Текст книги "Ловушка"

Автор книги: Харлан Кобен

сообщить о нарушении

Текущая страница: 11 (всего у книги 18 страниц)

– Так.

– То же касается и цифрового видео вроде этих роликов. Дома я смогу поискать следы спецэффектов и прочие подсказки, а тут вижу только размер файлов, который могу поделить на длительность. Короче, при их записи использовались устройства одинакового типа. Это мало что дает – камер с похожими характеристиками сотни и тысячи.

Весь «Клуб отцов» был теперь в полном сборе: рэппер Тенефлай-Норм, Дуг-Теннисный костюм, Оуэн-Слинг и Фил-Галстук власть имущих.

Тенефлай объявил:

– Мы хотим помочь.

– Чем? – спросила Уэнди.

– Докажем, что Фил невиновен.

– Норм… – начал тот.

– Ты наш друг, Фил.

Остальные согласно загудели.

– Просто разреши нам, хорошо? Заняться-то больше нечем – зависаем тут, жалеем себя. Хватит ныть о поражении, давайте сделаем что-то толковое, используем свои умения.

– Я не могу просить вас об этом.

– И не надо. Мы сами хотим. Может, черт возьми, даже больше, чем ты.

Фил промолчал.

– Для начала надо раскопать этот вирусный маркетинг – вдруг узнаем, откуда что взялось. Поищем твоего последнего соседа Кельвина. Понимаешь, у нас у всех дети. Если бы пропала моя дочь, я бы согласился на любую помощь.

– Ладно, – кивнул Фил. И прибавил: – Спасибо.

У любого есть талант – так сказал Тенефлай. «Используем свои умения» – Уэнди встрепенулась от этой фразы. Умения. Каждого из нас тянет к тому, в чем он хорош, разве нет? Уэнди рассматривала скандал глазом журналиста, Норм – маркетингового гуру, Оуэн – объективом камеры…

Провожая ее к двери пару минут спустя, Тенефлай сказал:

– Будем на связи.

– Я бы на вашем месте не винила себя так.

– В каком смысле?

– Все эти разговоры про поражение. – Она кивком показала на ноутбук. – У проигравших не покупают старые банданы по шестьсот долларов.

Тенефлай улыбнулся:

– Внушает, а?

– Да.

Он встал поближе и спросил:

– Хотите небольшой секрет?

– Конечно.

– Покупатель – моя жена. На самом деле изображает сразу двух, которые перебивают друг у друга ставки, – создает видимость хорошего торга. Думает, я не знаю.

– Это лишь доказывает мою правоту.

– Как?

– Когда человека так любит жена, разве его можно назвать неудачником?

ГЛАВА 24

Небо над парком «Рингвуд-стейт» потемнело. Марша Макуэйд брела сквозь чащу в нескольких шагах позади Тэда и рассчитывала, что дождь все-таки не пойдет, хотя без слепящего утреннего солнца стало лучше.

Они не увлекались походами и всем тем, что обычно называют вылазками на природу. Раньше (теперь всегда было это «раньше» – чудесный и наивный погибший мирок) Макуэйды больше любили музеи, книжные магазины и ужины в модных ресторанах.

Когда Тэд повернул голову направо, Марша разглядела его профиль и удивилась: они вели самые страшные поиски, какие только можно вообразить, а на красивом лице мужа играла чуть заметная улыбка.

– О чем ты думаешь?

Тэд молча шел дальше и продолжал грустно улыбаться, хотя в глазах, как и все три последних месяца, стояли слезы.

– Помнишь тот ее танец на сцене?

Единственное выступление. Хейли было шесть.

– Последний раз, когда я видела ее в розовом.

– А костюм?

– Такой не забудешь – сказали нарядить сахарной ватой. Странное воспоминание. В смысле она мало походила на саму себя.

– Именно.

– Ты это к чему?

Тэд остановился перед склоном.

– А сам концерт помнишь?

– Да, его устроили в актовом зале.

– Точно. Мы, родители, сидим. Выступление часа на три, и такое скучное, что лишь бы дождаться, когда выпустят твоего. Помню, наша сахарная вата стояла то ли восьмой, то ли девятой из двадцати пяти или тридцати. Наконец выходит. Мы пихаем друг друга локтями, и на несколько секунд меня накрывает абсолютная радость, на душе делается светло. Гляжу на ее личико: недовольная, морщит носик, потому что, сама знаешь, Хейли – она всегда Хейли, все хотела делать безупречно. Каждый шаг точный – ни ритма, ни экспрессии, но не ошибается. Смотрю на это маленькое чудо и только не лопаюсь от счастья.

