Текст книги "Волки и вепри (СИ)"
Автор книги: Хаген Альварсон
Жанр:
Классическое фэнтези
сообщить о нарушении
Текущая страница: 15 (всего у книги 18 страниц)
Впрочем, Лейф Кривой Нос ещё раньше покинул Конопляный Двор, не желая навлекать несчастий на родичей. Неузнанный, прибыл он в Кракнест, а оттуда – на борту «Поморника» – на Эрсей, под кровавым стягом Арнульфа Седого, и дальше – по дороге чайки…
Старуха Сьёрун горевала, но старалась не показывать своей боли. Тягостно было и Кьяртану, и немногочисленным друзьям Лейфа, и Герде дочери Ульфганга, с которой у Кривого Носа была большая приязнь. Но Кьяртан был человеком работящим и спустя недолгое время поднял хозяйство. Надо сказать, не без помощи. Как-то по осени Кьяртан сидел на крыльце и курил трубку. Не заметил, как рядом опустился с неба огромный ворон. Птица Всеотца громко, требовательно закричала. Кьяртан испугался, потом замахал руками – кыш, мол, нечего тут беду накаркивать! Ворон начал потешно скакать вокруг Кьяртана. Тогда парень увидел мешочек, привязанный к шее птицы. «Верно, это почтовый ворон», – подумал Бобёр, подманил ворона и отвязал поклажу.
В мешочке лежали монеты. Десять гульденов. Десять блестящих, полновесных гульденов!
Кьяртан покормил посланника тресковыми головами, тот благодарно каркнул и был таков.
– Что бы это ещё могло значить? – удивился сын Лейфа Чёрного.
Так продолжалось из года в год. В один и тот же день. Иногда ворон приносил больше, иногда – меньше. Порой монеты, порой – кольца. Старуха Сьёрун смекнула, что это неспроста.
– Жив ещё твой брат, – сказала она, не скрывая скупых слёз радости, – а ты, вещая птица, передай привет да благодарность тому, кто послал тебя, и пусть знает, что его тут ждут.
Ворон презрительно вскрикнул и улетел.
А на десятый год изгнания Лейфа ворон принёс не деньги и не кольца, а записку. Читать Кьяртан умел – мать выучила, пока жива была. Пробежал строки глазами, возрадовался в сердце своём, просиял. И снова перечитал письмо. И – третий раз перечитал.
Вслух.
Над могилой матери. Под старой яблоней в саду.
– Ты, матушка, была права, – сказал Кьяртан, – ты всегда была права!
3
– Это ведь ты деньги посылал? – спросил Кьяртан, налегая на вёсла.
– Какие деньги? – удивился Лейф, старательно хмуря брови.
– Не будь скотиной, а то веслом тресну, – предупредил Кьяртан.
– Тресни, – пожал плечами человек, который только что убил троих и не вспотел.
– Мать догадалась, – уронил Кьяртан.
– Ещё бы не догадалась, – фыркнул Лейф. – Да и какая разница? Я, не я… Ты их не пропил хоть? А то знаю я вашу породу…
– Какую такую ещё породу? – возмутился Бобёр.
– Крестьянскую, – захохотал викинг.
Кьяртан хотел было напомнить брату, кто был его отцом, и кем был он сам, пока не изгнали, как возился в глине и в грязи, как тянул невод и стучал молотом в кузне, но взглянул в родное лицо – и умолк. Слова свернулись в горький ком посреди горла. Не узнавал брата. На Кьяртана Бобра смотрел крестьянский сын, но – не крестьянин. Уже – нет. Лицо Лейфа было лицом викинга. Волка бури мечей. Морестранника. Холодного и беспощадного убийцы. Расчётливого, хитрого, алчного до крови, серебра и славы. Жестокого и жёсткого. Чьё сердце забрано железной бронёй, чья кровь – морская вода, чьи рёбра покрыты инеем, а кости – сломаны в битвах.
– Что с ногой? – тихо спросил Кьяртан, отворачиваясь.
– А, – отмахнулся Лейф, – в Эйреде подрезали.
– Ты был в Эйреде?! – чего-то подобного следовало ждать, но юноша не сдержал удивлённого возгласа. Лейф усмехнулся:
– И в Эйреде, и в Ронадале, и в Алмаре, и на Боргосе… Где меня только не было!
– Расскажешь? – глуповато улыбаясь, попросил Кьяртан.
– Хаген пусть расскажет, его только спроси. Умеет рассказывать, сукин сын!
– Что это за Хаген такой? – проворчал Кьяртан.
– У него теперь много прозвищ, – пожал плечами Лейф. – Одни зовут его Леммингом, другие – Убийцей Жестокого, иные – Скальдом, а ещё – Хагеном Чёрным. Потому что он любит одеваться в чёрное. Мы зовём его Сукин Сын. Потому что, кажется, родила его не жена из рода людского, а лютая волчица в лесу. И там же выкормила. На год тебя старше, кстати. Ты про Арнульфа Седого слыхал?
