Текст книги "Ловушка"

Автор книги: Харлан Кобен

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 18 страниц)

ГЛАВА 13

Когда Уэнди вернулась, Попс готовил на кухне яичницу.

– Где Чарли?

– Спит.

– Час дня уже.

Он взглянул на часы.

– Угу. Есть хочешь?

– Нет. Вы, мальчики, где были прошлой ночью?

Орудуя сковородкой, словно всю жизнь проработал в закусочной, Попс только приподнял бровь.

– Сговорились молчать?

– Вроде того. А ты где была?

– Заехала с утра в «Клуб отцов».

– А поподробней?

Она рассказала.

– Грустная история, – заметил Попс.

– Которая, пожалуй, немного подняла мне самооценку.

Он пожал плечами.

– Если больше не можешь прокормить семью – считай, достоинство отрезали. Не чувствуешь себя мужиком. Потерять работу – катастрофа хоть для грузчика, хоть для паразита-яппи. Для яппи, наверное, хуже – тех общество приучило: вы – это ваша работа.

– А теперь работы нет.

– Угу.

– Может, следует иначе понимать, что значит быть мужчиной.

– Глубокая мысль.

– И ханжеская, да?

– Именно, – согласился Попс, посыпая яичницу тертым сыром. – Но с кем тебе еще поханжествовать, если не со мной?

Уэнди улыбнулась:

– Больше не с кем.

Он отошел от плиты.

– Точно не хочешь попробовать уэво? [15]15
  Здесь: яичница (исп.).


[Закрыть]Фирменное блюдо. Я тут на двоих сготовил.

– Да, попробую.

Перекусили. Она рассказала о Филе Тернболе, «Клубе отцов» и о том, что Фил, похоже, чего-то недоговаривает. Вскоре явился Чарли – в драных трусах-боксерах, огромной белой футболке и с классическим вороньим гнездом на голове. Уэнди как раз прикидывала, насколько мужской вид у ее сына, когда тот разлепил глаза и хрустнул костяшками пальцев.

– Ты как себя чувствуешь?

– Хреново поспал, – пояснил сын.

Уэнди закатила глаза и пошла наверх к компьютеру, погуглила Фила Тернбола – почти никаких упоминаний, только взнос в политфонд и – по поиску в фотографиях – групповой снимок двухлетней давности: Фил, его жена – миниатюрная блондинка Шерри и компания на благотворительной дегустации вина. Тернбола отметили как сотрудника фирмы по ценным бумагам «Барри бразерс траст». Надеясь, что пароль еще не сменили, Уэнди вошла в базу данных СМИ, которой пользовался ее канал. По идее все должно быть в открытом доступе, но на самом деле получалось иначе. Хочешь раскопать нужную информацию – плати.

В разделе новостей пусто. Хотя пару раз в нелестных статьях всплыла «Барри бразерс» – в основном по поводу того, что съезжала из родного офиса на углу Парк-авеню и Сорок шестой улицы, где провела много лет. Уэнди узнала адрес: здание «Лок-Хорн», улыбнулась, достала телефон – ну да, за два года номер никуда не делся, – посмотрела, заперта ли дверь, и нажала «вызов».

Ответили мгновенно:

– Весь внимание.

Человек говорил надменно, свысока – одним словом, лицемерно.

– Привет, Уин. Это Уэнди Тайнс.

– Ты определилась.

И тишина.

Она почти видела это невозможно красивое лицо, светлые волосы, ладони домиком и пронзительные, словно бездушные серые глаза.

– Хочу попросить об услуге. Нужна информация.

Он молчал.

Уин – Уиндзор Хорн Локвуд-третий – не спешил помочь.

– Знаешь что-нибудь о «Барри бразерс траст»?

– Что-нибудь знаю. Тебя именно это интересовало?

– Какой же ты зануда.

– Люби меня и за мои недостатки.

– Случалось разок.

– Ах да. Мурр.

И снова тишина.

– «Барри бразерс» уволили сотрудника по имени Фил Тернбол; хочу выяснить почему. Поможешь?

– Перезвоню.

Щелк.

