Текст книги "Левиафан"
Автор книги: Хелен-Роуз Эндрюс
сообщить о нарушении
Текущая страница: 7 (всего у книги 20 страниц)
«Но что за звук, откуда он идет?»
У меня не было времени на поиски свечи, но лунного света оказалось достаточно. Я приоткрыл дверь и выглянул в коридор. Там царил непроглядный мрак. Двери в комнаты отца и сестры были плотно закрыты, однако я сумел разобрать, что шум доносится из спальни Эстер.
Двигаясь на ощупь по темному коридору, я вдруг сообразил, что не припомню, когда в последний раз заходил в комнату сестры. Доковыляв до ее двери, я потянул за ручку.
Когда я вошел и мои глаза привыкли к тусклому лунному свету, падавшему через окно, стало понятно: настороживший меня звук – это скрежет ножек кровати о деревянный пол. Тело сестры билось в судорогах, так что кровать ходила ходуном. Спина Эстер выгибалась дугой, голова перекатывалась по подушке, а руки со скрюченными пальцами молотили воздух. Из разинутого рта вырывались какие-то нечленораздельные стоны, торопливые и печальные, словно вопли измученных душ. Меня охватил ужас. Слова, которые Крисса Мур прошептала мне в ухо, припав к тюремной решетке, сами собой всплыли в памяти: «Молись Богу!» Я подавил настойчивое желание рухнуть на колени и молиться. Но ведь я обещал отцу, что не подведу его – «Отец, теперь перед тобой мужчина», – так действуй как мужчина. Я двинулся вперед. Наверное, бедняжке приснился кошмар, надо поскорее разбудить ее.
– Эстер! – позвал я. – Эстер, проснись! – Я надавил на ее вскинутые вверх руки и потряс за плечо.
Ноги Эстер дернулись, ступни ударились о спинку кровати, а тело подбросило вверх. Удар был невероятной силы. Я подумал, что это скорее какой-то припадок, а не кошмарный сон.
Несмотря на нарастающий ужас, я продолжал удерживать мечущуюся Эстер. Вскоре сопротивление ее ослабело, а затем над моим ухом раздался тихий голос:
– Брат, отпусти. Ты делаешь мне больно.
– Боже, ты напугала меня! – Я разжал хватку, выпрямился и перевел дух, пытаясь успокоить колотящееся сердце.
Эстер села на кровати.
– Как я рада, что ты пришел в себя, брат, – сказала она ровным тоном.
– Сколько я был без сознания?
– Четыре дня.
– Четыре дня? – тупо переспросил я.
– Да. Счастье, что, когда это случилось, с нами был врач. Он сразу промыл и перевязал твою рану. А потом дал сонную настойку. Он сказал, что при должном уходе ты непременно поправишься.
Я слушал сестру, и меня не покидало ощущение, что с ней что-то не так: слишком невозмутимый вид и неестественно спокойный голос. Я не узнавал прежнюю Эстер.
– В чем дело, сестра? – Я взял ее руку. Пальцы у Эстер были ледяными. – Ты что-то скрываешь от меня?
Паузы между словами длились целую вечность. Однако говорила она убежденно и твердо:
– Врач осмотрел отца. И пришел к выводу, что с ним случился удар. Я не поняла всего, что он сказал, но, похоже, в том, что… что отца поразил Бог, сомнений нет.
Меня охватило глухое раздражение – разговоры о вмешательстве Провидения порядком надоели. Люди болеют, иногда их удается вылечить, иногда – нет. Но стоит ли во всем усматривать Божью кару? Разве это не одно из многих проявлений несправедливости нашего мира – хорошие люди болеют и умирают, а негодяи процветают?
– Это был диагноз врача? – поинтересовался я, стараясь не показать явного скептицизма.
– Ну, нет. Он назвал это… апоплексическим ударом. Но… – Эстер сжала мое запястье. – С учетом всего, что произошло здесь за последнее время, трудно найти иное объяснение. – Сестра порывисто вздохнула. – Вскоре после того, как доктор уехал, у отца случился второй удар, и… на этот раз он не выдержал.
