Текст книги "Волки и вепри (СИ)"
Автор книги: Хаген Альварсон
Жанр:
Классическое фэнтези
сообщить о нарушении
Текущая страница: 5 (всего у книги 18 страниц)
Ребёнок мелко дрожал и плакал, но не издал ни звука.
На его лице мать заметила свежую кровь.
– Сын! Мой сын… – вырвалось из горла Хейдис.
– Ты это не того, – посоветовал Хаген, – а то ведь, сама знаешь, того этого. Думается мне.
– Пуу… пустите. Пустите его. Хродгар. Скажи ему. Хрооо…
– Ма… мамма… – мычал сквозь платок во рту наследник престола.
– Да кончайте уже её, – устало сказал Хаген.
Никто не шелохнулся. Только Эрна бросила короткий умоляющий взгляд на Торкеля.
И Торкель решился.
Но решилась и Хейдис. Когда Волчонок ступил к ней, обнажая меч, она выбросила руку, и с пальцев сорвалась зелёная искра. Ближайшая куча мяса снова стала Белым плащом. Мгновенно возрождённый страж шагнул к Торкелю, братья бросились на перехват, но не успели: дочь дворецкого опередила их. Нож вошёл ей в сердце. Девушка тихо ахнула – и упала.
Волчонок, забыв обо всём на свете, замахнулся на драугра. Хаген крикнул:
– Торкель, НЕТ!!! – и, оттолкнув Кольгрима, в последний миг успел отсечь руку немёртвого, так что нож лишь скользнул по кольчуге сына Ульфа. Хродгар, Лейф и Хравен принялись рубить драугра, а Торкель выронил меч и склонился над Эрной.
Хейдис криво усмехалась. Были бы силы смеяться – заливалась бы смехом.
Хаген плюнул, схватил мальчишку, которому не хватило ума убежать, и пару раз ударил его головой о стенку. Хорошо, от души. Треснул тонкий висок, из раны брызнула кровь. Лемминг бросил на пол бездыханное тело, переступил его и без лишних слов обезглавил Хейдис.
Голова подкатилась ему под ноги и чётко, сладкозвучно произнесла:
– Тебе достанется моё предсмертное проклятие, жестокий человек. Не найти тебе покоя после смерти, быть тебе вечным заложником, скитаться тебе, ни живому, ни мёртвому, многие сотни зим, пока кто-нибудь не сжалится над тобою и не освободит от заклятия. Но поверь, никто во всех девяти мирах не подарит жалости тебе, безжалостному.
– Да ёб же твою мать, – не менее чётко, хотя и не столь изысканно, ответил Хаген, – сколько можно трепать языком, женщина? Когда ж ты сдохнешь?
Закрылись глаза Хейдис, вновь полные вешней зелени, сомкнулись уста, сочные и мягкие, словно спелые ягоды малины. В наступившей тишине слышалось только тяжёлое дыхание берсерка, задумчивое сопение Хродгара, застывшего, словно скала, да судорожные всхлипы.
То плакал Торкель, самый жалкий из волчат, сжимая в объятиях Эрну.
– Ради чего это всё? – рыдал он. – Ради чего? Скажи, Хаген? Ты ж такой умный! Ради двух тысяч засранных гульденов? Ради людей, кораблей и Арнульфа?! Да в Хель это всё, в Хель корабли, в Хель вашего Арнульфа. Пропади оно всё, топчись оно всё бледным конём…
Никто не подал голос. Никто не подошёл, чтобы утешить побратима. Никто не смел.
Торкель поднял полные слёз глаза на Хравена. Тот – небывалое дело! – опустил взор.
– Ну ты же… – начал Волчонок осипшим голосом. – Ты же можешь. Я знаю. Я верю. Братец Ворон, я не слеп и не глуп, хотя вы все и раздаёте мне подзатыльники. Много я видел, братец Ворон, из того, на что ты способен. Эрна… ты же сам говорил. Это не вчерашний труп. Это… её убили только что. Ты же заметил. Я умоляю тебя… Ведь можешь?
– Ведь могу, – Хравен глядел куда-то в сторону, – да не хочу. Дорого станет.
– Я заплачу, чем скажешь! – воскликнул Торкель с безумной надеждой.
– Ты не расплатишься, Волчонок! – покачал головой колдун. – Слишком высока цена.
– Я расплачусь с тобой сполна, Хравен Увесон, – волчья тоска заливала душу юноши, выплёскиваясь из горла и глаз, – и в этом я клянусь.
