Текст книги "Ложный след"

Автор книги: Хеннинг Манкелль

сообщить о нарушении

Текущая страница: 19 (всего у книги 32 страниц)

Валландер заснул почти сразу. Линда не спала и, лежа в кровати, слушала ночных птиц. Потом она тоже заснула. Дверь в ее комнату оставалась слегка приоткрытой.

* * *

Никто из них не слышал, как в начале третьего наружная дверь осторожно отворилась. Хувер был босиком. Он неподвижно застыл в коридоре и вслушался в тишину. Из комнаты слева от гостиной доносился мужской храп. Хувер осторожно двинулся в глубь квартиры. Дверь в одну из комнат была чуть приоткрыта. Девушка. Наверно, ровесница его сестры. Хувер не удержался и подошел ближе. Она спала и была полностью в его власти. Он вышел из комнаты и двинулся дальше, туда, откуда доносился храп. Комиссар Валландер лежал на спине, сбросив с себя почти все одеяло. Он крепко спал. Его грудная клетка поднималась и опускалась в глубоких волнообразных движениях.

Хувер смотрел на него не шевелясь.

Он думал о сестре, о том, что скоро она вырвется из тьмы, которая ее окружает. Вернется к жизни.

Он взглянул на спящего мужчину. Вспомнил девушку в соседней комнате – должно быть, его дочь.

Он принял решение.

Через несколько дней он сюда вернется.

Хувер покинул квартиру так же бесшумно, как и проник в нее. Запер дверь ключом, который вытащил из куртки полицейского.

Вскоре раздался шум мопеда. Потом шум растворился вдали, и снова воцарилась тишина.

Только по-прежнему пели ночные птицы.

27

Проснувшись на следующее утро, в воскресенье Валландер впервые за долгое время почувствовал себя выспавшимся. Шел девятый час. В щели между занавесками виднелся клочок синего неба. По-прежнему стояла прекрасная погода. Он еще полежал в постели, прислушиваясь к звукам в квартире. Затем встал, надел чистый халат и заглянул в комнату Линды. Она спала. На мгновение Валландеру показалось, что он перенесся в то время, когда она была еще ребенком. Он улыбнулся этому воспоминанию и пошел на кухню варить кофе. Термометр за окном уже показывал девятнадцать градусов. Когда кофе сварился, он приготовил для Линды поднос с завтраком. Он не забыл, что́ она любит. Яйцо (варить три минуты), поджаренный хлеб, несколько кусочков сыра, очищенный помидор и стакан воды. Он выпил кофе и дождался, пока будет без четверти девять. Тогда он отправился ее будить. Линда очнулась от сна сразу же, как только услышала свое имя. Увидев в его руках поднос, рассмеялась. Он сел в изножье кровати и смотрел, как она ест. Мысль о расследовании промелькнула в голове, когда он только проснулся, и больше не возвращалась. Такое уже случалось с Валландером, например, когда он вел трудное дело об убийстве пожилой крестьянской пары, жившей на уединенной ферме близ Кникарпа. Каждое утро расследование проносилось в его голове, и все детали, все вопросы, на которые они не могли найти ответ, втискивались в несколько коротких мгновений.

Линда отодвинула поднос и, потягиваясь, откинулась на кровати.

– Почему ты ходил ночью? – спросила она. – Тебе не спалось?

– Я спал как убитый. Я даже не вставал в туалет.

– Значит, мне все приснилось. Мне вдруг показалось, что ты открыл дверь и зашел ко мне в комнату.

– Это был сон. Я в первый раз спал, не просыпаясь.

Час спустя Линда вышла из дома. Они условились встретиться в семь у Остерпортсторга. Линда спросила, помнит ли он, что как раз в это время Швеция будет играть в одной восьмой финала против Саудовской Аравии. Валландер ответил, что ему нет до этого дела. В действительности же он поспорил, что Швеция победит со счетом 3:1, и уже заплатил Мартинсону сто крон. Оставшись один, Валландер достал гладильную доску и принялся за выстиранные рубашки. Удовлетворительно справившись с двумя, он устал и решил позвонить Байбе в Ригу. Байба сняла трубку почти сразу, и по ее голосу Валландер понял, что она рада его звонку. Он рассказал, что сейчас у него гостит Линда и что сегодня он выспался – впервые за несколько недель. Байба уже сворачивала свои дела в университете. Ей не терпелось поехать в Скаген, она ждала этой поездки, как ребенок. Повесив трубку, Валландер пошел в гостиную и включил на полную мощность «Аиду». Чувствуя себя счастливым и полным энергии, он уселся на балконе и внимательно прочел газеты за последние несколько дней. Впрочем, сообщения о ходе расследования он пропускал. Валландер решил, что до двенадцати будет только отдыхать, а потом снова возьмется за работу. Но осуществить этот план все же не удалось, потому что Окесон позвонил ему в четверть двенадцатого. Он уже успел обсудить просьбу Валландера с главой мальмёской прокуратуры: ответ на часть своих вопросов касательно Луизы Фредман Валландер получит уже в ближайшие дни. Однако было одно обстоятельство, которое вызывало у Окесона недоумение, и он решил об этом спросить:

– А не проще ли было задать все вопросы маме девушки?

– Не знаю, – сказал Валландер. – Я не уверен, что услышу от нее ту правду, которая мне нужна.

– Это какую же? Можно подумать, что правд несколько?

– Мама защищает свою дочь, – сказал Валландер. – Это естественно. Я бы вел себя точно так же. Даже если она согласится говорить со мной, на ее рассказе так или иначе отразится желание защитить своего ребенка. Больничный журнал и заключение врача говорят совсем на другом языке.

– Ну что ж, тебе виднее, – сказал Окесон и обещал перезвонить в течение дня, как только появятся новости.

Мысли Валландера невольно вернулись к расследованию. Он решил прихватить на балкон тетрадь, чтобы просмотреть рабочий план на следующую неделю. Но вскоре проголодался и решил, что в это воскресенье может позволить себе сходить в ресторан. Без нескольких минут двенадцать Валландер вышел из дома – весь в белом, как теннисист, на ногах сандалии. Он поехал в направлении Остерлена. Пожалуй, после ресторана можно будет заглянуть к отцу, подумал он. Если бы расследование не висело у него на шее, он пригласил бы на обед и его, и Гертруд. Но сейчас Валландеру хотелось побыть одному: в последние недели он почти все время был на людях, то вел разговоры с глазу на глаз, то заседал на оперативках.

Незаметно Валландер добрался до Симрисхамна. Он решил оставить машину у лодок и пройтись пешком. Прогулявшись, Валландер завернул в «Портовый кабак», чтобы пообедать. Он уединился за столиком в углу и принялся рассматривать других посетителей, которые наслаждались летней праздностью. А ведь среди них может оказаться тот, кого я разыскиваю, подумал Валландер. Если теория Экхольма верна, если преступник ведет совершенно нормальную жизнь, если внешне ничто не выдает в нем того внутреннего уродства, которое позволяет ему творить с людьми самые страшные вещи, то он действительно может находиться в этом зале.

И в эту минуту летний день уплыл у него из рук. Он начал заново перебирать все, что произошло. По какой-то причине, неясной для него самого, его мысли обратились к девушке, которая сгорела в рапсовом поле Саломонсона. Она не имела никакого отношения к остальным событиям, это было самоубийство, и невыясненным оставался только мотив; во всяком случае, ей не перебили позвоночник и не проломили топором голову. И все же Валландер начал именно с нее. Так случалось каждый раз, когда он мысленно повторял весь пройденный ими путь. Но именно в то воскресенье, в Симрисхамне, когда Валландер сидел в «Портовом кабаке», в его подсознании что-то беспокойно зашевелилось. Ему смутно припоминались чьи-то слова, связанные с погибшей девушкой. Валландер застыл с вилкой в руке, пытаясь вытащить их из глубин памяти на поверхность. Чьи слова? Что за слова? Какое отношение они имеют к делу? Посидев так некоторое время, он сдался. Но он знал, что рано или поздно все вспомнит. Его подсознание всегда требовало к себе терпеливого отношения.