Я уставился на нее, не зная, как задать следующий вопрос, ответ на который страшил меня.
– Ты хочешь сказать… он… он…
– Умер в ту же ночь.
На глазах у меня выступили слезы. Я опустил голову и снова подумал о списке моих потерь: Элизабет, моя юность, моя сила, а теперь отец… И вновь непрошеным гостем в памяти всплыли слова:
«Но простри руку Твою и коснись всего, что у него есть, – благословит ли он Тебя?»[20]20
Иов 1: 11.
[Закрыть]
Я плакал.
Глава 11
Впереди показались стены Нориджа. Я придержал коня. Возле ворот Святой Магдалины выстроилась вереница повозок, ожидавших въезда в город. Спрыгнув на землю, я подумал, что выздоровление Бена, как и мое собственное, было единственным благословением Небес, которого я удостоился за последние месяцы. Рана моя заживала, и с каждым днем я мог все свободнее передвигаться и работать на ферме, почти так же, как до ухода на войну.
Небольшая арендная плата была собрана, падеж скота прекратился. И я с неохотой стал думать о возвращении в армию, зная, что после того, как здоровье мое поправится, а отпуск закончится, мне придется уехать. Но прежде нужно было покончить с делами.
Они похоронили отца, пока я лежал в беспамятстве. Эстер без тени смущения рассказала о помощи, которую оказал Джон Резерфорд, явившийся на следующий день, чтобы обыскать дом. Обыск ничего не дал, что неудивительно, зато он нашел Эстер, рыдающую над трупом отца, и хозяина дома, погруженного в сон настойкой лекаря.
Рассказ сестры поразил меня: я никак не ожидал, что охотник за ведьмами окажется настолько практичным и щедрым. Он заплатил за визит врача, проследил, чтобы свидетельство о смерти было оформлено должным образом, и организовал похороны. Само собой, все расходы будут ему возмещены, я не намерен оставаться в долгу перед Резерфордом. Однако следует признать: помощь пришлась как нельзя кстати. Но гораздо больше меня беспокоил другой вопрос, хотя я предпочел не делиться своим беспокойством с Эстер: какой еще платы потребует Резерфорд за свою услугу?
Кончина моего отца совершилась буднично и бесславно: минимум обычных религиозных обрядов и никаких духовных приготовлений. Возможности сочинить некролог у нас тоже не было, так что на его погребении присутствовало совсем мало народу. Тем не менее я утешал себя мыслью о том, что из всех известных мне людей отец как никто был готов к Небесам, если такое место все же существует: скромный и трудолюбивый, он всегда являл живое милосердие к ближнему и неустанно заботился о спасении своей души. Если за ним и числились какие-то тайные грешки, то они действительно были хорошо скрыты от посторонних глаз.
Но в нашем, земном, мире никто не может позволить себе пренебрегать репутацией. Поэтому-то я и отправился в Норидж – разузнать правду о Криссе Мур и защитить доброе имя отца. Кто такая эта Крисса? Каким образом она оказалась в наших краях и как попала в наш дом? И не случалось ли ей в прошлом разрушать жизни других мужчин?
Однако я не ожидал, что мне удастся отыскать Люси Беннетт, полагая, что либо девица Мур выдумала эту женщину, которая якобы может замолвить за нее словечко, в надежде отсрочить судебное разбирательство; либо, если Люси действительно существует, она, скорее всего, ведет беспутную жизнь и я вряд ли застану ее по указанному адресу. Возможно, она шлюха или сводня. Но коль скоро речь шла о чести моего отца, я должен был попытаться. А вдруг сведения о прошлом Криссы Мур помогут мне опровергнуть ее россказни об отношениях с Ричардом Тредуотером.