– Хорошо же, – чародей посмотрел на него сверху вниз, и ничего не увидел Торкель, кроме холодного, беспощадного мрака, – но знай, что однажды ты заплатишь за её жизнь своей. Не сейчас, разумеется. Гораздо позже. В самый неподходящий час. И тогда ты пожалеешь.
– Не пожалею, – обещал Торкель[19]19
Об этом можно почитать в пряди «Солнце севера».
[Закрыть].
7
Выезжали в ночь. За час до рассвета. На том настоял Сельмунд, а братья и не возражали.
Мертвецы, и те, что пришли с Ниданеса, и Белые плащи, лежали, как и положено мертвецам, хладные, бездыханные, неподвижные и, увы, вонючие. Как и их обезглавленная повелительница. Из чего Сельмунд заключил, что – да, проклятие снято, и вручил викингам плату.
Пока Лейф пересчитывал золото, бывший регинфостри наследника престола говорил:
– Я, конечно, вам премного благодарен. Однако вы, конечно, понимаете, что мне придётся вас изгнать из города. Вы убили Её Величество, Его Высочество, злоупотребили гостеприимством и вдобавок осквернили королевскую могилу. Лучше бы горожанам вас не видеть.
– Не скромничай, Сельмунд Косой Барсук, – усмехнулся Хродгар, – вешай на нас все злодеяния, с какими не справилась городская стража. На мёртвых-то теперь не повесишь…
– Повешу, не сомневайся, – заверил Сельмунд, – но вам бы лучше сюда не возвращаться.
– Если и вернёмся, – ответил Хродгар, – то нескоро. И – с кораблями, полными бойцов. И лучше бы тебе к тому времени подновить городские укрепления. Хотя не хотелось бы сойтись с тобой на секирах, Барсук. Но что ты станешь делать с этим дворцом?
– А сожгу в пепел, – пожал плечами Сельмунд. – Или нет, не сожгу. Буду водить сюда гостей города. За деньги. Корчму тут поставлю, винный зал, двор гостиный, весёлый дом со шлюхами. Скажу Альварду, пусть придумает красивых легенд, а песнесказители потешают ими народ.
Тут бодро подковылял упомянутый Альвард, обмахиваясь листком пергамента:
– Вот, закончил, едва чернила просохли, можно запечатать и отправлять…
Наткнулся взглядом на викингов, опустил глаза. Хаген сказал:
– Отрадно видеть, что учёный муж снова в деле. Здорово помог нам твой сын. Быть может, из поросёнка вырастет ещё достойный человек.
– А. Это. Ну ты тоже не хворай, викинг, и счастья тебе на пути, – пробубнил Альвард.
Сельмунд пробежал письмо глазами, свернул его и запечатал. Вернул Альварду:
– Отправь с пустельгой в Северную четверть, – и пояснил викингам, словно оправдываясь, – там осталась королевская родня. Потомки тамошнего ярла и Мэвы, сестры Хорсе Весёлого. Они рода конунгов, пусть и по женской стороне, пусть пришлют кого-нибудь. Сидеть на троне.
– А ты сам отчего не сядешь? – удивился Хродгар.
– А зачем оно мне надо? – подмигнул Сельмунд косым глазом.
Хродгар задумчиво поскрёб затылок.
– Я перестаю тебя понимать, герре Сельмунд, – проговорил молодой вождь. – Зачем ты повелел нам убить ребёнка? Чем малец тебе помешал? Я бы понял, если бы ты сам хотел сесть на престол, но… Полагаешь, ты не справился бы с юным королевичем? Не смог бы его перевоспитать, а позже избавиться? Верно ли я думаю, что ты боялся его мести?
Сельмунд отвернулся. И тихо произнёс:
– Я не самый храбрый из мужей, это так. Я мало боюсь простых смертных, и живых, и неживых, но я боюсь не простых смертных. Не знаю, следует ли вам знать о том, но… Эрнгард дворецкий сослужил мне последнюю службу. Были у него подозрения, что мальчишка не так прост. Кольгрим – сын ведьмы. В жилах его – кровь, отравленная чарами. Когда умирает ведьма, её сила – вам это ведомо – переходит ученику или ближайшему из родичей. Малец и так мог бы вырасти сильным колдуном, но по смерти матери… Видрир Синий предупредил меня. Перепуганное дитя, чья душа искалечена колдовством… То, что устраивала Хейдис, показалось бы милой шалостью. Не мне было бы удержать бурю конца времён.
Хродгар бросил взгляд на Хагена. Тот стоял, как каменный столб.
