Текст книги "Ловушка"

Автор книги: Харлан Кобен

сообщить о нарушении

Текущая страница: 14 (всего у книги 18 страниц)

ГЛАВА 30

По дороге от лифта к кабинету шефа Уэнди прошла мимо новой ведущей Мишель Файслер, работавшей в своем офисном боксе в окружении фотографий Уолтера Кронкайта, Эдварда Мерроу и Питера Дженнингса. [22]22
  Знаменитые американские ведущие и журналисты середины – второй половины XX века.


[Закрыть]Невольно подумалось: «Ой-ей».

– Привет, Мишель!

Та, на секунду оторвав пальцы от клавиатуры, едва взмахнула рукой. Уэнди посмотрела на экран из-за ее плеча. «Твиттер». Кто-то написал: «На прошлой передаче ваши волосы выглядели потрясающе». Мишель переслала сообщение, добавив: «Новый кондиционер. Подробности позже. Следите за новостями!»

Эдвард Мерроу, безусловно, гордился бы.

– Как тот парень с простреленными коленями? – спросила Уэнди.

– Да, история в вашем духе.

– То есть?

– Вроде извращенец. – Мишель на мгновение отвлеклась от компьютера. – Это ведь ваша специализация?

«Иметь специализацию – неплохо».

– Что значит «извращенец»?

– Ну, разве не вы по ним главная?

– В смысле?

– Ой, простите. – Мишель снова начала стучать по клавишам. – Некогда.

Теперь и Уэнди обратила внимание: голова у Мишель, как заметил Кларк, в самом деле была огромная, особенно при ее хилом тельце. Словно воздушный шар на нитке – шея вот-вот не выдержит.

Часы показывали без трех двенадцать, и Уэнди поспешила в кабинет к шефу, где поприветствовала его секретаршу:

– Привет, Мэвис!

Дама на нее почти не взглянула.

– Чем могу помочь, мисс Тайнс?

Такое обращение приходилось слышать впервые. Возможно, после увольнения Уэнди кто-то спустил разнарядку вести себя с ней официальнее.

– Я к Вику на секундочку.

– Господин Гаррет занят. – Обычно дружелюбная Мэвис говорила ледяным голосом.

– Скажешь, что я пошла на шестой этаж? Скоро вернусь.

– Я передам.

Уэнди зашагала к лифту. Возможно, пошаливало воображение, но воздух казался наэлектризованным.

Она бывала в здании телеканала миллион раз, но на шестом этаже – еще никогда. В углу ослепительно белого офиса, этого шедевра кубизма, журчал небольшой водопад, три стены пустовали, на четвертой висела картина с черно-белыми спиралями, притягивающими взгляд. За стеклянным столом сидели трое в костюмах: двое мужчин (один черный) и женщина (азиатка). Равномерное распределение, хотя командовал у них, сидел посередине и вел разговор белый.

– Спасибо, что пришли, – сказал он, затем представился и назвал всех троих.

Уэнди пропустила имена мимо ушей.

– Мне не трудно. – Ей предложили занять кресло как минимум на два дюйма ниже остальных – классический, хотя и дилетантский способ подавить собеседника. Она скрестила руки на груди, сильнее опустила сиденье (пусть думают, что у них преимущество) и невозмутимо спросила: – Итак, уважаемые, чем могу помочь?

Белый взглянул на азиатку, та протянула через стеклянный стол лист бумаги.

– Ваша подпись?

Уэнди узнала свой трудовой договор.

– Похоже, да.

– Тут ваша подпись или нет?

– Моя.

– Сам документ вы, конечно, читали.

– А вы как думаете?

– Меня не интересует…

Она оборвала его жестом.

– Читала-читала. В чем проблема?

– Обратите внимание на пункт семнадцать точка четыре на третьей странице.

– Смотрю… – Уэнди начала перелистывать бумаги.

– В нем идет речь о строгих ограничениях на романтические и/или сексуальные отношения на рабочем месте.

Она напряглась:

– И в чем же дело?

– Прочли?

– Да.

– Поняли?

– Да.

– Итак, – продолжил белый, – до нашего сведения дошло, что вы, мисс Тайнс, нарушили это правило.

– О нет. Уверяю вас, что не нарушала.

Мужчина откинулся на спинку кресла, скрестил руки и напустил на себя вид судьи.

– Вам знаком человек по имени Вик Гаррет?

– Вик? Конечно. Редактор новостей.