Уин. В светской хронике о нем чаще писали – и Уэнди с этим соглашалась – как о всемирно известном плейбое. Голубая кровь, наследник старого капитала – очень старого, из тех, чьи владельцы, едва сойдя с «Мэйфлауэра», немедленно затребовали расписание гольф-клубов. Уэнди встретила его два года назад на официальном мероприятии, где Уин свежо выделялся своей открытостью. Он предложил секс – без церемоний, обязательств и драм, всего на одну ночь. Поначалу ошарашенная мисс Тайнс подумала: черт возьми, почему нет? С ней такого еще не случалось, а тут невозможно красивый и обаятельный мужчина предлагает безупречный шанс (живешь только раз, верно?) одинокой современной женщине. Человеческим особям, как заметил Попс, нужен секс. Поехали к нему, в апартаменты «Дакота» на Сентрал-Парк-Уэст. Уин оказался чудесным – милым, внимательным, забавным. Вернувшись утром домой, она прорыдала два часа подряд.

Зазвонил телефон. Уэнди посмотрела на часы и удивленно заморгала: не прошло и минуты.

– Алло?

– Фила Тернбола уволили за растрату двух миллионов. Приятного дня.

Щелк.

Как назывался тот клуб? «Бленд»? Это в Риджвуде. Она припомнила, что однажды была там на концерте, открыла сайт с афишей – точно: вечером там «открытый микрофон»; даже приписали «Специальный гость – новая рэп-сенсация Тенефлай».

В дверь постучали.

– Заходи.

Просунув голову внутрь, Попс спросил:

– Как дела?

– Нормально. Рэп любишь?

Он наморщил лоб:

– Рыб? Каких рыб?

– Нет. Музыку. В стиле рэп.

– Лучше уж послушаю, как коты шерсть выплевывают.

– Давай сходим на концерт. Пора тебя просвещать.

С края касселтонского поля для лакросса Тэд Макуэйд наблюдал за своим девятилетним сыном Райаном. Солнце уже зашло, но площадку с новомодным искусственным газоном заливали светом настоящие стадионные прожекторы. Тэд приехал на игру – а что еще оставалось? Сидеть в четырех стенах и плакать? Бывшие друзья («бывшие» – неприятное слово, но он не ощущал в себе благодушия) кивнули ему при встрече, отведя глаза, и теперь даже не подходили, словно пропажа детей – заразная болезнь.

Райан выступал за выездную команду третьеклассников, в которой владение сачком находилось, мягко говоря, где-то между отметками «есть, куда расти» и «полный ноль» – почти все время мяч лежал на земле, подолгу удерживать его в сетке не умели, и игра напоминала свалку хоккеистов, решивших сыграть в регби. Мальчишки носили непомерно большие шлемы, как Великий Газу во «Флинтстоунах», и кто из них кто, было не разобрать. Тэд, пораженный успехами сына, весь матч громко подбадривал Райана, пока тот не снял шлем и оказался вовсе не Райаном.

Стоя особняком от других родителей, Тэд думал о прошедшем дне и почти испытывал радость. Потом, сдавив горло, нахлынуло остальное. Так всегда: за редкое забытье надо платить.

Глядя на поле, он вспоминал Хейли, которая пришла сюда в день открытия и с тех пор часами работала тут над левой. Она постоянно занималась на тренажере в дальнем углу площадки, потому что должна была развить руку: именно на нее станут смотреть отборщики, именно чертова левая – слабое место, не разработаешь левую – не возьмут в Виргинский университет. Хейли беспрестанно тренировала руку – и на поле, и бродя по дому; даже чистить зубы, писать домашние задания стала левой. Все родители в этом городке днем и ночью наседали на детей: «Старайся, учись лучше, чаще ходи на спорт», – лишь бы те попали во вроде бы более престижный колледж. Но Хейли – та подстегивала себя сама. Возможно, слишком сильно. В Виргинский так и не взяли. Левая стала изумительно хороша. Человека с такой ловкостью позвали бы и в команду старшеклассников, а то и на начальный уровень университетской лиги. Но не в Виргинский. Хейли была раздавлена и безутешна. Почему не приняли? Да какая разница – что по большому счету изменилось бы?

Тэду ее страшно не хватало.