Тут подал голос Лейф:
– Сдаётся, ты переплатил нам, сын Сигмунда. Здесь три тысячи!
– Отчего такая щедрость? – усмехнулся Хродгар.
– Не моё, не жалко, – двинул плечами Сельмунд, – это не мои деньги, а те, что вам посулила моя покойная, безвременно ушедшая супруга. Но, Хродгар хёвдинг, на то, что было обещано в придачу, с моей стороны даже не рассчитывай.
– Невелико горе, – засмеялся тот, – барсучьи окорока я люблю тушёными в сметане.
На том и распрощались.
– Эй, Хаген Альварсон! – окликнул юношу Сельмунд. – Спасибо тебе.
Сын Альвара придержал кобылу, обернулся. Недоумённо взглянул на правителя.
– Ты знаешь, за что, – добавил тот.
– Пустяки, – бросил Хаген с прохладной усмешкой, – на что ещё чужаки нужны?
Из города ехали скоро, рысью, иногда переходя в галоп. На северо-запад, по берегу Колль-реки. Не оглядываясь. Лишь когда солнце переместилось на юго-восток и всадники увидели свои тени перед собой, а Гримсаль окончательно скрылся за перелесками, сбавили шаг.
Первым ехал, как положено, Хродгар хёвдинг. Справа от него – Хаген, слева – чародей. Его плащ вернул свой исконный алый цвет. Позади ехали земляки-линсейцы. Бьярки задремал в седле, Лейф молча курил. Сундучок с добычей он держал спереди, в намертво зашитой торбе. Посреди поезда ехал Торкель, обнимая Эрну, посадив её перед собой. Девушка сладко спала под действием маковой настойки и сонных чар. Рану на сердце Хравен ей заштопал, вычистил боль воспоминаний, оставив лишь саму память о случившемся. По другому Эрну было бы не спасти. На туго перевязанной груди виднелось лишь крохотное красное пятнышко. Лейф пошутил, что, мол, нескоро тебе ещё мять эти дивные плоды. Все засмеялись, а Торкель даже не огрызнулся. Выдавил кислую улыбку.
Поравнявшись с передними седоками, Волчонок тихо сказал Хагену:
– Знаешь, я там тебе наговорил…
– Молчи уж, лоботряс, – посоветовал Лемминг, – а то муха в рот залетит.
Торкель молча кивнул и отъехал назад.
Сам же Хаген спросил чародея:
– Так что ж это выходит, братец-ворон, ты у нас неуязвимый? Бессмертный, что ли?
– Какое там, – поморщился Хравен, надвигая тирольку на самые глаза. – Сразить меня вполне возможно, хотя и не так просто, как думал этот благородный недоносок Тивар. Но признаюсь вам, друзья, то не моя заслуга. Чёрная Школа. Её тьма живёт во мне до сих пор. И будет жить, пока не сожрёт меня изнутри.
– И что тогда? – спросил Хаген.
– Тогда вам лучше оказаться от меня как можно дальше, – безразличным голосом проговорил чародей. И добавил, – впрочем, этот час наступит ещё нескоро. Но скажи теперь ты, братец-лемминг: каково это было, убить дитя?
Хаген пожал плечами. Хорошего ответа у него не было. Дал, какой нашёл:
– Всегда приятно убить плохого правителя, и тем приятнее, что он не успел вырасти.
– С чего ты взял, что он стал бы непременно плохим правителем? – нахмурился вождь. – Тебе старики милее детей?
– Ну, во-первых, – усмехнулся Хаген криво, – малец многовато видел. Во-вторых, он пошёл в своего отца и деда, а не в прадеда и в дядю, это очевидно, и никаким воспитанием того не изменить. Уж поверь, кровь предков – великая сила. Не твоего ли отца кровь толкнула тебя самого на подвиги, на дорогу чайки? В-третьих, плевать я хотел на королевского щенка, но Альвард Учёный снискал моё уважение давным-давно, и, почитай мы мудрость больше доблести, быть может, и жили бы иначе. Потому его жизнь и здоровье мне важнее жизни и здоровья королевича. В-четвертых, мне и на Альварда глубоко наплевать, если честно. Просто так уж стали тэфли на нашем поле. Нам ещё здорово повезло!
– Сдаётся мне, ты не всё говоришь, – заметил Хравен.
– Ну да, давайте поговорим, что у кого на душе, – язвительно бросил Лемминг.
– А ты, дружище, хуже прикидываешься бездушным, чем тебе того хотелось бы, – сказал Тур.