Тэд взглянул на жену, будто ища подтверждение своим словам. Марша кивнула, и, видимо, в этот самый момент вопреки их страшной миссии на ее лице тоже возникла улыбка.

– Сидишь, – продолжил он, – в глазах слезы, думаешь: ну что за волшебный момент. А потом – вот самое поразительное – смотришь по сторонам и осознаешь: остальные родители чувствуют к своим детям то же самое. То есть это очень понятно, но все равно потрясает. Я никак не могу поверить, что такая мощная волна любви не только у нас, что и другие ее ощущают. А она от этого становится еще сильнее. Гляжу на остальных: улыбки, мокрые глаза, жены берут мужей за руки – молча. Я испытал настоящее благоговение – такое, что… ну, не знаю. Даже подумалось: как так – в одном этом зале столько чистой любви, неужели он вот-вот не взмоет в воздух?

Марша хотела что-то сказать, но не нашла слов. Тэд пожал плечами, встал к ней спиной и пошел вверх по склону.

Наконец Марша проговорила:

– Мне страшно.

Их улыбки растаяли. Небо сделалось темнее. Пролетел вертолет. Тэд протянул руку, помог Марше, и они продолжили поиски дочери.

Два дня спустя на краю парка «Рингвуд-стейт» кинологи нашли неглубокую могилу с телом Хейли Макуэйд.

ЧАСТЬ ВТОРАЯ

ГЛАВА 25

Все похороны в общем похожи: те же молитвы, выдержки из Библии, слова, которые вроде бы должны утешать, но для постороннего, особенно в таких ситуациях, звучат не то как нелепейшие объяснения, не то как оскорбительные оправдания; с кафедры говорят штампами. Атмосфера зависит лишь от реакции присутствующих.

Похороны Хейли Макуэйд мрачным свинцовым одеялом накрыли район. Несчастье давило, сковывало по рукам и ногам, всыпало в легкие стеклянное крошево так, что дышать становилось мучительно. Люди испытывали боль, однако Уэнди знала: ненадолго. То же чувствовали и после безвременной смерти Джона – опустошительное, все затмевающее горе. Но оно редко посещает друзей, даже самых близких. Гораздо дольше, возможно, навсегда поселяется в семье. Наверное, так и должно быть.

Уэнди простояла службу в задних рядах – в церковь пришла поздно, ушла рано и ни разу не взглянула на Маршу с Тэдом; рассудок приказывал, как любил говорить Чарли – ее настоящий, живой Чарли, – не лезть. Защитный механизм – простой и ясный. Это тоже было нормально.

Солнце сияло – на похоронах, похоже, так всегда. Ее мысли снова вернулись к Джону, к закрытому гробу. Уэнди отогнала их, зашагала по улице, замерла на углу и запрокинула голову, подставляя лицо лучам. Одиннадцать утра – пора ехать на встречу к шерифу Уокеру в бюро судмедэкспертов.

Лаборатория, расположенная в унылой части Норфолк-стрит в Ньюарке, обслуживала округа Эссекс, Гудзон, Пассаик и Сомерсет. В последнее время город начал понемногу оживать, хотя замечалось это лишь в нескольких кварталах к востоку. Да и незачем располагать судмедэкспертов в людном месте.

Уокер встречал снаружи. Он всегда немного стеснялся своих размеров, сутулил широкие плечи. Уэнди подумала: чтобы поговорить с ней шериф вот-вот присядет, как присаживаются перед ребенком – детям так комфортнее, – и оттого испытала к нему еще большую симпатию.

– Плотные у нас с вам выдались деньки, – сказал Уокер.

Смерть Хейли Макуэйд реабилитировала Уэнди: Вик принял ее обратно на работу, повысил до ведущей новостей по выходным. Информагентства норовили взять интервью, поговорить о Дэне Мерсере, о том, как она, героическая журналистка, повергла не просто педофила, а убийцу.

– Где следователь Тремонт?

– Ушел на пенсию.

– И даже дело не закончил?

– А что тут заканчивать? Хейли Макуэйд убита Дэном Мерсером, Мерсер мертв. Искать тело мы продолжим, но у меня есть другие занятия. Да и кому интересно судить Эда Грейсона за то, что он прикончил подонка?

