Текст книги "Ловушка"

Автор книги: Харлан Кобен

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 18 страниц)

– Пока нет.

– Приму это просто как «нет». Итого без улик, обнаруженных полицией при обыске, у вас не было бы ничего показывающего связь моего клиента с какой либо незаконной деятельностью, верно?

– Он пришел в тот дом.

– В подставной дом, где никакой несовершеннолетней девочки не проживало. Выходит, и само дело, и ваша… м-м… репутация целиком зависят от материалов, найденных в доме моего клиента. Без них – ничего нет. У вас же имелись и возможность, и серьезная причина подкинуть ему улики, разве не так?

Вскочил Ли Портной:

– Ваша честь, это нелепо! Подобные выводы должен делать суд.

– Мисс Тайнс сама признала: вошла в дом незаконно, не имея ордера, – заметил Флэр.

– Пусть так. Тогда предъявите ей обвинения в незаконном проникновении – уверены, что докажете? Если господин Хикори желает высказывать абсурдные теории о монашках-альбиносах и подкинутых уликах – его право. Но во время суда и перед присяжными. Я, в свою очередь, опровергну его нелепые домыслы. Для того и существуют судебные разбирательства. Мисс Тайнс – частное лицо, а к частным лицам иные требования, чем к представителям власти. Ваша честь, выкидывать из дела компьютер и фотографии нельзя – их обнаружили во время законного обыска по официальному ордеру; некоторые были спрятаны в гараже и за книжными полками – мисс Тайнс совершенно не могла поместить их туда за те секунды – пусть даже минуты, – которые успела провести в доме.

Флэр замотал головой:

– Уэнди Тайнс вломилась под предлогом как минимум не слишком убедительным. Свет в окне? Какое-то движение? Я вас умоляю! К тому же она имела возможность и серьезную причину подбросить улики. Более того, знала: дом вскоре обыщут. Это хуже, чем просто незаконно добытые свидетельства. Все найденное следует исключить из дела.

– Уэнди Тайнс – частное лицо.

– …что в данном случае не дает ей права поступать как угодно. Она легко могла подбросить и ноутбук, и фотографии.

– Подобные аргументы надо приводить присяжным.

– Ваша честь, доказательный материал предвзят до нелепости. Мисс Тайнс, по ее собственным словам, совсем не частное лицо. Я несколько раз спросил ее о характере отношений с офисом прокурора, и она признала: действовала как его агент.

Ли Портной побагровел:

– Абсурд! Что же теперь – каждого репортера, который освещает расследования, считать представителем закона?

– Уэнди Тайнс, по ее же признанию, сотрудничала – причем тесно – с вашим офисом, господин Портной. Можем обратиться к стенограмме, где упомянуты и присутствие полицейского на месте событий, и связь с офисом прокурора.

– Это еще не приравнивает ее к сотрудникам прокуратуры.

– Господин Портной сейчас осознанно играет словами. Без Уэнди Тайнс его служба не завела бы на моего клиента никакого дела, а оно – вообще все преступления, в которых обвиняют Дэна Мерсера, – исходит из устроенной мисс Тайнс попытки провокации. Ордер не выписали бы без ее участия.

Портной пересек зал.

– Ваша честь, даже если мисс Тайнс ознакомила нас с ситуацией, не считать же после этого любого активного свидетеля или заявителя агентом…

– Я услышала достаточно, – объявила Лори Говард и ударила судейским молоком. – Свое решение озвучу завтра утром.

ГЛАВА 2

– Н-да, – сказала Уэнди в коридоре, – дело дрянь.

– Ерунда, в некотором смысле все очень даже неплохо, – успокоил ее Портной, но совсем неубедительно.

– Это в каком?

– Слишком громкий процесс – улик из таких не выкидывают. – Он махнул рукой в сторону адвоката: – Пока Флэр лишь продемонстрировал нам, как будет строить защиту.

Неподалеку журналист с конкурирующего канала брал интервью у Дженны Уилер. Та продолжала поддерживать бывшего мужа и называть все обвинения ложными. Такое упорство – достойное восхищения и, на взгляд Уэнди, наивное – превращало ее в изгоя.

Чуть дальше в окружении нескольких восторженных репортеров стоял Флэр Хикори. Адвоката любили – как и сама Уэнди, когда делала сюжеты о процессах с его участием. Своим экстравагантным поведением Флэр превращал заседания в шоу, но, испытав его вопросы на себе, она поняла, насколько эта экстравагантность сродни жестокости.