– У вас были с ним сексуальные отношения?

– С Виком? Бросьте!

– Да или нет?

– Не просто «нет», а НЕТ. Вызовите его и спросите сами.

Троица засовещалась.

– Мы так и поступим.

– Не понимаю, с чего вы взяли, что Вик и я… – Она попробовала скрыть отвращение.

– Поступила информация.

– От кого?

Внезапно все стало ясно. Разве не об этом предупреждал Фил Тернбол?

– Мы не имеем права говорить, – заявил белый.

– Тогда, к сожалению, ваше серьезное обвинение ничего не стоит, поскольку показания либо есть, либо их нет.

Черный взглянул на азиатку, азиатка – на белого, белый – на черного.

Уэнди развела руками:

– Повторить?

Все трое склонили головы и стали шептаться, как сенаторы во время слушаний. Наконец азиатка открыла очередную папку и подтолкнула по стеклянной столешнице:

– Ознакомьтесь.

Это была распечатка блога. Уэнди читала и начинала закипать.

«Я работаю на „Эн-ти-си“. Назвать свое имя не могу – уволят. Уэнди Тайнс – полный ужас. Бездарная примадонна, которая забралась на верх старым проверенным способом – через постель. Сейчас она трахается с нашим боссом Виком Гарретом и творит что хочет. Неделю назад ее уволили за некомпетентность, но взяли обратно, потому что Вик боится обвинений в домогательстве. Уэнди – это сплошная „пластика“: нос, глаза, грудь…»

И так далее.

Она вновь вспомнила слова Фила, подумала, чем кончилась атака вирусным методом для Фарли Паркса, Стива Мичиано и чем может грозить ей самой. Понемногу проступила перспектива потерь: карьера, заработок, возможность заботиться о сыне. Слухи превращаются в факты. В глазах людей обвинения – уже доказательство. Ты виновен, пока не доказано обратное.

Разве не об этом говорил ей Дэн Мерсер?

Белый откашлялся.

– Итак?

Уэнди напустила на себя самый смелый вид и выпятила грудь:

– Настоящие. Можете пощупать, если хотите.

– Не смешно.

– А я и не смеюсь, я предлагаю вам опровержение того вранья. Давайте, щупайте. Только не сильно.

Мужчина гулко прочистил горло и указал на папку:

– Вы комментарии прочитайте. Там, на второй странице.

Уэнди, хоть и храбрилась, почувствовала, как ее мир покачнулся. Она перевернула лист, отыскала глазами первую запись.

«Комментарий: Раньше работала у нас. Все то же самое. Босса уволили, от него ушла жена. Тайнс – дрянь».

«Комментарий: В колледже спала по крайней мере с двумя преподавателями, а с одним из них – беременной. Разбила ему брак».

Лицо Уэнди пылало. На том месте она трудилась, когда уже была замужем. Джон погиб за несколько недель до ее ухода оттуда. Это вранье – грязное, незаслуженное – взбесило особенно.

– Итак? – снова спросил белый.

– Наглая ложь, – процедила она.

– Пишут по всему Интернету. Кое-что увидели наши спонсоры и пригрозили снять свою рекламу.

– Это ложь.

– Кроме того, мы попросим дать одну расписку.

– Какую?

– Господин Гаррет – ваш руководитель. И хотя до этого еще не дошло, вы вполне можете подать на него в суд за домогательства.

– Шутите?

Белый указал на папку:

– В одном из блогов сказано: однажды вы судились по этому поводу с начальником. Где гарантии, что такое не произойдет снова?

Уэнди по-настоящему рассвирепела, однако сжала кулаки и заговорила спокойно:

– Мистер… Простите, забыла фамилию.

– Монтегю.

– Мистер Монтегю… – Глубокий вдох. – Послушайте меня очень внимательно. Необходимо, чтобы вы действительно поняли. – Она приподняла папку. – Все это ложь. Ясно излагаю? Вымысел. Судилась с прежним работодателем? Ложь. Спала с начальником или преподавателем? Опять ложь. Спала с кем-то, кроме мужа, когда была беременна? Делала пластику? Абсолютная ложь. Не преувеличение, не искажение фактов, а наглое вранье. Понимаете меня?

Монтегю откашлялся.

– Ваша позиция нам ясна.

– В Интернете могут написать что угодно. Неужели не очевидно? Сетевые лгуны. Да вы на дату посмотрите – написали только вчера, а вон уже сколько комментариев. Фальшивка! Кто-то целенаправленно меня топит.