Но прежде чем отправиться в Норидж, я навестил судью Мэйнона. Мне хотелось еще раз поговорить с его узницей, чтобы хорошенько расспросить о том времени, что она провела у нас на ферме, и, может быть, заставить рассказать чуть больше, чем в нашу первую встречу.
Мэйнон принял меня с прежним радушием, но в ответ на мою просьбу печально покачал головой:
– Нет, Том, я не могу этого позволить. У нас на совести и так уже две смерти, к которым – даже если мы оставим в стороне обвинения в колдовстве, – я уверен, причастна Крисса Мур. Да к тому же, если бы я и согласился, девицу все равно невозможно заставить говорить.
– Она по-прежнему молчит?
– Ни слова. Ничего не отрицает, ни в чем не признается. Смерть женщин взбудоражила город. Люди настроены против нее, что неудивительно. Они требуют, чтобы я перестал церемониться и применил более жесткие меры – может, это развяжет ей язык. Не то чтобы я готов пойти у них на поводу, но все же… – судья тяжело вздохнул.
Джоан и ее мать похоронили на деревенском кладбище, многие жители оплакивали их кончину. Смерть семьи Гедж тяжелым грузом лежала у меня на сердце. Они много лет были тесно связаны с нашей семьей. И если Крисса Мур действительно причастна к их гибели, она представляет серьезную опасность. Если же нет и бедняжки сами свели счеты с жизнью, это будет воспринято как признание их вины – нет, конечно, никакие они не ведьмы, ибо ничто не заставит меня поверить в такие вещи, – но все решат, что женщины находились в сговоре с нашей служанкой, как и утверждала Эстер. В этом случае Крисса Мур – неважно, носит она ребенка моего отца или нет, – рискует стать жертвой величайшей несправедливости. Как ни старался я отмахнуться от этой мысли, она преследовала меня.
Погруженный в невеселые раздумья, я миновал городские ворота, и копыта Бена зацокали по булыжной мостовой. Норидж казался мне огромным; правда, в те времена я еще не видел Лондона и понятия не имел, как выглядит по-настоящему большой город. Я не любил городов, предпочитая холмы и поля сельской местности. Но меня восхищали отвага и настойчивость викингов – торговцев и священников, – превративших небольшую одностенную крепость во второй по величине торговый центр страны.
Население города насчитывало несколько тысяч человек, некоторые говорили – больше десятка тысяч. Расположенный в излучине реки Уэнсум и окруженный прочной крепостной стеной – стена и шумная извилистая река служили надежной защитой, – Норидж мог похвастаться двенадцатью городскими воротами и шестью мостами. Город процветал: здесь торговали шерстью и кожей, изделиями из металла, глиняной посудой, свечами, пивом, а также чулками и шляпами, которые могли позволить себе состоятельные обитатели Нориджа.
И все же в городе было полно нищеты. Знаменитое восстание Роберта Кетта, случившееся почти столетие назад[21]21
Восстание Роберта Кетта – июль-август 1549 года.
[Закрыть], было вызвано огораживанием больших участков земли, на которых кормилась беднота, чтобы превратить их в пастбище для скота богатеев, чьи кошельки пухли от торговли шерстью. И хотя сохранилась традиция отмечать в конце августа день, когда восстание было подавлено, а город спасен от мятежа и разграбления, я не мог не думать, насколько это постыдно, когда люди живут в таких унизительных условиях. И, видя, как босоногие дети бегут за каким-нибудь хорошо одетым толстяком торговцем, клянча у него монетку, задавался вопросом: на чьей стороне оказался бы я в той борьбе? Здесь, в Норидже, мне повстречалось больше бродяг и попрошаек, чем в любом из городов, через которые проходила наша армия.
Выждав немного, я приметил оборвыша – девочку лет шести с русыми волосами и огромными, как блюдца, глазами. Я протянул ей монетку и спросил, не знает ли она Люси Беннетт с Рэмпинг-Хорслейн. Но девочка только тряхнула кудряшками и убежала, зажав в кулаке свою добычу. Я понял, что слишком нетерпелив, а город чересчур большой. Нет, действовать надо иначе. Я находился в районе Норидж-Овер-Уотер[22]22
Norwich-Over-the-Water (англ.) – дословно «Норидж над водой». Этот район еще называют «Серебряный треугольник», он расположен на севере центральной части города, в пределах древних дорог, ведущих в крепость.