Уэнди нахмурилась:

– Хикори, похоже, не считает меня дурочкой.

Адвокат рассмешил лебезивших перед ним журналистов и отправился было дальше, когда к нему подошел Эд Грейсон.

– Ой-ей, – напряглась Уэнди.

– В чем дело?

Чуть заметным кивком она показала в нужную сторону. Грейсон – крупный мужчина с коротко подстриженными седоватыми волосами – встал напротив Флэра – оба схлестнулись взглядами – и начал медленно приближаться, вторгаясь в личное пространство. Адвокат не отступал.

Портной сделал в их сторону несколько шагов и окликнул:

– Мистер Грейсон!

Между лицами противников оставалось лишь несколько дюймов, когда Грейсон повернул голову на голос и уставился на Портного. Тот спросил:

– Все в порядке?

– Все прекрасно.

– Мистер Хикори?

– Все чудненько, советник. Мило беседуем.

Грейсон пристально посмотрел на Уэнди, и взгляд этот ей снова не понравился.

– Ну, если мы закончили… – подсказал Хикори, затем, не услышав ничего в ответ, развернулся и зашагал дальше, а Грейсон подошел к Уэнди и Портному, который тут же полюбопытствовал:

– Вам чем-то помочь?

– Нет.

– Могу я спросить, о чем вы беседовали с мистером Хикори.

– Спросить можете. – Грейсон снова глянул на Уэнди: – Думаете, судья поверила в ваши сказки, мисс Тайнс?

– Это не сказки.

– Но и не совсем правда, ведь так?

Не проронив больше ни слова, он удалился.

– Что это было, черт возьми? – удивилась Уэнди.

– Понятия не имею, – ответил Портной. – Однако о нем беспокоиться не стоит. И о Флэре тоже – хороший адвокат, но в этом туре ему не выиграть. Езжайте домой, выпейте немного – все будет в порядке.

Домой Уэнди не поехала – вместо этого отправилась в городок Секокус, что в Нью-Джерси, в свою телестудию, выходившую окнами на спорткомплекс «Мидоу-лэндз»; вид на истерзанное вечной стройкой болото ее всегда удручал. Она включила компьютер и обнаружила письмо от своего босса Вика Гаррета – наверное, самое длинное из когда-либо им написанных: «Срочно ко мне».

Часы показывали половину четвертого. Ее сын Чарли, старшеклассник, уже должен был вернуться из школы, которая находилась в Касселтоне. Уэнди позвонила ему на мобильный – домашний он игнорировал. После четвертого гудка Чарли ответил привычным:

– Чего?

– Ты дома?

– Ага.

– Чем занят?

– Ничем.

– Что-нибудь задали?

– Немного.

– Сделал?

– Успею еще.

– А почему не сейчас?

– Там ерунда – минут на десять.

– О том и речь: раз немного, сделай – и свободен.

– Потом.

– А сейчас чем занят?

– Ничем.

– Так чего ждать? Зачем тянуть?

Новый день – старая история. Наконец Чарли пообещал, что «сейчас займется». Это означало: «Если скажу „сейчас займусь“, может, отстанешь».

– Приеду часов в семь. Захватить китайской еды?

– В «Бамбуковом домике».

– Хорошо. В четыре покорми Джерси.

Так звали их собаку.

– Ладно.

– Не забудь.

– Угу.

– И домашнюю работу сделай.

– Пока.

Пик-пик-пик.

Уэнди тяжело вздохнула. Семнадцатилетний Чарли – сплошная головная боль. Их охота на место в университете – а этой битве родители из пригородов отдавали себя с таким остервенением, какому тиранам третьего мира еще поучиться, – завершилась зачислением в колледж Франклина и Маршалла в Ланкастере, штат Пенсильвания. Чарли, как любого тинейджера, грядущие перемены страшили и нервировали, но мать переживала куда сильнее. Ее вечная головная боль, ее чудесный капризный сын был для Уэнди всем. Вот уже двенадцать лет они жили только вдвоем – затерянные в огромном белом пригороде мать-одиночка с единственным ребенком. Как водится с детьми, годы летели быстро. Отпускать Чарли Уэнди не хотела. Теперь каждый вечер, хотя делала так с его четырехлетия, она глядела на это невыносимое и совершенное создание и мечтала: «Вот бы время для него застыло – в этом самом возрасте, чтобы ни на день старше или младше; пускай замрет здесь и сейчас, и мой чудесный мальчик пробудет со мной хотя бы еще чуть-чуть».