– Так или иначе, – начал Монтегю бессмысленной фразой, раздражавшей Уэнди, как никакая другая, – на наш взгляд, на время расследования вам лучше взять отпуск.

– Вряд ли.

– Прошу прощения?

– Если заставите меня уйти, я разведу такую грязь, что вы никогда не отмоете свои нарядные пиджачки. Подам в суд на компанию, на студию, на каждого из вас лично. А любимым спонсорам разошлю ссылки на блоги с рассказами о том, как вы двое… – Уэнди показала на черного и белого, – устраивали дикие оргии на офисной мебели, а она… – на азиатку, – смотрела и нахлестывала себя. Пусть и неправда, но в блоге появится. И не в одном. А с других компьютеров понапишу комментариев вроде «Монтегю любит по-жесткому». Или «с игрушками». Или «со зверушками». Защитников животных натравлю. А потом разошлю все это вашим семьям. Чуете, чем пахнет?

Они молчали.

Уэнди встала:

– Иду работать.

– Боюсь, что нет, мисс Тайнс.

В дверь вошли двое охранников в униформе.

– Вас проводят наружу. Пожалуйста, не общайтесь ни с кем из сотрудников компании, пока мы не закончим разбирательство. Любая попытка вступить в контакт с лицами, имеющими отношение к делу, будет расценена как желание повлиять на расследование. А угрозы мне и моим коллегам внесем в протокол. Благодарю за внимание.

ГЛАВА 31

Уэнди позвонила Вику, но Мэвис отказалась соединять. Ну и ладно. Пусть так.

Все полтора часа дороги до Принстона она кипела от злости и пробовала понять, что происходит. Махнуть рукой на нелепые, пустые слухи не стоило больших усилий, однако было ясно: чем бы дело ни кончилось, на карьере останется пятно, и хорошо если не вечное. За спиной шептались и прежде: каким образом не самая красивая женщина так выросла в этом бизнесе? Теперь, когда какой-то идиот оговорил ее в блоге, сплетни внезапно приобрели вес. Добро пожаловать в компьютерную эпоху.

Ладно, хватит.

Подъезжая, Уэнди вновь стала думать о деле: о вечно всплывающей связи с Принстоном и о том, как сразу четверых – Фила Тернбола, Дэна Мерсера, Стива Мичиано и Фарли Паркса – подставили в течение одного года.

Интересно кто?

Почему бы не начать с Фила Тернбола? В его случае что-то уже наклевывалось.

Она вложила в ухо гарнитуру и набрала личный номер Уина.

Удивительно, как всего в два слова можно вместить столько надменности:

– Весь внимание.

– Можно попросить тебя об одолжении?

– Можно, если чувствуешь на то моральное право.

– Этические тонкости мне теперь необычайно интересны.

– Рад слышать.

– Помнишь, я спрашивала о Филе Тернболе, которого уволили за растрату двух миллионов?

– Припоминаю.

– Давай допустим, что денег он не брал.

– Допустим.

– Тогда каким образом его могли подставить?

– Ни малейшего понятия. К чему вопрос?

– Я практически уверена: Фил ничего не крал.

– Понятно. А скажи-ка мне, почему ты «практически уверена»?

– Он сам сказал, что не виноват.

– Ну тогда само собой.

– Не только поэтому.

– Слушаю.

– Если Фил Тернбол украл два миллиона, то почему его не посадили и не потребовали вернуть деньги? Если без подробностей, то еще несколько человек – его прежние соседи по университетскому общежитию – недавно тоже попали в бредовые истории. В одном случае меня, похоже, сделали лохушкой.

Уин промолчал.

– Уин?

– Я слышу. Мне нравится слово «лохушка», а тебе? Очень верно описывает женщину, которую одурачили.

– Да, точное словечко.

Даже вздыхал он высокомерно.

– Каким образом я мог бы тебе помочь?

– Разузнай подробности. Хочу выяснить, кто подставил Фила Тернбола.

– Устроим.

Щелк.

Внезапный отбой удивил уже не так сильно; правда, ей хотелось договорить, пошутить насчет таланта Уина быстро ставить точку, но увы – трубка молчала. Уэнди подержала телефон в руках, отчасти рассчитывая на скорый ответ, однако в этот раз его не получила.