[Закрыть], и уличные мальчишки на Фая-Бридж наверняка должны знать больше.
Я вспомнил, как мы приезжали сюда с отцом и он каждый раз, словно впервые, рассказывал одну и ту же историю о том, как видел расправу над женщиной, подозреваемой в колдовстве, которую горожане заставили читать «Молитву Господню», прежде чем спихнули с высокого двухарочного моста. Отец описывал, как она вышла из грязной воды, кашляя, отфыркиваясь и проклиная своих мучителей. К счастью, у предполагаемой ведьмы хватило ума набрать в легкие побольше воздуха и оставаться под водой достаточно долго, чтобы совершившие расправу решили, что она невиновна[23]23
Так называемое макание ведьм – считалось, что вода, как «стихия чистоты», не примет «нечистого» человека; таким образом, если подозреваемая всплывала, это свидетельствовало о ее принадлежности к ведьмам. Подобный метод часто относили к категории Божьего суда.
[Закрыть]. Отец презрительно ухмылялся: он знал, насколько бессмысленно ведет себя невежественная толпа и сколько бед могут натворить люди, если войдут в раж.
Берег реки остался позади. Теперь слева от меня возвышался шпиль главного собора Нориджа. Устремленный в небо, он словно парил над городом. Я засмотрелся на величественное здание – невероятное произведение архитектурного искусства. Должно быть, средневековые строители ставили перед собой задачу создать постройку, демонстрирующую мощь и Божественную силу своей корпорации. Но, как по мне, они не справились. Гигантская башня из дорогого канского камня говорила лишь о мощи и силе денег[24]24
Речь идет о знаменитом Нориджском соборе Англиканской церкви. Собор был построен в 1096 году из кремня и облицован канским известняком кремового цвета. Высота шпиля составляет 96 метров, длина нефа – 141 метр, ширина трансептов – 54 метра. На момент завершения строительства собор был самым большим зданием в Восточной Англии.
[Закрыть].
Я миновал Томбленд и двинулся в нахлынувшей толпе, зорко посматривая по сторонам: кругом было полно ловких карманников, которые не прочь стянуть ваш кошелек, – а затем зашагал по оживленной Сент-Стефан в сторону рынка. По пути мне попалось несколько таверн, но в основном улица была застроена жилыми домами. Те, что принадлежали богатым торговцам, выглядели чистыми и ухоженными, с аккуратными черепичными крышами и просторными задними дворами. Другие же, ветхие, с осыпающейся штукатуркой и разбитой черепицей, внутри были поделены на убогие лачуги, в которых теснилось столько бедняков, сколько могло поместиться за этими обшарпанными стенами. Странная смесь. Я подумал, что никогда прежде, оказываясь в этой части города, не обращал внимания на столь резкий контраст. Похоже, именно здесь мне и следует искать Люси Беннетт.
Я огляделся. Прохожие представляли собой разношерстную толпу: прилично одетые джентльмены, состоятельные лавочники, а между ними шныряли уличные сорванцы, – затеяв игру, они с шумом и криками гоняли по мостовой раздутый воздухом овечий мочевой пузырь. Пробегавшая неподалеку стайка юных девушек на миг замедлила ход: подружки бросали на меня быстрые взгляды и хихикали. Им было лет по тринадцать-четырнадцать, не больше. На всех были пестрые одежды со множеством ярких украшений, которые при ближайшем рассмотрении оказывались дешевыми безделушками.
Неподалеку, возле поилки для лошадей стоял молодой подмастерье. Привалившись к стене дома, он со скучающим видом наблюдал за девушками.