Как будто желая доказать, что уж что-что, а терпение у него имеется, Валландер, против обыкновения, заказал перед кофе еще и десерт. По этому случаю он также с удовольствием отметил, что летние брюки, которые он в этом сезоне надел впервые, натягиваются на талии гораздо меньше, чем в прошлом году. Он съел яблочный пирог и лишь после этого попросил кофе. В течение следующего часа он еще раз прокрутил в голове весь ход расследования. Он старался взглянуть на цепь своих рассуждений так, как требовательный актер прочитывает текст новой пьесы. В каком месте цепи образовался разрыв? Где я оставил мысль недодуманной? Где я слишком небрежно соединил факты с обстоятельствами, упростил задачу и потому сделал неправильный вывод? Валландер мысленно прошел по дому Веттерстедта, вышел в сад, оттуда – на пляж; он превратился в преступника и бесшумной тенью следовал за своей жертвой. Забрался на крышу гаража и развернул комиксы «Фантом», дожидаясь, пока Веттерстедт сядет за письменный стол и, может быть, примется рассматривать коллекцию старых порнографических снимков. Затем он то же самое проделал с Карлманом: оставил мотоцикл позади сарая и поднялся проселочной дорогой на пригорок, с которого убийца вел наблюдение за садом жертвы. Время от времени Валландер делал пометки в тетради. Крыша гаража. Что он надеялся оттуда увидеть? Холм у дома Карлмана. Подзорная труба? Он методично перебирал все происшествия, не слыша и не видя суеты, которая творилась вокруг. Он снова посетил Хуго Сандина, снова переговорил с Сарой Бьёрклунд. Сделал себе пометку, чтобы побеседовать с ней еще раз. Может быть, теперь он на те же вопросы получит другие, более обдуманные ответы? И тогда чем они будут отличаться от прежних? Он долго думал о дочери Карлмана и о пощечине. О Луизе Фредман. О ее брате, который оказался таким благовоспитанным мальчиком. Вскоре Валландер заметил, что экскурс в прошлое заметно прибавил ему сил. Он отдохнул, усталость исчезла. Валландер подозвал официанта и расплатился. Только тут он заметил, что просидел в ресторане больше часа: прогулка в прошлое поглотила этот час. Он бросил взгляд на каракули в тетради, сделанные словно под гипнозом, и вышел из «Портового кабака». Уселся на одну из скамеек в парке по соседству с отелем «Свеа» и стал смотреть на море. Дул легкий теплый ветер. Команда парусной лодки с датским флагом вела безнадежную борьбу со спинакером.[6]6
  Тип паруса.


[Закрыть] Валландер перечитал свои торопливые заметки и подсунул тетрадь под себя.

Он думал о том, что связующие ниточки этого дела по-прежнему ускользают у них из рук. Думал о дочери Карлмана и о Луизе Фредман. Одна из них, узнав о смерти отца, пыталась покончить с собой, другая долгое время наблюдалась в психиатрической больнице. Неужели это простая случайность? Теперь он был уверен, что нет. Тогда получается, что Веттерстедт – исключение. Ведь взрослых детей было только двое. Валландеру вспомнились слова, как-то оброненные Рюдбергом. Если одно событие предшествует другому, это еще не значит, что с него все и началось. Не тот ли это случай? Валландер попробовал представить, что их преступник – женщина. Нет, невозможно. Недюжинная физическая сила, которую демонстрировал убийца, скальпы, топор, кислота в глазницах Фредмана. Нет, это – мужчина, решил Валландер. Мужчина, который убивает мужчин. А женщины тем временем убивают себя или становятся душевнобольными.

Валландер поднялся и перешел к другой скамейке, будто желая подчеркнуть, что это еще не единственно возможное объяснение. Густав Веттерстедт явно был замешан в темных делах, будь он хоть трижды министр юстиции. Между ним и Карлманом существует слабая, но очевидная связь. Предметы искусства, кражи, возможно, изготовление подделок. Но прежде всего – деньги. Что ж, если копнуть поглубже, то может оказаться, что у них и с Фредманом были какие-то делишки. В материалах, предоставленных Форсфельтом, Валландер ничего похожего не нашел, но сбрасывать эту версию со счетов все же не следовало. Они вообще ничего не должны сбрасывать со счетов, в этом-то и состояла их проблема. Но только так у них появлялся шанс докопаться до истины.

Валландер задумчиво наблюдал за датским парусником и за людьми на борту, которые теперь старались свернуть капризный парус. Валландер вытащил из-под себя тетрадь и прочитал последнее записанное им слово. Мистика. Убийства носили явно ритуальный характер. Так считал сам Валландер, на это обстоятельство во время последней оперативки указал и Матс Экхольм. Скальпы – это ритуал, каковым во все времена являлось собирание трофеев. Скальпы имеют такое же значение, как голова лося на стене в доме охотника. Скальп – это доказательство. Но доказательство чего? Кому оно нужно? Только ли преступнику или кому-то еще? Богу ли, дьяволу ли, порожденному его больным воображением? Другому ли человеку, который на вид так же невзрачен, неприметен и лишен какой-либо эффектности, как и сам преступник? Валландер задумался над тем, что Экхольм говорил о заклинании духов и обряде инициации. В этом случае жертвоприношение совершалось во благо другого человека – того, кто желал что-то получить. Богатство, талант, здоровье. Да мало ли что. Например, в одну банду мотоциклистов можно было попасть, только пройдя жестокое испытание и показав, на что ты способен. В США нередки были случаи, когда для вступления в какое-то общество требовалось убить случайного человека или любого, на кого тебе укажут. Страшное поветрие уже начало распространяться и в Швеции. Тут Валландер остановился. Он знал, что в Сконе существуют банды мотоциклистов, вспомнил сарай у Карлманова холма. В голову пришло невероятное: след, или, лучше сказать, отсутствие следа, ведет к банде мотоциклистов. Он старательно отогнал от себя эту мысль, хотя понимал, что исключать нельзя ровным счетом ничего.