Показался дом Лоренса Черстона – галечные стены, белые ставни, розовая клумба вокруг флагштока, на нем – черное знамя с оранжевой буквой «П». О Боже. Хозяин встретил в дверях, потряс ладонь Уэнди двумя руками. Глядя на такие мясистые пунцовые лица сразу представляешь толстых котов и прокуренную комнату. Лоренс был в голубом блейзере с эмблемой Принстона на лацкане, в том же принстонском галстуке, что и на фотографии в «Фейсбуке», в наглаженных светлых брюках, сияющих мокасинах и, само собой, без носков. Выглядел он, словно этим утром ходил на занятия, а по дороге постарел лет на двадцать. Внутри дома Уэнди заметила шкаф с одеждой: дюжина таких же блейзеров и брюк.

– Добро пожаловать в мою скромную обитель. – Лоренс предложил выпить – она отказалась; поставил тарелку с тонкими сандвичами-«пальчиками» – из вежливости попробовала. А хозяин дома уже вовсю трещал о сокурсниках.

– …двое получили Пулитцеровскую премию. – С этими словами он подался вперед. – Одна из них – женщина.

– Женщина. – Уэнди заморгала, натянуто улыбаясь. – Ух ты.

– Кроме того, всемирно известный фотограф, несколько гендиректоров, само собой. Ах да, еще номинант на «Оскар». Правда, статуэтку он не получил, но тем не менее. Кое-кто в правительстве, одного взяли в «Кливленд Браунс». [23]23
  Известная команда по американскому футболу.


[Закрыть]

Уэнди кивала как идиотка, опасаясь, что улыбка приклеится к лицу навечно.

Черстон достал газетные вырезки, снимки, выпускной альбом и список первокурсников; говорил уже о себе, о своей полной преданности альма-матер – будто хотел удивить.

Настал момент идти дальше.

Уэнди взяла фотоальбом и начала перебирать страницы в надежде найти кого-нибудь из своей принстонской пятерки. Не повезло. Черстон все бубнил. Так, пора действовать. Она открыла список первокурсников, перелистала сразу на букву «М», показала на снимок Стивена Мичиано и, не дожидаясь конца фразы, вставила:

– Смотрите-ка, доктор Мичиано!

– А? Да.

– Он лечил мою маму.

Черстона будто слегка покоробило.

– Вот как?

– Неплохо бы и с ним побеседовать.

– Неплохо бы. Только я не знаю его адреса.

Уэнди вновь посмотрела в каталог и разыграла еще один удивленный возглас:

– Надо же – доктор Мичиано жил в одном номере с Фарли Парксом! Это не тот ли, который выдвигался в конгресс?

Черстон улыбчиво посмотрел на гостью.

– Господин Черстон?..

– Лоренс.

– Хорошо. Разве не Паркс выдвигался в конгресс?

– Могу и я называть вас по имени?

– Можете.

«Привет, Уин».

– Спасибо. Уэнди, давайте перестанем играть в игры?

– В какие?

Он покачал головой, будто преподаватель, разочарованный любимым студентом.

– Поисковики работают для всех. Неужели, по-вашему, я хотя бы из любопытства не погуглил журналиста, который хочет взять у меня интервью?

Она промолчала.

– Поэтому я уже знаю, что вы подписались на страницу выпускников Принстона. И более того, делали репортажи о той истории с Дэном Мерсером. А кое-кто сказал бы – сами ее и придумали. – Лоренс в упор посмотрел на Уэнди.

– Изумительные сандвичи.

– Их готовила моя жена, и они ужасны. Полагаю, цель вашей уловки – сбор информации.

– Если знали, зачем соглашались на встречу?

– А почему нет? Вы делаете репортаж о выпускнике Принстона, а мне нужна уверенность, что факты не исказят, не будет нелепых домыслов.

– Спасибо за встречу.

– Пожалуйста. Итак, чем могу?

– Вы знали Дэна Мерсера?

Лоренс откусил самый краешек сандвича.

– Знал когда-то, не очень близко.

– Какое он производил впечатление?

– То есть не походил ли на педофила и убийцу?

– Пожалуй.

– Нет. Не походил. Хотя, должен признаться, я очень наивен – вижу в людях только хорошее.

– Расскажите о нем.

– Дэн был серьезным студентом – умным, трудолюбивым. И бедным. Я-то выпускник Принстона в четвертом поколении, то есть вращались мы в разных кругах. Обожаю этот университет – тут все очевидно, но Дэн перед ним просто благоговел.