– Так, стало быть? – Хаген изогнул бровь, глядя в лицо Хравена, наблюдая, как плавится под солнцем его вечный лёд. – Ладно, вот вам моя пятая причина. Видите ли, я сам был таким, как этот Кольгрим сын Тивара. В этом ребёнке я узнал себя. Я себе не понравился. И я убил себя. А на предсмертное проклятие Хейдис мне и подавно плевать. Довольно ль вам этого?
Друзья кивнули. Молча. Тогда Хаген обратился к Хродгару:
– А ты, могучий наш предводитель, и в самом деле подумывал отказаться от дела за три тысячи? Не устоял бы перед чарами Фрейи Коллинга? Повертел бы мачтой в её «старухе»?
– Поверь, Хаген, – не устоял бы, – признался Хродгар, – кабы не твои слова. Каждый из нас в этом походе узнал о себе что-то новое, неведомое досель.
– У меня будет к тебе просьба, хёвдинг, – холодно усмехнулся Хаген, – выдай щедрый подзатыльник Халльдору Холодный Ветер, коль мы его встретим. Я тебе напомню.
– Что так? – осклабился вождь.
– Это ведь он направил нас в Гримсаль. Ещё в Седерсфьорде, где мы распрощались. Я так понимаю, что Золотой Совет решил не пачкаться, а устранить эту Хейдис нашими руками.
– Тогда нам стоит его поблагодарить, а не угощать подзатыльниками, – заметил Хравен. – И что с того, что он нас подставил? Это была хорошая игра!
Хродгар и Хаген переглянулись. «Игра!» – фыркнул вождь в усы.
«Хорошая, но – не-игра», – подумал Хаген. А вслух спросил:
– Ты не шутил насчёт того, чтобы вернуться в Гримсаль?
– Этот Сельмунд кажется хорошим хозяином, – пожал плечами Тур, – он откормит для нас кабана по имени Гримсаль. А потом мы его съедим. Коли будем живы… Но – к делу, други ратные! Крак сказал, ему нужно отвезти один груз, а потом он станет ждать нас в Хлордвике. Оттуда – в Скёлльгард. У нас будут и люди, и корабли! И, коли повезёт, Арнульф Седой.
– Ну, тогда – в Хлордвик, – усмехнулся Хаген, пуская Сметанку в галоп.
Прядь 6: Последний полёт орла
1
– Седой, к тебе гости!
Скрипнула дверь, и на пороге возник высокий косматый старик. Его спутанная борода свисала до пояса. Был он одет в подштанники и больше ни во что. Долгие зимы не пощадили его, фьорды морщин и реки вен прорезали снежную пустошь плоти, но старик был ещё крепок: тощий и жилистый, он и сейчас управился бы если не с дюжиной бойцов, то уж точно – с полудюжиной. Синели рисунки на коже, которыми мало кто мог бы похвалиться: не каждому позволено носить на груди волков и орлов, терзающих круторогую добычу! Старик опирался на красивую можжевеловую трость, а в другой руке держал кувшин. Опрокинул посудину себе на голову, встряхнулся, разбрызгивая воду, отбросил кувшин, сощурился, прикрыв глаза ладонью:
– Кого там тролль на хвосте принёс?
Оружейное железо дребезжало в его голосе, но глаза смеялись. Он знал – КОГО.
– Хэй! – воскликнул Торкель, срывая шапку с головы, сверкая золотыми волосами, синими глазами да белой волчьей улыбкой. – Здесь ли гнездо орлиное? Жив ли крылатый хищник?!
– Кто это там тявкает? – засмеялся старик. – Что за щенок?! О, да это никакой не щенок, это Волчонок, сын Ульфа Серого! Где твоя псина? Откормил да съел?
– Там же, – отвечал вместо Торкеля Хаген, – где моя Сметанка и прочая наша живность.
– Наш Волчонок нашёл себе волчицу, – сообщил Хродгар, обнимая старика, – мы её в Хлордвике оставили, у Торгрима Плотника, вместе с нашими коняшками.
– Что ещё за Торгрим Плотник?
– Мой двоюродный дядя со стороны матери, – сказал Торкель, кланяясь старику.
– Не боишься оставлять липу ожерелий одну в большом городе?
– Хе, Арнульф Иварсон! – усмехнулся Бьярки, в свою очередь кланяясь седому вождю. – Не видел ты эту липу. То бойкая дева!
– Впору молиться за славный город Хлордвик, – добавил Крак Кормчий.
– Повенчаться успели? – спросил Арнульф.
– Обменялись обетами, – покачал головой Торкель, – женимся по осени, коль вернусь.