– Это который Эрсей разграбил? – напряг память Кьяртан.
– Я там был, – как бы между прочим обронил Лейф.
У младшего от изумления глаза полезли на лоб, а челюсть упала на колени.
– Клянусь, не вру, – улыбнулся Лейф почти тепло. – Могу шрам показать. На жопе. Стрелой зацепило. И по морде получил. Не везёт моему носу, что и говорить… Хаген уже тогда был учеником Арнульфа. Мы все были. Теперь ходим под Хродгаром. Ещё у нас есть Хравен, он чародей. Это его вороны… ну, ты понял. Ещё есть Торкель, он недавно женился, но походов не оставил – море не пускает. Ну и Бьярки Берсерк, земляк наш…
– А ты чем занимаешься? – не до конца веря ушам, спросил Кьяртан.
– Я – казначей, – гордо сообщил Лейф. – Я из них самый хозяйственный. Кровь бондов!
И добавил, грустно улыбаясь:
– Братишка, я ни на миг не забывал, чья кровь течёт в моих жилах. Ни на миг.
Братья прятали взоры. Что щипало глаза, что блестело на веках – слёзы иль брызги холодных волн? И была ли разница в тот миг?
– Я знаю, старший, – сглотнул ком Кьяртан. – И я горжусь, что ты мой брат.
– И я горжусь, что ты мой брат, – заверил Кривой Нос.
Викинги остановились, как и десять зим назад, в Кракнесте, в усадьбе местного альдермана Рори Пёстрого. На пристани, забитой лодками, красовался драккар. Змеиная голова снята с носа, мачта вынута из «старухи», даже щитов по борту Кьяртан не заметил, но не мог не восхититься грозным изяществом корабля.
– Ваша посудина? – небрежно спросил Бобёр, пряча зависть.
– А то чья же, – хмыкнул Лейф.
На берегу их встречали. Первым подошёл высокий статный красавец. Длинные светлые волосы падали на плащ, синий, как его глаза, но Кьяртан невольно вздрогнул, когда понял, ЧЕМ оторочен ворот накидки – а была то человечья борода. Светловолосый заметил его взгляд, усмехнулся. Спросил Лейфа:
– Где ты так одёжку засрать успел?
– Да вот… – Кривой Нос кивнул на брата: мол, что тут говорить, и так всё ясно.
– Ты, верно, Кьяртан, – обратился красавец к Бобру. – Я – Торкель сын Ульфа Серого.
– Рад знакомству, – Бобёр пожал руку викинга.
– А эти двое, – Торкель указал на двух черноволосых бородачей, – Крак сын Траусти, наш кормчий, и Хравен сын Уве, наш колдун.
Крак – тощий, среднего роста, с серьгой в ухе, хохотал над какой-то шуткой, проливая пиво на куртку. Руки из под закатанных рукавов – загорелые, жилистые, покрытые синими рисунками. Ладони задубели от мозолей. «Как у деда Миккеля», – подумал Кьяртан.
– Чего ржёшь? – спросил Лейф.
– Да вот поспорили, – хрипло каркнул Крак, – правда ли, что дети кузнецов, если по ним дубиной врезать, не синяки получают, а вмятины? Твой батюшка, кажется, из кузнецов был?
– На нём пробуй, – Кривой Нос указал на Кьяртана, – он мой брат, у него тот же отец.
– Что для братьев редкость по нынешним временам! – расхохотался кормчий.
Кьяртан и ему пожал руку. Потом поклонился Хравену:
– Ты ли тот чародей, чьи вороны навещали Конопляный Двор? Благодарю от души!
– Какой красивый у тебя братик, Лейф! – криво ухмыльнулся Хравен, глядя мимо Кьяртана. – Можно, я его поцелую?
– По пять марок за поцелуй, – предупредил Кривой Нос. – Деньги в сундук!
– Пять марок? – вскинул брови колдун. – А за сколько я могу его оприходовать?
– Скажи, как ты хочешь умереть, и узнаешь цену моей чести, – процедил Кьяртан.
Чародей рассмеялся, едва шляпа с головы не упала.
– Теперь я вижу, что это – твой брат, а не придворный слюнтяй! Идём, Хаген ждёт. У Лемминга в жопе свербит, а это, всякий скажет, плохой знак!
А Кьяртан подумал, что за те любезности, которыми шутя перебрасывались викинги, сыновья бондов звали друг друга на поединки.
На входе в длинный дом на дворе альдермана Рори сидел дюжий детина в медвежьей шкуре на голых плечах, косматый, как та самая шкура. Одной рукой он прикладывался к рогу с мёдом, а другой лапал за зад девицу. Девица взвизгивала и заливалась хохотом.