– Значит, убийца – Дэн Мерсер? Уверены?

– А вы нет? – приподнял бровь Уокер.

– Просто спрашиваю.

– Во-первых, дело не мое – Тремонта. А Фрэнк уверен. Оно, правда, еще не совсем закрыто: копаемся в биографии Мерсера, просматриваем остальные случаи исчезновения. Если бы не телефон Хейли в том номере, на Дэна никогда не подумали бы, а ведь он мог творить такое многие годы. Возможно, есть связь с другими пропавшими, мы не знаем. К тому же я – окружной шериф, эти преступления в мою юрисдикцию даже не попадают. Ими заняты федералы.

Неприметное бюро судмедэксперта Тары О’Нил порадовало тем, что больше напоминало кабинет директора школы, чем заведение, где обследовали трупы. Уэнди уже встречала Тару О’Нил, когда делала репортажи об убийствах. Та носила элегантные черные платья – уж куда лучше хирургической одежды – и всегда поражала своей ослепительной красотой, которая, правда, наводила на мысли о Мортисии Адамс. [21]21
  Героиня «черной» кинокомедии «Семейка Адамс».


[Закрыть]Высокая, с длинными прямыми, невозможно черными волосами и бледным, спокойным, будто светящимся лицом – к ней подошло бы описание «потусторонне-готичная».

– Здравствуйте, Уэнди. – О’Нил привстала из-за стола и пожала руку – крепко, официально.

– Привет, Тара.

– Не совсем понимаю, почему мы беседуем приватно.

– Считайте это одолжением.

– Но здесь даже не ваша юрисдикция, шериф.

Уокер развел руками.

– Мне обязательно проходить через все инстанции?

– Нет. – Тара села сама и предложила гостям. – Чем могу помочь?

Ее деревянный стул никак нельзя было назвать удобным. Она выпрямила спину и стала ждать – абсолютный профессионал с чувством такта, идеально подходившим для общения с мертвыми. Кабинету не помешал бы косметический ремонт, но, как в той старой шутке, клиенты не жаловались.

– Мы уже говорили по телефону: нам нужна вся информация по Хейли Макуэйд.

– Хорошо. Начнем с процедуры опознания?

– Да, пожалуйста.

– Во-первых, в том, что тело, обнаруженное в парке «Рингвуд-стейт», принадлежит пропавшей Хейли Макуэйд, сомнений нет. Отмечено существенное разложение, однако скелет цел, так же как и волосы. Проще говоря, она была очень похожа на себя, только без кожи. Хотите увидеть фотографии?

Уэнди бросила быстрый взгляд на Уокера – того, кажется, замутило – и ответила:

– Да.

Тара передала по столу фотографии так, словно это меню в ресторане. Уэнди обхватила себя руками – от вида крови ей делалось дурно, подташнивало даже на фильмах «для тех, кому за 18» – и мельком посмотрела на снимки.

– Оба родителя, – ровным тоном продолжила О’Нил, – настаивали на личном осмотре, и оба дали положительный ответ: это их дочь. Проверили еще кое что. Рост и размер скелета совпали. В двенадцать лет Хейли Макуэйд сломала руку – пястную кость под пальцем, обычно называемым безымянным. Та срослась, но рентген показал спайку. Разумеется, сверили и ДНК с образцом, взятым у ее сестры Патрисии, – они также совпали. Проще говоря, сомнений нет.

– А что насчет причины смерти?

Судмедэксперт О’Нил положила перед собой сцепленные в замок ладони.

– В данных обстоятельствах причину определить нельзя.

– Когда вы будете знать точно?

Тара потянулась через стол, забрала фотографии.

– Если откровенно, то, наверное, никогда. – Потом осторожно поместила снимки обратно в папку, закрыла ее и устроила справа от себя.

– Стоп. То есть вы думаете, что вообще не выясните причину?

– Именно так.

– Это очень необычно.

На лице Тары О’Нил впервые возникла улыбка, которая ослепляла и вместе с тем отрезвляла собеседника.