Потому что совсем скоро ее ждало одиночество.

На экране всплыло новое сообщение – снова от шефа, Вика Гаррета: «Какое слово во фразе „срочно ко мне“ требует пояснений?»

«Иду», – напечатала она и нажала кнопку «отправить».

Кабинет Вика находился в конце коридора, а потому бессмысленная переписка только нервировала, но в таком уж мире мы живем. Даже дома Уэнди часто общалась с сыном через Сеть. Когда не хватало сил крикнуть, она набирала «Иди спать», или «Выпусти Джерси», или всегда актуальное «Хватит торчать за компьютером, почитай книжку».

Уэнди забеременела в девятнадцать лет на втором курсе в Университете Тафтса. Как-то на вечеринке в кампусе она перебрала и завела знакомство – подумать только! – со спортсменом, начинающим квотербеком Джоном Морроу, человеком, который, по ее личным понятиям, идеально подпадал под описание «не мой тип». Уэнди мнила себя настоящим либералом и андеграундной журналисткой, носила черное и обтягивающее, слушала только альтернативный рок, посещала состязания по поэтическому слэму [5]5
  Имеются в виду конкурсы, во время которых читаются стихи, как правило, на остросоциальные темы, при этом часто важнее подача, чем содержание, и поэты пользуются любыми выразительными средствами.


[Закрыть]и выставки Синди Шерман. [6]6
  Синди Шерман (р. 1954) – известная американская фотограф и режиссер.


[Закрыть]Но не в роке, стихах или выставках сердце нашло отраду, а – поди его пойми! – в роскошном спортсмене. Поначалу все было не всерьез: разговаривали, зависали вместе, не то чтобы встречались, но и не то чтобы не встречались. А примерно через месяц она обнаружила, что беременна.

Уэнди, женщина самых современных взглядов, приняла решение, к которому ее готовили всю жизнь: как поступить – дело ее, и ничье больше. Третий курс, начало успешной журналистской карьеры – обстоятельства сложились самые неподходящие, но как раз поэтому не оставили места раздумьям. Она позвонила Джону:

– Надо поговорить.

Тот явился в ее комнатушку, послушно сел в кресло-мешок (очень комично, когда громада ростом в шесть футов и пять дюймов пытается принять если не удобное, то хотя бы устойчивое положение), понял по голосу Уэнди: дело нешуточное – и, удерживая равновесие, придал лицу серьезное выражение, отчего стал похож на ребенка, изображающего взрослого.

– Я беременна, – объявила она и приступила к речи, которую репетировала два дня подряд: – Как быть дальше – решу сама и надеюсь, мое решение ты примешь с уважением. – Уэнди говорила старательно ровным голосом, расхаживая по комнатке, не глядя на Джона. Закончила же свое выступление благодарностью за то, что он посетил ее этим вечером, и пожелала ему всего самого хорошего. А потом отважилась мельком на него посмотреть. В тот самый момент он поднял на нее полные слез глаза – чистейшие из всех, какие только встречала, – и сказал:

– Но ведь люблю тебя.

Вместо того чтобы рассмеяться, она разревелась. Джон выскользнул из этого чертова кресла, встал на колени и, не сходя с места, сделал ей предложение.

Как бы кто ни сомневался, сколько бы ни говорили, мол, у такой пары нет шансов, они поженились и следующие девять лет прожили счастливыми людьми. Джон был нежным, заботливым, любящим мужем – потрясающим, смешным, умным, внимательным; ее родной душой во всех смыслах этих двух слов. На следующем курсе родился Чарли. Два года спустя наскребли денег и внесли первый платеж за домик на одной из шумных улиц Касселтона. Уэнди устроилась на местное телевидение, Джона вскоре ждала степень по психологии – все шло своим чередом.

Как вдруг в одно мгновение его не стало. В их домике теперь жили лишь Чарли, сама Уэнди и пустота под стать той, что поселилась в ее душе.

Она постучала в дверь Вика и заглянула внутрь:

– Звонил?

– Слышал, тебе как следует вставили в суде, – ответил шеф.

– Вот это настоящая поддержка. Ради нее тут и работаю.