– Я ищу женщину по имени Люси Беннетт, – начал я, подойдя к нему. – Мне сказали, что она живет на этой улице, но точного адреса не дали. Ты, случайно, не знаешь ее?
Он окинул меня ленивым взглядом.
– Ищешь красотку, а? Если найдется лишняя монетка, пожалуй, смогу помочь.
Я тяжело вздохнул и полез в карман за кошельком. После того как монета перекочевала в его потную ладонь, парень смачно сплюнул на землю и сообщил нужный адрес.
Я был удивлен, когда он указал на один из самых больших и красивых домов на Рэмпинг-Хорслейн. Совсем новый, не старше двадцати лет, он был выстроен из обтесанного камня и дерева. Второй этаж выдавался вперед и нависал над улицей, широкие застекленные окна поблескивали на солнце. Кивнув ухмыляющемуся парню, я направился к дому и постучал тяжелым дверным молотком.
После недолгого ожидания дверь наполовину приоткрылась, в образовавшуюся щелку выглянула неряшливо одетая горничная. Бледная и худая, она смотрела на меня, беспрестанно шмыгая красным от простуды носом. Я подумал, что на месте хозяина дома мне было бы стыдно иметь у себя такую неопрятную прислугу, к тому же девушка явно недоедала. Подивившись такому несоответствию между жалким видом горничной и респектабельной наружностью дома, я все же решил представиться как подобает.
– Мое имя Томас Тредуотер, – кашлянув, произнес я. – Я прибыл из Уолшема и хотел бы повидаться с госпожой Люси Беннетт. Меня привело сюда знакомство с одной молодой женщиной, которую, как я полагаю, она тоже знает: ее зовут Крисса Мур. Я желал бы задать вашей хозяйке несколько вопросов об этой женщине, если, конечно, она сочтет возможным принять меня.
Горничная не предложила мне зайти внутрь, но лишь окинула взглядом с головы до ног, коротко кивнула и бросила:
– Подождите, схожу узнаю.
Я охотно согласился подождать.
Подмастерье, указавший на дом, все еще наблюдал за мной. Он принялся насвистывать веселый мотив, а когда стайка нарядно разодетых девушек снова появилась на улице, отпустил им вслед какую-то грубоватую шутку. Подружки расхохотались. Одна из них подняла с земли камень и запустила им в шутника.
– Шлюхи! – крикнул парень.
Девушки осыпали его ответной бранью и, подобрав юбки, со смехом убежали прочь.
Я подумал о предположениях Эстер относительно прошлого Криссы Мур: каково это – жить в подобном окружении, – и решил, что, возможно, сестра не так уж и ошиблась на ее счет. Меня удивило тяжелое чувство разочарования, которое я испытал при мысли о роде занятий девушки, но тут же одернул себя: да какое мне дело, кто она и чем занималась?
Прежде чем я успел разобраться в собственных чувствах, дверь снова отворилась. На этот раз горничная жестом пригласила меня войти.
– Никакого оружия, – сказала она, когда мы прошли в холл. – Все оружие мы оставляем здесь. – Она показала на кладовку под лестницей.
Послушно отстегнув пояс с ножнами, я передал его горничной, наблюдая, как мою шпагу поместили под замок. Девушка повела меня вверх по лестнице, мы миновали две большие гостиные на втором этаже и оказались в просторной комнате в задней части дома.
Комната была полна контрастов и производила необычное впечатление.
С одной стороны, прекрасно меблированная: в центре находился круглый стол, покрытый шелковой скатертью и заставленный всевозможными сладостями – засахаренные абрикосы, марципановые лепешки, ваза с фруктами; вдоль стен – несколько мягких стульев с резными подлокотниками. На стульях расположились девушки, которые, как и те, на улице, издали выглядели нарядно разодетыми и достаточно взрослыми, но только издали. Стоило присмотреться, и можно было заметить, что их наряды – дешевая подделка, а девушки – скорее подростки, почти дети. В торце комнаты над камином висело массивное зеркало в позолоченной деревянной раме – диковина, которую мне до сих пор не приходилось видеть.