– А это, наверное, ваш берсерк? – спросил Кьяртан.
– Как ты только догадался? – ехидно бросил Торкель.
– Вернулись, и трёх зим не прошло! – воскликнул берсерк. – Лейф, а чего это твой брат ни разу на тебя не похож? Тебя подкинули? – обратился к Кьяртану.
– В капусте нашли, – буркнул Бобёр. – А тебя, видимо, в пещере у медведицы.
Косматый как-то враз погрустнел.
– Я вам тут без надобности, – сказал он, – поеду на шхеры. Скажете Хагену, он поймёт.
И, вручив девице пустой рог, направился на пристань.
– А что у него на шхере? – попытался пошутить Кьяртан. – Заросли малины?
– У нашего Бьярки там могила матери, – донеслось из сеней.
Говоривший сидел вполоборота к двери, курил трубку и играл в тэфли с хозяином. Двинув ладью, ткнул пальцем на доску – всё, мол, смерть конунгу! – и, не оборачиваясь, добавил:
– Ты ли тот самый Кьяртан Бобёр, сын Лейфа Чёрного, о котором я столько слышал?
– Истинно так, – коротко поклонился юноша и несколько разочарованно спросил, – а ты, думается, тот самый Хаген Лемминг, о котором я, признаться, не слышал?
Викинги с усмешкой переглянулись. Игрок молчал, не двигаясь. Кьяртан смотрел на него – и не верил. Этот заморыш, на голову ниже самого Бобра, с длинным обветренным носом, едва обозначившейся бородой и смешными мышиными усами, с медными прядями, висящими до плеч, и есть тот самый Хаген, о котором Лейф отзывался столь уважительно?! Но дрогнуло сердце Кьяртана, когда шершавый голос коснулся слуха:
– Идём, потолкуем. Тут шумновато.
– А где ваш Хродгар хёвдинг? – полюбопытствовал Кьяртан.
– В поте лица своего возделывает ниву, – осклабился Торкель.
– Дома остался, – пояснил Лейф, – он тоже женился. Ну, вроде как.
– Обещал быть в Равенсфьорде, – напомнил седой широкоплечий муж в меховой хвостатой шапке, какие носили жители Бьёрндаля, – к Свидару, коли память не подводит.
– Хорошо бы, – заметил упитанный парень в рубахе навыпуск, поглаживая здоровенного чёрного кота, – зимой воевать придётся, обещали ведь, а без вождя как-то неудобно…
– Зимой? – переспросил Кьяртан. Никто не ответил. Бобёр снова спросил:
– А что ж он, один по морю осенью пойдёт?
– А что тебя смущает, сынок? – вскинул бровь Крак.
– Так ведь шторма! – удивился Кьяртан.
– Это наше море, сын Лейфа, – усмехнулся Хаген, – наше море ему не повредит.
«Тьфу, хвастливый ублюдок!» – с негодованием отметил про себя Кьяртан.
Викинги собрались для совета на борту «Свафнира»: на берегу действительно было шумно и слишком много лишних ушей. Чёрный оглядел ватагу:
– Где Бьярки?
– Поехал на Свиную Шхеру, – был ответ.
– Почему вы отпустили его одного? – строго спросил Хаген.
– С ним братья Барсуки, – сказал Крак, – не пропадёт. А коли вздумается местным жителям сквитаться за то давнее побоище, то мы все шхеры выжжем дотла, и они это знают.
– Добро бы, – хмыкнул Хаген и обратился к младшему сыну Лейфа Чёрного. – Ну, говори!
Кьяртан едва сдержал вздох. Ему не нравились эти люди, не нравился их предводитель, не нравилось всё это дело, но выбор был небогат. Бобёр был юн и хотел жить. По возможности – долго и счастливо. С девой, похитившей его сердце.
С девой, чью руку отдали, как кусок телятины, выгодному жениху.
– С чего начать? – спросил Кьяртан.
– С начала, брат Бобёр, – усмехнулся Хаген, – с самого начала.
Кьяртан собрался с духом, хотел было заметить – мол, не брат я тебе, но – каждую сагу надо рассказывать так, как она случилась, а эта сага началась вовсе не так…
4
В округе Вессельхоф жил человек по имени Радорм Дромунд, сын Рейста Масло. Говорили, что он один из самых зажиточных линсейцев, и мало кто на западе острова осмеливался ему перечить. Его дочь звали Альвдис. Она была хороша собой и весьма своенравна, ибо отец её избаловал. Кьяртан Бобёр познакомился с ней на празднике Мидсоммар, и молодые люди сразу нашли друг в друге большую приязнь. Кьяртан красиво за ней ухаживал, дарил всякие безделушки, читал любовные висы, какие успел запомнить, копил деньги в уплату мунда за невесту, и подружки Альвдис ей завидовали. Не то чтобы сын Лейфа Чёрного был таким уж богатым женихом, но пригожий и добрый поклонник стал редкостью по мнению линсейских девушек. Влюблённые успели тайно обменяться клятвами верности. Альвдис весьма собой гордилась и едва не ездила на Кьяртане, как на коне. Люди посмеивались: вот, мол, какая ведьма эта Альвдис, что превратила бобра во вьючную скотину! Кьяртан дулся, но терпел, ибо настоящая любовь долго терпит.