– Вообще-то нет. К несчастью, нас вырастили на сериалах, где судмедэксперты творят чудеса: смотрят в микроскоп и тут же находят ответы. Увы, в реальной жизни все иначе. К примеру, зададимся вопросом: была ли Хейли Макуэйд застрелена? Во-первых, исходим из данных с места преступления, где пуль не обнаружено, – как и в теле. Я провела внешний осмотр, сделала рентгеновские снимки на предмет отверстий и отметин на костях, которые указывали бы на следы от пули, – ничего. Однако полностью исключить огнестрельные раны нельзя – кости могло не задеть. Поскольку бо́льшая часть тела разложилась, вполне допустимо не заметить нужных признаков, если пуля прошла сквозь мягкие ткани. Поэтому достоверно могу заявить лишь одно: свидетельств огнестрельных ран нет, смерть от них маловероятна. Понимаете?

– Да.

– Хорошо. То же скажу и о ножевых ранениях, хотя и не с абсолютной уверенностью. К примеру, если злоумышленник проткнул артерию…

– Да-да, я поняла.

– Само собой есть еще масса вариантов. Жертва могла погибнуть от удушения – классического: подушкой на лицо. Даже если тело находят через несколько дней, а не месяцев, установить это довольно трудно, а в данном случае – после, по-видимому, трех месяцев в земле – вообще невозможно. Кроме того, я провожу ряд тестов на некоторые химвещества – нет ли их в теле, но на данной стадии разложения ферменты крови высвободились, и многие исследования уже бесполезны. Говоря простым языком, в тканях происходит своего рода брожение, поэтому тесты на наркотики ненадежны. Стекловидное тело – гель между сетчаткой и хрусталиком – распалось, искать в нем следы веществ нельзя.

– Выходит, вы даже не можете сказать наверняка, было ли это убийством?

– Как судмедэксперт – нет.

Уэнди взглянула на Уокера, тот кивнул.

– Зато мы можем. Подумайте сами: у нас нет тела Мерсера, однако я видела, как в суд отправляют дела и без тел. Как сказала Тара, обычная история в случае с трупом, найденным после такого большого срока.

О’Нил встала, явно давая понять, что разговор окончен.

– Хотите знать что-нибудь еще?

– Над ней совершалось сексуальное насилие?

– Тот же ответ: неизвестно.

– Спасибо, что уделили нам время, Тара.

Еще одно крепкое официальное рукопожатие.

Когда они уже шли по Норфолк-стрит, Уокер спросил:

– Хоть чем-то помогло?

– Нет.

– Я же говорил: бесполезно.

– То есть все? Дело закрыто?

– Как шериф могу ответить: да.

Уэнди оглядела улицу:

– Все говорят, Ньюарк оживает…

– Только не тут.

– Н-да.

– А для вас, Уэнди?

– Что «для меня»?

– Для вас дело закрыто?

Она мотнула головой:

– Не совсем.

– Готовы поделиться своими мыслями?

– Пока нет. – Уэнди снова помотала головой.

– Ну что ж, честный ответ. – Шериф, этот крупный человек, шаркал по асфальту и не отрывал от него глаз. – Можно еще вопрос?

– Конечно.

– Чувствую себя полным идиотом. Совсем это не к месту…

Она ждала.

– Когда все закончится, пройдет неделя-другая… – Уокер робко взглянул на нее, – можно, я вам позвоню?

Улица внезапно показалась Уэнди еще более пустынной.

– Да, насчет «не к месту» вы не шутили.

Уокер стиснул руки в карманах, пожал плечами.

– Никогда не умел выражаться деликатно…

– Получилось вполне, – ответила Уэнди, вопреки себе сдерживая улыбку. Вот она – жизнь, разве нет? Смерть заставляет жаждать жизни. Мир – всего лишь набор линий, разделяющих то, что мы понимаем как крайности. – Если вы позвоните, я буду не против.

Из окон «Бертон и Кримстайн», адвокатского бюро Эстер Кримстайн, расположенного в высотке посреди Манхэттена, открывался потрясающий вид на деловой район и реку Гудзон. Кримстайн смотрела на переделанный в музей военный транспортник «Неустрашимый», на огромные круизные лайнеры, забитые отпускниками – по три тысячи человек на каждом, – и думала, что лучше родит, чем взойдет на борт одного из них. По правде говоря, этот вид, как и любой другой, стал не более чем видом – посетители ахали, но от ежедневного созерцания, как ни отрицай, необычайное делается обыденным.

В этот раз у окна стоял Эд Грейсон, и если испытывал восторг, то втайне.

– Эстер, я не знаю, как быть.

– Зато я знаю.

– И как же?

– Послушайте моего профессионального совета: не делайте ничего.

Не отводя глаз от окна, Эд улыбнулся:

– Понятно, почему вам столько платят.