– По следующей осени, – уточнил Арнульф, – зимовать будем, скорее всего, на Геладах. Но, как бы там ни было, поздравляю, Волчонок! Счастья вам и многих волчат. Да что мы стоим! – старик хлопнул себя по лбу, зычно кликнул, – хэй, Свава, моя валькирья! Лети сюда, словно на славную битву, да распорядись – пусть ставят стол, пусть брага льётся рекой, пусть горы снеди громоздятся до небес! Баню вам истопить?
– Бани не надо, – с улыбкой поблагодарил Лейф, распутывая узел на затылке, – а вот ушат воды пусть нагреют: голову хочу помыть. Чешется уже, проклятая…
– То у тебя мозги лезут, – вернул улыбку Арнульф. – Сильно ты поумнел, Кривой Нос.
Показалась упомянутая Свава – невысокая и плотная, пожилая, но ещё красивая. Фыркнула, окинув глазом стаю, убрала под платок непослушные, явно подкрашенные пряди, принялась отдавать приказы хусманам. «Ох, горячая была бабёнка по молодости!», – отметил Хаген.
– Твоя супруга? – спросил Хродгар.
– Э, – отмахнулся старик, – моя курица. Греет мне постель. Жена Грима Тесака. Мы с ним пьём по вечерам. Хороший он человек, только здоровье худое…
– Так он… он знает, что ты его жену… – Хродгар недоумённо почесал в затылке.
– Грим сам просил меня за ней присмотреть, – развёл руками Арнульф, – он уже старый и больной, едва ходит. Волнуется за супругу…
– А ты сам-то как? – тихо спросил Хродгар, украдкой скосившись на трость в руке Седого.
– Потихоньку, – вздохнул Арнульф, – хотя – да, долгие зимы берут своё.
– Ты поэтому заспался до полудня и встречаешь нас в одних подштанниках? – ухмыльнулся Хравен сейдман, снимая, тем не менее, шляпу перед вождём. – Знаешь ведь, как сказано: «Рано вставай, коль хочешь отнять у прочих добро или жизнь! Добычи не будет у волка лежачего, победы – у сонного мужа».
– «Над старцем седым смеяться не смей»[22]22
Хравен и Арнульф обмениваются цитатами из «Речей Высокого», строфы, соответственно, 58 и 134.
[Закрыть], – ответил Арнульф, пожимая руку чародею.
– Над живым орлом ворон не смеётся, – кивнул Хравен, – это дорого ему станет.
Старик лишь покачал головой, обводя глазами стаю. По двору сновали слуги, накрывали на стол, несли скамьи – погода была хорошая, и сидеть решили под ясным небом. Слышались грозные окрики Свавы. Хаген умылся у бочки с дождевой водой, отряхнулся, достал трубку и вскоре задымил, оглядывая подворье. Отметил, что морской король живёт сравнительно скромно. С другой стороны, а много ли надо в его-то возрасте?
– Э, Лемминг! – окликнул его Арнульф. – Иди сюда, что ты как чужой. Четыре года не виделись! Не потерял ли мой перстенёк, не пропил ли первую свою плату от меня?
Хаген пожал морщинистую, но ещё крепкую руку, обнял старика, поднял указательный перст:
– Это кольцо у меня заберут вместе с пальцем. Но скажи-ка, Седой: ты получил ли ворона с нашим письмецом?
– Так и говори: «с моим письмецом», хитрая твоя морда, – тихо проговорил сэконунг, прищурившись, – это ведь ты писал? И не ошибусь, если предположу, что и замысел – твой?
– Так и есть, – пробасил сзади Хродгар, – просто Хаген скромничает.
– Скромность мужа не красит, – заметил Арнульф, – тем более, что выдумка мне по нраву. Погуляем на славу! Вас это кое-чему научит, а меня позабавит. Напоследок…
Ох и не понравился Хагену голос Арнульфа Иварсона! Не клёкот орлиный, не звон тинга мечей, нет – хрип загнанного волка, скрип гнилых вёсел в гребных люках, скрежет ржавого железа, вот чем дохнула речь Седого. На миг, но – этого хватило.
«Не напрасно ли тянем Орла на дорогу чайки?» – тягостно подумалось Хагену.
Обед, умеренные возлияния и неумеренные беседы о былом затянулись часа на три. Трепались бы ещё, да Бьярки так разморило от пива и солнца, что он заснул и свалился под стол. К тому же, Свава напомнила Арнульфу, что, мол, у тебя вечером ещё гости будут.
