, – продолжал Март, – За нами следят с диспетчерских вышек. Шагу нельзя ступить, чтобы об этом никто не знал. Вы ведь получаете письма от незнакомых людей, а? Даже я получаю письма, хотя у меня нет адреса. Констебль Делингбоул говорит, у меня есть твой номер, приятель. – И тихонько добавил: – А его номер на нем самом и написан.

– Ты выметешься отсюда через десять минут, – сообщила Колетт. – Я пойду в дом и засеку время. А потом, что бы ты, Элисон, ни говорила, я позвоню в полицию, и его заберут.

Интересно, Делингбоул существует на самом деле или он – сон, подумала Эл. А потом сообразила, да, конечно, он существует, Мишель его знает. Он читал лекцию о сарайной преступности. Разве такое приснится?

Прошел не один час, прежде чем Колетт снова заговорила с ней. Им приходилось взаимодействовать, случайно сталкиваться: в какой-то момент Колетт протянула ей трубку – надо было ответить на звонок клиента, а позже они одновременно зашли в подсобку с корзинами для белья и так и стояли, холодно повторяя, после вас, нет, после вас.

Но «Коллингвуд» был слишком мал для длительной междоусобицы.

– Что, по-твоему, я должна сказать? – вопросила Эл. – Что больше не приючу бродягу? Хорошо, не буду, если тебе это настолько не по душе. Господи! Он же не причинил никакого вреда.

– Твоей заслуги в этом нет.

– Только снова не начинай, – попросила она.

– По-моему, ты не осознаешь, какие люди бывают на свете.

– Нет, я слишком хорошо это осознаю, – пробормотала Эл. – Ты не осознаешь и половины зла, творящегося в мире, – прошептала она себе под нос.

– Я недавно видела Мишель, – сообщила Колетт. – Она говорит, следи за покупками.

– Что?

– В багажнике. А то сопрут, пока открываешь дверь дома. Не оставляй крышку багажника открытой. Сейчас эпидемия воровства продуктов.

– Вроде бы я сама ничего не покупаю?

– Прекрати уже бормотать, – попросила Колетт.

– Перемирие? – предложила Эл. – Сядем за стол переговоров? Выпьем чаю?

Колетт не ответила, что Эл восприняла как «да» и подошла к раковине, чтобы наполнить чайник, глядя в сад, на опустевший «Балморал». Колетт обвинила ее в том, что она приютила Марта, но не в том, что она кормила его; не в том, что она покупала продукты и контрабандой проносила их в дом. Колетт ее пальцем не тронула, зато наорала, спросила, не рехнулась ли она и чего вообще хотела, привести в район банду грабителей, педофилов, террористов и потенциальных убийц? Не знаю, ответила Элисон, ничего я не собиралась, я лишь хотела сделать доброе дело, наверное, я не подумала, я просто пожалела его, ведь ему некуда было идти, вот он и залез в сарай.

– Иногда, – сказала Колетт, – мне кажется, что ты такая же тупая, как и толстая.

Но это не так, подумала Эл. Конечно нет. Она знает, что я не глупая. Иногда у меня в голове все путается из-за неразберихи с памятью, из-за того, что воспоминания детства просачиваются в настоящее. Мне кажется, меня держали в сарае. Мне кажется, меня загоняли туда, я искала в сарае убежища, спасения, мне кажется, что меня сбивали с ног и я падала на пол, потому что кто-то в сарае поджидал меня, темная тень поднималась из угла, а ножниц у меня с собой не было, и я не могла даже ткнуть его. Мне кажется, что потом на дверь вешали замок и я лежала там, истекая кровью, на газетах, одна, в темноте.

Она видела прошлое смутно – лишь очертания, черную массу на фоне черного неба. Она не видела настоящее – его взболтала бурная сцена, которую устроила Колетт, сцена, которая до сих пор эхом отдавалась у нее в голове. Но видела будущее. Она заставит меня гулять, таскать тяжести – как и угрожает – на запястьях и лодыжках. Будет ехать рядом, в машине, следить за мной, но только поначалу. Она не захочет отвлекаться от рассылки счетов за предсказания, которые я сделала, и духов, которых я подняла из могил: за беседу с вашим дядей Бобом, 10 минут, £150 + НДС. Так что, может, она и не будет ездить рядом – просто выставит из дома, и все. И мне некуда будет пойти. Возможно, я тоже смогу найти прибежище в чьем-нибудь сарае. Поначалу я буду заскакивать в супермаркет, покупать сэндвич и булочку, потом жевать их, сидя на какой-нибудь скамейке, а если дождь и я не смогу забраться в сарай, то заползу в парке под эстраду. Оказывается, так легко представить себе, как человек превращается в бесприютного нищего.

– Кто, говоришь, крадет покупки? – спросила она, думая, как знать, может, скоро их буду красть я.

– Эван говорит, нелегальные иммигранты.

– В Уокинге?

– Ой, да их везде полно, – сказала Колетт. – Ну, знаешь, беженцы. Совет убирает скамейки из парка, чтобы никто не мог на них спать. Что ж, мы получили свое предупреждение, верно? С сараем.

Она выпила чай, который заварила Элисон, прислонившись к столу, точно в привокзальном буфете. А ловко я выставила его, думала она, побоялся со мной спорить, зараза, с первого взгляда понял, что я крепкий орешек. Она ощутила голод. Залезть в банку с печеньем для клиентов, пока Эл не смотрит, совсем несложно, но она отказалась от этой мысли. Мишель сказала, у них в мусорном баке обнаружилась куча картонок от еды навынос, теперь ясно, что они вполне могут быть на совести бездомных. Хватит жрать, подумала она, по крайней мере мне. Образы Зоуи вгрызались в ее мозг, подобно крысам в клетке без дверцы.