И в то же время в комнате царил беспорядок: дощатый пол затоптан, в щелях виднелись клочья пыли, да и судя по затхлому запаху, здесь не часто убирали. За столом восседала дородная розовощекая женщина. Зато мальчик, ползавший по полу возле ее ног, казался голодным и запущенным, прозрачная кожа, худые руки и впалые тускло-серые, как слежавшийся снег, глаза. Когда я вошел в комнату, ребенок устремил на меня печальный взгляд.
Я поклонился. Девочки прыснули. Женщина за столом шикнула на них и жестом велела убираться. Те вылетели из комнаты, продолжая хихикать. Теперь все мое внимание было обращено к хозяйке дома. Так вот какая она, Люси Беннетт: уродливая, чудовищно толстая. Необъятное тело женщины было задрапировано дорогими тканями. Я не решился бы определить, как именно назывался ее наряд. Складывалось ощущение, что вместо того, чтобы возиться с настоящим платьем, она просто накидывала на себя отрез за отрезом, пока не оказалась закутана в многоцветный кокон. Поверх радуги из шелковых лоскутов и пены кружев на меня смотрело грубое рябое лицо.
Люси не поднялась из-за стола, чтобы поприветствовать меня, но я полагал, что, если бы женщина встала, она была бы одного роста со мной. У меня даже промелькнула мысль, не может ли Люси быть матерью. Криссы Мур. Однако, присмотревшись, я понял, что под складками плоти нет и намека на точеные формы Криссы. Подбородка у женщины вовсе не было, нос, маленький и приплюснутый, зажат между налитыми жиром щеками, а нескладный рот, казалось, плохо помещался на лице. Вся она была округлой и рыхлой, и только темно-серые глаза смотрели твердо и прямо. Люси Беннетт было лет сорок или около того.
– И кто же это к нам пожаловал? – пропела она.
Плавные движения и томный голос Люси сочились сладостью.
Я уже называл свое имя и цель визита впустившей меня горничной. Но, судя по жесткому взгляду хозяйки, ей ничего не стоит в любой момент выпроводить меня из дома. Поэтому я подавил вспыхнувшее внутри раздражение, решив проявить выдержку и терпение.
– Меня зовут Томас Тредуотер. О вас я узнал от женщины по имени Крисса Мур, которая желает, чтобы вы дали ей… ну, нечто вроде рекомендации. – Мои собственные слова показались мне не очень убедительными, поэтому я добавил: – Я действую по поручению мирового судьи Кристофера Мэйнона из Уолшема.
Это была не совсем правда, но я надеялся, что упоминание правосудия заставит ее более ответственно отнестись к нашему разговору. Похоже, моя уловка произвела желаемый эффект.
– Мэйнон? Да, мне знакомо это имя, – произнесла она несколько рассеянно, но взгляд ее стальных глаз под припухшими веками сделался настороженным. – И что бы вам хотелось узнать о Криссе Мур?
– Она работала у вас? – спросил я.
Хозяйка борделя удивленно приподняла тонко выщипанные брови. Я молчал, ожидая ответа.
Люси Беннетт протянула пухлую руку и, подхватив с тарелки засахаренный абрикос, с явным удовольствием отправила его в рот. Сидевший на полу чахлый мальчик наблюдал, как фрукт исчез между ее сочными губами, за которыми мелькнули мелкие гнилые зубы.