– И в самом деле, – спохватился Седой. – Ты мне одёжку выбрала? Тогда идём, приведёшь меня в порядок. А то у меня руки трясутся – тесёмки на сорочке до Йолля не завяжу…
И удалился.
Друзья перенесли Бьярки в тень под яблоней и вернулись за стол. Торкель и Лейф помогли собрать посуду, поглядывая на служанок, а Хаген развернул на освобождённой столешнице карту. Крак и Хродгар раскурили трубки и подсели ближе. Вскоре вышел и Арнульф. Борода и длинные волосы были вымыты, расчёсаны и свободно развевались на ветерке. Облачился старик в широкие штаны, подвязанные чуть выше щиколоток, белоснежную рубаху без узоров и хорошие туфли на босу ногу. Никаких украшений, никаких оберегов. Хаген подумал не без печали, что Арнульф Седой выглядит очень нарядным и готовым к смерти.
Морской король уселся во главе стола, наполнил чарку водой, шумно хлебнул:
– Ну, друзья, поговорим о делах.
Слово взял Хродгар.
– Прошёл слух, будто бы в Эйреде назревает большая война. Говорят, Южная пятина разбогатела за последние годы на торговле с Форналандом и другими землями, и мало страдала от набегов и всяческих напастей. Меньше, чем прочие пятины Эйреда…
– Это правда, – вставил Лейф. – На торгах в Хлордвике, да и не только, полно товаров, которые везут из Маг Эри. Города там растут, как грибы…
– И церкви, – добавил Хаген. – Богатые церкви и монастыри.
– Не без того, – согласился молодой вождь. – У них на престол взошёл новый конунг, некто Кетах, сын Морна, из рода Ан-Клайдов, или как-то так. Он, как говорят, заботится о том, чтобы все в Эйреде приняли веру Креста, грозит разогнать Круг Высоких Вязов, перебить друидов и вырубить священные рощи, а в их древней столице, забыл, как она называется, поклялся сжечь храмы старых богов и построить самую большую церковь, какую видел мир.
– Он столь набожен? – с сомнением в голосе спросил Арнульф.
– Кто его знает, – пожал плечами Хродгар, а Хаген добавил:
– Думается мне, плевать он хотел на Белого бога и на всех святых. Он не взял себе даже нового имени в крещении, и не удивлюсь, коли при дворе у него служат чародеи. Нет, здесь всё дело в деньгах и во власти. Как известно, проще управлять теми, кто поклоняется одному богу, а не трём дюжинам. Опять же, как известно, пошлины и подати в пределах Форналанда, как и прочих крещёных стран, существенно ниже, а условия для торговли выгоднее, чем при заключении сделок с язычниками. Опять же, на ионитов в Ронадале смотрят как на людей, а на язычников – как на чудовищ. Это, видимо, сильно заботит Кетаха конунга…
– Глупость какая-то получается, – махнул рукой Арнульф, едва не сшибив кувшин с водой, – я не назову разумным правителя, который такими речами навлечёт на себя гнев соплеменников. Почти весь Юг окрестили несколько веков назад, и что-то я не заметил смягчения нравов! Раньше языческие короли грызли друг другу печень, а теперь тем же занимаются крещёные правители, а священники завывают, что так хочет Бог. И я слышал, что там уже жгут сельских знахарок, учёных людей и просто дурачков, якобы за чёрную волшбу, на потеху народу.
– А что до торговли, – вмешался Крак, – то это и вовсе дурость. И в Гуталанде, и в Алмаре, и даже у нас в Сторборге никто не смотрит, какой веры купец, все смотрят на товар. И ничто не мешает перевесить, на худой конец, оберег-торсхаммер с пояса на шею, чтобы было похоже на распятие. Я всегда так делаю, когда торгую с ионитами, и до сих пор не прогадал!
– Дело не в том, – улыбнулся Хаген прохладно, – дурак ли Кетах ан-Морн из рода Ан-Клайдов, а в том, что мы выгадаем от его дурости.
– Думаешь втянуться в большую войну в Эйреде на его стороне и под шумок пограбить? – изогнул бровь Арнульф. – Или на стороне его врагов? Извини, Хаген, я мало что понял из твоего письма, кроме того, что ты хочешь погулять в Зелёной Стране с большим войском северян.
– Я не мог выразиться в письме яснее, – пояснил Хаген, деловито выколачивая трубку и снова её набивая. – Весточку могли перехватить. Или голодный ворон мог её съесть по дороге – без обид, Увесон, твои птицы умны, но это всего лишь птицы. Нет, я не собираюсь… – утоптал зелье в чашечке, высек искру, принялся раскуривать. Все ждали. В том числе – и братья-викинги. Ждали, что скажет Арнульф о том, какое место ему отвели в этой саге.