– Нужна поддержка – купи бюстгальтер.

– Сам понимаешь: шутка нелепая.

– Понимаю. Получил твою записку… поправка: массу однообразных записок с жалобами на задания.

– Открытие лавки травяных чаев и модный показ галстуков ты называешь заданиями? Дай что-нибудь хоть немного похожее на настоящую работу.

– Постой-постой… – Вик поднес к уху раскрытую ладонь. Он был некрупным мужчиной (если не считать огромного круглого живота) с лицом хорька, причем хорька безобразного.

– В чем дело?

– Это вот ты сейчас возмущалась несправедливым отношением к горячим штучкам в мужской профессии? По-твоему, я вижу в тебе только привлекательную картинку?

– А возмущение даст мне задание получше?

– Нет. Ищи другой способ.

– Блеснуть в кадре глубоким декольте?

– Мне нравится ход твоих мыслей, однако сейчас правильный ответ: признание Дэна Мерсера. Нужен герой, поймавший больного педофила, а не журналистка, чья самонадеянность помогла ему выйти на свободу.

– Помогла выйти на свободу?

Вик пожал плечами:

– Без меня полиция вообще не знала бы о Дэне Мерсере. – Он изобразил игру на скрипке. – Тут пускаем драматичную музычку…

– Не будь скотиной.

– А давай позовем пару твоих коллег – душевно обнимитесь, возьметесь за руки, споете скаутскую костровую для поднятия духа, а?

– Можно. После того как удовлетворите друг друга.

– Ой-ей-ей.

– Известно, где прячется Мерсер?

– Не-а. Его уже две недели никто не видел.

Уэнди задумалась, как поступить дальше. Дэн Мерсер, которого грозили убить, переехал, однако до этого дня не пропускал ни одного заседания суда. Она уже хотела спросить, не организовать ли слежку, но тут зажужжал интерком. Вик поднял палец, прося тишины, нажал кнопку связи.

– Что?

– К вам Марша Макуэйд, – негромко проговорила секретарша.

Замолчали.

Макуэйд жила в одном городке с Уэнди, меньше чем в миле от нее. Три месяца назад дочь Марши – Хейли, которая училась с Чарли в одной школе, – выбралась, как предполагали, через окно спальни и с тех пор пропала.

– Какие-то подвижки в деле ее дочери? – спросила Уэнди.

Вик покачал головой:

– Абсолютно никаких.

А это, само собой, гораздо хуже.

Недели две-три исчезновение Хейли Макуэйд было новостью номер один: «Похищение? Побег из дома?». Экстренные выпуски, бегущие строки, комментарии третьесортных экспертов с их догадками о том, что могло произойти с девочкой-подростком. Но ни одна история, даже самая сенсационная, долго без топлива не протянет. Видит Бог, телевидение старалось: обсосали все слухи от сексуального рабства до сатанинских культов, однако для журналистов отсутствие новостей – это плохие новости. В нашем жалком объеме внимания можно винить СМИ, но чему остаться в эфире на самом-то деле решают зрители. Люди смотрят: об истории рассказывают, нет, – каналы ищут новую яркую игрушку, которая увлекла бы непостоянную публику.

– Поговорить с ней? – спросила Уэнди.

– Я сам. Надо отрабатывать большую зарплату, – сказал Вик и знаком выпроводил ее из кабинета.

В конце коридора она обернулась – Марша Макуэйд как раз подходила к двери Вика. Уэнди не знала ее лично, но несколько раз видела – то в «Старбаксе», то в видеомагазине, то у школы, когда забирала детей. Банально было бы сказать, что бойкая мамаша – из тех, которые ни на секунду не сводят глаз с ребенка, – постарела лет на десять. Она и не постарела – выглядела на свои годы, оставалась привлекательной, вот только ее движения будто стали медленными, а лицо окаменело. Марша повернула голову, заметила Уэнди – та кивнула, – ответила слабой улыбкой и вошла к Вику.

Уэнди села за свой стол, взяла телефон, подумала о Марше Макуэйд, безупречной матери, ее славном муже, чудесной семье и о том, как просто и быстро та всего лишилась – о том, как просто и быстро такое можно потерять.

Потом набрала Чарли.

– Чего?

От привычно недовольного тона ей стало спокойнее.

– Домашнюю работу сделал?

– Сейчас.

– Ладно. Так привезти еды из «Бамбукового домика»?