И не столько походов на лакросс – в памяти чаще всплывало то, как вместе смотрели телевизор, как она хотела, чтобы он «въехал» в ее любимую музыку, как делилась смешными, на ее взгляд, клипами из «Ю-тьюба»; скучал по всяким глупостям: как Хейли закатывала глаза, когда он изображал на кухне лунную походку, как нарочно при всех смачно целовал Маршу, а дочь не выдерживала и возмущенно вопила: «Фууу! Совсем вы что ли? Тут же дети!»

Супруги по взаимному молчаливому согласию не прикасались друг к другу уже три месяца – слишком остро переживали боль. Это не вызывало напряженности; Тэд чувствовал, как между ними растет пропасть; однако было не до нее – по крайней мере теперь.

Неизвестность давит. Хочешь получить ответ – уже не важно какой – и оттого лишь сильнее мучаешься виной. Тэда глодала совесть, заставляла ворочаться по ночам. В конфликтах он всегда терялся – слишком нервничал. В прошлом году, поспорив с соседом о границе участка, несколько недель не мог спокойно спать – вел мысленный спор, подбирал слова.

Это была его ошибка.

Отцовский закон номер один: в твоем доме дочери ничто не угрожает. Семью бережешь ты. Как ни взгляни на этот кошмар, ясно одно: Тэд не выполнил свои обязанности. Разве кто-то вломился и утащил Хейли? Случись так, вина лежала бы на нем, разве нет? Родитель обязан защищать. Это одно. А если она сама тайком сбежала из дому? Тоже отвечать ему, раз не сумел стать хорошим отцом, которому дочь рассказала бы, что с ней происходит.

Мысли кружили возле одного и того же. Тэд хотел вернуться в прошлое, поправить его, изменить структуру времени. Хейли всегда была сильной, независимой, самодостаточной. Он поражался характеру девочки, явно унаследованному от матери. Не сыграла ли тут свою роль эта ее натура? Не потому ли Тэд заботился о Хейли меньше, чем о Патрисии или Райане?

Беспрестанные и бесполезные мысли.

Он никогда не замечал за собой склонности к депрессиям, но в самые черные дни вспоминал об отцовском пистолете. Сначала выяснить, что никого нет, войти в дом, где прошло его детство и до сих пор жили родители, достать оружие из обувной коробки с верхней полки чулана, спуститься в подвал (седьмой класс, Эмми Стейн, первый поцелуй), потом в прачечную комнатку с цементным полом, а не ковром (проще мыть), сесть, привалившись спиной к стиральной машине, положить дуло в рот и прекратить боль.

Тэд никогда не сделал бы этого со своей семьей, не прибавил бы им страданий. Отцы так не поступают. Он уже все для себя решил, но в страшные моменты откровенности с самим собой думал: почему его так манит мысль об избавлении?

Мяч попал Райану. Тэд попробовал сосредоточиться на матче, на скрытом решеткой шлема лице и искривленном капой рте сына и уловить радость в этом вроде бы незамутненном моменте детства. Он до сих пор не понимал правила лакросса для мальчиков, которые, похоже, полностью отличались от женских, но знал: Райан играет в нападении, в позиции, с которой больше всего шансов забить гол.

Тэд сложил ладони рупором:

– Давай, Райан!

Последний час остальные родители кричали постоянно, но его голос звучал так нелепо и неуместно, что самому делалось неприятно. Тогда он хлопал, но тоже выходило неудобно, будто ладони вдруг стали не того размера.

Тэд на секунду обернулся и увидел его.

Фрэнк Тремонт брел с трудом, словно по щиколотку в снегу, а рядом шагал большой черный парень, явно тоже коп. На мгновение вспыхнула надежда. Но только на мгновение.

Фрэнк плелся, понурив голову; вблизи по одному его виду все сделалось ясно. Тэд почувствовал, как задрожали колени. Тем не менее он взял себя в руки и сам пошел навстречу, лишь бы не тянуть время.

– Где Марша? – спросил Фрэнк.

– У своей матери.

– Надо ее найти. Немедленно.

ГЛАВА 14

Улыбка до ушей засияла на лице Попса, когда он вошел в «Бленд».

– Ты чего? – спросила Уэнди.

– Тут у бара больше пум, чем на всем канале «Дискавери».