Эстер только развела руками.

– Что же, вот так просто?

– В данном случае – да.

– А от меня жена ушла. Хочет уехать вместе с Э-Джеем обратно в Квебек.

– Очень жаль.

– Сам виноват, наворотил дел.

– Дэн, поймите меня правильно, но вы ведь знаете: сочувственно вздыхать и успокаивать всякими банальностями я не умею.

– Да уж, знаю.

– Поэтому поясню: наворотили вы по-крупному.

– Я никогда никого не бил.

– А теперь избили.

– И не стрелял ни в кого.

– А теперь выстрелили. И что?

Настала пауза. Эду Грейсону молчать было удобно, а Эстер Кримстайн – нет. Она стала покачиваться на стуле, поигрывать ручкой, потом театрально вздохнула, наконец встала и пересекла кабинет.

– Видите?

Грейсон повернул голову и взглянул на статую правосудия.

– Да.

– Знаете, кто это?

– Конечно.

– И кто же?

– Шутите?

– Так кто это?

– Богиня правосудия.

– И да и нет. Богиня правосудия, слепое правосудие, греческая Фемида, римская Юстиция, египетская Маат. Или даже Дике и Астрея, дочери Фемиды.

– Это вы к чему?

– Когда-нибудь рассматривали статую внимательно? Большинство в первую очередь замечают повязку на глазах – это очевидный символ беспристрастности. А еще это абсурд, потому что пристрастны все, тут ничего не поделаешь. В правой руке – меч. Таким даст – мало не покажется. Он означает скорое, часто жестокое наказание – вплоть до смертной казни. Но видите ли, только она, система, имеет такое право. Какой бы в ней ни царил бардак – только она. А не вы, друг мой.

– Хотите сказать, я не должен был брать правосудие в свои руки? – Грейсон удивленно поднял бровь. – Ух ты, я потрясен.

– Посмотрите на весы, тупой вы человек. В левой руке. Кто-то считает, что ими обозначены две стороны суда – обвинение и защита, кто-то – что справедливость и беспристрастность. Но задумайтесь. Весы – это равновесие, согласны? Я адвокат, репутацию профессии знаю хорошо. Люди думают, что я извращаю закон, ищу лазейки, угрожаю, злоупотребляю. Так и есть. Однако я всегда остаюсь в рамках системы.

– И поэтому все в порядке?

– Да. Поскольку создается равновесие.

– А я, если говорить вашим языком, его нарушил.

– Именно. Вот в чем красота нашей системы: ее можно подстраивать под себя, гнуть (видит Бог, я так постоянно делаю), но пока остаешься в рамках – прав ты или нет, – она работает. Выходишь за пределы даже с самыми лучшими намерениями – теряешь равновесие, а в итоге хаос и катастрофа.

– Похоже на грандиозное самооправдание, – кивнув, сказал Эд Грейсон.

На это замечание Эстер ответила улыбкой.

– Не исключено. Тем не менее я уверена в своей правоте. Вы хотели восстановить справедливость, но только нарушили равновесие.

– Может, мне надо сделать что-то еще и все исправить.

– Так не бывает, сами теперь понимаете. Баланс, вероятно, наладится, если его не трогать.

– Даже если злодею сойдет с рук?

Эстер развела руками.

– Вот только кто теперь злодей, Эд?

Молчание.

Он не знал, как лучше сказать, поэтому начал прямо в лоб:

– Полиция даже не догадывается насчет Хейли Макуэйд.

– Как знать, – ответила Эстер, поразмыслив. – Вдруг именно мы ни о чем не догадываемся.

ГЛАВА 26

Вышедший в отставку следователь округа Эссекс Фрэнк Тремонт жил в доме колониального стиля с двумя спальнями, небольшой, но безупречно подстриженной лужайкой и флагом футбольного клуба «Нью-Йорк джайнтс» справа от входной двери. Пионы в цветочных ящиках имели такой насыщенный оттенок, что Уэнди подумала, не искусственные ли они.

Свернув с тротуара и сделав десяток шагов, она постучала. Дрогнула занавеска в эркере, через несколько секунд открыли дверь. Похороны уже несколько часов как закончились, но Фрэнк до сих пор не снял черный костюм, хотя ослабил галстук и расстегнул две верхние пуговицы сорочки. На шее виднелись невыбритые места. Уэнди обратила внимание на его хмельные глаза и почуяла спиртной душок.