– Да вроде уж обсуждали.

Оба повесили трубки.

Уэнди уселась поудобнее, закинула ноги на стол, вытянула шею и посмотрела в окно на тошнотворно уродливый ландшафт.

Снова зазвонил телефон.

– Ало?

– Уэнди Тайнс?

Она мгновенно опустила ноги на пол.

– Да.

– Это Дэн Мерсер. Нам надо встретиться.

ГЛАВА 3

Уэнди немного помолчала.

– Нам надо встретиться, – повторил Дэн Мерсер.

– А я для вас не слишком стара? У меня уже менструации, грудь…

Она будто бы расслышала вздох.

– Какая же вы циничная.

– Зачем звоните?

– Вам стоит кое-что узнать.

– Например?

– Например, все в моем деле совсем не так, как кажется.

– Вы – мерзкий больной извращенец, которому еще хватило наглости нанять адвоката. Вот что мне кажется.

Однако в ее голосе проскользнула едва уловимая неуверенность. Означало ли это, что у нее был повод для сомнений? Уэнди постоянно убеждалась и на личном, и на профессиональном опыте. А вот ее так называемая женская интуиция обычно безбожно врала.

– Алло?

Уэнди молчала.

– Меня подставили.

– Кто бы мог подумать. Погодите-ка, запишу, потом срочно отдам продюсеру – пусть сейчас же поставит бегущей строкой: «Экстренная новость: извращенец заявил, что его подставили».

Молчание. На мгновение Уэнди испугалась, что Дэн повесил трубку. «Глупо так срываться. Веди себя спокойно, доброжелательно, поговори с ним, добудь информацию. А повезет – поймай на лжи».

– Дэн?

– Это была ошибка.

– Я слушаю. Вы говорите, подставили?

– Ладно, мне пора.

Она хотела возразить, обругать себя за чрезмерный сарказм, однако почувствовала, что тут пахнет банальной манипуляцией. Это танго Уэнди уже танцевала, причем не раз с тех пор, как брала у Дэна интервью о его работе в приюте – за год до того, как устроила западню с камерой. Ей не хотелось увязать в деле еще сильнее, но и отпускать Мерсера просто так – тоже.

– Вообще это вы мне позвонили.

– Знаю.

– Итак, я готова слушать.

– Давайте встретимся.

– Я не в восторге от такой идеи.

– Тогда забудьте.

– Ну хорошо, Дэн, сделаем по-вашему. Поговорим в суде.

Тишина.

– Дэн?

– А ведь вы даже не догадываетесь…

Его шепот серьезно встревожил Уэнди.

– О чем?

Она услышала то ли всхлип, то ли смешок – по телефону не разберешь, – сильнее ухватила трубку и стала ждать.

– На случай если вдруг надумаете – сообщу вам о месте по электронной почте. Завтра в два. И приходите одна. Не захотите – ну что ж, рад знакомству, и до свидания. – Дэн дал отбой.

У шефа было открыто. Уэнди быстро заглянула к нему. Вик разговаривал по телефону. Он поднял палец: мол, одну минуту, – потом буркнул:

– Ладно, пока.

– Дэн Мерсер вышел на связь.

– Звонил тебе?

– Да.

– Когда?

– Только что.

Вик откинулся на спинку кресла и сцепил пальцы на пузе.

– Значит, уже рассказал?

– Говорит, его подставили, предлагал встречу, – начала Уэнди, но тут поймала на себе многозначительный взгляд. – А что? Что значит «уже рассказал»?

– Лучше сядь, – вздохнул Вик.

– Ой-ей.

– Вот именно – ой-ей.

Она села.

– Судья объявила решение. Из дела убирают найденные в доме улики, а из-за предвзятости прессы и наших передач еще и снимают все обвинения.

Уэнди похолодела.

– Пожалуйста, скажи, что ты шутишь.

Вик молчал. Она закрыла глаза, чувствуя, как сжимается вокруг мир, и поняла, почему Дэн был так уверен в их встрече.

– Что теперь?

Шеф по-прежнему глядел молча.

– Я уволена?

– Угу.

– Вот так запросто?

– А чего тут – экономический кризис. Большие боссы так и так сокращают людей. – Он пожал плечами: – Кого, если не тебя?

– Я много кого могу предложить.