Она жевала, перекатывая пишу от щеки к щеке, словно отыскивая среди испорченных зубов тот, которым можно безболезненно раскусить лакомство. Наконец Люси проглотила фрукт, запустила в рот указательный палец, сняла прилипший к десне кусочек и, слизнув его языком, заговорила:
– Крисса никогда не была одной из моих девочек, если вы это имеете в виду. А ведь она пользовалась бы огромным успехом у клиентов. Могла бы неплохо зарабатывать. И продержалась бы довольно долго. Крисса пришла ко мне подростком, лет одиннадцати, у нее еще даже кровотечения не начались. О, как же хороша она была – прекрасна как ночь. И свежа. – Люси снова наклонилась над столом и выбрала новое лакомство. – Но Крисса не пожелала развлекать клиентов. Я ведь не заставляю моих девочек, – с гордостью объявила сводня. – Не то что некоторые. Я всегда говорю им: либо задирай подол и ложись на спину, либо ищи другой способ платить за крышу над головой и еду. Крисса выбрала последнее, она пустила в ход иные свои таланты. – Люси пожала плечами, словно хотела сказать: таков уж порядок вещей, и ничего тут не поделаешь.
– И какие именно таланты она пустила в ход? – поинтересовался я.
– Да разные, то одни, то другие, – расплывчато ответила Люси. – У нас ведь тут большое хозяйство. Существует множество способов, которыми женщина может заработать монету, а не только ноги раздвигать.
«Например, торговать девочками для ублажения стариков», – с отвращением подумал я.
Люси тем временем продолжила:
– Как только Крисса заявилась ко мне – тощая, как бродячая собака, да еще приволокла с собой этого бездельника, – женщина кивнула в сторону мальчика на полу, – я сразу предупредила, что в моем доме нет места для дармоедов. Но Крисса заверила, что сумеет платить за обоих. Девчонка отсутствовала часами, чем она там занималась – понятия не имею, я за это ответственности не несу. Но плату Крисса вносила исправно, а все остальное меня не касается.
– И так продолжалось несколько лет?
Люси издала какой-то невнятный звук, означавший «да». Она снова пожевала абрикос и вернулась к рассказу:
– До начала этого года. Иногда Крисса исчезала на несколько дней, так что я не волновалась. Но время шло, а она так и не вернулась.
– И что потом?
– А потом, вскоре после Пасхи – я уж собиралась выкинуть этого голодранца на улицу – пришло письмо от Криссы, в него были вложены деньги – все, что она задолжала, – и обещание впредь регулярно платить за содержание мальчика.
– И она выполнила обещанное?
– Да, еще две недели назад так оно и было, – призналась Люси.
Я посмотрел на мальчика.
– Сколько ему?
Люси Беннетт рассеянно закатила глаза к потолку.
– Девять? Десять? Ему было года три-четыре, когда они поселились у меня.
Десять лет? Невероятно! Мальчик был таким крохотным и тощим, как голодный лисенок. И без того неухоженный на вид, он казался и вовсе дикарем из-за копны взлохмаченных черных волос, а на его круглом приплюснутом лице особенно выделялись странной формы глаза, слово Творец приложил большой и указательный пальцы к вискам ребенка и растянул их. Мальчик смотрел на окружающий мир со странноневинным выражением лица. Похоже, его заинтересовали мои добротные кожаные башмаки, но с не меньшим интересом он разглядывал и комок слипшейся грязи, который нашел на полу и теперь старательно растирал между ладонями. Мальчик напомнил мне одного идиота, щиплющего траву на лужайке, – я видел его, возвращаясь домой из Ньюбери, когда остановился на ночлег в Ивинго[25]25
Поселок в Юго-Восточной Англии.
[Закрыть]. Вскоре заморыш на полу оставил свое занятие, уселся на корточки и уставился в пространство рассеянным взглядом.
– У меня есть предложение, – понаблюдав за ребенком, начал я.
Люси перестала жевать, взглянула на меня острым взглядом игрока. Она деловито кивнула, предлагая продолжать.
– Я хотел бы снять эту обузу с ваших плеч. У нас на ферме не хватает рабочих рук, а дел невпроворот. Думаю, можно будет приспособить мальчика для работы на кухне.
Люси расхохоталась неприятным гортанным смехом. Она смеялась так, что ее необъятная грудь вздымалась, словно тесто в кадушке.
– Вы хотите снять с моих плеч обузу? – все еще давясь от смеха, переспросила женщина.