Но и крепчайший канат лопнет, коли натянуть сверх меры.
Как-то Кьяртан поехал на Озёра по торговым делам. А по возвращении узнал, что его милая Альвдис дарила улыбки некоему Лафи Хвосту. Говорили, улыбками там дело не ограничилось. Кьяртан спросил Альвдис, так ли это. Девушка не стала запираться:
– Лафи катал меня на своей лодке, и она куда удобнее, чем эта твоя дедовская долблёнка. Тебя слишком долго не было, и ты в последнее время многовато мнишь о себе, а мне мало уделяешь времени и ласки. И не прибавится тебе чести, если я выражусь яснее.
– Стало быть, мне нет проку слать сватов на двор твоего отца, – сказал Кьяртан.
– И на порог бы не пустили твоих сватов люди моего отца, – усмехнулась Альвдис, – гнали бы твоих голодранцев на юг и в горы[65]65
Аналогичное норвежское присловье гласит: «На север и в горы». Здесь употребляется с оглядкой на географию: на юге Страны Заливов действительно есть безлюдные и зловещие Серые горы.
[Закрыть].
Гор на юге Линсея не было, но смысл Кьяртан понял. И так влюблённые расстались.
А спустя недолгое время Альвдис явилась на Конопляный Двор вся в слезах, замотанная в какой-то жуткий плащ. Кьяртан тут же позабыл обиды:
– Что стряслось? Кто оскорбил тебя, липа льна?
– Отец, – выдавила Альвдис сквозь рыдания.
Оказалось, Лафи Хвост глянулся не только дочери Радорма Дромунда, но и самому Дромунду. Поскольку девице давно исполнилось двадцать, отец решил выдать её замуж, и мало спрашивал её согласия. Родители Лафи были успешными людьми и владели куском земли на побережье Дисенхофа. Местные рыбаки платили им за право там жить.
– Что ж ты плачешь? – искренне изумился Кьяртан. – Сама же хотела за Лафи!
– Ох, глупый ты бобёр! – всхлипнула Альвдис, бросаясь парню на шею. – Ничего ты не понимаешь! Не хочу я выходить ни за Лафи, ни за кого другого, на кого укажет отец, а только за того, кто станет меня любить…
(– Точнее, за того, кому можно сесть на шею и ссать за ворот, – безжалостно уточнил Лейф).
– Но что же нам делать? – размышлял вслух Кьяртан. – Украсть тебя, что ли? Так у нас на острове даже пустоши приличной нет. Придётся всё бросить. Я – хоть сейчас. А ты?
– Ты должен убедить отца, что станешь лучшим мужем мне, чем этот Лафи, – непреклонно заявила Альвдис. – Я не хочу жить в изгнании и нищете. Ты должен расстроить свадьбу, законно жениться на мне и получить приданое. За меня дают Красный Двор.
– Я подумаю, как это сделать, – сдался Кьяртан.
А через пару дней на Конопляный Двор пришёл человек с Торхенбарда и сказал:
– Отступись от дочери Радорма Дромунда.
– Что мне за это будет?
– Жив останешься.
– У меня встречное предложение, – торговаться Кьяртан понаторел. – Ваша ватага – против моей. Кто победит, того и башмаки.
– Возьми столько человек, сколько сможешь, – криво усмехнулся пришелец. – Ибо на берегу к югу от Дюнного Хутора ты встретишься с Оспаком Рябым. И тогда тебе понадобится удача.
– Быть посему, – сказал Кьяртан, улыбаясь, хотя сердце сжалось, а кишки покрылись льдом. Оспак Рябой был известен своим крутым нравом, боевой сноровкой и давно был бы изгнан с острова, коли разным людям иногда не приходилось бы обращаться к нему, чтобы не пачкаться самим. Подобными делами промышляли почти все на Сухом Берегу.
Тогда же ворон принёс послание. Брат писал, что возвращается. Кьяртан написал, где хотел бы встретиться, отпустил птицу обратно и надеялся, что Лейф прибудет как раз вовремя, чтобы схоронить останки брата. И, быть может, отомстить. Выйти живым из сражения Бобёр не чаял, а друзья хоть и обещали подсобить, но с такими кислыми лицами, от которых молоко сразу превращается в творог, и надежды на них было мало.