Валландер снова пересел на первую скамейку. Вернулся к началу пути. Он понял, что должен с кем-то поговорить, иначе ему не продвинуться вперед ни на йоту. Он подумал об Анн-Бритт Хёглунд. Удобно ли беспокоить ее вечером в воскресенье? Валландер направился к машине. Позвонил. Анн-Бритт дома. Будет очень рада его видеть. Чувствуя угрызения совести, он отменил визит к отцу. Сейчас ему необходимо представить свои рассуждения на суд другого человека. Именно сейчас, пока он не запутался.

Валландер ехал в Истад, немного превышая допустимую скорость. Насколько он знал, никаких проверок на то воскресенье не намечалось.

В три часа он затормозил перед домом Анн-Бритт. Она встретила его в светлом летнем платье. Двое ее детей играли на участке соседей. Анн-Бритт предложила Валландеру сесть на подвесную садовую скамеечку, а сама расположилась в плетеном кресле.

– Я действительно не хотел тебе мешать, – сказал он. – Ты бы вполне могла отказаться.

– Вчера я была очень усталой, – ответила она. – И все мы были усталые. И сейчас – тоже. Но сегодня мне все-таки немного лучше.

– Да, прошлой ночью вся наша команда отсыпалась, – сказал Валландер. – Иногда наступает такой момент, когда чувствуешь, что уже ничего не можешь из себя выжать. Выходит только пустая и серая усталость. Вчера как раз наступил такой момент.

Валландер рассказал о своей поездке в Остерлен, о том, как он пересаживался с одной скамейки на другую.

– Я проделал заново весь наш путь, – сказал он. – Иногда это приводит к неожиданным открытиям. Впрочем, ты и сама это знаешь.

– Я очень надеюсь на Экхольма, – сказала Анн-Бритт. – Если программа хорошая, компьютер пройдет все следственные материалы вдоль и поперек и, как знать, может быть, выявит какие-то неожиданные взаимосвязи. Компьютеры не умеют думать. Но иногда умение комбинировать оказывается полезнее.

– Я не доверяю компьютерам. Наверно, старею, – сказал Валландер. – Но это не значит, что я желаю Экхольму неудачи. Ему и его бихевиористским подходам. Лишь бы они помогли нам поймать убийцу. Мне все равно, в чью ловушку он попадется, лишь бы попался. И поскорее.

Анн-Бритт серьезно взглянула на него.

– Он снова убьет?

– Думаю, да. Не могу сформулировать четко, но чувствую, что в нашей картине преступления есть какая-то неполнота. Чего-то в ней недостает. И это меня пугает. Это значит, что убийца может нанести новый удар.

– Как мы найдем место, где убили Фредмана? – спросила Анн-Бритт.

– Мы его не найдем. Только если повезет. Или если объявится свидетель.

– Я изучала сообщения, которые к нам поступают. Искала, не слышал ли кто-нибудь крика. Пока ничего не нашла.

Воцарилось молчание. Валландер медленно покачивался на своем пластиковом ложе.

– Решение редко приходит вдруг, на ровном месте, – сказал он, когда пауза слишком затянулась. – Там в парке, на скамейке я спрашивал себя: а не держал ли я уже в руках ключ к загадке? Ведь я мог случайно наткнуться на верный след. И не заметить его.

Анн-Бритт молча обдумывала его слова, время от времени поглядывая на соседский участок, где играли дети.

– Убийца снимает скальпы, выжигает глаза кислотой. К такому нас в полицейской школе не готовили, – произнесла она. – Я уже тогда подозревала, что действительность окажется более непредсказуемой.