Тремонт молча, с тяжелым вздохом отошел в сторону и кивком пригласил гостью внутрь. Та проскользнула в проем. Темную комнату освещала единственная лампа. На старом кофейном столике ждала полупустая бутылка «Капитана Моргана». Ром. Фу. На диване валялись разобранные газеты, на полу стояла картонная коробка – по-видимому, личные вещи с работы. По телевизору брызжущий бодростью атлетичный тренер рекламировал спортинвентарь. Уэнди посмотрела на бывшего следователя – тот пожал плечами:

– А что, вышел на пенсию, самое время подкачать живот.

Она слабо улыбнулась.

На другом столике стояла фотография девочки-подростка с прической по моде пятнадцати-двадцатилетней давности; первой бросалась в глаза улыбка, яркая, широкая – чистый свет. От таких щемит родительское сердце. Уэнди знала историю Фрэнка и понимала: на снимке – его дочь, которая умерла от рака. Взгляд снова упал на бутылку, и она подумала: «Как Тремонт вообще выкарабкался?»

– Что нового, Уэнди?

– Значит, – она стала тянуть время, – официально вышли на пенсию?

– Да. С шумом и треском. А вы как думали?

– Мне жаль.

– Приберегите жалось для семьи жертвы.

Она кивнула.

– Фамилия «Тайнс» во всех газетах. Вы теперь знаменитость. За вас! – Он саркастично изобразил тост.

– Фрэнк.

– Что?

– Не говорите глупостей, о которых потом пожалеете.

– Да, здравая мысль, – кивнул Тремонт.

– Значит, дело официально закрыто?

– По нашей линии, в общем, да. Преступник мертв – зарыт где-нибудь в лесу. Человек поумней меня увидел бы в этом иронию.

– Вы пробовали еще раз надавить на Эда Грейсона, выяснить, где тело?

– Давили как могли.

– И?

– Молчит. Я хотел обещать ему неприкосновенность, но мой главный босс, Пол Коупленд, не дал согласия.

Уэнди подумала, не пойти ли снова к Грейсону – вдруг теперь он разговорится. Тремонт смахнул с дивана газеты, предложил сесть, а сам рухнул в кресло с подставкой для ног и взял пульт от телевизора.

– Знаете, что сейчас будет?

– Нет.

– «Суд Кримстайн». В курсе, что она защищает Грейсона?

– Да, вы говорили.

– Точно, забыл. Так вот, Кримстайн сказала несколько интересных вещей, когда мы допрашивали Эда. – Фрэнк налил себе немного «Капитана Моргана», предложил Уэнди; та отказалась.

– Каких именно?

– Во-первых, Грейсону за убийство Мерсера медаль дать надо.

– За правосудие?

– Не совсем. Она глядела шире.

– То есть?..

– Не случись убийства, мы бы никогда не нашли айфон Хейли. – Фрэнк протянул пульт и выключил телевизор. – Кримстайн заметила, что следствие три месяца стояло на месте, а Грейсон дал нам единственную наводку, где искать девушку. А еще – что хороший детектив обязательно обратил бы внимание на известного извращенца, который связан с районом, где проживала жертва. Знаете, о чем я думаю?

Уэнди помотала головой.

– Эстер права. Как я проглядел человека, попавшего под суд за сексуальное преступление и имевшего контакты в городе той девочки? Вдруг Хейли погибла не сразу? Вдруг я мог ее спасти?

Уэнди посмотрела на самодовольного, если не сказать, жуткого капитана Моргана с этикетки – пьянеть в такой компании, наверное, страшно – и уже хотела возразить, однако Фрэнк жестом оборвал ее.

– Только давайте без снисходительного сочувствия. Вряд ли вы пришли смотреть, как я занимаюсь самобичеванием.

– Ну, не знаю, это довольно увлекательное зрелище.

Фрэнк едва заметно улыбнулся.

– Чего вы хотите, Уэнди?

– Почему вы думаете, что ее убил Мерсер?

– Интересует мотив?

– Именно.

– Вам весь список по алфавиту? Сами же отчасти доказали: Мерсер – сексуальный хищник.

– Хейли Макуэйд было семнадцать, а в Нью-Джерси совершеннолетие наступает в шестнадцать.

– Вдруг боялся, что она расскажет?

– О чем? Все законно.

– Тем не менее. В той ситуации это бы его погубило.