Лейф же взял, да и прибыл раньше, чем порадовал брата и весьма озадачил Оспака Рябого.
– Вот так всё и случилось, – закончил Кьяртан. – Свадьба состоится в округе Боквид, в тамошнем храме богини Вар. Через несколько дней. Гости уже съезжаются.
– Надо было выкрасть девку, – сказал Торкель, – меньше было бы мороки.
– Она не захотела, – напомнил Кьяртан.
– Мало ли, кто чего хотел, – рассмеялся Волчонок. – Экая пава, хоть бы она того стоила!
– Ты бы свою жену тоже украл бы? – улыбнулся Бобёр, сверкая сколотым зубом, но голос его дрожал от злости. – Против воли?
– Даже не сомневайся! – заверил Торкель. – Иначе с ними – никак.
– Здесь придётся идти через «никак», – проговорил Хаген, покручивая на пальце жуткое железное кольцо. – Клянусь бородой Эрлинга, это будет… увлекательно.
– Снова небось побоище устроите! – укоризненно заметил толстячок с котом на руках.
– Ну, это не слишком увлекательно, – вздохнул Хаген, – хотя, думается, правда твоя, Невстейн. Однако нам не прибавится чести, если мы просто вломимся на свадьбу, всех перебьём, а невесту выкрадем прямо с алтаря. Невеста загадала нашему брату Бобру свадебное испытание, как в старые времена, и мы должны помочь ему, не так ли?
Кьяртан озадаченно хмыкнул: не думал об этом в таком смысле. Хаген обратился к нему:
– Ты сказал, вы вроде обменялись клятвами верности. Кто принял ваши клятвы? Кроме богов.
– Марган годи с Курганов, – тихо проговорил Кьяртан.
– Это далеко отсюда?
– Почти раст пути на юг. Но…
– Надо кого-нибудь за ним отправить, – перебил Хаген.
– Без толку, – грустно покачал головой Кьяртан.
– Отчего ты так говоришь? С ним что-то случилось?
– Ничего особенного, – горько усмехнулся Кьяртан, – кроме того, что он умер. Утоп в кельде[66]66
Кельда (исл. kelda) – источник или яма со стоячей водой на болотистой почве; также значит «топь».
[Закрыть].
– А рядом, надо думать, обнаружили не только его следы? – уточнил Лейф, раскуривая трубку.
– О том не говорят, – уронил Кьяртан.
– Его выловили из кельды? – нехорошо улыбаясь, спросил Хравен.
– Нет, так оставили! – сердито бросил Бобёр. – Выловили, конечно…
– Тело сожгли? – снова спросил Хравен.
– У нас редко кого сжигают, – пожал плечами Кьяртан. – Схоронили там же, в Курганах.
– Это по твоей части, сын Уве, – сказал Хаген. – Возьмёшься?
– Был бы череп цел, – прищурился колдун. – Знаешь, где точно его похоронили?
Кьяртан похолодел. Прошептал:
– Знать-то знаю, но… зачем тебе мертвец? Что с него проку?
– Мертвецы не столь уж безмолвны, как думают люди, – негромко рассмеялся Хравен, – нет живого свидетеля, пусть за него скажет, какой есть! – и добавил:
– А что вашего Маргана годи утопили, а не повесили, разница невелика, – закончил колдун, самодовольно ухмыляясь.
– Не удивляйся и не страшись, братишка, – Лейф протянул брату дымящуюся трубку, – раз уж ты мой родич, то мы всё сделаем, чтобы устроить твоё дело. ВСЁ. Верь мне.
– Ты – наш человек, – добавил Хаген, – зверь из нашей стаи. У нас тут всякого зверья полно… Но скажи вот что: у вас на острове, кажется, судят по тем же законам, что в Линсмарке?
Кьяртан только кивнул, затягиваясь спасительным дымом зелья.
– Нужен знаток законов Линстинга, – сказал Хаген.
– Я думал, ты и так сведущ в толковании законов разных стран, – поднял бровь Лейф.
– Я-то сведущ, – отмахнулся Хаген, – тем паче, что на Севере законы отличаются только размерами вергельдов, да и то не слишком сильно… Что толку! Мы тут чужие, а нужен свой.
– Думается мне, не найдём мы поддержки у местных лагеманов, – презрительно проговорил Лейф. – Они все в кошельке у этого Радорма, а кто не в кошельке, тот не захочет судьбы Маргана годи. Не столь уж хорошо берегли вы свою тайну, Кьяртан!
Кьяртан закашлялся, пожал плечами. Был уверен, что Альвдис проговорилась – ляпнула, не подумав как следует, то может случиться со всяким! – но викингам о том знать было ни к чему.
– Вальдер нам поможет! – решительно заявил Кривой Нос.