Уэнди кивнула, будто получила информацию бесценную, а не бесполезную.

– А водились ли у него близкие друзья?

– Двоих вы уже упомянули, поэтому ответить можете сами.

– Его соседи?

– Да.

– Вы знали всех?

– Немного. С Филом Тернболом вместе пел в хоре на первом курсе. Кстати! Вам, вероятно, известно, что первокурсников расселяет университет. Это, конечно, чревато катастрофой. Мой сосед – гений в своей науке и идиот в остальном – дни напролет курил дурь. Я сбежал через месяц. Но эти пятеро годами держались вместе.

– Есть что о них рассказать?

– Например?

– Может, вели себя странно, были изгоями, имели врагов или занимались чем-то подозрительным?

Лоренс Черстон отложил сандвич.

– К чему такой вопрос?

– Составная часть сюжета, – неопределенно ответила Уэнди.

– Не понимаю. Почему вы расспрашиваете о Мерсере – ясно. Но желание как-то увязать его соседей с теми демонами, которые обуревали Дэна…

– У меня нет такого желания.

– Тогда какое есть?

Вдаваться в подробности Уэнди не хотела и, чтобы выиграть время, начала листать выпускной альбом, чувствуя на себе взгляд Лоренса. Вскоре она отыскала фотографию Дэна с Кельвином и Фарли: Дэн стоял в центре, все трое сияли. Дипломированные специалисты. Сумели.

Черстон по-прежнему не сводил с нее взгляда.

«Хуже не будет», – решила Уэнди.

– Каждый из его соседей недавно попал в беду.

Он промолчал.

– Фарли Паркса вынудили свернуть выборную кампанию.

– Мне это известно.

– Стива Мичиано арестовали по делу о наркотиках. Фил Тернбол потерял работу. О Дэне знаете.

– Да.

– Ничего необычного не видите?

– В общем-то нет. – Лоренс ослабил галстук, словно тот внезапно стал удавкой. – То есть вот как вы намерены подать: у соседей по принстонскому общежитию начались проблемы?

Отвечать на этот вопрос Уэнди не захотела и сменила тему:

– Дэн Мерсер часто приезжал сюда – в смысле в Принстон?

– Да, я встречал его в городе.

– Что он тут делал, не знаете?

– Нет.

И тут, взглянув в альбом на алфавитный список выпускников, она обнаружила странность. Под буквой «Т» последним значился Френсис Тоттендам.

– А где Фил Тернбол?

– В смысле?

– Тут нет Фила Тернбола.

– Он с нами не выпускался.

Уэнди словно что-то кольнуло.

– Брал отпуск на семестр?

– Мм… нет. Его заставили уйти раньше.

– Стоп. То есть он не закончил университет?

– Насколько мне известно. Я так и сказал.

– А почему заставили? – Во рту у Уэнди пересохло.

– Точно не знаю. Слухи, конечно, ходили. Но дело провернули очень тихо.

Ровным, очень спокойным голосом она попросила:

– Расскажите.

– Вряд ли стоит…

– Это может быть очень важно.

– Столько лет прошло. И по-моему, университет переборщил.

– Все останется между нами. Не для огласки.

– Ох…

Дипломатия себя исчерпала. После пряника настало время кнута.

– Повторяю: строго между нами. Не скажете – выясню сама. И уж я раскопаю. Вытащу на свет все тайны до последней, но тогда никакой приватности не ждите.

– Не люблю, когда мне угрожают.

– А я – когда втыкают палки в колеса.

Лоренс вздохнул.

– Ничего особенного там не случилось. Да и соврать боюсь.

– Слушаю.

– В общем, поговаривали, что Фила поймали после отбоя не в общежитии. Проще говоря, взлом и проникновение в университетское здание.

– Он воровал?

– Да Бог с вами! – воскликнул Лоренс, будто в жизни не слышал ничего нелепее. – Это забава такая.

– Взлом? Интересные у вас забавы.

– Мой друг учился в Гемпширском колледже – знаете такой? Не важно. Заработал пятьдесят баллов за то, что угнал автобус, который ходил по студгородку. На две недели отстранили от занятий. Правда, хотели исключить. Но ведь он, как и Фил, всего лишь играл. И я, надо признаться… Моя команда разукрасила машину преподавателя. Тридцать баллов. Однажды приехал знаменитый поэт – друг стащил ручку с его стола. Играл весь кампус, все общежития принимали участие.

– Участие в чем?