– То есть убил, лишь бы молчала? – Уэнди покачала головой. – А нашлись хоть какие-то намеки на знакомство Мерсера и Хейли?

– Нет. Я помню, вы еще в парке продвигали идею: мол, они встретили друг друга в доме его бывшей, и у них завязалось. Возможно. Но доказательств ноль, а я ради спокойствия ее родителей вряд ли стану выяснять. Да, скорее всего Мерсер увидел Хейли в доме Уилеров, заболел ею, похитил, что-то там сделал и убил.

– Ой, не верю.

– Почему? Помните ее парня Керби Сеннета?

– Да.

– Когда тело нашли, адвокат позволил Керби, так сказать, пооткровенничать. Да, тайно встречались, хотя все шло не очень. Хейли была на взводе, особенно после отказа из Виргинии. Сеннет даже думал – не начала ли употреблять.

– Наркотики?

Фрэнк пожал плечами.

– И об этом родителям знать не надо.

– Все равно не понимаю. Почему он сразу не рассказал?

– Адвокат посоветовал. Узнай мы, что у них за отношения, – возьмем парня в оборот.

– Но если Керби нечего было скрывать?

– Во-первых, кто сказал, что нечего? Он мелкий дилер. А если Хейли в самом деле употребляла, то, по моему, ясно, кто поставлял. Во-вторых, вам любой юрист объяснит: «невиновность» не значит «отсутствие вины». Если бы Керби заявил: «Да, роман вышел так себе, она покалывала или покуривала то, что я давал», – мы бы ему в задний проход влезли и разбили там лагерь, а найдя тело, взялись бы за процедуры по-настоящему. Ну, вы понимаете. Теперь Керби вне подозрений и говорить может спокойно.

– Изящная система. Я уж промолчу об анальной аналогии.

Фрэнк лишь пожал плечами.

– Уверены, что он не имел никакого отношения к делу?

– А по-вашему, телефон в номер Дэна Мерсера подбросил Сеннет?

– Нет, пожалуй, – подумав, ответила Уэнди.

– К тому же у него железное алиби. Это типичный богатенький поганец, который считает себя настоящим отморозком, раз однажды на Хэллоуин забросал чей-то двор туалетной бумагой. Сеннет тут ни при чем.

Уэнди откинулась на спинку дивана, случайно посмотрела на фотографию дочери Тремонта и быстро отвела глаза. Наверное, слишком быстро – Фрэнк заметил.

– Моя дочь.

– Знаю.

– О ней не говорим, хорошо?

– Хорошо.

– Так что же не дает вам покоя в этом деле?

– Я хочу понять причины.

– Взгляните иначе. – Он сел прямо и пристально посмотрел на Уэнди. – Часто – да, наверное, чаще всего – причин вообще нет.

* * *

Вернувшись в машину, Уэнди увидела сообщение от Тенефлая и перезвонила.

– Вроде есть кое-что о Кельвине Тилфере.

Последние несколько дней «Клуб отцов» разыскивал однокурсников по Принстону. Легче всех обнаружился, конечно, Фарли Паркс. Уэнди набирала номер бывшего политикана шесть раз, однако тот на связь не вышел. Ничего удивительного: жил он в Питсбурге, куда между делом не заедешь, а потому о Парксе на время забыли.

Второй – доктор Стив Мичиано. Уэнди дозвонилась, попросила о встрече. Доктор ни о чем не спрашивал. Сказал, что сейчас на смене, освободится на другой день после обеда, и она решила: время терпит.

Но вот о третьем и, на ее взгляд, главном персонаже – Кельвине Тилфере – пока ничего не нашлось. Он, если судить по Интернету, вообще покинул планету Земля.

– Что есть? – спросила Уэнди Тенефлая.

– Есть брат. Рональд Тилфер работает доставщиком в «Ю-Пи-Эс» на Манхэттене. Единственный родственник, какого мы разыскали. Родителей уже нет.

– Где живет?

– В Квинсе. Но можно проще. Когда Дуг работал в «Лемане», его компания постоянно сотрудничала с «Ю-Пи-Эс». Он позвонил знакомому в отдел продаж и получил график доставки. Все компьютеризировано, поэтому Рональда можно отследить в онлайне, если хотите.

– Хочу.

– Хорошо. Тогда езжайте в город в сторону Верхнего Вест-Сайда, а я буду вам писать по электронной почте о перемещениях Тилфера.