Валландер молча кивнул. Затем, собравшись с духом, но не чувствуя в себе особой уверенности, он рассказал ей все, о чем думал на протяжении нескольких часов в Симрисхамне. Он знал по опыту, что публичное выступление хорошо проясняет мысли, гораздо лучше, чем если человек проговаривает их про себя. Он позвонил Анн-Бритт в надежде, что благодаря ее присутствию наконец уловит тот сигнал, который ему посылало подсознание и который до сих пор не достигал цели. Она слушала Валландера очень внимательно – сидя перед ним, как ученик у ног наставника, – но ни разу не перебила и не сказала, что здесь он ошибается или делает неправильный вывод. Дослушав до конца, она сказала только, что потрясена его проницательностью и умением собирать воедино весь необозримый материал расследования. Ей бы с этим ни за что не справиться. Анн-Бритт не могла ничего ни убавить, ни прибавить к его словам. Даже если уравнение Валландера составлено верно, оно содержит слишком много неизвестных. И Анн-Бритт Хёглунд бессильна ему помочь – так же, как и все остальные.

Она принесла чашки и термос с кофе. Тут прибежала младшая дочь и забралась к Валландеру на скамеечку. На мать она не похожа. Наверное, девочка пошла в отца. Сейчас он, кажется, в Саудовской Аравии, вспомнил Валландер. Внезапно он понял, что ни разу его не видел.

– Твой муж – просто ходячая загадка, – сказал он вслух. – Я уж начинаю сомневаться, существует ли он вообще. Может, ты его придумала?

– Иногда я сама задаю себе этот вопрос, – ответила Анн-Бритт и засмеялась.

Девочка убежала в дом.

– Что дочь Карлмана? – спросил Валландер, провожая ребенка взглядом. – Как у нее дела?

– Сведберг вчера звонил в больницу. Положение по-прежнему критическое. Но у меня все же сложилось впечатление, что сейчас врачи настроены более оптимистично.

– Она не оставила письма?

– Ничего.

– Я понимаю, что она прежде всего просто человек, – проговорил Валландер. – Но ничего не могу с собой поделать: для меня она в первую очередь – свидетель.

– Свидетель чего?

– Чего-то, что имеет отношение к смерти ее отца. Трудно поверить, что она случайно выбрала для самоубийства именно это время.

– По-моему, ты сам не очень уверен в том, что говоришь.

– Да, я действительно не уверен, – ответил Валландер. – Я иду на ощупь, вслепую. В этом деле мы располагаем пока только одним неоспоримым фактом – тем, что нам никак не удается взять след.

– Иными словами, неизвестно, движемся ли мы в правильном направлении или ложном.

– Или ходим по кругу. А может быть, топчемся на месте, и движутся только декорации вокруг нас. А мы и не подозреваем об этом.

Прежде чем задать следующий вопрос, Анн-Бритт долго колебалась.

– Может быть, нас слишком мало? – спросила она.

– До сих пор я упирался изо всех сил, – сказал Валландер. – Но теперь я начинаю сомневаться. Сегодня утром вопрос встал особенно остро.

– Пер Окесон?

Валландер кивнул.

– А что мы, собственно, теряем?

– Маленькая группа более мобильна. Конечно, можно возразить, что, мол, одна голова хорошо, а две лучше. Да и Окесон справедливо говорит, что тогда мы бы могли идти широким фронтом. Инфантерия рассредоточивается и покрывает большее пространство.

– Такое впечатление, что мы устраиваем облаву.

Валландер кивнул. Ее сравнение было точным. Оставалось только добавить, что облаву они устраивают на едва знакомой местности и даже толком не знают, кого искать.

– Мы чего-то не замечаем, – сказал Валландер после некоторого молчания. – Я все время пытаюсь вспомнить слова, которые кто-то обронил вскоре после убийства Веттерстедта. Но я не помню, кто это был. Я знаю только, что это важно. Тогда я этого еще не понимал.

– Ты всегда говорил, что в полицейском деле победу одерживает тот, у кого больше терпения.

– Это верно. Но у всякого терпения есть предел. К тому же кто поручится, что прямо в эту минуту не совершается новое преступление. Возможно, сейчас погибает человек. Задача полиции – не только раскрыть уже совершенное убийство. Предотвратить несчастье. Вот что всегда будет оставаться нашей обязанностью. И сейчас это очевидно, как никогда.

– Мы не можем делать больше того, что делаем.

– Откуда это известно? – возразил Валландер. – Откуда известно, что мы уже исчерпали все свои возможности?

Анн-Бритт ничего не ответила. Валландер бы и сам затруднился ответить на свой вопрос.