Лоренс Черстон улыбнулся:

– В охоте, конечно. В охоте за трофеями.

ГЛАВА 32

«Мы должны прекратить охоту».

Так сказал Кельвин Тилфер.

В его словах начал появляться смысл. Уэнди еще порасспрашивала Лоренса об игре, о лице со шрамом и об остальном, но больше ничего не узнала. Фила Тернбола поймали в недозволенном месте во время охоты и исключили. Точка.

Уэнди вернулась в машину, взяла телефон, хотела набрать номер Фила…

Шестнадцать сообщений.

Сердце ухнуло в пятки: «Чарли».

Она торопливо вызвала через меню голосовую почту. При первых же словах страх отпустил, зато нахлынуло другое мерзкое чувство. Хотя речь шла не о сыне, услышанное совсем не обрадовало.

«Привет, Уэнди. Это Билл Джулиано, „Эй-би-си ньюс“. Хотел бы побеседовать о выдвинутых в твой адрес обвинениях в неподобающем поведении».

Пиик.

«Мы делаем сюжет о вашем романе с боссом. Жаждем услышать вашу версию».

Пиик.

«Один из обвиненных вашей программой в педофилии требует нового суда в свете известий о вашей сексуальной агрессии. По его утверждению, он поплатился за то, что отверг мисс Тайнс».

Пиик.

Уэнди решила не слушать остальное и уставилась на телефон. Черт. Очень хотелось быть выше этого, не обращать внимания.

До чего же крепко влипла.

Наверное, стоило внять совету Фила и не лезть. Однако пути назад уже нет. Что ни делай, такие заявления оставят отметину. Даже если отловить ту дрянь или того мерзавца, который это написал, заставить признаться в прямом эфире перед миллионом зрителей, что сказанное – ложь, все равно не очистишься. Правда ли, вранье ли – пятно не ототрешь. Возможно, никогда.

Слезами горю не поможешь, верно?

Тут ее ошарашила новая мысль: то же можно сказать о тех, кого она сама обличала в своей программе.

Даже если полностью их оправдать, разве смоется когда-нибудь поставленное телевидением клеймо злодея? Наверное, вселенная платит той же монетой. Наверное, у кармы такой вот сволочной характер.

Впрочем, сейчас не до кармы. А может, все это одна история? Реши одну часть головоломки – остальное встанет на место.

Хотела она того или нет, но увязла крепко. Не сбежишь.

Тернбола выгнали за охоту на трофеи.

То есть в лучшем случае Фил соврал, когда Уэнди упомянула вопли Кельвина об этой охоте, а в худшем… впрочем, худшего она пока себе не представляла.

Мобильный Фила не отвечал. Набрала домашний – то же самое. Пришлось оставить сообщение: «Я знаю об охоте за трофеями. Перезвоните».

Пять минут спустя Уэнди постучала в дверь шефа службы по делам студентов. Тишина. Постучала еще – без толку. Ох, не стоит, конечно… Обошла дом, заглядывая в темные окна, потом прижала лицо к стеклу.

Что-то шевельнулось.

– Эй!

Ей не ответили. Постучала в окно – никто не подошел. Тогда она вернулась к двери и опять стала в нее колотить.

Прямо за спиной произнесли:

– Могу я вам помочь?

Первая мысль, которая пришла ей в голову: «Пижон». Длинноватые волнистые волосы, твидовый пиджак с заплатами на локтях, галстук-бабочка – такие обитают лишь в горнем мире высшего образования.

– Я ищу шефа…

– Меня зовут Шеф. Луис Шеф. Слушаю вас?

«Забавное совпадение. Однако есть дела поинтереснее».

– Вам знакома фамилия Мерсер?

Он помешкал, словно припоминая.

– Что-то смутно… Полагаете, я его знаю?

– Да уж. Последние двадцать лет Дэн Мерсер посещал ваш дом каждую вторую субботу.

– Ах вон что! – Шеф улыбнулся. – Я здесь всего четыре года, раньше тут жил мой предшественник, шеф студслужбы Пашаян. Впрочем, теперь я догадываюсь, о ком вы говорите.

– Так зачем вас навещал Мерсер?

– Он не навещал. Точнее, он приходил, но не ко мне. И кстати сказать, не к Пашаяну.

– Тогда к кому?

Шеф сделал шаг вперед, отпер и приоткрыл дверь – та звучно скрипнула, – просунул голову в темный проем:

– Криста?..