Тусклый свет отражался в мутных зеркалах, все посетители носили черное. Насчет клиентуры Попс в чем-то был прав.

– Вообще-то пумами называют взрослых женщин, которые ходят по клубам и снимают мужчин моложе себя.

– Но некоторые при этом и папиков любят, разве нет?

– В твоем возрасте лучше уж рассчитывать на женщин с неразделенной любовью к отцу. Даже так: к дедуле.

Попс посмотрел на нее с кислым видом – шутка вышла совсем плоской. Уэнди виновато кивнула.

– Не против, если я тут сам поброжу? – спросил он.

– Что, малину порчу?

– Среди местных пум ты – самая горячая штучка, поэтому да, портишь. Хотя некоторым так даже интересней. Вроде как возможность отбить.

– Только к нам никого не приводи. Мой подросток очень впечатлительный.

– У меня правило: на их территории. Незачем знать, где я живу. Самим же лучше – не надо утром брести домой во вчерашней одежде.

– Какой ты заботливый.

Возле дверей в «Бленде» находилась стойка бара, в середине – ресторан, клуб – в дальней части. Там-то и устроили «открытый микрофон». Входная плата включала пять долларов за напиток джентльмену и один – даме. Оказавшись внутри, Уэнди услышала голос Норма, то есть Тенефлая:

 
Эй, девчонки,
Пусть вы не в Тэнефлае,
Но Тенефлай будет глубоко в вас…
 

«Ого», – подумала Уэнди.

Вокруг сцены одобрительно покрикивали человек пятьдесят. На Тенефлае висело столько золотых цацек, что позавидовал бы сам Мистер Ти, [16]16
  Американский актер и рестлер, известный в том числе любовью к массивным золотым украшениям.


[Закрыть]плоский козырек бейсболки смотрел вверх под углом в сорок пять градусов; одной рукой он поддерживал мешковатые штаны (по причине либо их чрезмерно большого размера, либо полного отсутствия у него пятой точки), а из другой не выпускал микрофон.

После особо лиричного опуса про Тенефлая, который «будет в тебе так глубоко, что не забудешь про Инглвуд любой», толпа – люди лет по сорок – устроила ему овацию. Женщина в красном из первых рядов кинула на сцену какую-то вещицу, в которой Уэнди с ужасом распознала трусики.

Тенефлай схватил их, прижал к носу и глубоко вдохнул.

– Йоу-йоу, дамочки, люблю вас, горячие малышки. Тенефлай и «КО» зажигают!

Все та же фанатка вскинула руки, выставив напоказ, помоги ей Господи, футболку с надписью «Главная телка Тенефлая».

Подошел Попс со страдальческим видом:

– Смилуйтесь, силы небесные…

Уэнди осмотрела зал и заметила у сцены Фила и остальных из «Клуба отцов» (это и есть «КО»?), которые буйными криками поддерживали своего лидера, потом увидела одиноко сидящую за дальним столиком миниатюрную блондинку – та не поднимала глаз от бокала.

Шерри Тернбол, жена Фила.

Уэнди протолкалась к ней сквозь толпу.

– Миссис Тернбол?

Женщина медленно подняла голову.

– Я – Уэнди Тайнс. Мы разговаривали по телефону.

– Журналистка.

– Да.

– Я не сразу поняла, что это вы делали передачу о Дэне Мерсере.

– Знали его лично?

– Видела однажды.

– При каких обстоятельствах?

– Он и Фил жили в одной комнате в Принстоне, а встретила я Дэна в прошлом году на акции по сбору денег для политической кампании Фарли.

– Фарли?

– Тоже их однокурсник. – Шерри сделала еще глоток.

Тенефлай со сцены попросил тишины.

– Вот какую историю хочу рассказать…

В зале зашикали.

Он сорвал с лица солнечные очки, будто разозлившись на них, попытался сделать страшные глаза, но вышла гримаса человека, измученного запором.

– Значит, сижу это я в «Старбаксе» с пацанами из «КО»…

«Отцы» радостно загикали.

– Сижу, значит, пью типа латте. Тут входит такая красава, что держите меня семеро, и у нее ого как выпирает… ну, вы поняли.

– Поняли!