– Что за Вальдер? – насторожился Хаген.
– Вальдер Учёный с Дымов! – широко улыбнулся Лейф, и взгляд его потеплел. – Сын тамошнего мастера-кузнеца Скува Камень-Наковальня. На год меня младше. Головастый парень был, и, вроде бы, с годами не поглупел. Его уже тогда Учёным прозвали…
– Теперь его чаще зовут Вальдером Слепым, – заметил Кьяртан.
Лейф ничего не сказал. Только радость в зелёных глазах сменилась болью. Сжал кулак – побелели костяшки – и так хватил о борт, что корабль вздрогнул от носа до кормы. Кьяртан молча протянул ему трубку. Тот так же молча принял, затянулся.
– Тяжко это горе, – проговорил Хаген осторожно. – Но ведь, насколько я помню, Дымы не так и далеко от Букового Леса, где будет свадьба. Почему бы, в самом деле, нам не обратиться к нему за помощью? Часто слепой небесполезен, когда речь заходит о мудрых словах. Одно его слово будет тяжелее всех наших. Его же участие в нашем деле может позабавить. Увечным людям следует давать поводы забывать об их ущербности, и тогда случаются чудеса!
– Поеду за ним, – вызвался Кьяртан.
– Не поедешь, – возразил Лейф, – тебе небезопасно разгуливать по острову. Сам поеду.
– Ты лучше вот что скажи, Бобёр, – Хаген подкрутил ус, достал трубку и принялся её набивать, – успел ли ты переспать с девой Альвдис?
Никто не рассмеялся. На посиделках после работы сыновья бондов на такие вопросы или пожимали плечами, ко всеобщему хохоту, или хвастливо рассказывали о своих подвигах на сеновале, или смертельно обижались. Здесь же никто не выказывал ни одобрения, ни порицания – лишь вежливая, холодная любознательность. Кьяртан промямлил, краснея:
– Какое это имеет…
– Коли спрашиваю, значит, имеет, – отрубил Хаген. – Да или нет, сын Лейфа Чёрного?
– Ну, было дело…
– Хорошо, – лёгкая усмешка тронула уголки губ Лемминга. – Ты уплатил «утренний дар»?
– Золотой перстень с каким-то зелёным камнем, – кивнул Кьяртан. – Марган о том знал.
– «С каким-то камнем»! – возмутился Кривой Нос. – Это был чистый изумруд!
– Чистый-дрочистый, – пробормотал Кьяртан. – Откуда мне было знать?
– И хорошо, что не знал, – подмигнул толстячок Невстейн. – А то пожалел бы, а так – всё честь по чести, выкуп уплачен. Ты первым заявил право на руку девицы! Верно, Хаген?
– Угу, – промычал тот, с удовольствием пуская дым из ноздрей. – У нас есть возможность решить дело по закону. Есть причины, по которым свадьба сиятельной Альвдис и менее сиятельного Лафи Хвоста может не состояться.
– Не совсем понимаю, – нахмурился Кьяртан.
– Ещё бы! – расхохотался Торкель. – У вас на острове люди живут не по закону, а как попало, вот простые люди и не знают своих прав. А с другой стороны, – добавил Волчонок серьёзно, – толку простому человеку в его правах, когда закон всегда на стороне сильного.
– Да просто порядку маловато, – поморщился Хаген. – Это дело поправимое. Мы покажем, что все люди перед законом равны и не возьмёмся за ножи прежде неприятеля. Итак, друзья! Во-первых, сама невеста, насколько я понял, возражает против насильственного замужества.
– С её слов, возражает, – кивнул Кьяртан.
– Главное, чтобы пред алтарём не забыла о своих словах, – усмехнулся Хаген. – Во-вторых, она уже не дитя, и человек, спавший с ней, первым заявил право и заплатил «утренний дар». И в-третьих, влюблённые обменялись клятвами перед годи. И, насколько я помню законы Линстинга, там ничего не сказано, что мертвецам нельзя выступать в суде!
Викинги сперва молчали, потом догадались, что это такая мрачная шутка, и сдержанно улыбнулись. Кроме Хравена, который, конечно, расхохотался вголос, пугая чаек.
– Хэй, на корабле! – раздалось с берега. – Кьяртан Бобёр с вами?
Кьяртан обернулся:
– Вот он я, лоботрясы! Где вас носило?!
Хаген встал на скиперский помост, прищурился, разглядывая парней на пристани.
– Это и есть твои замечательные, надёжные, верные друзья, брат Бобёр?
– Какие уж есть, – буркнул Кьяртан.
– Что же, сгодятся и такие, – усмехнулся Хаген.
– Щенки, – сплюнул Торкель.
– А мы не такими были? – бросил Хаген.
– Мы от драки не бегали, – нахмурился Волчонок.