– Я тоже. Только среди них нет неликвидного товара. Прости, дорогая. Отдел кадров оформит документы. Вещи соберешь сегодня – в здание тебя уже не пустят.

Уэнди поднялась – шатко, оцепенело.

– Ты хотя бы боролся за меня?

– Борюсь я, когда есть шанс победить, а иначе какой смысл?

Она подождала. Вик изобразил бурную деятельность, затем, не поднимая глаз, спросил:

– Ждешь трогательного прощания?

– Нет, – ответила Уэнди. Потом добавила: – Почти.

– На встречу с Мерсером пойдешь?

– Да.

– Помни о мерах предосторожности.

Уэнди вымученно улыбнулась:

– Надо же – прямо как мама сказала, когда я пошла в колледж.

– Насколько мне известно, ты ее не послушала.

– Верно.

– Раз ты тут не работаешь и нам уже никто, официально советую держаться подальше от Дэна Мерсера.

– А неофициально?

– Найдешь способ его прищучить – что ж, на прежнее место героев брать проще, чем неудачников.

Дома ударила тишина, однако это еще ничего не значило. В свое время родители Уэнди по музыке, которая ревела в ее бумбоксе, понимали: дочь у себя в комнате. Нынешние дети носят на голове наушники, либо втыкают «капельки» или как они там еще называются и ходят с ними круглые сутки семь дней в неделю. Поэтому она не сомневалась: сын – за компьютером, слуховые каналы плотно закупорены; дом вспыхнет – не обратит внимания.

И все же крикнула во весь голос:

– Чарли!

Тот не ответил. Как не отвечал уже года три.

Она налила себе гранатовой водки с долькой лайма и упала в потертое кресло. Любимое место Джона. Да, идею оставить этот предмет и выпивать в нем после работы, наверное, назвали бы жутковатой, однако Уэнди находила здесь нелегкое, но утешение.

Раньше мучили мысли: где с ее-то зарплатой взять чертовы деньги на колледж сыну? Теперь проблема исчезла: нигде. Она сделала глоток, посмотрела в окно и задумалась, как быть дальше. На работу сейчас никого не брали, тем более, как тактично заметил Вик, неликвидный товар. Попробовала представить, чем еще могла бы заняться, но быстро поняла: других хорошо продаваемых навыков у нее нет. Небрежная, неорганизованная, вспыльчивая Уэнди не была командным игроком, а в своей характеристике с работы обнаружила бы: «Не умеет работать в команде и налаживать контакт с коллегами». Для журналиста, ведущего расследования, – отличное качество. Почти для всех других профессий – нет.

Среди почты она увидела третье письмо от Арианы Насбро и тут же ощутила резь в животе. Затряслись руки. Конверт не стоило даже открывать – два месяца назад Уэнди прочла первое послание, и ее чуть не стошнило. Двумя пальцами, словно от него смердело (а если подумать, то так и было), она отнесла письмо на кухню и сунула на дно мусорного ведра.

Слава Богу, Чарли никогда не разбирал почту, хотя кто такая Ариана Насбро, конечно, знал. Двенадцать лет назад эта женщина убила его отца.

Уэнди поднялась наверх, постучала в дверь к сыну – тот, само собой, не ответил – и заглянула внутрь.

Чарли недовольно стащил с головы наушники:

– Чего?

– Домашнюю работу сделал?

– Почти начал.

Он заметил сердитый взгляд и поспешил улыбнуться. От этой улыбки – совсем как у отца – ей всякий раз делалось больно. Уэнди уже хотела насесть на сына: почему сразу не сделал работу, – но, если подумать, какой смысл? Ни к чему размениваться на пустяки, когда время их общей жизни стремительно тает. Совсем скоро она будет одна.

– Покормил Джерси?

– А-а…

Уэнди закатила глаза.

– Ладно, я сама.

– Мам?

– Что?

– Еду из «Бамбукового домика» привезла?

Ужин. Совсем забыла.

Сын тоже закатил глаза, передразнивая мать.

– Не выделывайся. – Она думала рассказать ему плохие новости не сразу, подождать удобного случая, но неожиданно для себя сообщила: – А меня уволили.

Чарли ничего не сказал – просто посмотрел.

– Слышишь?

– Да. Хреново.

– Угу.

– Хочешь, заберу заказ из «Домика»?

– Забери.

– Только платишь все равно ты, идет?

– Да, заплачу, пока могу. Уж как-нибудь.