– А я как раз жду вдохновения типа для новой темы, смотрю на эту бомбу, на тонкие лямочки, и тут в голове – раз! – и фраза: «Тряхни своими щеночками». Вот прямо так. Она проходит мимо, голову задрала, все у нее выпирает, а я думаю: «Да, детка, тряхни своими щеночками».

Он сделал паузу, давая оценить мысль. Все молчали. Наконец кто-то проорал:

– Гениально!

– Спасибо, братан. И я о том же. – Тенефлай замысловатым жестом, будто изображая пальцами повернутый набок пистолет, показал на догадливого фаната. – В общем, пацаны из «КО» помогли мне сделать из этого настоящий рэп. Для вас, парни. Ну и, конечно, для всех девчонок, у которых выпирает. Вы вдохновляете Тенефлая.

Ему захлопали.

– Вы, наверное, думаете: «Ну и жалкое зрелище», – сказала Шерри Тернбол.

– Не мне судить.

Рэппер начал то, что некоторые считали танцем, хотя врачи разглядели бы судороги или эпилептический припадок.

 
Йоу, девчонка, тряхни щеночками,
Тряхни! Дай посмотреть на них.
Тряхни щеночками.
Тряхни! Ты для меня круче других.
Йоу, у меня есть кость – можешь покусать,
Тряхни щеночками,
Давай, защитники животных не будут возражать…
 

Уэнди протерла глаза и снова уставилась на сцену. «Отцы» вскочили с мест и хором подпевали:

– Тряхни щеночками!

Тенефлай:

– Не вопи, не кричи, и будет на шее…

«Отцы»:

– Тряхни щеночками!

Тенефлай:

– Как ошейник, жемчужное украшение.

Уэнди поморщилась и стала разглядывать «отцов». Тот, что в прошлый раз носил белый теннисный костюм, теперь был в актуальном зеленом поло. Фил – в хаки и голубой рубашке с пуговицами на воротнике – хлопал в ладоши, явно забыв текст.

Шерри отвела глаза.

– Все в порядке? – спросила ее Уэнди.

– Хорошо видеть Фила веселым.

Песня продолжалась. Попс беседовал в углу с двумя дамами. В предместьях редко встретишь байкера, а кое-кто из модных тусовщиц всегда не прочь подцепить плохого парня.

– Видите женщину за столиком в первом ряду? – спросила Шерри.

– Ту, которая бросила трусики?

– Да. Это жена Норма, то есть Тенефлая. Скоро им придется продать дом и вместе с тремя детьми переехать к ее родителям. Но она во всем поддерживает мужа.

– Молодец, – сказала Уэнди, однако, присмотревшись, разглядела в немного натужной улыбке скорее попытку убедить себя в радости, чем саму радость.

– Зачем вы здесь? – спросила Шерри Тернбол.

– Хочу узнать правду о Дэне Мерсере.

– Не поздновато?

– Может, и поздновато. Фил сказал мне сегодня одну странную вещь: он понимает, каково это – быть несправедливо обвиненным.

Миссис Тернбол молча поигрывала бокалом.

– Шерри?

Та подняла глаза.

– Не хочу, чтобы ему снова делали больно.

– Я пришла совсем не за этим.

– Каждое утро Фил встает в шесть, надевает костюм, галстук, будто собрался на работу, покупает местные газеты, едет в «Пригородное кафе» на семнадцатом шоссе, сидит, ни с кем не разговаривает, пьет кофе и просматривает объявления. Совсем один, в костюме и галстуке. И так каждое утро.

Уэнди снова вспомнился отец, кухонный стол, резюме и конверты.

– Я пытаюсь убедить его: мол, все нормально, – но когда предлагаю переехать в дом поменьше, он воспринимает идею как личный крах. Вот ведь мужчины, да?

– Что с ним произошло?

– Фил любил свою работу. Финансовый советник, инвестиционный менеджер!.. Часто говорил: «Люди доверяют мне сбережения всей своей жизни». Вдумайтесь: заботился о чужих деньгах. Ему отдавали годы трудов, образование детей, будущие пенсии. А еще говорил: «Представь, какая это ответственность и какая честь». Вот в чем суть: в доверии к нему, в честности и чести.

Шерри замолчала. Продолжения не последовало, и Уэнди сказала:

– Я кое-что выяснила.