– А нам некуда было бежать, – Хаген сошёл с помоста, хлопнул Кьяртана по плечу, – ну, знакомь нас со своими друзьями. Есть у меня и для них поручения…
Ватага собралась приличная. Глядя на парней, Хаген подумал, что за пару-тройку лет на море из них вышел бы толк. «Славные волчата! Славная стая. Надо их запомнить – вдруг придётся набирать новых людей. А ведь мы были младше, ступив на дорогу чайки…»
Даг Длинный был действительно длинным, ладным юношей с чёрными волосами и широким открытым лицом. Даг Полмарки сын Хельги тоже был высок, рыжие пряди торчали из-под модного берета, а глубоко посаженные глаза глядели с хитрым прищуром. Скулли Каша, один из четырёх братьев Сигурдсонов, напротив, был приземистым, угловатым и тощим. Лицо у него было костистым, насмешливым, а русые волосы стянуты на затылке. В руках он держал кельт – острую и широкую каменную пластину, насаженную на древко наподобие лопаты. Он был младшим сыном в их семье. Старший сын был там же – Сиггейр Лыжник, собранный, белобрысый, загорелый, с коробом стрел за спиной. Рядом стояли Йорг Неудачливый и Больган Калач, а чуть поодаль – Кольгар Красавец. Он действительно был пригож, длинные золотистые локоны вились, сверкая на солнце, а на поясе у него висел меч. Прочие были вооружены ножами, дубинками и топорами. Кьяртан сказал:
– Припозднились вы на битву у Дюнного Хутора!
– Ты не поверишь – срать припекло, – развёл руками Даг Длинный. – Ну ей-ей не вру! Не веришь? Могу дерьмо показать…
– Штанишки не забрызгал, герой? – мрачно усмехнулся Лейф.
– А ты кто такой? – полюбопытствовал Длинный.
– Не узнаёшь? – вскинул бровь Кривой Нос.
Даг присмотрелся. И – рассмеялся, хлопая себя по лбу.
– Здорово ты изменился, – заметил Даг Полмарки.
– И вы прежними не остались, – заметил Лейф, – вытянулись, бородами обросли…
– Скажите, достойные юноши, – вкрадчиво вмешался Хаген, – кто из вас знает, где похоронили славной памяти годи… как его, Бобёр? Морген?
– Марган, – напомнил Бобёр.
– Ага, Марган… Кто из вас может точно показать, где он лежит?
– А кто ты, чтобы тебе отвечать? – ровно проговорил Сиггейр. – И что тебе за дело до останков Маргана годи? Сокровищ он в курган не унёс, уж поверь.
– А то мы бы разрыли, – добавил Йорг Неудачливый, почёсывая волосатую бородавку на щеке.
– Хаген мне имя, – усмехнулся Лемминг, – дрожи, ужасайся, мой гнев на тебе…[68]68
«Старшая Эдда», «Песнь о Хельги сыне Хьёрварда», строфа 15. В оригинале – «Атли», а не «Хаген».
[Закрыть]
Парни удивлённо переглянулись. Хаген озадаченно пробормотал:
– Да, я гляжу, древние сказания вам неведомы. Ладно, сыновья бондов, нам с вами не в школе премудростям детей учить, нам придётся поучить ваших земляков уважению к закону. Вам это также будет полезно. Возможно, придётся подраться. Возможно, придётся погулять на свадьбе. Как вам это? Готовы доказать, что вы друзья Кьяртану Бобру?
– Это вы убили Оспака и его людей? – ответил вопросом на вопрос Больган Калач. – Четыре трупа и лужи крови на берегу, и убийц уже ищут!
– Лейф один убил троих, – сказал Кьяртан не без хвастовства, – а я – четвёртого.
Парни переглянулись, присвистывая и недоверчиво качая головами. Сиггейр спросил:
– Ты ли, Хаген, тут главный?
– Мы всё решаем сообща, – улыбнулся тот, глядя в серо-стальные глаза Лыжника, – но я утверждаю конечное решение и отвечаю за этих людей.
– Ты кажешься бывалым, хоть и наш сверстник, – рассудил Сиггейр. – Послужим тебе. Скулли, возьми моего коня, покажешь, где могила Маргана. И лопата твоя, верно, сгодится.
– Сразу бы так, – проворчал Крак. – А то стоят, цену себе набивают…
– Хравен, Скулли, поезжайте немедля, – приказал Хаген. – Будем ждать вас в храме Вар, в Боквиде. Тебя, Лейф, на Дымах высадим и подождём на пристани. Завтра.
– А сегодня чем займёмся? – спросил Торкель.
– Отдохнём с дороги да посчитаем коней челюсти людям с Сухого Берега, коли они приедут сюда в поисках мести, – нехорошо усмехнулся Хаген.