Он сделал знак следовать за ним. Уэнди вошла и замерла посреди большой прихожей.

– Луис? – донесся женский голос. Затем послышались шаги.

Шеф словно бы предостерегающе посмотрел на Уэнди («Что это еще значит?..» – подумала она) и сказал в темноту:

– Мы в холле.

Снова раздались шаги, а за ними – голос:

– Вашу встречу на четыре часа отменили. А еще просили…

Слева из столовой возникла Криста и застыла на месте.

– Не знала, что к вам пришли.

– Не ко мне.

– Нет?

– Скорее, к тебе.

Женщина склонила голову набок, как собака, которая прислушивается к незнакомому звуку, и спросила:

– Уэнди Тайнс?

– Да.

Криста кивнула так, будто давно ждала этого визита, шагнула вперед, и на ее лицо упал свет – совсем слабый, но уже разгонявший тени. Уэнди чуть не ахнула. Не из-за увиденного, хотя при обычных обстоятельствах хватило бы и этого. Нет, она чуть не ахнула потому, что еще одна часть головоломки встала на место.

Даже в помещении Криста носила очки, однако в глаза бросались совсем не они, а широкие, крест-накрест, алые шрамы на лице.

Лицо со шрамом.

Кристе Стоквелл – так она представилась – было лет сорок, хотя вряд ли кто-то смог бы точно назвать ее возраст; хрупкая, с тонкими руками, невысокая и очень стройная.

Сели за кухонный стол.

– Оставим неяркий свет, хорошо?

– Конечно.

– Люди все равно разглядывают… Да я и не против – лишь бы не делали вид, будто ничего не замечают. Мое лицо – как слон в доме. Понимаете?

– Пожалуй.

– После того случая глаза стали очень чувствительными, и мне комфортнее в темноте. Весьма кстати, не правда ли? Не тема, а раздолье для здешних философов и психологов. – Криста встала. – Сделаю чаю. Хотите?

– Да. Вам помочь?

– Спасибо, не нужно. С мятой или обычный?

– С мятой.

– Очень хорошо, – с улыбкой сказала Криста, потом включила электрический чайник, достала пару чашек, положила пакетики. Уэнди обратила внимание, что женщина часто склоняет голову вправо.

Прежде чем сесть Криста ненадолго замерла, будто давая возможность рассмотреть свое лицо. Выглядело оно жутко – шрамы покрывали все пространство от лба до шеи, безобразные, воспаленные алые и пурпурные полосы бугрились на коже, как на рельефной карте, а редкие нетронутые места густо краснели, словно по ним прошлись наждачной бумагой.

– Договор запрещает мне обсуждать случившееся, – сказала Криста Стоквелл.

– Дэн Мерсер умер.

– Обязательств это не снимает.

– Все останется строго между нами.

– Вы репортер.

– Репортер, но даю вам слово.

Криста покачала головой:

– Какое теперь это имеет значение…

– Дэн умер, Фила Тернбола уволили, обвинив в хищении, Кельвин Тилфер угодил в психиатрическую клинику, у Фарли Паркса недавно тоже возникли неприятности.

– То есть мне надо их пожалеть?

– Что они с вами сделали?

– А так не заметно? Или включить свет поярче?

Уэнди потянулась через стол, взяла ладонь Кристы в свою.

– Расскажите, что произошло.

– Не вижу смысла.

Над раковиной тикали часы. За окном на занятия шли студенты – юные, бодрые, те, которых, как принято говорить, будущее ждет за ближайшим поворотом. Через год среди них окажется и Чарли. Сказать бы этим детям, что время бежит быстрее, чем они думают: моргнуть не успеют, как пролетят университетские годы, и еще десять лет, а потом еще десять. Только не захотят слушать, да и понять не смогут. Наверное, так и надо.

– Что бы они тогда с вами ни сделали – с этого все и началось.

– Как?..

– Не знаю. Однако следы, похоже, ведут к тому происшествию. Каким-то образом его последствия зажили собственной жизнью и до сих пор тянут за собой цепь жертв. А теперь и я попала в эту историю, стала ее частью. Ведь это по моим обвинениям – справедливым или нет – схватили Дэна Мерсера.

Криста Стоквелл, лицо которой словно вывернули наизнанку, вытащив наружу все хрящи и сосуды, подула на чай.