– Снова пойду работать. Фил против, но я пойду.

– Шерри, послушайте. Я знаю об обвинениях в растрате.

Миссис Тернбол вздрогнула будто от пощечины.

– Откуда?

– Не важно. Фил имел в виду именно это?

– Его оговорили, сфабриковали полную чушь, нашли повод уволить одного из самых высокооплачиваемых сотрудников. А если правда, где тогда официальные обвинения?

– Я хотела бы сама все с ним обсудить.

– Зачем?

Уэнди открыла рот, но так ничего и не сказала.

– В любом случае к Дэну это не имеет отношения, – продолжила Шерри.

– Может, и имеет.

– Каким образом?

Хороший вопрос.

– Могу я попросить вас поговорить с мужем?

– О чем?

– О том, что хочу ему помочь. – Тут Уэнди внезапно вспомнила сказанное и Дженной, и Филом, и самой Шерри – нечто о прошлом, о Принстоне, о Фарли. Теперь следовало бы поехать домой, сесть за компьютер и выяснить некоторые детали. – Просто поговорите с ним. Хорошо?

Тенефлай завел новую песню – поэму некой пуме по имени Харизма, передирая собственный каламбур о том, что в нем нет харизмы, но сам в Харизме побывал бы.

Уэнди поспешила к Попсу:

– Ну все, пойдем.

Он махнул рукой пьяненькой даме с манящей улыбкой и глубоким вырезом и пояснил:

– Работает тут.

– Дай ей свой номер и пусть тряхнет тебе щеночками в другой раз. Пора уходить.

ГЛАВА 15

Цель номер один для следователя Фрэнка Тремонта и шерифа Микки Уокера – найти связь между растлителем малолетних Дэном Мерсером и пропавшей Хейли Макуэйд.

Телефон последней пока принес мало пользы – ни новых сообщений, ни писем, ни звонков, однако Том Стэнтон, молодой коп из округа Сассекс, имевший кое-какой опыт в работе с техникой, продолжал копаться в аппарате. Впрочем, с помощью слезливого Тэда и стальной Марши вскоре выяснили: Хейли училась в средней касселтонской школе в одном классе с Амандой Уилер, приемной дочерью Дженны Уилер, прежней жены Дэна. Сам Мерсер сохранил дружеские отношения с бывшей и, предположительно, проводил в ее доме много времени.

Связь.

Уилеры сидели напротив Тремонта на диване в гостиной своего стандартного двухэтажного дома. Судя по распухшим векам, Дженна недавно плакала. Это была миниатюрная женщина с крепким, видимо, хорошо знакомым со спортом телом – эффектным, если бы не заплаканное лицо. Ее муж Ноэль, как выяснил Тремонт, возглавлял отделение кардиохирургии в медицинском центре «Вэлли». Длина его буйных темных волос скорее подходила концертирующему пианисту, чем врачу.

«Снова плюшевый диван, – подумал Фрэнк, – снова милый пригородный домик. Все, как у Макэуйдов. Тоже красивая и, похоже, дорогая софа. Только эта – ярко-желтая, в голубой цветочек, весенняя». Он представил, как супруги (Ноэль с Дженной или Тэд с Маршей) едут за город в мебельный магазин где-нибудь на четвертом шоссе, испытывают гору диванов – думают, какой подойдет их чудесному жилищу, убранству комнаты, их привычкам, будет удобным и крепким, не станет ли контрастировать с дизайнерскими обоями, восточным ковром и безделушками из поездки в Европу. Мебель привозят, долго двигают с места на место, усаживаются сами, потом зовут детей и, вполне возможно, однажды поздно вечером, тайком спустившись из спальни, решают его опробовать.

За спиной Фрэнка Тремонта солнечным затмением темнела массивная фигура Микки Уокера, шерифа округа Сассекс. Два расследования пересеклись, и разделение юрисдикций больше не мешало работать вместе, поскольку речь шла о пропавшей девушке. Решили, что говорить станет Фрэнк.

Он кашлянул в кулак.

– Спасибо за согласие побеседовать.

– Есть новости о Дэне? – спросила Дженна.

– Я хочу узнать, как вы оба относились к Мерсеру.