«Кони челюсти? – удивился Кьяртан. – Что ещё за…»
– Зубы, – шепнул Лейф, словно прочитал мысли брата.
Под вечер люди с Торхенбарда действительно приехали в Кракнест. Рори альдерман велел было собрать хирд – защищать гостей, но Хаген успокоил хозяина. Мол, нет нужды. Викинги – подвыпившие, но твёрдо стоящие на ногах – вышли к пришельцам в боевом облачении. Рядом, плечом к плечу, держались и друзья Кьяртана. Торхенцы постояли, поглядели, потом их предводитель плюнул и развернул коня. Не проронив ни слова. Викинги также хранили молчание. Провожали неудачливых мстителей спокойными, холодными взглядами. Хотя у юношей вертелись на языке знаменитые линсейские ругательства, как угри на сковороде. Но безмолвие напугало пришлецов сильнее любых угроз. Только кот Тролль сказал:
– Г'ауно.
– Вот вам первый урок, – назидательно воздел палец Слагфид из Бьёрндаля, когда парни отсмеялись, а торхенцы скрылись из виду в сумерках, – не тягаться крысе с волком, а риббунгу[69]69
Риббунг (норв. ribbung) – «грабитель, разбойник», от ribbe – «отнимать»; также «риббунгами» назывались участники крестьянского движения, действовавшего на территории Норвегии в 1220–1227 годах.
[Закрыть] – с викингом. Я – охотник, и немало повидал как волков, так и крыс.
– Но ведёт вас Лемминг, а не Волчонок, – заметил Кьяртан.
– В сече Лемминг Волчонку уступит, здесь у меня нет сомнений, – заверил Хаген. – Возможно, ты увидишь в деле нас обоих, брат Бобёр. Просто у меня нюх лучше!
5
– Вархоф гудит, как Йотунхейм в Час Рагнарёк[70]70
«Гудит Йотунхейм», фраза из строфы 48 «Прорицания Вёльвы», где описывается гибель мира.
[Закрыть], – заметил Хаген.
– А как загудит, когда захрюкает та свинья, – осклабился Торкель, – которую мы подложим этому Радорму сыну Рейста! Сядет Дромунд[71]71
Дромундами скандинавы называли большие корабли арабов и византийцев.
[Закрыть] на мель, это точно.
– Лишь бы не на риф, – сказал Хаген. – Неохота кровь проливать в священном месте.
Викинги вышли к Вархофу – Двору богини Вар – с северо-запада, а с юга, в распахнутые ворота, въезжали гости. Пешком, верхом и на телегах. Много гостей. Но храм был велик, места на подворье явно хватало всем. Над невысокой каменной оградой виднелись крытые дёрном верхушки строений, серебрилась двускатная кровля святилища. Шумел ветер в кронах вековых священных буков, срывал бронзовую листву. Кьяртан залюбовался. Из очарования его внезапно вырвал голос Торкеля:
– Куда смотришь?
– Красиво здесь, – Бобёр обвёл рукой вокруг, – коньки резные на крышах, столбы у ворот…
– Туда смотри, – ткнул на решётчатую калитку в стене.
– Понял, – кивнул Кьяртан не без смущения. – Запасной выход.
Чуть позади хромой Лейф вёл слепого Вальдера. То был высокий и статный юноша, миловидный и хорошо одетый. Борода и усы изящно подстрижены. Длинные русые волосы падали на плечи. Шёл он уверенно, опираясь на красивую трость из орешника, моргая и щурясь от ветра. Голубые глаза светились любопытством. Кто бы подумал, что эти глаза – незрячие?
Рядом шагал Хаген, одетый в чёрное, и что-то втолковывал слепцу. Тот кивал, усмехался, иногда уточнял или переспрашивал. Лейф не вмешивался в их беседу. Он вообще ни во что не вмешивался и не вникал. Увидев друга детства нынче поутру, Кривой Нос словно окаменел, как каменеют тролли под ярким солнцем. Занемело лицо, отнялся язык. Сколько сам ходил в походы, рубился в битвах и на поединках, а всё же избежал тяжких ран, да и нынешняя хромота не шибко мешала. «Как же так, Вальдер? – с горечью думал Лейф, вспоминая утренний разговор. – Что ж ты не уберёгся в корчемной драке? Обухом по затылку, говоришь? И вся жизнь – псу под хвост… Эйна любит тебя, читает тебе, ухаживает за тобой, я видел нежность в её глазах, а тебе и видеть нет нужды, эта нежность греет тебя, как меня не согрела бы Герда. Завидую тебе, слепому? Завидую тебе, учёному? Ты не сможешь постоять за себя и за близких, но твои труды на поприще древних сказаний и всякой премудрости кормят семью. Завидую тебе, счастливому. Я бы так не смог. Не выдержал бы».