И понравится ли ему это место.
– …не собираюсь, – продолжил Хаген сквозь сизые клубы дыма, – присоединяться ни к южанам, ни к северянам. Я предлагаю затаиться на Геладах и подождать, пока разгорится костёр в сердце Эйреда. Пока не повалит такой вот замечательный дым… – глубоко затянулся пару раз и стряхнул первый седой пепел прямо на карту, на место, обозначенное как Маг Байд, священная долина друидов и верховных королей страны Эйридхе. – А потом мы стремительно, подобно кровавому поносу, выйдем в море, обогнём этот великанский носище, – обвёл угольным писалом полуостров Тир Бриан, – и высадимся на берегу Восточного моря. Южнее устья Кемблайна. Или пройдём по Кемблайну, – повторил линию реки, – вот сюда, а потом – двинем на столицу. Или высадимся севернее, в устье Аллайда, – обвёл устье чёрным кружком, – пройдём до вот этого озера, а уж оттуда… Короче, как-то вот так, – закончил Хаген не слишком определённо, зато уверенно, и с самодовольной ухмылкой заложил за ухо писало.
– Хочешь разграбить Маг Эри, пока основные силы конунга будут сражаться в Глен Мор или ещё где? – уточнил Арнульф. – А у тебя морда не треснет – столько жрать?
– А ты погляди, какой он тощий, – засмеялся Крак. – Это от того, что голодный. Лемминги всегда голодны, куда там волкам да вепрям, страшное дело! Верно, Куробой?
«Куробой» не ответил, просто кивнул, разбрасывая пепел из трубки, как маленький гейзер.
– Да и почему же только Маг Эри? – продолжал Крак, почёсывая бороду. – Коли подойти к делу с умом, успеем наведаться и в Маг Арта, и в Форналанд, и вот сюда, в Тир-на-Морх. А станет горячо, – негромко хохотнул, оскалившись, – уйдём по рекам, а потом пусть ищут ветра в Восточном море, презренные!
– Ну хорошо, – с сомнением качнул головой Арнульф и вдруг подался вперёд, уперев руки в стол и нависая над картой, над стаей, словно орёл на утёсе, озирающий долину. – Хорошо, мои многомудрые герои. Зачем же тогда вам понадобился ваш старый вожак?
Многомудрые герои, вчерашние беззубые щенки, вечные чужаки и скитальцы, переглянулись. Не смели поднять глаз на сэконунга. Не смели встретиться со взглядом седого орла. Даже Хравен Увесон, могучий чародей, не робевший перед земными владыками. Боялись ли гнева Орлиного волка? Нет. Боялись ли оскорбить его, старика, одной ногой ступившего в пламя погребального костра? О да, боялись – и не смели себе в том признаться.
А Хаген не боялся. Он не хуже многих играл в тэфли и знал, что иногда надо выводить в первые ряды белого конунга, играть им, пусть даже это такой славный конунг, как Арнульф Седой.
– А сам-то как думаешь, Иварсон? – юноша бесстрастно улыбался в лицо морского короля, не выпуская изо рта дымящей трубки, сложив руки на груди. – Верно ты сказал, что у меня морда треснет – разевать пасть на такого вепря. У всех у нас треснет. У всех, кроме тебя. Ты – герой Севера, ты живая легенда, нравится тебе то или нет, и люди пойдут за тобой в огонь и лёд. А нам для нашего дела нужны люди. Много людей. И не только юных героев с горячими головами, но и матёрых волков сражений, хладнокровных, инисторёбрых. До сих пор у нас было знамя с чёрным вороном, но теперь нам нужен стяг с седым орлом. Ты станешь нашим стягом. Молви нелживо, по нраву ль тебе это?
Три удара сердца старик молчал. А затем зашёлся в хриплом задорном хохоте.
– О жестокосердый юнец! – хмурился Арнульф, грозя Хагену пальцем, точно дедушка – внуку-шалопаю, краснея от смеха. – Как ты дерзнул сравнивать меня с останками святош, на которые проповедники ловят паству, точно на наживку?! Тем более, что я пока жив… да, потешил, потешил, вот уж спасибо. К чему это я? – Седой убрал пряди со лба, сел, откинулся на спинку плетёного кресла. – А вот к чему, друзья. Замысел ваш хорош, я сам во время былое проворачивал подобные дела. Надо, конечно, много уточнить, довести до ума, но время терпит. Всё упирается в средства. Вы до сих пор ходите на Краковой «Старухе»? Помнится мне, «Аургельмир» отошёл Орму Белому, с клабатером и прочей ватагой.