Она озадаченно подняла бровь. Ноэль сидел неподвижно, чуть подавшись вперед, – руки на бедрах, скрещенные пальцы между колен.

– Относились? – переспросила Дженна.

– Да. Тепло?

– Тепло.

– И вы? Все-таки бывший муж вашей супруги, – обратился Фрэнк к Ноэлю, но ответила снова Дженна:

– Да, все тепло относились. Дэн – крестный нашей дочки Кэрри… Был крестным.

– Сколько ей лет?

– При чем тут это?

– Пожалуйста, ответьте, миссис Уилер, – сказал Тремонт чуть жестче.

– Шесть.

– Ее оставляли наедине с Дэном Мерсером?

– Что за намеки…

– Всего лишь вопрос, – оборвал Фрэнк. – Оставалась ли ваша шестилетняя дочь наедине с Дэном Мерсером?

– Да. – Дженна вздернула голову. – И очень его любила. Называла дядей Дэном.

– У вас ведь двое детей?

На этот раз ответил Ноэль:

– Да, еще Аманда. Моя дочь от прошлого брака.

– Она сейчас дома? – Впрочем, Фрэнк и так знал ответ.

– Она у себя наверху.

Дженна посмотрела на Уокера, который стоял молча, скрестив руки.

– Не понимаю, как это связано с убийством Дэна Эдом Грейсоном.

Шериф только взглянул на нее в ответ.

– Дэн часто приходил в этот дом? – продолжил Тремонт.

– Какая разница?

– Миссис Уилер, вы что-то скрываете?

Она так и раскрыла рот:

– Прошу прощения?

– Зачем вы усложняете мою задачу?

– Ничего я не усложняю. Просто хочу знать…

– А зачем? Так важно, к чему этот вопрос?

Ноэль примирительно положил руку на колено жене.

– Он приходил часто. Где-то раз в неделю до того, как… как показали ту передачу.

– А потом?

– Потом редко. Заглянул всего раз или два.

Фрэнк пристально посмотрел на Ноэля.

– Почему редко? Вы поверили тому, что о нем рассказали?

Уилер задумался – Дженна глядела на мужа, напряженно застыв, – и наконец ответил:

– Нет, не поверил.

– Но?..

Ноэль молчал. И на жену не смотрел.

– Но береженого Бог бережет, да?

– Дэн думал, что ему лучше сюда не приходить, – объяснила Дженна. – Иначе соседи стали бы шептаться. – Ноэль не поднимал глаз от ковра, и она продолжила: – Все-таки я хочу знать, при чем здесь это.

– Нам надо побеседовать с Амандой, – сказал Фрэнк.

Тут они среагировали. Дженна вскочила первой, но отчего-то остановилась и взглянула на мужа. «Почему? – подумал Тремонт. – Наверное, синдром мачехи. Как-никак он – настоящий родитель».

– Детектив… Тремонт, да? – уточнил Ноэль.

Фрэнк кивнул и не стал уточнять должность – он служил следователем, а не детективом, хотя сам через раз путал все эти звания, чтоб их.

– Мы готовы были помогать, и я отвечу на любой ваш вопрос, но теперь вы вовлекаете еще и мою дочь. У вас есть ребенок?

Краем глаза Тремонт заметил, как беспокойно замялся Уокер – Микки все знал, хотя прямо Фрэнк никогда не рассказывал ему о Кейси.

– Нет.

– Если хотите поговорить с Амандой, я обязан знать, что происходит.

– Хорошо. – Тремонт немного потерзал их паузой и, поймав момент, произнес: – Вам известно, кто такая Хейли Макуэйд?

– Конечно, – ответила Дженна.

– Мы полагаем, ваш бывший муж что-то с ней сделал.

Наступила тишина.

– Под «чем-то» вы…

– Похищение, растление, удерживание силой, убийство – так вполне конкретно, миссис Уилер? – резко оборвал ее Фрэнк.

– Я всего-то хочу знать…

– Мне без разницы, чего вы хотите. А еще мне глубоко плевать на Дэна Мерсера, его доброе имя и даже на его убийцу. Он интересен постольку, поскольку может иметь отношение к Хейли Макуэйд.

– Дэн никому не причинил бы зла.

Фрэнк почувствовал, как у него на лбу играет жилка.