– Они тогда учились на последнем курсе. Я закончила годом раньше и начала писать работу на степень магистра по сравнительному литературоведению. Испытывала тогда большие финансовые трудности. Кстати, как и Дэн. Мы оба учились и работали одновременно. Он – в прачечной спортфака, я – тут, в этом самом доме, у шефа студслужбы Слотника, помогала по хозяйству, разбирала документы и тому подобное, сидела с его детьми (сам был в разводе, а я хорошо с ними ладила). Пока писала работу, жила здесь, в дальней комнате. Так тут и осталась…

За окном захохотали двое проходивших мимо студентов. Их звучный, мелодичный смех прилетел словно из другого мира.

– Однажды в марте Слотник уехал с лекциями, оставив детей у их матери в Нью-Йорке. Вечером мы с моим женихом выбрались на ужин. Марк учился на втором курсе медфака. На следующее утро его ждал серьезный экзамен по химии, и если бы не экзамен – слишком много «если бы», правда? – мы бы поехали к Марку или даже сюда – дом-то пустовал. Но не вышло. В общем, он высадил меня тут, сам – в библиотеку, а я – заниматься своими делами. Принесла сюда ноутбук, то есть прямо сюда, за этот стол. Потом сделала себе чаю, села, уже собралась писать эссе – и тут слышу наверху шум. Я уже говорила, что в доме, насколько я знала, кроме меня, никого. Мне бы испугаться, да? Слышали ту историю? Преподаватель английского предлагает студентам назвать самый страшный звук на свете. Те гадают: крик мужчины, когда ему больно? Вопль женщины, когда ей страшно? Выстрел? Плач ребенка? Нет, говорит преподаватель, самый страшный звук такой: ты один в темном доме, знаешь, что больше никого нет, на целые мили вокруг – ни души, и вдруг в туалете наверху спускают воду.

Криста с улыбкой посмотрела на Уэнди.

– В общем, страха я не испытала. Хотя, наверное, стоило. Снова это «если бы»: что, если бы я позвонила в полицию? Все сложилось бы иначе, разве нет? Тогда у меня был чудесный, милый мужчина. Теперь он женат на другой – трое детей, счастлив.

Она отпила чай, держа чашку двумя руками и стараясь не думать о несбывшемся.

– Так вот, я пошла на шум, уже стала разбирать шепот и даже хихиканье. Ну, подумала, все ясно – студенты. Даже если испытывала какой-то страх, то тут уж совсем перестала. Хулиганье, решили подшутить. Поднялась по лестнице – стало тихо. До этого разговаривали вроде бы в спальне Слотника. Свернула туда, открыла дверь, посмотрела по сторонам – никого. Протянула руку к выключателю…

Голос дрогнул. Алые шрамы, казалось, потемнели. Уэнди хотела снова коснуться Кристы, но, заметив, как та оцепенела, передумала.

– Даже не знаю, что произошло потом. Тогда не знала. Теперь-то мне известно. А в тот момент – громкий треск, и лицо словно взорвалось – такое было ощущение. Приложила ладони к щекам – а там стеклянные осколки. Порезала пальцы. Кровь заливала и нос, и рот; не могла дышать. Первые секунды две никакой боли, потом нахлынуло, будто кожу срезали. Я вскрикнула, потом упала.

У Уэнди гулко забилось сердце, захотелось обрушить целую гору вопросов, узнать все детали, но перебивать Кристу она не стала.

– Лежу на полу, кричу. Слышу, кто-то пробегает мимо. Вытянула руку наугад, и бежавший споткнулся. Упал, выругался. Я схватила его за ногу. Не знаю зачем – наверное, инстинктивно. И тут он начал брыкаться. – Криста заговорила почти шепотом: – В тот момент я не понимала, что у меня все лицо в осколках, в кусках разбитого зеркала. Он пнул и пяткой загнал их еще глубже, до кости. – Криста судорожно сглотнула. – А самый большой торчал под правым глазом. И без того могла бы потерять зрение, а тут еще удар…

Она помолчала.

– Больше ничего не помню – отключилась. Пришла в себя дня через три, хотя еще несколько недель провела как в тумане. Операции делали одну за другой. Болело дико, не успевала отходить от препаратов. Но это я уже забегаю вперед. Полицейские услышали крики, во дворе дома поймали Фила Тернбола, обувь в моей крови. Мы все знали, что он был не один – тогда шла охота за трофеями, а за трусы шефа студслужбы назначили сразу шестьдесят баллов. За ними и вломились. Я же говорю – обычное хулиганство.