– Средства есть, – заверил Хродгар. – Мы тут разжились блеском огня курганов…
– Уж скорее нагрудными пряжками Фрейи, – подмигнул Седой, – Фрейи Коллинга, если не ошибаюсь. О да, друзья мои, я всё знаю, не надо делать такие большие глаза. Слухи обогнали вас на пару дней. Эх, жаль, меня там не было! Сколько у вас имеется?
– А сколько у нас имеется? – спросил Хродгар. – А, Лейф Казначей?
– Чуть меньше трёх тысяч гульденов, – ответствовал Кривой Нос.
– Эрлингова борода! – присвистнул Арнульф. – На что вам этот поход, разделите деньги да прогуляйте, как положено! Не назову я вас разумными, коль не поступите так.
Викинги переглянулись и засмеялись. Торкель сказал:
– Эрлинг мне свидетель, я предлагал сделать, как ты говоришь, но эти… гхм… возомнили себя волками да вепрями. Мы же, собственно, затем и отправились в Гримсаль, чтобы добыть денег для этого похода.
– Как-то у вас всё через жопу получилось, – заметил Арнульф.
– Все девять миров получились через жопу, – проворчал Хаген. – Не надобно много ума, отваги и чести – поделить добычу по пятьсот гульденов на брата да спустить на пиво и шлюх. Но тот не зовётся викингом, кому без надобности ум, отвага и честь, не так ли? К тому же, думается мне, в Эйреде каждый из нас получит столько серебра, сколько в жизни не видал. Это не считая бесценной славы, разумеется.
– В Эрвингарде мы взяли… сколько? – поддержал хозяйственный Лейф. – Сорок тысяч гульденов? А представь, сколько таких Эрвингардов по всему Маг Эри!
– Нет, у вас точно морды треснут, – со смехом покачал головой Арнульф.
– А кстати, – Хаген не сдержал зевок, быстро сделал вид, что приложился к чарке, потёр переносицу, – что это за гости, ради которых ты приоделся?
– Ведомо кто, – насмешливо бросил Арнульф. – Рагнвальд Жестокий и Унферт Алмарец. Их ко мне прислал Орм Белый. Видать, прийти самолично счёл ниже своего достоинства.
И, глядя на удивлённые лица викингов, пояснил:
– Я тоже не сидел, сложив крылья. Получил вашу весточку, прикинул клюв к ветру и предпринял кое-какие меры. Так что, коли всё сложится удачно, с нами на китовую тропу отправится не меньше пятисот бойцов на десяти судах. Но, – добавил Седой, – никак не больше тысячи.
– Мать моя хекса, – пробормотал Бьярки сквозь дрёму.
2
Арнульф Иварсон жил на Эйковом Дворе, у самого подножья горы Фленнскалленберг. Собственно, не на самом дворе, не за оградой хутора, а рядышком: там стоял какой-то сарай, Арнульф же купил его, приказал снести и построить крепкую тёплую хижину. С очагом, новомодной печной трубой, застеклёнными окнами, отхожим местом за перегородкой, чтобы и не пахло, и зад зимой не морозить, – короче говоря, со всем, чем положено. На деньги, которые остались у него после похода на Эрсей, он мог бы купить весь хутор, но Эйк Эйкинг и кьяру Керима не продал бы свой двор, да и сарай у ограды уступил неохотно.
Рассчитывал, что старик скоро отправится к предкам, а замечательное жильё присовокупится к имуществу рода Эйкингов. Тем более, что под старым дубом подрастают дубки молодые, скоро обзаведутся своими липами льна – новый домишко не помешает.
На Эйковом Дворе, как и на всяком большом хуторе, было полно народу. Родичи-одальманы, домочадцы, хусманы, рабы, вольноотпущенники, ближняя и дальняя родня, всякие гости – короче, всё как у людей. Днём спорилась работа, вечерами кипели гулянки. Стар был Арнульф – бегать за грудастыми куропатками в святую рощицу на склоне горы, работать даже не пытался: мало что умел делать из того, что потребно в хозяйстве, да и гордость викинга не позволяла; а ещё не было нужды. Вовсе. Морской король жил не подаянием, а всходами ратных трудов, золотым и серебряным зерном, политым кровью. Говорили, у него в сундуках больше монет, чем листьев на старом дубе, росшем посреди усадьбы, но проверить никто не осмелился.