– Да, ведь мальчик требует расходов, – сказал я, не поняв причины столь бурного веселья. – А мой дом нуждается в работнике. Так почему бы мне не приобрести его? Само собой, по сходной цене.
Люси Беннетт взглянула на ребенка и разразилась новым приступом смеха.
– Его? Приспособить к работе? – Отсмеявшись, толстуха вытерла выступившие на глазах слезы. – Нет, – проговорила она с притворным сожалением. – Нет, хоть Генри мне никто и я могу кормить его лишь на те деньги, которые присылает для него сестра. – Люси покосилась на тощего мальчика. – Ну, может, чуть меньше, – призналась она. – Но это не значит, что я готова продать ребенка первому встречному за пару шиллингов. И не надейтесь, я все же христианка.
Наконец я понял смысл ее слов.
– Черт подери, имейте же совесть! Я хочу помочь мальчику. Я ведь знаю его сестру… Точнее, знаю, где она находится.
На этих словах Генри медленно повернул голову в мою сторону. На его странном приплюснутом лице промелькнуло нечто похожее на волнение, но ребенок не издал ни звука.
Люси задумалась, словно прикидывая, какую пользу можно извлечь из предложенной мною сделки.
– Вы и верно знаете, где теперь Крисса? Ну что же, в таком случае передайте ей, что она просрочила с оплатой за этого ублюдка. – Я вздрогнул, когда Люси пнула мальчика ногой, обутой в шелковую домашнюю туфлю. Генри качнулся, но едва ли прореагировал на тычок. – Однако даже если вы возьмете парня на свое попечение, не надейтесь дождаться благодарности от его сестрицы. Крисса гордая, что твоя индюшка. А где, вы сказали, она находится?
– Я не говорил. Но если желаете удостовериться, что мы действительно знакомы, могу описать, как выглядит Крисса. – Мне несложно было сделать это, ибо с того самого момента, как я впервые увидел девушку, ее образ не покидал меня ни на секунду.
Выслушав меня, Люси кивнула.
– Ладно, я вам верю, это действительно Крисса, – медленно произнесла сводня, и в глазах у нее загорелся жадный огонек. – Тем не менее мой долг как честной христианки – следовать данному слову. И коль скоро я пообещала держать Генри у себя, так оно и будет. Если только вы не готовы оплатить долг Криссы, а также некоторую компенсацию за то, что я присматривала за мальчиком. Обычно это составляло небольшую часть от общей суммы, которую вносила его сестра.
Алчная ведьма! Я подозревал, что это составляло бо льшую часть той суммы, которую вносила Крисса. Однако, подавив отвращение, согласно кивнул.
– Договорились, – буркнул я. – Мальчик отправится со мной на ферму, там для него найдется работа, а со временем он, может быть, снова встретится со своей сестрой, – добавил я чуть громче, внутренне проклиная себя за то, что даю несчастному ребенку несбыточную надежду – и все это ради собственной выгоды.
«В самом деле, намного ли я лучше этой сквалыги?» – с горечью подумал я.
Поторговавшись немного, мы сошлись на определенной сумме, после чего Люси Беннетт снова поддела мальчика носком своей шелковой туфли.
– Собирай вещи, парень! – рявкнула она.
Ребенок с трудом поднялся на ноги и направился в дальний угол комнаты, где достал жалкий сверток с каким-то тряпьем и палку. Генри Мур был готов отправиться в путь.
– У него есть башмаки? – спросил я, глядя на грязные ступни мальчика.
– В этом не было необходимости, – отрезала толстуха.
Удрученно вздохнув, я передал Люси Беннетт деньги и жестом приказал мальчику следовать за мной. Он вышел из комнаты, даже не оглянувшись на свою мучительницу. Вскоре я посадил его в седло перед собой. Бен, чувствуя дополнительный груз на спине, неспешно тронулся по улицам Нориджа к воротам Святой Магдалины и к выходу из города.