Сорок пять минут спустя перед рестораном «Телепэн» на Шестьдесят девятой улице чуть в стороне от Коламбус-авеню Уэнди обнаружила припаркованный во втором ряду коричневый грузовик и встала на часовую стоянку, бросив в аппарат несколько четвертаков. На ум пришла реклама «Ю-Пи-Эс», в которой парень с длинными волосами рисует на доске, и если логотип и коричневый цвет она запомнила, то что именно там изображали, забыла начисто. Когда ролик показывали по телевизору – обычно в самый ответственный момент футбольного матча, – Чарли мотал головой и говорил: «Врезать бы ему».

Удивительно, какие вещи приходят на ум.

Рональд Тилфер (судя по коричневой одежде с эмблемой «Ю-Пи-Эс», именно он) вышел из ресторана, улыбаясь и помахивая кому-то на прощание. Это был невысокий человек с коротко остриженными седеющими волосами и стройными, подчеркнутыми форменными шортами ногами. Уэнди преградила ему путь к грузовичку:

– Рональд Тилфер?

– Да.

– Уэнди Тайнс, журналист, новости «Эн-ти-си». Я разыскиваю вашего брата Кельвина.

Рональд прищурился:

– Для чего?

– Делаю сюжет о его выпускном курсе.

– Ничем не могу помочь.

– Мне с ним только побеседовать, всего пару минут.

– Не выйдет.

– Почему?

Он попробовал обойти Уэнди, но она сделала шаг и снова встала на пути.

– Скажем так: связаться с ним нельзя.

– В каком смысле?

– Он не может с вами поговорить. Помочь тоже.

– Мистер Тилфер…

– У меня дела, спешу.

– Неправда.

– Простите?

– Это ваша последняя доставка на сегодня.

– Откуда вы знаете?

«А вот пускай погадает».

– Давайте не станем тратить время на загадочные «нельзя связаться», «не сможет поговорить» и тому подобное. Мне крайне важно с ним побеседовать.

– О выпускном курсе?

– Не только. Кто-то серьезно вредит его соседям по комнате.

– Думаете, это Кельвин?

– Я такого не говорила.

– Да он и не может.

– Так помогите мне это доказать. Людям разрушают жизнь… А что если и вашему брату грозит опасность?

– Не грозит.

– Тогда вдруг он захочет помочь старым друзьям?

– Кельвин? В его положении – вряд ли.

Снова загадки. Они уже начинали злить Уэнди.

– Говорите так, будто он умер.

– Не исключено.

– Не хочу драматизировать, однако речь в самом деле идет о жизни и смерти. Не желаете говорить со мной – приду с полицией. Я сейчас одна, но в другой раз приведу всю большую новостную команду – с камерами, с микрофонами.

Тилфер тяжело вздохнул.

– Значит, о том, что Кельвин ничем не поможет, на слово не верите?

– Извините, нет.

– Ну ладно. – Он пожал плечами.

– Что «ладно»?

– Отведу вас к Кельвину.

Уэнди смотрела на Кельвина Тилфера сквозь толстое бронированное стекло.

– Давно он тут?

– В этот раз? Недели три. Дней через семь выпустят.

– И куда?

– Обратно на улицу, пока опять не натворит чего-нибудь – тогда снова заберут. Государство больше не верит в пользу долгого лечения в психиатрических клиниках, вот и выпускают.

Кельвин Тилфер яростно строчил в блокноте, держа его почти у самого носа, и что-то невнятно выкрикивал. Выглядел он куда старше своих однокурсников: седые волосы, седая борода, выбитые кое-где зубы.

– А был очень умным, – продолжил Рональд. – Безумный гений, особенно в математике. Ими, задачами, исписана вся книжка. Черкает дни напролет. Никогда не умел отключать мозги. Мама по мере сил старалась сделать его нормальным. В школе предлагали перепрыгивать через классы – она не разрешала. Заставляла ходить на спорт. Чего только не пробовала, лишь бы рос нормальным. Как будто знала, куда его несет. Пыталась сдержать сумасшествие, но это как останавливать океан голыми руками.

– Что с ним?

– Шизофрения с приступами бешенства. Иногда впадает в дикую ярость.

– Нет. Что с ним случилось?

– То есть как – что случилось? Он болен. Причин нет.

«Нет причин» – уже второй раз за день ей говорили эти слова.

– Откуда у людей рак? Думаете, все идет от побоев в детстве? Химический дисбаланс.

Уэнди припомнила слова Фила: чудик, математический гений.