Он посидел у Анн-Бритт еще некоторое время. В половине пятого она предложила ему остаться на обед, но он вежливо отказался.

– Спасибо, что зашел, – сказала Анн-Бритт, проводив Валландера до калитки. – Будешь смотреть матч?

– Нет. Я встречаюсь с дочерью. Но думаю, что мы победим 3:1.

Она смотрела на него с удивлением.

– Я тоже поставила на этот счет.

– Значит, мы оба выиграем. Или оба проиграем.

– Спасибо, что зашел, – повторила она.

– За что спасибо? – удивился Валландер. – За то, что я испортил тебе воскресенье?

– Ты думал, что я скажу что-нибудь дельное. За это и спасибо.

– Я говорил это раньше, скажу и теперь: ты очень толковый полицейский. К тому же ты веришь, что компьютеры способны не только облегчить нам работу, но и улучшить ее. О себе бы я этого не сказал. Но, может быть, ты меня переубедишь.

Валландер сел в машину и поехал в город. По дороге он зашел в магазинчик, который работал, несмотря на выходной день, и сделал кое-какие покупки. Придя домой, Валландер расположился в кресле на балконе и стал дожидаться семи часов. Незаметно он задремал: сказывалось недосыпание. Однако без пяти семь Валландер уже стоял на Остерпортсторге. Пришла Линда и повела его в пустующий магазин неподалеку. Им с Кайсой временно разрешили использовать его как репетиционную базу. Девушки установили там несколько фотоламп и принесли стул для своего гостя. Валландеру было не по себе, он боялся чего-нибудь не понять или не вовремя засмеяться. Линда и Кайса исчезли в соседней комнате. Валландер ждал. Они появились через четверть часа, переодетые в одинаковые платья. Девушки управились с незамысловатыми декорациями, и репетиция началась. Оказалось, что спектакль продолжается примерно час и речь в нем идет о близнецах. Валландер чувствовал напряжение, так как был здесь единственным зрителем. Он больше привык сидеть в безопасной темноте, вместе с другими людьми, как это бывало на оперных представлениях в Мальмё и Копенгагене. Больше всего он боялся, что Линда окажется плохой актрисой. Но уже через несколько минут он понял, что эта парочка написала весьма лукавый текст, представив в нем, критично и с метким юмором, современную Швецию. Иногда они сбивались, иногда он замечал, что их игра не вполне убедительна. Но он видел, что девочки верят в то, что делают, и от этого чувствовал себя счастливым. Когда представление закончилось и они спросили его мнение, он честно сказал, что потрясен. Все было здорово, и он надолго запомнит их спектакль. Валландер видел, что Линда испытующе смотрит на него, желая понять, насколько он искренен, а убедившись, что отцу не приходится кривить душой, очень обрадовалась. Они вместе вышли на улицу.

– Не думал, что ты на это способна, – сказал Валландер. – Я-то считал, что ты хочешь стать дизайнером по мебельной обивке.

– Еще ничего не потеряно. Дай мне попробовать свои силы.

– Конечно, пробуй, – ответил он. – В молодости времени хоть отбавляй. Не то что у старого полицейского вроде меня.

Линда и Кайса хотели порепетировать еще часок-другой. Договорились, что Валландер будет ждать Линду дома.

Стоял славный летний вечер. Валландер медленно шел по Мариягатан, его переполняли впечатления. Несмотря на рассеянность, он заметил, что машины сигналят. Значит, Швеция победила. Валландер спросил у прохожего, как закончился матч – Швеция выиграла со счетом 3:1. Валландер рассмеялся. Затем его мысли вернулись к дочери. Ведь в сущности, он о ней почти ничего не знает… Пока он даже не спросил, есть ли у нее парень.

В половине десятого Валландер переступил порог квартиры. Не успел он захлопнуть дверь, как раздался телефонный звонок. Сразу засосало под ложечкой. Услышав голос Гертруд, Валландер успокоился.

Но – слишком рано. Гертруд была очень взволнованна, и поначалу он едва понимал, что она говорит. Валландер попросил ее успокоиться.

– Ты должен приехать, – сказала она. – Немедленно.

– Что случилось?

– Я не знаю. Но твой отец принялся жечь картины. Он сжег все, что было в мастерской. И запер дверь. Ты должен приехать.

Она положила трубку, чтобы он не тратил время на расспросы. Валландер стоял, уставившись на телефон.

Затем поспешно написал записку для Линды и оставил перед дверью на коврике.

Через несколько минут он уже был на пути в Лёдеруп.