– Так что же вы сразу не сказали-то? Я немедленно успокоился бы и поехал к себе домой!.. «Да не смотрите вы, мистер и миссис Макуэйд, на кучу улик, доказывающих, что Мерсер похитил вашу дочь. Ведь сказала же его бывшая жена: он никого бы не обидел».

– Это не повод говорить с нами резко, – произнес Ноэль тоном, каким, наверное, беседовал с пациентами.

– Вообще-то, доктор Уилер, поводов масса. Вы, как сами ранее заметили, отец?

– Да.

– Тогда представьте, что Аманда пропала и ее нет уже три месяца, а Макуэйды гоняют меня в хвост и в гриву. Как бы вы себя вели?

– Мы просто хотим понять… – начала Дженна.

Ноэль снова положил ей на колено ладонь, посмотрел в глаза, покачал головой и крикнул:

– Аманда!

Дженна откинулась на спинку. Сверху донесся недовольный подростковый голос:

– Иду!

Подождали. Дженна смотрела на Ноэля, Ноэль – на ковер.

– Вопрос вам обоим, – продолжил Фрэнк Тремонт. – Дэн Мерсер знал или встречал когда-либо Хейли Макуэйд?

– Нет.

– Доктор Уилер?

Уилер помотал буйной шевелюрой, и тут пришла его дочь. Аманда была высокой, тощей, тело и голова казались вытянутыми, как у глиняной фигурки, которую с обеих сторон сплющили огромные руки. Девочка стояла, держа перед собой большие ладони, словно голый человек, стремящийся прикрыться, и смотрела куда угодно, только не в глаза остальным.

Ноэль встал, пересек комнату, приобнял дочь, подвел к дивану, усадил между собой и Дженной – та тоже положила руку на плечо падчерицы. Фрэнк немного подождал – пускай пошепчутся, успокоят – и начал:

– Аманда, я следователь Тремонт. Это шериф Уокер. Мы хотим задать несколько вопросов. К тебе – никаких претензий, поэтому не беспокойся. Просто отвечай нам насколько возможно честно и прямо, хорошо?

Аманда отрывисто кивнула. Ее глаза метнулись, как две напуганные птички, которые ищут укрытие. Родители сильнее прижали девочку к себе и чуть заслонили, словно прикрывая от удара.

– Ты знаешь Хейли Макуэйд? – спросил Фрэнк.

Аманда сжалась под его взглядом.

– Угу.

– Откуда?

– Мы в одной школе.

– Как по-твоему, вы подруги?

Она угловато пожала плечами:

– Работали в паре на лабораторных по химии.

– В этом году?

– Угу.

– А как так вышло?

Она не поняла вопроса.

– Вы сами друг друга выбрали?

– Нет, нас миссис Уолш вместе поставила.

– Понятно. Хорошо ладили?

– Конечно. Хейли – классная.

– Она когда-нибудь приходила к тебе в гости?

Аманда замялась.

– Угу.

– Часто?

– Нет, один раз только.

Фрэнк Тремонт откинулся на спинку и спросил, чуть обождав:

– Когда именно?

Девочка посмотрела на отца. Тот кивнул:

– Да, говори.

– На День благодарения.

Фрэнк взглянул на Дженну Уилер – та молчала, но явно с трудом.

– А зачем Хейли пришла?

Аманда снова неуклюже пожала плечами:

– Позависать вместе.

– В День благодарения? Праздничный ужин не с семьей?

Дженна пояснила:

– Это было потом. Ужин девочки провели по домам, а собрались позже – на следующий день занятия в школе тоже отменили.

Ее голос теперь звучал отстраненно, тускло.

Фрэнк не сводил глаз с Аманды.

– В котором часу вы собрались?

Она подумала.

– Не знаю. Хейли пришла примерно в десять.

– Сколько вас было?

– Четверо. Мы, Бри и Джоди. Тусовались в подвале.

– После праздника?

– Угу.

Фрэнк немного подождал. Остальные молчали, тогда он задал очевидный вопрос:

– Дядя Дэн тоже присутствовал на Дне благодарения?

Ноэль Уилер наклонился вперед, опустив лицо в ладони.

– Да. В День благодарения Дэн был здесь.